Страница:
Как мог пропасть столь опытный и подготовленный профессионал? Причем пропасть без следа?
Наконец телефон ожил, и в трубке прозвучал резкий голос:
– Капитан Рон Трипол.
– Капитан, это Грей Пирс.
– А, коммандер! Хорошо, что вы позвонили. Я сам собирался связаться с вами сегодня днем. К сожалению, у меня совсем мало времени до следующей встречи.
По тону собеседника Грей уже почувствовал, что сейчас услышит что-то очень неприятное.
– В чем дело, капитан?
– Перейду сразу к сути дела. Я получил приказ прекратить поиски.
– Что-о?
– Нам удалось поднять из воды двадцать два тела. Стоматологическая идентификация показывает, что ни одно из них не принадлежит вашему человеку.
– Всего двадцать два?
Даже по самым скромным подсчетам это была лишь малая часть погибших.
– Я все понимаю, коммандер, но поиски тел и без того были затруднены огромными глубинами и давлением. Все дно лагуны изрезано пещерами и утыкано лавовыми трубками, которые в некоторых местах тянутся на мили, представляя собой настоящий лабиринт.
– И все же с вашим оборудованием…
– Коммандер, – капитан говорил твердым, непререкаемым тоном, – два дня назад мы потеряли аквалангиста, хорошего человека, у которого осталась жена и двое детей.
Грей закрыл глаза, лишь на секунду представив боль от подобной утраты.
– Обыскивать подводные пещеры означает рисковать жизнями других людей. А для чего?
Грей ничего не ответил.
– Коммандер Пирс, я полагаю, вы больше не получали никаких известий? Никаких новых загадочных сообщений?
Грей вздохнул.
Чтобы уговорить капитана помочь, он сослался на одно сообщение, которое получил… или, возможно, получил. Это случилось уже через несколько недель после исчезновения Монка. Что бы ни произошло там, на острове, единственной частью его друга, которую удалось найти, был протез его левой руки – настоящий шедевр биотехнологии, созданный инженерами УППОНИР, со встроенным беспроводным радиоинтерфейсом. Когда эту руку везли на кладбище, чтобы, за неимением остального, предать ее земле, пальцы протеза стали слабо выбивать сигнал SOS. Это продолжалось всего несколько секунд и было замечено одним только Греем. Изучив протез, техники решили, что это был всего лишь остаточный сбой сложного устройства, то, что компьютерщики называют глюком. Компьютерная система показала, что никаких команд протезу не поступало. Это был всего лишь сбой, и больше ничего. Электрический призрак, блуждавший в машине.
Но тем не менее Грей отказывался сдаваться, хотя проходила неделя за неделей.
– Коммандер…
Трипол ожидал ответа.
– Нет, капитан, – мрачно признался Грей, – больше ничего такого не было.
Трипол помолчал, а потом заговорил более медленно:
– В таком случае, коммандер, возможно, следует поставить на этом точку. Так будет лучше для всех. – Его голос смягчился. – А что с Кэт, женой вашего напарника? Как она переносит все это?
Это было самое болезненное, и Грею было мучительно сообщать Кэт о случившемся. Но разве мог он этого не сделать? Монк был ее мужем, они растили маленькую дочь Пенелопу. И все же, может, он поторопился? Кэт выслушала рассказ Грея стоически. Прямая, как струна, она стояла в черном траурном платье, и только глаза выдавали ее горе. Она понимала: надежда когда-нибудь вновь увидеть мужа слаба, почти призрачна. Кэт взглянула на Пенелопу, сидевшую в салоне черного лимузина, а затем вновь перевела взгляд на Грея. Она не произнесла ни слова, лишь покачала головой. Она не хотела цепляться за эту соломинку надежды, понимая, что, если та подведет, она не сможет пережить потерю Монка во второй раз. Это уничтожит ее, а она сейчас была и без того раздавлена. Кроме того, Кэт должна была заботиться о Пенелопе. Дочь была единственным кусочком Монка, оставшимся у нее, человечком из плоти и крови, а не каким-то фантомом.
Грей все это понял и продолжил расследование уже на свой страх и риск. С того дня они с Кэт больше не разговаривали. Это было чем-то вроде молчаливого пакта. Она не хотела слышать от него никаких новостей до тех пор, пока дело не разрешится – в ту или иную сторону. Правда, несколько вечеров с Кэт и ее крошкой провела мать Грея. Она ничего не знала про SOS, но чувствовала, что с Кэт что-то не так.
«Ее будто что-то преследует» – так она сформулировала это.
Грей знал, что преследует Кэт.
Несмотря на решение, принятое ею в тот день, она все же ухватилась за тонкую ниточку надежды. То, что отмел ее разум, отказывалось отпускать сердце, и это мучило ее.
Ради блага Кэт, ради семьи Монка Грей должен примириться с жестокой реальностью.
– Благодарю вас, капитан, за все, что вы сделали, – наконец пробормотал он.
– Это вы сделали для него все, что могли, знайте это. Но наступает момент, когда нужно двигаться дальше.
Грей прочистил горло.
– И примите мои соболезнования в связи с гибелью вашего человека.
– А вы – мои.
Связь разъединилась. Грей долго стоял в молчании, а затем подошел к шкафчику напротив и положил ладонь на его холодную металлическую поверхность. Холодную, как могила.
«Мне так жаль…»
Он ухватился за краешек липкой ленты и сорвал ее.
Хватит гоняться за призраками.
«Прощай, Монк».
16 часов 02 минуты
Пейнтер, словно играя с монетой, поставил ее ребром на поверхность письменного стола и щелкнул по ней ногтем. Монета завертелась волчком, а он, глядя на ее серебряный блеск, размышлял о заключенной в ней тайне. Монету вернули из лаборатории полчаса назад вместе с детальным отчетом о результатах исследований, который Пейнтер Кроу внимательно прочитал. Было проведено тщательное лазерное исследование на предмет обнаружения отпечатков пальцев, ее металлическую поверхность и более поздние наслоения подвергли анализу с помощью спектрометра, чтобы определить содержание в ней конкретных металлов. Были также сделаны многочисленные фотографии, в том числе и при помощи стереомикроскопа.
Вращение монеты стало замедляться, а затем она и вовсе упала на поверхность стола из красного дерева. В лаборатории монету осторожно очистили, и древнее изображение на ее поверхности засияло.
Греческий храм, поддерживаемый шестью дорическими колоннами.
В центре храма красовалась большая буква.
На обратной стороне было выбито погрудное изображение женщины, а под ним – слова: DIVA FAUSTINA. По крайней мере, теперь, после отчета экспертов, происхождение монеты больше не являлось тайной.
Но какого же…
Его размышления прервал интерком, оживший на столе.
– Директор Кроу, прибыл коммандер Пирс.
– Очень хорошо, Брент, пусть войдет.
Пейнтер пододвинул отчет ближе к себе, и в тот же момент дверь распахнулась. Вошел Грей. Его черные волосы были мокрыми и расчесанными. Он сменил свою запачканную кровью одежду, и теперь на нем была зеленая рубашка с вышитым на левой стороне груди словом «АРМИЯ», черные джинсы и ботинки. Пейнтер сразу заметил, как мрачно лицо его подчиненного и насколько печален взгляд его синих глаз. О причине этих перемен было несложно догадаться. Пейнтер уже слышал о случившемся от своих знакомых в военно-морской разведке.
Он жестом пригласил Грея присесть.
Как только коммандер сел, он сразу заметил лежащую на столе монету, и в его взгляде вспыхнул интерес.
Это хорошо.
Пейнтер пододвинул монету к Грею.
– Коммандер, я не забыл, что вы просили разрешения отсутствовать на службе в течение неопределенного времени, – заговорил он официальным тоном, – но сейчас мне хотелось бы попросить вас заняться расследованием этого дела.
Грей даже не протянул руки, чтобы взять монету.
– Можно мне сначала задать вам вопрос, сэр?
Пейнтер кивнул.
– Тот убитый, профессор…
– Арчибальд Полк.
– Вы говорили, что он, должно быть, направлялся сюда, чтобы повидаться с вами.
Пейнтер снова кивнул. Он уже догадывался, почему Грей задает эти вопросы.
– Значит, профессор Полк был знаком с «Сигмой»? Несмотря на строжайший режим секретности, в условиях которой мы существуем и работаем, он знал о нашей организации?
– Да, в некотором смысле.
Брови Грея сошлись в одну линию.
– В каком именно?
– Арчибальд Полк придумал «Сигму».
Удивление, отразившееся на лице подчиненного, порадовало Пейнтера. Грею была необходима встряска. Тот выпрямился на стуле, намереваясь что-то сказать, но директор предупреждающим жестом поднял руку.
– Я ответил на твой вопрос, Грей. Теперь ты ответь на мой. Возьмешься ли ты за расследование этого дела?
– После того как профессора застрелили прямо у меня на глазах, мне хочется получить ответы не меньше, чем всем остальным.
– А что с твоими, гм, внеслужебными делами?
Лицо Грея на мгновение исказила мучительная гримаса. Его черты окаменели, как будто что-то внутри его болезненно сжалось.
– Полагаю, вы уже обо всем слышали, сэр.
– Да, флотские свернули поиски.
Грей тяжело вздохнул.
– Я испробовал все, что мог, но безуспешно. Больше я ничего не могу сделать и признаю это.
– По-твоему, Монк еще жив?
– Я… Я не знаю.
– И сможешь жить с этим?
Грей не мигая встретил его взгляд.
– Я обязан.
Пейнтер удовлетворенно кивнул.
– Тогда давай поговорим о монете.
Грей протянул руку и взял монету со стола. Покрутив ее в пальцах, он внимательно изучил недавно очищенные поверхности серебряного кружка.
– Удалось ли вам что-нибудь выяснить о ней?
– Не много. Римская монета, отчеканенная во втором веке. Обрати внимание на портрет женщины, выбитый на обратной стороне. Это Фаустина Старшая, жена императора Антонина Пия. Она покровительствовала детям-сиротам и занималась благотворительностью в отношении нуждающихся женщин. Она также восхищалась сестринским обществом сивилл, женщин-прорицательниц из храма в Греции.
Пейнтер жестом предложил Грею перевернуть монету.
– На другой стороне – изображение того самого храма. Храма в Дельфах.
– Как в книге «Оракул из Дельф»? О женщинах-пророчицах?
– Совершенно верно.
Отчет на столе Пейнтера включал в себя и короткую историческую справку об оракуле. В ней подробно рассказывалось о том, как эти женщины вдыхали галлюциногенные испарения, после чего отвечали страждущим на вопросы об их будущем. Но эти пророчества представляли собой нечто гораздо большее, нежели обычное гадание, поэтому те женщины оказывали значительное влияние на Древний мир.
– На протяжении тысячелетия пророчества оракула помогли обрести свободу тысячам рабов, посеять зерна западной демократии и возвысить святость человеческой жизни. Существует даже мнение, что их слова сыграли решающую роль в том, что Греция вырвалась из мрака варварства и стала развиваться в направлении современной цивилизации.
– А что тут делает большая «Е», выгравированная в центре храма? – спросил Грей. – Насколько я понимаю, это греческая буква «эпсилон»?
– Да, и она тоже из храма оракула. Там еще были загадочные надписи: «Gnothi seauton», что переводится как…
– Познай себя, – закончил за него Грей.
Пейнтер кивнул. Как это он забыл, что Грей был отлично подкован во всем, что связано с философскими течениями Античности? Когда Пейнтер – прямо в Ливенуортской тюрьме – завербовал его для работы в «Сигме», тот занимался углубленным изучением химии и даосизма. Именно эта уникальность ума Грея Пирса и привлекла с самого начала внимание Пейнтера Кроу. Однако за столь выдающиеся способности приходилось платить. У Грея эта цена заключалась в замкнутости и неприязни к работе в команде, что он в очередной раз наглядно продемонстрировал на протяжении последних недель. Поэтому Пейнтеру было приятно видеть, что этот человек наконец вернулся к реальности и сосредоточился на насущных делах.
– Изображение загадочной буквы «Е», – Пейнтер кивнул на монету, – располагалось на фронтоне храма.
– Но что она означает?
Пейнтер пожал плечами.
– Этого не знает никто, даже сами греки. Несколько вариантов объяснения предложил древнегреческий ученый Плутарх, посвятивший этой теме отдельный труд, общий смысл которого сводился к тому, что буква «Е» имела очень большое значение. Некоторые современные ученые предполагают, что первоначально там было две буквы: «G» и «Е», являвшиеся древним символом Геи, богини, олицетворяющей землю. Ведь изначально оракул принадлежал Гее.
– Не пойму одного: если значение символа столь таинственно, зачем выбивать его на монете?
Пейнтер подвинул ему отчет экспертов.
– Дополнительные детали ты сможешь узнать из этого документа. Со временем «Е» оракула стала символом культа пророчества. На протяжении веков живописцы изображали ее на своих полотнах. К примеру, на картине Никола Пуссена она изображена над головой Христа, который вручает апостолу Петру ключ от врат рая. Этот символ предположительно обозначает поворотные моменты в истории человечества, происходящие благодаря отдельным людям, будь то Дельфийский оракул или Иисус из Назарета.
Грей, не прикоснувшись к бумагам, покачал головой.
– Однако какое отношение все это имеет к мертвецу? – Он взял со стола серебряную монету. – Или, может быть, ее ценность столь велика, что из-за нее стоит убить человека?
– Нет, – мотнул головой Пейнтер, – эта монета не особенно ценна.
– Так какого же…
Грея прервал интерком.
– Директор Кроу, – послышался из него голос помощника Пейнтера, – извините, что прерываю вашу беседу…
– В чем дело, Брент?
– Поступил срочный звонок от доктора Дженнингса из патологоанатомической лаборатории. Он настаивает на немедленной телеконференции.
– Хорошо. Выведи изображение на первый монитор.
Грей поднялся, готовый уйти, но Пейнтер жестом велел ему сесть и развернулся в кресле к мониторам. В его кабинете, расположенном глубоко под землей, не было окон, но зато в нем имелись три больших плазменных экрана, установленных на стене. Его личные окна в мир. Только что они были темными, но вот тот, что располагался слева, вспыхнул.
Взглядам двух мужчин предстало изображение патологоанатомической лаборатории. На переднем плане стоял доктор Малкольм Дженнингс. Шести десяти летний руководитель управления исследований и разработок «Сигмы» был облачен в хирургический халат, прозрачное пластиковое забрало для защиты лица было сдвинуто на макушку. Позади него располагалось одно из помещений лаборатории: бетонные полы, ряды электронных измерительных приборов, а посередине, на столе, покоилось тело, стыдливо укрытое простыней.
Профессор Арчибальд Полк.
Потребовалось сделать несколько звонков в высокие инстанции, чтобы покойника отвезли не в городской морг, а в лабораторию «Сигмы». Однако Малкольм Дженнингс считался весьма авторитетным судмедэкспертом, поэтому в итоге им все же удалось заполучить тело.
По мрачному выражению на лице ученого сразу стало понятно, что возникли какие-то проблемы.
– В чем дело, Малкольм?
– Я вынужден объявить в лаборатории карантин.
Это заявление Пейнтеру не понравилось.
– Угроза заражения? – спросил он.
– Заражения – нет, но угроза определенно есть. Позвольте показать вам кое-что.
Дженнингс вышел из кадра, но они продолжали слышать его голос:
– Подозрения возникли у меня уже после первичного осмотра тела. Выпадение волос, разрушение зубной эмали, ожоги на коже… Если бы этого человека не застрелили, готов побиться об заклад, он и так умер бы в ближайшие дни.
– О чем ты толкуешь, Малкольм? – удивленно спросил Пейнтер.
Тот, видимо, не услышал вопроса. Патологоанатом вновь появился на экране, но теперь на нем был тяжелый и плотный фартук, а в руках он держал прибор с торчавшим из него черным щупом.
Грей встал и подошел поближе к монитору.
Доктор Дженнингс поводил щупом над телом мертвеца. Прибор в его руке отчаянно заверещал. Патологоанатом повернулся к камере.
– Тело радиоактивно.
2
Наконец телефон ожил, и в трубке прозвучал резкий голос:
– Капитан Рон Трипол.
– Капитан, это Грей Пирс.
– А, коммандер! Хорошо, что вы позвонили. Я сам собирался связаться с вами сегодня днем. К сожалению, у меня совсем мало времени до следующей встречи.
По тону собеседника Грей уже почувствовал, что сейчас услышит что-то очень неприятное.
– В чем дело, капитан?
– Перейду сразу к сути дела. Я получил приказ прекратить поиски.
– Что-о?
– Нам удалось поднять из воды двадцать два тела. Стоматологическая идентификация показывает, что ни одно из них не принадлежит вашему человеку.
– Всего двадцать два?
Даже по самым скромным подсчетам это была лишь малая часть погибших.
– Я все понимаю, коммандер, но поиски тел и без того были затруднены огромными глубинами и давлением. Все дно лагуны изрезано пещерами и утыкано лавовыми трубками, которые в некоторых местах тянутся на мили, представляя собой настоящий лабиринт.
– И все же с вашим оборудованием…
– Коммандер, – капитан говорил твердым, непререкаемым тоном, – два дня назад мы потеряли аквалангиста, хорошего человека, у которого осталась жена и двое детей.
Грей закрыл глаза, лишь на секунду представив боль от подобной утраты.
– Обыскивать подводные пещеры означает рисковать жизнями других людей. А для чего?
Грей ничего не ответил.
– Коммандер Пирс, я полагаю, вы больше не получали никаких известий? Никаких новых загадочных сообщений?
Грей вздохнул.
Чтобы уговорить капитана помочь, он сослался на одно сообщение, которое получил… или, возможно, получил. Это случилось уже через несколько недель после исчезновения Монка. Что бы ни произошло там, на острове, единственной частью его друга, которую удалось найти, был протез его левой руки – настоящий шедевр биотехнологии, созданный инженерами УППОНИР, со встроенным беспроводным радиоинтерфейсом. Когда эту руку везли на кладбище, чтобы, за неимением остального, предать ее земле, пальцы протеза стали слабо выбивать сигнал SOS. Это продолжалось всего несколько секунд и было замечено одним только Греем. Изучив протез, техники решили, что это был всего лишь остаточный сбой сложного устройства, то, что компьютерщики называют глюком. Компьютерная система показала, что никаких команд протезу не поступало. Это был всего лишь сбой, и больше ничего. Электрический призрак, блуждавший в машине.
Но тем не менее Грей отказывался сдаваться, хотя проходила неделя за неделей.
– Коммандер…
Трипол ожидал ответа.
– Нет, капитан, – мрачно признался Грей, – больше ничего такого не было.
Трипол помолчал, а потом заговорил более медленно:
– В таком случае, коммандер, возможно, следует поставить на этом точку. Так будет лучше для всех. – Его голос смягчился. – А что с Кэт, женой вашего напарника? Как она переносит все это?
Это было самое болезненное, и Грею было мучительно сообщать Кэт о случившемся. Но разве мог он этого не сделать? Монк был ее мужем, они растили маленькую дочь Пенелопу. И все же, может, он поторопился? Кэт выслушала рассказ Грея стоически. Прямая, как струна, она стояла в черном траурном платье, и только глаза выдавали ее горе. Она понимала: надежда когда-нибудь вновь увидеть мужа слаба, почти призрачна. Кэт взглянула на Пенелопу, сидевшую в салоне черного лимузина, а затем вновь перевела взгляд на Грея. Она не произнесла ни слова, лишь покачала головой. Она не хотела цепляться за эту соломинку надежды, понимая, что, если та подведет, она не сможет пережить потерю Монка во второй раз. Это уничтожит ее, а она сейчас была и без того раздавлена. Кроме того, Кэт должна была заботиться о Пенелопе. Дочь была единственным кусочком Монка, оставшимся у нее, человечком из плоти и крови, а не каким-то фантомом.
Грей все это понял и продолжил расследование уже на свой страх и риск. С того дня они с Кэт больше не разговаривали. Это было чем-то вроде молчаливого пакта. Она не хотела слышать от него никаких новостей до тех пор, пока дело не разрешится – в ту или иную сторону. Правда, несколько вечеров с Кэт и ее крошкой провела мать Грея. Она ничего не знала про SOS, но чувствовала, что с Кэт что-то не так.
«Ее будто что-то преследует» – так она сформулировала это.
Грей знал, что преследует Кэт.
Несмотря на решение, принятое ею в тот день, она все же ухватилась за тонкую ниточку надежды. То, что отмел ее разум, отказывалось отпускать сердце, и это мучило ее.
Ради блага Кэт, ради семьи Монка Грей должен примириться с жестокой реальностью.
– Благодарю вас, капитан, за все, что вы сделали, – наконец пробормотал он.
– Это вы сделали для него все, что могли, знайте это. Но наступает момент, когда нужно двигаться дальше.
Грей прочистил горло.
– И примите мои соболезнования в связи с гибелью вашего человека.
– А вы – мои.
Связь разъединилась. Грей долго стоял в молчании, а затем подошел к шкафчику напротив и положил ладонь на его холодную металлическую поверхность. Холодную, как могила.
«Мне так жаль…»
Он ухватился за краешек липкой ленты и сорвал ее.
Хватит гоняться за призраками.
«Прощай, Монк».
16 часов 02 минуты
Пейнтер, словно играя с монетой, поставил ее ребром на поверхность письменного стола и щелкнул по ней ногтем. Монета завертелась волчком, а он, глядя на ее серебряный блеск, размышлял о заключенной в ней тайне. Монету вернули из лаборатории полчаса назад вместе с детальным отчетом о результатах исследований, который Пейнтер Кроу внимательно прочитал. Было проведено тщательное лазерное исследование на предмет обнаружения отпечатков пальцев, ее металлическую поверхность и более поздние наслоения подвергли анализу с помощью спектрометра, чтобы определить содержание в ней конкретных металлов. Были также сделаны многочисленные фотографии, в том числе и при помощи стереомикроскопа.
Вращение монеты стало замедляться, а затем она и вовсе упала на поверхность стола из красного дерева. В лаборатории монету осторожно очистили, и древнее изображение на ее поверхности засияло.
Греческий храм, поддерживаемый шестью дорическими колоннами.
В центре храма красовалась большая буква.
ЕГреческая буква «эпсилон».
На обратной стороне было выбито погрудное изображение женщины, а под ним – слова: DIVA FAUSTINA. По крайней мере, теперь, после отчета экспертов, происхождение монеты больше не являлось тайной.
Но какого же…
Его размышления прервал интерком, оживший на столе.
– Директор Кроу, прибыл коммандер Пирс.
– Очень хорошо, Брент, пусть войдет.
Пейнтер пододвинул отчет ближе к себе, и в тот же момент дверь распахнулась. Вошел Грей. Его черные волосы были мокрыми и расчесанными. Он сменил свою запачканную кровью одежду, и теперь на нем была зеленая рубашка с вышитым на левой стороне груди словом «АРМИЯ», черные джинсы и ботинки. Пейнтер сразу заметил, как мрачно лицо его подчиненного и насколько печален взгляд его синих глаз. О причине этих перемен было несложно догадаться. Пейнтер уже слышал о случившемся от своих знакомых в военно-морской разведке.
Он жестом пригласил Грея присесть.
Как только коммандер сел, он сразу заметил лежащую на столе монету, и в его взгляде вспыхнул интерес.
Это хорошо.
Пейнтер пододвинул монету к Грею.
– Коммандер, я не забыл, что вы просили разрешения отсутствовать на службе в течение неопределенного времени, – заговорил он официальным тоном, – но сейчас мне хотелось бы попросить вас заняться расследованием этого дела.
Грей даже не протянул руки, чтобы взять монету.
– Можно мне сначала задать вам вопрос, сэр?
Пейнтер кивнул.
– Тот убитый, профессор…
– Арчибальд Полк.
– Вы говорили, что он, должно быть, направлялся сюда, чтобы повидаться с вами.
Пейнтер снова кивнул. Он уже догадывался, почему Грей задает эти вопросы.
– Значит, профессор Полк был знаком с «Сигмой»? Несмотря на строжайший режим секретности, в условиях которой мы существуем и работаем, он знал о нашей организации?
– Да, в некотором смысле.
Брови Грея сошлись в одну линию.
– В каком именно?
– Арчибальд Полк придумал «Сигму».
Удивление, отразившееся на лице подчиненного, порадовало Пейнтера. Грею была необходима встряска. Тот выпрямился на стуле, намереваясь что-то сказать, но директор предупреждающим жестом поднял руку.
– Я ответил на твой вопрос, Грей. Теперь ты ответь на мой. Возьмешься ли ты за расследование этого дела?
– После того как профессора застрелили прямо у меня на глазах, мне хочется получить ответы не меньше, чем всем остальным.
– А что с твоими, гм, внеслужебными делами?
Лицо Грея на мгновение исказила мучительная гримаса. Его черты окаменели, как будто что-то внутри его болезненно сжалось.
– Полагаю, вы уже обо всем слышали, сэр.
– Да, флотские свернули поиски.
Грей тяжело вздохнул.
– Я испробовал все, что мог, но безуспешно. Больше я ничего не могу сделать и признаю это.
– По-твоему, Монк еще жив?
– Я… Я не знаю.
– И сможешь жить с этим?
Грей не мигая встретил его взгляд.
– Я обязан.
Пейнтер удовлетворенно кивнул.
– Тогда давай поговорим о монете.
Грей протянул руку и взял монету со стола. Покрутив ее в пальцах, он внимательно изучил недавно очищенные поверхности серебряного кружка.
– Удалось ли вам что-нибудь выяснить о ней?
– Не много. Римская монета, отчеканенная во втором веке. Обрати внимание на портрет женщины, выбитый на обратной стороне. Это Фаустина Старшая, жена императора Антонина Пия. Она покровительствовала детям-сиротам и занималась благотворительностью в отношении нуждающихся женщин. Она также восхищалась сестринским обществом сивилл, женщин-прорицательниц из храма в Греции.
Пейнтер жестом предложил Грею перевернуть монету.
– На другой стороне – изображение того самого храма. Храма в Дельфах.
– Как в книге «Оракул из Дельф»? О женщинах-пророчицах?
– Совершенно верно.
Отчет на столе Пейнтера включал в себя и короткую историческую справку об оракуле. В ней подробно рассказывалось о том, как эти женщины вдыхали галлюциногенные испарения, после чего отвечали страждущим на вопросы об их будущем. Но эти пророчества представляли собой нечто гораздо большее, нежели обычное гадание, поэтому те женщины оказывали значительное влияние на Древний мир.
– На протяжении тысячелетия пророчества оракула помогли обрести свободу тысячам рабов, посеять зерна западной демократии и возвысить святость человеческой жизни. Существует даже мнение, что их слова сыграли решающую роль в том, что Греция вырвалась из мрака варварства и стала развиваться в направлении современной цивилизации.
– А что тут делает большая «Е», выгравированная в центре храма? – спросил Грей. – Насколько я понимаю, это греческая буква «эпсилон»?
– Да, и она тоже из храма оракула. Там еще были загадочные надписи: «Gnothi seauton», что переводится как…
– Познай себя, – закончил за него Грей.
Пейнтер кивнул. Как это он забыл, что Грей был отлично подкован во всем, что связано с философскими течениями Античности? Когда Пейнтер – прямо в Ливенуортской тюрьме – завербовал его для работы в «Сигме», тот занимался углубленным изучением химии и даосизма. Именно эта уникальность ума Грея Пирса и привлекла с самого начала внимание Пейнтера Кроу. Однако за столь выдающиеся способности приходилось платить. У Грея эта цена заключалась в замкнутости и неприязни к работе в команде, что он в очередной раз наглядно продемонстрировал на протяжении последних недель. Поэтому Пейнтеру было приятно видеть, что этот человек наконец вернулся к реальности и сосредоточился на насущных делах.
– Изображение загадочной буквы «Е», – Пейнтер кивнул на монету, – располагалось на фронтоне храма.
– Но что она означает?
Пейнтер пожал плечами.
– Этого не знает никто, даже сами греки. Несколько вариантов объяснения предложил древнегреческий ученый Плутарх, посвятивший этой теме отдельный труд, общий смысл которого сводился к тому, что буква «Е» имела очень большое значение. Некоторые современные ученые предполагают, что первоначально там было две буквы: «G» и «Е», являвшиеся древним символом Геи, богини, олицетворяющей землю. Ведь изначально оракул принадлежал Гее.
– Не пойму одного: если значение символа столь таинственно, зачем выбивать его на монете?
Пейнтер подвинул ему отчет экспертов.
– Дополнительные детали ты сможешь узнать из этого документа. Со временем «Е» оракула стала символом культа пророчества. На протяжении веков живописцы изображали ее на своих полотнах. К примеру, на картине Никола Пуссена она изображена над головой Христа, который вручает апостолу Петру ключ от врат рая. Этот символ предположительно обозначает поворотные моменты в истории человечества, происходящие благодаря отдельным людям, будь то Дельфийский оракул или Иисус из Назарета.
Грей, не прикоснувшись к бумагам, покачал головой.
– Однако какое отношение все это имеет к мертвецу? – Он взял со стола серебряную монету. – Или, может быть, ее ценность столь велика, что из-за нее стоит убить человека?
– Нет, – мотнул головой Пейнтер, – эта монета не особенно ценна.
– Так какого же…
Грея прервал интерком.
– Директор Кроу, – послышался из него голос помощника Пейнтера, – извините, что прерываю вашу беседу…
– В чем дело, Брент?
– Поступил срочный звонок от доктора Дженнингса из патологоанатомической лаборатории. Он настаивает на немедленной телеконференции.
– Хорошо. Выведи изображение на первый монитор.
Грей поднялся, готовый уйти, но Пейнтер жестом велел ему сесть и развернулся в кресле к мониторам. В его кабинете, расположенном глубоко под землей, не было окон, но зато в нем имелись три больших плазменных экрана, установленных на стене. Его личные окна в мир. Только что они были темными, но вот тот, что располагался слева, вспыхнул.
Взглядам двух мужчин предстало изображение патологоанатомической лаборатории. На переднем плане стоял доктор Малкольм Дженнингс. Шести десяти летний руководитель управления исследований и разработок «Сигмы» был облачен в хирургический халат, прозрачное пластиковое забрало для защиты лица было сдвинуто на макушку. Позади него располагалось одно из помещений лаборатории: бетонные полы, ряды электронных измерительных приборов, а посередине, на столе, покоилось тело, стыдливо укрытое простыней.
Профессор Арчибальд Полк.
Потребовалось сделать несколько звонков в высокие инстанции, чтобы покойника отвезли не в городской морг, а в лабораторию «Сигмы». Однако Малкольм Дженнингс считался весьма авторитетным судмедэкспертом, поэтому в итоге им все же удалось заполучить тело.
По мрачному выражению на лице ученого сразу стало понятно, что возникли какие-то проблемы.
– В чем дело, Малкольм?
– Я вынужден объявить в лаборатории карантин.
Это заявление Пейнтеру не понравилось.
– Угроза заражения? – спросил он.
– Заражения – нет, но угроза определенно есть. Позвольте показать вам кое-что.
Дженнингс вышел из кадра, но они продолжали слышать его голос:
– Подозрения возникли у меня уже после первичного осмотра тела. Выпадение волос, разрушение зубной эмали, ожоги на коже… Если бы этого человека не застрелили, готов побиться об заклад, он и так умер бы в ближайшие дни.
– О чем ты толкуешь, Малкольм? – удивленно спросил Пейнтер.
Тот, видимо, не услышал вопроса. Патологоанатом вновь появился на экране, но теперь на нем был тяжелый и плотный фартук, а в руках он держал прибор с торчавшим из него черным щупом.
Грей встал и подошел поближе к монитору.
Доктор Дженнингс поводил щупом над телом мертвеца. Прибор в его руке отчаянно заверещал. Патологоанатом повернулся к камере.
– Тело радиоактивно.
2
5 сентября, 17 часов 25 минут
Вашингтон, округ Колумбия
Оказавшись вновь под палящим солнцем, Грей двинулся по тротуару мимо Смитсоновского замка. Слева от него тянулась Эспланада, безлюдная из-за жары.
Позади Грея желтая полицейская лента отмечала место, где вскоре после полудня было совершено убийство. Группа криминалистов закончила работу, но место преступления все еще было перекрыто и находилось под неусыпным надзором поставленного здесь офицера вашингтонской полиции.
Грей шел на восток по Джефферсон-драйв. За ним тенью следовал здоровенный телохранитель, которого он изо всех сил пытался не замечать. Он не просил приставлять к нему охрану, и уж тем более этого бугая.
Грей прикоснулся к микрофону, укрепленному у горла, и проговорил:
– Я обнаружил след.
В ответ беспроводной наушник в его ухе разразился шипением.
Грей поправил его и сказал шепотом:
– Повторите, я не расслышал.
– Ты можешь идти по этому следу? – спросил Пейнтер Кроу.
– Да, но не знаю, как долго. Сигнал очень слабый.
Грей сам предложил этот план действий. Он посмотрел на прибор, который держал в руке, портативный дозиметр «Гамма-скаут». Вмонтированный в него счетчик Гейгера – Мюллера (трубка, заполненная галогеном) был достаточно чувствительным, чтобы улавливать даже слабое радиоактивное излучение, особенно будучи настроенным на изотопы стронция-90, обнаруженные в теле Полка. Грей предполагал, что профессор оставил за собой радиоактивный след, по которому можно восстановить его маршрут, и, похоже, не ошибся.
– Сделай все, что в твоих силах, Грей. Любая информация о том, где находился в последние дни профессор, может иметь решающее значение. Я уже пытался связаться с его дочерью, но не смог до нее дозвониться.
– Я буду идти по следу столько, сколько смогу. – Грей вздохнул. Он продолжал двигаться по тротуару вдоль Эспланады, то и дело поглядывая на прибор. – Если что-то обнаружу, тут же сообщу.
Однако после того, как он прошел еще полквартала, сигнал неожиданно пропал. Выругавшись, Грей остановился, попятился и наткнулся на телохранителя, неотступно следовавшего за ним.
– Черт побери, Пирс! – прорычал тот. – Я только что начистил ботинки!
Грей оглянулся через плечо на гору мускулов, возвышавшуюся позади него. Джо Ковальски, бывший морской пехотинец, был одет в спортивную куртку и широкие штаны. И то и другое шло ему как корове седло. С коротко остриженной щеточкой черных волос и сломанным в молодости носом он больше напоминал выбритую гориллу, на которую напялили мятую одежду.
Ковальски нагнулся и вытер испачканный ботинок полой своей куртки.
– Это же «Чукка»! Я отдал за них три сотни баксов. Они специально для игры в поло, со швом «елочкой» и сделаны в Англии. Их шили мне по спецзаказу.
Вздернув брови, Грей оторвал глаза от дозиметра и посмотрел на гориллу в штанах.
Ковальски, видимо, понял, что болтает слишком много и не то, сконфузился и стал оправдываться:
– Ну ладно, просто я люблю обувь. Ну и что? На сегодня у меня было назначено свидание, но… она отказалась.
«Умная девушка», – подумал Грей, но вслух произнес:
– Очень жаль.
– Да ладно. Хорошо хоть шов не разошелся, – сказал Ковальски.
– Я имел в виду, жаль, что девица тебя продинамила.
– A-а, это? – Ковальски передернул плечами. – Ей же хуже.
Грей не стал спорить. Он снова сосредоточил внимание на показаниях прибора и медленно повернулся вокруг своей оси. Сделав шаг вправо, он опять поймал радиоактивный «запах». Тот уходил прочь от тротуара и вел через поросшие травой лужайки Эспланады.
– Сюда.
След профессора провел их мимо расположенных на Эспланаде Музея и сада скульптур Хишхорна. Повторяя путь Полка, Грей пересек тенистый, утопающий в зелени оазис и вышел из него. За садом след Полка продолжал тянуться поперек Эспланады, вдоль палаток и ларьков, оставшихся после празднования Дня труда. Их еще не успели разобрать до конца.
Грей оглянулся и мысленно проследил путь, проделанный профессором.
– Он пытался держаться в тени, подальше от посторонних глаз.
– А может, парню было просто жарко, – предположил Ковальски, вытерев взмокшие брови.
Грей огляделся. К западу статуя Вашингтона гигантским пальцем указывала прямо на раскаленное солнце, к востоку возвышался купол Капитолия США.
Грею нужно было получить ответы, поэтому он продолжил свой путь. По мере того как он шел через Эспланаду, показатели на цифровом дисплее «Гамма-скаута» постепенно уменьшались. С каждым шагом прибор фиксировал все меньший объем миллирем.
Дойдя до дальней оконечности Эспланады, Грей торопливо пересек Мэдисон-драйв. Он вновь поймал след, когда вошел в следующий парк. Приближаясь к тенистой купе краснолистных кизиловых деревьев и индийской сирени, он увидел, что показатели вновь стали расти. Возле клумбы невысоких – по колено – кустов гортензии стояла скамейка. Грей подошел к ней. В этом безлюдном месте количество миллирем подпрыгнуло.
Полк здесь кого-то ждал? Именно этим мог объясняться внезапно усилившийся радиационный след.
Грей отвел в сторону усыпанную цветами ветку сирени, и его взгляду предстала вся Эспланада, включая пространство перед Смитсоновским замком. Может, профессор ждал здесь того момента, когда, по его мнению, ему ничего не будет грозить? Грей прищурился от слепящего солнечного света. Он вспомнил диагноз Малкольма, то, насколько исхудавшим и ослабевшим был Полк. Он явно находился при последнем издыхании, а отчаяние и вовсе лишило его сил.
Почему?
Грей уже собрался идти дальше, но тут за его спиной Ковальски прочистил глотку. Грей обернулся. Гигант сидел на корточках, снова полируя свой злосчастный ботинок, но вторая его рука была засунута под скамейку.
– Взгляните-ка на это, – произнес он и протянул Грею какой-то предмет.
Это был маленький бинокль.
Грей поднес к нему дозиметр, и показатели радиации сразу же подпрыгнули.
– А штучка-то горячая, – проговорил он.
Ковальски поспешно перехватил бинокль за ремешок и стал совать его Грею.
– Нате, возьмите! Да скорее же!
Грей взял бинокль. Страхи его спутника были беспочвенными. Если бинокль и был радиоактивен, то уровень его радиационного фона был лишь немногим выше естественного.
Повернувшись, Грей поднес бинокль к глазам и посмотрел на Смитсоновский замок. Здание выросло в размерах. Он увидел фигуру человека, идущего вдоль фасада, и даже черты его лица были ясно различимы. Грей вспомнил, с какой поспешностью Полк направлялся к нему. Тогда он списал это на обычное нетерпение попрошайки поскорее получить милостыню, но теперь начинал думать, что Полк узнал его. Может, им двигало не отчаяние? Может, он заметил Грея, пересекающего Эспланаду, и выбрался из своего укрытия специально, чтобы перехватить его?
Грей опустил бинокль и положил его в освинцованную сумку, висевшую у пояса.
– Пошли, – бросил он своему спутнику.
Выйдя из кущи деревьев, он двинулся на восток по тропинке, тянувшейся вдоль Мэдисон-драйв. Через некоторое время тропинка привела их к ступеням. Грей задрал голову и увидел, что они оказались перед входом в один из самых знаменитых музеев Эспланады – Национальный музей естественной истории. Здесь была выставлена богатая коллекция экспонатов из всех уголков света и представлявших интерес для самых разных отраслей знаний: экологии, геологии, археологии, от крохотных окаменелостей до гигантского скелета тираннозавра.
Грей вытянул шею. Купол музея возвышался над портиком, который поддерживали шесть огромных коринфских колонн. Разглядывая это грандиозное сооружение, Грей вдруг изумился тому, насколько фасад музея похож на греческий храм, изображенный на монете профессора.
«А нет ли тут какой-то связи?» – пронеслось в его мозгу.
Прежде чем идти дальше по следу, который явно вел в здание, он решил отчитаться перед начальством. Отойдя в сторонку, Грей оперся локтями о каменную балюстраду и включил свою компактную рацию. Директор Кроу ответил немедленно.
– Ты что-нибудь обнаружил? – спросил он.
Грей заговорил едва слышным шепотом:
– Похоже, след профессора ведет в Смитсоновский музей естественной истории.
– В музей?
– Я продолжу поиск внутри. Только сначала скажите, был ли он как-то связан с этим учреждением?
– Мне об этом ничего не известно. Но на всякий случай я спрошу у наших бывших коллег.
Грей вспомнил ту часть разговора с директором, когда Пейнтер отрывочно упомянул о прошлом профессора Полка.
– И еще одно, директор Кроу. Вы мне кое-что не объяснили.
– Что именно, коммандер?
– Вы сказали, что профессор Полк придумал «Сигму». Что вы имели в виду?
Немного помолчав, Пейнтер заговорил:
– Грей, что тебе известно об организации под названием «Ясоны»?
Вопрос застал Пирса врасплох, и он даже не нашелся, что ответить, кроме невнятного:
– Простите, сэр?
– «Ясоны» – это мозговой центр, сформированный в годы холодной войны. В него входили лучшие специалисты во многих областях знаний и даже ряд лауреатов Нобелевской премии. Они собрались вместе, чтобы консультировать военную элиту относительно различных технологических проектов.
Вашингтон, округ Колумбия
Оказавшись вновь под палящим солнцем, Грей двинулся по тротуару мимо Смитсоновского замка. Слева от него тянулась Эспланада, безлюдная из-за жары.
Позади Грея желтая полицейская лента отмечала место, где вскоре после полудня было совершено убийство. Группа криминалистов закончила работу, но место преступления все еще было перекрыто и находилось под неусыпным надзором поставленного здесь офицера вашингтонской полиции.
Грей шел на восток по Джефферсон-драйв. За ним тенью следовал здоровенный телохранитель, которого он изо всех сил пытался не замечать. Он не просил приставлять к нему охрану, и уж тем более этого бугая.
Грей прикоснулся к микрофону, укрепленному у горла, и проговорил:
– Я обнаружил след.
В ответ беспроводной наушник в его ухе разразился шипением.
Грей поправил его и сказал шепотом:
– Повторите, я не расслышал.
– Ты можешь идти по этому следу? – спросил Пейнтер Кроу.
– Да, но не знаю, как долго. Сигнал очень слабый.
Грей сам предложил этот план действий. Он посмотрел на прибор, который держал в руке, портативный дозиметр «Гамма-скаут». Вмонтированный в него счетчик Гейгера – Мюллера (трубка, заполненная галогеном) был достаточно чувствительным, чтобы улавливать даже слабое радиоактивное излучение, особенно будучи настроенным на изотопы стронция-90, обнаруженные в теле Полка. Грей предполагал, что профессор оставил за собой радиоактивный след, по которому можно восстановить его маршрут, и, похоже, не ошибся.
– Сделай все, что в твоих силах, Грей. Любая информация о том, где находился в последние дни профессор, может иметь решающее значение. Я уже пытался связаться с его дочерью, но не смог до нее дозвониться.
– Я буду идти по следу столько, сколько смогу. – Грей вздохнул. Он продолжал двигаться по тротуару вдоль Эспланады, то и дело поглядывая на прибор. – Если что-то обнаружу, тут же сообщу.
Однако после того, как он прошел еще полквартала, сигнал неожиданно пропал. Выругавшись, Грей остановился, попятился и наткнулся на телохранителя, неотступно следовавшего за ним.
– Черт побери, Пирс! – прорычал тот. – Я только что начистил ботинки!
Грей оглянулся через плечо на гору мускулов, возвышавшуюся позади него. Джо Ковальски, бывший морской пехотинец, был одет в спортивную куртку и широкие штаны. И то и другое шло ему как корове седло. С коротко остриженной щеточкой черных волос и сломанным в молодости носом он больше напоминал выбритую гориллу, на которую напялили мятую одежду.
Ковальски нагнулся и вытер испачканный ботинок полой своей куртки.
– Это же «Чукка»! Я отдал за них три сотни баксов. Они специально для игры в поло, со швом «елочкой» и сделаны в Англии. Их шили мне по спецзаказу.
Вздернув брови, Грей оторвал глаза от дозиметра и посмотрел на гориллу в штанах.
Ковальски, видимо, понял, что болтает слишком много и не то, сконфузился и стал оправдываться:
– Ну ладно, просто я люблю обувь. Ну и что? На сегодня у меня было назначено свидание, но… она отказалась.
«Умная девушка», – подумал Грей, но вслух произнес:
– Очень жаль.
– Да ладно. Хорошо хоть шов не разошелся, – сказал Ковальски.
– Я имел в виду, жаль, что девица тебя продинамила.
– A-а, это? – Ковальски передернул плечами. – Ей же хуже.
Грей не стал спорить. Он снова сосредоточил внимание на показаниях прибора и медленно повернулся вокруг своей оси. Сделав шаг вправо, он опять поймал радиоактивный «запах». Тот уходил прочь от тротуара и вел через поросшие травой лужайки Эспланады.
– Сюда.
След профессора провел их мимо расположенных на Эспланаде Музея и сада скульптур Хишхорна. Повторяя путь Полка, Грей пересек тенистый, утопающий в зелени оазис и вышел из него. За садом след Полка продолжал тянуться поперек Эспланады, вдоль палаток и ларьков, оставшихся после празднования Дня труда. Их еще не успели разобрать до конца.
Грей оглянулся и мысленно проследил путь, проделанный профессором.
– Он пытался держаться в тени, подальше от посторонних глаз.
– А может, парню было просто жарко, – предположил Ковальски, вытерев взмокшие брови.
Грей огляделся. К западу статуя Вашингтона гигантским пальцем указывала прямо на раскаленное солнце, к востоку возвышался купол Капитолия США.
Грею нужно было получить ответы, поэтому он продолжил свой путь. По мере того как он шел через Эспланаду, показатели на цифровом дисплее «Гамма-скаута» постепенно уменьшались. С каждым шагом прибор фиксировал все меньший объем миллирем.
Дойдя до дальней оконечности Эспланады, Грей торопливо пересек Мэдисон-драйв. Он вновь поймал след, когда вошел в следующий парк. Приближаясь к тенистой купе краснолистных кизиловых деревьев и индийской сирени, он увидел, что показатели вновь стали расти. Возле клумбы невысоких – по колено – кустов гортензии стояла скамейка. Грей подошел к ней. В этом безлюдном месте количество миллирем подпрыгнуло.
Полк здесь кого-то ждал? Именно этим мог объясняться внезапно усилившийся радиационный след.
Грей отвел в сторону усыпанную цветами ветку сирени, и его взгляду предстала вся Эспланада, включая пространство перед Смитсоновским замком. Может, профессор ждал здесь того момента, когда, по его мнению, ему ничего не будет грозить? Грей прищурился от слепящего солнечного света. Он вспомнил диагноз Малкольма, то, насколько исхудавшим и ослабевшим был Полк. Он явно находился при последнем издыхании, а отчаяние и вовсе лишило его сил.
Почему?
Грей уже собрался идти дальше, но тут за его спиной Ковальски прочистил глотку. Грей обернулся. Гигант сидел на корточках, снова полируя свой злосчастный ботинок, но вторая его рука была засунута под скамейку.
– Взгляните-ка на это, – произнес он и протянул Грею какой-то предмет.
Это был маленький бинокль.
Грей поднес к нему дозиметр, и показатели радиации сразу же подпрыгнули.
– А штучка-то горячая, – проговорил он.
Ковальски поспешно перехватил бинокль за ремешок и стал совать его Грею.
– Нате, возьмите! Да скорее же!
Грей взял бинокль. Страхи его спутника были беспочвенными. Если бинокль и был радиоактивен, то уровень его радиационного фона был лишь немногим выше естественного.
Повернувшись, Грей поднес бинокль к глазам и посмотрел на Смитсоновский замок. Здание выросло в размерах. Он увидел фигуру человека, идущего вдоль фасада, и даже черты его лица были ясно различимы. Грей вспомнил, с какой поспешностью Полк направлялся к нему. Тогда он списал это на обычное нетерпение попрошайки поскорее получить милостыню, но теперь начинал думать, что Полк узнал его. Может, им двигало не отчаяние? Может, он заметил Грея, пересекающего Эспланаду, и выбрался из своего укрытия специально, чтобы перехватить его?
Грей опустил бинокль и положил его в освинцованную сумку, висевшую у пояса.
– Пошли, – бросил он своему спутнику.
Выйдя из кущи деревьев, он двинулся на восток по тропинке, тянувшейся вдоль Мэдисон-драйв. Через некоторое время тропинка привела их к ступеням. Грей задрал голову и увидел, что они оказались перед входом в один из самых знаменитых музеев Эспланады – Национальный музей естественной истории. Здесь была выставлена богатая коллекция экспонатов из всех уголков света и представлявших интерес для самых разных отраслей знаний: экологии, геологии, археологии, от крохотных окаменелостей до гигантского скелета тираннозавра.
Грей вытянул шею. Купол музея возвышался над портиком, который поддерживали шесть огромных коринфских колонн. Разглядывая это грандиозное сооружение, Грей вдруг изумился тому, насколько фасад музея похож на греческий храм, изображенный на монете профессора.
«А нет ли тут какой-то связи?» – пронеслось в его мозгу.
Прежде чем идти дальше по следу, который явно вел в здание, он решил отчитаться перед начальством. Отойдя в сторонку, Грей оперся локтями о каменную балюстраду и включил свою компактную рацию. Директор Кроу ответил немедленно.
– Ты что-нибудь обнаружил? – спросил он.
Грей заговорил едва слышным шепотом:
– Похоже, след профессора ведет в Смитсоновский музей естественной истории.
– В музей?
– Я продолжу поиск внутри. Только сначала скажите, был ли он как-то связан с этим учреждением?
– Мне об этом ничего не известно. Но на всякий случай я спрошу у наших бывших коллег.
Грей вспомнил ту часть разговора с директором, когда Пейнтер отрывочно упомянул о прошлом профессора Полка.
– И еще одно, директор Кроу. Вы мне кое-что не объяснили.
– Что именно, коммандер?
– Вы сказали, что профессор Полк придумал «Сигму». Что вы имели в виду?
Немного помолчав, Пейнтер заговорил:
– Грей, что тебе известно об организации под названием «Ясоны»?
Вопрос застал Пирса врасплох, и он даже не нашелся, что ответить, кроме невнятного:
– Простите, сэр?
– «Ясоны» – это мозговой центр, сформированный в годы холодной войны. В него входили лучшие специалисты во многих областях знаний и даже ряд лауреатов Нобелевской премии. Они собрались вместе, чтобы консультировать военную элиту относительно различных технологических проектов.