Алла сидела ни жива ни мертва, вполуха слушая соседку. Она сразу поняла, о ком идет речь. Этого парнишку она мысленно окрестила Чебурашкой, еще когда меняла у него доллары.
А тетя Марина между тем продолжала:
— Сегодня тебя ведь на милицейской машине привезли, так?
— Так, — упавшим голосом подтвердила девушка.
— А он уже во дворе был! Только увидел машину, юркнул в соседний подъезд, только козырек от кепки торчит. Такие вот дела! Не иначе этот твой, — она замялась, — приказал ему следить за тобой!
— Да, дела! — протянула Алла. — Молодец, теть Марина! Ты настоящий друг! Если что еще увидишь, сразу рассказывай, хорошо?
— А как же, деточка? — от собственной значимости соседку аж распирало. — Я получше милиции все примечаю, только помалкиваю. Серега вон, дружок-то ваш вечный, — она подняла голову и посмотрела наверх.
— А что Серега? — Алла сразу насторожилась. — Кстати, теть Марин, ты не знаешь, где он может быть? Он мне так нужен, а я его нигде не могу найти.
Тетя Марина стала еще загадочнее:
— И не найдешь! Серега этот делами какими-то крутит. По ночам все шастает куда-то. А один знакомый мой, он на кладбище смотрителем работает, так вот этот мой знакомый говорит, что видел раза три Серегу на кладбище.
— Ну и что! Ему есть к кому туда ходить, — печально заметила Алла.
— Так-то оно так, только что ему там делать ночью? — торжественно закончила соседка.
— Ночью?! — ахнула Алла. — Вот это да!
— Вот и я об том же! И примечать стала: как на кладбище-то сходит ночью, так пропадает потом недели на две, а то и на месяц. Ох, чует мое сердце, неспроста это, неспроста!
Повздыхав и поохав еще минут десять, тетя Марина распрощалась с Алкой и ушла.
«Что же делать-то мне теперь? И уехать не смогу. Если они за каждым моим шагом следят, то я их прямо на Надежду и выведу. Нет! Это единственное мое пристанище. Нельзя! Там Стасик!» — Алка вконец расстроилась, тоска по сыну глодала сердце, да и встреча в баре не способствовала поднятию настроения.
«Разговаривал со мной, как с пустым местом! — с горечью думала она. — Я ведь ему ничего плохого не сделала! Так любила его, а он все перечеркнул!» Под конец своих рассуждений она не выдержала и расплакалась. Обрывочные воспоминания теснились в мозгу, тихие всхлипывания грозили перейти в настоящую истерику. Заставив себя подняться и пойти в ванную, решила не травить себя больше: «Реви не реви, прошлого не вернуть! — Алка достала благословенную пачку сигарет и закурила, попутно поставив чайник. — Надо что-то делать, а не жалеть себя и не сидеть, как мокрая курица!» — глубоко затягиваясь, ругала себя она.
Вдоволь напившись чаю и перемыв посуду, Алка уселась перед телевизором и погрузилась в размышления. Но сколько ни ломала голову, так ничего и не надумала. Слишком много всего произошло за эти дни, и события никак не хотели укладываться в логическую цепочку. «Чертовщина какая-то! И чего Сереге на кладбище делать, да еще ночью! — внезапная догадка, как вспышка молнии, озарила ее. — Черт, как же я сразу-то не догадалась! Надо завтра постараться отделаться от этого ушастика и наведаться туда».
Засыпая, Алка подумала: «А Владик все так же красив! Интересно, что он обо мне подумал, увидев? Я вроде бы неплохо сегодня выглядела. — Захихикала, переворачиваясь. — И как это у меня вырвалось про друзей за Амуром?»
А во сне Влад опять, как и прежде, любил ее. Он ласкал ее стройное тело своими умелыми руками, шептал слова, от которых кружилась голова. Все было прекрасно, как и раньше. Только теперь она не была уже той робкой, застенчивой девушкой, краснеющей от каждого его откровенного взгляда. Она теперь отвечала страстью на его страсть. Она металась по кровати и стонала, хватая ртом воздух и задыхаясь от желания, охватившего ее разгоряченное тело. «Люби меня, пожалуйста, люби меня!!!»— шептала она, комкая простыню руками. Целомудрие и бесстыдство переплелись в эту ночь, даря наслаждение им обоим.
Вдруг что-то загремело вдалеке, и Влад стал растворяться в воздухе, будто это был вовсе и не он, а призрак какой-то. «Пожалуйста, не уходи! Не бросай меня вновь! Я не могу без тебя!» — Алка кричала что есть мочи, пытаясь удержать видение, но оно становилось все призрачнее и призрачнее, пока не исчезло совсем. Что-то вновь загрохотало, и Алка проснулась.
Резко сев на кровати, долго не могла встряхнуться. Обхватив себя дрожащими руками, Алка подошла к окну. На улице вовсю полыхала весенняя гроза. «Вот что меня разбудило», — вяло подумала она, опуская штору.
Встав под прохладный душ, Алка размышляла: «Второй раз за неделю он снится. У него жена да наверняка и куча любовниц. А я с ним всю ночь любовью занималась. Забудь о нем!» Сама же прекрасно сознавала, что никто ей, кроме него, не нужен.
Сколько раз за эти годы одиночества приглашали ее на свидания! Ничто ее не прельщало. «А все потому, что в глубине души ты никогда не переставала любить его! Хотя знаешь, что, кроме горя, ничего он тебе не принесет!»
Ругая себя на чем свет стоит, Алка прошла на кухню, заварила чай и по привычке сняла трубку своего горе-телефона. Но друг ее детства упорно молчал.
Дождь за окном лил как из ведра. «Вот погодка-то. А я на кладбище собралась. Хотя, может, оно и к лучшему — некому будет глазеть на меня. От слежки еще отделаться надо, — Алка хохотнула. — Ну прямо агент 007, хотя мужик не дурак был и у него есть чему поучиться».
Натянув старенькие джинсы и кроссовки, убрав волосы под берет и застегнув куртку, она взялась за ручку двери и потянула ее на себя. То, что она увидела в следующий момент, заставило ее замереть от ужаса. Сердце, казалось, на мгновение остановилось, а после забилось в бешеном ритме. А потом она завизжала, пронзительно и тонко! Визжала, пока не начали хлопать двери соседей и кто-то не подхватил ее под руки и не оттащил в сторонку. Вокруг нее хлопотали какие-то женщины, вливали ей в рот горькое лекарство и все время гладили по голове и плечам, уговаривая успокоиться.
Но увиденное вновь и вновь вставало перед глазами: на лестничной площадке, упираясь головой в косяк ее двери, вверх лицом лежал лопоухий мальчишка. Вернее, труп, потому что горло его от уха до уха было перерезано. Лужа крови под ним показалась ей огромной. «Неужели в человеке так много крови? Почему у моей двери?! Ведь он мальчик совсем!» — мысли скакали как угорелые, тело сотрясала крупная дрожь. Алка не выдержала и разрыдалась.
Кто-то вызвал милицию, и опера, вполголоса переговариваясь, приступили к работе. Надо сказать, что работала опергруппа слаженно и четко — ни бестолковости, ни суеты. Первым делом опросили всех присутствующих, постепенно отсеивая тех, кто ничего толком не мог сказать. Тетя Марина была гвоздем программы, вещала обстоятельно, то и дело кивая в Алкину сторону. Труп упаковали и увезли, соседи разошлись по своим квартирам, и Алка осталась наедине с оперативниками и со своими страхами.
К ней пока никто не подходил — то ли из уважения к ее потрясению, то ли в память о том, что Колька, ее брат, когда-то был одним из них. Она сидела, сжавшись в комочек, в кухне на стуле, то и дело бросая взгляды на открытую дверь прихожей. Очерченный мелом силуэт да лужа крови — вот и все, что осталось от ушастого. Алка опять всхлипнула, отказываясь верить в происходящее. Кто-то наклонился над ней, заботливо взял за руку, нащупывая пульс:
— Как ты, Алк? — на нее с сочувствием смотрел Володька Самохин.
— Володь! Это что такое, а? — она уткнулась носом в его пальто и запричитала: — Он же ребенок совсем! Такая страшная смерть! Почему, когда милиция так нужна, ее никогда не оказывается рядом?!
Он достал платок и начал утирать ей лицо.
— Ты сейчас поедешь со мной, оставаться здесь одной тебе нельзя!
— Сейчас нельзя, а завтра что, можно будет, да? А завтра, может, меня вот так! — Алка заголосила: — Володя, я боюсь! Мне страшно!
— Алк, вставай. Поехали, — терпеливо уговаривал упирающуюся Аллу Володька, потом, чертыхнувшись, подхватил ее на руки и пошел к выходу.
Сдав ее в машине с рук на руки седоволосому врачу, Володька пошарил у нее в сумке:
— У тебя где ключи от квартиры, мне дверь закрыть нужно.
— Зачем, — она истерично захихикала. — Туда может войти кто захочет и когда захочет. Дверь — не препятствие для тех, кто может запросто перерезать горло человеку.
Последние слова она уже еле произносила, лязгая зубами.
— Ты давай, сделай все, что нужно, — обращаясь к врачу, озабоченно бросил Володька. Он нашел наконец ключи и пошел назад к подъезду.
Осторожно, словно она была фарфоровой статуэткой, врач снял с нее куртку, задрал рукав ее свитерка и перетянул руку жгутом.
— Давай, малышка, поработай ручкой, — он похлопал ее по руке и медленно ввел иглу в вену. — Так, умница! Сейчас еще один сделаем, и все в порядке.
Он вытащил шприц, оставив иголку в руке.
— Сейчас, потерпи немного!
Алла тупо следила за его манипуляциями. Володя вернулся, проводил врача к машине «Скорой помощи», взял у него какие-то лекарства, и они поехали. Долго петляли по улицам города, пока не подъехали к старенькому, покосившемуся домику.
— Это что за особняк? — равнодушно спросила она, сонно поводя глазами, — уколы начали наконец действовать.
— Спрятаться тебе нужно. Это ненадолго, — Володя протянул ей руку. — Пошли, малышка. Я тебя провожу.
— А я что, здесь одна буду жить? — она зябко поежилась. — Я одна боюсь! Тут кругом все как вымерли!
Пустынная улица служила подтверждением ее слов. Алка озиралась по сторонам и постепенно начала узнавать один из районов старого города. Строительство здесь не велось, властям нецелесообразно и дорого было подводить сюда коммуникации, поэтому район этот постепенно ветшал. Многие дома пустовали, кое-где виднелись заколоченные крест-накрест окна.
— Володя, да ты что? — Губы ее задрожали, из глаз опять брызнули слезы. — Тут же как в пустыне. Меня резать будут, а на помощь прийти некому.
— Сегодня в твоем доме убили человека. Населяют его, дом-то твой, как минимум человек пятьдесят. — Голос Володьки стал жестким, последние слова он почти прокричал: — Так вот, я спрашиваю: спасло это того паренька?!
Он устало потер глаза:
— Давай, Ал, не дури. Тебе придется набраться немного храбрости и потерпеть. Да и я буду заезжать.
Опустив плечи, Алла побрела за Володькой в дом. Он толкнул дверь, она открылась на удивление легко и без скрипа. Что предстало перед ней в комнате, заставило открыть рот от удивления. То, как был отделан и обставлен дом внутри, отвечало самым требовательным запросам. Но добил ее радиотелефон.
— Это что за пещера Али-Бабы? — плюхнувшись в широкое кожаное кресло, спросила Алка, тараща глаза по сторонам.
— Нравится? — Володька довольно улыбнулся. — Это у нас штаб-квартира! Об этом месте знают всего три человека, так что ты не сильно переживай.
— А кто эти трое?
— Двое находятся здесь, — он присел перед ней на корточки и потрепал за подбородок. — А третьего тебе знать не надо. Ничего не бойся, никуда не выходи! В доме есть все, что тебе нужно.
— А туалет? Он ведь на улице?
— Обижаешь! — он встал и, взяв ее за руку, повел знакомиться с временным пристанищем.
Домик был маленьким, но все в нем устроено так, что он мог бы стать приютом для нескольких человек — и не на один день. Холодильник был доверху загружен продуктами. Кухонные полки ломились от импортных упаковок с различными деликатесами. У Алки глаза разбегались от такого изобилия.
Были здесь и туалет, и душ. Выложенные кафелем помещения, правда, были мизерные, но, учитывая Алкины габариты, это мало ее волновало.
После получасовых инструкций Володька подошел к тумбе, на которой стоял телевизор, сунул руку в один из ящиков и извлек на свет божий пистолет:
— Это на всякий случай. Не пугайся, — успокоил он, увидев ее округлившиеся глаза. — Надеюсь, тебе не придется его применять. Не забыла еще как пользоваться?
— Нет, не забыла, — фыркнула Алка. — Как меня муштровали мои учителя, разве забудешь!
Володька довольно заухмылялся. Много слез пролила Алка, пока они с Колькой учили ее стрелять. Вывозили в старый отработанный карьер и начинали изводить ее инструкциями. Много раз, разозлившись на них, она бросала все и посылала их куда подальше. Но природное упрямство брало верх, и она снова и снова ездила с ними.
Попрощавшись с Володькой, Алка начала кружить по дому. Остановившись около телефона, долго думала, но потом не выдержала и набрала Надькин номер. Долго никто не подходил, наконец трубку сняли и она услышала родной голос сына:
— Але! Кто там? — он захихикал. — Мамочка, это ты?
— Я, милый мой! — горло сдавило. — Как ты там?
— Хорошо, — коверкая слова, малыш пустился в объяснения. Алка слушала, время от времени вставляя вопросы. Вдоволь наговорившись с матерью, Стасик передал трубку Надежде:
— Ну, рассказывай, мамуля дорогая! Как ты там? Видела его?
— Видела! — Алка всхлипнула. — Я для него — ничто, пустое место. Понимаешь? Он смотрел на меня как на пустое место!
— Ладно, не паникуй. Ты как хоть выглядела-то, что на тебе было надето?
— Да не в том дело! Неплохо я вроде выглядела, костюм на мне был. Тот, помнишь, один-единственный мой.
— А, тогда все в порядке. Ты в нем потрясно выглядишь, — довольно протянула Надежда. — Он же не слепой! Должен был увидеть, какая ты стала интересная женщина!
— Ага, да еще старее на пять лет, — не удержавшись, съязвила Алла. — А с ними малолетки были, знаешь, из той серии: ноги от ушей, груди из подмышек. Что я рядом с ними? Так, мышка серая!
— А ты не ревнуй, не ревнуй! — хохотнула Надька. — Все приедается! И что, действительно ничего в глазах-то его не промелькнуло?
— Промелькнуло! — Алка усмехнулась. — Ненависть лютая!
— Вот это да! — Надька ахнула. — Ну, мамуля дорогая! Это уже кое-что!
— Ага, кое-что! — возмутилась Алка. — Я его ненавидеть должна, а не он меня, поняла?!
— Поняла, — миролюбиво согласилась Надька. — Ты не отчаивайся, Ал! Ненависть — тоже чувство. До этого человека еще надо довести.
Алка задохнулась от возмущения:
— Я довела, да?! Ну, спасибо!
— Не кипятись ты. Я ж тебе сказала в тот раз — чем больше я обо всем думаю, тем больше у меня вопросов. Что-то тут не так! Очень многое не сходится. — Помолчав немного и посопев в трубку, она продолжила: — Ненависть, говоришь? Интересно! Очень даже интересно!
— Да ладно тебе Фрейда-то из себя строить! — фыркнула Алка. — Я просто не одна была, а с Володькой Самохиным, а он мент. Получается — враг его заклятый. Все просто, Надюш. Ты лучше расскажи, как там сына моего воспитываешь?
Разговор еще минут десять крутился вокруг Стасика.
Вдоволь наговорившись, подруги повесили трубки. Об утреннем происшествии Алка рассказывать не стала: зачем тревожить Надежду. Она вон и так как на иголках — переживает за нее.
Алла включила камин, поставила на плитку сковороду и начала готовить себе ужин, потому как день почти закончился — на улице заметно потемнело. За ужином Алла не переставала думать об одном и том же: «Кому нужна была смерть этого подростка? Кому надо было посылать его следить за мной?» Перемыв посуду и выключая свет на кухне, Алка вздохнула: «Права Надежда — чем больше я узнаю, тем больше неясного. А у нее чутье! Причем профессиональное, репортажи-то ее ох какие были!..» Приняв душ, девушка еще раз обошла весь дом, проверяя запоры на окнах и двери. Укутавшись в теплый махровый халат, найденный на одной из полок шкафа в спаленке, Алка задремала перед телевизором. Проснулась она как от толчка — под окнами кто-то ходил.
«Нет, мне показалось!» — Алка настороженно стала прислушиваться, но так больше ничего и не услышала. Взяв в руки пистолет и сняв его с предохранителя, девушка погасила свет и начала потихоньку, крадучись, обходить дом. Тишина кругом была оглушительной. «Совсем нервы сдают», — поежившись, Алка забралась под одеяло.
Кроватью служила широкая тахта, все спальные принадлежности она еще загодя нашла в кладовке. «Надо постараться успокоиться и уснуть — утро вечера мудренее!» Уже проваливаясь в сон, она подумала: «Если кто захочет со мной расправиться, то лучшего места не найти».
Молодая женщина спала. Свет луны падал из окна на ее лицо. Во сне оно было по-детски трогательным и беззащитным. Одна рука была закинута наверх, а вторая пряталась под подушкой.
Мужчина тихо стоял над спящей Аллой и, казалось, размышлял. Он усмехнулся про себя: «Что она, интересно, там прячет? Уж не пистолет ли? Можно подумать, она успеет пустить его в ход! Мне одной минуты достаточно, чтобы дотянуться до ее тонкой шейки!» Рука потянулась к ее лицу. Но он не сделал того, что собирался, а только осторожно провел пальцем по ее губам. Она судорожно вздохнула, что-то пробормотала и повернулась на бок. Одеяло съехало, открыв его взору стройные ноги. Он молча выругался про себя: «Надо убираться отсюда, пока я еще способен контролировать ситуацию!» Но не тронулся с места, а все смотрел и смотрел на нее. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он круто развернулся и вышел из комнаты.
Солнце светило вовсю, и за окном щебетали воробьи. «Чего они расчирикались? — потягиваясь, вяло подумала Алка. — Который сейчас час, интересно?» Поднеся руку с часами к глазам, она ахнула. Они показывали половину двенадцатого. Быстренько приняв душ и наскоро перекусив, Алка направилась к телефону. Набирая Володькин номер, обводила комнату глазами и только тут заметила то, на что прежде не обратила внимания. Следы!!! Следы от мужских ботинок! Они шли от входной двери и обрывались в спальне. «О боже!!! Кто здесь был ночью?» То, что следы не Володькины, она знала точно — после его ухода она все тщательно убрала. «Володечка! Ну возьми, пожалуйста, трубку!» — Алка чуть не плакала, покусывая губы. Но гудки один за другим уходили в пустоту. Ясно — Володьки на месте не было. Она заметалась по комнате — надо было что-то делать.
Решение всплыло само собой. Лихорадочно натягивая на себя одежду, она то и дело поглядывала на телефон, но никто ее сегодня не беспокоил. Алка невесело усмехнулась: «Если вы думаете, что я буду сидеть и ждать, когда меня тут прикончат, то вы, ребята, глубоко заблуждаетесь!»
Окинув напоследок комнату критическим взглядом, она вышла из дома. Как она и думала, вся земля под окнами и у входной двери была истоптана. «Значит, мне не показалось вчера!» Алка пошла, ускоряя шаг, к автобусной остановке.
Уже подъезжая к кладбищу, Алла поежилась: не любила она сюда ходить в одиночестве. Быстро вышагивая по дорожкам между могил, женщина то и дело оглядывалась. «Прямо как преступница какая-то! — невесело думалось ей. — У меня ведь здесь родители похоронены, а через две могилки от них — Колькина жена. Так что ничего странного в моем посещении нет!»
На кладбище в этот день было немноголюдно. У входа четверо мужиков копали могилу. Две одинокие старушки, взявшись под руки, не торопясь бродили от одной могилы к другой.
Место, где покоились Алкины родители, ничем не отличалось от многих других, разве только тем, что надгробье было большим, накрывшим сразу два холмика. Колька, правда, хотел все сделать по-другому. Но мастера как всегда что-то там напутали с размерами, и получилось: два памятника, а надгробие одно. Отделано оно было мраморной плиткой и выглядело вполне прилично. Колька сначала хотел возмутиться, но потом махнул рукой: а то сделают еще хуже.
Протирая носовым платком фотографии родителей, Алка зорко поглядывала по сторонам. Кругом никого не наблюдалось. Она быстро присела на корточки и, вздохнув и мысленно перекрестившись, приподняла одну из плиток.
Тайник этот Алла чисто случайно обнаружила два года назад. Перед каким-то церковным праздником она убиралась на могилке и отошла за водой для цветов, а когда возвращалась, то увидела Серегу. Он, как-то странно сгорбившись, присел у могилы и что-то рассовывал по карманам. У нее глаза полезли на лоб: что такого можно было там найти, чтобы унести с собой?! Все это он проделал быстро, тут же поднялся и, не поднимая головы, ушел. Зайдя за ограду, Алка начала вглядываться в мраморное надгробье. И только тут она заметила, что три плитки посередине лежат как-то не так. Вроде бы все как и прежде, только лежали они немного не так. Посторонний ни за что бы не догадался, но только не Алка.
После смерти родителей она часами просиживала здесь, тупо уставившись в одну точку, мысленно разговаривая с ними и молчаливо прося у них совета. За время этих посещений она до мельчайших деталей, до последней песчинки изучила последнее пристанище отца и матери. Поэтому она даже спросонья могла с точностью сказать: сколько плиточек уложено в длину, а сколько в ширину. Какой узор на каждой из них и как эти мраморные разводы, переплетаясь между собой, создавали единую картину.
В тот раз узор был нарушен. Алка осторожно приподняла одну и ахнула. Прямо под плиткой было полое пространство, очевидно, это был промежуток между могилами. Но не это поразило ее, а то, что это пространство аккуратно было выложено металлической фольгой. То, что это место служило для кого-то тайником, было очевидно.
Алка долго размышляла и решила Сереге ничего не говорить. В конце концов каждый человек имеет право на свои тайны. А то, что он выбрал тайником могилу ее родителей, не особенно удивляло. В наше время никому доверять нельзя. Банкам и сейфам — особенно. Первые банкротятся, вторые взламывают. Квартиру его жильем можно было назвать, обладая большим воображением, а уж чтобы спрятать там что-то ценное, и говорить не стоило.
Могила! А почему бы и нет? Мертвецам можно доверить любую тайну, они не продадут! Сереге она так ничего и не сказала, а потом и забыла вовсе. И если бы не тетя Марина, то и не вспомнила бы никогда.
Но вопреки ожиданиям тайник был пуст. Сколько она ни шарила, так ничего и не нашла. Уложив все на место, она пошла к выходу. Мысли одна тревожнее другой терзали ее всю дорогу.
Подъезжая к своей остановке, Алка решила не выходить, а проехать еще две — до Колькиной берлоги. Может, хоть сегодня застанет его дома. Алка тяжело вздохнула.
После смерти родителей он стал для нее опорой и надеждой во всем. Она ни разу не видела его злым или недовольным. Он всегда ей улыбался, старался утешить или побаловать чем-нибудь. Но после той роковой ночи, когда погибла Лариса, все круто изменилось. Николай замкнулся, ушел в себя. В Алкину сторону даже не смотрел, считая ее косвенной виновницей происшедшего. А потом запил… Будучи трезвым, обходил ее дом стороной, а пьяный приходил, плакал навзрыд, как ребенок, и начинал жаловаться на всех и вся. Выклянчив у сестры деньги, гладил дрожащей рукой ее по голове и уходил.
Алла вздохнула: что с нами делает жизнь! Как часто получается, что самый родной и близкий тебе человек вдруг, в одночасье, становится чужим, и сколько бы ты ни бился, ничего не меняется, а он отходит все дальше и дальше, и достучаться до его сердца невозможно. А потом полоса непонимания становится все шире и шире, постепенно превращаясь в пропасть, преодолеть которую ох как трудно! Сколько за это время Алла сделала попыток вернуть расположение брата, но натыкалась на стену молчания и непонимания. Колька никого к себе близко не подпускал: ни к своим мыслям, ни к своему сердцу. Она знала, что он по-прежнему любит ее, но болью своей делиться не собирался, да и ее печали взваливать на себя не спешил.
Автобус фыркнул и остановился как раз напротив дома, где жил брат. Окна его квартиры приветливо светились.
— Проходи, сестренка! Сейчас кушать будем, — суетливо помогая ей раздеться, Колька зачастил. — Я как раз о тебе вспоминал. У тебя там в доме какое-то ЧП. А тут ты еще пропала. Я тебя вчера весь день искал, волновался.
— Коль! Это ты или нет, а? — Алка в недоумении уставилась на брата.
Колька обиженно засопел:
— Ты что мне, чужой человек? Сначала находка твоя, потом эти крутые объявились… с любимым твоим, — последние слова он почти выплюнул. — Потом труп у твоей двери. Я тут весь на нервах! Где тебя носит? А может, ты мужика себе нашла?
— Ага! На фоне общих событий романтической истории как раз и не хватает, — Алка потянулась и зевнула. — Да я согласна каждый день попадать в подобные истории, лишь бы видеть тебя в добром здравии.
Увидев вытянувшееся Колькино лицо, она заулыбалась:
— Да шучу я, шучу! А вообще-то ужасно приятно видеть тебя трезвым и знать, что ты за меня волнуешься, — Алка потерлась о плечо брата и вздохнула. — А вчера меня Володька Самохин спрятал. Коль, а что покушать-то есть, у меня живот подводит.
Готовил Колька отменно. Сказалось то, что рано стал сестре за няньку. И сейчас, глядя на уплетающую за обе щеки Алку, самодовольно ухмылялся:
— Нравится?
— Угу! — с полным ртом протянула она, потом, прожевав, добавила: — Я всегда удивляюсь, как ты почти из ничего ухитряешься приготовить такую вкуснятину?
— Так для родного же человечка старался! — лаская взглядом сестру, обронил Колька. — Ты ешь получше! А то одни глазищи остались!
— А ты чего не ешь? — Алка замерла и подозрительно уставилась на брата. — Что, на сухую не лезет?
— Да ладно тебе, — Колька отмахнулся от нее. — Я как в тот раз ушел от тебя, так ни разу и не выпил. С Володькой встречался, долго разговаривал.
Он внимательно посмотрел на сестру:
— Кстати, Ал, а где Серега?
— Хотела бы я знать! — она от возмущения даже приподнялась на стуле. — И вещь у меня забрал и смылся!
— Да ладно тебе, не перегибай! — Колька потер шею. — Я боюсь, не случилось бы чего с ним.
— А что с ним может случиться-то? — Алка фыркнула. — Он ничего не находил.
В тот вечер они долго разговаривали, впервые за последние пять лет. Алка не могла поверить в происходящее. Разговор заходил обо всем, кроме одного: той ужасной ночи, которая перевернула всю их жизнь.
Даже про Стасика Колька спрашивал, чем удивил и ужасно обрадовал ее. Смеялся вместе с ней над его детскими шалостями, утверждая, что этим тот пошел в мать. Алка кинулась оспаривать, и кончилось тем, что они, как в детстве, начали кидаться подушками.
Много позже, глядя в темноту, Алка заплакала: она вдруг поняла, что вновь обрела брата. Уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить его, она вздрагивала от беззвучных рыданий.
— Малыш, ну ты чего? — на плечо ей легла рука брата. — Не надо, успокойся.
Алка, глотая слезы, прошептала:
— Коленька, миленький, если бы ты знал, как я скучала по тебе! По такому, какой ты сейчас! По такому, какой ты был всегда!
— Ну, плакса! — протянул Колька дрожащим голосом, гладя ее по голове. — Перестань, успокойся! Все хорошо!
Алка уставилась на него в темноте, пытаясь уловить выражение его лица:
— Колюнь! Ты ведь вправду любишь меня со Стасиком?! Ведь так?! — она опять заплакала.
— Ну а кого мне еще любить, по-твоему, дуреха! — Колька поцеловал ее в лоб. — Давай спать. Дни предстоят напряженные.
Потрепав ее взлохмаченные волосы, он продолжил:
— Я не хочу, чтобы ты влезала во все это дерьмо! Дело это еще хуже, чем я мог предположить!
— А откуда ты знаешь? — она попыталась приподняться, но он придержал ее за плечи.
— Спи, говорю! А то ремня получишь. Я ж тебе говорил, с Володькой долго разговаривал. Всех тонкостей он мне не открыл — не имеет права. Но кое-что пояснил. Дела плохи!
— Вот елки-палки! Мне и Серега говорил, что дело — дрянь!
Алка закуталась в одеяло и замурлыкала, как котенок:
— А я теперь ничего не боюсь, раз за меня горой такие мужики стоят.
— Ну, ты не очень-то расслабляйся, — ухмыльнулся в темноте Колька. — Все, что от тебя требуется: сидеть тихо и не высовываться. Поняла?
— Ага, — сонно пробормотала Алка…
Истинное значение его слов она поняла только утром.
Когда проснулась, брата уже и след простыл. Постель была аккуратной стопочкой сложена на кресле. Завтрак стоял на столе, накрытый полотенцем.
— Умничка! — напевая, Алка приняла душ и набросилась на завтрак.
Пока она ела, ее не отпускало предчувствие, что она упустила что-то. Но вот что — никак не могла понять. Убирая продукты в холодильник, поняла: ключи! Он вчера ничего не сказал про ключи! Алка бросилась к двери. Так и есть — она заперта!
А тетя Марина между тем продолжала:
— Сегодня тебя ведь на милицейской машине привезли, так?
— Так, — упавшим голосом подтвердила девушка.
— А он уже во дворе был! Только увидел машину, юркнул в соседний подъезд, только козырек от кепки торчит. Такие вот дела! Не иначе этот твой, — она замялась, — приказал ему следить за тобой!
— Да, дела! — протянула Алла. — Молодец, теть Марина! Ты настоящий друг! Если что еще увидишь, сразу рассказывай, хорошо?
— А как же, деточка? — от собственной значимости соседку аж распирало. — Я получше милиции все примечаю, только помалкиваю. Серега вон, дружок-то ваш вечный, — она подняла голову и посмотрела наверх.
— А что Серега? — Алла сразу насторожилась. — Кстати, теть Марин, ты не знаешь, где он может быть? Он мне так нужен, а я его нигде не могу найти.
Тетя Марина стала еще загадочнее:
— И не найдешь! Серега этот делами какими-то крутит. По ночам все шастает куда-то. А один знакомый мой, он на кладбище смотрителем работает, так вот этот мой знакомый говорит, что видел раза три Серегу на кладбище.
— Ну и что! Ему есть к кому туда ходить, — печально заметила Алла.
— Так-то оно так, только что ему там делать ночью? — торжественно закончила соседка.
— Ночью?! — ахнула Алла. — Вот это да!
— Вот и я об том же! И примечать стала: как на кладбище-то сходит ночью, так пропадает потом недели на две, а то и на месяц. Ох, чует мое сердце, неспроста это, неспроста!
Повздыхав и поохав еще минут десять, тетя Марина распрощалась с Алкой и ушла.
«Что же делать-то мне теперь? И уехать не смогу. Если они за каждым моим шагом следят, то я их прямо на Надежду и выведу. Нет! Это единственное мое пристанище. Нельзя! Там Стасик!» — Алка вконец расстроилась, тоска по сыну глодала сердце, да и встреча в баре не способствовала поднятию настроения.
«Разговаривал со мной, как с пустым местом! — с горечью думала она. — Я ведь ему ничего плохого не сделала! Так любила его, а он все перечеркнул!» Под конец своих рассуждений она не выдержала и расплакалась. Обрывочные воспоминания теснились в мозгу, тихие всхлипывания грозили перейти в настоящую истерику. Заставив себя подняться и пойти в ванную, решила не травить себя больше: «Реви не реви, прошлого не вернуть! — Алка достала благословенную пачку сигарет и закурила, попутно поставив чайник. — Надо что-то делать, а не жалеть себя и не сидеть, как мокрая курица!» — глубоко затягиваясь, ругала себя она.
Вдоволь напившись чаю и перемыв посуду, Алка уселась перед телевизором и погрузилась в размышления. Но сколько ни ломала голову, так ничего и не надумала. Слишком много всего произошло за эти дни, и события никак не хотели укладываться в логическую цепочку. «Чертовщина какая-то! И чего Сереге на кладбище делать, да еще ночью! — внезапная догадка, как вспышка молнии, озарила ее. — Черт, как же я сразу-то не догадалась! Надо завтра постараться отделаться от этого ушастика и наведаться туда».
Засыпая, Алка подумала: «А Владик все так же красив! Интересно, что он обо мне подумал, увидев? Я вроде бы неплохо сегодня выглядела. — Захихикала, переворачиваясь. — И как это у меня вырвалось про друзей за Амуром?»
А во сне Влад опять, как и прежде, любил ее. Он ласкал ее стройное тело своими умелыми руками, шептал слова, от которых кружилась голова. Все было прекрасно, как и раньше. Только теперь она не была уже той робкой, застенчивой девушкой, краснеющей от каждого его откровенного взгляда. Она теперь отвечала страстью на его страсть. Она металась по кровати и стонала, хватая ртом воздух и задыхаясь от желания, охватившего ее разгоряченное тело. «Люби меня, пожалуйста, люби меня!!!»— шептала она, комкая простыню руками. Целомудрие и бесстыдство переплелись в эту ночь, даря наслаждение им обоим.
Вдруг что-то загремело вдалеке, и Влад стал растворяться в воздухе, будто это был вовсе и не он, а призрак какой-то. «Пожалуйста, не уходи! Не бросай меня вновь! Я не могу без тебя!» — Алка кричала что есть мочи, пытаясь удержать видение, но оно становилось все призрачнее и призрачнее, пока не исчезло совсем. Что-то вновь загрохотало, и Алка проснулась.
Резко сев на кровати, долго не могла встряхнуться. Обхватив себя дрожащими руками, Алка подошла к окну. На улице вовсю полыхала весенняя гроза. «Вот что меня разбудило», — вяло подумала она, опуская штору.
Встав под прохладный душ, Алка размышляла: «Второй раз за неделю он снится. У него жена да наверняка и куча любовниц. А я с ним всю ночь любовью занималась. Забудь о нем!» Сама же прекрасно сознавала, что никто ей, кроме него, не нужен.
Сколько раз за эти годы одиночества приглашали ее на свидания! Ничто ее не прельщало. «А все потому, что в глубине души ты никогда не переставала любить его! Хотя знаешь, что, кроме горя, ничего он тебе не принесет!»
Ругая себя на чем свет стоит, Алка прошла на кухню, заварила чай и по привычке сняла трубку своего горе-телефона. Но друг ее детства упорно молчал.
Дождь за окном лил как из ведра. «Вот погодка-то. А я на кладбище собралась. Хотя, может, оно и к лучшему — некому будет глазеть на меня. От слежки еще отделаться надо, — Алка хохотнула. — Ну прямо агент 007, хотя мужик не дурак был и у него есть чему поучиться».
Натянув старенькие джинсы и кроссовки, убрав волосы под берет и застегнув куртку, она взялась за ручку двери и потянула ее на себя. То, что она увидела в следующий момент, заставило ее замереть от ужаса. Сердце, казалось, на мгновение остановилось, а после забилось в бешеном ритме. А потом она завизжала, пронзительно и тонко! Визжала, пока не начали хлопать двери соседей и кто-то не подхватил ее под руки и не оттащил в сторонку. Вокруг нее хлопотали какие-то женщины, вливали ей в рот горькое лекарство и все время гладили по голове и плечам, уговаривая успокоиться.
Но увиденное вновь и вновь вставало перед глазами: на лестничной площадке, упираясь головой в косяк ее двери, вверх лицом лежал лопоухий мальчишка. Вернее, труп, потому что горло его от уха до уха было перерезано. Лужа крови под ним показалась ей огромной. «Неужели в человеке так много крови? Почему у моей двери?! Ведь он мальчик совсем!» — мысли скакали как угорелые, тело сотрясала крупная дрожь. Алка не выдержала и разрыдалась.
Кто-то вызвал милицию, и опера, вполголоса переговариваясь, приступили к работе. Надо сказать, что работала опергруппа слаженно и четко — ни бестолковости, ни суеты. Первым делом опросили всех присутствующих, постепенно отсеивая тех, кто ничего толком не мог сказать. Тетя Марина была гвоздем программы, вещала обстоятельно, то и дело кивая в Алкину сторону. Труп упаковали и увезли, соседи разошлись по своим квартирам, и Алка осталась наедине с оперативниками и со своими страхами.
К ней пока никто не подходил — то ли из уважения к ее потрясению, то ли в память о том, что Колька, ее брат, когда-то был одним из них. Она сидела, сжавшись в комочек, в кухне на стуле, то и дело бросая взгляды на открытую дверь прихожей. Очерченный мелом силуэт да лужа крови — вот и все, что осталось от ушастого. Алка опять всхлипнула, отказываясь верить в происходящее. Кто-то наклонился над ней, заботливо взял за руку, нащупывая пульс:
— Как ты, Алк? — на нее с сочувствием смотрел Володька Самохин.
— Володь! Это что такое, а? — она уткнулась носом в его пальто и запричитала: — Он же ребенок совсем! Такая страшная смерть! Почему, когда милиция так нужна, ее никогда не оказывается рядом?!
Он достал платок и начал утирать ей лицо.
— Ты сейчас поедешь со мной, оставаться здесь одной тебе нельзя!
— Сейчас нельзя, а завтра что, можно будет, да? А завтра, может, меня вот так! — Алка заголосила: — Володя, я боюсь! Мне страшно!
— Алк, вставай. Поехали, — терпеливо уговаривал упирающуюся Аллу Володька, потом, чертыхнувшись, подхватил ее на руки и пошел к выходу.
Сдав ее в машине с рук на руки седоволосому врачу, Володька пошарил у нее в сумке:
— У тебя где ключи от квартиры, мне дверь закрыть нужно.
— Зачем, — она истерично захихикала. — Туда может войти кто захочет и когда захочет. Дверь — не препятствие для тех, кто может запросто перерезать горло человеку.
Последние слова она уже еле произносила, лязгая зубами.
— Ты давай, сделай все, что нужно, — обращаясь к врачу, озабоченно бросил Володька. Он нашел наконец ключи и пошел назад к подъезду.
Осторожно, словно она была фарфоровой статуэткой, врач снял с нее куртку, задрал рукав ее свитерка и перетянул руку жгутом.
— Давай, малышка, поработай ручкой, — он похлопал ее по руке и медленно ввел иглу в вену. — Так, умница! Сейчас еще один сделаем, и все в порядке.
Он вытащил шприц, оставив иголку в руке.
— Сейчас, потерпи немного!
Алла тупо следила за его манипуляциями. Володя вернулся, проводил врача к машине «Скорой помощи», взял у него какие-то лекарства, и они поехали. Долго петляли по улицам города, пока не подъехали к старенькому, покосившемуся домику.
— Это что за особняк? — равнодушно спросила она, сонно поводя глазами, — уколы начали наконец действовать.
— Спрятаться тебе нужно. Это ненадолго, — Володя протянул ей руку. — Пошли, малышка. Я тебя провожу.
— А я что, здесь одна буду жить? — она зябко поежилась. — Я одна боюсь! Тут кругом все как вымерли!
Пустынная улица служила подтверждением ее слов. Алка озиралась по сторонам и постепенно начала узнавать один из районов старого города. Строительство здесь не велось, властям нецелесообразно и дорого было подводить сюда коммуникации, поэтому район этот постепенно ветшал. Многие дома пустовали, кое-где виднелись заколоченные крест-накрест окна.
— Володя, да ты что? — Губы ее задрожали, из глаз опять брызнули слезы. — Тут же как в пустыне. Меня резать будут, а на помощь прийти некому.
— Сегодня в твоем доме убили человека. Населяют его, дом-то твой, как минимум человек пятьдесят. — Голос Володьки стал жестким, последние слова он почти прокричал: — Так вот, я спрашиваю: спасло это того паренька?!
Он устало потер глаза:
— Давай, Ал, не дури. Тебе придется набраться немного храбрости и потерпеть. Да и я буду заезжать.
Опустив плечи, Алла побрела за Володькой в дом. Он толкнул дверь, она открылась на удивление легко и без скрипа. Что предстало перед ней в комнате, заставило открыть рот от удивления. То, как был отделан и обставлен дом внутри, отвечало самым требовательным запросам. Но добил ее радиотелефон.
— Это что за пещера Али-Бабы? — плюхнувшись в широкое кожаное кресло, спросила Алка, тараща глаза по сторонам.
— Нравится? — Володька довольно улыбнулся. — Это у нас штаб-квартира! Об этом месте знают всего три человека, так что ты не сильно переживай.
— А кто эти трое?
— Двое находятся здесь, — он присел перед ней на корточки и потрепал за подбородок. — А третьего тебе знать не надо. Ничего не бойся, никуда не выходи! В доме есть все, что тебе нужно.
— А туалет? Он ведь на улице?
— Обижаешь! — он встал и, взяв ее за руку, повел знакомиться с временным пристанищем.
Домик был маленьким, но все в нем устроено так, что он мог бы стать приютом для нескольких человек — и не на один день. Холодильник был доверху загружен продуктами. Кухонные полки ломились от импортных упаковок с различными деликатесами. У Алки глаза разбегались от такого изобилия.
Были здесь и туалет, и душ. Выложенные кафелем помещения, правда, были мизерные, но, учитывая Алкины габариты, это мало ее волновало.
После получасовых инструкций Володька подошел к тумбе, на которой стоял телевизор, сунул руку в один из ящиков и извлек на свет божий пистолет:
— Это на всякий случай. Не пугайся, — успокоил он, увидев ее округлившиеся глаза. — Надеюсь, тебе не придется его применять. Не забыла еще как пользоваться?
— Нет, не забыла, — фыркнула Алка. — Как меня муштровали мои учителя, разве забудешь!
Володька довольно заухмылялся. Много слез пролила Алка, пока они с Колькой учили ее стрелять. Вывозили в старый отработанный карьер и начинали изводить ее инструкциями. Много раз, разозлившись на них, она бросала все и посылала их куда подальше. Но природное упрямство брало верх, и она снова и снова ездила с ними.
Попрощавшись с Володькой, Алка начала кружить по дому. Остановившись около телефона, долго думала, но потом не выдержала и набрала Надькин номер. Долго никто не подходил, наконец трубку сняли и она услышала родной голос сына:
— Але! Кто там? — он захихикал. — Мамочка, это ты?
— Я, милый мой! — горло сдавило. — Как ты там?
— Хорошо, — коверкая слова, малыш пустился в объяснения. Алка слушала, время от времени вставляя вопросы. Вдоволь наговорившись с матерью, Стасик передал трубку Надежде:
— Ну, рассказывай, мамуля дорогая! Как ты там? Видела его?
— Видела! — Алка всхлипнула. — Я для него — ничто, пустое место. Понимаешь? Он смотрел на меня как на пустое место!
— Ладно, не паникуй. Ты как хоть выглядела-то, что на тебе было надето?
— Да не в том дело! Неплохо я вроде выглядела, костюм на мне был. Тот, помнишь, один-единственный мой.
— А, тогда все в порядке. Ты в нем потрясно выглядишь, — довольно протянула Надежда. — Он же не слепой! Должен был увидеть, какая ты стала интересная женщина!
— Ага, да еще старее на пять лет, — не удержавшись, съязвила Алла. — А с ними малолетки были, знаешь, из той серии: ноги от ушей, груди из подмышек. Что я рядом с ними? Так, мышка серая!
— А ты не ревнуй, не ревнуй! — хохотнула Надька. — Все приедается! И что, действительно ничего в глазах-то его не промелькнуло?
— Промелькнуло! — Алка усмехнулась. — Ненависть лютая!
— Вот это да! — Надька ахнула. — Ну, мамуля дорогая! Это уже кое-что!
— Ага, кое-что! — возмутилась Алка. — Я его ненавидеть должна, а не он меня, поняла?!
— Поняла, — миролюбиво согласилась Надька. — Ты не отчаивайся, Ал! Ненависть — тоже чувство. До этого человека еще надо довести.
Алка задохнулась от возмущения:
— Я довела, да?! Ну, спасибо!
— Не кипятись ты. Я ж тебе сказала в тот раз — чем больше я обо всем думаю, тем больше у меня вопросов. Что-то тут не так! Очень многое не сходится. — Помолчав немного и посопев в трубку, она продолжила: — Ненависть, говоришь? Интересно! Очень даже интересно!
— Да ладно тебе Фрейда-то из себя строить! — фыркнула Алка. — Я просто не одна была, а с Володькой Самохиным, а он мент. Получается — враг его заклятый. Все просто, Надюш. Ты лучше расскажи, как там сына моего воспитываешь?
Разговор еще минут десять крутился вокруг Стасика.
Вдоволь наговорившись, подруги повесили трубки. Об утреннем происшествии Алка рассказывать не стала: зачем тревожить Надежду. Она вон и так как на иголках — переживает за нее.
Алла включила камин, поставила на плитку сковороду и начала готовить себе ужин, потому как день почти закончился — на улице заметно потемнело. За ужином Алла не переставала думать об одном и том же: «Кому нужна была смерть этого подростка? Кому надо было посылать его следить за мной?» Перемыв посуду и выключая свет на кухне, Алка вздохнула: «Права Надежда — чем больше я узнаю, тем больше неясного. А у нее чутье! Причем профессиональное, репортажи-то ее ох какие были!..» Приняв душ, девушка еще раз обошла весь дом, проверяя запоры на окнах и двери. Укутавшись в теплый махровый халат, найденный на одной из полок шкафа в спаленке, Алка задремала перед телевизором. Проснулась она как от толчка — под окнами кто-то ходил.
«Нет, мне показалось!» — Алка настороженно стала прислушиваться, но так больше ничего и не услышала. Взяв в руки пистолет и сняв его с предохранителя, девушка погасила свет и начала потихоньку, крадучись, обходить дом. Тишина кругом была оглушительной. «Совсем нервы сдают», — поежившись, Алка забралась под одеяло.
Кроватью служила широкая тахта, все спальные принадлежности она еще загодя нашла в кладовке. «Надо постараться успокоиться и уснуть — утро вечера мудренее!» Уже проваливаясь в сон, она подумала: «Если кто захочет со мной расправиться, то лучшего места не найти».
Молодая женщина спала. Свет луны падал из окна на ее лицо. Во сне оно было по-детски трогательным и беззащитным. Одна рука была закинута наверх, а вторая пряталась под подушкой.
Мужчина тихо стоял над спящей Аллой и, казалось, размышлял. Он усмехнулся про себя: «Что она, интересно, там прячет? Уж не пистолет ли? Можно подумать, она успеет пустить его в ход! Мне одной минуты достаточно, чтобы дотянуться до ее тонкой шейки!» Рука потянулась к ее лицу. Но он не сделал того, что собирался, а только осторожно провел пальцем по ее губам. Она судорожно вздохнула, что-то пробормотала и повернулась на бок. Одеяло съехало, открыв его взору стройные ноги. Он молча выругался про себя: «Надо убираться отсюда, пока я еще способен контролировать ситуацию!» Но не тронулся с места, а все смотрел и смотрел на нее. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он круто развернулся и вышел из комнаты.
Солнце светило вовсю, и за окном щебетали воробьи. «Чего они расчирикались? — потягиваясь, вяло подумала Алка. — Который сейчас час, интересно?» Поднеся руку с часами к глазам, она ахнула. Они показывали половину двенадцатого. Быстренько приняв душ и наскоро перекусив, Алка направилась к телефону. Набирая Володькин номер, обводила комнату глазами и только тут заметила то, на что прежде не обратила внимания. Следы!!! Следы от мужских ботинок! Они шли от входной двери и обрывались в спальне. «О боже!!! Кто здесь был ночью?» То, что следы не Володькины, она знала точно — после его ухода она все тщательно убрала. «Володечка! Ну возьми, пожалуйста, трубку!» — Алка чуть не плакала, покусывая губы. Но гудки один за другим уходили в пустоту. Ясно — Володьки на месте не было. Она заметалась по комнате — надо было что-то делать.
Решение всплыло само собой. Лихорадочно натягивая на себя одежду, она то и дело поглядывала на телефон, но никто ее сегодня не беспокоил. Алка невесело усмехнулась: «Если вы думаете, что я буду сидеть и ждать, когда меня тут прикончат, то вы, ребята, глубоко заблуждаетесь!»
Окинув напоследок комнату критическим взглядом, она вышла из дома. Как она и думала, вся земля под окнами и у входной двери была истоптана. «Значит, мне не показалось вчера!» Алка пошла, ускоряя шаг, к автобусной остановке.
Уже подъезжая к кладбищу, Алла поежилась: не любила она сюда ходить в одиночестве. Быстро вышагивая по дорожкам между могил, женщина то и дело оглядывалась. «Прямо как преступница какая-то! — невесело думалось ей. — У меня ведь здесь родители похоронены, а через две могилки от них — Колькина жена. Так что ничего странного в моем посещении нет!»
На кладбище в этот день было немноголюдно. У входа четверо мужиков копали могилу. Две одинокие старушки, взявшись под руки, не торопясь бродили от одной могилы к другой.
Место, где покоились Алкины родители, ничем не отличалось от многих других, разве только тем, что надгробье было большим, накрывшим сразу два холмика. Колька, правда, хотел все сделать по-другому. Но мастера как всегда что-то там напутали с размерами, и получилось: два памятника, а надгробие одно. Отделано оно было мраморной плиткой и выглядело вполне прилично. Колька сначала хотел возмутиться, но потом махнул рукой: а то сделают еще хуже.
Протирая носовым платком фотографии родителей, Алка зорко поглядывала по сторонам. Кругом никого не наблюдалось. Она быстро присела на корточки и, вздохнув и мысленно перекрестившись, приподняла одну из плиток.
Тайник этот Алла чисто случайно обнаружила два года назад. Перед каким-то церковным праздником она убиралась на могилке и отошла за водой для цветов, а когда возвращалась, то увидела Серегу. Он, как-то странно сгорбившись, присел у могилы и что-то рассовывал по карманам. У нее глаза полезли на лоб: что такого можно было там найти, чтобы унести с собой?! Все это он проделал быстро, тут же поднялся и, не поднимая головы, ушел. Зайдя за ограду, Алка начала вглядываться в мраморное надгробье. И только тут она заметила, что три плитки посередине лежат как-то не так. Вроде бы все как и прежде, только лежали они немного не так. Посторонний ни за что бы не догадался, но только не Алка.
После смерти родителей она часами просиживала здесь, тупо уставившись в одну точку, мысленно разговаривая с ними и молчаливо прося у них совета. За время этих посещений она до мельчайших деталей, до последней песчинки изучила последнее пристанище отца и матери. Поэтому она даже спросонья могла с точностью сказать: сколько плиточек уложено в длину, а сколько в ширину. Какой узор на каждой из них и как эти мраморные разводы, переплетаясь между собой, создавали единую картину.
В тот раз узор был нарушен. Алка осторожно приподняла одну и ахнула. Прямо под плиткой было полое пространство, очевидно, это был промежуток между могилами. Но не это поразило ее, а то, что это пространство аккуратно было выложено металлической фольгой. То, что это место служило для кого-то тайником, было очевидно.
Алка долго размышляла и решила Сереге ничего не говорить. В конце концов каждый человек имеет право на свои тайны. А то, что он выбрал тайником могилу ее родителей, не особенно удивляло. В наше время никому доверять нельзя. Банкам и сейфам — особенно. Первые банкротятся, вторые взламывают. Квартиру его жильем можно было назвать, обладая большим воображением, а уж чтобы спрятать там что-то ценное, и говорить не стоило.
Могила! А почему бы и нет? Мертвецам можно доверить любую тайну, они не продадут! Сереге она так ничего и не сказала, а потом и забыла вовсе. И если бы не тетя Марина, то и не вспомнила бы никогда.
Но вопреки ожиданиям тайник был пуст. Сколько она ни шарила, так ничего и не нашла. Уложив все на место, она пошла к выходу. Мысли одна тревожнее другой терзали ее всю дорогу.
Подъезжая к своей остановке, Алка решила не выходить, а проехать еще две — до Колькиной берлоги. Может, хоть сегодня застанет его дома. Алка тяжело вздохнула.
После смерти родителей он стал для нее опорой и надеждой во всем. Она ни разу не видела его злым или недовольным. Он всегда ей улыбался, старался утешить или побаловать чем-нибудь. Но после той роковой ночи, когда погибла Лариса, все круто изменилось. Николай замкнулся, ушел в себя. В Алкину сторону даже не смотрел, считая ее косвенной виновницей происшедшего. А потом запил… Будучи трезвым, обходил ее дом стороной, а пьяный приходил, плакал навзрыд, как ребенок, и начинал жаловаться на всех и вся. Выклянчив у сестры деньги, гладил дрожащей рукой ее по голове и уходил.
Алла вздохнула: что с нами делает жизнь! Как часто получается, что самый родной и близкий тебе человек вдруг, в одночасье, становится чужим, и сколько бы ты ни бился, ничего не меняется, а он отходит все дальше и дальше, и достучаться до его сердца невозможно. А потом полоса непонимания становится все шире и шире, постепенно превращаясь в пропасть, преодолеть которую ох как трудно! Сколько за это время Алла сделала попыток вернуть расположение брата, но натыкалась на стену молчания и непонимания. Колька никого к себе близко не подпускал: ни к своим мыслям, ни к своему сердцу. Она знала, что он по-прежнему любит ее, но болью своей делиться не собирался, да и ее печали взваливать на себя не спешил.
Автобус фыркнул и остановился как раз напротив дома, где жил брат. Окна его квартиры приветливо светились.
— Проходи, сестренка! Сейчас кушать будем, — суетливо помогая ей раздеться, Колька зачастил. — Я как раз о тебе вспоминал. У тебя там в доме какое-то ЧП. А тут ты еще пропала. Я тебя вчера весь день искал, волновался.
— Коль! Это ты или нет, а? — Алка в недоумении уставилась на брата.
Колька обиженно засопел:
— Ты что мне, чужой человек? Сначала находка твоя, потом эти крутые объявились… с любимым твоим, — последние слова он почти выплюнул. — Потом труп у твоей двери. Я тут весь на нервах! Где тебя носит? А может, ты мужика себе нашла?
— Ага! На фоне общих событий романтической истории как раз и не хватает, — Алка потянулась и зевнула. — Да я согласна каждый день попадать в подобные истории, лишь бы видеть тебя в добром здравии.
Увидев вытянувшееся Колькино лицо, она заулыбалась:
— Да шучу я, шучу! А вообще-то ужасно приятно видеть тебя трезвым и знать, что ты за меня волнуешься, — Алка потерлась о плечо брата и вздохнула. — А вчера меня Володька Самохин спрятал. Коль, а что покушать-то есть, у меня живот подводит.
Готовил Колька отменно. Сказалось то, что рано стал сестре за няньку. И сейчас, глядя на уплетающую за обе щеки Алку, самодовольно ухмылялся:
— Нравится?
— Угу! — с полным ртом протянула она, потом, прожевав, добавила: — Я всегда удивляюсь, как ты почти из ничего ухитряешься приготовить такую вкуснятину?
— Так для родного же человечка старался! — лаская взглядом сестру, обронил Колька. — Ты ешь получше! А то одни глазищи остались!
— А ты чего не ешь? — Алка замерла и подозрительно уставилась на брата. — Что, на сухую не лезет?
— Да ладно тебе, — Колька отмахнулся от нее. — Я как в тот раз ушел от тебя, так ни разу и не выпил. С Володькой встречался, долго разговаривал.
Он внимательно посмотрел на сестру:
— Кстати, Ал, а где Серега?
— Хотела бы я знать! — она от возмущения даже приподнялась на стуле. — И вещь у меня забрал и смылся!
— Да ладно тебе, не перегибай! — Колька потер шею. — Я боюсь, не случилось бы чего с ним.
— А что с ним может случиться-то? — Алка фыркнула. — Он ничего не находил.
В тот вечер они долго разговаривали, впервые за последние пять лет. Алка не могла поверить в происходящее. Разговор заходил обо всем, кроме одного: той ужасной ночи, которая перевернула всю их жизнь.
Даже про Стасика Колька спрашивал, чем удивил и ужасно обрадовал ее. Смеялся вместе с ней над его детскими шалостями, утверждая, что этим тот пошел в мать. Алка кинулась оспаривать, и кончилось тем, что они, как в детстве, начали кидаться подушками.
Много позже, глядя в темноту, Алка заплакала: она вдруг поняла, что вновь обрела брата. Уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить его, она вздрагивала от беззвучных рыданий.
— Малыш, ну ты чего? — на плечо ей легла рука брата. — Не надо, успокойся.
Алка, глотая слезы, прошептала:
— Коленька, миленький, если бы ты знал, как я скучала по тебе! По такому, какой ты сейчас! По такому, какой ты был всегда!
— Ну, плакса! — протянул Колька дрожащим голосом, гладя ее по голове. — Перестань, успокойся! Все хорошо!
Алка уставилась на него в темноте, пытаясь уловить выражение его лица:
— Колюнь! Ты ведь вправду любишь меня со Стасиком?! Ведь так?! — она опять заплакала.
— Ну а кого мне еще любить, по-твоему, дуреха! — Колька поцеловал ее в лоб. — Давай спать. Дни предстоят напряженные.
Потрепав ее взлохмаченные волосы, он продолжил:
— Я не хочу, чтобы ты влезала во все это дерьмо! Дело это еще хуже, чем я мог предположить!
— А откуда ты знаешь? — она попыталась приподняться, но он придержал ее за плечи.
— Спи, говорю! А то ремня получишь. Я ж тебе говорил, с Володькой долго разговаривал. Всех тонкостей он мне не открыл — не имеет права. Но кое-что пояснил. Дела плохи!
— Вот елки-палки! Мне и Серега говорил, что дело — дрянь!
Алка закуталась в одеяло и замурлыкала, как котенок:
— А я теперь ничего не боюсь, раз за меня горой такие мужики стоят.
— Ну, ты не очень-то расслабляйся, — ухмыльнулся в темноте Колька. — Все, что от тебя требуется: сидеть тихо и не высовываться. Поняла?
— Ага, — сонно пробормотала Алка…
Истинное значение его слов она поняла только утром.
Когда проснулась, брата уже и след простыл. Постель была аккуратной стопочкой сложена на кресле. Завтрак стоял на столе, накрытый полотенцем.
— Умничка! — напевая, Алка приняла душ и набросилась на завтрак.
Пока она ела, ее не отпускало предчувствие, что она упустила что-то. Но вот что — никак не могла понять. Убирая продукты в холодильник, поняла: ключи! Он вчера ничего не сказал про ключи! Алка бросилась к двери. Так и есть — она заперта!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента