Страница:
двумя расами не возникло, однако ради выгодной коммерции
разборы таких конфликтов пока что спускали на тормозах. К тому
же только что был подписан "контракт века", заказ на
строительство для Тингола подземного Морготоубежища "Менегрот"
в обмен на ноу-хау и жемчуг, так что портить раньше времени
отношения с крупным заказчиком гномы не хотели. Все было вроде
хорошо, но постепенно с севера в Белерианд начали проникать
орки и волкодлаки. Эльфы сначала не знали, что с ними
полагается делать, но потом, глядя на лихо машущих топорами
гномов, и сами вошли во вкус, тем более, что гномы быстро
поняли, что экспорт оружия -- доходное дело. Даже когда царил
мир, они постоянно рассказывали эльфам об ужасах земель за
горами, и арсеналы Тингола пополнялись постоянно.
Вскоре оказалось, что услуги гномов были действительно не
лишними. Моргот отстроил Ангбанд, орки обнаглели, волкодлаки
проголодались. Правда, выяснилось, что Менегрот построен всего
в паре сотен миль от Ангбанда, подлетное время оказалось до
смешного мало, и не будь на руках забот понасущнее, Тингол
подал бы на гномов в суд. Но до этого руки не дошли, надо было
срочно организовывать полный разгром орков, да так, чтобы те,
кто бежал, попадали под топоры гномов. В конце концов, эта
задача была выполнена, но с таким количеством жертв, что часть
эльфов тут же дезертировала и, уйдя в леса, зареклась на
будущее иметь дело с королями и битвами. Так появились
"ланквенди" -- зеленые эльфы.
Тингол же, вернувшись в Менегрот, узнал, что пока он
одерживал победы на востоке, Сэрдан-корабел терпел поражения на
западе. "Один-один -- сказал Тингол -- кто как, а я наигрался".
Он отозвал свой народ отовсюду, откуда можно, а Мелиан
организовала вокруг запретную зону с проволокой под током и
минными полями. Сначала этот закрытый город назывался
"Эгладор-16", а потом в режимных целях название было сменено на
"п/я Дориат". И сказал Тингол: "Ну вот и все. Теперь будет
хорошо и спокойно."
В это время войско Феанора с шутками и прибаутками брело
по пояс в воде, высаживаясь на побережье.
Рассказывают, что после бегства Мелькора валар долго
сидели неподвижно на своих тронах, безучастно взирая на
творящееся вокруг безобразие. Но это не так. Они думали, и
первым додумался Манве. Он сказал:
-- Господа! Надо что-нибудь сделать.
Перечить никто не стал, потому что, во-первых, он был
король, а во-вторых, потому что делать что-то было
действительно надо. Яванна и Ниенна пошли к деревьям, и
принялись за работу. Яванна пела очень хорошо, но утирающая
слезы Ниенна, маячащая рядом, портила весь кайф от песни, и
поэтому можно только удивиться, что на белом дереве расцвел
цветок, а на желтом созрел плод. Плод вручили майярше по имени
Ариен в качестве солнца, а цветок для луны майяру Тилиону, по
поводу чего он заметил:
-- Все время на майярах выезжают. Ну вот что бы Эру не
создать еще и прапорщиков каких-нибудь! Подругу мне, конечно,
дали лучше некуда, да горяча больно, с ней рядом даже не
присядешь, не говоря уж о всяких там...
Конечно, Тилион в конце концов подчинился, но с самых тех
пор он работает с ленцой, расписание не держит, и время от
времени создает в небе аварийные ситуации, норовя подрезать
путь Ариен, за что регулярно получает выговоры. Но поскольку
больше желающих мотаться по небу до скончания веков нет,
Тилиона до сих пор не увольняют.
Валар же решили, пока суть да дело, укрепить свое жилище.
В принципе Валинор был и так уже здорово укреплен, но теперь
его надо было сделать крепче некуда. Горы стали еще выше,
пропасти еще глубже, а с охраной провели политбеседу на тему
"Бдительность воина уголовным кодексом удвоена". Кроме того в
море была организована полоса бермудских треугольников и
курских магнитных аномалий, а весь комплекс вместе получил
неофициальное название "железным занавес".
АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ: Глава "О людях" в первоисточнике
начинается фразой: "Теперь валар мирно жили за своими горами, и
дав Средиземью свет, надолго оставили его без внимания." Не
вникая в морально-этическую сторону такого поведения, я с
сожалением должен констатировать, что на то же долгое время и
мне придется распрощаться со своими любимыми комическими
персонажами. История же Средиземья сама по себе будет гораздо
скучнее, гораздо больше там будет самой обыденной политики.
Поэтому я постараюсь дальнейшее изложение вести более сжато.
КОНЕЦ АВТОРСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ
Теперь валар мирно жили за своими горами, и дав Средиземью
свет, надолго оставили его без внимания. Это можно было бы
расценить как свинство, если бы здесь не было замешано
предрешение Илюватора. Мудрый Эру специально так задумал, чтобы
самостоятельные люди с самого начала приучались надеяться
только на себя.
Пробуждение людей было обставлено примерно так же, как и
эльфов, но люди все как один спали, наоборот, на боку, и
первое, что увидели они, было Солнце, восходящее на Западе.
(Оно бы взошло и на Востоке, но поначалу Ариен еще путалась в
сторонах света).
Их, не успевших еще прийти в себя со сна, эльфы сразу
принялись дразнить, называя их чужаками неуклюжими, байстрюками
болезненными и дохлятиной трусливой, а люди раз и навсегда
преисполнились восхищения перед мудростью эльфов и красотой их
речи. Тем более, что даже в старые времена, когда все было
лучше, эльфы были и покрасивше, и поздоровей, и поумнее, чем
смертные.
Моргот, узнав, что Феанор прибыл в Средиземье, ханжески
вздохнул:
-- Не виноватая я, он сам пришел. -- и послал на нольдор
войско орков. Орки были страшны, но нольдорцы оказались еще
страшнее, и начав из невыгодной позиции, они тем не менее
раздолбали орков вдребезги и пополам. Моргот послал подмогу, но
ее раздолбали так же легко -- орки, привыкшие воевать с
одухотворенными телери, послушно ложились под мечи свирепого
нольдора, как опавшие листья под грабли. Феанор, видя это
окончательно уверился в победе, и отчаянно размахивая мечом,
бросился в погоню, надеясь добраться до Моргота. Порядком
напуганный Моргот призвал на помощь своих давних дружков-бичей,
и против них Феанору было уже не устоять. Подоспевшие сыновья
потащили было Феанора обратно, но Феанор приказал им
остановиться. Сыновья остановились, сообразив, что следующим
номером последует приказание долго жить. Однако и перед смертью
он успел натворить дел в своих худших традициях: три раза
проклял имя Моргота, и переложил на сыновей выполнение своей
клятвы, чем они, конечно же, были несказанно обрадованы. А
потом, как и положено перед смертью, вспомнил Феанор всю свою
жизнь, и так она ему не понравилась, что не успев помереть от
ран, он сгорел со стыда. Сгорел дотла, оставив огорошенным
сыновьям объясняться перед родичами, почему нет могилы и куда
делся труп.
А тем временем война шла своим чередом -- Моргот сделал
вид, что готов на перемирие, братья сделали вид что поверили,
новая стычка, и в результате старший из Феанорычей -- Маэдрос
-- оказался заложником в Ангбанде. Моргот приковал его за руку
к высокой скале, и было там несчастному холодно, голодно, и
очень одиноко.
Но тут впервые взошло солнце, а со стороны тундры
послышались проклятия -- это в Средиземье вступил Фингольфин со
своим отрядом. Моргот и его команда в ужасе попрятались в
подвалы, а Маэдрос воспрянул духом, когда Фингольфин грозно
постучал в ворота темной крепости, но этим стуком дело и
ограничилось -- услышав испуганный хор орковских голосов
"Никого нет дома!", сей благоразумный король двинулся дальше.
Тем более, что основная часть его войска страстно желала прежде
всего увидеть сородичей. Феанорцы от предстоящего радостного
свидания ничего хорошего не ожидали, и почли за лучшее, бросив
дома и пожитки, разбежаться. Составляя дальнейший план
кампании, Фингольфин замешкался, и тянул до тех пор, пока
собственный сын Фингон не подложил ему свинью. Он в одиночку
отправился в Ангбанд, и выручил из беды несчастного Маэдроса.
Правда в последний момент выяснив, что позабыл ножовку, Фингон
попросту отрубил товарищу руку, но это оказалось даже полезно
-- однорукий Маэдрос резко поумнел и присмирел. Вернувшись, он
с ходу отказался от претензий на верховенство, и Фингольфину
ничего не оставалось делать, кроме как признать факт
примирения, и еще раз разгромить остатки морготовских войск.
Началась почти мирная жизнь, и началась она с нового
конфликта -- Тингол, безвылазно сидящий в Дориате, считал себя
королем всего Белерианда, и весьма холодно воспринял появление
конкурентов. Чуть было не случалась очередная кровопролитность,
но Маэдрос все же сумел ее предотвратить уговорами и посулами.
Он с грехом пополам распихал братьев по окрестным землям
подальше друг от друга, надеясь, что хоть теперь эта милая
семейка перестанет напоминать пауков в банке. И для полного
счастья был устроен праздник, на котором, как ни странно, никто
никого не убил, а наоборот, количество дружеских клятв и
заверений в братской любви, прозвучавших на нем, было занесено
в книгу рекордов Гиннеса, и с тех пор не превзойдено.
Прошло пятьдесят лет, и Моргот вновь захотел испытать силу
и бдительность врагов. Испытание удалось на славу -- войско
было вновь уничтожено до последнего орка, а вокруг Ангбанда
было поставлено оцепление. Занеся результаты испытаний в
картотеку, Моргот успокоился еще на сотню лет, а потом опять
повторил тот же эксперимент с теми же последствиями, и
наступило еще сто лет затишья. За это время Моргот создал
концепцию нового вида вооружений -- огненного дракона, и
изготовил первый опытный образец. Молодой и глупый, дракон
Глаурунг выполз из ворот Ангбанда. Эльфы в ужасе разбежались, и
дракон ......... (фрагмент опущен), осквернив тем самым
окрестные поля. Но пока Глаурунг занимался этим грязным делом,
Фингон со своими лучниками закидали его стрелами, и пришлось
ему уползти назад, ибо это было вредно неокрепшему организму. И
еще на двести лет в Белерианде воцарился относительный покой.
Из географических объектов в Белерианде имелись реки,
озера, горы, равнины, пещеры, заливы, леса, поля. Их взаимное
расположение, конечно же, очень интересно, но перессказывать на
десяти страницах то, что можно нарисовать на одной несложной
карте -- кому надо, тот пусть и займется.
Как уже было рассказано, ценой многих скандалов и
испорченных отношений Маэдрос расселил братьев по окрестностям.
Те, кто были поумней, сразу же принялись искать укромные места,
в которых можно будет пересидеть будущие катаклизмы -- в том,
что они будут, никто не сомневался. Лучше всего это получилось
у Тургона Фингольфиныча, который нашел укромную долину и
построил там город Гондолин, а построив, увел туда свой народ и
принял все меры, чтобы во внешнем мире о нем как можно скорей
забыли. Немногим хуже Тургона устроился Финрод Финарфинович,
устроив себе пещерный город Нарогтронд, конечно, похуже
Дориата, но тоже ничего себе.
И кстати о Дориате. Сестра Финарфина Галадриэль торчала
там почти безвылазно, ибо был у Тингола родич Селебэрн,
красивый и не очень умный -- а для Галадриэлевых планов такой
муж годился лучше некуда. Слово за слово, Мелиан вытянула у нее
подлинную историю нольдора, включая и клятву, и резню, и милое
напутствие Мандоса. Мелиан рассказала мужу, Тингол не сказал
больше никому, но не прошло и года, как весь синдар знал об
этом в три раза больше, чем произошло на самом деле. Теперь
Тингол уже не мог закрывать глаза на прошлое союзников, но в то
же время и не хотел с ними рвать окончательно. Поэтому он
ограничился мерами чисто внешнего характера: устроил при
свидетелях скандал первым подвернувшимся под руку Финарфинычам
и запретил нольдорский язык. Однако Галадриэли со двора не
прогнал, а обруганным братьям намекнул, что, дескать, я скоро
успокоюсь, и все будет нормально.
Вместе с Тургоном жила в Гондолине его сестра Аредель
Ар-Фейниэль, белая леди нольдора, и вздумалось ей однажды в
лесу погуляти. Ее понять можно, ибо в Гондолине она просидела
безвылазно двести лет. Тургон ответил:
-- Иди уж. Правда из-за этого мой город погибнет, но он и
так когда-нибудь погибнет. И, кстати, Фингона найдешь,
посмотришь, как он там поживает.
-- Еще чего! -- ответила Аредель. -- Куда хочу, туда и
иду, и не нужны мне всякие Фингоны.
Они так и не договорились. Охрана получила команду при
первой возможности тащить Аредель на север, и она, из чувства
противоречия, повернула на юг, в самые опасные дебри. Возникло
сложное положение, из которого охранники умело вышли.
Вернувшись в Гондолин, они рассказали об ужасах и страхах южной
земли, и про то, как Аредель напилась из отравленного
источника, провалилась в пропасть, а потом заблудилась в лесу.
Аредель же после напрасных поисков спутников продолжала
прогулку, и, наконец, добралась до земель своих родственников
Колегорна и Куруфина, у которого был скверный характер. Там она
снова пошла в лес, и заново там заблудилась.
В том лесу жил да был Эол Темный Эльф, который в свое
время не поладил с Мелиан и не поселился в Дориате. Он
постоянно якшался с гномами, и в конце концов про него начали
ходить слухи, что он и не эльф вовсе, а метис-полукровка чуть
ли не с орком, тем более, что он до дрожи не любил солнечный
свет. Эол привел Аредель к себе домой и ...... (фрагмент
опущен). Поначалу ей это понравилось, но долгая жизнь в
качестве внебрачной жены для внутреннего пользования ее отнюдь
не прельщала. Поэтому сына Маэглина Аредель с самого раннего
детства настраивала на то, что он будет жить среди нольдора.
Папа Эол, когда узнал об этом, был вне себя, и запретил
говорить об этом. Маэглин, как послушный сын, говорить
пререстал, но в одно прекрасное утро, вернувшийся из гостей Эол
нашел дома приятную чистоту на кухне и маленькую записку: "Ушла
навсегда, прости и прощай. Завтрак в холодильнике."
Эол взвыл в голос и бросился в погоню, не обращая внимания
даже на то, что стоял солнечный день. Но нехватка опыта дневной
жизни сказалась -- Эол был схвачен и приведен к Куруфину, тому,
у которого был скверный характер.
-- Смотрите, кто пришел! -- издевался Куруфин. -- Такие
эльфы, и без охраны. Какого ты тут бродишь, может потерял что?
Так я найду, лишь бы тебя с глаз долой сплавить.
Эол замялся -- ему совсем не хотелось посвящать кого-то в
свои личные дела, и он придумал свою версию:
-- Моя жена к тебе в гости собралась, ну и я тоже вот...
-- Кого обмануть хочешь, а? Если б они с тобою на хвосте
заявились, то я и разговаривать бы не стал с такой компашкой.
Но она от тебя сбежала, и как мужик мужика я тебя понимаю.
Езжай и разбирайся с этим делом, и чем скорей, тем лучше.
-- Ладно, ладно, -- ответил Эол, залезая на коня, -- я
тебе, родственничек, это припомню.
-- Крути педали, пока не дали, -- сказал хмуро Куруфин, --
жалко, что я тебя прямо сейчас убить не могу, этикет не
позволяет.
Эол не стал затягивать прощание, и убрался вне себя от
злости.
Аредель же с Маэглином, совершенно позабыв о необходимой
конспирации, добрались до Гондолина и явились Тургону, который
был очень рад. Правда, радость его омрачилась, когда следом за
сестрою с сыном к нему приволокли нечто сутулое и мрачное --
это Эол попался на подходах к городу.
Тургон был в очень хорошем настроении, и предложил Эолу
остаться жить в Гондолине, просто так, безо всяких. Эол же
держался угрюмо и нагло, требовал отдать сына взад, а когда
разговор пошел на обострение, вытащил отравленный дротик и
кинул его в Маэглина по принципу "ни себе, ни людям". Сына
своим телом заслонила Аредель, дротик воткнулся в нее, и очень
хорошее настроение у Тургона сменилось очень плохим. Эола
сбросили в пропасть, но перед смертью он проклял Маэглина, и
предсказал ему много неприятностей. Неприятности начались сразу
же -- Тургонова дочка Идриль, на которую Маэглин поглядывал с
интересом, теперь не желала иметь ничего общего с "этим
проклятым", и Маэглин с горя стал искусным мастером, смелым
воином и мудрым советником.
Люди пришли на запад.
Все было хорошо в Белерианде, если не считать, конечно,
мелких усобиц среди людей, провокаций Моргота и грызни среди
эльфов. Фингольфину это начало казаться подозрительным, и
захотелось ему вновь повоевать по-настоящему. Тем более, что
песни менестрелей, в двести первый раз перессказывающих историю
того, как король в Ангбанд стучался, уже не вызывали в народе
того воодушевления, что раньше. Но эту идею никто не поддержал,
считая, что война -- дело ненадежное, на ней, кроме всего
прочего, ведь и убить могут. Таким образом, несмотря на
старания великодушного Фингольфина, мирный период протянулся
еще лишних пятьдесят лет. Но потом уже и сам Моргот решил, что
пора бы поразмяться и чего-нибудь осквернить.
И вот, в одну из зимних ночей, тени вновь удлиннились, а
расслабившийся караул не обратил на это внимания. А зря. Когда
тени удлинняются, всегда жди какой-нибудь пакости! Сначала
Моргот включил извержение вулкана, потом землетрясение, газовую
атаку бинарными зарядами, модернизированных драконов, барлогов,
плодовитых орков, голодных волкодлаков -- и все это обрушилось
на Белерианд. От свирепых и ужасных нольдорцев остались рожки
да ножки, да Феанорова родня, каковая с ожесточенными боями
разбежалась кто куда, нанося урон превосходящим силам
противника. Тут-то Фингольфин и понял, что пришло его время. Он
оседлал своего коня, в ярости домчался до Ангбанда, и повторил
свой давнишний подвиг -- постучал в ворота с криком: "Моргот,
выходи, подлый трус!". А Моргот взял, да и вправду вышел.
Несчастный, больной, он вяло взглянул на раззолоченного и
высеребренного Фингольфина, и, постанывая от боли в облученных
руках, замахнулся тяжелым молотом. Но великодушный Фингольфин
не стал ждать, и отскочил в сторону, ударив при этом Моргота
ниже пояса. (Авторское примечание: я не утверждаю, что удар был
нанесен именно туда, куда вы подумали, тем более, что у
Моргота, как у валара ....... (фрагмент опущен) могло и вообще
не быть. Но поскольку Моргот был очень велик, выше пояса
Фингольфин достал бы ему, только забравшись на стремянку.
Желающих разобраться в правомочности рыцарского поединка на
таких условиях, я отсылаю к славному рыцарю Б.Б.Б. и его
команде. Конец авторского примечания.) Семь раз это
повторялось, и утомленный однообразием Фингольфин отвлекся,
поскользнулся, угодил под удар, и так три раза подряд. Моргот
облегченно поставил ему ногу на горло, но и в эту ногу
ухитрился вонзить клинок Фингольфин перед смертью. Убедившись,
что настырный король наконец-то укоцан, черный владыка, хромая,
поплелся обратно, волоча молот за ручку, и с тех пор он
удалился от дел, предоставив их молодому и энергичному Саурону,
который рьяно взялся оправдывать доверие.
Так прекратили свое существование королевства Белерианда,
кроме Дориата, Гондолина и Нарогтрона. Властители этих
секретных поселений в один голос утверждали, что их час еще не
пришел, и на вопросы, когда он придет, отвечали, что тогда это
будет сразу заметно. А по остальной территории бродили остатки
эльфов, и людей, разрозненные отряды орков, еще какая-то
живность, и при случайных встречах догрызали друг друга в
локальных конфликтах. Морготовские слуги повсюду рассказывали
гнусные истории про эльфов, и склоняли людей и гномов на свою
сторону. Если учесть, что в основном эти рассказы были правдой,
то не удивительно, что многие действительно продались темным
силам, а удивительно, что не все.
Шла Саша по шоссе
и сосала культю.
Берен был знаменитым партизаном и террористом-одиночкой.
Его предысторию я перессказывать не буду, а сама история
фактически начинается с того момента, когда отряд Береновского
отца Барахира разгромил Саурон. Сделано это было с такой
жестокостью и коварством, что с тех пор подчиненные уважительно
называли Саурона "майяр госбезопасности". Из всех людей отряда
Берен уцелел тогда один, и был так потрясен, что стал
вегетарианцем и принялся совершать подвиги. Четыре года он в
одиночестве вел борьбу со злом, жалея разве только об одном --
не было у Моргота железных дорог, а то ведь одних поездов
сколько под откос пустить можно было бы!
В конце концов против него был снаряжен специальный
карательный отряд, и пришлось Берену уходить на юг, где
граничили волшебство Мелиан и колдовство Моргота. Как всегда на
стыке двух ведомств, в этих местах имелась некоторая
бесхозяйственность и разгильдяйство, и Берен сам не заметил,
как оказался на территории Дориата. И вот шел-шел, значит,
Берен по Дориату, и повстречал Лютиен Тинголовну, которой по
наследству от мамы передалось стремление к низшим расам. Как
зверь, кинулся он в погоню -- не знал тогда Берен, что мог бы и
не бегать, ибо судьба их и так уже была предрешена. Лютиен сама
к нему вернулась, вложила свою руку в его ладонь и ........
(фрагмент опущен)................ (размышления автора опущены).
Так прошли весна и лето, Берен и Лютиен бродили по лесам,
и все шло лучше некуда, пока не повстречал их в лесу менестрель
Тингола Даэрон, тоже имевший на Лютиен некоторые виды.
Утонченный и благородный, он, тем не менее, настучал на
возлюбленную напрямую королю, и не успела Лютиен опомниться,
как ее уже волокли к папане. Для начала Тингол пришел в ярость,
а потом, уставши, он пришел в печаль. Не дожидаясь, пока он
отдохнет и опять придет в ярость, Лютиен выговорила у отца
обещание не убивать Берена и не заключать в тюрьму, и, боясь
упустить момент, сразу представила Тинголу своего, как это
теперь называется, друга.
Конечно Тингол был эльф из перворожденных, то есть, среди
всего прочего, культурен, вежлив и благороден. Но эти качества,
видимо, он берег для сородичей, а с расово неполноценным
Береном разговор был начат в манере воспитательной беседы
солдата второго года службы с зеленым новобранцем,
интересующимся, почему мыть пол должен именно он.
-- Ты вообще кто такой, родимый? Я ж тебя в упор не вижу!
Берен попытался что-то сказать, но Тингол его оборвал:
-- Молчать, я вас спрашиваю! Чего тебе в своем вонючем
краю не сиделось? Научился, понимаешь, на пузе ползать...
Берен посмотрел в глаза Лютиен, и понял, что судьба
судьбою, но еще пара минут такого разговора, и она не то что
любить -- уважать его перестанет.
-- Пришел я сюда просто так гуляючи, а теперь хочу твою
дочь в жены взять как честный человек, уж очень она у тебя
замечательная. И хамить на меня тоже не стоит -- я, между
прочим, орков только так режу.
Тингол медленно ответил:
-- Ну дочка, знала что делала, когда поклясться
заставляла. А то прям на месте убил бы ублюдка.
-- Никакой я не ублюдок -- обиделся Берен -- у меня
документ есть, вот папа, вот мама, все путем.
Мелиан наклонилась к Тинголу и сказала тихонько:
-- Не горячись дорогой, его и без тебя найдется кому
убить.
Тингол еще некоторое время сидел надувшись, но потом
решил, что так даже лучше, и сказал:
-- Ну, раз документ есть, то другое дело. Значит так: ты
приходишь ко мне, в одной руке документ, а в другой сильмариль.
И я тогда не возражаю. Так что неча губы дуть, и давай скорее в
путь. Государственное дело. Ты улавливаешь суть?
Но тут уж и Берен обозлился:
-- Значит, на камешек свою дочь меняшь? Ну и чмота же ты,
король! Когда мы повстречаемся вновь, моя рука будет держать
сильмариль. До свиданьица, я еще с тобою повстречаюсь.
Когда Берен ушел, Тингол попытался стушевать впечатление
от слов Берена, долго и путано объяснял, что парень идет на
верную смерть, и он все правильно придумал, что на хамство
людское только так и можно отвечать, но его слова мало кто
слушал.
Берен же выбрался из Дориата и отправился в дорогу,
памятуя, однако, при этом, что нормальные герои всегда идут в
обход. В конце концов его занесло в окрестности Нарогтронда, и,
чтоб не пристрелили ненароком, дальше Берен шел, время от
времени нервно вскрикивая: "Нихт шиссен, я есть Берен!" -- а
орки разбегались с его дороги врассыпную, решив, что это хитрый
подвох коварного диверсанта. Наконец, охране Нарогтронда
надоело слушать эти однообразные вопли, Берена схватили и
привели к королям.
А в те времена в Нарогтронде собралась милая компания:
король Финрод-Фелагунд-ибн-Финарфин якобы главный и двое
Феанорычей-приживальщиков, которые чем дальше, тем активней
пытались захватить власть. Перед этой троицей Берен и излил
свои печали, а закончил просьбой помочь. Реакция на его рассказ
была неоднозначной. Финрод понял, что затея Тингола, в конце
концов, аукнется, в основном, самому затейнику, и загрустил.
Колегорм указал, что если сильмариль будет добыт, то Феанорычи
все как один вспомнят старую клятву, ибо Берен не Моргот, и
против него геройство проявлять очень даже можно. Следом за
разборы таких конфликтов пока что спускали на тормозах. К тому
же только что был подписан "контракт века", заказ на
строительство для Тингола подземного Морготоубежища "Менегрот"
в обмен на ноу-хау и жемчуг, так что портить раньше времени
отношения с крупным заказчиком гномы не хотели. Все было вроде
хорошо, но постепенно с севера в Белерианд начали проникать
орки и волкодлаки. Эльфы сначала не знали, что с ними
полагается делать, но потом, глядя на лихо машущих топорами
гномов, и сами вошли во вкус, тем более, что гномы быстро
поняли, что экспорт оружия -- доходное дело. Даже когда царил
мир, они постоянно рассказывали эльфам об ужасах земель за
горами, и арсеналы Тингола пополнялись постоянно.
Вскоре оказалось, что услуги гномов были действительно не
лишними. Моргот отстроил Ангбанд, орки обнаглели, волкодлаки
проголодались. Правда, выяснилось, что Менегрот построен всего
в паре сотен миль от Ангбанда, подлетное время оказалось до
смешного мало, и не будь на руках забот понасущнее, Тингол
подал бы на гномов в суд. Но до этого руки не дошли, надо было
срочно организовывать полный разгром орков, да так, чтобы те,
кто бежал, попадали под топоры гномов. В конце концов, эта
задача была выполнена, но с таким количеством жертв, что часть
эльфов тут же дезертировала и, уйдя в леса, зареклась на
будущее иметь дело с королями и битвами. Так появились
"ланквенди" -- зеленые эльфы.
Тингол же, вернувшись в Менегрот, узнал, что пока он
одерживал победы на востоке, Сэрдан-корабел терпел поражения на
западе. "Один-один -- сказал Тингол -- кто как, а я наигрался".
Он отозвал свой народ отовсюду, откуда можно, а Мелиан
организовала вокруг запретную зону с проволокой под током и
минными полями. Сначала этот закрытый город назывался
"Эгладор-16", а потом в режимных целях название было сменено на
"п/я Дориат". И сказал Тингол: "Ну вот и все. Теперь будет
хорошо и спокойно."
В это время войско Феанора с шутками и прибаутками брело
по пояс в воде, высаживаясь на побережье.
Рассказывают, что после бегства Мелькора валар долго
сидели неподвижно на своих тронах, безучастно взирая на
творящееся вокруг безобразие. Но это не так. Они думали, и
первым додумался Манве. Он сказал:
-- Господа! Надо что-нибудь сделать.
Перечить никто не стал, потому что, во-первых, он был
король, а во-вторых, потому что делать что-то было
действительно надо. Яванна и Ниенна пошли к деревьям, и
принялись за работу. Яванна пела очень хорошо, но утирающая
слезы Ниенна, маячащая рядом, портила весь кайф от песни, и
поэтому можно только удивиться, что на белом дереве расцвел
цветок, а на желтом созрел плод. Плод вручили майярше по имени
Ариен в качестве солнца, а цветок для луны майяру Тилиону, по
поводу чего он заметил:
-- Все время на майярах выезжают. Ну вот что бы Эру не
создать еще и прапорщиков каких-нибудь! Подругу мне, конечно,
дали лучше некуда, да горяча больно, с ней рядом даже не
присядешь, не говоря уж о всяких там...
Конечно, Тилион в конце концов подчинился, но с самых тех
пор он работает с ленцой, расписание не держит, и время от
времени создает в небе аварийные ситуации, норовя подрезать
путь Ариен, за что регулярно получает выговоры. Но поскольку
больше желающих мотаться по небу до скончания веков нет,
Тилиона до сих пор не увольняют.
Валар же решили, пока суть да дело, укрепить свое жилище.
В принципе Валинор был и так уже здорово укреплен, но теперь
его надо было сделать крепче некуда. Горы стали еще выше,
пропасти еще глубже, а с охраной провели политбеседу на тему
"Бдительность воина уголовным кодексом удвоена". Кроме того в
море была организована полоса бермудских треугольников и
курских магнитных аномалий, а весь комплекс вместе получил
неофициальное название "железным занавес".
АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ: Глава "О людях" в первоисточнике
начинается фразой: "Теперь валар мирно жили за своими горами, и
дав Средиземью свет, надолго оставили его без внимания." Не
вникая в морально-этическую сторону такого поведения, я с
сожалением должен констатировать, что на то же долгое время и
мне придется распрощаться со своими любимыми комическими
персонажами. История же Средиземья сама по себе будет гораздо
скучнее, гораздо больше там будет самой обыденной политики.
Поэтому я постараюсь дальнейшее изложение вести более сжато.
КОНЕЦ АВТОРСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ
Теперь валар мирно жили за своими горами, и дав Средиземью
свет, надолго оставили его без внимания. Это можно было бы
расценить как свинство, если бы здесь не было замешано
предрешение Илюватора. Мудрый Эру специально так задумал, чтобы
самостоятельные люди с самого начала приучались надеяться
только на себя.
Пробуждение людей было обставлено примерно так же, как и
эльфов, но люди все как один спали, наоборот, на боку, и
первое, что увидели они, было Солнце, восходящее на Западе.
(Оно бы взошло и на Востоке, но поначалу Ариен еще путалась в
сторонах света).
Их, не успевших еще прийти в себя со сна, эльфы сразу
принялись дразнить, называя их чужаками неуклюжими, байстрюками
болезненными и дохлятиной трусливой, а люди раз и навсегда
преисполнились восхищения перед мудростью эльфов и красотой их
речи. Тем более, что даже в старые времена, когда все было
лучше, эльфы были и покрасивше, и поздоровей, и поумнее, чем
смертные.
Моргот, узнав, что Феанор прибыл в Средиземье, ханжески
вздохнул:
-- Не виноватая я, он сам пришел. -- и послал на нольдор
войско орков. Орки были страшны, но нольдорцы оказались еще
страшнее, и начав из невыгодной позиции, они тем не менее
раздолбали орков вдребезги и пополам. Моргот послал подмогу, но
ее раздолбали так же легко -- орки, привыкшие воевать с
одухотворенными телери, послушно ложились под мечи свирепого
нольдора, как опавшие листья под грабли. Феанор, видя это
окончательно уверился в победе, и отчаянно размахивая мечом,
бросился в погоню, надеясь добраться до Моргота. Порядком
напуганный Моргот призвал на помощь своих давних дружков-бичей,
и против них Феанору было уже не устоять. Подоспевшие сыновья
потащили было Феанора обратно, но Феанор приказал им
остановиться. Сыновья остановились, сообразив, что следующим
номером последует приказание долго жить. Однако и перед смертью
он успел натворить дел в своих худших традициях: три раза
проклял имя Моргота, и переложил на сыновей выполнение своей
клятвы, чем они, конечно же, были несказанно обрадованы. А
потом, как и положено перед смертью, вспомнил Феанор всю свою
жизнь, и так она ему не понравилась, что не успев помереть от
ран, он сгорел со стыда. Сгорел дотла, оставив огорошенным
сыновьям объясняться перед родичами, почему нет могилы и куда
делся труп.
А тем временем война шла своим чередом -- Моргот сделал
вид, что готов на перемирие, братья сделали вид что поверили,
новая стычка, и в результате старший из Феанорычей -- Маэдрос
-- оказался заложником в Ангбанде. Моргот приковал его за руку
к высокой скале, и было там несчастному холодно, голодно, и
очень одиноко.
Но тут впервые взошло солнце, а со стороны тундры
послышались проклятия -- это в Средиземье вступил Фингольфин со
своим отрядом. Моргот и его команда в ужасе попрятались в
подвалы, а Маэдрос воспрянул духом, когда Фингольфин грозно
постучал в ворота темной крепости, но этим стуком дело и
ограничилось -- услышав испуганный хор орковских голосов
"Никого нет дома!", сей благоразумный король двинулся дальше.
Тем более, что основная часть его войска страстно желала прежде
всего увидеть сородичей. Феанорцы от предстоящего радостного
свидания ничего хорошего не ожидали, и почли за лучшее, бросив
дома и пожитки, разбежаться. Составляя дальнейший план
кампании, Фингольфин замешкался, и тянул до тех пор, пока
собственный сын Фингон не подложил ему свинью. Он в одиночку
отправился в Ангбанд, и выручил из беды несчастного Маэдроса.
Правда в последний момент выяснив, что позабыл ножовку, Фингон
попросту отрубил товарищу руку, но это оказалось даже полезно
-- однорукий Маэдрос резко поумнел и присмирел. Вернувшись, он
с ходу отказался от претензий на верховенство, и Фингольфину
ничего не оставалось делать, кроме как признать факт
примирения, и еще раз разгромить остатки морготовских войск.
Началась почти мирная жизнь, и началась она с нового
конфликта -- Тингол, безвылазно сидящий в Дориате, считал себя
королем всего Белерианда, и весьма холодно воспринял появление
конкурентов. Чуть было не случалась очередная кровопролитность,
но Маэдрос все же сумел ее предотвратить уговорами и посулами.
Он с грехом пополам распихал братьев по окрестным землям
подальше друг от друга, надеясь, что хоть теперь эта милая
семейка перестанет напоминать пауков в банке. И для полного
счастья был устроен праздник, на котором, как ни странно, никто
никого не убил, а наоборот, количество дружеских клятв и
заверений в братской любви, прозвучавших на нем, было занесено
в книгу рекордов Гиннеса, и с тех пор не превзойдено.
Прошло пятьдесят лет, и Моргот вновь захотел испытать силу
и бдительность врагов. Испытание удалось на славу -- войско
было вновь уничтожено до последнего орка, а вокруг Ангбанда
было поставлено оцепление. Занеся результаты испытаний в
картотеку, Моргот успокоился еще на сотню лет, а потом опять
повторил тот же эксперимент с теми же последствиями, и
наступило еще сто лет затишья. За это время Моргот создал
концепцию нового вида вооружений -- огненного дракона, и
изготовил первый опытный образец. Молодой и глупый, дракон
Глаурунг выполз из ворот Ангбанда. Эльфы в ужасе разбежались, и
дракон ......... (фрагмент опущен), осквернив тем самым
окрестные поля. Но пока Глаурунг занимался этим грязным делом,
Фингон со своими лучниками закидали его стрелами, и пришлось
ему уползти назад, ибо это было вредно неокрепшему организму. И
еще на двести лет в Белерианде воцарился относительный покой.
Из географических объектов в Белерианде имелись реки,
озера, горы, равнины, пещеры, заливы, леса, поля. Их взаимное
расположение, конечно же, очень интересно, но перессказывать на
десяти страницах то, что можно нарисовать на одной несложной
карте -- кому надо, тот пусть и займется.
Как уже было рассказано, ценой многих скандалов и
испорченных отношений Маэдрос расселил братьев по окрестностям.
Те, кто были поумней, сразу же принялись искать укромные места,
в которых можно будет пересидеть будущие катаклизмы -- в том,
что они будут, никто не сомневался. Лучше всего это получилось
у Тургона Фингольфиныча, который нашел укромную долину и
построил там город Гондолин, а построив, увел туда свой народ и
принял все меры, чтобы во внешнем мире о нем как можно скорей
забыли. Немногим хуже Тургона устроился Финрод Финарфинович,
устроив себе пещерный город Нарогтронд, конечно, похуже
Дориата, но тоже ничего себе.
И кстати о Дориате. Сестра Финарфина Галадриэль торчала
там почти безвылазно, ибо был у Тингола родич Селебэрн,
красивый и не очень умный -- а для Галадриэлевых планов такой
муж годился лучше некуда. Слово за слово, Мелиан вытянула у нее
подлинную историю нольдора, включая и клятву, и резню, и милое
напутствие Мандоса. Мелиан рассказала мужу, Тингол не сказал
больше никому, но не прошло и года, как весь синдар знал об
этом в три раза больше, чем произошло на самом деле. Теперь
Тингол уже не мог закрывать глаза на прошлое союзников, но в то
же время и не хотел с ними рвать окончательно. Поэтому он
ограничился мерами чисто внешнего характера: устроил при
свидетелях скандал первым подвернувшимся под руку Финарфинычам
и запретил нольдорский язык. Однако Галадриэли со двора не
прогнал, а обруганным братьям намекнул, что, дескать, я скоро
успокоюсь, и все будет нормально.
Вместе с Тургоном жила в Гондолине его сестра Аредель
Ар-Фейниэль, белая леди нольдора, и вздумалось ей однажды в
лесу погуляти. Ее понять можно, ибо в Гондолине она просидела
безвылазно двести лет. Тургон ответил:
-- Иди уж. Правда из-за этого мой город погибнет, но он и
так когда-нибудь погибнет. И, кстати, Фингона найдешь,
посмотришь, как он там поживает.
-- Еще чего! -- ответила Аредель. -- Куда хочу, туда и
иду, и не нужны мне всякие Фингоны.
Они так и не договорились. Охрана получила команду при
первой возможности тащить Аредель на север, и она, из чувства
противоречия, повернула на юг, в самые опасные дебри. Возникло
сложное положение, из которого охранники умело вышли.
Вернувшись в Гондолин, они рассказали об ужасах и страхах южной
земли, и про то, как Аредель напилась из отравленного
источника, провалилась в пропасть, а потом заблудилась в лесу.
Аредель же после напрасных поисков спутников продолжала
прогулку, и, наконец, добралась до земель своих родственников
Колегорна и Куруфина, у которого был скверный характер. Там она
снова пошла в лес, и заново там заблудилась.
В том лесу жил да был Эол Темный Эльф, который в свое
время не поладил с Мелиан и не поселился в Дориате. Он
постоянно якшался с гномами, и в конце концов про него начали
ходить слухи, что он и не эльф вовсе, а метис-полукровка чуть
ли не с орком, тем более, что он до дрожи не любил солнечный
свет. Эол привел Аредель к себе домой и ...... (фрагмент
опущен). Поначалу ей это понравилось, но долгая жизнь в
качестве внебрачной жены для внутреннего пользования ее отнюдь
не прельщала. Поэтому сына Маэглина Аредель с самого раннего
детства настраивала на то, что он будет жить среди нольдора.
Папа Эол, когда узнал об этом, был вне себя, и запретил
говорить об этом. Маэглин, как послушный сын, говорить
пререстал, но в одно прекрасное утро, вернувшийся из гостей Эол
нашел дома приятную чистоту на кухне и маленькую записку: "Ушла
навсегда, прости и прощай. Завтрак в холодильнике."
Эол взвыл в голос и бросился в погоню, не обращая внимания
даже на то, что стоял солнечный день. Но нехватка опыта дневной
жизни сказалась -- Эол был схвачен и приведен к Куруфину, тому,
у которого был скверный характер.
-- Смотрите, кто пришел! -- издевался Куруфин. -- Такие
эльфы, и без охраны. Какого ты тут бродишь, может потерял что?
Так я найду, лишь бы тебя с глаз долой сплавить.
Эол замялся -- ему совсем не хотелось посвящать кого-то в
свои личные дела, и он придумал свою версию:
-- Моя жена к тебе в гости собралась, ну и я тоже вот...
-- Кого обмануть хочешь, а? Если б они с тобою на хвосте
заявились, то я и разговаривать бы не стал с такой компашкой.
Но она от тебя сбежала, и как мужик мужика я тебя понимаю.
Езжай и разбирайся с этим делом, и чем скорей, тем лучше.
-- Ладно, ладно, -- ответил Эол, залезая на коня, -- я
тебе, родственничек, это припомню.
-- Крути педали, пока не дали, -- сказал хмуро Куруфин, --
жалко, что я тебя прямо сейчас убить не могу, этикет не
позволяет.
Эол не стал затягивать прощание, и убрался вне себя от
злости.
Аредель же с Маэглином, совершенно позабыв о необходимой
конспирации, добрались до Гондолина и явились Тургону, который
был очень рад. Правда, радость его омрачилась, когда следом за
сестрою с сыном к нему приволокли нечто сутулое и мрачное --
это Эол попался на подходах к городу.
Тургон был в очень хорошем настроении, и предложил Эолу
остаться жить в Гондолине, просто так, безо всяких. Эол же
держался угрюмо и нагло, требовал отдать сына взад, а когда
разговор пошел на обострение, вытащил отравленный дротик и
кинул его в Маэглина по принципу "ни себе, ни людям". Сына
своим телом заслонила Аредель, дротик воткнулся в нее, и очень
хорошее настроение у Тургона сменилось очень плохим. Эола
сбросили в пропасть, но перед смертью он проклял Маэглина, и
предсказал ему много неприятностей. Неприятности начались сразу
же -- Тургонова дочка Идриль, на которую Маэглин поглядывал с
интересом, теперь не желала иметь ничего общего с "этим
проклятым", и Маэглин с горя стал искусным мастером, смелым
воином и мудрым советником.
Люди пришли на запад.
Все было хорошо в Белерианде, если не считать, конечно,
мелких усобиц среди людей, провокаций Моргота и грызни среди
эльфов. Фингольфину это начало казаться подозрительным, и
захотелось ему вновь повоевать по-настоящему. Тем более, что
песни менестрелей, в двести первый раз перессказывающих историю
того, как король в Ангбанд стучался, уже не вызывали в народе
того воодушевления, что раньше. Но эту идею никто не поддержал,
считая, что война -- дело ненадежное, на ней, кроме всего
прочего, ведь и убить могут. Таким образом, несмотря на
старания великодушного Фингольфина, мирный период протянулся
еще лишних пятьдесят лет. Но потом уже и сам Моргот решил, что
пора бы поразмяться и чего-нибудь осквернить.
И вот, в одну из зимних ночей, тени вновь удлиннились, а
расслабившийся караул не обратил на это внимания. А зря. Когда
тени удлинняются, всегда жди какой-нибудь пакости! Сначала
Моргот включил извержение вулкана, потом землетрясение, газовую
атаку бинарными зарядами, модернизированных драконов, барлогов,
плодовитых орков, голодных волкодлаков -- и все это обрушилось
на Белерианд. От свирепых и ужасных нольдорцев остались рожки
да ножки, да Феанорова родня, каковая с ожесточенными боями
разбежалась кто куда, нанося урон превосходящим силам
противника. Тут-то Фингольфин и понял, что пришло его время. Он
оседлал своего коня, в ярости домчался до Ангбанда, и повторил
свой давнишний подвиг -- постучал в ворота с криком: "Моргот,
выходи, подлый трус!". А Моргот взял, да и вправду вышел.
Несчастный, больной, он вяло взглянул на раззолоченного и
высеребренного Фингольфина, и, постанывая от боли в облученных
руках, замахнулся тяжелым молотом. Но великодушный Фингольфин
не стал ждать, и отскочил в сторону, ударив при этом Моргота
ниже пояса. (Авторское примечание: я не утверждаю, что удар был
нанесен именно туда, куда вы подумали, тем более, что у
Моргота, как у валара ....... (фрагмент опущен) могло и вообще
не быть. Но поскольку Моргот был очень велик, выше пояса
Фингольфин достал бы ему, только забравшись на стремянку.
Желающих разобраться в правомочности рыцарского поединка на
таких условиях, я отсылаю к славному рыцарю Б.Б.Б. и его
команде. Конец авторского примечания.) Семь раз это
повторялось, и утомленный однообразием Фингольфин отвлекся,
поскользнулся, угодил под удар, и так три раза подряд. Моргот
облегченно поставил ему ногу на горло, но и в эту ногу
ухитрился вонзить клинок Фингольфин перед смертью. Убедившись,
что настырный король наконец-то укоцан, черный владыка, хромая,
поплелся обратно, волоча молот за ручку, и с тех пор он
удалился от дел, предоставив их молодому и энергичному Саурону,
который рьяно взялся оправдывать доверие.
Так прекратили свое существование королевства Белерианда,
кроме Дориата, Гондолина и Нарогтрона. Властители этих
секретных поселений в один голос утверждали, что их час еще не
пришел, и на вопросы, когда он придет, отвечали, что тогда это
будет сразу заметно. А по остальной территории бродили остатки
эльфов, и людей, разрозненные отряды орков, еще какая-то
живность, и при случайных встречах догрызали друг друга в
локальных конфликтах. Морготовские слуги повсюду рассказывали
гнусные истории про эльфов, и склоняли людей и гномов на свою
сторону. Если учесть, что в основном эти рассказы были правдой,
то не удивительно, что многие действительно продались темным
силам, а удивительно, что не все.
Шла Саша по шоссе
и сосала культю.
Берен был знаменитым партизаном и террористом-одиночкой.
Его предысторию я перессказывать не буду, а сама история
фактически начинается с того момента, когда отряд Береновского
отца Барахира разгромил Саурон. Сделано это было с такой
жестокостью и коварством, что с тех пор подчиненные уважительно
называли Саурона "майяр госбезопасности". Из всех людей отряда
Берен уцелел тогда один, и был так потрясен, что стал
вегетарианцем и принялся совершать подвиги. Четыре года он в
одиночестве вел борьбу со злом, жалея разве только об одном --
не было у Моргота железных дорог, а то ведь одних поездов
сколько под откос пустить можно было бы!
В конце концов против него был снаряжен специальный
карательный отряд, и пришлось Берену уходить на юг, где
граничили волшебство Мелиан и колдовство Моргота. Как всегда на
стыке двух ведомств, в этих местах имелась некоторая
бесхозяйственность и разгильдяйство, и Берен сам не заметил,
как оказался на территории Дориата. И вот шел-шел, значит,
Берен по Дориату, и повстречал Лютиен Тинголовну, которой по
наследству от мамы передалось стремление к низшим расам. Как
зверь, кинулся он в погоню -- не знал тогда Берен, что мог бы и
не бегать, ибо судьба их и так уже была предрешена. Лютиен сама
к нему вернулась, вложила свою руку в его ладонь и ........
(фрагмент опущен)................ (размышления автора опущены).
Так прошли весна и лето, Берен и Лютиен бродили по лесам,
и все шло лучше некуда, пока не повстречал их в лесу менестрель
Тингола Даэрон, тоже имевший на Лютиен некоторые виды.
Утонченный и благородный, он, тем не менее, настучал на
возлюбленную напрямую королю, и не успела Лютиен опомниться,
как ее уже волокли к папане. Для начала Тингол пришел в ярость,
а потом, уставши, он пришел в печаль. Не дожидаясь, пока он
отдохнет и опять придет в ярость, Лютиен выговорила у отца
обещание не убивать Берена и не заключать в тюрьму, и, боясь
упустить момент, сразу представила Тинголу своего, как это
теперь называется, друга.
Конечно Тингол был эльф из перворожденных, то есть, среди
всего прочего, культурен, вежлив и благороден. Но эти качества,
видимо, он берег для сородичей, а с расово неполноценным
Береном разговор был начат в манере воспитательной беседы
солдата второго года службы с зеленым новобранцем,
интересующимся, почему мыть пол должен именно он.
-- Ты вообще кто такой, родимый? Я ж тебя в упор не вижу!
Берен попытался что-то сказать, но Тингол его оборвал:
-- Молчать, я вас спрашиваю! Чего тебе в своем вонючем
краю не сиделось? Научился, понимаешь, на пузе ползать...
Берен посмотрел в глаза Лютиен, и понял, что судьба
судьбою, но еще пара минут такого разговора, и она не то что
любить -- уважать его перестанет.
-- Пришел я сюда просто так гуляючи, а теперь хочу твою
дочь в жены взять как честный человек, уж очень она у тебя
замечательная. И хамить на меня тоже не стоит -- я, между
прочим, орков только так режу.
Тингол медленно ответил:
-- Ну дочка, знала что делала, когда поклясться
заставляла. А то прям на месте убил бы ублюдка.
-- Никакой я не ублюдок -- обиделся Берен -- у меня
документ есть, вот папа, вот мама, все путем.
Мелиан наклонилась к Тинголу и сказала тихонько:
-- Не горячись дорогой, его и без тебя найдется кому
убить.
Тингол еще некоторое время сидел надувшись, но потом
решил, что так даже лучше, и сказал:
-- Ну, раз документ есть, то другое дело. Значит так: ты
приходишь ко мне, в одной руке документ, а в другой сильмариль.
И я тогда не возражаю. Так что неча губы дуть, и давай скорее в
путь. Государственное дело. Ты улавливаешь суть?
Но тут уж и Берен обозлился:
-- Значит, на камешек свою дочь меняшь? Ну и чмота же ты,
король! Когда мы повстречаемся вновь, моя рука будет держать
сильмариль. До свиданьица, я еще с тобою повстречаюсь.
Когда Берен ушел, Тингол попытался стушевать впечатление
от слов Берена, долго и путано объяснял, что парень идет на
верную смерть, и он все правильно придумал, что на хамство
людское только так и можно отвечать, но его слова мало кто
слушал.
Берен же выбрался из Дориата и отправился в дорогу,
памятуя, однако, при этом, что нормальные герои всегда идут в
обход. В конце концов его занесло в окрестности Нарогтронда, и,
чтоб не пристрелили ненароком, дальше Берен шел, время от
времени нервно вскрикивая: "Нихт шиссен, я есть Берен!" -- а
орки разбегались с его дороги врассыпную, решив, что это хитрый
подвох коварного диверсанта. Наконец, охране Нарогтронда
надоело слушать эти однообразные вопли, Берена схватили и
привели к королям.
А в те времена в Нарогтронде собралась милая компания:
король Финрод-Фелагунд-ибн-Финарфин якобы главный и двое
Феанорычей-приживальщиков, которые чем дальше, тем активней
пытались захватить власть. Перед этой троицей Берен и излил
свои печали, а закончил просьбой помочь. Реакция на его рассказ
была неоднозначной. Финрод понял, что затея Тингола, в конце
концов, аукнется, в основном, самому затейнику, и загрустил.
Колегорм указал, что если сильмариль будет добыт, то Феанорычи
все как один вспомнят старую клятву, ибо Берен не Моргот, и
против него геройство проявлять очень даже можно. Следом за