Страница:
Томас Роллестон
Мифы, легенды и предания кельтов
ПРЕДИСЛОВИЕ
Хотя о прошлом зачастую забывают, оно никогда не погибает окончательно. Элементы, однажды вошедшие в кровь и плоть народа, пусть даже во времена самые отдаленные, уже не исчезают, они помогает формировать его историю и накладывают отпечаток на его дух и характер.
А потому исследование этих элементов и изучение, по мере возможности, того следа, который они оставили в жизни нации, весьма важно и представляет немалый интерес для тех, кто осознает, что настоящее — дитя прошедшего, а будущее рождается из настоящего; для тех, кто видит в себе, в своих родных и согражданах не просто мимолетных призраков, спешащих из бездны в бездну, но часть могучей реки народной истории, стремящейся от далеких сокрытых истоков в будущее, обусловленное всеми ее предшествующими поворотами и извивами и одновременно являющееся итогом выбора людей, ее составляющих, с их мужеством и патриотизмом, знаниями и интеллектом.
Влияние кельтов на историю, литературу и искусство жителей Британских островов — народа, распространившего отсюда свое влияние на столь значительную территорию земного шара, — незаслуженно недооценивается массовым сознанием. Причина этого заключается прежде всего в термине «англосаксонский», общепринятой характеристике нации, населяющей Британию. С исторической точки зрения данный термин крайне обманчив. Ничто не оправдывает выбор названий двух нижнегерманских племен, если мы хотим определить этнический состав британцев. Использование данного термина приводит к несообразностям наподобие не так давно обнаруженной автором, когда в английской газете тот факт, что папа римский выдвинул кандидатуру ирландского епископа в качестве претендента на сан кардинала, объяснялся желанием главы католической церкви оказать любезность «англосаксонской нации».
Подлинной характеристикой населения Британских островов и основной части населения Северной Америки служит не понятие «англосаксонский», но понятие «англо-кельтский». Именно это сочетание германского и кельтского элемента придает исключительность жителям Британии; именно это сочетание привносит в душу народа огонь, elan, а в литературу и искусство — чувство стиля, цвета, сюжета, непохожее на все произросшее на германской почве, и в то же время дарует ему вдумчивость и глубину, почтение к древним законам и обычаям и стремление к свободе, чуждые в большей или меньшей степени романским народам юга Европы. Пусть для Британских островов качества эти никогда не станут чуждыми! И не следует полагать, что основу этой кельтской составляющей заложили единственно (или хотя бы преимущественно) обитатели так называемой «кельтской окраины». Этнологам ныне прекрасно известно, что саксы вовсе не искореняли кельтское или «кельтизированное» население, на момент их прихода владевшее Великобританией. Э.У.Б. Никольсон, сотрудник Бодлеанской библиотеки, в своем важном труде «Кельтские изыскания» (1904) пишет:
«Имена, которые не были придуманы специально с целью указать на этническую принадлежность, нельзя считать доказательством таковой, но только доказательством общности языка или общности политического устройства. Мы называем англичанином того, кто говорит по-английски, живет в Англии и носит типично английскую фамилию (например, Фримэн[1] или Ньютон). Однако статистические показатели «относительной черноты» дают серьезные основания полагать, что Ланкашир, Западный Йоркшир, Стаффордшир, Вустершир, Уорикшир, Лестершир, Ратленд, Кембриджшир, Уилтшир, Сомерсет и часть Суссекса — области столь же «кельтские», как Пертшир и Северный Мунстер; что Чешир, Шропшир, Херефордшир, Монмутшир, Глочестершир, Девон, Дорсет, Нортгемптоншир, Хантингдоншир и Бедфордшир аналогичны в данном отношении Северному Уэльсу и Лейнстеру; в то время как Бакингемшир и Хартфордшир превосходят их и стоят наравне с Южным Уэльсом и Ульстером».
Итак, предлагаемый очерк древнейшей истории, религии, мифов и романтической литературы кельтских народов написан для англо-кельтской, а не «англосаксонской» нации. Автор надеется, что многое, о чем говорится здесь и что явилось вкладом в общую сокровищницу европейской культуры, будет сочтено достойным внимания представителями этой нации, теми, кто из всех ныне живущих более всего унаследовал от крови, наклонностей и духа кельтов.
А потому исследование этих элементов и изучение, по мере возможности, того следа, который они оставили в жизни нации, весьма важно и представляет немалый интерес для тех, кто осознает, что настоящее — дитя прошедшего, а будущее рождается из настоящего; для тех, кто видит в себе, в своих родных и согражданах не просто мимолетных призраков, спешащих из бездны в бездну, но часть могучей реки народной истории, стремящейся от далеких сокрытых истоков в будущее, обусловленное всеми ее предшествующими поворотами и извивами и одновременно являющееся итогом выбора людей, ее составляющих, с их мужеством и патриотизмом, знаниями и интеллектом.
Влияние кельтов на историю, литературу и искусство жителей Британских островов — народа, распространившего отсюда свое влияние на столь значительную территорию земного шара, — незаслуженно недооценивается массовым сознанием. Причина этого заключается прежде всего в термине «англосаксонский», общепринятой характеристике нации, населяющей Британию. С исторической точки зрения данный термин крайне обманчив. Ничто не оправдывает выбор названий двух нижнегерманских племен, если мы хотим определить этнический состав британцев. Использование данного термина приводит к несообразностям наподобие не так давно обнаруженной автором, когда в английской газете тот факт, что папа римский выдвинул кандидатуру ирландского епископа в качестве претендента на сан кардинала, объяснялся желанием главы католической церкви оказать любезность «англосаксонской нации».
Подлинной характеристикой населения Британских островов и основной части населения Северной Америки служит не понятие «англосаксонский», но понятие «англо-кельтский». Именно это сочетание германского и кельтского элемента придает исключительность жителям Британии; именно это сочетание привносит в душу народа огонь, elan, а в литературу и искусство — чувство стиля, цвета, сюжета, непохожее на все произросшее на германской почве, и в то же время дарует ему вдумчивость и глубину, почтение к древним законам и обычаям и стремление к свободе, чуждые в большей или меньшей степени романским народам юга Европы. Пусть для Британских островов качества эти никогда не станут чуждыми! И не следует полагать, что основу этой кельтской составляющей заложили единственно (или хотя бы преимущественно) обитатели так называемой «кельтской окраины». Этнологам ныне прекрасно известно, что саксы вовсе не искореняли кельтское или «кельтизированное» население, на момент их прихода владевшее Великобританией. Э.У.Б. Никольсон, сотрудник Бодлеанской библиотеки, в своем важном труде «Кельтские изыскания» (1904) пишет:
«Имена, которые не были придуманы специально с целью указать на этническую принадлежность, нельзя считать доказательством таковой, но только доказательством общности языка или общности политического устройства. Мы называем англичанином того, кто говорит по-английски, живет в Англии и носит типично английскую фамилию (например, Фримэн[1] или Ньютон). Однако статистические показатели «относительной черноты» дают серьезные основания полагать, что Ланкашир, Западный Йоркшир, Стаффордшир, Вустершир, Уорикшир, Лестершир, Ратленд, Кембриджшир, Уилтшир, Сомерсет и часть Суссекса — области столь же «кельтские», как Пертшир и Северный Мунстер; что Чешир, Шропшир, Херефордшир, Монмутшир, Глочестершир, Девон, Дорсет, Нортгемптоншир, Хантингдоншир и Бедфордшир аналогичны в данном отношении Северному Уэльсу и Лейнстеру; в то время как Бакингемшир и Хартфордшир превосходят их и стоят наравне с Южным Уэльсом и Ульстером».
Итак, предлагаемый очерк древнейшей истории, религии, мифов и романтической литературы кельтских народов написан для англо-кельтской, а не «англосаксонской» нации. Автор надеется, что многое, о чем говорится здесь и что явилось вкладом в общую сокровищницу европейской культуры, будет сочтено достойным внимания представителями этой нации, теми, кто из всех ныне живущих более всего унаследовал от крови, наклонностей и духа кельтов.
Глава 1
КЕЛЬТЫ В АНТИЧНОЙ ИСТОРИИ
ПЕРВЫЕ УПОМИНАНИЯ
За пятьсот лет до Рождества Христова в летописях народов классической древности появляются упоминания о племени, с которыми эти народы встречались мирно или на поле битвы. Племя это явственно обладало большим влиянием и могуществом на просторах «терра инкогнита» Центральной Европы. Греки называют его «гиперборейцы», или «кельты», — последний термин впервые появляется у географа Гекатея, около 500 г. до н. э.[2]
Геродот, примерно полустолетием позже, говорит, что кельты живут «за геркулесовыми столпами», то есть в Испании, и что Дунай течет через их земли.
Аристотель знает, что они живут «за Испанией», что они захватили Рим и что благодаря своей воинственности они накопили огромные богатства. Уже у ранних авторов встречаются известия не только географического характера. Гелланик с Лесбоса, историк V в. до н. э., сообщает, что кельты справедливы и добродетельны. У Эфора — около 350 г. до н. э. — есть три стихотворные строки о кельтах, где говорится, что у них «те же обычаи, что у греков», что бы это ни значило, и они дружат с эллинами и приглашают их в гости. Однако Платон в своих «Законах» причисляет кельтов к народам много пьющим и воинственным, а поскольку они вторглись в Грецию и в 273 г. до н. э. разорили Дельфы, их вообще считают племенем крайне варварским. Случившееся веком ранее разорение кельтами Рима стало одной из значимых вех античной истории.
О судьбе этого народа во времена, когда он являл собой могущественнейшую силу в Центральной Европе, можно только догадываться, или же можно воссоздавать ее из разрозненных упоминаний и рассказов о взаимоотношениях кельтов с Грецией и Римом — примерно так, как зоолог воссоздает облик допотопного чудовища по нескольким окаменевшим костям. Собственные их хроники не дошли до нас, и никаких архитектурных сооружений от них не осталось; несколько монет да несколько украшений и немного бронзового оружия с эмалевым декором или с изящными орнаментами, выполненными в технике чеканки или гравировки, — эти предметы да еще названия мест в измененном (порой до неузнаваемости) виде, но все же сохранившиеся на картах, там, где кельты жили — от Эвксина до Британских островов, ныне практически единственные зримые следы былой мощи и древней культуры этого народа, которыми мы располагаем. Тем не менее археологические и топографические свидетельства и сообщения античных авторов позволяют многое установить с очевидностью, а еще больше — с высокой степенью вероятности. Великий ученый-кельтолог, недавно, ко всеобщему прискорбию, от нас ушедший, д'Арбуа де Жюбенвилль[3], опираясь на имеющийся в нашем распоряжении материал, реконструировал в общих чертах, но с большой долей убедительности тот период кельтской истории, который предшествовал их появлению на исторической арене (в результате завоеваний Цезаря); основные его идеи мы и воспроизводим здесь.
Геродот, примерно полустолетием позже, говорит, что кельты живут «за геркулесовыми столпами», то есть в Испании, и что Дунай течет через их земли.
Аристотель знает, что они живут «за Испанией», что они захватили Рим и что благодаря своей воинственности они накопили огромные богатства. Уже у ранних авторов встречаются известия не только географического характера. Гелланик с Лесбоса, историк V в. до н. э., сообщает, что кельты справедливы и добродетельны. У Эфора — около 350 г. до н. э. — есть три стихотворные строки о кельтах, где говорится, что у них «те же обычаи, что у греков», что бы это ни значило, и они дружат с эллинами и приглашают их в гости. Однако Платон в своих «Законах» причисляет кельтов к народам много пьющим и воинственным, а поскольку они вторглись в Грецию и в 273 г. до н. э. разорили Дельфы, их вообще считают племенем крайне варварским. Случившееся веком ранее разорение кельтами Рима стало одной из значимых вех античной истории.
О судьбе этого народа во времена, когда он являл собой могущественнейшую силу в Центральной Европе, можно только догадываться, или же можно воссоздавать ее из разрозненных упоминаний и рассказов о взаимоотношениях кельтов с Грецией и Римом — примерно так, как зоолог воссоздает облик допотопного чудовища по нескольким окаменевшим костям. Собственные их хроники не дошли до нас, и никаких архитектурных сооружений от них не осталось; несколько монет да несколько украшений и немного бронзового оружия с эмалевым декором или с изящными орнаментами, выполненными в технике чеканки или гравировки, — эти предметы да еще названия мест в измененном (порой до неузнаваемости) виде, но все же сохранившиеся на картах, там, где кельты жили — от Эвксина до Британских островов, ныне практически единственные зримые следы былой мощи и древней культуры этого народа, которыми мы располагаем. Тем не менее археологические и топографические свидетельства и сообщения античных авторов позволяют многое установить с очевидностью, а еще больше — с высокой степенью вероятности. Великий ученый-кельтолог, недавно, ко всеобщему прискорбию, от нас ушедший, д'Арбуа де Жюбенвилль[3], опираясь на имеющийся в нашем распоряжении материал, реконструировал в общих чертах, но с большой долей убедительности тот период кельтской истории, который предшествовал их появлению на исторической арене (в результате завоеваний Цезаря); основные его идеи мы и воспроизводим здесь.
ЧИСТОКРОВНЫЕ КЕЛЬТЫ
Для начала нам следует отказаться от мысли, что Кельтику населяла одна «чистая» раса. Чистокровные кельты, если принять вывод Т. Раиса Холмса[4], подкрепленный длительными исследованиями и подробной аргументацией, а также поддерживаемый всем хором античных авторов, были народом высоким, светлокожим, воинственным и искусным[5]. Они происходили, насколько возможно проследить, откуда-то из земель у истоков Дуная, но распространили свои владения, как с помощью завоеваний, так и путем мирного расселения, на всю Центральную Европу, Галлию, Испанию и Британские острова. Они не уничтожали исконных жителей этих регионов — племена палеолита и неолита, которые строили дольмены и обрабатывали бронзу, — но навязывали им свой язык, свое искусство и традиции, без сомнения немало получая взамен, например, как мы увидим, в такой важной области, как религия. Среди этих племен кельты приобретали статус правящей аристократической элиты. В таком качестве они возглавили вооруженное противостояние чужеземным завоевателям, как в Галлии, так и в Испании, в Британии и в Ирландии. На них ложилось основное бремя во времена войны и мародерских грабежей. Они никогда не испытывали недостатка в отваге, но, чтобы победить, им не хватало силы или сплоченности, и среди них потери оказывались больше, чем среди исконного населения, некогда завоеванного ими. Кроме того, они заключали браки с местными жителями, чьи потомки унаследовали отчасти их доблесть и мужественность. Так и получилось, что характеристики народностей, в настоящее время называемых кельтскими, тех, кто унаследовал кельтскую традицию и язык, в чем-то полностью отличны от свойств кельтов античности и тех, кто создавал литературу и произведения искусства древней Ирландии, а в чем-то очень схожи. Если брать одни только физические признаки, для жителей кельтских областей на Британских островах сегодня типичны смуглая кожа, темные волосы и т. д. — не вполне черные, но темнее, нежели у большинства населения страны[6]. Но настоящие кельты конечно же были светлокожие и светловолосые. Даже ирландцы XVII в. у Гиральда Камбрейского описываются как «светлый» народ.
ЗОЛОТОЙ ВЕК КЕЛЬТОВ
Но мы забегаем вперед; пора вернуться к начальным временам кельтской истории. Как астрономы узнают о присутствии невидимой планеты, наблюдая за возмущениями, сопровождающими движение зримых небесных тел, так и мы можем разглядеть в V и IV вв. до Рождества Христова, за покровом тайны, который уже никогда не поднимется, наличие некоей могущественной силы, находившейся в постоянном движении. То был золотой век кельтов на европейском континенте. В течение этого периода кельты успешно сражались в трех серьезных войнах, немало повлиявших на ход истории на юге Европы. Около 500 г. до н. э. они отняли Испанию у карфагенян. Веком позже они отвоевывают Северную Италию у этрусков. Кельты достаточно плотно расселяются по территории, позднее известной как Цизальпинская Галлия, где о них до сих пор напоминает множество топонимов, таких, как Mediolanum (Милан), Addua (Адда), Viro-dunum (Верден) и, вероятно, Cremona (creamh, чеснок)[7]. Они оставили память о себе в лице величайшего из латинских поэтов, чье имя, Вергилий, указывает, возможно, на его кельтское происхождение[8]. К концу IV столетия кельты захватили Паннонию, покорив иллирийцев.
СОЮЗЫ С ГРЕКАМИ
Все эти войны велись в союзе с греками, с которыми кельты в то время находились в самых дружеских отношениях. После войны с карфагенянами монополия последних на британское олово и серебро из испанских рудников была поколеблена, и эллины могли спокойно торговать, пользуясь сухопутным торговым путем через Францию в Британию, на котором фокейцы в 600 г. до н. э. выстроили порт Марсель. Греки и кельты в то время объединились против финикийцев и персов. Гелон разбил Гамилькара у Гимеры, что в Сицилии, в год поражения Ксеркса при Саламине. Карфагенская армия в том походе состояла из наемников полудюжины различных национальностей, но в рядах ее не было ни одного кельта, и враждебность кельтов немало поспособствовала тому, что карфагеняне не послали помощь персам в борьбе против общего врага. Все приведенные факты свидетельствуют об одном: во многом благодаря кельтам греческая цивилизация не погибла под натиском восточных деспотий и в Европе прижился бесценный росток свободы и культуры.
АЛЕКСАНДР ВЕЛИКИЙ
Когда при Александре Великом началось встречное наступление эллинов на Восток, кельты опять сыграли немалую роль в развитии событий.
В IV в. Македония была атакована и почти разрушена полчищами фракийцев и иллирийцев. Царь Аминта II потерпел поражение и отправился в изгнание. Его сын Пердикка II погиб в бою. Филипп, младший брат Пердикки, воссел на довольно шаткий трон, который он и его потомки сделали центром великой империи. Завоевания кельтов в долинах рек Дуная и По весьма помогли Филиппу, стремившемуся сбросить иго иллирийцев. В дни Александра союз по-прежнему оставался в силе и, вероятно, был скреплен неким официальным договором. Собираясь в 334 г. до н. э. на завоевание Азии, Александр заключил соглашение с кельтами, «живущими у Ионийского залива», дабы обезопасить на время своего отсутствия собственные греческие владения. Об этом эпизоде рассказывает Птолемей Сотер в истории Александровых войн[9]. Яркость и живость его рассказа свидетельствуют в пользу его подлинности; еще одно независимое подтверждение истинности этой истории нашел де Жюбенвилль. Итак, кельтские послы, которые, как нам сообщается, мужи рослые и мнения о себе высокого, успешно завершили свою миссию; они пьют с царем, и тот спрашивает, чего они больше всего боятся. Послы отвечают: «Людей мы не боимся; только одного мы опасаемся — как бы не упало на нас небо; но ничто мы не ценим выше, чем дружбу такого, как ты». Александр распрощался с ними и заметил своим приближенным: «Что за хвастуны эти кельты!» Однако ответ послов, при всей его истинно кельтской дерзости, не лишен благородства и любезности. Слова о возможном падении неба, по-видимому, отсылают нас к некоему древнейшему поверью или мифу, но точное содержание его ныне установить невозможно[10]. Интересен текст клятвы, принесенной кельтами при заключении соглашения: «Если мы нарушим данное обещание, пусть небо упадет на нас и раздавит, пусть земля разверзнется и поглотит нас, пусть море поднимется и обрушится на нас». Де Жюбенвилль обращает внимание читателей на соответствующий пассаж из «Tain by Cuailnge» («Похищение быка из Куальнге»), в рукописи Лейнстерской книги[11], где герои-улады говорят своему королю, который хочет покинуть их, чтобы встретить врага в другом месте: «Небеса у нас над головой, а земля под ногами, и море вокруг. Доколе небо со множеством звезд не обрушится наземь, доколе голубокрайнее многорыбное море не покроет землю, доколе не разверзнется твердь, ни на шаг не отступим…»[12] То, что эта своеобразная клятвенная формула просуществовала более тысячи лет, и то, что, прозвучав из уст кельтов Центральной Европы, она вновь возникает в ирландском предании, действительно весьма любопытно и вместе с прочими фактами, о которых пойдет речь позднее, убедительно свидетельствует в пользу непрерывности и единства кельтской культурной традиции[13].
В IV в. Македония была атакована и почти разрушена полчищами фракийцев и иллирийцев. Царь Аминта II потерпел поражение и отправился в изгнание. Его сын Пердикка II погиб в бою. Филипп, младший брат Пердикки, воссел на довольно шаткий трон, который он и его потомки сделали центром великой империи. Завоевания кельтов в долинах рек Дуная и По весьма помогли Филиппу, стремившемуся сбросить иго иллирийцев. В дни Александра союз по-прежнему оставался в силе и, вероятно, был скреплен неким официальным договором. Собираясь в 334 г. до н. э. на завоевание Азии, Александр заключил соглашение с кельтами, «живущими у Ионийского залива», дабы обезопасить на время своего отсутствия собственные греческие владения. Об этом эпизоде рассказывает Птолемей Сотер в истории Александровых войн[9]. Яркость и живость его рассказа свидетельствуют в пользу его подлинности; еще одно независимое подтверждение истинности этой истории нашел де Жюбенвилль. Итак, кельтские послы, которые, как нам сообщается, мужи рослые и мнения о себе высокого, успешно завершили свою миссию; они пьют с царем, и тот спрашивает, чего они больше всего боятся. Послы отвечают: «Людей мы не боимся; только одного мы опасаемся — как бы не упало на нас небо; но ничто мы не ценим выше, чем дружбу такого, как ты». Александр распрощался с ними и заметил своим приближенным: «Что за хвастуны эти кельты!» Однако ответ послов, при всей его истинно кельтской дерзости, не лишен благородства и любезности. Слова о возможном падении неба, по-видимому, отсылают нас к некоему древнейшему поверью или мифу, но точное содержание его ныне установить невозможно[10]. Интересен текст клятвы, принесенной кельтами при заключении соглашения: «Если мы нарушим данное обещание, пусть небо упадет на нас и раздавит, пусть земля разверзнется и поглотит нас, пусть море поднимется и обрушится на нас». Де Жюбенвилль обращает внимание читателей на соответствующий пассаж из «Tain by Cuailnge» («Похищение быка из Куальнге»), в рукописи Лейнстерской книги[11], где герои-улады говорят своему королю, который хочет покинуть их, чтобы встретить врага в другом месте: «Небеса у нас над головой, а земля под ногами, и море вокруг. Доколе небо со множеством звезд не обрушится наземь, доколе голубокрайнее многорыбное море не покроет землю, доколе не разверзнется твердь, ни на шаг не отступим…»[12] То, что эта своеобразная клятвенная формула просуществовала более тысячи лет, и то, что, прозвучав из уст кельтов Центральной Европы, она вновь возникает в ирландском предании, действительно весьма любопытно и вместе с прочими фактами, о которых пойдет речь позднее, убедительно свидетельствует в пользу непрерывности и единства кельтской культурной традиции[13].
РАЗОРЕНИЕ РИМА
Мы упомянули о трех великих войнах континентальных кельтов; теперь мы подходим к третьей — войне с этрусками, которая с неизбежностью привела их к столкновению с величайшей силой языческой Европы и дала им возможность совершить их великолепнейший подвиг — взятие Рима. Около 400 г. до н. э. Кельтская империя, по-видимому, достигла вершины своего могущества. При царе, которого Ливии именует Амбигатом и который был, по-видимому, вождем главенствующего в военной конфедерации племени (подобно нынешнему германскому императору[14]), кельты, очевидно, обрели определенное политическое единство и выработали последовательную стратегию совместных действий. Привлеченные изобильными землями Северной Италии, они перебрались через альпийские перевалы и, вступив в жестокую схватку с этрусками, населявшими данный район, утвердились на новом месте. В то время римляне теснили этрусков с юга, и таким образом римляне и кельты оказались союзниками. Но обитатели Вечного города проявили опрометчивость, когда при осаде Клузия в 391 г. до н. э., видимо из презрения к северным варварам, поступили по отношению к ним бесчестно. Кельты увидели, что римляне, явившиеся к ним под защитой священного статуса посланцев, сражаются на стороне их врагов. Последовавшие за этим события, в том виде, в каком они известны нам, в значительной степени несут на себе отпечаток легенды, однако в ярких драматических деталях проглядывают черты кельтского национального характера. Итак, северяне потребовали возмездия для предателей — послов, которыми были три сына Фабия Амбуста. Римляне отказались удовлетворить их требование и на следующий год избрали сыновей Фабия военными трибунами. Тогда кельты сняли осаду Клузия и двинулись на Рим. Армия проявила невероятную дисциплинированность. По дороге не происходило никаких грабежей, ни один город не был разорен. «Мы идем на Рим!» — кричали они изумленным и испуганным часовым, наблюдавшим со стен провинциальных городов за стремительным продвижением войска на юг. Наконец кельты добрались до Аллии, речки в нескольких милях от Рима, где все силы Города собрались, чтобы достойно встретить их. Битва произошла 18 июля 390 г., и этот горестный dies Alliensis надолго остался в римском календаре воспоминанием о величайшем позоре, который когда-либо переживала республика. Кельты ударили во фланг римской армии и смяли ее своим могучим натиском. Спустя три дня они были в Риме и почти год оставались властителями города, или, точнее, его развалин, пока не получили огромный выкуп и не отомстили сполна за вероломство при Клузии. На протяжении примерно столетия между кельтами и римлянами царил мир; конец этого мирного периода, когда некоторые кельтские племена в Третьей самнитской войне объединились со своими старыми врагами, этрусками, совпал с распадом Кельтской империи[15].
Прежде чем мы закончим с исторической частью нашего вступления, следует рассмотреть еще два вопроса. Во-первых, каковы свидетельства масштабности кельтского влияния в Центральной Европе того времени? Во-вторых, чем тогда занимались германцы и каковы были их взаимоотношения с кельтами?
Прежде чем мы закончим с исторической частью нашего вступления, следует рассмотреть еще два вопроса. Во-первых, каковы свидетельства масштабности кельтского влияния в Центральной Европе того времени? Во-вторых, чем тогда занимались германцы и каковы были их взаимоотношения с кельтами?
КЕЛЬТСКИЕ ТОПОНИМЫ В ЕВРОПЕ
В поисках развернутого ответа на эти вопросы нам потребовалось бы погрузиться в бездну лингвистических тонкостей, в которых способен как следует разобраться только специалист. Соответствующее обоснование полностью дано в работе де Жюбенвилля, о которой уже неоднократно упоминалось. Основу его аргументации составляет исследование европейских топонимов. Так, возьмем кельтское наименование Noviomagus, состоящее из двух кельтских слов: прилагательного, обозначающего «новый», и magos (ирландское magh) — «поле, равнина»[16]. В древности было известно девять мест с таким названием. Шесть из них находились во Франции, среди них нынешний Нуайон на Уазе, Нижон в Воже, Нюон в Дроме. За пределами Франции можно назвать Нимеж в Бельгии и Неймеген в долине Рейна.
Для европейских топонимов типичным является также кельтский элемент «dunum» — «крепость», «замок», и по сей день нередко встречающийся в названиях местностей Ирландии и Шотландии (Дандолк, Данробин и др.). Его часто можно обнаружить во французских топонимах: Lug-dunum (Лион), Viro-dunum (Верден). В Швейцарии нужно назвать Minno-dunum (Моудон), Eburo-dunum (Ивердон); в Нидерландах название города Лейден восходит опять-таки к Lug— dunum. В Великобритании кельтское обозначение нередко просто переводили словом «castra»; так, Camulo-dunum превратился в Колчестер, Brano-dunum — в Бранкастер. Для Испании и Португалии классические авторы называют восемь топонимов, оканчивающихся на «-dunum». Современные немецкие названия Кемптон, Карнберг, Лиенц восходят соответственно к кельтским формам Cambo-dunum, Carro-dunum, Lugi-dunum; нынешний Белград (Сербия) — это Sugi-dunum, Novi-dunum — теперь Исакча в Румынии, один Carro-dunum расположен на юге России близ Днестра, а другой — в Хорватии, теперь — Пицмеза. Segodunum — это не только нынешний Родез во Франции, но и Вюрцбург в Баварии; в Англии же имеется Sege-dunum (Уоллсенд в Нортумберленде); первый элемент, «sego», вполне различим в испанском топониме Сегорбе (Sego-briga). «Briga» — опятьтаки кельтское слово, этимологически связанное с германским «burg» и эквивалентное по значению «dunum».
Еще один пример: слово «magos», «равнина», весьма употребительное в Ирландии, в изобилии встречается как во Франции, так и за ее пределами; например, в Швейцарии (Uro-magus, теперь Промасен), в долине Рейна (Brocomagus, или Брумат), несколько раз — в Ломбардии и в Австрии.
Приведенный список примеров далеко не полон; автор просто хотел показать, насколько широко простиралось влияние кельтов и в какой чистоте сохраняли они свой язык, где бы ни жили.
Для европейских топонимов типичным является также кельтский элемент «dunum» — «крепость», «замок», и по сей день нередко встречающийся в названиях местностей Ирландии и Шотландии (Дандолк, Данробин и др.). Его часто можно обнаружить во французских топонимах: Lug-dunum (Лион), Viro-dunum (Верден). В Швейцарии нужно назвать Minno-dunum (Моудон), Eburo-dunum (Ивердон); в Нидерландах название города Лейден восходит опять-таки к Lug— dunum. В Великобритании кельтское обозначение нередко просто переводили словом «castra»; так, Camulo-dunum превратился в Колчестер, Brano-dunum — в Бранкастер. Для Испании и Португалии классические авторы называют восемь топонимов, оканчивающихся на «-dunum». Современные немецкие названия Кемптон, Карнберг, Лиенц восходят соответственно к кельтским формам Cambo-dunum, Carro-dunum, Lugi-dunum; нынешний Белград (Сербия) — это Sugi-dunum, Novi-dunum — теперь Исакча в Румынии, один Carro-dunum расположен на юге России близ Днестра, а другой — в Хорватии, теперь — Пицмеза. Segodunum — это не только нынешний Родез во Франции, но и Вюрцбург в Баварии; в Англии же имеется Sege-dunum (Уоллсенд в Нортумберленде); первый элемент, «sego», вполне различим в испанском топониме Сегорбе (Sego-briga). «Briga» — опятьтаки кельтское слово, этимологически связанное с германским «burg» и эквивалентное по значению «dunum».
Еще один пример: слово «magos», «равнина», весьма употребительное в Ирландии, в изобилии встречается как во Франции, так и за ее пределами; например, в Швейцарии (Uro-magus, теперь Промасен), в долине Рейна (Brocomagus, или Брумат), несколько раз — в Ломбардии и в Австрии.
Приведенный список примеров далеко не полон; автор просто хотел показать, насколько широко простиралось влияние кельтов и в какой чистоте сохраняли они свой язык, где бы ни жили.
РАННЕЕ КЕЛЬТСКОЕ ИСКУССТВО
О том же свидетельствуют остатки материальной культуры древних кельтов. В 1846 г. в Гальштатте, близ Зальцбурга, что в Австрии, был обнаружен гигантский некрополь дорийского периода. Доктор Артур Эванс полагает, что предметы, в нем содержащиеся, относятся примерно к 750— 400 гг. до н. э. Многие из них свидетельствуют о высоком уровне материальной культуры и развитой торговле. Так, там были найдены янтарь с берегов Балтийского моря, финикийское стекло, золотые поделки восточной работы, а также железные мечи, рукояти и ножны которых богато украшены золотом, слоновой костью и янтарем.