Рогозинский Кшиштоф. В тени сфинкса

   - Эрнест, это неправда.
   - Уверяю тебя.
   - Ты весь - другой. Я же вижу. Чувствую. Ты даже говоришь иначе. Кем ты... Кто ты?
   - А кем я могу быть? - беспомощно спросил он.
   Он снял очки и, щуря глаза, потер пальцами переносицу. Хотел что-то сказать и встретился со взглядом старухи. Очки стукнулись об пол.
   Он неожиданно ссутулился и закрыл лицо руками. Сидел так долго, а она глядела, как дрожат его плечи, и тоже не могла произнести ни слова. Он заговорил, но это уже был другой, совершенно другой голос.
   - Прости... мама, - сказал он.
   - Ральф?!
   Она вскочила так резко, что откинутый стул с грохотом упал на пол. Вязанье сползло на ковер.
   - Зачем?! - Она смотрела на него своими выцветшими, некогда зелеными глазами. - Ведь Эрнест... Ральф, что это значит?
   - Я должен был, - простонал он.
   - Зачем?
   - Отец... У него был последний приступ.
   Она покачнулась и упала бы, но оперлась рукой о стену. Он даже не заметил - все еще сидел, свесив голову до колен.
   - Я предчувствовала... - прошептала она, едва шевеля губами. - Предчувствие не обмануло меня тогда, ночью. Рядом не было никого, и я знала, что никогда не будет. Но утром пришел ты и сказал, что все в порядке, что обошлось. Я была счастлива и забыла о предчувствии... Зачем ты это сделал?!
   - Вы... никогда не расставались, - глухо сказал он.
   - Ральф!
   - Я хотел, чтобы ты осталась. Хотя бы ты.
   Она стояла у стены, глядя на него. Слезы навернулись на ее глубоко запавшие глаза, но не скатились по щеке, а разбежались по сеточке сухих морщин.
   - Так нельзя, Ральф, - сказала она. - Тот, кто уходит, должен уйти. Спокойно. Ты же сам говоришь, мы динозавры. А ты - уже другой человек.
   - Мама! - плечи его задрожали еще сильнее.
   - Если ты хотел быть рядом со мной, то надо было прийти Ральфом. Я знаю, ты хотел как лучше... Поэтому я буду ждать. Приди таким, каким был мой сын. Но не возвращайся один...
   За окном послышался далекий гул, словно за горизонтом начиналась гроза.
   - Видишь, собирается буря, а девушка, наверно, еще не дошла догорода. Надо ее догнать. Теперь ты принадлежишь ей и ее ребенку. Ты не имеешь права забывать об этом. Он должен родиться. Ведь для него ты создал свой новый, - она с горечью покачала головой, - прекрасный мир.
   Старуха подошла к креслу и положила руки на его седую голову.
   - Это не плохой мир, мама, - сказал он и прижался к ней.
   - Может быть, - сказала она. - Не знаю. Но именно поэтому беги за ней. Я поверю, что твой мир прекрасен, может быть, даже добр, только если ты наберешься мужества отдать ему собственное дитя. Иди.
   Старик послушно поднялся. Лицо у него было иссинясерым, как небо за окном, с которого упали первые капли дождя. Они уже шумели в листве деревьев перед домом и застучали по подоконнику.
   - Дождь начинается, - сказал он. - Я закрою окно.
   - Дождь? - она словно очнулась. - Слышишь?.. Странный шум...
   - Ну-ну, все хорошо, все уже хорошо, - он погладил ее руки.
   - Нет, какой-то голос...
   - Тебе показалось. Дождь, - он подошел к окну и вдохнул полной грудью. - Подойти и взгляни, какие крупные капли.
   Она встала рядом, совсем маленькая, согбенная, словно он сразу же подрос, распрямил так долго сутулившуюся спину. Перед ними в тумане и полумраке лежал мир. Среди звуков усиливающегося ливня выделился какой-то тихий шелест, он то стихал, то появлялся вновь, словно что-то ползло в сухой траве, вторило ударам капель, тянуло за собой гул отрывочных голосов.
   - Послушай, опять! - шепнула она. - Надо скорее догнать девушку.
   - Да, - сказал он. - Иду.
   Он уже отвернулся от окна, когда она схватила его за руку.
   - Подожди, - щуря выцветшие глаза, она пыталась что-то разглядеть за занавеской, колеблющейся под порывами ветра. Ральф, видишь? Куда бежит собака?
   - Убегает от дождя.
   - Но она бежит сюда.
   - Становится темно, а у нас единственный дом в округе.
   - Ральф! Девушка! Она тоже бежит сюда!
   - Но ведь это всего лишь дождь, - удивился он. - Почему она так спешит?
   - Ральф, иди скорее, - поторопила старуха. - Отвори дверь.
   - Дверь открыта. Она выходила последней и прикрыла ее только снаружи.
   Где-то, вероятно у порога, заскулила собака. На дорожке послышались шаги. Стук в дверь. Опять раскат грома, на этот раз ближе. Ветер усилился, и странный, все более явственный звук плыл над землей, словно волна невидимого наводнения.
   Стук повторился.
   - Открыто! - крикнул Ральф и выбежал в прихожую. - Ну, все-все, спокойно...
   Дверь раскрылась, ворвался ветер. Полыхнула молния. От неба до земли. В призрачном свете лицо девушки казалось особенно бледным. К ногам жался скулящий мокрый пес.
   - Что-нибудь случилось? - спросил Ральф.
   Девушка, тяжело дыша, прижалась мокрым лицом к его груди.
   - Там... - проговорила она с трудом, - из города...
   - Что? - не понял он.
   - Н-не знаю... - всхлипнула она. - Ночь. И такой странный хруст. Он приближается. Ничего не видно. Только один этот звук - страшный... Я побежала обратно... По дороге собака... И мы вместе...
   - Идите сюда! - крикнула из комнаты старуха.
   - Что там еще? - отозвался он.
   - Со стороны города, - дрожащим голосом проговорила старуха. - Оно темнее, чем ночь.
   - Идет из города, - шепнула девушка.
   - Кто? - он все еще не понимал.
   Вдруг он охнул и кинулся к окну.
   - Нет!.. - простонал он, втягивая голову в плечи. - Невероятно...
   - Говори!!!
   - Нельзя было забиваться сюда... Да-да, я все время читал газеты годичной давности... Оставаться на месте - значит отступать. Теперь я знаю... То, что мы совершили, было лишь началом... прелюдией метаморфозы...
   - О чем ты, Ральф?! - спросила старуха.
   - Ральф?! - вскрикнула девушка.
   Ральф обнял ее.
   - Мы остались далеко позади, дорогие мои, - в его глазах стояли слезы. - Ты, мама, и ты, и даже собака... А там свершился новый перелом. И сегодня даже я не могу представить себе, кем или чем стали теперь люди. Взгляните на эту черную лавину... Она все ближе. Еще немного, и она поглотит нас.
   - Я боюсь, - шепнула девушка.
   - Не надо, - неуверенно улыбнулся он. - Ведь ЭТО вышло из домов... Во время бури, на дождь и под открытое небо... Дождь промывает раны, смывает всю грязь. .
   - Что это может быть, Ральф? - дрожащим голосом спросила старуха.
   - Н-не знаю, - ответил он. - Ничего не знаю... Но ждать осталось недолго. Может, узнаем, когда каждый атом наших тел сольется с надвигающейся волной... Странное ощущение... Может быть, там вообще не будут иметь значения форма и... одиночество? Смотрите... Миллиарды зрачков, видящих насквозь... А мы... Какое странное ощущение... Куда вы?.. Где вы?! О-ох, как глубоко... и легко... Опять вместе... неужели...
   - Странный, невесомый мир.
   Еще некоторое время чужой звук нарастает тяжелым пульсом и слышны размеренные четкие шаги, одновременно с этим топот бегущих ног, обутых и босых, собачий вой. Потрескивание радиопомех, трепет" крыльев, пение птиц, женский смех, голоса, мерное дыхание зеленой шелестящей листвы. Музыка, шепот. Гортанный звериный рык сменяется гулом моторов, скрежетом и топотом копыт. Снова смех. Какой-то звук - струн, стекла, пружин? Все перемешалось, пульс - пульс гигантской аорты... И вдруг тишина... Полная тишина. Ни шороха, ни звука, и только иногда из пустоты в пустоту падает последняя капля дождя и слышен удаляющийся гром.