Романова Галина Владимировна. Игры в личную жизнь

   Молодая картошка в паутине укропа, сильно сдобренная постным маслом. Помидоры. Сервелат. Холодная говядина, нарезанная ровными овальными кусками. Жареное рыбное филе. Горячие сосиски с зеленым горошком.
   В другое бы время, под запотевшую бутылочку хмельного, мы бы с ней мигом убрали добрую половину всего этого угощения. Но сейчас у меня аппетита не было. И хотя тетя Соня старательно делала вид, что проголодалась, ситуации это не меняло.
   – Он там был! – брякнула вдруг я не к месту и виновато шмыгнула носом, ну совсем как мой Славка.
   – Кто? – Ее брови угрожающе собрались домиком. – Кто там был?
   – Не знаю! Но там точно стоял человек! И он смотрел мне вслед и не шевелился...
   – И что? – Тетя Соня с сожалением посмотрела на крупный кусок вареной говядины, нанизанный на вилку, и отложила его обратно на тарелку. – Может, и стоял, и что с того?
   – А?..
   – Нечего рот открывать попусту! – буркнула она недовольно. – Может быть, это как раз тот самый смотритель, чьими трудами мы с тобой восторгались! Ты же сама говорила, что кто-то вымел дорожки, полил клумбы и вымыл стекла! Говорила?
   – Говорила... – конфузливо кивнула я головой, поражаясь своему тупоумию.
   – Чего же тогда орала? – Тетя Соня раздраженно громыхнула дубовой табуреткой. – Вот возьмет и вызовет милицию. А оно нам с тобой надо?
   Милиции нам не надо было.
   Документы на дом, доверенность и прочая бумажная дребедень были в полном порядке и находились в городской Регистрационной палате, поэтому бояться нам, конечно же, было нечего. Но слишком уж негативным было впечатление от общения с Арсением. И я вконец завиноватилась.
   – Понаедут к утру, шум поднимут, – продолжала между тем тетя Соня усугублять мой комплекс. – И тут еще покупательница твоя явится! Представляешь, каково ей-то будет? Баба и так со сдвигами приличными, а тут еще представители власти. Мало это место обросло легендами?
   – Что же теперь делать-то? – Я закусила кулак и едва не разревелась от досады на себя.
   Но тут тетя Соня, в очередной раз удивив меня своей непредсказуемостью, широко и беспечно разулыбалась.
   – Ладно, Сашок, стоит ли так уж волноваться? В конце концов, это уже ее печаль. Не нравится, пускай не покупает. А коли милиция к нам пожалует, то, может, нам это и на руку. А ну как дама та совсем уж чудаковатой окажется, неспроста же нас с собой не взяла? Пусть уж лучше с ней органы разбираются. Давай, детка, спать с тобой будем укладываться. Утро вечера мудренее. А милиционеры, они тоже люди.
   Мы разошлись с ней по спальням. И я, забравшись в кровать, уже без тени опасения посматривала на черный квадрат окна. Тот факт, что я кого-то видела в саду, меня уже не пугал. Как раз наоборот... Если здесь в окрестностях обретаются люди, то нам должно быть не так одиноко и страшно этой ночью. Нужно просто крепко закрыть глаза и попытаться побыстрее уснуть. И не думать больше ни о чем печальном...
   Уснуть не удалось. Через открытую дверь из спальни напротив моей слышалось отчетливое похрапывание тети Сони. Вот и слушай потом россказни о бессоннице в пожилом возрасте! Стоило ей подушки коснуться, тут же и отключилась. А тут лежишь, и хоть вой от скуки, сна ни в одном глазу.
   Я встала и подошла к окну. Лунный свет выхватывал часть клумбы, заасфальтированную дорожку, ведущую к крыльцу, и темные силуэты деревьев, что окаймляли путеводную аллею из имения. Протянув руку, я потянула на себя форточку и прислушалась. Тишина стояла невообразимая. Не было слышно ни стрекотания кузнечиков, которым сопровождалась моя прогулка по саду, ни дуновения ветерка, способного нарушить это безмолвие и заставить яростно перешептываться уснувшую листву. Полное отсутствие звуков, кроме разве что отчаянного стука моего сердца.
   Почему я опять так волнуюсь? Отчего так стучит в голове? Ладони так некстати подрагивают... Не собираюсь же я, в самом деле, как в далеком детстве, влезать на подоконник, открывать окно и прыгать вниз? Нет, конечно! Не дура же я совсем!
   Раньше под окном была клумба с бархатцами. В августе они должны были зацветать ярко-оранжевыми клубочками с огромным количеством лепестков. Должны были, но не зацветали, потому что клумба отчаянно вытаптывалась все предшествующее цветению время. Вытаптывалась мною...
   Непонятно почему, я прыснула в кулак и даже оглянулась опасливо на распахнутую дверь. Вот ведь «пионерская зорька» заиграла в одном месте, в самом деле! Впору и вправду влезать на подоконник...
   И я полезла! И долго теребила потом почти заржавевший за столько лет шпингалет, а потом с какой-то шкодливой улыбкой открывала створки окна и слушала, слушала темную, пахнувшую теплой листвой ночь.
   Вниз я так и не прыгнула. Ни к чему было делать это. К тому же никто не протягивал мне рук, чтобы поймать на лету и упасть потом вместе со мной в клумбу. Господи, как нам было весело тогда! Никогда прежде и никогда после я уже не смеялась так отчаянно: давясь этим безрассудным смехом и задыхаясь оттого, что нельзя было выпускать его на волю из-за плотно сомкнутых губ...
   – Шурка! – рявкнула за моей спиной тетя Соня, заставившая меня взвизгнуть от неожиданности. – Ты чего это, бесстыдница такая, делаешь?!
   – Сижу, – ответила я ей после того, как отдышалась. – А что, нельзя? Тепло, тихо, так здорово! Как тогда, помнишь?..
   – Помню, – недовольно буркнула она и больно шлепнула меня по голому боку. – Только тогда ты обычно в пижаме из окна сигала, а сейчас в одних трусах да лифчике, прости господи, представление здесь устраиваешь! Ни стыда в тебе, Шурка, ни совести! Быстро в постель!
   Я повиновалась. А тетя Соня, с грохотом захлопнув окно и вернув шпингалет на место, продолжила причитать:
   – Господи, когда же я тебя замуж-то отдам?! Пятнадцать лет ты все одна... Славка без отца вырос, сирота сиротой. Да и ты, Шурка...
   – А что я? – Сонливость вдруг так некстати накатила на меня, что глаза сами собой прикрылись, а язык еле-еле ворочался. – Я почти счастлива...
   – Вот именно, что почти! – зазвучал как будто издалека ее голос. – Такая красавица, а все одна и одна. Но на окне голышом все равно сидеть не нужно. Сама же говорила, что кто-то ходит здесь по саду. Вдруг он видел тебя! Еще подумает что-нибудь не то о тебе...
   Больше я уже ничего не слышала. Крепкий и глубокий сон, в который я провалилась, как в бездну, стал для меня сущим спасением. Разве в городе с миллионной численностью населения так выспишься? Ни за что! Вечное ощущение недосыпа и утомленности при пробуждении. Какие-то дурацкие сны, за расшифровкой которых порой промучаешься целый день. Накачиваешься кофе и думаешь, думаешь, думаешь... Здесь же – никаких снов и видений. Правда, что-то похожее на чью-то равномерную поступь меня неотвязно преследовало всю ночь. Но когда я проснулась и обнаружила под ухом левое запястье с тикающими часиками, то тут же и успокоилась. Вот она, разгадка...
   – Тетя Соня! – нараспев позвала я и сладко вытянулась на кровати, по привычке упираясь ступнями в резную деревянную спинку. – Ты где?
   Та не отвечала, но какое-то движение в доме улавливалось.
   Ну и ладно. Занята, значит занята. А я сейчас, пока еще нет покупателей, умоюсь и прогуляюсь, благо до завтрака времени хоть отбавляй. В этом доме всегда подавали завтрак в половине десятого, сейчас же еще не было и восьми.
   Дабы видом своим никого не смущать, я натянула на себя длинную футболку и пошла в кухню. На плите посвистывал начинающий закипать чайник. Вчерашняя картошка млела на сковороде на самом краешке плиты. Свежевымытый лучок, петрушка, укроп, помидоры – все лежало аппетитной летней горкой на огромном блюде для рыбного заливного. Помнится, Таискин муж очень уважал заливного судака и требовал, чтобы его подавали именно на этом блюде. А мы вот теперь с него овощи кушать изволим, и ничего...
   Ухватив с тарелки вчерашний ломтик колбасы, который слегка подсох, я пошла на террасу. Тети Сони нигде не было. Наследить, правда, она уже успела порядком. Целые комья влажного рыхлого чернозема трижды встретились мне на пути.
   – Что за дела? – возмутилась я, нечаянно ступив в один из таких следов. – Как ко мне, так куча требований, а сама... И где она его только успела насобирать, дождей нет вторую неделю.
   Ответ обнаружился уже через минуту. Та самая клумба, которая подвергалась вытаптыванию в годы моего отрочества, отсутствовала. Правильнее сказать, отсутствовала растительность на ней. Еще вчера там отцветали пионы, роняя на рыхлую землю кремовые лепестки, а сегодня все это самым невероятным образом исчезло. Никаких следов, ни единого лепестка. На какое-то короткое мгновение мне сделалось жутко.
   Вот! Вот оно – чудовищное последствие моего вчерашнего потрясения! Пока я спала, кто-то пытался проникнуть в мою комнату. Вытоптал при этом всю клумбу и... Стоп! Не катит, как любит говаривать мой Славка. Если кто-то на самом деле хотел попасть в дом, то сделал бы это совершенно нормальным способом – через заднюю дверь, поскольку замок там давно выполнял функции чисто символические. К тому же чернозем на полу в прихожей ясно свидетельствовал о том, что человек, перепачкавшийся землей, все-таки в доме был и изрядно наследил там. И если это не тетя Соня, значит...
   – Это наверняка садовник! – снова перепугав до полусмерти, протрубила мне в самое ухо тетя Соня. – Нечего бледнеть и хватать себя за грудь! Ни у одного придурка не хватило бы ума выкорчевывать пионы только для того, чтобы попугать тебя. И чего ты опять голышом-то?!
   – Я в футболке, – попыталась я выразить протест. – Она почти до колен.
   – Ага, к тому же до неприличия тонкая и почти прозрачная и как нельзя лучше обрисовывает тебя всю, а твоя покупательница давно здесь и только и жаждет встречи с тобой! – завелась тетя Соня, увлекая меня в дом и настойчиво подталкивая к моей спальне. – Немедленно оденься поприличнее и выходи к завтраку. Сейчас эта Шапокляк явится. Не хочу я, чтобы ты перед ней простоволосой предстала.
   К завтраку я явилась во всеоружии. Наглухо застегнутая блузка без рукавов. Юбка до колен, без намека на разрезы, и закрытые босоножки на низком каблуке. На что тетя Соня мгновенно среагировала благосклонным кивком головы.
   – Вот это я понимаю! Теперь ты сразу на человека стала похожа, а то ходит, будто русалка. Садись к столу, вон она на дорожке показалась, минуты через три войдет.
   Мы чинно сели и уставились на дверной проем. Я долго думала, куда мне девать руки. Положить ли их на колени либо выложить на стол? Металась, металась, а в результате гостья вошла в тот самый момент, когда я высоко поднимала волосы над запотевшей шеей.
   – Хмм-м, – многозначительно хмыкнула старая карга, мгновенно обежав меня всю колючим въедливым взглядом. – Эффектно...
   С чего вот было мне краснеть, спрашивается? А ведь покраснела! Вскочила с табуретки, опрокинула ее, конечно же, и в результате вместо приветствия забормотала что-то о душном июне и неуместном отсутствии дождей.
   Дама (когда-то она наверняка была исключительно эффектной) слушала меня со снисходительным пониманием, при этом легонько постукивая себя по сухой лодыжке зонтиком-тросточкой. На Шапокляк она походила мало. Разве что худобой и ридикюлем, который прижимала к впалому боку. Короткая стильная стрижка. Темные брюки и в тон им кофточка с длинными рукавами. Крохотные ступни, что казалось удивительным при ее высоком росте, были обуты в обычные спортивные кеды, которые стоили в социалистическом прошлом по два рубля девяносто копеек за пару.
   – Очень удобно, – пояснила гостья скрипучим, похожим на шелест гравия, голосом. – Добрый день, вообще-то...
   – Да, да, конечно... Доброе утро. Мы с ней уставились друг на друга и какое-то время молчали. В вопросах – кто кого переглядит, мне в юности не было равных, но с годами, видимо, я сей дар подрастеряла, потому что смутилась на второй минуте и опустила голову.
   – Я согласна, – проскрипела тетка куда-то мне в макушку. – Вашу цену я знаю. Деньги только что были перечислены на ваш счет.
   – Каким образом? – встряла тетя Соня, до сего времени молчаливо восседающая за столом.
   – По телефону, – все с тем же снисходительным высокомерием пояснила гостья. – Акт покупки считаю свершившимся и прошу вас...
   Тут она замолчала, и мне пришлось снова смотреть на нее. Неудобно все-таки просьбы выслушивать с опущенной головой. И эта перезревшая стерва высказалась...
   – Прошу вас убраться отсюда сию же минуту!
   – Как это?!
   Вопрос мы с тетей Соней выпалили почти одновременно, оскорбленные в самых лучших наших чувствах. Хотели ее завтраком накормить, как человека, а она нас выставляет из собственного дома, причем в такой вот невежливой форме!
   – Очень просто! – Дама повысила голос и, прошествовав к столу, опустила свой тощий зад на самый краешек дубовой табуретки. – Забирайте свою дешевую хавку и валите из моего дома!
   Вот вам и дама! Вот вам и манеры! Еще минута – и мне показалось, что она разразится площадной бранью. Но «дама» молчала и сверлила меня взглядом.
   – Красавица, – неприязненно буркнула она спустя какое-то время. – Что с того... Пошли вон!
   – Слушай ты, крыса! – Тетя Соня все же не выдержала и по праву ровесницы решила дать ответный бой нахальной гостье. – Мы ведь можем вернуть тебе твои поганые деньги! И выкинуть тебя отсюда можем и...
   – Ничего ты не сможешь, корова, – недолго думая, вернула дама оскорбление. – Все документы на дом подписаны. Деньги перечислены. Пошли вон отсюда...
   Что бы мне удивиться, когда дама обмолвилась о подписанных документах! Что бы проявить бдительность! Нет, нигде и ничего меня не кольнуло. Подписаны так подписаны. Больше всего в тот момент я была занята собственной реакцией на хамство новой хозяйки дома, нежели чем-то еще. Поэтому в очередной раз пропустила все интуитивные уколы подсознания и с гордо поднятой головой пошла собираться. Знать бы мне, насколько все потом оказалось бы проще, прояви я хоть чуточку терпения и любопытства! Но у меня ведь пока все шло хорошо. Сделка совершалась за сделкой, за три недели мне удалось распродать всю теткину недвижимость. Не беда, что все это сопровождалось незначительными досадными недоразумениями, как-то: убийство соседа тети Сони, трудно поддающееся объяснению поведение милиционера Арсения и новой хозяйки загородного дома, странным образом разрешающиеся проблемы с оформлением бумаг в Регистрационной палате... Все это казалось мне тогда несущественным. Главным было то, что мой банковский счет изрядно пополнялся день ото дня. Удача затмила мой разум, и я пропустила все самое главное.

Глава 4

   – Привет, Шурик! Чего это тебя давно не было видно? – Горобцова Настя, которая жила этажом ниже и время от времени пыталась со мной подружиться, закончила вытряхивать полосатый плед, сунула его под мышку и с приветливой улыбкой пошла мне навстречу. – Помочь, что ли?
   – Ну, помоги, коли есть охота. – Три огромных пакета с гостинцами, которые мне насовала тетя Соня, уже изрядно оттянули мне руки, и помощь была как нельзя кстати. – И привет, конечно же... Как тут у вас дела?
   – Дела как сажа бела! – фыркнула Настя, выхватывая у меня самый тяжелый пакет, в который заботливая тетя Соня ухитрилась втиснуть три литровые банки с клубничным вареньем. – С курорта, что ли?
   – Да нет...
   Вдаваться в подробности мне не хотелось. Настя была, в принципе, неплохим человеком, но, как бы это поточнее выразиться... короче, чужим успехам радоваться не умела. Поэтому я ограничилась коротким ответом:
   – По делам ездила в соседний город.
   – А-а, понятно... – с тенью легкой обиды протянула она. – В отпуске?
   – Конечно. – Мы зашли с ней в подъезд и застыли с поднятыми головами у шахты лифта. Тот медленно двигался куда-то к верхним этажам.
   – Как же тебя Витька твой отпустил так надолго? Он же без тебя и дня прожить не может...
   Я недовольно поморщилась. Вот угораздило же меня, дуру бабу, пооткровенничать как-то несколько лет назад за бутылкой вина!
   Пакостно было у меня на душе в тот день. Настя вызвалась составить компанию. Как водится, разговорились. Вернее, разговорилась я, а Настя все больше сочувственно поддакивала да ругала мужиков-козлов. Много позже я почти забыла и об этом вечере, и о своих слезоточивых россказнях. А вот Настя не забыла. И всякий раз старательно подчеркивала: вот, мол, Шурка, я твою тайну знаю и, значит, имею право на нечто большее, чем зваться просто соседкой. Это «большее» я ей устроить не могла, оттого она и сердилась порой на мое нежелание проводить с ней свое свободное время. Сейчас, наверное, был как раз тот самый случай, потому что Настя подозрительно обежала меня взглядом серых глаз с головы до ног, и, пока лифт медленно сползал на первый этаж, я выслушала кучу упреков в свой адрес.
   И невнимательная я, и нелюдимая, и зазналась давно, и могла бы уж раз в месяц на чай ее позвать...
   Разбираться в ее многочисленных обидах мне было недосуг. Да и не хотелось, если честно. Я сейчас жила ожиданием встречи с сыном, которого не видела целых три недели и который наверняка тут без меня от рук отбился. Думать о том, в каком состоянии находится квартира, я даже не пыталась. Бог с ней, с квартирой. И хотя воображение рисовало мне горы грязной посуды, кучу окурков, вываливающихся из пепельниц, и батареи из пивных бутылок, меня это нисколько не страшило. Сейчас я зайду домой, увижу своего Славку, и все будет хорошо.
   В этом состоянии сладостного предвкушения мне удалось проехать в лифте целых четыре этажа. На пятом Настя сумела все испортить. Причем так испортить, что мне пришлось долго приходить в себя. Нет, все-таки причина, по которой я настойчиво избегаю дружбы с ней, кроется, видимо, не в ее навязчивости. А в чем-то еще, в чем-то более серьезном и глубоком...
   – Что ты сказала? – Вытаращив глаза от изумления, я уставилась на соседку, которая благополучно добралась до своего пятого этажа и стояла теперь перед дверью своей квартиры с самой многострадальной и понимающей улыбкой на свете.
   – Чего ты, Шурик, так всполошилась-то, не пойму? – нет, удивилась она и на самом деле искренне, здесь не поспоришь.
   – Ты только что что-то сказала такое... про Славку! Что это было? Или мне показалось? – забыв о том, что пакеты полны стеклянной тарой с вареньем, я швырнула их на пол кабины лифта и схватилась за сердце. – Настя! Что ты сказала только что про Славку? Какая свадьба? Что ты несешь?!
   – Господи, ты как с луны свалилась, ей-богу! – Настя подбоченилась и смотрела на меня теперь как на больную. – Парню твоему девятнадцать?
   – Ну... и что с того?
   – Что ну? Девятнадцать, а не девять! В этом возрасте ему как раз самое время создавать семью. А то потом зашалавится, и не уженишь. Вот переполошилась, глаза выкатила. Вроде я ей невесть что сказала!
   – Как – жениться? Как жениться, если он всего-то на третьем курсе и... и он еще совсем ребенок!
   Вот оно, начинается! Я только теперь поняла, отчего это вдруг капризная фортуна снизошла до благосклонности в адрес моей скромной персоны. Только теперь мне стал понятен истинный смысл всей той благодати, что свалилась на меня в одночасье – шутка ли, стать обладательницей такого состояния! У большинства людей на это годы жизни уходят, а я за три недели управилась.
   За все надо платить! За все блага мира надо платить! Но я и представить себе не могла, чтобы вот так вот вдруг и сразу, и такой ценой.
   Мой мальчик женится... Мой мальчик женится?! Нет! Этого просто нельзя допустить. Это неправда! Это не может быть правдой, потому что...
   Определиться с этим «потому что» у меня не получилось. Паника паникой, но здравый смысл все же должен в этом деле присутствовать. В конце концов, он уже достаточно взрослый ребенок. В его возрасте уже и детей успевают нарожать, и развестись не раз. Хорошо еще, что до сего момента не успел меня бабушкой сделать! А с женитьбой мы что-нибудь придумаем. Что-нибудь непременно придумаем. Познакомлюсь с его избранницей и... На этой оптимистичной волне меня малость перекосило. Представить себе моего Славку с кем-то рядом и на всю жизнь было пока затруднительно. Нет, у него, конечно же, случались романы, он в смысле ориентации был традиционно нормальным. Но все это было так несерьезно, так скоротечно, что он никогда не успевал меня знакомить со своими девицами. То это была Валя, то Наташа, то какая-нибудь Эльвира. А тут вдруг женитьба какая-то... Кто же она? Кто такая? Тут мне вторично пришлось одернуть себя. Так, чего доброго, додумаюсь до того, что завоплю: «Кто посмел посягнуть на святое?» Дело все-таки житейское. Рано или поздно это случилось бы, так что вначале разберемся и расставим все по своим местам. Девушка наверняка удивительно хороша собой, потешила я себя мыслью, раз мой сын остановил на ней свой выбор.
   Я наскоро простилась с Настей и поехала к себе на шестой.
   Славки дома не было. И у меня вообще сложилось такое впечатление, что за все время моего отсутствия он появлялся здесь лишь для того, чтобы поливать цветы на лоджии. Холодильник был пуст. Мусорное ведро девственно нетронуто. Все вещи в том же самом положении, что и на момент моего отъезда. Даже мои тапки у входной двери стоят так же, как я их всегда оставляю – перпендикулярно друг к другу. Пыль на мебели и на полу тоже как нельзя лучше свидетельствовала о том, что мой мальчик здесь бывал только короткими набегами.
   Оттащив пакеты в кухню, я прошлась еще раз по комнатам и двинула прямиком в ванную. Его зубной щетки не было. Так, значит, он живет у нее! Первый минус в ее адрес. Я была современным человеком, но прежде всего я была матерью взрослого сына, а это, как известно, обязывает...
   Неожиданно для самой себя я расплакалась.
   Ну что за дура, право слово! Парень, взрослый парень собрался жениться, а у меня трагедия. Нет, правильнее сказать, я оказалась неготовой к этому. Думалось, что наше с ним милое семейное счастьице будет протекать вечно. Что он никогда не посмеет бросить меня после всего, что нам пришлось пережить вместе. А он... А он даже щетку зубную забрал из дома!..
   Слезы полились пуще прежнего. Подобрав под себя пыльные ноги, я сидела на диване в гостиной, перебирала его детские фотографии и ревела белугой.
   Ну почему сейчас? Почему именно сейчас? Сейчас, когда мы с ним стали обладателями такого приличного состояния! Когда нашим неосуществимым мечтам наконец-то суждено было сбыться, он оставляет меня одну!
   А что, если?.. Очередная шальная мысль заставила меня похолодеть. А что, если эта девчонка какая-нибудь авантюристка, которой не терпится прописаться на нашей жилплощади и поживиться денежками, что свалились нам на голову как манна небесная? Славка, он же лопух, он может проговориться на второй минуте знакомства! И окрутить его сможет любая, у которой есть хитрость и внешние данные. В голове тут же замелькали образы обнаженных грудастых и длинноногих красоток с хриплыми сексуальными голосами. Устоять против таких хищниц просто невозможно. Сначала они годами крутят голыми задницами в каких-нибудь стриптиз-барах, а потом выбирают себе в жертвы таких вот пай-мальчиков, как мой Славка, и ловко охмуряют их. А потом, когда эти лохи окончательно созреют, заставляют их жениться на себе...
   Поток моих нездоровых фантазий был прерван телефонным звонком.
   – Слушаю, – просипела я в трубку, надеясь на то, что на том конце мое родное чадо.
   – Ревешь? – с пониманием хмыкнула Настя.
   Вот кого мне до полного счастья на хватало сейчас, так это ее! Мало ей было меня подобной новостью встретить, теперь еще в сочувствующие будет набиваться.
   – Чего тебе, Настя? – не вполне любезно отозвалась я, искренне надеясь на то, что та обидится и бросит трубку.
   Но Настя Горобцова была крепким орешком. Она соответственно ситуации вздохнула и печально констатировала:
   – Ревешь, значит. Ладно, не реви, сейчас поднимусь к тебе.
   Не дав мне опомниться, она дала отбой и уже три минуты спустя колошматила в мою дверь.
   – С дуба рухнула? – вспомнилось мне Славкино любимое изреченьице.
   – Держи, а то уроню! – Руки у Насти были под завязку заполнены тарелками, а под мышкой торчало горлышко бутылки.
   Я приняла пару тарелок и понуро поплелась за соседкой в кухню. Та мгновенно развила бурную деятельность, расставляя тарелки на обеденном столе, доставая рюмки и высокие бокалы под минералку, нарезая хлеб и выкладывая его в плетеную тарелку.
   – Ты ведь запиваешь? – уточнила она, кивая на водку.
   – Мне все равно, – я звучно хлюпнула носом. – Мне теперь уже все равно...
   – Ладно тебе, не раскисай, Шурик! – Настя зорко оглядела стол. – Надо было еще мясного рулетика прихватить.
   – Не нужно ничего. Садись и расскажи мне все, – я ухватила ее за полу ситцевого халата и подтолкнула к табуретке. – Расскажи, откуда тебе обо всем стало известно? И почему я – мать – узнаю это от посторонних?! Почему сам Славка... Господи, что я такого сделала?..
   Я снова заревела, а Настя, благополучно проглотив «посторонних», откупорила бутылку и наполнила рюмки.
   – Давай, Шурик, выпьем лучше.
   – Чем лучше-то?
   – Чем сидеть и хныкать! Эка невидаль, малый женится! Не сейчас, так потом... Все равно! Или ты его в холостяках хотела бы видеть?
   – Ну почему... нет, но...
   – Вот тебе и «но»! Выпьем!
   Мы выпили и принялись закусывать грибами, капустной солянкой с мясом и огромными котлетами, которые были размером с хорошую калошу. Угощать Настя любила и, к чести ее надо отметить, готовила вкусно. Поэтому к третьей стопке угощение на тарелках изрядно поредело.