Страница:
— Даже если удастся ваша уловка, я все равно отрекусь от вас! Подмоги от меня не ждите — вам придется убить меня! — молвил он.
На него пахнуло огнем — пришелец был разгневан. — Ты еще много раз попросишь у нас прощения за каждое слово, — прошипел он, — Не думай, что то, что удалось тебе однажды, так легко повторить! Удача никогда не приходит дважды. Все делают расчет и мудрость. Мы еще вернемся — за вами обоими. Готовьтесь!
Пришелец отступил. Властимира волки-охранники потащили назад, под дубы. Он не сопротивлялся, уйдя в свои думы.
Отползя от дубов, Лютик неожиданно для себя скатился в овраг. Он едва не вскрикнул, но прикусил язык и пополз прочь, прижимаясь к ковру опалой листвы. Выбравшись на поверхность недалеко от дубов, вскочил и опрометью побежал по лесу, пригибаясь и петляя как испуганный заяц. Каждую минуту он мог услышать за спиной крик: “Держи его!” — и шум погони.
На пути встал валежник, и пришлось сбавить бег. Лютик пролезал под поваленными деревьями, перепрыгивал через завалы сухих сучьев, осторожно обходил вывороченные с корнем пни. Здесь словно ожили сказки о волотах[8], что в ярости могли вырывать дубы с корнем.
Ободрав руки и оставив где-то на суках рукав рубахи, Лютик наконец выбрался из валежника и побрел куда глаза глядят. Хотелось выбраться из леса на широкую дорогу, повстречать людей и отдохнуть возле них, но он помнил наказ князя: трын-траву знают лишь лесные и водяные жители, а они прячутся в чаще. Хотя по ночам могут выбираться к самому жилью человека,
То и дело останавливаясь и устало присаживаясь на корень или камень, Лютик бродил по лесу до рассвета. Его окружал полный мрак: пока не наткнешься на дерево, не заметишь его. Потом впереди просветлело, средь выступивших из тьмы стволов показалось окрашенное розовым небо — Заря-Заряница раскинула над миром свою сверкающую фату. Забыв про усталость, Лютик бросился на свет.
Чащоба скоро раздалась в стороны, и он оказался на крутом берегу маленького озера. От веток склонившихся к нему кустов и камыша воды почти не было видно. Сверху озерцо надежно защищали лесные великаны, сплетя ветви в единый шатер.
Распутывая травы и сучья, Лютик спустился к самой воде, замочив ноги. Но только он наклонился к озеру, как мир озарился ярким светом и что-то загудело вдалеке. Мальчик вскинул голову — ему показалось, что это само светозарное Солнце выехало на небо на златых конях в сверкающей колеснице. Он вскинулся и понял, что до солнца еще далеко.
Нестерпимо яркий свет разливался не на востоке, позади Лютика, а на юге, чуть левее. Мальчик вспомнил, что оттуда он вышел, и понял, что что-то случилось на той поляне, где он оставил князя.
Свет и гул становились все сильнее. Лютик подумал, что волки, видать, уговорились о чем-то не то с богами, не то с какими-то еще силами и теперь пустились за ним в погоню. От охотников, идущих по следу, еще можно уйти, но от света с небес не уйдешь, не спрячешься. На стороне волков сами боги — они и силу им дают великую, и делам их не мешают.
Свет и гул стали так ярки, что слепило глаза. Не зная, куда спрятаться от всезнающих богов, Лютик заметался по берегу. Берега озера густо заросли Перуновой лозой. Ее тонкие нежные ветки, что до поры ласковы и мягки, а при случае хлещут до крови, касались его лица, словно утешали его. Лютик, не ведая, что еще может ему помочь, забился под самые корни небольшого куста и, обхватив руками ствол, зашептал молитву-просьбу:
— Ты лоза, Перуново деревце, помоги-укрой под листвой своей! Не охотник я, не убийца я — просто я бегу от врагов своих. Ты не отдай меня, ты не выдай им — защити меня ты листвой своей!
Над ним мягко зашелестела листва, словно дерево умоляло его помолчать. Лютик покорно замолк, зажмурившись и прижавшись к шероховатой коре.
Он услышал нарастающий стон качающихся под ветром дубов. Словно огромный змей, пролетело над лесным озером нечто, так им и не увиденное. Пролетело, всколыхнув кусты и спокойные воды, — и растаяло. Только вдалеке, на севере, что-то еще ревело и постанывало в чаще.
Когда все стихло и зазвучали голоса просыпающихся лесных птиц, Лютик открыл глаза. Он прижимался щекой к стволу дерева, над ним смыкалась крона, а против его взора в частой листве открывалось окошко, чтобы он мог выглянуть и обозреть мир.
Добрый взор Зари уже упал на воды озера: вода в нем заиграла золотым и розовым, словно на глубине был сокрыт таинственный клад. Деревья распрямляли ветви, гордо вскидывали головки цветы и травы, неся жемчужно-росный убор на лепестках. Стена крапивы увешалась изумрудами. Осыпая с веток украшения, беззаботно скакали птицы, и журчание воды вторило их голосам. Забыв про все на свете: про волков, про князя, что ждет его помощи, про сверкающего и ревущего зверя, что только что пронесся над ним, Лютик, открыв рот, смотрел во все глаза.
Он выполз наполовину из-под дерева, где сидел, но никто не обратил на него внимания. Поляна не замечала маленького человека.
Вдруг стена крапивы чуть дрогнула. Не успел Лютик броситься под защиту куста, как из нее тихо выступила волчица с отвислыми сосцами. За нею осторожно высунулся волчонок: большеголовый, лохматый, глупый. Волчица сделала шаг и посмотрела на мальчика.
Лютик застыл, волчица не дрогнула. В ее желтоватых глазах он не прочел ненависти или страха — только усталость одинокой матери. Отведя тяжелый взгляд от испуганного человека, она спустилась к озеру, напилась и так же спокойно ушла прочь. Волчонок, даже не успев разыграться на поляне, побежал за нею.
“Видать, и ее с места псоглавцы стронули, — подумал Лютик, — Даже зверям лесным от них житья нету, что ж о людях-то говорить!.. Над князем они вон как изгиляются! И управы на них нет… Что же боги-то, не видят ничего?!”
Лютик уже собрался было с духом и встал, но тут новый шорох в чаще остановил его, и он опрометью бросился назад, под серо-зеленую прозрачную сень листвы. Там, закрывшись податливыми ветвями, он затаился, выглядывая нового гостя поляны.
Гость оказался совсем не страшным, даже наоборот — появись он раньше волчицы, Лютик давно бы уже выскочил ему навстречу с криком.
С другой стороны озера, поднявшись из густой травы, к воде шла девочка его лет: невысокая, худенькая, с длинной светло-русой косой, наполовину расплетенной и разлохмаченной. Она была в длинной, до пят, белой тонкой рубахе, сквозь которую были заметны ее ноги — в Сарае Лютик видел такие полупрозрачные ткани на базаре, но не помнил, как они зовутся. Девочка по дороге сгибала стебли трав и выпивала с них росу. Она пробиралась так тихо и осторожно, что, кабы не эти стебли, Лютик подумал бы, что она ему мерещится. На —всякий случай он ущипнул себя, но это не помогло — девочка не пропала. Она спокойно дошла до озера, села на кривой корень и свесила в воду ноги. Лягушка выскочила из воды и прыгнула ей на голую коленку — девочка не завизжала, как все прочие девчонки, а ласково погладила ее по блестящей спинке.
Что она делает здесь совсем одна — то и дело в небе, тесня самого Солнце-Хорса[9], летает не зверь, не птица, а чудище невиданное? Неужели она его не боится?
Лютик сам всего боялся, но тут отбросил страх и, вскочив, крикнул девочке:
— Что сидишь? Беги, спасайся!
ГЛАВА 3
На него пахнуло огнем — пришелец был разгневан. — Ты еще много раз попросишь у нас прощения за каждое слово, — прошипел он, — Не думай, что то, что удалось тебе однажды, так легко повторить! Удача никогда не приходит дважды. Все делают расчет и мудрость. Мы еще вернемся — за вами обоими. Готовьтесь!
Пришелец отступил. Властимира волки-охранники потащили назад, под дубы. Он не сопротивлялся, уйдя в свои думы.
Отползя от дубов, Лютик неожиданно для себя скатился в овраг. Он едва не вскрикнул, но прикусил язык и пополз прочь, прижимаясь к ковру опалой листвы. Выбравшись на поверхность недалеко от дубов, вскочил и опрометью побежал по лесу, пригибаясь и петляя как испуганный заяц. Каждую минуту он мог услышать за спиной крик: “Держи его!” — и шум погони.
На пути встал валежник, и пришлось сбавить бег. Лютик пролезал под поваленными деревьями, перепрыгивал через завалы сухих сучьев, осторожно обходил вывороченные с корнем пни. Здесь словно ожили сказки о волотах[8], что в ярости могли вырывать дубы с корнем.
Ободрав руки и оставив где-то на суках рукав рубахи, Лютик наконец выбрался из валежника и побрел куда глаза глядят. Хотелось выбраться из леса на широкую дорогу, повстречать людей и отдохнуть возле них, но он помнил наказ князя: трын-траву знают лишь лесные и водяные жители, а они прячутся в чаще. Хотя по ночам могут выбираться к самому жилью человека,
То и дело останавливаясь и устало присаживаясь на корень или камень, Лютик бродил по лесу до рассвета. Его окружал полный мрак: пока не наткнешься на дерево, не заметишь его. Потом впереди просветлело, средь выступивших из тьмы стволов показалось окрашенное розовым небо — Заря-Заряница раскинула над миром свою сверкающую фату. Забыв про усталость, Лютик бросился на свет.
Чащоба скоро раздалась в стороны, и он оказался на крутом берегу маленького озера. От веток склонившихся к нему кустов и камыша воды почти не было видно. Сверху озерцо надежно защищали лесные великаны, сплетя ветви в единый шатер.
Распутывая травы и сучья, Лютик спустился к самой воде, замочив ноги. Но только он наклонился к озеру, как мир озарился ярким светом и что-то загудело вдалеке. Мальчик вскинул голову — ему показалось, что это само светозарное Солнце выехало на небо на златых конях в сверкающей колеснице. Он вскинулся и понял, что до солнца еще далеко.
Нестерпимо яркий свет разливался не на востоке, позади Лютика, а на юге, чуть левее. Мальчик вспомнил, что оттуда он вышел, и понял, что что-то случилось на той поляне, где он оставил князя.
Свет и гул становились все сильнее. Лютик подумал, что волки, видать, уговорились о чем-то не то с богами, не то с какими-то еще силами и теперь пустились за ним в погоню. От охотников, идущих по следу, еще можно уйти, но от света с небес не уйдешь, не спрячешься. На стороне волков сами боги — они и силу им дают великую, и делам их не мешают.
Свет и гул стали так ярки, что слепило глаза. Не зная, куда спрятаться от всезнающих богов, Лютик заметался по берегу. Берега озера густо заросли Перуновой лозой. Ее тонкие нежные ветки, что до поры ласковы и мягки, а при случае хлещут до крови, касались его лица, словно утешали его. Лютик, не ведая, что еще может ему помочь, забился под самые корни небольшого куста и, обхватив руками ствол, зашептал молитву-просьбу:
— Ты лоза, Перуново деревце, помоги-укрой под листвой своей! Не охотник я, не убийца я — просто я бегу от врагов своих. Ты не отдай меня, ты не выдай им — защити меня ты листвой своей!
Над ним мягко зашелестела листва, словно дерево умоляло его помолчать. Лютик покорно замолк, зажмурившись и прижавшись к шероховатой коре.
Он услышал нарастающий стон качающихся под ветром дубов. Словно огромный змей, пролетело над лесным озером нечто, так им и не увиденное. Пролетело, всколыхнув кусты и спокойные воды, — и растаяло. Только вдалеке, на севере, что-то еще ревело и постанывало в чаще.
Когда все стихло и зазвучали голоса просыпающихся лесных птиц, Лютик открыл глаза. Он прижимался щекой к стволу дерева, над ним смыкалась крона, а против его взора в частой листве открывалось окошко, чтобы он мог выглянуть и обозреть мир.
Добрый взор Зари уже упал на воды озера: вода в нем заиграла золотым и розовым, словно на глубине был сокрыт таинственный клад. Деревья распрямляли ветви, гордо вскидывали головки цветы и травы, неся жемчужно-росный убор на лепестках. Стена крапивы увешалась изумрудами. Осыпая с веток украшения, беззаботно скакали птицы, и журчание воды вторило их голосам. Забыв про все на свете: про волков, про князя, что ждет его помощи, про сверкающего и ревущего зверя, что только что пронесся над ним, Лютик, открыв рот, смотрел во все глаза.
Он выполз наполовину из-под дерева, где сидел, но никто не обратил на него внимания. Поляна не замечала маленького человека.
Вдруг стена крапивы чуть дрогнула. Не успел Лютик броситься под защиту куста, как из нее тихо выступила волчица с отвислыми сосцами. За нею осторожно высунулся волчонок: большеголовый, лохматый, глупый. Волчица сделала шаг и посмотрела на мальчика.
Лютик застыл, волчица не дрогнула. В ее желтоватых глазах он не прочел ненависти или страха — только усталость одинокой матери. Отведя тяжелый взгляд от испуганного человека, она спустилась к озеру, напилась и так же спокойно ушла прочь. Волчонок, даже не успев разыграться на поляне, побежал за нею.
“Видать, и ее с места псоглавцы стронули, — подумал Лютик, — Даже зверям лесным от них житья нету, что ж о людях-то говорить!.. Над князем они вон как изгиляются! И управы на них нет… Что же боги-то, не видят ничего?!”
Лютик уже собрался было с духом и встал, но тут новый шорох в чаще остановил его, и он опрометью бросился назад, под серо-зеленую прозрачную сень листвы. Там, закрывшись податливыми ветвями, он затаился, выглядывая нового гостя поляны.
Гость оказался совсем не страшным, даже наоборот — появись он раньше волчицы, Лютик давно бы уже выскочил ему навстречу с криком.
С другой стороны озера, поднявшись из густой травы, к воде шла девочка его лет: невысокая, худенькая, с длинной светло-русой косой, наполовину расплетенной и разлохмаченной. Она была в длинной, до пят, белой тонкой рубахе, сквозь которую были заметны ее ноги — в Сарае Лютик видел такие полупрозрачные ткани на базаре, но не помнил, как они зовутся. Девочка по дороге сгибала стебли трав и выпивала с них росу. Она пробиралась так тихо и осторожно, что, кабы не эти стебли, Лютик подумал бы, что она ему мерещится. На —всякий случай он ущипнул себя, но это не помогло — девочка не пропала. Она спокойно дошла до озера, села на кривой корень и свесила в воду ноги. Лягушка выскочила из воды и прыгнула ей на голую коленку — девочка не завизжала, как все прочие девчонки, а ласково погладила ее по блестящей спинке.
Что она делает здесь совсем одна — то и дело в небе, тесня самого Солнце-Хорса[9], летает не зверь, не птица, а чудище невиданное? Неужели она его не боится?
Лютик сам всего боялся, но тут отбросил страх и, вскочив, крикнул девочке:
— Что сидишь? Беги, спасайся!
ГЛАВА 3
Лягушка, испугавшись его крика, скакнула обратно в воду. Девочка вскинула голову Увидев Лютика, она вскочила, завизжала и помчалась в чащу. Недобрым словом помянув девчонок, что орут из-за каждого пустяка, Лютик сорвался с места и побежал за нею вдогонку.
Девочка мчалась по лесу легко, словно на ногах у нее были крылья. Ни листок не дрогнет, ни травинка не согнется, ни веточка сухая не хрустнет. Лютик же топотал как кабан: так казалось ему самому. Он бежал за девочкой не разбирая дороги, торопясь изо всех сил, но все равно догнать ее не мог — она была далеко впереди, только мелькали ноги из-под рубахи да била по спине коса.
— Стой! Да стой же ты, дуреха! — крикнул ей Лютик, но она ровно и не слышала ничего.
Светлый силуэт мелькал далеко впереди, маня как огонек заблудшего в ночи путника. Лютик бежал, забыв, зачем гонится за нею: то ли посмотреть на нее поближе, то ли предупредить, чтобы ходила осторожнее и не попала к волкам.
Он поддал ходу и почти догнал ее, но девочка вдруг пропала, будто вовсе не бывала. Не успев остановиться, Лютик не заметил обрыва и куЬарём скатился в овраг, густо заросший крапивой.
Словно тьма иголок вонзилась в него. Вскрикнув от боли, он шарахнулся — и рукой попал по чему-то мягкому и прохладному.
— Ой!
Что-то, оказавшееся живым, бросилось прочь, но Лютик успел схватить за что попало и дернул на себя.
Неизвестное существо пискнуло, как перепуганная мышь. Не разобрав во тьме, Лютик бросился на него. Существо отбивалось так яростно, что мальчик против воли держал его крепче, пока чьи-то зубы не вонзились ему в руку.
— Чего ты кусаешься! — крикнул он. — Больно же!
— Отпусти, — пропыхтело существо, придавленное его коленом. — Какой-то скаженный!
Лютик немного отодвинулся, отполз на четвереньках — и нос к носу столкнулся с девочкой, выбравшейся из листвы. Они столкнулись лбами и отпрянули с одинаковым визгом.
— Не приближайся, — тонко вскрикнула девочка и отползла.
— Ты кто? — выдохнул Лютик, делая полшага к ней.
— Тебе-то что? — Девочка отпрыгнула назад, как коза. — Не приближайся!
— Кто ты?
— А сам-то кто?
— Я — Лютик…
В глазах девочки мелькнуло неверие:
— Лютик… Скажешь тоже — на чертополох ты более похож, тоже в колючках…
— И ты не больно-то хороша, — в тон ей отозвался мальчик. — Коса растрепана, руки в грязи…
— Не надо было за мной бежать, — обиделась девочка.
— Я предупредить хотел, чтобы одна по лесу не бегала.
— А тебе-то что? Лес он что, твой, что ли? Ты, что ли, леший или лешего внук?
— Не леший я, но мне бы его поискать надобно, — объяснил Лютик и придвинулся еще.
— Я же сказала — не приближайся! — Девочка отпрянула, настороженно блестя глазами.
Лютик сел.
— И чего ты боишься меня? Я не зверь, не нечисть лесная — просто человек, Лютиком меня звать… А тебя как? — решил он пойти на мировую.
Услышав, кто он, девочка остановилась, раздумав отползать дальше по крапиве, и выпрямилась.
— Человек, говоришь? А меня Мавкой зови.
— Откуда ты, Мавка? Из какой деревни, какого города? Девочка рассмеялась:
— Город Неведомое, деревня Незнаемая… А живу я в поселке Частолесном, в доме Поддубном, на Росистой улице. Хочешь — заходи, гостем будешь!
— Что-то я ничего не понимаю, Мавка, откуда ты — толком скажи. Коли чужая да заблудилась, как я, — давай вместе на дорогу выбираться, — предложил Лютик. — Но сначала мне надобно до самого лешего доаукаться!
Девочка встала и стала собирать косу, заплетая ее на затылке.
— Откуда я — то лес густой знает да ельничек частый. Кто я — про то каждая букашка да пташка ведает, — напевно заговорила она. — Дом мой здесь — в лесу этом, в каждом озере или ручейке мне готова спаленка. Русалка я!
Лютик открыл рот и окинул ее с ног до головы пристальным взглядом. Девочка ничуть не смутилась его взора и стояла, спокойно заплетая косу.
— Ты — русалка? — выдохнул Лютик. — Но они же девы водяные, холодные, из воды глядят на путников и следят, кого к себе утащить в озеро. А ты девчонка совсем…
— А вырасту — тоже водяной девой стану, — пообещала она. — Подожди немного, может, и тебя я тогда утащу в свой дом. Будем вместе при луне на зеленых качелях качаться да песни петь. Пойдешь ко мне жить?
Она лукаво улыбнулась, сверкая зелеными глазами, но Лютик покачал головой:
— Не могу я, Мавка, правду говорю! Мне бы сперва лешего повидать да дело справить.
— Вот заладил: лешего ему подавай. — Девочка притопнула ногой. — Да на кой тебе сдался леший-то? Что он тебе задолжал?
— Мне — ничего, но ведаешь ли ты, Мавка, о волках, что как люди говорят и ходят? Живут они недалеко отсюда, на поляне посреди валежника, а на охоту в твой лес хаживают?
Он еще не договорил, а живое личико девочки уже опечалилось.
— О волках в лесу все мы ведаем, — заговорила она тихо. — Не дают нам житья нелюди: гонят зверя из леса навсегда, ну а что за лес, коли пусто в нем? Раз задумал ты с ними справиться, то подумай еще, без гордости — сможешь ли ты с ними справиться? Ты для них — будто ветка хрупкая!
— Да не я с ними биться буду! — воскликнул Лютик. — Держат они в плену человека: не отец он мне, а все равно обещался я ему и слово свое сдержу… Просил он меня достать ему трын-травы, чтобы силу ощутить, что зверями этими отнята. Тогда разорвет он цепи пудовые и изгонит их из леса прочь… Человек этот — сам Властимир, князь из города Резани!
Мавка отпрянула, зажимая себе рот рукой.
— Из Резани? — прошептала она испуганно. — А не врешь ли ты мне, человек? Не обманываешь? Князь из Резани у волков сейчас?
— У волков, чтоб не видеть мне света дневного! — поклялся Лютик. — Моего хозяина волки поймали, убили да съели, а я остался — мал да тощ им показался. Решили они меня откормить, чтоб я жирнее стал, оттащили в сторонку. Там я с князем тем и встретился. Упросил он меня трын-траву достать, вот я ночью и сбежал. Только где ее искать — я не ведаю!
Мавка стояла над мальчиком, посасывая палец. Наконец она наклонилась и тряхнула его за плечо:
— Вставай и пошли. Не время думать да гадать — время дело исполнять.
Лютик встал. Девочка взяла его за руку и потащила вверх из оврага. Ладонь русалки была влажная и прохладная, словно льдинка под руками таяла. Лютик некоторое время позволял ей вести себя сквозь чащу по одной ей ведомой тропе, а потом не выдержал и окликнул ее:
— Куда ты ведешь меня, Мавка?
— Сам будто того не ведаешь! Трын-траву искать!
— А ты знаешь, где растет она?
— Я не знаю, но мать моя ведает. Мы, русалки, всю траву, что ночами цветет, наперечет знаем. Где хочешь ее сыщем, даже если знаешь ты, что нет ее в том лесу. Русалка любую траву найдет — надо только суметь попросить правильно.
Они неожиданно быстро вышли снова к тому самому озерку, где Лютик увидел девочку. Затем она остановилась и направилась к воде.
— Погоди, — взмолился он. — Дай мне отдохнуть — я устал, да и есть хочу!
Мавка, уже стоя по колено в воде, хитро обернулась к нему.
— А я то проведала, — улыбнулась она. — Маленький ты человек, тебе силы много надобно, а идти нам не близко — успеешь оголодать!
Она нырнула, оставив Лютика одного.
Скоро девочка вновь показалась из воды: в руках ее, в обеих горстях, были орехи с колючей скорлупой. Она высыпала их на колени Лютику:
— Ешь. Это не те орехи, что люди ловят. В этих силы больше.
С этими словами русалка села подле него на траву и не вставала до тех пор, пока от орехов не остались одни скорлупки. Отряхнув их, Лютик встал, и девочка повела его в чащу.
Путь их оказался не близок. Девочка весело скакала вокруг, что-то напевала, бросалась за каждой бабочкой или птицей, наклонялась к каждому цветку и постоянно о чем-то щебетала, не слишком вспоминая про мальчика.
Лютик был рад-радешенек когда они наконец вышли к речке, что текла меж заросших берегов. В реках живут русалки, а эта река была такая большая, что в ней могла бы жить и не одна.
Мавка весело скакала по берегу, приветствуя каждый куст, и не спешила вспоминать о деле.
— Но, Мавка, — взмолился Лютик, — а как же трын-трава?
— Успеется. — Девочка подбежала, протягивая ему желтый цветок с зеленой серединкой. — Видишь, это твой цветок, лютик, лютый цвет. Он к твоим волосам идет. — И она воткнула цветок в вихры мальчику.
Осердясь, тот едва не вырвал русалочий подарок, но вспомнил, что сердить ее пока не следует. Мавка все поняла по его лицу и отступила, опечалясь.
— Видно, ты душой за дело свое болеешь, человек-цветок, — грустно молвила она. — Делать нечего, придется помочь тебе. Смотри!
Она шагнула к самой воде и засвистела с двух пальцев.
От ее свиста пригнулись к земле травы, зашелестели испуганно и грозно кусты, посыпалась листва с дуба над головой. Волны реки взволновались, ударились в берег с плеском и пеной. Камыши рванулись к небу, разошлись, словно вспаханные невидимой сохой, и к детям вышла водяная дева.
Вода текла по ее телу, убегая обратно в реку. Распущенные волосы опускались ниже колен. Тонкое полотно, похожее на лунный свет, окутывало ее ноги. Лицо, прекрасное, как цвет месяца, было лениво и сонно, но, увидев мальчика и девочку, она оживилась и чуть построжела.
— Что здесь делает человек? — спросила она у Мавки.
— Это не человек, — хитро улыбнулась та и взяла его за руку— Это человек-цветочек, Лютиком его кличут.
Русалка подобрела, и мальчик даже подивился, видя ее улыбку.
— Лютик? — переспросила она. — Хорошо… Что ж, Лютик, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
— Ему трын-трава срочно надобна, — торопливо объяснила девочка. — Помоги ему, матушка, отыщи полянку заветную!
Русалка не обратила внимания на слова дочери, и Лютику пришлось объяснять все еще раз, самому.
Услышав про князя Резанского, русалка испуганно вскинула точеные брови.
— Трудно ему будет с волками этими справиться, — наконец молвила она. — Трын-трава недолго действует. Вдруг не успеет он с псоглавцами совладать? Своевольна трава и упряма — растет сегодня тут, завтра там, цветет, когда пожелает, хоть и в морозы самые лютые. А всякая трава, только когда цветок ее распускается, силу имеет… Да и помогать может по-разному: кому она дает силу полную, а кому и половинную. Но идем, что-нибудь да придумаем!
Она поманила за собой детей и пошла прочь от реки.
Они остановились на краю небольшой круглой поляны, густо поросшей самой разной травой так, что трудно было отделить одну былинку от другой. У Лютика разбежались глаза — никогда он трын-травы в глаза не видывал, но ежели бы и знал: как отыщешь ее в этом сборище?
Какой-то лесной дух взлетел из самой гущи трав и закружил над головой русалки. Она внимательно следила за его полетом.
— Есть здесь трын-трава, — объявила она, — не ушла еще… Я ее тут по весне приметила, когда любились мы на первой траве. Могла она на иное место перейти — ей законы травяные не писаны, у нее закон свой, единственный. Никому она не подвластная! Видел, откуда дух сей взлетел?
— Нет, — покачал головой Лютик. — Он так быстро поднялся… И не думал я, что за ним следить надобно! Дух тут же куда-то исчез.
— Ну, делать нечего, — кивнула русалка. — Есть у трын-травы еще примета одна — не гнется она от ветра, стоит упрямо. Иная трава до земли поклонится, а она стоит — не шелохнется. И порой ветер налетит, ветви до земли гнет, кусты ломает — трын-трава и сломается, а все одно — не согнется. Засвищу я сейчас вполсилы, а ты примечай: как увидишь где травку ровную да тонкую, что стоит, как стальная игла, — тут-то трын-трава тебе и откроется.
Лютик готовно кивнул, и русалка свистнула.
Мальчику показалось, что волот-великан его наземь швырнул. Упал он в травы, что легли к самой земле от пересвиста неслыханного. Напрасно он шарил по земле, под листья заглядывал — вся трава, ровно мертвая, легла.
Остановилась русалка дух перевести, силы набраться — и опять вся трава встала, будто свиста и не было. Огляделся Лютик — а он только половину поляны обшарил.
Вдругорядь засвистела русалка, в полную силу. Трава, словно от осеннего дождя, полегла — вся лежит, не отличишь ни бы-линочки. Где тут искать?
Бросился Лютик, пока не прервался свист, под кусты, что сейчас тоже ветви до земли гнули, и увидел у самых корней вроде как пучок травы погуще. Трепещут под ветром-ураганом травинки тонкие, едва не вовсе вырываются, а лечь не ложатся — словно держит их что-то изнутри, от земли толкает, упасть не дает. Кинулся к ним Лютик, стал травинки распутывать. Да на землю укладывать. И уже нащупал в глубине вроде как что-то острое — да стих опять свист, и трава поднялась, вся спутанная.
— Еще! Еще! — крикнул Лютик русалке. — Еще хоть миг один!
— Нашел? — откликнулась та.
— Нашел!
И в третий раз засвистела русалка, но уже тихо, в четверть силы. Только часть травы легла, но Лютик нашел заветный пучок и разгреб его.
Навстречу ему встали гордо и прямо, будто щетина на спине кабана, тонкие серебристые травинки. Коснувшись одной, Лютик порезался о край ее острый.
Торопясь, пока не пропал свист, стал он рвать траву заветную. Мавка, углядев, что он нашел искомое, бросилась на подмогу, осторожно, у самой земли, по одной отрывая травинки. Сорвав десяток, протянула Лютику тонкий пучок:
— На, возьми и не бери более. Разгневаться может трын-трава, даст князю силу смертную — и погубит он сам себя, врагам на радость, друзьям на горе. Видишь — уже и так уходит она!
Лютик глянул — трын-трава по одной былиночке утягивалась обратно в землю. Не успели они оглянуться, как ни единой не осталось, кроме тех, что они сорвали.
Замолчала русалка, стих пересвист, и встала трава на поляне, будто ничего и не было. Только разбуженное шумом эхо уносилось прочь, и в чаще еще раздавался его переклик.
Лютик подошел к русалке, протягивая ей траву найденную. Та осмотрела издали тонкие, серебристые, прямые, как иголочки, стебельки.
— Она самая, — промолвила. — Другой такой во всем лесу не выискать, сколь травы ни сбирай. Редка сия трава стала — потому как и людям все часто трын-травой кажется, но тебе досталась травка сильная. Теперь бы успеть донести ее — ждет князь-то?
— Ой, ждет, — вздохнул мальчик. — Я его надежда последняя, да только волки ждать не будут. Боюсь, убьют его за то, что я пропал…
Русалки не успели успокоить его — из чащи, куда умчалось эхо, донесся пересвист сильнее русалочьего. Закачались ветки деревьев, заметались птицы, белки зацокали, и послышался приближающийся стук да топот.
Лютик шарахнулся прочь, но Мавка поймала его за руку и удержала возле себя.
— Нельзя бегать, — шепнула девочка. — А то леший словит! Стук да топот приблизился и стал таким громким, словно два волота на них шли. Лютик задрал нос, выискивая в вершинах качающихся дубов головы великанов, когда у его ног раздался приветливый голосок:
— Что забыл-потерял, добрый молодец? Али ты Жар-Птицу увидел там?
Лютик даже подпрыгнул от неожиданности и едва не наступил на маленького низенького старичка в лисьей душегрейке мехом наружу, в лапотках и драной шапчонке на одно ухо. Лохматая бороденка закрывала почти все лицо, оставляя только лукавые, с прищуром глаза да нос вздернутый. В самой бороде пряталась улыбка. русалки смотрели на него сверху вниз тоже радостно. Мавка присела в траву и дотронулась до лапки старичка.
— Добрый день, старичок лесовичок, — молвила она. — Помоги ему — на путь-дороженьку наставь — заблудился он в лесу нашем.
Леший захохотал так, что опять пробудилось эхо.
— Заплутал он? — сказал, отсмеявшись. — Не верится тому! Чтоб человек в нашем лесу днем дороги к дому не нашел — тому вовек не поверю я. Скажите-ка лучше, девицы-водяницы, для чего вы ясным днем так далеко от дома своего, да еще с человечком этим, гуляете да траву мою пересвистом пугаете?
Пришлось сознаваться. Лютик честно показал сорванную трын-траву и рассказал, что это — для Резанского князя, который сейчас у волков-полулюдей в плену его помощи дожидается. Только про то, что трава сия для того, чтобы цепи разорвать, ему надобна и поведал мальчик — про Князеву слепоту язык не повернулся. Но леший, как только Лютик про Резань заикнулся, так и подпрыгнул:
— Резанский, говоришь? Не Властимиром ли его звать-величать?
— Именно так.
— Ой, парень, — расплылся в улыбке леший. — Я ж знаю его. Про Властимира Резанского долго еще все лешие вспоминать будут, даже когда имя его из людской памяти исчезнет. Он лесам столько добра сделал, как ни один иной из его родни: чащобы родные оберегал от лихости и чудищ чужеземных, что нам житья не давали… Леса, значит, сберегал, а самого себя не уберег… Что ж, помочь ему надобно! Иди со мной!
И маленький леший решительно направился прочь.
— Куда? — окликнул его Лютик.
— Как — куда? — Леший поглядел на него недовольно. — Думаешь, не хозяин лесу я, всего, что в нем делается, не ведаю? Знаю я, где полянка-то волчья, короткую дорогу к ней покажу. Чуть солнышко закатится к заре вечерней в гости, ты на месте будешь. А не то идти тебе аж до утренней зари.
— Иди, — кивнула русалка, толкая Лютика в спину. — Сам леший помощь тебе предложил. Грех великий от самочинной подмога отрекаться.
Мавка вдруг обняла его за шею прохладными руками. — Прощай, — шепнула на ухо. — Я тебя помнить буду.
— Я еще приду на твое озеро, — пообещал Лютик. — Ты жди. Вот только князю помогу — и приду!
Девочка просияла и отскочила в сторону как коза, прячась за материн подол.
Леший уже ждал в отдалении, притоптывая от нетерпения. Когда Лютик наконец оторвался от русалок, он проворчал что-то суровое и пошел впереди, отводя рукой травы и кустики.
Постепенно он прибавлял ходу, так что Лютик вскоре уже бежал за ним. Леший несся впереди, словно тень или ветер, и становился все выше и выше. Вымахав до двух саженей росту, он остановился, легко поймал мальчика огромными лапами, посадил себе на плечо и побежал дальше.
Девочка мчалась по лесу легко, словно на ногах у нее были крылья. Ни листок не дрогнет, ни травинка не согнется, ни веточка сухая не хрустнет. Лютик же топотал как кабан: так казалось ему самому. Он бежал за девочкой не разбирая дороги, торопясь изо всех сил, но все равно догнать ее не мог — она была далеко впереди, только мелькали ноги из-под рубахи да била по спине коса.
— Стой! Да стой же ты, дуреха! — крикнул ей Лютик, но она ровно и не слышала ничего.
Светлый силуэт мелькал далеко впереди, маня как огонек заблудшего в ночи путника. Лютик бежал, забыв, зачем гонится за нею: то ли посмотреть на нее поближе, то ли предупредить, чтобы ходила осторожнее и не попала к волкам.
Он поддал ходу и почти догнал ее, но девочка вдруг пропала, будто вовсе не бывала. Не успев остановиться, Лютик не заметил обрыва и куЬарём скатился в овраг, густо заросший крапивой.
Словно тьма иголок вонзилась в него. Вскрикнув от боли, он шарахнулся — и рукой попал по чему-то мягкому и прохладному.
— Ой!
Что-то, оказавшееся живым, бросилось прочь, но Лютик успел схватить за что попало и дернул на себя.
Неизвестное существо пискнуло, как перепуганная мышь. Не разобрав во тьме, Лютик бросился на него. Существо отбивалось так яростно, что мальчик против воли держал его крепче, пока чьи-то зубы не вонзились ему в руку.
— Чего ты кусаешься! — крикнул он. — Больно же!
— Отпусти, — пропыхтело существо, придавленное его коленом. — Какой-то скаженный!
Лютик немного отодвинулся, отполз на четвереньках — и нос к носу столкнулся с девочкой, выбравшейся из листвы. Они столкнулись лбами и отпрянули с одинаковым визгом.
— Не приближайся, — тонко вскрикнула девочка и отползла.
— Ты кто? — выдохнул Лютик, делая полшага к ней.
— Тебе-то что? — Девочка отпрыгнула назад, как коза. — Не приближайся!
— Кто ты?
— А сам-то кто?
— Я — Лютик…
В глазах девочки мелькнуло неверие:
— Лютик… Скажешь тоже — на чертополох ты более похож, тоже в колючках…
— И ты не больно-то хороша, — в тон ей отозвался мальчик. — Коса растрепана, руки в грязи…
— Не надо было за мной бежать, — обиделась девочка.
— Я предупредить хотел, чтобы одна по лесу не бегала.
— А тебе-то что? Лес он что, твой, что ли? Ты, что ли, леший или лешего внук?
— Не леший я, но мне бы его поискать надобно, — объяснил Лютик и придвинулся еще.
— Я же сказала — не приближайся! — Девочка отпрянула, настороженно блестя глазами.
Лютик сел.
— И чего ты боишься меня? Я не зверь, не нечисть лесная — просто человек, Лютиком меня звать… А тебя как? — решил он пойти на мировую.
Услышав, кто он, девочка остановилась, раздумав отползать дальше по крапиве, и выпрямилась.
— Человек, говоришь? А меня Мавкой зови.
— Откуда ты, Мавка? Из какой деревни, какого города? Девочка рассмеялась:
— Город Неведомое, деревня Незнаемая… А живу я в поселке Частолесном, в доме Поддубном, на Росистой улице. Хочешь — заходи, гостем будешь!
— Что-то я ничего не понимаю, Мавка, откуда ты — толком скажи. Коли чужая да заблудилась, как я, — давай вместе на дорогу выбираться, — предложил Лютик. — Но сначала мне надобно до самого лешего доаукаться!
Девочка встала и стала собирать косу, заплетая ее на затылке.
— Откуда я — то лес густой знает да ельничек частый. Кто я — про то каждая букашка да пташка ведает, — напевно заговорила она. — Дом мой здесь — в лесу этом, в каждом озере или ручейке мне готова спаленка. Русалка я!
Лютик открыл рот и окинул ее с ног до головы пристальным взглядом. Девочка ничуть не смутилась его взора и стояла, спокойно заплетая косу.
— Ты — русалка? — выдохнул Лютик. — Но они же девы водяные, холодные, из воды глядят на путников и следят, кого к себе утащить в озеро. А ты девчонка совсем…
— А вырасту — тоже водяной девой стану, — пообещала она. — Подожди немного, может, и тебя я тогда утащу в свой дом. Будем вместе при луне на зеленых качелях качаться да песни петь. Пойдешь ко мне жить?
Она лукаво улыбнулась, сверкая зелеными глазами, но Лютик покачал головой:
— Не могу я, Мавка, правду говорю! Мне бы сперва лешего повидать да дело справить.
— Вот заладил: лешего ему подавай. — Девочка притопнула ногой. — Да на кой тебе сдался леший-то? Что он тебе задолжал?
— Мне — ничего, но ведаешь ли ты, Мавка, о волках, что как люди говорят и ходят? Живут они недалеко отсюда, на поляне посреди валежника, а на охоту в твой лес хаживают?
Он еще не договорил, а живое личико девочки уже опечалилось.
— О волках в лесу все мы ведаем, — заговорила она тихо. — Не дают нам житья нелюди: гонят зверя из леса навсегда, ну а что за лес, коли пусто в нем? Раз задумал ты с ними справиться, то подумай еще, без гордости — сможешь ли ты с ними справиться? Ты для них — будто ветка хрупкая!
— Да не я с ними биться буду! — воскликнул Лютик. — Держат они в плену человека: не отец он мне, а все равно обещался я ему и слово свое сдержу… Просил он меня достать ему трын-травы, чтобы силу ощутить, что зверями этими отнята. Тогда разорвет он цепи пудовые и изгонит их из леса прочь… Человек этот — сам Властимир, князь из города Резани!
Мавка отпрянула, зажимая себе рот рукой.
— Из Резани? — прошептала она испуганно. — А не врешь ли ты мне, человек? Не обманываешь? Князь из Резани у волков сейчас?
— У волков, чтоб не видеть мне света дневного! — поклялся Лютик. — Моего хозяина волки поймали, убили да съели, а я остался — мал да тощ им показался. Решили они меня откормить, чтоб я жирнее стал, оттащили в сторонку. Там я с князем тем и встретился. Упросил он меня трын-траву достать, вот я ночью и сбежал. Только где ее искать — я не ведаю!
Мавка стояла над мальчиком, посасывая палец. Наконец она наклонилась и тряхнула его за плечо:
— Вставай и пошли. Не время думать да гадать — время дело исполнять.
Лютик встал. Девочка взяла его за руку и потащила вверх из оврага. Ладонь русалки была влажная и прохладная, словно льдинка под руками таяла. Лютик некоторое время позволял ей вести себя сквозь чащу по одной ей ведомой тропе, а потом не выдержал и окликнул ее:
— Куда ты ведешь меня, Мавка?
— Сам будто того не ведаешь! Трын-траву искать!
— А ты знаешь, где растет она?
— Я не знаю, но мать моя ведает. Мы, русалки, всю траву, что ночами цветет, наперечет знаем. Где хочешь ее сыщем, даже если знаешь ты, что нет ее в том лесу. Русалка любую траву найдет — надо только суметь попросить правильно.
Они неожиданно быстро вышли снова к тому самому озерку, где Лютик увидел девочку. Затем она остановилась и направилась к воде.
— Погоди, — взмолился он. — Дай мне отдохнуть — я устал, да и есть хочу!
Мавка, уже стоя по колено в воде, хитро обернулась к нему.
— А я то проведала, — улыбнулась она. — Маленький ты человек, тебе силы много надобно, а идти нам не близко — успеешь оголодать!
Она нырнула, оставив Лютика одного.
Скоро девочка вновь показалась из воды: в руках ее, в обеих горстях, были орехи с колючей скорлупой. Она высыпала их на колени Лютику:
— Ешь. Это не те орехи, что люди ловят. В этих силы больше.
С этими словами русалка села подле него на траву и не вставала до тех пор, пока от орехов не остались одни скорлупки. Отряхнув их, Лютик встал, и девочка повела его в чащу.
Путь их оказался не близок. Девочка весело скакала вокруг, что-то напевала, бросалась за каждой бабочкой или птицей, наклонялась к каждому цветку и постоянно о чем-то щебетала, не слишком вспоминая про мальчика.
Лютик был рад-радешенек когда они наконец вышли к речке, что текла меж заросших берегов. В реках живут русалки, а эта река была такая большая, что в ней могла бы жить и не одна.
Мавка весело скакала по берегу, приветствуя каждый куст, и не спешила вспоминать о деле.
— Но, Мавка, — взмолился Лютик, — а как же трын-трава?
— Успеется. — Девочка подбежала, протягивая ему желтый цветок с зеленой серединкой. — Видишь, это твой цветок, лютик, лютый цвет. Он к твоим волосам идет. — И она воткнула цветок в вихры мальчику.
Осердясь, тот едва не вырвал русалочий подарок, но вспомнил, что сердить ее пока не следует. Мавка все поняла по его лицу и отступила, опечалясь.
— Видно, ты душой за дело свое болеешь, человек-цветок, — грустно молвила она. — Делать нечего, придется помочь тебе. Смотри!
Она шагнула к самой воде и засвистела с двух пальцев.
От ее свиста пригнулись к земле травы, зашелестели испуганно и грозно кусты, посыпалась листва с дуба над головой. Волны реки взволновались, ударились в берег с плеском и пеной. Камыши рванулись к небу, разошлись, словно вспаханные невидимой сохой, и к детям вышла водяная дева.
Вода текла по ее телу, убегая обратно в реку. Распущенные волосы опускались ниже колен. Тонкое полотно, похожее на лунный свет, окутывало ее ноги. Лицо, прекрасное, как цвет месяца, было лениво и сонно, но, увидев мальчика и девочку, она оживилась и чуть построжела.
— Что здесь делает человек? — спросила она у Мавки.
— Это не человек, — хитро улыбнулась та и взяла его за руку— Это человек-цветочек, Лютиком его кличут.
Русалка подобрела, и мальчик даже подивился, видя ее улыбку.
— Лютик? — переспросила она. — Хорошо… Что ж, Лютик, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
— Ему трын-трава срочно надобна, — торопливо объяснила девочка. — Помоги ему, матушка, отыщи полянку заветную!
Русалка не обратила внимания на слова дочери, и Лютику пришлось объяснять все еще раз, самому.
Услышав про князя Резанского, русалка испуганно вскинула точеные брови.
— Трудно ему будет с волками этими справиться, — наконец молвила она. — Трын-трава недолго действует. Вдруг не успеет он с псоглавцами совладать? Своевольна трава и упряма — растет сегодня тут, завтра там, цветет, когда пожелает, хоть и в морозы самые лютые. А всякая трава, только когда цветок ее распускается, силу имеет… Да и помогать может по-разному: кому она дает силу полную, а кому и половинную. Но идем, что-нибудь да придумаем!
Она поманила за собой детей и пошла прочь от реки.
Они остановились на краю небольшой круглой поляны, густо поросшей самой разной травой так, что трудно было отделить одну былинку от другой. У Лютика разбежались глаза — никогда он трын-травы в глаза не видывал, но ежели бы и знал: как отыщешь ее в этом сборище?
Какой-то лесной дух взлетел из самой гущи трав и закружил над головой русалки. Она внимательно следила за его полетом.
— Есть здесь трын-трава, — объявила она, — не ушла еще… Я ее тут по весне приметила, когда любились мы на первой траве. Могла она на иное место перейти — ей законы травяные не писаны, у нее закон свой, единственный. Никому она не подвластная! Видел, откуда дух сей взлетел?
— Нет, — покачал головой Лютик. — Он так быстро поднялся… И не думал я, что за ним следить надобно! Дух тут же куда-то исчез.
— Ну, делать нечего, — кивнула русалка. — Есть у трын-травы еще примета одна — не гнется она от ветра, стоит упрямо. Иная трава до земли поклонится, а она стоит — не шелохнется. И порой ветер налетит, ветви до земли гнет, кусты ломает — трын-трава и сломается, а все одно — не согнется. Засвищу я сейчас вполсилы, а ты примечай: как увидишь где травку ровную да тонкую, что стоит, как стальная игла, — тут-то трын-трава тебе и откроется.
Лютик готовно кивнул, и русалка свистнула.
Мальчику показалось, что волот-великан его наземь швырнул. Упал он в травы, что легли к самой земле от пересвиста неслыханного. Напрасно он шарил по земле, под листья заглядывал — вся трава, ровно мертвая, легла.
Остановилась русалка дух перевести, силы набраться — и опять вся трава встала, будто свиста и не было. Огляделся Лютик — а он только половину поляны обшарил.
Вдругорядь засвистела русалка, в полную силу. Трава, словно от осеннего дождя, полегла — вся лежит, не отличишь ни бы-линочки. Где тут искать?
Бросился Лютик, пока не прервался свист, под кусты, что сейчас тоже ветви до земли гнули, и увидел у самых корней вроде как пучок травы погуще. Трепещут под ветром-ураганом травинки тонкие, едва не вовсе вырываются, а лечь не ложатся — словно держит их что-то изнутри, от земли толкает, упасть не дает. Кинулся к ним Лютик, стал травинки распутывать. Да на землю укладывать. И уже нащупал в глубине вроде как что-то острое — да стих опять свист, и трава поднялась, вся спутанная.
— Еще! Еще! — крикнул Лютик русалке. — Еще хоть миг один!
— Нашел? — откликнулась та.
— Нашел!
И в третий раз засвистела русалка, но уже тихо, в четверть силы. Только часть травы легла, но Лютик нашел заветный пучок и разгреб его.
Навстречу ему встали гордо и прямо, будто щетина на спине кабана, тонкие серебристые травинки. Коснувшись одной, Лютик порезался о край ее острый.
Торопясь, пока не пропал свист, стал он рвать траву заветную. Мавка, углядев, что он нашел искомое, бросилась на подмогу, осторожно, у самой земли, по одной отрывая травинки. Сорвав десяток, протянула Лютику тонкий пучок:
— На, возьми и не бери более. Разгневаться может трын-трава, даст князю силу смертную — и погубит он сам себя, врагам на радость, друзьям на горе. Видишь — уже и так уходит она!
Лютик глянул — трын-трава по одной былиночке утягивалась обратно в землю. Не успели они оглянуться, как ни единой не осталось, кроме тех, что они сорвали.
Замолчала русалка, стих пересвист, и встала трава на поляне, будто ничего и не было. Только разбуженное шумом эхо уносилось прочь, и в чаще еще раздавался его переклик.
Лютик подошел к русалке, протягивая ей траву найденную. Та осмотрела издали тонкие, серебристые, прямые, как иголочки, стебельки.
— Она самая, — промолвила. — Другой такой во всем лесу не выискать, сколь травы ни сбирай. Редка сия трава стала — потому как и людям все часто трын-травой кажется, но тебе досталась травка сильная. Теперь бы успеть донести ее — ждет князь-то?
— Ой, ждет, — вздохнул мальчик. — Я его надежда последняя, да только волки ждать не будут. Боюсь, убьют его за то, что я пропал…
Русалки не успели успокоить его — из чащи, куда умчалось эхо, донесся пересвист сильнее русалочьего. Закачались ветки деревьев, заметались птицы, белки зацокали, и послышался приближающийся стук да топот.
Лютик шарахнулся прочь, но Мавка поймала его за руку и удержала возле себя.
— Нельзя бегать, — шепнула девочка. — А то леший словит! Стук да топот приблизился и стал таким громким, словно два волота на них шли. Лютик задрал нос, выискивая в вершинах качающихся дубов головы великанов, когда у его ног раздался приветливый голосок:
— Что забыл-потерял, добрый молодец? Али ты Жар-Птицу увидел там?
Лютик даже подпрыгнул от неожиданности и едва не наступил на маленького низенького старичка в лисьей душегрейке мехом наружу, в лапотках и драной шапчонке на одно ухо. Лохматая бороденка закрывала почти все лицо, оставляя только лукавые, с прищуром глаза да нос вздернутый. В самой бороде пряталась улыбка. русалки смотрели на него сверху вниз тоже радостно. Мавка присела в траву и дотронулась до лапки старичка.
— Добрый день, старичок лесовичок, — молвила она. — Помоги ему — на путь-дороженьку наставь — заблудился он в лесу нашем.
Леший захохотал так, что опять пробудилось эхо.
— Заплутал он? — сказал, отсмеявшись. — Не верится тому! Чтоб человек в нашем лесу днем дороги к дому не нашел — тому вовек не поверю я. Скажите-ка лучше, девицы-водяницы, для чего вы ясным днем так далеко от дома своего, да еще с человечком этим, гуляете да траву мою пересвистом пугаете?
Пришлось сознаваться. Лютик честно показал сорванную трын-траву и рассказал, что это — для Резанского князя, который сейчас у волков-полулюдей в плену его помощи дожидается. Только про то, что трава сия для того, чтобы цепи разорвать, ему надобна и поведал мальчик — про Князеву слепоту язык не повернулся. Но леший, как только Лютик про Резань заикнулся, так и подпрыгнул:
— Резанский, говоришь? Не Властимиром ли его звать-величать?
— Именно так.
— Ой, парень, — расплылся в улыбке леший. — Я ж знаю его. Про Властимира Резанского долго еще все лешие вспоминать будут, даже когда имя его из людской памяти исчезнет. Он лесам столько добра сделал, как ни один иной из его родни: чащобы родные оберегал от лихости и чудищ чужеземных, что нам житья не давали… Леса, значит, сберегал, а самого себя не уберег… Что ж, помочь ему надобно! Иди со мной!
И маленький леший решительно направился прочь.
— Куда? — окликнул его Лютик.
— Как — куда? — Леший поглядел на него недовольно. — Думаешь, не хозяин лесу я, всего, что в нем делается, не ведаю? Знаю я, где полянка-то волчья, короткую дорогу к ней покажу. Чуть солнышко закатится к заре вечерней в гости, ты на месте будешь. А не то идти тебе аж до утренней зари.
— Иди, — кивнула русалка, толкая Лютика в спину. — Сам леший помощь тебе предложил. Грех великий от самочинной подмога отрекаться.
Мавка вдруг обняла его за шею прохладными руками. — Прощай, — шепнула на ухо. — Я тебя помнить буду.
— Я еще приду на твое озеро, — пообещал Лютик. — Ты жди. Вот только князю помогу — и приду!
Девочка просияла и отскочила в сторону как коза, прячась за материн подол.
Леший уже ждал в отдалении, притоптывая от нетерпения. Когда Лютик наконец оторвался от русалок, он проворчал что-то суровое и пошел впереди, отводя рукой травы и кустики.
Постепенно он прибавлял ходу, так что Лютик вскоре уже бежал за ним. Леший несся впереди, словно тень или ветер, и становился все выше и выше. Вымахав до двух саженей росту, он остановился, легко поймал мальчика огромными лапами, посадил себе на плечо и побежал дальше.