Страница:
– Ладно-ладно, сдаюсь, – поднял обе руки Родим. – Убедили. – Наполнив водой кастрюлю, он поставил ее на плиту. – Это для грибов. Грибы бесперечь нужно опускать в крутой кипяток, не то не раскроются и аммиаком будут попахивать. Займитесь, когда справитесь с картошкой, а я пока мяско пожарю.
– Под вашим руководством готов к любой черной работе, – по-флотски, двумя пальцами козырнул профессор.
– А вы забавник, – улыбнулся хуторянин, который совсем уже отмяк и ничем не напоминал того хмурого и нелюдимого бирюка, который встретил их с Никодимом на дворе.
Когда ужин совместными усилиями был готов, хозяин пригласил гостя к столу. Профессор принес из своей комнаты бутылку «Боярской» и медицински точно наполнил две тонкостенные стопки.
– Ну, с прибытием, – провозгласил первый тост хозяин.
Они выпили, крякнули разом. Родим хрустко закусил крепкобоким соленым огурцом, Вельяминов с аппетитом потянул к себе свежезасоленную селедочку.
– Хорошая штука, забористая, – одобрил Родим. – Душевная. «Поставщик двора Его Императорскаго Величества», – с явным удовольствием прочитал он на этикетке, – как же, как же! С уважением. Хотя наша местная однознак не хуже. Тем более что у нас ее чистую и не пьют вовсе, всяк свои настойки делает. Давайте-ка я вам налью, попробуете. – Он открыл дверцу кухонного шкафчика и извлек из него небольшую пластиковую канистру, на треть заполненную прозрачной жидкостью, слегка окрашенной в благородный медовый оттенок. – Частить не будем! – сразу предупредил хозяин, разливая жидкость по рюмкам. – Ибо напиваться срамота есть и грех пред лицом Господа нашего Иисуса Христа. Давайте-ка сначала картошечки горяченькой с мяском.
Профессор Вельяминов с удовольствием воздал должное великолепной рассыпчатой картошке и жареному мясу, которое прямо таяло на языке. Через некоторое время дошла очередь и до второй рюмки.
– Прекрасно! – восхитился старичок. – Просто изумительно! Пьется, как родниковая вода, и аромат невероятный. Можно даже не закусывать. Из чего вы ее делаете?
– Настаиваем на одной местной травке, – хмыкнул очень довольный Родим. – Но это скорее для аромату. А так – все по вековым дедовским рецептам. Возгонка, двойная очистка, на березовом листу…
– Почему бы вам не продать рецепт в метрополию? – поинтересовался Федор Степанович, удовлетворенно почмокивая и наслаждаясь послевкусием.
– Промышленное производство, однако, невыгодно будет, – пояснил Родим. – Возни много, дорого. Либо надо упрощать рецепт для экономии, а это уже баловство – потеряется весь смак. Если только открыть трактирчик в столице и готовить понемножку, для постоянных гостей, из тех, у кого деньги водятся… Но мне это ни к чему. Не люблю я столицу: шум, гам, суматоха, сплетни и слухи – продыхнуть негде. То ли дело здесь: тишина, благодать, я головизор неделями не включаю, и, поверите ли, совершенно не тянет. – Он взял с блюда истекающий сладким паром гриб и начал деловито разламывать ножом полураскрывшиеся от кипятка хитиновые створки. – Кушайте, не стесняйтесь. Я сам до них большой охотник.
Грибы профессор оценил, и весьма высоко.
– Такое ощущение, что я зря держу дорогого повара, – признал Вельяминов, отложив вилку и с трудом переводя дух после сытной трапезы. – Честно говоря, сегодня вам неоднократно удалось удивить мои вкусовые рецепторы. Казалось бы, за столько лет каких только изысканных деликатесов не попробовал. И на тебе – самые простые ингредиенты, самая простая кухня, а какой эффект!..
– Здоровая все пища, полезная, – степенно согласился Родим. – Натуральная. Для желудка весьма пользительно. – Он неторопливо собрал со стола грязную посуду, остатки еды и раковины грибов отправил в утилизатор, тарелки же отнес в мойку. – Кстати, – произнес он, повернувшись, уже совсем другим тоном, – если вам не сложно, милостивый государь, не потрудитесь ли объяснить, для чего это я вдруг понадобился Второму управлению?
Профессор изумленно вскинул на него взгляд, после чего снял пенсне и от души рассмеялся.
– Ну вы даете, голубчик, – проговорил он, смахивая слезы. – А ведь Александр Михайлович предупреждал меня… Ой! А вы когда-нибудь рыбачили на Эпсилоне Эридана, Родим Афанасьевич?
– Рыбачил, рыбачил, – насмешливо подтвердил Родим, скрестив руки на груди, – только все время попадалась мелочь, и я ее выпускал обратно. Не беспокойтесь, Федор Степанович, я знаю пароль. Или вы на самом деле не Федор Степанович?..
– Видите ли, вы и ошиблись, и нет, – отозвался профессор. – Вельяминов Федор Степанович, точно так-с. И не имею никакого отношения ко Второму управлению. Действительный член Академии наук Его Императорского Величества. И меня в самом деле очень интересует полосатая росомаха и ее повадки. Но у меня к вам, кроме всего прочего, крайне важная миссия. Не скажу, чтобы я был близким другом императора, но один из его знакомцев. Причем из тех, которым он вполне доверяет. Потому иногда нагружает меня некоторыми личными поручениями… Я привез вам послание от Александра Михайловича.
В кухне воцарилась мертвая тишина. Сделав многозначительную паузу, профессор пытливо посмотрел на замершего Пестрецова.
Прошла секунда, две, три. Наконец хуторянин шевельнулся, с трудом прочистил горло.
– У меня нет ключа, – хрипло произнес он.
– Александр Михайлович сказал, что следует воспользоваться ключом вашей последней операции.
– Ах, даже так?.. – Пестрецов бросил на профессора короткий внимательный взгляд. На скулах его четко обозначились желваки, скрипнули до боли стиснутые зубы. – Ну, что ж… Печеный лосось в багряном небе плывет не спеша.
С каждым словом озабоченные морщины на лбу Вельяминова разглаживались все больше и больше, и когда Родим закончил, профессор молча и безмятежно смотрел отсутствующим взглядом в пространство за его правым плечом. Охотник провел ладонью перед глазами гостя – зрачки Вельяминова не отреагировали.
– Извольте начинать, – произнес Родим.
Профессор тут же ожил, выпрямился на табурете. Его согбенный годами позвоночник распрямился, сутулые плечи развернулись. Перед Родимом теперь сидел совсем другой человек – сильный, властный, с военной выправкой и стальным взглядом владыки. В углах рта Вельяминова пролегла глубокая горькая складка, какой не было раньше, – след безмерной усталости от непосильного груза постоянной ответственности, след бессонных ночей и принятых на душу крайне тяжелых решений.
– Здравствуйте, Родим Афанасьевич, – проговорил профессор уверенным, четким голосом. – Если вы сумели вспомнить секретный ключ доступа семилетней давности – значит, это сообщение предназначено вам. Пожалуйста, постарайтесь дослушать меня до конца…
Человек, называвший себя хуторянином Родимом, слушал то, что говорил ему император с лицом профессора Вельяминова, и его собственное лицо приобретало все более и более серьезное выражение. Когда профессор веско произнес: «Это все. До свидания, Родим Афанасьевич» – и замолчал, он на всякий случай выдержал паузу секунд в десять, а затем сказал:
– Хорошо, Федор Степанович. На счет «пять» вы выйдете из транса – легко, спокойно, вас ничто не испугает. Раз… два…
Когда хуторянин дошел до счета «пять», Вельяминов очнулся. Его плечи разом опустились, профессор привычно ссутулился, встревоженно глянул на собеседника снизу вверх:
– Все в порядке, Родим Афанасьевич? Похоже, вы слегка озадачены.
– Да, Федор Степанович, большое спасибо, – невпопад ответил тот, потирая ладонью подбородок, причем так, будто на нем уже не было густой и несколько неопрятной бороды. Похоже, сейчас перед профессором сидел уже совершенно другой человек – не тот, который встретил их с Никодимом на дворе хутора, и не тот, с которым они весьма приятственно опрокинули за ужином пару стопок. – Вы прекрасно справились с заданием. Не обращайте внимания.
– Значит, завтра мы с вами идем на росомаху? – повеселел профессор.
– Завтра… – Родим поднял глаза. – Да, завтра идем. Но прошу меня простить, много времени я вам уделить не смогу. Похоже, мне придется кое-куда съездить… Но вы не обижайтесь, я вас сведу с местными охотниками. Они сподмогнут. – Он подмигнул, на мгновение вновь превратившись в прежнего хуторянина.
Профессор вздохнул.
– Это вряд ли, Родим Афанасьевич, я уже пытался…
Родим улыбнулся.
– Не волнуйтесь, Федор Степанович, я их уговорю.
И это было сказано так, что профессор тут же повеселел. Ибо однозначно поверил: уговорит. А Родим между тем продолжал:
– А теперь давайте-ка напоследок еще по рюмочке «Боярской». И поведайте мне, бога ради, какие у вас в центре нынче самые свежие закулисные сплетни. Живем тут, у черта на рогах, прости господи, как на необитаемом острове, оторванные от самой необходимой информации…
Глава 2
– Под вашим руководством готов к любой черной работе, – по-флотски, двумя пальцами козырнул профессор.
– А вы забавник, – улыбнулся хуторянин, который совсем уже отмяк и ничем не напоминал того хмурого и нелюдимого бирюка, который встретил их с Никодимом на дворе.
Когда ужин совместными усилиями был готов, хозяин пригласил гостя к столу. Профессор принес из своей комнаты бутылку «Боярской» и медицински точно наполнил две тонкостенные стопки.
– Ну, с прибытием, – провозгласил первый тост хозяин.
Они выпили, крякнули разом. Родим хрустко закусил крепкобоким соленым огурцом, Вельяминов с аппетитом потянул к себе свежезасоленную селедочку.
– Хорошая штука, забористая, – одобрил Родим. – Душевная. «Поставщик двора Его Императорскаго Величества», – с явным удовольствием прочитал он на этикетке, – как же, как же! С уважением. Хотя наша местная однознак не хуже. Тем более что у нас ее чистую и не пьют вовсе, всяк свои настойки делает. Давайте-ка я вам налью, попробуете. – Он открыл дверцу кухонного шкафчика и извлек из него небольшую пластиковую канистру, на треть заполненную прозрачной жидкостью, слегка окрашенной в благородный медовый оттенок. – Частить не будем! – сразу предупредил хозяин, разливая жидкость по рюмкам. – Ибо напиваться срамота есть и грех пред лицом Господа нашего Иисуса Христа. Давайте-ка сначала картошечки горяченькой с мяском.
Профессор Вельяминов с удовольствием воздал должное великолепной рассыпчатой картошке и жареному мясу, которое прямо таяло на языке. Через некоторое время дошла очередь и до второй рюмки.
– Прекрасно! – восхитился старичок. – Просто изумительно! Пьется, как родниковая вода, и аромат невероятный. Можно даже не закусывать. Из чего вы ее делаете?
– Настаиваем на одной местной травке, – хмыкнул очень довольный Родим. – Но это скорее для аромату. А так – все по вековым дедовским рецептам. Возгонка, двойная очистка, на березовом листу…
– Почему бы вам не продать рецепт в метрополию? – поинтересовался Федор Степанович, удовлетворенно почмокивая и наслаждаясь послевкусием.
– Промышленное производство, однако, невыгодно будет, – пояснил Родим. – Возни много, дорого. Либо надо упрощать рецепт для экономии, а это уже баловство – потеряется весь смак. Если только открыть трактирчик в столице и готовить понемножку, для постоянных гостей, из тех, у кого деньги водятся… Но мне это ни к чему. Не люблю я столицу: шум, гам, суматоха, сплетни и слухи – продыхнуть негде. То ли дело здесь: тишина, благодать, я головизор неделями не включаю, и, поверите ли, совершенно не тянет. – Он взял с блюда истекающий сладким паром гриб и начал деловито разламывать ножом полураскрывшиеся от кипятка хитиновые створки. – Кушайте, не стесняйтесь. Я сам до них большой охотник.
Грибы профессор оценил, и весьма высоко.
– Такое ощущение, что я зря держу дорогого повара, – признал Вельяминов, отложив вилку и с трудом переводя дух после сытной трапезы. – Честно говоря, сегодня вам неоднократно удалось удивить мои вкусовые рецепторы. Казалось бы, за столько лет каких только изысканных деликатесов не попробовал. И на тебе – самые простые ингредиенты, самая простая кухня, а какой эффект!..
– Здоровая все пища, полезная, – степенно согласился Родим. – Натуральная. Для желудка весьма пользительно. – Он неторопливо собрал со стола грязную посуду, остатки еды и раковины грибов отправил в утилизатор, тарелки же отнес в мойку. – Кстати, – произнес он, повернувшись, уже совсем другим тоном, – если вам не сложно, милостивый государь, не потрудитесь ли объяснить, для чего это я вдруг понадобился Второму управлению?
Профессор изумленно вскинул на него взгляд, после чего снял пенсне и от души рассмеялся.
– Ну вы даете, голубчик, – проговорил он, смахивая слезы. – А ведь Александр Михайлович предупреждал меня… Ой! А вы когда-нибудь рыбачили на Эпсилоне Эридана, Родим Афанасьевич?
– Рыбачил, рыбачил, – насмешливо подтвердил Родим, скрестив руки на груди, – только все время попадалась мелочь, и я ее выпускал обратно. Не беспокойтесь, Федор Степанович, я знаю пароль. Или вы на самом деле не Федор Степанович?..
– Видите ли, вы и ошиблись, и нет, – отозвался профессор. – Вельяминов Федор Степанович, точно так-с. И не имею никакого отношения ко Второму управлению. Действительный член Академии наук Его Императорского Величества. И меня в самом деле очень интересует полосатая росомаха и ее повадки. Но у меня к вам, кроме всего прочего, крайне важная миссия. Не скажу, чтобы я был близким другом императора, но один из его знакомцев. Причем из тех, которым он вполне доверяет. Потому иногда нагружает меня некоторыми личными поручениями… Я привез вам послание от Александра Михайловича.
В кухне воцарилась мертвая тишина. Сделав многозначительную паузу, профессор пытливо посмотрел на замершего Пестрецова.
Прошла секунда, две, три. Наконец хуторянин шевельнулся, с трудом прочистил горло.
– У меня нет ключа, – хрипло произнес он.
– Александр Михайлович сказал, что следует воспользоваться ключом вашей последней операции.
– Ах, даже так?.. – Пестрецов бросил на профессора короткий внимательный взгляд. На скулах его четко обозначились желваки, скрипнули до боли стиснутые зубы. – Ну, что ж… Печеный лосось в багряном небе плывет не спеша.
С каждым словом озабоченные морщины на лбу Вельяминова разглаживались все больше и больше, и когда Родим закончил, профессор молча и безмятежно смотрел отсутствующим взглядом в пространство за его правым плечом. Охотник провел ладонью перед глазами гостя – зрачки Вельяминова не отреагировали.
– Извольте начинать, – произнес Родим.
Профессор тут же ожил, выпрямился на табурете. Его согбенный годами позвоночник распрямился, сутулые плечи развернулись. Перед Родимом теперь сидел совсем другой человек – сильный, властный, с военной выправкой и стальным взглядом владыки. В углах рта Вельяминова пролегла глубокая горькая складка, какой не было раньше, – след безмерной усталости от непосильного груза постоянной ответственности, след бессонных ночей и принятых на душу крайне тяжелых решений.
– Здравствуйте, Родим Афанасьевич, – проговорил профессор уверенным, четким голосом. – Если вы сумели вспомнить секретный ключ доступа семилетней давности – значит, это сообщение предназначено вам. Пожалуйста, постарайтесь дослушать меня до конца…
Человек, называвший себя хуторянином Родимом, слушал то, что говорил ему император с лицом профессора Вельяминова, и его собственное лицо приобретало все более и более серьезное выражение. Когда профессор веско произнес: «Это все. До свидания, Родим Афанасьевич» – и замолчал, он на всякий случай выдержал паузу секунд в десять, а затем сказал:
– Хорошо, Федор Степанович. На счет «пять» вы выйдете из транса – легко, спокойно, вас ничто не испугает. Раз… два…
Когда хуторянин дошел до счета «пять», Вельяминов очнулся. Его плечи разом опустились, профессор привычно ссутулился, встревоженно глянул на собеседника снизу вверх:
– Все в порядке, Родим Афанасьевич? Похоже, вы слегка озадачены.
– Да, Федор Степанович, большое спасибо, – невпопад ответил тот, потирая ладонью подбородок, причем так, будто на нем уже не было густой и несколько неопрятной бороды. Похоже, сейчас перед профессором сидел уже совершенно другой человек – не тот, который встретил их с Никодимом на дворе хутора, и не тот, с которым они весьма приятственно опрокинули за ужином пару стопок. – Вы прекрасно справились с заданием. Не обращайте внимания.
– Значит, завтра мы с вами идем на росомаху? – повеселел профессор.
– Завтра… – Родим поднял глаза. – Да, завтра идем. Но прошу меня простить, много времени я вам уделить не смогу. Похоже, мне придется кое-куда съездить… Но вы не обижайтесь, я вас сведу с местными охотниками. Они сподмогнут. – Он подмигнул, на мгновение вновь превратившись в прежнего хуторянина.
Профессор вздохнул.
– Это вряд ли, Родим Афанасьевич, я уже пытался…
Родим улыбнулся.
– Не волнуйтесь, Федор Степанович, я их уговорю.
И это было сказано так, что профессор тут же повеселел. Ибо однозначно поверил: уговорит. А Родим между тем продолжал:
– А теперь давайте-ка напоследок еще по рюмочке «Боярской». И поведайте мне, бога ради, какие у вас в центре нынче самые свежие закулисные сплетни. Живем тут, у черта на рогах, прости господи, как на необитаемом острове, оторванные от самой необходимой информации…
Глава 2
Шесть дней спустя некий довольно невзрачный на вид, чисто выбритый господин, одетый в среднестатистический костюм и с совершенно обычным чемоданом в руке, неторопливо спускался по эскалатору терминала «W» Альпинского космопорта.
Альпинский космопорт был одним из крупнейших международных транзитных узлов, в котором вечно бурлила жизнь. Он ежедневно пропускал через себя миллионы пассажиров и сотни тысяч тонн различных грузов. Однако терминал «W», как и следовало ожидать, исходя из индекса, был одним из самых дальних и захолустных терминалов космопорта. Он использовался для обслуживания частных и нерегулярных рейсов и ничем не напоминал такие монстры, как терминалы «А», «В», «С», вечно забитые толпами народа, или даже гораздо более скромный «О», с которого осуществлялись внутрисистемные каботажные рейсы. Скорее он был похож на космопорт захолустной аграрной планетки, принимающий корабли, как говорится, раз в год по обещанию. Хотя на самом деле с десяток рейсов за сутки на него все же приходилось.
В это время суток зал ожидания терминала был практически пуст. Скучала за стойкой регистрации девушка в небесно-голубой форме. Тянуло свежеприготовленным кофе со стороны маленькой импровизированной закусочной, под которую был отгорожен дальний конец зала. В фонтане, украшавшем центр вестибюля, плескались зеркальные карпы. Изредка распахивались автоматические стеклянные двери, выпуская наружу прошедшего регистрацию пассажира. На диванчиках вдоль стен расположилось человек пять – в ожидании своего рейса они читали, курили, жевали прихваченные из дому бутерброды или просто тупо пялились на большую плазменную голопанель, висевшую над информационным табло. На ней сплошным потоком крутились рекламные ролики – привычная жвачка для мозга обывателя.
Неприметный господин спустился с эскалатора и остановился, видимо, прикидывая, направиться ему прямо к стойке регистрации или сначала заскочить в закусочную – глотнуть дрянного, но все же слегка разгоняющего сонливость кофе. И в этот момент сверху послышался шум. Люди на диванчиках прекратили жевать и обеспокоенно вскинули головы. Девушка за стойкой нервно облизала губы и одернула форменную блузку. И только невзрачный господин никак не отреагировал на внезапно возникшую причину обеспокоенности остальных.
Спустя пару мгновений источник шума показался на соседнем эскалаторе. На движущуюся лестницу шумно, с топотом и выкриками, выкатилась внушительная компания пестро одетых молодых людей. Некоторые были в драных кожаных футболках, некоторые в потертых брезентовых куртках с эмблемами каких-то клубов, играющих непонятно где и непонятно во что, некоторые в модных коротких балахонах с капюшонами, похожих на средневековые монашеские одеяния. Бритая наголо голова одного из них оказалась раскрашена флуоресцентными красками под череп некоего неведомого, но несомненно хищного существа. Двое были в дешевой имитации штурмовых армейских шлемов, украшенных звездно-полосатым флагом и изображением белоголового орлана (рекламно-вербовочный отдел Министерства обороны Соединенных Миров, как всегда, был на высоте), еще один щеголял высокими армейскими ниппонскими ботинками с пневмоусилителями. Почти у всех слезились глаза и покраснели уши – верный признак того, что они совсем недавно закинулись «черным одуванчиком» или какой-то подобной наркотической дрянью. Банда хичеров явно искала развлечений.
Одинокий пассажир окинул подростков безразличным взглядом и равнодушно отвернулся. Но со стороны хичеров раздался обрадованный рев:
– Гля! Деревенщина!
Главарь банды, высокий здоровяк в отделанной переливающимся серебристым материалом куртке и с вытатуированным на виске динозавром, бежавший по эскалатору впереди всех, внезапно остановился как вкопанный, и вся команда, натолкнувшись на его широкую спину, собралась гармошкой, едва не загремев кувырком по ступенькам. Один из хичеров, похоже, совершенно одуревший от свежей дозы и потерявший всякую ориентацию, пытался продолжить движение, упершись головой между лопаток вожака и перебирая ногами на одном месте; тот развернулся и отвесил идиоту могучую оплеуху, от которой он мигом пришел в чувство.
– Где? – блуждающий взгляд налитых «черным одуванчиком» глаз с трудом сфокусировался на уроде, топчущемся на нижней площадке эскалаторов. – Ага…
Главарь осклабился в довольной усмешке. Ночь, похоже, пройдет не зря. А то он уже готов был сорваться на ком-нибудь из своих. В терминале «С», где они обычно развлекались, отчего-то было полно полиции: наверное, какой-нибудь дурацкий государственный визит. А в терминале «J», куда они забрели, чтобы компенсировать неудачу в «С», как раз сегодня делала пересадку какая-то богатая шишка, поэтому он оказался битком набит частной охраной. Так что их мгновенно скрутили и вышвырнули вон.
И вот наконец удача.
– Деревенщина, говорите? – проговорил вожак, прищурившись. – Деревенщину надо учить, волки! Приезжают из своих заплесневелых… этих самых… будто им тут этим самым намазано! Этими… королями жизни себя чувствуют!.. Это…
– Машины паркуют неправильно, – подсказал кто-то из-за спины.
– Машины паркуют неправильно! – обрадовался главарь. Ему явно хотелось предъявить приезжей деревенщине какие-то более весомые претензии, но в одурманенную голову ничего подходящего не приходило. – И болеют за какие-то эти… – Он шмыгнул. – Сейчас мы его немножко это…
И альфа-доминантный самец рванул вниз по эскалатору, а за ним устремились остальные особи его стаи. При спуске они чудом ухитрились не попадать и не переломать себе ноги. Спустя несколько секунд одинокая фигура пассажира оказалась окружена плотной и злорадно скалящейся толпой.
Пассажиры на диванчиках замерли. В их глазах застыл не только затаенный испуг, но и откровенное любопытство. Еще бы, сейчас перед ними должно было развернуться действо, которое многие из них часто и с удовольствием видели в крайне популярных в демократических мирах шоу «Криминал», «Угон и ограбление» и «Твой сосед убит». Но это по головизору, в монтаже и с комментарием. А тут наяву, вживую, так сказать, на расстоянии вытянутой руки – так, что вонь от давно не стиранных футболок и носков хичеров просто била по ноздрям. Девушка за стойкой округлила ротик и потянулась рукой куда-то вниз. Наверное, там была кнопка экстренного вызова полиции. Но в следующее мгновение ее рука замерла, так и не добравшись до кнопки. Она тоже очень любила смотреть «Твой сосед убит»…
Однако, похоже, на самого пассажира сложившаяся ситуация не оказала того воздействия, которого все ожидали. Вместо того чтобы испуганно замереть, втянуть голову в плечи и начать лебезить, он дружелюбно улыбнулся и спокойно произнес:
– Привет, парни! Дайте пройти, пожалуйста!
Хичеры были несколько озадачены. Реакция этого урода была какая-то неправильная. Но более глубокий анализ мозгам, задурманенным наркотической дрянью, был не под силу. Поэтому ситуация со скрипом двинулась по раз и навсегда отработанному стандарту.
– Непременно, – сказал главарь, не двигаясь с места и глядя мимо пассажира. – Только сначала надо заплатить это… Дорожный сбор.
– Дорожный сбор? – очень удивился пассажир. – Первый раз слышу. Когда же его ввели?
– Сегодня.
Звякнул выкидной нож. Хичер, стоявший справа от вожака, вынул из кармана руку – на каждом пальце у него был массивный свинцовый перстень, и когда он сжимал руку в кулак, как сейчас, перстни становились увесистым кастетом. Но даже на этот совсем уж недвусмысленный намек странный пассажир не отреагировал должным образом.
– И какова же величина сбора? – поинтересовался он, никак не показав, что заметил нож или кастет.
– Ну, это… если ты не очень богат… – Главарь почесал в затылке. – Сколько у тебя денег?
– В пересчете на местную валюту – семьсот пятьдесят.
– Да! – обрадовался главарь. – Верно! Дорожный сбор составляет ровно семьсот пятьдесят монет. Гони деньги и вали в это… ну, куда ты там валишь, короче. Добро пожаловать на это… на нашу гостеприимную планету, типа.
Хичеры одобрительно заржали. Незнакомец молчал, поэтому главарь хичеров скривил рожу и протянул обе лапы к лацканам его пиджака:
– Ну, ты что, оглох? Давай сюда бабло, и никто это… не пострада…
Когда капрал вошел в зал ожидания захолустного терминала, челюсть его отвалилась едва ли не до полу. Еще бы! Из десятка великовозрастных балбесов, столь любящих демонстрировать свою крутость на одиноких и небогатых транзитных пассажирах, трое валялись на полу без сознания, а остальные, сцепив руки на затылке, двигались на корточках гусиным шагом вокруг фонтана в центре вестибюля. Достигнув незнакомца, который спокойно восседал рядом с фонтаном на своем обшарпанном чемодане и вкусно, с хрустом и удовольствием грыз яблоко, они разом выпрямились и хором заученно отрапортовали:
– Господин сердитый пассажир! Праздничный кросс, посвященный трехсотсороковой годовщине принятия Всеобщей декларации прав человека, выходит на тридцать восьмой круг! Разрешите продолжать движение?..
Пассажир, не отвлекаясь от яблока, милостиво махнул рукой, и молодежь, снова опустившись на корточки, устремилась в очередной рейс вокруг фонтана.
– Всем оставаться на местах! – рявкнул полицейский, захлопывая пасть и вытаскивая из кобуры парализатор.
Молодые люди замерли, а пассажир, который как раз в этот момент покончил с яблоком и аккуратно переправил огрызок в урну, широко улыбнулся и приветственно поднял ладонь:
– Мистер полицейский! Как всегда вовремя.
– Что здесь происходит?! – вопросил совершенно обалдевший страж закона.
– Мы тут с ребятами решили убить время до рейса и устроили небольшой забег, – любезно пояснил пассажир. – В честь трехсотсороковой годовщины принятия Всеобщей декларации прав человека. Это очень полезно для здоровья и весьма зрело с политической точки зрения. Вы же знаете, демократическая молодежь всегда отличалась зрелой гражданской позицией… Надеюсь, правилами космопорта это не запрещено?
– Не запрещено, – буркнул полицейский и перевел взгляд на лежащих без сознания хичеров: – А это что за дела?
– Это? – улыбка пассажира стала еще шире. – Ребята немного переутомились. Современная молодежь не уделяет достаточно внимания поддержанию здорового образа жизни. Впрочем, это не их вина. Явный недостаток спортивных залов и бассейнов, долгие часы за игровыми приставками и головизором, пагубная привычка к гамбургерам и коле… Ну, не мне вам объяснять.
Полицейский почувствовал, что над ним издеваются, однако формальных причин задерживать эту странную компанию у него не было.
– Ваши документы! – потребовал он после мучительных раздумий.
Странный пассажир извлек из внутреннего кармана паспорт и с преувеличенной почтительностью подал его полицейскому.
– Пестретсофф Родим Афанасиевитч, – с трудом прочитал тот и поднял брови: – Русский, выходит?.. – Он снова задумался. – Ни черта не пойму. Так что же, эти ребята напали на вас?
– Нет, отчего же, – удивился Пестрецов. – Мы познакомились на эскалаторе, поговорили очень дружелюбно. Они рассказали мне о местных обычаях и налоговой системе.
Полицейский недоуменно перевел взгляд на хичеров, замерших возле бортика фонтана, но так и не поднявшихся с корточек.
– Ничего не понимаю. Тогда, выходит, это он напал на вас?..
Хичеры поспешно и дружно замотали головами: нет, что вы, как можно! С какой стати!..
Страж порядка поразмышлял еще с полминуты, после чего вручил паспорт пассажиру и повернулся к хичерам:
– А ваши документики попрошу?..
– Офицер! – полузадушенно протянул главарь, чья рожа от напряжения, возникшего вследствие крайне неудобной позы, уже стала багрово-синей. – Ну, вы же нас знаете! Не первый раз!..
– Именно поэтому!
– Я прошу прощения, – встрял Родим, – но мне пора на регистрацию. Надеюсь, у вас ко мне нет больше вопросов?
– Идите, идите, – раздраженно махнул рукой полицейский, уже понявший, что разрулить ситуацию, пока неподалеку толчется этот странный русский (а где, скажите, вы видели не странного русского?), вряд ли удастся.
– Благодарю. Удачного дня.
Подхватив чемодан, господин Пестретсофф двинулся прочь от компании хичеров, на чьих рожах тут же нарисовались признаки огромного облегчения.
Высокий табурет рядом с ним скрипнул. Сосед Родима, говоривший с американским акцентом, заказал себе пива. Некоторое время он молча сдувал пивную пену, потом развернулся вполоборота к Пестрецову и с присущей большинству его соотечественников бесцеремонностью пихнул того локтем в бок:
– Эй, приятель! Купи комбайн.
– А что, кирпичи уже закончились? – иронически отозвался Родим.
– Какие еще кирпичи? – собеседник был уже изрядно навеселе и оттого соображал туго. – Кирпичами я не торгую.
– Ну, так раньше говорили: дядька, купи кирпич! А теперь, выходит, говорят: купи комбайн?
– Нет, ну если нужен кирпич, я могу устроить. Тебе какое количество нужно?
– Да не нужен мне кирпич, отстань, – усмехнулся Родим. Вот ведь люди эти коммивояжеры: реакция на слово «купи», как у хорошо тренированной собаки на, скажем, команду «Фас» или «Фу», – всегда четкая и однозначная.
– Тогда купи комбайн! – Назойливый незнакомец щелкнул каким-то портативным устройством, напоминавшим портсигар, и на стойке перед Родимом развернулось трехмерное голографическое изображение сложного колесного механизма, который медленно вращался вокруг своей оси. – Смотри, какой красавец! – с гордостью заявил американец, словно своими руками собрал этот самый комбайн. – Автоматический хлопкоуборщик «Атлантис-112». Для фермера штука незаменимая.
– У нас хлопок не растет, – буркнул Пестрецов, снова погрузившись в газету.
– Да им что угодно можно убирать! Допустим, чай. Или плоды шиповника. Гляди, отдам за полцены! А в придачу получишь совершенно бесплатно прелестную автоматическую сноповязалку, оригинальную веревку землемера и два запасных сошника.
– Картошку им можно убирать? – Родим уже откровенно развлекался.
– Да запросто! Только нужна соответствующая насадка, но она входит в комплект. Ну, по рукам? Сейчас я назову цену, и ты упадешь со стула. Дешевле только даром…
– Нет, не по рукам. Не нужен мне комбайн.
– А картошку убирать?
– Я же не сказал, что для этого мне нужен комбайн. Я просто спросил, может ли он это делать. Поддержал беседу, так сказать.
Попутчик задумался.
– Ну, давай тогда просто поговорим, – решил он наконец. – Поддержим беседу. Меня Джим зовут.
– Вольдемар, – представился Родим.
– Ха! Чудное имечко. – Американец пододвинул бармену свою опустевшую кружку: – Видишь? Закончилось. Давай еще раз. – Он снова повернулся к собеседнику. – Видал, как вчера «Красные Демоны» разделали «Черных Дьяволов»?
Родим отрицательно качнул головой.
– Да ты что, это же матч века! – изумился американец. Он неверяще уставился на собеседника, а затем задал вопрос, который, похоже, казался ему совершенно невообразимым: – Да ты вообще стилетбол смотришь?!
Альпинский космопорт был одним из крупнейших международных транзитных узлов, в котором вечно бурлила жизнь. Он ежедневно пропускал через себя миллионы пассажиров и сотни тысяч тонн различных грузов. Однако терминал «W», как и следовало ожидать, исходя из индекса, был одним из самых дальних и захолустных терминалов космопорта. Он использовался для обслуживания частных и нерегулярных рейсов и ничем не напоминал такие монстры, как терминалы «А», «В», «С», вечно забитые толпами народа, или даже гораздо более скромный «О», с которого осуществлялись внутрисистемные каботажные рейсы. Скорее он был похож на космопорт захолустной аграрной планетки, принимающий корабли, как говорится, раз в год по обещанию. Хотя на самом деле с десяток рейсов за сутки на него все же приходилось.
В это время суток зал ожидания терминала был практически пуст. Скучала за стойкой регистрации девушка в небесно-голубой форме. Тянуло свежеприготовленным кофе со стороны маленькой импровизированной закусочной, под которую был отгорожен дальний конец зала. В фонтане, украшавшем центр вестибюля, плескались зеркальные карпы. Изредка распахивались автоматические стеклянные двери, выпуская наружу прошедшего регистрацию пассажира. На диванчиках вдоль стен расположилось человек пять – в ожидании своего рейса они читали, курили, жевали прихваченные из дому бутерброды или просто тупо пялились на большую плазменную голопанель, висевшую над информационным табло. На ней сплошным потоком крутились рекламные ролики – привычная жвачка для мозга обывателя.
Неприметный господин спустился с эскалатора и остановился, видимо, прикидывая, направиться ему прямо к стойке регистрации или сначала заскочить в закусочную – глотнуть дрянного, но все же слегка разгоняющего сонливость кофе. И в этот момент сверху послышался шум. Люди на диванчиках прекратили жевать и обеспокоенно вскинули головы. Девушка за стойкой нервно облизала губы и одернула форменную блузку. И только невзрачный господин никак не отреагировал на внезапно возникшую причину обеспокоенности остальных.
Спустя пару мгновений источник шума показался на соседнем эскалаторе. На движущуюся лестницу шумно, с топотом и выкриками, выкатилась внушительная компания пестро одетых молодых людей. Некоторые были в драных кожаных футболках, некоторые в потертых брезентовых куртках с эмблемами каких-то клубов, играющих непонятно где и непонятно во что, некоторые в модных коротких балахонах с капюшонами, похожих на средневековые монашеские одеяния. Бритая наголо голова одного из них оказалась раскрашена флуоресцентными красками под череп некоего неведомого, но несомненно хищного существа. Двое были в дешевой имитации штурмовых армейских шлемов, украшенных звездно-полосатым флагом и изображением белоголового орлана (рекламно-вербовочный отдел Министерства обороны Соединенных Миров, как всегда, был на высоте), еще один щеголял высокими армейскими ниппонскими ботинками с пневмоусилителями. Почти у всех слезились глаза и покраснели уши – верный признак того, что они совсем недавно закинулись «черным одуванчиком» или какой-то подобной наркотической дрянью. Банда хичеров явно искала развлечений.
Одинокий пассажир окинул подростков безразличным взглядом и равнодушно отвернулся. Но со стороны хичеров раздался обрадованный рев:
– Гля! Деревенщина!
Главарь банды, высокий здоровяк в отделанной переливающимся серебристым материалом куртке и с вытатуированным на виске динозавром, бежавший по эскалатору впереди всех, внезапно остановился как вкопанный, и вся команда, натолкнувшись на его широкую спину, собралась гармошкой, едва не загремев кувырком по ступенькам. Один из хичеров, похоже, совершенно одуревший от свежей дозы и потерявший всякую ориентацию, пытался продолжить движение, упершись головой между лопаток вожака и перебирая ногами на одном месте; тот развернулся и отвесил идиоту могучую оплеуху, от которой он мигом пришел в чувство.
– Где? – блуждающий взгляд налитых «черным одуванчиком» глаз с трудом сфокусировался на уроде, топчущемся на нижней площадке эскалаторов. – Ага…
Главарь осклабился в довольной усмешке. Ночь, похоже, пройдет не зря. А то он уже готов был сорваться на ком-нибудь из своих. В терминале «С», где они обычно развлекались, отчего-то было полно полиции: наверное, какой-нибудь дурацкий государственный визит. А в терминале «J», куда они забрели, чтобы компенсировать неудачу в «С», как раз сегодня делала пересадку какая-то богатая шишка, поэтому он оказался битком набит частной охраной. Так что их мгновенно скрутили и вышвырнули вон.
И вот наконец удача.
– Деревенщина, говорите? – проговорил вожак, прищурившись. – Деревенщину надо учить, волки! Приезжают из своих заплесневелых… этих самых… будто им тут этим самым намазано! Этими… королями жизни себя чувствуют!.. Это…
– Машины паркуют неправильно, – подсказал кто-то из-за спины.
– Машины паркуют неправильно! – обрадовался главарь. Ему явно хотелось предъявить приезжей деревенщине какие-то более весомые претензии, но в одурманенную голову ничего подходящего не приходило. – И болеют за какие-то эти… – Он шмыгнул. – Сейчас мы его немножко это…
И альфа-доминантный самец рванул вниз по эскалатору, а за ним устремились остальные особи его стаи. При спуске они чудом ухитрились не попадать и не переломать себе ноги. Спустя несколько секунд одинокая фигура пассажира оказалась окружена плотной и злорадно скалящейся толпой.
Пассажиры на диванчиках замерли. В их глазах застыл не только затаенный испуг, но и откровенное любопытство. Еще бы, сейчас перед ними должно было развернуться действо, которое многие из них часто и с удовольствием видели в крайне популярных в демократических мирах шоу «Криминал», «Угон и ограбление» и «Твой сосед убит». Но это по головизору, в монтаже и с комментарием. А тут наяву, вживую, так сказать, на расстоянии вытянутой руки – так, что вонь от давно не стиранных футболок и носков хичеров просто била по ноздрям. Девушка за стойкой округлила ротик и потянулась рукой куда-то вниз. Наверное, там была кнопка экстренного вызова полиции. Но в следующее мгновение ее рука замерла, так и не добравшись до кнопки. Она тоже очень любила смотреть «Твой сосед убит»…
Однако, похоже, на самого пассажира сложившаяся ситуация не оказала того воздействия, которого все ожидали. Вместо того чтобы испуганно замереть, втянуть голову в плечи и начать лебезить, он дружелюбно улыбнулся и спокойно произнес:
– Привет, парни! Дайте пройти, пожалуйста!
Хичеры были несколько озадачены. Реакция этого урода была какая-то неправильная. Но более глубокий анализ мозгам, задурманенным наркотической дрянью, был не под силу. Поэтому ситуация со скрипом двинулась по раз и навсегда отработанному стандарту.
– Непременно, – сказал главарь, не двигаясь с места и глядя мимо пассажира. – Только сначала надо заплатить это… Дорожный сбор.
– Дорожный сбор? – очень удивился пассажир. – Первый раз слышу. Когда же его ввели?
– Сегодня.
Звякнул выкидной нож. Хичер, стоявший справа от вожака, вынул из кармана руку – на каждом пальце у него был массивный свинцовый перстень, и когда он сжимал руку в кулак, как сейчас, перстни становились увесистым кастетом. Но даже на этот совсем уж недвусмысленный намек странный пассажир не отреагировал должным образом.
– И какова же величина сбора? – поинтересовался он, никак не показав, что заметил нож или кастет.
– Ну, это… если ты не очень богат… – Главарь почесал в затылке. – Сколько у тебя денег?
– В пересчете на местную валюту – семьсот пятьдесят.
– Да! – обрадовался главарь. – Верно! Дорожный сбор составляет ровно семьсот пятьдесят монет. Гони деньги и вали в это… ну, куда ты там валишь, короче. Добро пожаловать на это… на нашу гостеприимную планету, типа.
Хичеры одобрительно заржали. Незнакомец молчал, поэтому главарь хичеров скривил рожу и протянул обе лапы к лацканам его пиджака:
– Ну, ты что, оглох? Давай сюда бабло, и никто это… не пострада…
* * *
Сигнал о том, что в терминале «W» происходит нечто необычное, поступил на дежурный пульт полицейского управления перед самой пересменкой. Пожилой капрал, только что закончивший обход дальних грузовых терминалов и с облегчением стянувший портупею с парализатором, недовольно поморщился. Он рассчитывал, что теперь ему не придется выходить из дежурки до самой смены, и вот такой облом. Капрал вздохнул, нехотя снова натянул портупею, махнул рукой дежурному и вышел из двери.Когда капрал вошел в зал ожидания захолустного терминала, челюсть его отвалилась едва ли не до полу. Еще бы! Из десятка великовозрастных балбесов, столь любящих демонстрировать свою крутость на одиноких и небогатых транзитных пассажирах, трое валялись на полу без сознания, а остальные, сцепив руки на затылке, двигались на корточках гусиным шагом вокруг фонтана в центре вестибюля. Достигнув незнакомца, который спокойно восседал рядом с фонтаном на своем обшарпанном чемодане и вкусно, с хрустом и удовольствием грыз яблоко, они разом выпрямились и хором заученно отрапортовали:
– Господин сердитый пассажир! Праздничный кросс, посвященный трехсотсороковой годовщине принятия Всеобщей декларации прав человека, выходит на тридцать восьмой круг! Разрешите продолжать движение?..
Пассажир, не отвлекаясь от яблока, милостиво махнул рукой, и молодежь, снова опустившись на корточки, устремилась в очередной рейс вокруг фонтана.
– Всем оставаться на местах! – рявкнул полицейский, захлопывая пасть и вытаскивая из кобуры парализатор.
Молодые люди замерли, а пассажир, который как раз в этот момент покончил с яблоком и аккуратно переправил огрызок в урну, широко улыбнулся и приветственно поднял ладонь:
– Мистер полицейский! Как всегда вовремя.
– Что здесь происходит?! – вопросил совершенно обалдевший страж закона.
– Мы тут с ребятами решили убить время до рейса и устроили небольшой забег, – любезно пояснил пассажир. – В честь трехсотсороковой годовщины принятия Всеобщей декларации прав человека. Это очень полезно для здоровья и весьма зрело с политической точки зрения. Вы же знаете, демократическая молодежь всегда отличалась зрелой гражданской позицией… Надеюсь, правилами космопорта это не запрещено?
– Не запрещено, – буркнул полицейский и перевел взгляд на лежащих без сознания хичеров: – А это что за дела?
– Это? – улыбка пассажира стала еще шире. – Ребята немного переутомились. Современная молодежь не уделяет достаточно внимания поддержанию здорового образа жизни. Впрочем, это не их вина. Явный недостаток спортивных залов и бассейнов, долгие часы за игровыми приставками и головизором, пагубная привычка к гамбургерам и коле… Ну, не мне вам объяснять.
Полицейский почувствовал, что над ним издеваются, однако формальных причин задерживать эту странную компанию у него не было.
– Ваши документы! – потребовал он после мучительных раздумий.
Странный пассажир извлек из внутреннего кармана паспорт и с преувеличенной почтительностью подал его полицейскому.
– Пестретсофф Родим Афанасиевитч, – с трудом прочитал тот и поднял брови: – Русский, выходит?.. – Он снова задумался. – Ни черта не пойму. Так что же, эти ребята напали на вас?
– Нет, отчего же, – удивился Пестрецов. – Мы познакомились на эскалаторе, поговорили очень дружелюбно. Они рассказали мне о местных обычаях и налоговой системе.
Полицейский недоуменно перевел взгляд на хичеров, замерших возле бортика фонтана, но так и не поднявшихся с корточек.
– Ничего не понимаю. Тогда, выходит, это он напал на вас?..
Хичеры поспешно и дружно замотали головами: нет, что вы, как можно! С какой стати!..
Страж порядка поразмышлял еще с полминуты, после чего вручил паспорт пассажиру и повернулся к хичерам:
– А ваши документики попрошу?..
– Офицер! – полузадушенно протянул главарь, чья рожа от напряжения, возникшего вследствие крайне неудобной позы, уже стала багрово-синей. – Ну, вы же нас знаете! Не первый раз!..
– Именно поэтому!
– Я прошу прощения, – встрял Родим, – но мне пора на регистрацию. Надеюсь, у вас ко мне нет больше вопросов?
– Идите, идите, – раздраженно махнул рукой полицейский, уже понявший, что разрулить ситуацию, пока неподалеку толчется этот странный русский (а где, скажите, вы видели не странного русского?), вряд ли удастся.
– Благодарю. Удачного дня.
Подхватив чемодан, господин Пестретсофф двинулся прочь от компании хичеров, на чьих рожах тут же нарисовались признаки огромного облегчения.
* * *
Лайнер оказался вполне приличным. Для пассажиров эконом-класса были устроены не только бары и залы игровых автоматов, но даже небольшой зимний сад с лавочками и питьевыми фонтанчиками. Заняв место в четырехместной каюте и забросив чемодан на багажную полку, Родим отправился в ближайший бар, где заказал себе пива, омлет и салат: со всей этой катавасией он не успел перекусить в порту. Только яблочко погрыз… Расположившись за стойкой, он вызвал на монитор свежие новости и начал лениво их прокручивать.Высокий табурет рядом с ним скрипнул. Сосед Родима, говоривший с американским акцентом, заказал себе пива. Некоторое время он молча сдувал пивную пену, потом развернулся вполоборота к Пестрецову и с присущей большинству его соотечественников бесцеремонностью пихнул того локтем в бок:
– Эй, приятель! Купи комбайн.
– А что, кирпичи уже закончились? – иронически отозвался Родим.
– Какие еще кирпичи? – собеседник был уже изрядно навеселе и оттого соображал туго. – Кирпичами я не торгую.
– Ну, так раньше говорили: дядька, купи кирпич! А теперь, выходит, говорят: купи комбайн?
– Нет, ну если нужен кирпич, я могу устроить. Тебе какое количество нужно?
– Да не нужен мне кирпич, отстань, – усмехнулся Родим. Вот ведь люди эти коммивояжеры: реакция на слово «купи», как у хорошо тренированной собаки на, скажем, команду «Фас» или «Фу», – всегда четкая и однозначная.
– Тогда купи комбайн! – Назойливый незнакомец щелкнул каким-то портативным устройством, напоминавшим портсигар, и на стойке перед Родимом развернулось трехмерное голографическое изображение сложного колесного механизма, который медленно вращался вокруг своей оси. – Смотри, какой красавец! – с гордостью заявил американец, словно своими руками собрал этот самый комбайн. – Автоматический хлопкоуборщик «Атлантис-112». Для фермера штука незаменимая.
– У нас хлопок не растет, – буркнул Пестрецов, снова погрузившись в газету.
– Да им что угодно можно убирать! Допустим, чай. Или плоды шиповника. Гляди, отдам за полцены! А в придачу получишь совершенно бесплатно прелестную автоматическую сноповязалку, оригинальную веревку землемера и два запасных сошника.
– Картошку им можно убирать? – Родим уже откровенно развлекался.
– Да запросто! Только нужна соответствующая насадка, но она входит в комплект. Ну, по рукам? Сейчас я назову цену, и ты упадешь со стула. Дешевле только даром…
– Нет, не по рукам. Не нужен мне комбайн.
– А картошку убирать?
– Я же не сказал, что для этого мне нужен комбайн. Я просто спросил, может ли он это делать. Поддержал беседу, так сказать.
Попутчик задумался.
– Ну, давай тогда просто поговорим, – решил он наконец. – Поддержим беседу. Меня Джим зовут.
– Вольдемар, – представился Родим.
– Ха! Чудное имечко. – Американец пододвинул бармену свою опустевшую кружку: – Видишь? Закончилось. Давай еще раз. – Он снова повернулся к собеседнику. – Видал, как вчера «Красные Демоны» разделали «Черных Дьяволов»?
Родим отрицательно качнул головой.
– Да ты что, это же матч века! – изумился американец. Он неверяще уставился на собеседника, а затем задал вопрос, который, похоже, казался ему совершенно невообразимым: – Да ты вообще стилетбол смотришь?!