Страница:
– Нет, вы послушайте, Лидия Павловна, что пишет этот человек: «Находясь в заключении, за несколько дней до своей смерти, я пишу этот проект. Я верю в осуществимость моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении. Если же моя идея после тщательного обсуждения учеными-специалистами будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу Родине и человечеству: я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея не погибнет вместе со мной, а будет существовать среди человечества, для которого я готов был пожертвовать своей жизнью...»
– Какая сила духа! – изумился Королев, прервав чтение. – Невероятно! Вот он истинно русский человек. Запишите журнал за мной.
Лидия Павловна взглянула в лицо Королева – щеки впали, под глазами синие круги. Она знала – он берет книги, чтобы работать по ночам.
– Нельзя так, – невольно вырвалось у женщины, – не жалеете себя.
– Разве можно работать иначе, жалеть себя, когда Родина в опасности? – резко ответил Королев.
Почувствовав, что своим тоном, кажется, незаслуженно обидел женщину, еще раз взглянул на нее: вид у нее был невеселый.
– Что-нибудь случилось, Лидия Павловна?
– Дочь тяжело заболела, – призналась она, – осложнение на почки, нужна сахарная диета. А знаете, как сейчас с сахаром...
– Ну это в наших силах... Вы хоть рядом с ней. А я... Моя Наталка без меня выросла, ей почти девять лет, – с грустью сказал Королев. – Возвращусь, не узнает... Письма и те редко... От жены. Одними письмами живу.
– Все будет хорошо. Скольких людей война разметала по земле, – успокаивала Палеева Королева.
– При чем тут война! Вы же знаете, Лидия Павловна!.. – Сергей Павлович что-то еще хотел сказать, но тут же взял себя в руки. – Значит, сахарная диета? Только и всего?
А через некоторое время Королев принес свой паек сахара.
– Это для дочки, – решительно сказал он. Сколько его ни уговаривала, ни упрашивала Лидия Павловна, взять сахар обратно не согласился.
– А книжечки, что я прошу, – поищите. Казань велика. Может, найдутся они в университетской библиотеке?
– Обязательно, Сергей Павлович. Да, я для вас отложила «Красную звезду». Несколько дней назад получили. Тут про немецкие ракеты.
С. П. Королев развернул старый номер «Красной звезды» с интересным сообщением: «Немецкие баллистические ракеты „Фау“ разрушили кварталы нескольких английских городов. Есть человеческие жертвы».
«А ведь мы могли бы иметь подобное оружие куда раньше фашистов, – с досадой подумал Королев. – Нет, нам в этом отставать нельзя. Не имеем права. Не можем и не будем. Надо пробивать ракетный перехватчик. Необходимо еще раз обратиться с просьбой в соответствующие инстанции, чтобы разрешили мне заниматься непосредственно ракетной техникой».
Жизнь Королева текла по заведенному распорядку. Днем – схемы, чертежи, эскизы, стендовые и летные испытания. Так как его оригинальный проект ракетного самолета-перехватчика Наркомат авиационной промышленности так и не поддержал, Сергей Павлович предложил усовершенствовать самолет конструктора С. А. Лавочкина Ла-5ВИ, снабдив его жидкостным ракетным двигателем.
Вечером – снова чертежи, но уже «свои», для души... А ночью... Ночью Сергея Павловича не оставляли думы о доме, о Ксане. Письма из дома были редки, а Сергею Павловичу хотелось знать о родных ему людях все-все. Как там доченька. Ведь ей уже десятый год. Когда-то еще доведется увидеться. «Да ведь она меня не помнит, – эта мысль часто обжигала Сергея Павловича. – Полюбит ли она меня? Конечно, полюбит, моя Наталка, ведь она на меня похожа, моя дочка».
Наступало утро, и Сергей Павлович шел в КБ.
С фронта приходили хорошие вести. Красная Армия била фашистские войска за пределами СССР. На советской земле в освобожденных районах налаживалась жизнь. «Скорей бы война кончилась, скорей бы! Вот тогда поработаем. Противников, уж наверное, не будет. Война доказала необходимость в ракетах. Нельзя отставать от других стран, это-то уж всем ясно», – так все чаще думал Сергей Павлович.
В октябре 1944 года Королев отправил в Москву документ, в котором доказывал необходимость разработки и производства ракет дальнего действия.
Предложение С. П. Королева о развертывании ракетного дела не осталось без внимания. В ЦК КПСС и Советском правительстве уже рассматривались вопросы, связанные с созданием ракетного потенциала. К решению практических задач были привлечены Академия наук СССР, Академия артиллерийских наук, группа ученых и специалистов, работавших в этой области. Они заинтересовались конкретными предложениями Сергея Павловича, просили выслать документацию. Королев получил и конкретные задания по разработке ракет дальнего действия. Проектное задание оказалось именно таким, на которое надеялся сам конструктор. 2 декабря 1944 года Сергей Павлович сообщал близким: «Но задачи громадны и высоты, на которые надо взобраться, так велики, что наши большие предшественники и учителя могли бы только мечтать о том, над чем практически уже мы начали сейчас работу».
Сергей Павлович рад, рад, как редко случалось в жизни. Он понимал, что подчиненность двигателистам дело временное, и чувствовал, что близок к реализации своей мечты, он уже держит в руках хвост своей жар-птицы. Пусть с АРУ еще много забот, но все основные силы – на разработку ракет, на выполнение ответственного задания. А для этого надо знать и о достижениях в этой области за рубежом. Инженер Королев начинает изучать английский язык, немецкий он знает. "Я теперь занимаюсь английским языком, – пишет он десятилетней дочери Наташе 25 декабря, – и мне мой учитель обещал поставить пятерку. А почему ты получила четыре?
Вот я приеду, и мы с тобой будем разговаривать по-английски".
Сергей Павлович не сообщил дочери, что сейчас занят еще и разработкой курса лекций, которые он собирается читать в Казанском авиационном институте. «Все хорошо. Война скоро кончится. Красная Армия неудержимо рвется к Берлину. Все хорошо. Сердцем чувствую – скоро буду дома», – подумал он, заклеивая конверт.
Весть о Победе застала Королева в цехе авиазавода. И хотя все уже давно ждали этого известия, ликованию не было предела. Вот оно! Свершилось!
Столпились у громкоговорителя.
– Товарищи! Соотечественники и соотечественницы! – начал И. В. Сталин 9 мая обращение к народу. – Наступил великий день Победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени войсками Красной Армии и наших союзников, признала себя побежденной и объявила безоговорочную капитуляцию.
Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, – не прошли даром и увенчались полной победой над врагом.
Все слушали, стараясь не пропустить ни звука. Каждое слово доходило до сердца, обжигало радостью,
Сергей Павлович смахнул слезу. Стыдясь своей слабости, он оглянулся по сторонам: не было в эти минуты вокруг него безразличного человека – многие молча плакали, не стыдясь нахлынувших чувств.
Через месяц пришло известие, что Сергей Павлович награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
Так Родина оценила вклад в Победу конструктора Сергея Павловича Королева.
В августе 1945 года С. П. Королев покинул Казань. Его отозвали в Москву.
Несколько суток тащился поезд до столицы, останавливаясь чуть ли не на каждой станции, пропуская воинские эшелоны. В одних, с цветами и песнями под гармошку, возвращались домой солдаты, для которых война уже кончилась, в других ехали те, которым предстояло еще разбить японских милитаристов. Эти составы шли без задержки на восток.
Только выйдя из вагона, ступив на мокрый от дождя перрон Казанского вокзала, Королев поверил, что наконец он в Москве.
Сергеи Павлович перекинул через плечо вещевой мешок, взял в руки легкий фибровый чемодан и, увлекаемый потоком пассажиров, быстро зашагал вдоль перрона, завернул за угол вокзального здания и оказался на Комсомольской площади, убранной флагами добровольных спортивных обществ. Выше всех развевался флаг спортобщества «Локомотив». 12 августа 1945 года впервые после войны отмечался Всесоюзный день физкультурника. Королеву то тут, то там встречались небольшие группы спортсменов. Кто-то шел с Красной площади, где только что закончился парад физкультурников, кто-то торопился на стадионы. Вместе со всеми Сергей Павлович вошел в метро...
Чем ближе подходил к дому на Конюшковской, 26, тем тревожнее и вместе с тем радостнее билось сердце, застанет ли кого-нибудь из родных. Предупредить заранее о своем приезде он не смог. Вот и дом. Легко вбежал по лестнице на родной этаж, остановился у квартиры 11. Закрыто. По давней привычке пошарил рукой в укромном местечке и нащупал ключ. Открыл дверь и не в силах больше сделать и шага, тяжело опустился на стул. Посидел, передохнул, но не смог унять учащенно бьющееся сердце.
Вошел в комнату. Тот же столик и фотография, где он с Ксаной и двухлетней Наталкой. Возле снимка лист бумаги с торопливо написанными словами: «Сережа, сразу же позвони по телефону... Ксана». Значит, ждала, ждала!! Не было более счастливой минуты, чем эта, и не было дороже этих нескольких строк.
...Через два часа в доме у Баланиных на Октябрьской собралась вся семья. Не оказалось только Наталки. Она где-то бегала с подругами и обычно возвращалась лишь к обеду. Сияющая от счастья Ксана не отходила от мужа. Худой, осунувшийся, еще более большелобый, он казался старше своих лет и вызывал гнетущее чувство жалости. Они сидели рядом, взявшись за руки, и не могли наговориться. Мать и Григорий Михайлович, чтобы не мешать, незаметно ушли на кухню готовить праздничный обед. На этот раз было из чего: Сергей привез с собой несметное богатство – две буханки хлеба, банку американской тушенки, кулечек сахара и банку сыра. Мария Николаевна принесла припасенную для этого дня пачку настоящего чая, полученную по продовольственной карточке.
На стол, накрытый белой скатертью, как в прошлые годы, поставили его любимую чашку с голубыми цветами. Едва сели за стол, как влетела Наталка. Увидев сидящего рядом с матерью мужчину, улыбающихся бабушку и дедушку, вначале растерялась, не узнав, но быстро сообразив, что перед ней ее отец, которого она знала лишь по старой фотографии да по рассказам матери, бросилась к нему и крепко обняла.
– Папа, почему ты так долго был в командировке?
– Так случилось, Наталка, – это все, что отец мог ответить дочери.
Шли дни. Сергей Павлович отдыхал, наслаждаясь домашней жизнью. Ждал назначения. И -был даже доволен, что оно задерживалось. Сергей Павлович не мог не заметить, как сильно изменилась Ксана за минувшие семь лет. Стала строже, собраннее и молчаливее, почти совсем седая. Глаза, которые так любил, редко загорались прежним озорным блеском. Где-то на дне их затаилась неугасимая печаль. А ведь ей всего тридцать семь... И все же невзгоды, выпавшие на долю Ксаны, не подкосили ее. Все эти годы жена трудилась в больнице имени Боткина, в годы войны лечила раненых, защитила кандидатскую диссертацию. Она получила известность как прекрасный хирург-травматолог.
Но чуткая душа Сергея Павловича не могла не уловить едва заметную перемену в их отношениях. Жена стала сдержаннее в своих чувствах к нему. А может, это только казалось ему, жаждущему чего-то необычного. Ведь позади семь лет тяжкой разлуки. Да и приходила Ксана с работы бесконечно усталой.
Незаметно для себя Королев стал тяготиться своим временным бездельем. Он не знал толком, хотя и догадывался, для чего его отозвали из Казани в Москву. Пытался выяснить, отвечали: «Отдыхайте, когда надо будет, вызовем».
«Хорошо, что у Наталки каникулы», – думал Королев. Проводив Ксану на работу, позавтракав, они с дочерью уходили из дому, смотрели кинофильмы, бродили по паркам, ездили к бабушке на Октябрьскую. Им вместе было хорошо. Отец не мог наглядеться на дочь. Такая же темноволосая, с красивым изгибом бровей над искристыми карими глазами. Дочь и характером походила па него. Однажды зашел разговор, кем она хочет быть.
– У тебя, Наталка, хорошие способности к математике. Для инженера это прекрасно.
– Нет, папа, я твердо решила – буду врачом, как мама.
– Так уж и решила, – улыбнулся отец.
– Мне жить и мне решать...
Ответ дочери словно вернул Королева в юность. Дочь ответила ему теми же словами, что он когда-то своей матери.
Первого сентября Наталка пошла в школу, и Сергей Павлович оказался совсем один. Друзей, с которыми работал в РНИИ, почти не осталось, другие сторонились, хотя жили с ним в одном доме.
В этот день Сергей Павлович гулял по Москве один. В красочном наряде первого месяца осени она казалась красивой, как прежде. Но и раны войны, приметы суровых лет встречались чуть ли не на каждом шагу. Еще много зданий с развороченными обгоревшими крышами. Рядом с книжной витриной на стене магазина нестертый знак указывал на бомбоубежище. В стороне от цветочной клумбы, разбитой на месте разрушенного дома, щетинились поржавевшие металлические противотанковые «ежи». На стенах читались полустертые временем лозунги военной поры: «Все для фронта!», «Ни шагу назад!» Но все это не оставляло удручающего впечатления. Чувствовалось, что Москва стремится скорее наладить мирную жизнь, восстановить народное хозяйство. Столица показывала в этом пример всей стране – почти все городские предприятия, научные высшие учебные заведения вернулись из эвакуации. Станки и металл, автомашины и ткани шли с московских предприятий в города России, на Украину, в Белоруссию, в республики Прибалтики, в Молдавию и Карелию. «Выстояли в 41-м, выстояли потом, выстоим и сейчас. Еще как выстоим. Дайте только небольшой срок», – радостно думал Сергей Павлович, возвращаясь домой. А вечером второго сентября они вышли на улицу всей семьей. Знали, сегодня Москва от имени Родины будет салютовать двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами советским солдатам и матросам, разгромившим японских вояк.
Вторая мировая война закончилась. Наступил долгожданный мир.
Через несколько дней Королева пригласили в Наркомат вооружений.
Тут он узнал, что еще в годы войны в военных кругах Советского Союза не без влияния достижений немецких ракетчиков вопрос об отечественной ракетной технике стал в повестку дня. В середине 1944 года в Научно-исследовательском институте Наркомата авиационной промышленности появилось подразделение, назовем его «Ракета». Ему поручалось дать научно обоснованное заключение о целесообразности и возможности использования ракет в оборонном потенциале Родины. Научное руководство «Ракетой» возглавлял известный авиаконструктор В. Ф. Болховитинов. В нее вошли бывшие соратники Королева по ГИРДу и РНИИ М. К. Тихонравов, Ю. А. Победоносцев, а также конструкторы А. Я. Березняк и А. М. Исаев, построившие вслед за королевским ракетопланом в 1942 году первый опытный реактивный самолет-истребитель, специалисты различных технических направлений Н. А. Пилюгин, В. П. Мишин, Л. А. Воскресенский, Б. Е. Черток, представители армии.
В распоряжение группы Болховитинова стали поступать блоки ракет «Фау-2» с артиллерийского полигона Дебице (Польша), где в свое время размещались немецкие ракетные позиции. С них велись учебные стрельбы. В точках падения ракет советские войска обнаружили их обломки. Они-то и стали предметом исследования советских специалистов.
Но полученных данных явно недоставало, чтобы сделать окончательные научно-технические обобщения и тем более начать собственное производство нового отечественного вида оружия. К тому же руководство Наркомата авиационной промышленности отказалось от продолжения работ по ракетной тематике как несоответствующей ее профилю. Решением ЦК КПСС и Совета Министров СССР новое дело передали в Наркомат вооружений. Так по главе ракетного производства стал нарком Д. Ф. Устинов. Знакомство с материалами группы «Ракета» убедило наркомат, что требуется дальнейшее углубленное изучение немецкой трофейной техники. В то время в Германии работала Межведомственная техническая комиссия. В ее-то состав позднее и вошли специалисты из группы «Ракета» и других научно-исследовательских, производственных и военных организаций – Г. А. Тюлин, В. П. Глушко, В. П. Бармин, М. С. Рязанский, В. И. Кузнецов, Е. Я. Богуславский. В августе 1945 года первая группа членов Межведомственной технической комиссии вылетела в Берлин.
– Формируется Советская техническая комиссия, – сообщил заместитель наркома. – Одной из групп ее, куда "входите и вы, Сергей Павлович, предстоит ознакомиться с немецкой трофейной ракетной техникой. Полетите в Берлин.
Настроение у Королева сразу испортилось: снова предстоит разлука с семьей.
– Вы, конечно, понимаете, – продолжал заместитель наркома. – Американцы не успокоятся. Сбросив атомные бомбы месяц назад на Хиросиму и Нагасаки, они будут продолжать разработку атомного оружия. И враг у них теперь только один – мы. И мы должны быть не только во всеоружии, но обязаны опередить в этой области американцев. По отзывам вы, Сергей Павлович, крупный специалист по ракетам и всегда занимались их конструированием.
– Не мне судить об этом. Но с ракетами я действительно связан давно, с тридцатых годов. Во время войны работал в авиастроении, потом занимался проектированием ракетных ускорителей для боевых самолетов. Все это составит, наверно, несколько больших томов. Другой профессии, кроме ракетчика, для меня нет. В этом моя жизнь.
– Вот и хорошо. Весь ваш опыт мы и намерены использовать. Вам надо докопаться до конструктивных нринпипов строительства «Фау», разобраться в сущности организации серийного производства, технологии... Да, что мне вас учить, вы это лучше меня знаете. Одно скажу – американцы вплотную всем этим занимаются. К ним в руки попало больше сотни снарядов «Фау», а их конструктор Вернер фон Браун в добровольном плену и усердно помогает им. Нам отставать в этом деле не с руки. – И, уже прощаясь с Королевым, счел нужным предупредить: – Найти трофейную технику, тем более документацию к ней не просто. Немцы уничтожили все, что могли, остались «ножки да рожки».
– Ясно, – ответил Королев.
– Обживетесь, можете вызвать к себе семью, – будто прочитав затаенные мысли Королева, добавил заместитель наркома. И еще раз напомнил: – Поручается нам дело государственной важности. Оно находится под личным контролем товарища Сталина.
Ранним сентябрьским утром Королев вместе с другими пассажирами, преимущественно военными, поднялся на борт самолета Ли-2, следующего по курсу Москва – Варшава – Берлин. Сергею Павловичу перед командировкой присвоили звание подполковника, и он впервые через много лет надел военную форму. Сел к иллюминатору. За несколько минут до отлета второе кресло занял молодой офицер. Они познакомились. Соседом Королева оказался лейтенант Иван Бровко, возвращающийся в Германию, где выполняет задание Технической комиссии, возглавляемой Л. М. Гайдуковым и Ю. А. Победоносцевым.
День выдался ясный, безоблачный, на залитой солнцем земле все виделось так четко, как смотрится макет города в архитектурной мастерской. Щедрая сентябрьская природа сколько могла скрашивала все вокруг. Но разве спрячешь разрушенные города и поселки, выжженные леса, пустующие поля, валявшуюся разбитую технику.
– Скажите, что это за город? – обратился Королев к Бровко. – Вижу: несколько церквей и больше ничего нет.
– Это все, что осталось от Смоленска, – ответил он, не впервые летевший по трассе Москва – Варшава – Берлин.
Летчик, уточняя курс полета, словно специально развернул самолет над городом. Смоленск лежал в развалинах.
– Да, город русской славы, – задумчиво произнес Королев. – Сколько врагов он повидал, сколько войн. Выстоял. Задержал недругов и в 1941-м, помог Москве. Вечная ему слава. И спасибо.
– Немцы два года хозяйничали в городе, – добавила бортпроводница, угощая пассажиров чаем. – Я сама-то из этих мест. Год как шинель сняла. Дом свой искала. Даже переулка не нашла. Мне люди говорили: из восьми тысяч домов всего триста осталось. Да и в тех без ремонта жить нельзя.
Самолет сел в разрушенном варшавском аэропорту. Трудно было поверить, что мелькнувшая под крылом самолета гигантская развалина – некогда один из красивейших городов Европы Варшава – подлинное собрание архитектурных шедевров. Гитлеровцы преднамеренно уничтожили польскую столицу.
Королев и Бровко вышли из самолета подышать свежим воздухом.
– А сколько наших сел и городов гитлеровцы стерли с лица земли, – с горечью сказал Бровко. – Людская кровь не водица, а пролито... ее... чем измерить. Были бы у нас в армии к началу войны на границе знаменитые «катюши»...
– Их могли дополнить реактивные самолеты, – и . тут же Королев зло бросил: – Не наша вина, что мы отстали, не наша... История спросит, и спросит с кого надо со всей строгостью. С тех, кто... А нас обвиняли, что мы мешаем оборонным делам... Эх, сколько времени потеряли, сколько людей! Войну меньшей кровью могли выиграть.
Многое передумал за дорогу в Германию Сергей Павлович, все увиденное казалось ему кошмарным сновидением. Живя– в Омске и Казани – городах, не опаленных войной, он не представлял в полной мере всего бездонного бедствия, принесенного стране гитлеровскими ордами. Судьба, как он считал, помешала ему в полную силу послужить Родине в тяжкую годину. Но сегодня, кажется, настал его день. Теперь он, Королев, сможет отдать без остатка все свои знания, накопленный опыт народу, Родине. Его ракеты – он был уверен, что теперь их построит, – надежно защитят страну. Сергей Павлович понимал, что реально приступает к осуществлению дела всей его жизни.
С этими мыслями Сергей Павлович прилетел в Берлин.
На аэродроме под Берлином их встретил один из руководителей Советской технической комиссии подполковник Георгий Александрович Тюлин.
– А мы где-то с вами встречались, – подавая руку в внимательно всматриваясь в Тюлина, сказал Королев.
– Так точно! До войны в Реактивном институте, я еще был студентом физического факультета МГУ. В университетской лаборатории выполняли заказы вашего отдела.
– Верно. Вы приезжали к нам. Рад встретиться.
Через несколько дней в Тюрингии, где обосновалась Техническая комиссия, состоялось совещание. Г. А. Тюлин представил собравшихся друг другу. Сергея Павловича он охарактеризовал как известного специалиста-ракетчика, одного из основателей ГИРДа, первого в стране Реактивного института, конструктора авиационных ракетных установок.
Среди членов Технической комиссии только Сергей Павлович Королев в течение многих лет занимался ракетами, да еще Валентин Петрович Глушко, разрабатывающий жидкостные ракетные двигатели; остальные – специалисты в разных областях техники. А предстояло полностью разобраться в конструкции и производстве «Фау», попытаться собрать хотя бы несколько немецких ракет. В этих условиях приняли единственно верное решение. Каждый из специалистов, в зависимости от направления его деятельности, отвечал за один из компонентов ракеты. Так, В. П. Глушко изучал двигатели, Н. А. Пилюгин – системы управления ракетой, В. И. Кузнецов и М. С. Рязанский занимались автоматикой и радиотехникой, В. П. Бармин – пусковыми устройствами.
С. П. Королев, как специалист, лучше других знавший в комплексе все проблемы ракетостроения, понимавший тонкую взаимосвязь между компонентами конструкции, стал неофициальным лидером группы.
Королев трудится, можно сказать, с наслаждением: занимается любимым делом и, как никто другой, зримо представляет себе его великие перспективы. А тут еще непредвиденное. В начале октября к Королеву пришло руководство комиссии и поздравило его с награждением орденом «Знак Почета». Сергей Павлович, услышав новость, на какую-то долю секунды усомнился: возможно ли это? Но сердце, его сердце подсказало: «Правда, правда, Родина ценит тебя, не зря трудился всю войну».
Работала Техкомиссия в сложнейших условиях. Замнаркома оказался прав. Отсутствовала техническая документация, особенно по системам управления. Правда, в разных точках советской зоны оккупации Германии, па территории Польши и Чехословакии удалось найти остатки «Фау». Тут-то и проявил себя Королев. Его обширные знания, прекрасная интуиция очень помогали делу. Не имея технических данных, он как бы «дорисовал» неизвестное. И вскоре удалось понять всю систему производства и применения ракетных снарядов «Фау-2» от разработки чертежей до запуска ракет. Работе комиссии большую помощь оказал Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, бывший тогда главнокомандующим группы советских войск в Германии.
Настал день, когда подошло время начать монтаж, а затем испытания трофейных ракет. За разрешением обратились в Москву. Оттуда последовал приказ: «Везите домой и испытывайте». Но где и как? Ведь в стране не было испытательных ракетных полигонов. Королева осенила оригинальная мысль. Он предложил построить испытательный центр на колесах. Его поддержали. Каждый вагон специального поезда переоборудовали в отдельную лабораторию. Вскоре «Ракетный центр» на колесах начал действовать.
...Международная обстановка все более усложнялась. Не успели еще высохнуть чернила на документах, подписанных союзниками по антигитлеровской коалиции, как У. Черчилль, лидер английских консерваторов, в присутствии президента США Г. Трумэна, в американском городе Фултоне, призвал англосаксонские страсы к объединению против СССР. Вскоре стали создаваться военно-политические блоки, направленные против СССР и стран, встающих на путь социалистического развития. Над миром нависли грозовые тучи «холодной войны». Создалась взрывоопасная обстановка. Центральный Комитет КПСС, Советское правительство оказались вынужденными принять экстренные меры по повышению обороноспособности страны. В марте 1946 года сессия Верховного Совета СССР законодательно закрепила эти меры. Принятый на сессии пятилетний план восстановления и развития народного хозяйства предусматривал развитие новых оборонных отраслей техники и производства. А Совет Министров СССР во исполнение решения сессии 13 мая 1946 года принял историческое постановление о создании отечественной ракетостроительной промышленности.
– Какая сила духа! – изумился Королев, прервав чтение. – Невероятно! Вот он истинно русский человек. Запишите журнал за мной.
Лидия Павловна взглянула в лицо Королева – щеки впали, под глазами синие круги. Она знала – он берет книги, чтобы работать по ночам.
– Нельзя так, – невольно вырвалось у женщины, – не жалеете себя.
– Разве можно работать иначе, жалеть себя, когда Родина в опасности? – резко ответил Королев.
Почувствовав, что своим тоном, кажется, незаслуженно обидел женщину, еще раз взглянул на нее: вид у нее был невеселый.
– Что-нибудь случилось, Лидия Павловна?
– Дочь тяжело заболела, – призналась она, – осложнение на почки, нужна сахарная диета. А знаете, как сейчас с сахаром...
– Ну это в наших силах... Вы хоть рядом с ней. А я... Моя Наталка без меня выросла, ей почти девять лет, – с грустью сказал Королев. – Возвращусь, не узнает... Письма и те редко... От жены. Одними письмами живу.
– Все будет хорошо. Скольких людей война разметала по земле, – успокаивала Палеева Королева.
– При чем тут война! Вы же знаете, Лидия Павловна!.. – Сергей Павлович что-то еще хотел сказать, но тут же взял себя в руки. – Значит, сахарная диета? Только и всего?
А через некоторое время Королев принес свой паек сахара.
– Это для дочки, – решительно сказал он. Сколько его ни уговаривала, ни упрашивала Лидия Павловна, взять сахар обратно не согласился.
– А книжечки, что я прошу, – поищите. Казань велика. Может, найдутся они в университетской библиотеке?
– Обязательно, Сергей Павлович. Да, я для вас отложила «Красную звезду». Несколько дней назад получили. Тут про немецкие ракеты.
С. П. Королев развернул старый номер «Красной звезды» с интересным сообщением: «Немецкие баллистические ракеты „Фау“ разрушили кварталы нескольких английских городов. Есть человеческие жертвы».
«А ведь мы могли бы иметь подобное оружие куда раньше фашистов, – с досадой подумал Королев. – Нет, нам в этом отставать нельзя. Не имеем права. Не можем и не будем. Надо пробивать ракетный перехватчик. Необходимо еще раз обратиться с просьбой в соответствующие инстанции, чтобы разрешили мне заниматься непосредственно ракетной техникой».
Жизнь Королева текла по заведенному распорядку. Днем – схемы, чертежи, эскизы, стендовые и летные испытания. Так как его оригинальный проект ракетного самолета-перехватчика Наркомат авиационной промышленности так и не поддержал, Сергей Павлович предложил усовершенствовать самолет конструктора С. А. Лавочкина Ла-5ВИ, снабдив его жидкостным ракетным двигателем.
Вечером – снова чертежи, но уже «свои», для души... А ночью... Ночью Сергея Павловича не оставляли думы о доме, о Ксане. Письма из дома были редки, а Сергею Павловичу хотелось знать о родных ему людях все-все. Как там доченька. Ведь ей уже десятый год. Когда-то еще доведется увидеться. «Да ведь она меня не помнит, – эта мысль часто обжигала Сергея Павловича. – Полюбит ли она меня? Конечно, полюбит, моя Наталка, ведь она на меня похожа, моя дочка».
Наступало утро, и Сергей Павлович шел в КБ.
С фронта приходили хорошие вести. Красная Армия била фашистские войска за пределами СССР. На советской земле в освобожденных районах налаживалась жизнь. «Скорей бы война кончилась, скорей бы! Вот тогда поработаем. Противников, уж наверное, не будет. Война доказала необходимость в ракетах. Нельзя отставать от других стран, это-то уж всем ясно», – так все чаще думал Сергей Павлович.
В октябре 1944 года Королев отправил в Москву документ, в котором доказывал необходимость разработки и производства ракет дальнего действия.
Предложение С. П. Королева о развертывании ракетного дела не осталось без внимания. В ЦК КПСС и Советском правительстве уже рассматривались вопросы, связанные с созданием ракетного потенциала. К решению практических задач были привлечены Академия наук СССР, Академия артиллерийских наук, группа ученых и специалистов, работавших в этой области. Они заинтересовались конкретными предложениями Сергея Павловича, просили выслать документацию. Королев получил и конкретные задания по разработке ракет дальнего действия. Проектное задание оказалось именно таким, на которое надеялся сам конструктор. 2 декабря 1944 года Сергей Павлович сообщал близким: «Но задачи громадны и высоты, на которые надо взобраться, так велики, что наши большие предшественники и учителя могли бы только мечтать о том, над чем практически уже мы начали сейчас работу».
Сергей Павлович рад, рад, как редко случалось в жизни. Он понимал, что подчиненность двигателистам дело временное, и чувствовал, что близок к реализации своей мечты, он уже держит в руках хвост своей жар-птицы. Пусть с АРУ еще много забот, но все основные силы – на разработку ракет, на выполнение ответственного задания. А для этого надо знать и о достижениях в этой области за рубежом. Инженер Королев начинает изучать английский язык, немецкий он знает. "Я теперь занимаюсь английским языком, – пишет он десятилетней дочери Наташе 25 декабря, – и мне мой учитель обещал поставить пятерку. А почему ты получила четыре?
Вот я приеду, и мы с тобой будем разговаривать по-английски".
Сергей Павлович не сообщил дочери, что сейчас занят еще и разработкой курса лекций, которые он собирается читать в Казанском авиационном институте. «Все хорошо. Война скоро кончится. Красная Армия неудержимо рвется к Берлину. Все хорошо. Сердцем чувствую – скоро буду дома», – подумал он, заклеивая конверт.
Весть о Победе застала Королева в цехе авиазавода. И хотя все уже давно ждали этого известия, ликованию не было предела. Вот оно! Свершилось!
Столпились у громкоговорителя.
– Товарищи! Соотечественники и соотечественницы! – начал И. В. Сталин 9 мая обращение к народу. – Наступил великий день Победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени войсками Красной Армии и наших союзников, признала себя побежденной и объявила безоговорочную капитуляцию.
Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, – не прошли даром и увенчались полной победой над врагом.
Все слушали, стараясь не пропустить ни звука. Каждое слово доходило до сердца, обжигало радостью,
Сергей Павлович смахнул слезу. Стыдясь своей слабости, он оглянулся по сторонам: не было в эти минуты вокруг него безразличного человека – многие молча плакали, не стыдясь нахлынувших чувств.
Через месяц пришло известие, что Сергей Павлович награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
Так Родина оценила вклад в Победу конструктора Сергея Павловича Королева.
В августе 1945 года С. П. Королев покинул Казань. Его отозвали в Москву.
Несколько суток тащился поезд до столицы, останавливаясь чуть ли не на каждой станции, пропуская воинские эшелоны. В одних, с цветами и песнями под гармошку, возвращались домой солдаты, для которых война уже кончилась, в других ехали те, которым предстояло еще разбить японских милитаристов. Эти составы шли без задержки на восток.
Только выйдя из вагона, ступив на мокрый от дождя перрон Казанского вокзала, Королев поверил, что наконец он в Москве.
Сергеи Павлович перекинул через плечо вещевой мешок, взял в руки легкий фибровый чемодан и, увлекаемый потоком пассажиров, быстро зашагал вдоль перрона, завернул за угол вокзального здания и оказался на Комсомольской площади, убранной флагами добровольных спортивных обществ. Выше всех развевался флаг спортобщества «Локомотив». 12 августа 1945 года впервые после войны отмечался Всесоюзный день физкультурника. Королеву то тут, то там встречались небольшие группы спортсменов. Кто-то шел с Красной площади, где только что закончился парад физкультурников, кто-то торопился на стадионы. Вместе со всеми Сергей Павлович вошел в метро...
Чем ближе подходил к дому на Конюшковской, 26, тем тревожнее и вместе с тем радостнее билось сердце, застанет ли кого-нибудь из родных. Предупредить заранее о своем приезде он не смог. Вот и дом. Легко вбежал по лестнице на родной этаж, остановился у квартиры 11. Закрыто. По давней привычке пошарил рукой в укромном местечке и нащупал ключ. Открыл дверь и не в силах больше сделать и шага, тяжело опустился на стул. Посидел, передохнул, но не смог унять учащенно бьющееся сердце.
Вошел в комнату. Тот же столик и фотография, где он с Ксаной и двухлетней Наталкой. Возле снимка лист бумаги с торопливо написанными словами: «Сережа, сразу же позвони по телефону... Ксана». Значит, ждала, ждала!! Не было более счастливой минуты, чем эта, и не было дороже этих нескольких строк.
...Через два часа в доме у Баланиных на Октябрьской собралась вся семья. Не оказалось только Наталки. Она где-то бегала с подругами и обычно возвращалась лишь к обеду. Сияющая от счастья Ксана не отходила от мужа. Худой, осунувшийся, еще более большелобый, он казался старше своих лет и вызывал гнетущее чувство жалости. Они сидели рядом, взявшись за руки, и не могли наговориться. Мать и Григорий Михайлович, чтобы не мешать, незаметно ушли на кухню готовить праздничный обед. На этот раз было из чего: Сергей привез с собой несметное богатство – две буханки хлеба, банку американской тушенки, кулечек сахара и банку сыра. Мария Николаевна принесла припасенную для этого дня пачку настоящего чая, полученную по продовольственной карточке.
На стол, накрытый белой скатертью, как в прошлые годы, поставили его любимую чашку с голубыми цветами. Едва сели за стол, как влетела Наталка. Увидев сидящего рядом с матерью мужчину, улыбающихся бабушку и дедушку, вначале растерялась, не узнав, но быстро сообразив, что перед ней ее отец, которого она знала лишь по старой фотографии да по рассказам матери, бросилась к нему и крепко обняла.
– Папа, почему ты так долго был в командировке?
– Так случилось, Наталка, – это все, что отец мог ответить дочери.
Шли дни. Сергей Павлович отдыхал, наслаждаясь домашней жизнью. Ждал назначения. И -был даже доволен, что оно задерживалось. Сергей Павлович не мог не заметить, как сильно изменилась Ксана за минувшие семь лет. Стала строже, собраннее и молчаливее, почти совсем седая. Глаза, которые так любил, редко загорались прежним озорным блеском. Где-то на дне их затаилась неугасимая печаль. А ведь ей всего тридцать семь... И все же невзгоды, выпавшие на долю Ксаны, не подкосили ее. Все эти годы жена трудилась в больнице имени Боткина, в годы войны лечила раненых, защитила кандидатскую диссертацию. Она получила известность как прекрасный хирург-травматолог.
Но чуткая душа Сергея Павловича не могла не уловить едва заметную перемену в их отношениях. Жена стала сдержаннее в своих чувствах к нему. А может, это только казалось ему, жаждущему чего-то необычного. Ведь позади семь лет тяжкой разлуки. Да и приходила Ксана с работы бесконечно усталой.
Незаметно для себя Королев стал тяготиться своим временным бездельем. Он не знал толком, хотя и догадывался, для чего его отозвали из Казани в Москву. Пытался выяснить, отвечали: «Отдыхайте, когда надо будет, вызовем».
«Хорошо, что у Наталки каникулы», – думал Королев. Проводив Ксану на работу, позавтракав, они с дочерью уходили из дому, смотрели кинофильмы, бродили по паркам, ездили к бабушке на Октябрьскую. Им вместе было хорошо. Отец не мог наглядеться на дочь. Такая же темноволосая, с красивым изгибом бровей над искристыми карими глазами. Дочь и характером походила па него. Однажды зашел разговор, кем она хочет быть.
– У тебя, Наталка, хорошие способности к математике. Для инженера это прекрасно.
– Нет, папа, я твердо решила – буду врачом, как мама.
– Так уж и решила, – улыбнулся отец.
– Мне жить и мне решать...
Ответ дочери словно вернул Королева в юность. Дочь ответила ему теми же словами, что он когда-то своей матери.
Первого сентября Наталка пошла в школу, и Сергей Павлович оказался совсем один. Друзей, с которыми работал в РНИИ, почти не осталось, другие сторонились, хотя жили с ним в одном доме.
В этот день Сергей Павлович гулял по Москве один. В красочном наряде первого месяца осени она казалась красивой, как прежде. Но и раны войны, приметы суровых лет встречались чуть ли не на каждом шагу. Еще много зданий с развороченными обгоревшими крышами. Рядом с книжной витриной на стене магазина нестертый знак указывал на бомбоубежище. В стороне от цветочной клумбы, разбитой на месте разрушенного дома, щетинились поржавевшие металлические противотанковые «ежи». На стенах читались полустертые временем лозунги военной поры: «Все для фронта!», «Ни шагу назад!» Но все это не оставляло удручающего впечатления. Чувствовалось, что Москва стремится скорее наладить мирную жизнь, восстановить народное хозяйство. Столица показывала в этом пример всей стране – почти все городские предприятия, научные высшие учебные заведения вернулись из эвакуации. Станки и металл, автомашины и ткани шли с московских предприятий в города России, на Украину, в Белоруссию, в республики Прибалтики, в Молдавию и Карелию. «Выстояли в 41-м, выстояли потом, выстоим и сейчас. Еще как выстоим. Дайте только небольшой срок», – радостно думал Сергей Павлович, возвращаясь домой. А вечером второго сентября они вышли на улицу всей семьей. Знали, сегодня Москва от имени Родины будет салютовать двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами советским солдатам и матросам, разгромившим японских вояк.
Вторая мировая война закончилась. Наступил долгожданный мир.
Через несколько дней Королева пригласили в Наркомат вооружений.
Тут он узнал, что еще в годы войны в военных кругах Советского Союза не без влияния достижений немецких ракетчиков вопрос об отечественной ракетной технике стал в повестку дня. В середине 1944 года в Научно-исследовательском институте Наркомата авиационной промышленности появилось подразделение, назовем его «Ракета». Ему поручалось дать научно обоснованное заключение о целесообразности и возможности использования ракет в оборонном потенциале Родины. Научное руководство «Ракетой» возглавлял известный авиаконструктор В. Ф. Болховитинов. В нее вошли бывшие соратники Королева по ГИРДу и РНИИ М. К. Тихонравов, Ю. А. Победоносцев, а также конструкторы А. Я. Березняк и А. М. Исаев, построившие вслед за королевским ракетопланом в 1942 году первый опытный реактивный самолет-истребитель, специалисты различных технических направлений Н. А. Пилюгин, В. П. Мишин, Л. А. Воскресенский, Б. Е. Черток, представители армии.
В распоряжение группы Болховитинова стали поступать блоки ракет «Фау-2» с артиллерийского полигона Дебице (Польша), где в свое время размещались немецкие ракетные позиции. С них велись учебные стрельбы. В точках падения ракет советские войска обнаружили их обломки. Они-то и стали предметом исследования советских специалистов.
Но полученных данных явно недоставало, чтобы сделать окончательные научно-технические обобщения и тем более начать собственное производство нового отечественного вида оружия. К тому же руководство Наркомата авиационной промышленности отказалось от продолжения работ по ракетной тематике как несоответствующей ее профилю. Решением ЦК КПСС и Совета Министров СССР новое дело передали в Наркомат вооружений. Так по главе ракетного производства стал нарком Д. Ф. Устинов. Знакомство с материалами группы «Ракета» убедило наркомат, что требуется дальнейшее углубленное изучение немецкой трофейной техники. В то время в Германии работала Межведомственная техническая комиссия. В ее-то состав позднее и вошли специалисты из группы «Ракета» и других научно-исследовательских, производственных и военных организаций – Г. А. Тюлин, В. П. Глушко, В. П. Бармин, М. С. Рязанский, В. И. Кузнецов, Е. Я. Богуславский. В августе 1945 года первая группа членов Межведомственной технической комиссии вылетела в Берлин.
– Формируется Советская техническая комиссия, – сообщил заместитель наркома. – Одной из групп ее, куда "входите и вы, Сергей Павлович, предстоит ознакомиться с немецкой трофейной ракетной техникой. Полетите в Берлин.
Настроение у Королева сразу испортилось: снова предстоит разлука с семьей.
– Вы, конечно, понимаете, – продолжал заместитель наркома. – Американцы не успокоятся. Сбросив атомные бомбы месяц назад на Хиросиму и Нагасаки, они будут продолжать разработку атомного оружия. И враг у них теперь только один – мы. И мы должны быть не только во всеоружии, но обязаны опередить в этой области американцев. По отзывам вы, Сергей Павлович, крупный специалист по ракетам и всегда занимались их конструированием.
– Не мне судить об этом. Но с ракетами я действительно связан давно, с тридцатых годов. Во время войны работал в авиастроении, потом занимался проектированием ракетных ускорителей для боевых самолетов. Все это составит, наверно, несколько больших томов. Другой профессии, кроме ракетчика, для меня нет. В этом моя жизнь.
– Вот и хорошо. Весь ваш опыт мы и намерены использовать. Вам надо докопаться до конструктивных нринпипов строительства «Фау», разобраться в сущности организации серийного производства, технологии... Да, что мне вас учить, вы это лучше меня знаете. Одно скажу – американцы вплотную всем этим занимаются. К ним в руки попало больше сотни снарядов «Фау», а их конструктор Вернер фон Браун в добровольном плену и усердно помогает им. Нам отставать в этом деле не с руки. – И, уже прощаясь с Королевым, счел нужным предупредить: – Найти трофейную технику, тем более документацию к ней не просто. Немцы уничтожили все, что могли, остались «ножки да рожки».
– Ясно, – ответил Королев.
– Обживетесь, можете вызвать к себе семью, – будто прочитав затаенные мысли Королева, добавил заместитель наркома. И еще раз напомнил: – Поручается нам дело государственной важности. Оно находится под личным контролем товарища Сталина.
Ранним сентябрьским утром Королев вместе с другими пассажирами, преимущественно военными, поднялся на борт самолета Ли-2, следующего по курсу Москва – Варшава – Берлин. Сергею Павловичу перед командировкой присвоили звание подполковника, и он впервые через много лет надел военную форму. Сел к иллюминатору. За несколько минут до отлета второе кресло занял молодой офицер. Они познакомились. Соседом Королева оказался лейтенант Иван Бровко, возвращающийся в Германию, где выполняет задание Технической комиссии, возглавляемой Л. М. Гайдуковым и Ю. А. Победоносцевым.
День выдался ясный, безоблачный, на залитой солнцем земле все виделось так четко, как смотрится макет города в архитектурной мастерской. Щедрая сентябрьская природа сколько могла скрашивала все вокруг. Но разве спрячешь разрушенные города и поселки, выжженные леса, пустующие поля, валявшуюся разбитую технику.
– Скажите, что это за город? – обратился Королев к Бровко. – Вижу: несколько церквей и больше ничего нет.
– Это все, что осталось от Смоленска, – ответил он, не впервые летевший по трассе Москва – Варшава – Берлин.
Летчик, уточняя курс полета, словно специально развернул самолет над городом. Смоленск лежал в развалинах.
– Да, город русской славы, – задумчиво произнес Королев. – Сколько врагов он повидал, сколько войн. Выстоял. Задержал недругов и в 1941-м, помог Москве. Вечная ему слава. И спасибо.
– Немцы два года хозяйничали в городе, – добавила бортпроводница, угощая пассажиров чаем. – Я сама-то из этих мест. Год как шинель сняла. Дом свой искала. Даже переулка не нашла. Мне люди говорили: из восьми тысяч домов всего триста осталось. Да и в тех без ремонта жить нельзя.
Самолет сел в разрушенном варшавском аэропорту. Трудно было поверить, что мелькнувшая под крылом самолета гигантская развалина – некогда один из красивейших городов Европы Варшава – подлинное собрание архитектурных шедевров. Гитлеровцы преднамеренно уничтожили польскую столицу.
Королев и Бровко вышли из самолета подышать свежим воздухом.
– А сколько наших сел и городов гитлеровцы стерли с лица земли, – с горечью сказал Бровко. – Людская кровь не водица, а пролито... ее... чем измерить. Были бы у нас в армии к началу войны на границе знаменитые «катюши»...
– Их могли дополнить реактивные самолеты, – и . тут же Королев зло бросил: – Не наша вина, что мы отстали, не наша... История спросит, и спросит с кого надо со всей строгостью. С тех, кто... А нас обвиняли, что мы мешаем оборонным делам... Эх, сколько времени потеряли, сколько людей! Войну меньшей кровью могли выиграть.
Многое передумал за дорогу в Германию Сергей Павлович, все увиденное казалось ему кошмарным сновидением. Живя– в Омске и Казани – городах, не опаленных войной, он не представлял в полной мере всего бездонного бедствия, принесенного стране гитлеровскими ордами. Судьба, как он считал, помешала ему в полную силу послужить Родине в тяжкую годину. Но сегодня, кажется, настал его день. Теперь он, Королев, сможет отдать без остатка все свои знания, накопленный опыт народу, Родине. Его ракеты – он был уверен, что теперь их построит, – надежно защитят страну. Сергей Павлович понимал, что реально приступает к осуществлению дела всей его жизни.
С этими мыслями Сергей Павлович прилетел в Берлин.
На аэродроме под Берлином их встретил один из руководителей Советской технической комиссии подполковник Георгий Александрович Тюлин.
– А мы где-то с вами встречались, – подавая руку в внимательно всматриваясь в Тюлина, сказал Королев.
– Так точно! До войны в Реактивном институте, я еще был студентом физического факультета МГУ. В университетской лаборатории выполняли заказы вашего отдела.
– Верно. Вы приезжали к нам. Рад встретиться.
Через несколько дней в Тюрингии, где обосновалась Техническая комиссия, состоялось совещание. Г. А. Тюлин представил собравшихся друг другу. Сергея Павловича он охарактеризовал как известного специалиста-ракетчика, одного из основателей ГИРДа, первого в стране Реактивного института, конструктора авиационных ракетных установок.
Среди членов Технической комиссии только Сергей Павлович Королев в течение многих лет занимался ракетами, да еще Валентин Петрович Глушко, разрабатывающий жидкостные ракетные двигатели; остальные – специалисты в разных областях техники. А предстояло полностью разобраться в конструкции и производстве «Фау», попытаться собрать хотя бы несколько немецких ракет. В этих условиях приняли единственно верное решение. Каждый из специалистов, в зависимости от направления его деятельности, отвечал за один из компонентов ракеты. Так, В. П. Глушко изучал двигатели, Н. А. Пилюгин – системы управления ракетой, В. И. Кузнецов и М. С. Рязанский занимались автоматикой и радиотехникой, В. П. Бармин – пусковыми устройствами.
С. П. Королев, как специалист, лучше других знавший в комплексе все проблемы ракетостроения, понимавший тонкую взаимосвязь между компонентами конструкции, стал неофициальным лидером группы.
Королев трудится, можно сказать, с наслаждением: занимается любимым делом и, как никто другой, зримо представляет себе его великие перспективы. А тут еще непредвиденное. В начале октября к Королеву пришло руководство комиссии и поздравило его с награждением орденом «Знак Почета». Сергей Павлович, услышав новость, на какую-то долю секунды усомнился: возможно ли это? Но сердце, его сердце подсказало: «Правда, правда, Родина ценит тебя, не зря трудился всю войну».
Работала Техкомиссия в сложнейших условиях. Замнаркома оказался прав. Отсутствовала техническая документация, особенно по системам управления. Правда, в разных точках советской зоны оккупации Германии, па территории Польши и Чехословакии удалось найти остатки «Фау». Тут-то и проявил себя Королев. Его обширные знания, прекрасная интуиция очень помогали делу. Не имея технических данных, он как бы «дорисовал» неизвестное. И вскоре удалось понять всю систему производства и применения ракетных снарядов «Фау-2» от разработки чертежей до запуска ракет. Работе комиссии большую помощь оказал Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, бывший тогда главнокомандующим группы советских войск в Германии.
Настал день, когда подошло время начать монтаж, а затем испытания трофейных ракет. За разрешением обратились в Москву. Оттуда последовал приказ: «Везите домой и испытывайте». Но где и как? Ведь в стране не было испытательных ракетных полигонов. Королева осенила оригинальная мысль. Он предложил построить испытательный центр на колесах. Его поддержали. Каждый вагон специального поезда переоборудовали в отдельную лабораторию. Вскоре «Ракетный центр» на колесах начал действовать.
...Международная обстановка все более усложнялась. Не успели еще высохнуть чернила на документах, подписанных союзниками по антигитлеровской коалиции, как У. Черчилль, лидер английских консерваторов, в присутствии президента США Г. Трумэна, в американском городе Фултоне, призвал англосаксонские страсы к объединению против СССР. Вскоре стали создаваться военно-политические блоки, направленные против СССР и стран, встающих на путь социалистического развития. Над миром нависли грозовые тучи «холодной войны». Создалась взрывоопасная обстановка. Центральный Комитет КПСС, Советское правительство оказались вынужденными принять экстренные меры по повышению обороноспособности страны. В марте 1946 года сессия Верховного Совета СССР законодательно закрепила эти меры. Принятый на сессии пятилетний план восстановления и развития народного хозяйства предусматривал развитие новых оборонных отраслей техники и производства. А Совет Министров СССР во исполнение решения сессии 13 мая 1946 года принял историческое постановление о создании отечественной ракетостроительной промышленности.