Страница:
Я не берусь решать проблемы за все человечество. Я рассуждаю так, как поступил бы я сам. Прав! Иногда я радуюсь, что у меня нет дочери. Я очень хотел бы ее иметь, очень-очень, но бывает так страшно...
Как разобраться во всем этом? Как отделить грань сознательного, расчетливого убийства от сумасшествия? Надо ли отделять? Пожалуй, общество так и не имеет на эти вопросы однозначного ответа. Тем не менее семьдесят шесть лет назад Банка приняла первого узника. Новый закон, одобренный почти единогласно Генеральной Ассамблеей ООН, гласил: по приговору Государственного Суда любой страны любой неполитический узник за совершенные тяжкие преступления против других людей может быть помещен в эту мрачную пожизненную изоляцию без права возвращения в мир людей. Это интернациональная тюрьма. Фактически, такой приговор означал, что виновный навсегда вычеркивался из списков человеческих существ, в Банке есть только один закон: выживает сильнейший. В Банке не люди. В Банке грызутся пауки. И никогда уже маньяк или садист не причинит горя ни одной семье, не принесет смерть в чей-то дом. И аура зла уйдет вместе с ним и не заразит другого. И никогда не сможет дотянуться до него карающая рука мстителя, так как у Банки нет никаких связей с внешним миром. Только датчики суперкомпьютера вокруг и индикатор - ноль процентов.
Сверху этот склеп закрыт непроницаемым куполом, о строении которого вообще никто не может сказать ничего определеного. Известно только, что находиться на крышке Банки смертельно опасно - можно просто исчезнуть. Этот купол пропускает внутрь солнечные лучи и свет звезд, и воздух, и дождь, и ветер, но увидеть: что под ним - невозможно. И услышать тоже. Никаких звуков не доносится из этой исполинской тюрьмы. Никаких микрофонов и видеокамер. Никаких проводов и труб. Это параллельный виртуальный мир, о существовании которого знают все, попасть в который можно, но узнать отсюда что там и как - нет.
Говорят, внутри котлована растут трава и деревья, и даже есть там скалы, и реки, и ручьи. Более тысячи двухсот квадратных километров - это немалое пространство. Но там нет животных. Там обитают тысяча сто четырнадцать исключенных из человеческого общества нелюдей, отправленных туда через камеру-распределитель. Наверное, сейчас их стало гораздо меньше - старость, болезни, убийства. Говорю "старость" и очень криво улыбаюсь. Дожил ли хоть один из них до старости? Самому "древнему" было бы сейчас за сто.
Каждое открытие ворот распределителя является событием для всего немногочисленного дежурного персонала, обслуживающего Банку. Несколько ранее - и для всего человечества. Просто за такое количество лет люди устали слушать сказки о монстрах, обитающих в глубине острова. Ведь их все равно нельзя увидеть. А что еще ныне может заинтересовать пресыщенное человечество, как не зрелище?
В первое время люди проявляли громадный интерес к Банке. Произошла даже небольшая война между фирмами, стремившимися всеми правдами и неправдами получить лицензию на строительство на острове отеля для любопытных. Но ООН категорически сказало: "Нет!", что тогда еще больше усилило ажиотаж. Телевизионщики бились за право трансляции процедуры высылки. Показать крупным планом лицо осужденного... Так, четче... Ужас и истерика, вытье в клетке при чтении приговора, животная агония, когда ИСКЛЮЧЕННЫЙ понимал, что он уже ТАМ. ТАМ ничего не простят. Потом и это запретили, сочтя негуманным. Сейчас на поверхности острова расположен только Бункер, где немногочисленный персонал следит за состоянием суперкомпьютера и процедурой отправки вниз новых Исключенных. С тех пор минуло более 70 лет. Люди давно свыклись с этой параллельной Вселенной, их интерес угас. Каждое государство периодически отправляет вниз кого-то. Обыденно и просто. И каждый на планете дышит свободнее, зная что мир становится чище. В нем много зла. И много несправедливости. Но с каждым недочеловеком из него уходит нечто темное. Никогда от него не будет потомства, никогда его уродливые гены не передадутся следующему поколению. Человек научился исправлять ошибки, допущенные Всевышним.
И вот теперь туда собираюсь спуститься я. Просто ради "спортивного" интереса. Как журналист. Вы говорите - я сумасшедший? Говорите, что я должен отправиться в соответствующую больницу... Иногда я думаю так же. Я помню ту ночь, когда мы лежали с Каролиной в постели рядом, обнявшись, и нам было очень хорошо - она у меня классная девочка, я уже почти спал, а она вдруг предложила мне это. Я долго смеялся тогда - когда до меня дошло, что она предлагает. Помню, даже собирался сводить ее к психиатру, надо же, какие только идиотские идеи не приходят в голову женщинам!
Но я не понимал главного. Эта женщина знает меня лучше, чем я сам. Не только как мужчину... Она никогда не обращалась ко мне снова с этим планом, это было уже не нужно. Метастазы рака уже были посажены в меня и разъедали мое нутро. Где-то на уровне сознания, на уровне мозга, я еще смеялся над этим бредом - над дурацкой идеей, над Каролиной и над тем, что мое "я" сразу же не сказало "нет". Было приятно поиграть с этой мыслью, представляя как я спускаюсь туда и автомат привычной холодной тяжестью замер в руках. Я смеялся, а внутри меня ширилась и росла проказа, и моя улыбка стала получаться кривой, когда я слышал о Банке. И Каролина видела это тоже - наверное, никто не умел так понимать то, что стояло за моей внешней оболочкой - по моему отсутствующему взгляду, устремленному внутрь себя, по сжатым губам и нервным дрожащим пальцам. И настал день, когда проказа съела меня всего. Я помню его отчетливо - как я сказал Каролине, что иду. Мой мозг еще не до конца был поражен этой болезнью, и я удивился - как из меня вышли такие слова? Это сказал не я. Потом было море слез - еще бы, моя женщина добилась своего, и, как часто бывает у них, решила, что ей это совсем не нужно. Но, к сожалению, я - мужчина, и не умею так быстро менять решения, как это делают представительницы слабого пола. Она умоляла меня не делать этого, даже стояла на коленях, но все было напрасно - болезнь, посаженная ей же, съела все, что ранее имело смысл для меня. Потом она молчала, сжав губы. Молчала, когда ООН не давала санкции на мое "путешествие", молчала, когда вдруг совершенно неожиданно вмешался Президент нашей страны и соответствующее разрешение было получено. Молчала, когда я подписывал контракт, молчала, когда у меня брали интервью, она не сказала ни слова, она не стала говорить ни с одним журналистом. Я смотрел на нее и не узнавал - моя Каролина сильно изменилась, глаза запали куда-то внутрь, в них застыла безнадежность, вокруг рта появилась скорбная складка. Моя женщина - мое лицо, мое лицо - безнадежность. Она заранее похоронила меня. Кстати, именно это помогло мне вытерпеть нечеловеческие тренировки в течение трех месяцев, когда я готовился к спуску вниз. Моя любимая женщина перестала верить в меня - что это? Женская интуиция? Неверие в чудо? Я должен был доказать обратное. На каждой тренировке я цеплялся за жизнь и полз, полз, полз. Ненавидел все и всех и полз. Я мужчина, черт побери. Да, у меня масса недостатков, но есть то, что у меня не отнять, не изменить. И я закончил подготовку. Первый этап, оговоренный контрактом, позади... Можно отказаться... Но почему она не верит в меня? Может именно из-за этого я не говорю "стоп"?
Разве не мои предки сражались в открытом поединке с дикими свирепыми животными, разве не они добывали себе в бою кусок мяса? Разве не отстаивали они десятки веков свой кров, своих женщин, их честь? Разве, черт побери, во мне не течет их кровь? Не живет их память, их опыт, их сила? Ведь они умели побеждать - иначе меня не было бы на свете! Тогда почему она уже похоронила меня?
А все, кто готовил меня? Они помогали мне, как могли, делали все возможное, чтобы я стал сверхчеловеком, но в глазах их было сожаление, что они все равно не узнают - как там, внутри Банки. Они тоже не верят, что я вернусь. А знать - что там? - хочется всем, любопытство, свойство, присущее как детям, так и взрослым.
И вот я на острове. Завтра меня отправят в шахту. Вернусь ли я? Никто не верит в это. Зачем же они вбухали в эту затею такую огромную кучу денег? Ради рекламы? Реклама двигатель прогресса...
Вернусь ли я? Должен вернуться. Я же сильный. Вот только боюсь, что попав внутрь, я окажусь в другой Вселенной - даже на поверхности острова чувствуется, какое зло исходит из его глубин. Не случайно ведь персонал Бункера столь часто меняется и уходит на пенсию. Не случайно многим здесь снятся кошмары каждую ночь. Смогу ли я выдержать это излучение и не трансформироваться в какого-либо мутанта? Представьте себе, что в одно место на планете свалили все термоядерное оружие всех государств, и некто приблизился к этой огромной куче без защитного костюма. Что станет с ним? Если немного постоять и уйти, то скорее всего ничего. Разве что волосы выпадут, ха-ха. А если надолго? Сколько красных телец останется в крови? По-моему я делаю то же самое - никогда еще на планете Земля не создавалось таких огромных залежей зла, столь мощного источника уродства, как здесь, никогда еще нормальный человек не окунался в это поле. Что станет со мной? Почему я подумал об этом только сейчас? Неужели же я умею, как все, думать только в самый последний момент. Где раньше был мой рассудок? Кто очистит меня от той черни, что войдет в меня за время пребывания внизу. Хватит ли у меня сил противостоять?
Каролина! Может потому ты так печальна, что все поняла раньше меня? Если даже я вернусь - это буду уже не я, это будет другой, чужой и равнодушный к тебе человек. Так?!
Прости меня, девочка. Я все равно уже не могу сказать "нет". Ты ведь это знаешь не хуже меня, поэтому и молчишь. Жаль только, что все это я понял лишь в последнюю ночь. Может мы с тобой и поговорили бы как ЛЮДИ. Уже поздно. Я был болен до встречи с тобой и ты старалась понимать меня, хотя тебе было тяжело, я знаю. Когда кричал во сне и когда сидел, глядя в стену и не видел ничего вокруг, кроме зеленого болота и крови. И ты наверное, тогда, той ночью, когда предложила мне это, хотела мне добра, хотела, как могла, помочь мне, и только потом поняла, что это не спасение от самого себя - это только новый виток спирали, новый "укол", новое зло, новая болезнь во мне...
Вот и первые лучи восходящего Солнца коснулись моего лица... Как незаметно прошла ночь... Кто знает, может это последний рассвет в моей жизни, который я встречаю так...
Может я не дотяну даже до следующего утра...
Я поднялся со стула и потащил его за собой вглубь комнаты. Вчера вечером я собирался не забивать себе голову разными глупостями, а просто лечь и спать, и ни о чем не думать.
Утром зарядка, бассейн, душ, завтрак, пресс-конференция, медицинский контроль, последние наставления главного оператора Бункера - и привет! Но из этой затеи ничего не вышло. Вместо розовых снов мне приснился пожирающий меня паук-убийца, и я полночи просидел у окна. Да в общем-то я и не спал, получается. Хорошо ли это? Перед началом моего "путешествия" лучше было бы иметь свежую голову... Ясную. А к финишу просто иметь ее. Ну ничего, за свою жизнь, в конце концов, я привык недосыпать.
Я сделал зарядку и снова вернулся к окну. Солнце встало. Часы показывают 6.15. Я немножко выбиваюсь из графика после раннего подъема, пойти поплавать подольше в бассейне?
Вернувшись к телекому, я нажал вызов. Ночная сиделка возникла на экране. Как будто и не спала. Все так же около монитора. Она не произнесла ни слова, терпеливо глядя на меня. И в ее глазах, как ни странно, не было ненависти, не было обиды, а только... Я не знаю, как описать это словами. Не знаю, понимаете? Иногда не хватает понятий, чтобы сказать... Как если бы я был маленьким шаловливым ребенком, которого предупреждали: не бегай по лужам, не бегай, а он бегал, да еще без резиновых сапожек и шарфика, и простудился, и сильно заболел, и его надо было бы лечить... В этом взгляде было и страдание, и сочувствие, и забота, и мудрость, и любовь?! Или я ошибаюсь?
- Привет! - автоматически сказал я. Она совсем выбила меня из колеи. Все,что казалось простым и очевидным,вдруг расплылось и трансформировалось в моей голове, и я неожиданно потерял уверенность в себе и тут осознал ненужность своей затеи. Глупость.
- Доброе утро, - спокойно ответила она. И опять молчит. Как будто и не было вообще всего того, что произошло ночью. Она ждала.
- Ты сердишься? - ничего более глупого придумать я не мог.
- Нет.
- Прости, - выдавил я. И тут осознал, что через полчаса, или чуть больше, выйду из бассейна и что это - мой последний разговор с другим человеком вот так, с глазу на глаз, далее я буду только отвечать на вопросы, задавать их мне уже не придется.
- Все в порядке, Карл.
- Знаешь, я сам не понимаю, что со мной, - неожиданно мне захотелось рассказать ей все. О моем изломанном детстве, о ласково-беспощадных волнах океана, о дельфинах, что несли меня на своих спинах к берегу. И что я совсем не хотел в армию, а хотел научиться понимать их язык, о седом капрале, и о бейсболе, в который я неплохо играл в юности, и о Каролине. И вдруг я понял, что делал все не то. Я осекся. Вокруг ее рта появилась скорбная складка, совсем такая же, как у Каролины, а в глазах, нет-нет... Я не хочу видеть в ее глазах ту же безнадежность. Не надо! Но я должен увидеть... Я медленно посмотрел в ее глаза. Боль. Боль?
- Ты не веришь, что я вернусь?
Ее вопросительные брови скорбно переломились, и она посмотрела куда-то вбок. Я понял. Все наши разговоры записывались. Все, что я делаю сейчас, и все, что было ночью.
- Я буду молиться за тебя, Карл.
Я потряс головой. Все должно быть наоборот. Она должна ненавидеть меня. Я чего-то не понимаю. А если я чего-то не понимаю, то может я не понимаю вообще ничего? Я ударил ребром ладони по спинке стула. Мне нельзя так колебаться - иначе они все окажутся правы, я не вернусь. Я должен взять себя в руки. Я сжался в комок. Все! Солнце встало. Ночь прошла. Все!
- Как тебя зовут, Малыш?
- Аманда.
- Аманда,- повторил я. - Красивое имя. Вот что,Мэнди, - твердо сказал я. - Я обязательно вернусь. Слышишь? Я сильный. Мы еще сходим с тобой в какой-нибудь ресторан, поужинаем, славно потанцуем и отдохнем, да?
Она покачала головой. Я не понял, что это значит - нет в смысле да, или нет в смысле нет. Во мне словно открылось параллельное зрение. В этой Вселенной она молча смотрела на меня и качала головой, а в той, параллельной, из ее прекрасных глаз струились слезы. Нет, просто бежали, и даже не ручьем, а рекой.
- Мэнди, - я не знал, что сказать. Я растерялся. Я был уверен,что она плачет, но глаза ее оставались сухими. Так ведь не бывает, правда?
- Не надо, Карл. Не придумывай слов, их очень много и поэтому их все равно нет. Ты будешь только обманывать себя. Ты болен и тебя нужно лечить. Но ты поймешь это лишь внизу. Здесь - никогда. Это знала твоя женщина, но ты не поверил ей. Ночью не захотел поверить и мне. Мужчины все постигают через свою боль. Иди.
- Мэнди... - в который раз повторил я. Кроме этого слова я не мог выдавить из себя ничего. Может она права?
- Иди, ты ведь собирался в бассейн. Так? - Она опустила глаза к пульту и нажала какую-то кнопку. Я посмотрел на открывающийся коридор, прямой, светлый и ясный, как мои мысли вчера на закате, длинный коридор упирался вдалеке в глухую кирпичную стену. Прямую и ясную. Я разозлился и пошел к двери. И только около самого проема круто обернулся:
- Мэнди, - Еще раз твердо произнес я. - Я вернусь! И обязательно тебя найду. Слышишь?
Она молча кивнула. А в параллельной Вселенной в это время она подбежала ко мне, и, откинув пушистые волосы с плеч, вытерла свои глаза, а потом долго-долго поцеловала меня и быстро перекрестила. Я видел это и знал - так оно и есть. И еще я знал, что на самом деле - я один и она одна, и там и тут - во всех этих Вселенных, и что сейчас она поцеловала меня.
Я повернулся и пошел в бассейн. Пока я плавал, я думал о том, что вернувшись, мне придется разобраться со своим сердцем. Каролина... Аманда...
Вылезая из прохладной, бодрящей воды на белые кафельные плитки, я усмехнулся - кажется все встало на свои места в моем подсознании, независимо от меня, ведь я говорю себе - "когда я вернусь". Значит сам верю в это. Я верю в себя. Это главное. А все остальное - просто женские слезы. В конце концов - у них такая природа.
После завтрака мне стало не до размышлений. Прилетел Майкл, а вслед за ним понабились телерепортеры, мои братья журналисты, эксперты всякие, инструкторы. Всем почему-то нужно было сказать мне что-нибудь, а то и просто потрогать. У меня даже глаза на лоб вылезли - до пресс-конференции, назначенной на 10.00, оставалось еще больше часа. Спасибо Майклу, с помощью телохранителей ему удалось вытолкать из моих аппартаментов всех лишних. Майкл - это мой распорядитель. Менеджер. Сегодня утром он выглядит по крайней мере так, как если бы сам должен был отправиться вниз. Я даже посочувствовал бедняге, похоже он не сомкнул глаз в эту ночь. Но Майкл умница - четко знает свое дело: подталкиваемые охранниками, ранние гости, ворча и чертыхаясь, оставили меня в покое. Если бы Майкл после этого сделал то же самое! Но он был, как всегда, деятелен. После короткой стычки, когда я не захотел слушать очередные наставления как мне дальше жить и что говорить на пресс-конференции, Майкл, скрепя сердце, все же отпустил меня в парк. Правда, навязал мне при этом Джеки. Джеки - один из моих инструкторов. Следующие час-полтора мы мило гуляли среди благоухающих тропических деревьев, одинокие как два верблюда в пустыне (и как это журналисты проспали такую возможность взять у меня интервью ??? - я бы обязательно перелез через стену). Джеки что-то привычно нудел про необходимость полной мобилизации внутренних сил, про концентрацию воли и про какие-то скрытые резервы, а я отдыхал. Я почему-то стал совершенно спокоен, как если бы все, что должно было случиться, происходило не со мной, а с кем-то посторонним. Я наблюдал сам за собой со стороны, и при этом размышлял о своем глупом сердце. В некоторой степени я чувствовал вину перед Каролиной, но Мэнди... Почему все получилось так?
Сосредоточиться до конца на своих мыслях мне не удавалось - Джеки настойчиво убеждал меня в чем-то, и в итоге сильно мне надоел. Но я на него не сердился - за три месяца он многому научил меня, даже тому, чему не учат в десанте, и я был ему благодарен. Черт побери - ведь это его работа, воспитывать меня, в конце концов, все равно теперь никто не даст мне покоя до тех пор, пока я не окажусь в распределителе Банки. Там и отдохну. От мыслей своих и от людей. Эта идея меня развеселила.
Джеки замер на полуслове и понял, что его присутствие и его слова занимают меня сейчас так же, как атмосферные явления на планете Нептун. Он не продолжил своей фразы. Дернул меня за рукав.
- Карл? - сказал он.
- Да, Джеки.
- Ты меня совсем не слушаешь?
- А ты бы стал слушать?
Он задумался. В этот момент мой инструктор представлял собой забавное зрелище - этакая гора мышц с головой, напоминающей "подвисший" компьютер, требующий перезапуска. Потом он вышел из потустороннего астрала и глаза его прояснились.
Как разобраться во всем этом? Как отделить грань сознательного, расчетливого убийства от сумасшествия? Надо ли отделять? Пожалуй, общество так и не имеет на эти вопросы однозначного ответа. Тем не менее семьдесят шесть лет назад Банка приняла первого узника. Новый закон, одобренный почти единогласно Генеральной Ассамблеей ООН, гласил: по приговору Государственного Суда любой страны любой неполитический узник за совершенные тяжкие преступления против других людей может быть помещен в эту мрачную пожизненную изоляцию без права возвращения в мир людей. Это интернациональная тюрьма. Фактически, такой приговор означал, что виновный навсегда вычеркивался из списков человеческих существ, в Банке есть только один закон: выживает сильнейший. В Банке не люди. В Банке грызутся пауки. И никогда уже маньяк или садист не причинит горя ни одной семье, не принесет смерть в чей-то дом. И аура зла уйдет вместе с ним и не заразит другого. И никогда не сможет дотянуться до него карающая рука мстителя, так как у Банки нет никаких связей с внешним миром. Только датчики суперкомпьютера вокруг и индикатор - ноль процентов.
Сверху этот склеп закрыт непроницаемым куполом, о строении которого вообще никто не может сказать ничего определеного. Известно только, что находиться на крышке Банки смертельно опасно - можно просто исчезнуть. Этот купол пропускает внутрь солнечные лучи и свет звезд, и воздух, и дождь, и ветер, но увидеть: что под ним - невозможно. И услышать тоже. Никаких звуков не доносится из этой исполинской тюрьмы. Никаких микрофонов и видеокамер. Никаких проводов и труб. Это параллельный виртуальный мир, о существовании которого знают все, попасть в который можно, но узнать отсюда что там и как - нет.
Говорят, внутри котлована растут трава и деревья, и даже есть там скалы, и реки, и ручьи. Более тысячи двухсот квадратных километров - это немалое пространство. Но там нет животных. Там обитают тысяча сто четырнадцать исключенных из человеческого общества нелюдей, отправленных туда через камеру-распределитель. Наверное, сейчас их стало гораздо меньше - старость, болезни, убийства. Говорю "старость" и очень криво улыбаюсь. Дожил ли хоть один из них до старости? Самому "древнему" было бы сейчас за сто.
Каждое открытие ворот распределителя является событием для всего немногочисленного дежурного персонала, обслуживающего Банку. Несколько ранее - и для всего человечества. Просто за такое количество лет люди устали слушать сказки о монстрах, обитающих в глубине острова. Ведь их все равно нельзя увидеть. А что еще ныне может заинтересовать пресыщенное человечество, как не зрелище?
В первое время люди проявляли громадный интерес к Банке. Произошла даже небольшая война между фирмами, стремившимися всеми правдами и неправдами получить лицензию на строительство на острове отеля для любопытных. Но ООН категорически сказало: "Нет!", что тогда еще больше усилило ажиотаж. Телевизионщики бились за право трансляции процедуры высылки. Показать крупным планом лицо осужденного... Так, четче... Ужас и истерика, вытье в клетке при чтении приговора, животная агония, когда ИСКЛЮЧЕННЫЙ понимал, что он уже ТАМ. ТАМ ничего не простят. Потом и это запретили, сочтя негуманным. Сейчас на поверхности острова расположен только Бункер, где немногочисленный персонал следит за состоянием суперкомпьютера и процедурой отправки вниз новых Исключенных. С тех пор минуло более 70 лет. Люди давно свыклись с этой параллельной Вселенной, их интерес угас. Каждое государство периодически отправляет вниз кого-то. Обыденно и просто. И каждый на планете дышит свободнее, зная что мир становится чище. В нем много зла. И много несправедливости. Но с каждым недочеловеком из него уходит нечто темное. Никогда от него не будет потомства, никогда его уродливые гены не передадутся следующему поколению. Человек научился исправлять ошибки, допущенные Всевышним.
И вот теперь туда собираюсь спуститься я. Просто ради "спортивного" интереса. Как журналист. Вы говорите - я сумасшедший? Говорите, что я должен отправиться в соответствующую больницу... Иногда я думаю так же. Я помню ту ночь, когда мы лежали с Каролиной в постели рядом, обнявшись, и нам было очень хорошо - она у меня классная девочка, я уже почти спал, а она вдруг предложила мне это. Я долго смеялся тогда - когда до меня дошло, что она предлагает. Помню, даже собирался сводить ее к психиатру, надо же, какие только идиотские идеи не приходят в голову женщинам!
Но я не понимал главного. Эта женщина знает меня лучше, чем я сам. Не только как мужчину... Она никогда не обращалась ко мне снова с этим планом, это было уже не нужно. Метастазы рака уже были посажены в меня и разъедали мое нутро. Где-то на уровне сознания, на уровне мозга, я еще смеялся над этим бредом - над дурацкой идеей, над Каролиной и над тем, что мое "я" сразу же не сказало "нет". Было приятно поиграть с этой мыслью, представляя как я спускаюсь туда и автомат привычной холодной тяжестью замер в руках. Я смеялся, а внутри меня ширилась и росла проказа, и моя улыбка стала получаться кривой, когда я слышал о Банке. И Каролина видела это тоже - наверное, никто не умел так понимать то, что стояло за моей внешней оболочкой - по моему отсутствующему взгляду, устремленному внутрь себя, по сжатым губам и нервным дрожащим пальцам. И настал день, когда проказа съела меня всего. Я помню его отчетливо - как я сказал Каролине, что иду. Мой мозг еще не до конца был поражен этой болезнью, и я удивился - как из меня вышли такие слова? Это сказал не я. Потом было море слез - еще бы, моя женщина добилась своего, и, как часто бывает у них, решила, что ей это совсем не нужно. Но, к сожалению, я - мужчина, и не умею так быстро менять решения, как это делают представительницы слабого пола. Она умоляла меня не делать этого, даже стояла на коленях, но все было напрасно - болезнь, посаженная ей же, съела все, что ранее имело смысл для меня. Потом она молчала, сжав губы. Молчала, когда ООН не давала санкции на мое "путешествие", молчала, когда вдруг совершенно неожиданно вмешался Президент нашей страны и соответствующее разрешение было получено. Молчала, когда я подписывал контракт, молчала, когда у меня брали интервью, она не сказала ни слова, она не стала говорить ни с одним журналистом. Я смотрел на нее и не узнавал - моя Каролина сильно изменилась, глаза запали куда-то внутрь, в них застыла безнадежность, вокруг рта появилась скорбная складка. Моя женщина - мое лицо, мое лицо - безнадежность. Она заранее похоронила меня. Кстати, именно это помогло мне вытерпеть нечеловеческие тренировки в течение трех месяцев, когда я готовился к спуску вниз. Моя любимая женщина перестала верить в меня - что это? Женская интуиция? Неверие в чудо? Я должен был доказать обратное. На каждой тренировке я цеплялся за жизнь и полз, полз, полз. Ненавидел все и всех и полз. Я мужчина, черт побери. Да, у меня масса недостатков, но есть то, что у меня не отнять, не изменить. И я закончил подготовку. Первый этап, оговоренный контрактом, позади... Можно отказаться... Но почему она не верит в меня? Может именно из-за этого я не говорю "стоп"?
Разве не мои предки сражались в открытом поединке с дикими свирепыми животными, разве не они добывали себе в бою кусок мяса? Разве не отстаивали они десятки веков свой кров, своих женщин, их честь? Разве, черт побери, во мне не течет их кровь? Не живет их память, их опыт, их сила? Ведь они умели побеждать - иначе меня не было бы на свете! Тогда почему она уже похоронила меня?
А все, кто готовил меня? Они помогали мне, как могли, делали все возможное, чтобы я стал сверхчеловеком, но в глазах их было сожаление, что они все равно не узнают - как там, внутри Банки. Они тоже не верят, что я вернусь. А знать - что там? - хочется всем, любопытство, свойство, присущее как детям, так и взрослым.
И вот я на острове. Завтра меня отправят в шахту. Вернусь ли я? Никто не верит в это. Зачем же они вбухали в эту затею такую огромную кучу денег? Ради рекламы? Реклама двигатель прогресса...
Вернусь ли я? Должен вернуться. Я же сильный. Вот только боюсь, что попав внутрь, я окажусь в другой Вселенной - даже на поверхности острова чувствуется, какое зло исходит из его глубин. Не случайно ведь персонал Бункера столь часто меняется и уходит на пенсию. Не случайно многим здесь снятся кошмары каждую ночь. Смогу ли я выдержать это излучение и не трансформироваться в какого-либо мутанта? Представьте себе, что в одно место на планете свалили все термоядерное оружие всех государств, и некто приблизился к этой огромной куче без защитного костюма. Что станет с ним? Если немного постоять и уйти, то скорее всего ничего. Разве что волосы выпадут, ха-ха. А если надолго? Сколько красных телец останется в крови? По-моему я делаю то же самое - никогда еще на планете Земля не создавалось таких огромных залежей зла, столь мощного источника уродства, как здесь, никогда еще нормальный человек не окунался в это поле. Что станет со мной? Почему я подумал об этом только сейчас? Неужели же я умею, как все, думать только в самый последний момент. Где раньше был мой рассудок? Кто очистит меня от той черни, что войдет в меня за время пребывания внизу. Хватит ли у меня сил противостоять?
Каролина! Может потому ты так печальна, что все поняла раньше меня? Если даже я вернусь - это буду уже не я, это будет другой, чужой и равнодушный к тебе человек. Так?!
Прости меня, девочка. Я все равно уже не могу сказать "нет". Ты ведь это знаешь не хуже меня, поэтому и молчишь. Жаль только, что все это я понял лишь в последнюю ночь. Может мы с тобой и поговорили бы как ЛЮДИ. Уже поздно. Я был болен до встречи с тобой и ты старалась понимать меня, хотя тебе было тяжело, я знаю. Когда кричал во сне и когда сидел, глядя в стену и не видел ничего вокруг, кроме зеленого болота и крови. И ты наверное, тогда, той ночью, когда предложила мне это, хотела мне добра, хотела, как могла, помочь мне, и только потом поняла, что это не спасение от самого себя - это только новый виток спирали, новый "укол", новое зло, новая болезнь во мне...
Вот и первые лучи восходящего Солнца коснулись моего лица... Как незаметно прошла ночь... Кто знает, может это последний рассвет в моей жизни, который я встречаю так...
Может я не дотяну даже до следующего утра...
Я поднялся со стула и потащил его за собой вглубь комнаты. Вчера вечером я собирался не забивать себе голову разными глупостями, а просто лечь и спать, и ни о чем не думать.
Утром зарядка, бассейн, душ, завтрак, пресс-конференция, медицинский контроль, последние наставления главного оператора Бункера - и привет! Но из этой затеи ничего не вышло. Вместо розовых снов мне приснился пожирающий меня паук-убийца, и я полночи просидел у окна. Да в общем-то я и не спал, получается. Хорошо ли это? Перед началом моего "путешествия" лучше было бы иметь свежую голову... Ясную. А к финишу просто иметь ее. Ну ничего, за свою жизнь, в конце концов, я привык недосыпать.
Я сделал зарядку и снова вернулся к окну. Солнце встало. Часы показывают 6.15. Я немножко выбиваюсь из графика после раннего подъема, пойти поплавать подольше в бассейне?
Вернувшись к телекому, я нажал вызов. Ночная сиделка возникла на экране. Как будто и не спала. Все так же около монитора. Она не произнесла ни слова, терпеливо глядя на меня. И в ее глазах, как ни странно, не было ненависти, не было обиды, а только... Я не знаю, как описать это словами. Не знаю, понимаете? Иногда не хватает понятий, чтобы сказать... Как если бы я был маленьким шаловливым ребенком, которого предупреждали: не бегай по лужам, не бегай, а он бегал, да еще без резиновых сапожек и шарфика, и простудился, и сильно заболел, и его надо было бы лечить... В этом взгляде было и страдание, и сочувствие, и забота, и мудрость, и любовь?! Или я ошибаюсь?
- Привет! - автоматически сказал я. Она совсем выбила меня из колеи. Все,что казалось простым и очевидным,вдруг расплылось и трансформировалось в моей голове, и я неожиданно потерял уверенность в себе и тут осознал ненужность своей затеи. Глупость.
- Доброе утро, - спокойно ответила она. И опять молчит. Как будто и не было вообще всего того, что произошло ночью. Она ждала.
- Ты сердишься? - ничего более глупого придумать я не мог.
- Нет.
- Прости, - выдавил я. И тут осознал, что через полчаса, или чуть больше, выйду из бассейна и что это - мой последний разговор с другим человеком вот так, с глазу на глаз, далее я буду только отвечать на вопросы, задавать их мне уже не придется.
- Все в порядке, Карл.
- Знаешь, я сам не понимаю, что со мной, - неожиданно мне захотелось рассказать ей все. О моем изломанном детстве, о ласково-беспощадных волнах океана, о дельфинах, что несли меня на своих спинах к берегу. И что я совсем не хотел в армию, а хотел научиться понимать их язык, о седом капрале, и о бейсболе, в который я неплохо играл в юности, и о Каролине. И вдруг я понял, что делал все не то. Я осекся. Вокруг ее рта появилась скорбная складка, совсем такая же, как у Каролины, а в глазах, нет-нет... Я не хочу видеть в ее глазах ту же безнадежность. Не надо! Но я должен увидеть... Я медленно посмотрел в ее глаза. Боль. Боль?
- Ты не веришь, что я вернусь?
Ее вопросительные брови скорбно переломились, и она посмотрела куда-то вбок. Я понял. Все наши разговоры записывались. Все, что я делаю сейчас, и все, что было ночью.
- Я буду молиться за тебя, Карл.
Я потряс головой. Все должно быть наоборот. Она должна ненавидеть меня. Я чего-то не понимаю. А если я чего-то не понимаю, то может я не понимаю вообще ничего? Я ударил ребром ладони по спинке стула. Мне нельзя так колебаться - иначе они все окажутся правы, я не вернусь. Я должен взять себя в руки. Я сжался в комок. Все! Солнце встало. Ночь прошла. Все!
- Как тебя зовут, Малыш?
- Аманда.
- Аманда,- повторил я. - Красивое имя. Вот что,Мэнди, - твердо сказал я. - Я обязательно вернусь. Слышишь? Я сильный. Мы еще сходим с тобой в какой-нибудь ресторан, поужинаем, славно потанцуем и отдохнем, да?
Она покачала головой. Я не понял, что это значит - нет в смысле да, или нет в смысле нет. Во мне словно открылось параллельное зрение. В этой Вселенной она молча смотрела на меня и качала головой, а в той, параллельной, из ее прекрасных глаз струились слезы. Нет, просто бежали, и даже не ручьем, а рекой.
- Мэнди, - я не знал, что сказать. Я растерялся. Я был уверен,что она плачет, но глаза ее оставались сухими. Так ведь не бывает, правда?
- Не надо, Карл. Не придумывай слов, их очень много и поэтому их все равно нет. Ты будешь только обманывать себя. Ты болен и тебя нужно лечить. Но ты поймешь это лишь внизу. Здесь - никогда. Это знала твоя женщина, но ты не поверил ей. Ночью не захотел поверить и мне. Мужчины все постигают через свою боль. Иди.
- Мэнди... - в который раз повторил я. Кроме этого слова я не мог выдавить из себя ничего. Может она права?
- Иди, ты ведь собирался в бассейн. Так? - Она опустила глаза к пульту и нажала какую-то кнопку. Я посмотрел на открывающийся коридор, прямой, светлый и ясный, как мои мысли вчера на закате, длинный коридор упирался вдалеке в глухую кирпичную стену. Прямую и ясную. Я разозлился и пошел к двери. И только около самого проема круто обернулся:
- Мэнди, - Еще раз твердо произнес я. - Я вернусь! И обязательно тебя найду. Слышишь?
Она молча кивнула. А в параллельной Вселенной в это время она подбежала ко мне, и, откинув пушистые волосы с плеч, вытерла свои глаза, а потом долго-долго поцеловала меня и быстро перекрестила. Я видел это и знал - так оно и есть. И еще я знал, что на самом деле - я один и она одна, и там и тут - во всех этих Вселенных, и что сейчас она поцеловала меня.
Я повернулся и пошел в бассейн. Пока я плавал, я думал о том, что вернувшись, мне придется разобраться со своим сердцем. Каролина... Аманда...
Вылезая из прохладной, бодрящей воды на белые кафельные плитки, я усмехнулся - кажется все встало на свои места в моем подсознании, независимо от меня, ведь я говорю себе - "когда я вернусь". Значит сам верю в это. Я верю в себя. Это главное. А все остальное - просто женские слезы. В конце концов - у них такая природа.
После завтрака мне стало не до размышлений. Прилетел Майкл, а вслед за ним понабились телерепортеры, мои братья журналисты, эксперты всякие, инструкторы. Всем почему-то нужно было сказать мне что-нибудь, а то и просто потрогать. У меня даже глаза на лоб вылезли - до пресс-конференции, назначенной на 10.00, оставалось еще больше часа. Спасибо Майклу, с помощью телохранителей ему удалось вытолкать из моих аппартаментов всех лишних. Майкл - это мой распорядитель. Менеджер. Сегодня утром он выглядит по крайней мере так, как если бы сам должен был отправиться вниз. Я даже посочувствовал бедняге, похоже он не сомкнул глаз в эту ночь. Но Майкл умница - четко знает свое дело: подталкиваемые охранниками, ранние гости, ворча и чертыхаясь, оставили меня в покое. Если бы Майкл после этого сделал то же самое! Но он был, как всегда, деятелен. После короткой стычки, когда я не захотел слушать очередные наставления как мне дальше жить и что говорить на пресс-конференции, Майкл, скрепя сердце, все же отпустил меня в парк. Правда, навязал мне при этом Джеки. Джеки - один из моих инструкторов. Следующие час-полтора мы мило гуляли среди благоухающих тропических деревьев, одинокие как два верблюда в пустыне (и как это журналисты проспали такую возможность взять у меня интервью ??? - я бы обязательно перелез через стену). Джеки что-то привычно нудел про необходимость полной мобилизации внутренних сил, про концентрацию воли и про какие-то скрытые резервы, а я отдыхал. Я почему-то стал совершенно спокоен, как если бы все, что должно было случиться, происходило не со мной, а с кем-то посторонним. Я наблюдал сам за собой со стороны, и при этом размышлял о своем глупом сердце. В некоторой степени я чувствовал вину перед Каролиной, но Мэнди... Почему все получилось так?
Сосредоточиться до конца на своих мыслях мне не удавалось - Джеки настойчиво убеждал меня в чем-то, и в итоге сильно мне надоел. Но я на него не сердился - за три месяца он многому научил меня, даже тому, чему не учат в десанте, и я был ему благодарен. Черт побери - ведь это его работа, воспитывать меня, в конце концов, все равно теперь никто не даст мне покоя до тех пор, пока я не окажусь в распределителе Банки. Там и отдохну. От мыслей своих и от людей. Эта идея меня развеселила.
Джеки замер на полуслове и понял, что его присутствие и его слова занимают меня сейчас так же, как атмосферные явления на планете Нептун. Он не продолжил своей фразы. Дернул меня за рукав.
- Карл? - сказал он.
- Да, Джеки.
- Ты меня совсем не слушаешь?
- А ты бы стал слушать?
Он задумался. В этот момент мой инструктор представлял собой забавное зрелище - этакая гора мышц с головой, напоминающей "подвисший" компьютер, требующий перезапуска. Потом он вышел из потустороннего астрала и глаза его прояснились.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента