Романова Галина Владимировна. Встретимся в другой жизни

Галина РОМАНОВА
ВСТРЕТИМСЯ В ДРУГОЙ ЖИЗНИ

* * *

   Димка ее ненавидел! Это явственно читалось в каждом косом взгляде, брошенном в ее сторону, в каждом повороте его головы.
   Все попытки наладить контакт пресекались мгновенно. Он презрительно фыркал, капризно кривил пухлые губы и едва не сплевывал. Последнему мешало воспитание, заложенное его родителями с раннего детства. За что она их мысленно не раз возблагодарила.
   Следует пояснить, что Димка — ее пасынок. Стал он им совсем недавно, и это ужасно его раздражало, если не сказать больше…
   Лика вошла в их дом всего три месяца назад. Влюбившись в Димкиного отца если не с первого, то со второго взгляда уж точно, она была полна самых радужных надежд на счастье под крышей этого дома.
   Но все ее благие намерения рассыпались в прах под натиском ужасающей реальности. И эта реальность сидела сейчас напротив нее и с брезгливой гримасой ковыряла вилкой в завтраке, который она два часа усердно готовила перед этим.
   — Дима, тебе не нравится? — Ее вопрос прозвучал глупо, но не задать его было нельзя.
   — Как тебе сказать… — оттолкнув тарелку, вяло пожал он плечами. — Если может нравиться мороженая брюква, сваренная в помоях, то завтрак просто отличный.
   Он удовлетворенно заухмылялся, видя, как задрожал ее подбородок, швырнул тарелку в раковину и, посвистывая, ушел к себе в комнату. Пустыми глазами глядя ему вслед. Лика послала свою тарелку следом и поставила на огонь турку с водой.
   Если что ей и удавалось, так это кофе. Этого даже Димка не мог оспаривать. Глубоко затянувшись сигаретным дымом, она мысленно уговаривала себя не расстраиваться и старательно начала отсчитывать парные числа. Это, как всегда, сработало — ей стало лучше.
   Ее кофе курился ароматом в чашке, когда зазвонил телефон. Подойти к нему ей не дали. Димка ястребом метнулся из своей комнаты, схватил трубку и опять скрылся за дверью.
   Ей ничего не оставалось делать, как подслушивать. Приложив ухо к замочной скважине, она изо всех сил напрягала слух, но, кроме обиженного “Ну папа!”, ничего не услышала.
   Его папа, ее муж то есть, звонил из Вены, где заключал ряд контрактов на разработку новых компьютерных программ. Звонил он почти каждый день, но переговорить с ним ей удалось раза два. Все остальное время ее новоявленный сыночек нагло врал отцу, что ее нет дома.
   Когда же она задавала вопрос о том, кто это звонил, он изумленно округлял глаза:
   — Ты дома? Ну надо же, как обидно! Папа звонил, тебя спрашивал, а я сказал, что ты ушла…
   — Как я могла уйти, Дима? — стараясь говорить спокойно, говорила Лика. — Ты же только что, буквально пять минут назад, видел меня в кухне!..
   — Подумать только — пять минут! — продолжал издеваться он. — Ты не можешь себе представить, что происходит за пять минут в мире!..
   Далее шли философские рассуждения с приведением статистических данных о событиях в мире за истекшие пять минут.
   Кончалось это обычно театральным всплескиванием рук и сокрушенным покачиванием головы, глаза же его при этом удовлетворенно поблескивали.
   Сегодня, сама того не желая, она дала ему в руки еще один козырь для атаки презрением.
   Дело в том, что, подслушивая, Лика так увлеклась, что упустила момент окончания разговора. Дверь резко распахнулась, и она кубарем полетела к Димкиным ногам.
   Саркастический смех, которым сопровождалось падение, еще долго звучал в ее ушах. Закрывшись в своей спальне, изо всех сил сжимая руками виски, Лика принялась мерить шагами открытое пространство.
   Ситуация была тупиковая. Общение с этим монстром в обличье шестнадцатилетнего подростка окончательно переставало ей нравиться. Терпению ее подходил конец. Все усугублялось полной оторванностью от мужа.
   До его отъезда, а произошло это два месяца спустя после их свадьбы, она совершенно не замечала туч ненависти, сгущающихся над ее головой. Но как только его лайнер взметнулся со взлетной полосы, все и началось…
   Робкий стук в дверь прервал ее метания.
   — Анжелика Владимировна! Будьте добры, уделите мне несколько минут вашего внимания, — пропел этот паршивец из-за двери.
   — Входи, — обреченно вздохнула Лика, внутренне собираясь для новой атаки.
   — Спасибо. — Он плюхнулся в кресло у окна, заложив ногу за ногу.
   — Ну, и… — затянулась она новой сигаретой; — Учти, время — деньги.
   — Вот это деловой подход, — неожиданно обрадовался Димка. — Дело в том, что у меня есть к вам предложение…
   Несколько минут он выдерживал паузу, пристально разглядывая ее в упор.
   — Я слушаю, слушаю, — взмах рукой оставил серпантин из дыма.
   Как говорится, предчувствие ее не обмануло — следующая фраза сразила Лику буквально наповал.
   — Сколько денег вам нужно, чтобы оставить моего отца?
   — Что-о-о?! — Поперхнувшись, она уставилась на Димку, как на умалишенного.
   — Вопрос был задан конкретный, хотелось бы получить такой же ответ, — сложив длинные пальцы домиком, пояснил он.
   — Димка!.. — буквально простонала Лика. — Почему ты не веришь, что я люблю твоего отца? Почему?!
   — Это не может быть правдой, — отчеканил он. — Между вами разница почти в пятнадцать лет.
   — Ну и что?!
   — К тому же все произошло слишком быстро! Слишком! Вы поженились через месяц после знакомства.
   — Через два…
   — Пусть так, все равно это слишком маленький срок для того, чтобы вступать в брак.
   — А сколько, по-твоему, надо? — пружина раздражения потихоньку начала сжиматься в ее душе.
   — Я не знаю точно, — рубанул он рукой воздух. — Но уж во всяком случае не месяц.
   — Два..
   — Два месяца тоже не срок для того, чтобы влюбиться…
   — У тебя такие глубокие познания в этом вопросе? — Ее приподнявшаяся бровь, олицетворяющая иронию, лишила его последнего самообладания.
   — Ты… ты знаешь, кто ты?.. — заверещал Димка.
   — Кто?
   — Ты длинноногая, грудастая шлюха!.. Ты о чем думала?! Что захомутаешь дурачка-очкарика и будешь жить себе припеваючи за его счет?! Да?!
   — Ну, во-первых, я не считаю твоего отца дурачком. — Последовала пауза, затем ее начинающий звенеть от напряжения голос продолжил:
   — Во-вторых, если мне не изменяет память, стремление захомутать исходило как раз от твоего отца…
   — Да?! А кто задом перед ним вертел?! — перебил он. — Ты посмотри, во что ты одеваешься! Ты же ходишь почти голая!
   — Мне можно продолжить? — спросила она, выпуская дым в потолок. — В-третьих, мне всегда нравились очкарики. А в-четвертых, деньги для меня — ничто!
   — Можно подумать! — недоверчиво фыр-кнул он. — Ты же наслаждаешься всем этим комфортом.
   Недоуменно поглядев по сторонам, она невольно заулыбалась:
   — Ты считаешь, что все, находящееся здесь, — предел моих мечтаний? Будь моя воля — я бы все здесь переделала…
   Вот этого говорить не следовало, потому что Димка подскочил с кресла и, подлетев, зашипел ей в лицо:
   — Только попробуй! Только попробуй тронь здесь что-нибудь! Я не знаю, что с тобой сделаю!
   — Что?..
   — Увидишь! — Он пошел к двери, на ходу обернулся и добавил:
   — Ты пожалеешь, если тронешь хотя бы одну вещь, принадлежавшую моей матери!
   Дверь ударилась о косяк, грозя сорваться с петель.
   Ноги заскользили по ковру, устраивая поудобнее ее бренное тело. Сигарета давно потухла, но вновь прикуривать было лень.
   Голова ее начала клониться к коленям, в носу противно защипало — близился слезный шквал. Противостоять ему не было сил, поэтому Лика тихонько улеглась на пол и заплакала.
   Но, видимо, такой привилегии она тоже лишалась, потому что дверь вновь распахнулась, и ее пасынок возник на пороге с самой милой улыбкой на устах:
   — Я совершенно упустил из виду одну вещь — завтра приезжает папа… Думаю, нет необходимости посвящать его в детали нашего времяпрепровождения в его отсутствие.
   — Боишься? — Помимо боли вопрос прозвучал ехидно.
   — Нет, просто не хочу его огорчать. Ты же знаешь, что после смерти мамы у него проблемы с сердцем.
   — Вовремя ты это вспомнил…
   — Застучишь, значит? — прищурился Димка.
   — Не знаю, не знаю… — Она приподнялась и, подойдя к нему вплотную, взяла его за подбородок. — Как будешь себя вести…
   — Ничего ты не скажешь, — уворачиваясь, убежденно заявил он.
   — Откуда такая уверенность?
   — Тогда я застучу тебя! — И, видя ее недоуменный взгляд, продолжил:
   — Не думаю, что ему будет приятно узнать о твоих телефонных переговорах с каким-то Григорием! Кстати, а что за Григорий? Часом не Распутин?
   Димка захохотал в полное горло и выпорхнул из комнаты. Лике ничего не оставалось делать, как смотреть, позеленев от злости, ему вслед и призывать на помощь все свое самообладание.
   Этот стервец действительно мог наговорить о ней Олегу. И что самое печальное — она не смогла бы объяснить ему, кто такой Григорий. Тот был частью ее прошлого. Куда она не допускала никого!..

* * *

   Звонкая пощечина разбудила ее среди ночи. Недоуменно тараща глаза, Лика пыталась рассмотреть что-нибудь в полумраке комнаты.
   — Опять школу прогуляла, стерва?! — пьяный голос матери разбудил ее окончательно.
   — Мама, ты хотя бы знаешь — который сейчас час? — сонно пробормотала она, пытаясь натянуть одеяло.
   — Меня это не… — грязно выругалась она, потрясая всклокоченными волосами:
   — Где ты была весь день? Где?..
   Ее руки метнулись к одеялу, сдирая его с дочери.
   — Мама, перестань, — умоляла Лика.
   — Я тебе сейчас перестану, — не унималась мать. — Учительница приходила. А ты, дрянь, опять меня опозорила.
   Наконец до нее дошло…
   Нина Николаевна, очевидно, имела неосторожность явиться в тот момент, когда ее благословенные родители только-только расположились за столом. Целый строй разнообразных бутылок вряд ли способствовал тому, что она прониклась уважением к ее предкам.
   Мать, разумеется, сей факт не оставил равнодушной. Она сильно бушевала до того, как Лика вернулась домой, но была настолько поглощена застольем, что приход дочери прошел незамеченным.
   Осторожно проскользнув в свою комнату, Лика накинула крючок на дверь и, быстренько раздевшись, нырнула в кровать.
   Крючок, разумеется, был защитой ненадежной и сейчас болтался на одном полувывернутом шурупе.
   — Я жду ответа, — не выпуская из рук одеяла, напомнила мать. — Или ты ответишь, или…
   — Или что?! — завелась с полоборота Лика. — Милицию позовешь?! Она тебя первой и загребет.
   — Ива-ан! — заорала мать. — Иди сюда!.. Отчим возник в дверном проеме мгновенно. Закралось подозрение, что все это время он подслушивал за дверью и наслаждался ситуацией.
   — Что происходит? — Пьяно поводя глазами, обнял он мать за плечи. — Ларочка, не нервничай!.. Я давно говорил тебе, что этой маленькой стерве нужен хлыст…
   — Заткнись! — вскинулась Лика. — Только тронь попробуй…
   — И трону! — навис он бесформенной глыбой над ней. — Еще как трону!..
   То ли матери не понравился его взгляд, блуждающий по голым плечам дочки, то ли проснулся давно задремавший инстинкт, но она начала потихоньку теснить отчима к выходу.
   Уже стоя на пороге, погрозила дочери кулаком и пообещала:
   — Еще раз прогуляешь — убью!.. Дверь с шумом захлопнулась.
   — Еще как прогуляю! Черта с два я туда пойду! — мрачно пообещала ей вслед Лика и тяжело вздохнула — тучи над ее головой начали сгущаться основательно.
   В школу она не ходила уже две недели по одной простой причине — ей не в чем было туда ходить. Не то чтоб она была совсем раздета, но тот прикид, который имелся, ее совсем не устраивал. Все усугублялось еще и тем, что паренек, за которым она пошла бы и в огонь и в воду, ничем, кроме презрения, ее не одаривал.
   Добило Лику то, что как-то после урока физкультуры он сказал своему приятелю, кивнув в ее сторону:
   — Слышь, Витек, а Анжелка неплохая телка… Помыть вот только да приодеть…
   Их отвратительный смех больно ударил по ее юному самолюбию. Глотая злые слезы и высыпая учебники в мусорную кучу на заднем дворе школы, она решила, что с карьерой школьницы покончено.
   Мать о ее решении не знала, да и не старалась узнать. Временные промежутки между запоями становились все короче и короче и сопровождались вспышками беспричинной злобы или тоски. Потом добрый Ванечка, раздобывший неизвестно откуда денег, приносил в дом водку, и жизнь сразу налаживалась.
   На Лику до недавнего времени почти не обращали внимания. Но сегодня, видимо, что-то произошло, раз мать решила заняться ее воспитанием, и не когда-нибудь, а в три часа ночи.
   Прислушиваясь к пьяным выкрикам на кухне, Лика осторожно вылезла из-под одеяла и на цыпочках пробралась к двери. Голые половицы неприятно холодили босые ступни. Взявшись за угол письменного стола, стараясь производить как можно меньше шума, она подтащила его и уперла одним боком в дверь.
   — Вот так… Попробуй теперь зайди! — отразился эхом от пустых стен комнаты ее громкий шепот.
   Тоскливо глядя по сторонам, она опустилась на краешек стола и задумалась. Жизнь ее являла собой картину безрадостную, и чем больше она размышляла, тем безрадостнее казалось ей будущее.
   Ее отец, попав пять лет назад в автомобильную катастрофу, оставил после себя кучу долгов. Кредиторы, как их называла ее мать, стучались в их дверь с утра до вечера, с каждым новым визитом освобождая квартиру от мебели. Один из этих визитеров однажды остался у них на ночь, и мебель из дома пропадать перестала. Зато начала пропадать мать…
   С вечера ткнув ее в щеку накрашенными губами, пахнув на прощание легким ароматом духов, она хлопала дверью и исчезала до утра.
   Прижимая к груди мягкую игрушку, очередной подарок матери, девочка свято верила, что жизнь их скоро наладится и все будет хорошо.
   Но хорошо не стало…

* * *

   Однажды, придя из школы, она обнаружила в комнате троицу здоровенных детин, которые методично хлестали мать по щекам, требуя вернуть какие-то деньги. Чем все это закончилось, она так и не узнала — ее бесцеремонно выставили за дверь, но с этого дня мать пропадать перестала.
   Она сидела на кухне, тупо уставившись в окно, и курила сигарету за сигаретой. На присутствие дочери перестала реагировать вовсе. Лишь в конце каждой четверти, подписывая дневник, она с нескрываемой злобой роняла:
   — Ишь ты, отличница!.. Вся в папашу своего премудрого.
   — А чем был плох отец? — слабо пыталась возразить Лика. — Все-таки два высших образования…
   — Он лучше бы денег после себя оставил, академик!.. — визжала мать. — Что мне с его дипломов?.. Он вон издох, а я одна осталась…
   Но одна она оставалась, как правило, недолго. Череда отчимов сменяла друг друга, как времена года за окном. Лика уже давно потеряла счет их именам, отчествам и годам рождения.
   Последний — Ванечка, как нежно называла его мать, — задержался чуть дольше других.
   Ей он был особенно неприятен. Это объяснялось тем, что в отличие от остальных он уделял ей более пристальное внимание. И внимание это не было продиктовано заботой о ней, а скорее наоборот…
   Страсти на кухне между тем разгорались. Звон битой посуды чередовался с пьяными криками изрядно подгулявших родителей.
   — Когда все это кончится?! — помимо воли ее глаза наполнились слезами: день грядущий ничем не мог отличаться от дня ушедшего.
   Вернувшись в постель. Лика уткнулась лицом в тощую подушку и разревелась. Слезы не принесли облегчения, лишь добавили головной боли и душевных терзаний, с чем она и уснула.
   Утро следующего дня было воскресным, поэтому вставать и изображать сборы в школу не было необходимости.
   Потянувшись, девушка отбросила одеяло и подставила свое тело ласковому майскому солнцу. Лучи его беспрепятственно проникали в комнату и заливали своим нежным светом ее жилище, немного скрашивая убогость и унылость обстановки.
   Громкий стук входной двери окончательно ее разбудил.
   "Так… начинается, — мысленно простонала она. — Похмелье — дело тонкое, поэтому нужно сваливать, пока не поздно”.
   Осторожно выглянув в окно, она увидела, как мать быстрыми шагами удаляется в направлении центральному универмагу. Обвешанная с двух сторон сумками с пустыми бутылками, она обошла стороной скамейку с дежурными старушками, неодобрительно смотрящими ей вслед, и исчезла за углом соседнего дома.
   Печальные размышления Лики были прерваны осторожным стуком в дверь:
   — Анжела, ты спишь?
   Первым порывом было не отзываться, но отчим был упрямой скотиной. Поэтому он повторил свой вопрос, сопровождая его уже более уверенным подергиванием за дверную ручку.
   — Чего тебе надо?
   — Поговорить. Ведь у тебя проблемы, а я могу помочь.
   — Пошел ты… — Ее тон мог убедить в неприветливости кого угодно, но только не его.
   — Будь хорошей девочкой, открой мне дверь, — не унимался он.
   — Я сказала, отвали. Дождешься — матери расскажу.
   — Мать ушла, придет не скоро, — продолжал скулить он под дверью.
   Взгляд Лики лихорадочно забегал в поисках вещей, которые, как всегда, были разбросаны в беспорядке по всей комнате.
   — Анжелочка, открой, — хрипло потребовал отчим, налегая на дверь.
   Ничего ему не отвечая, она принялась лихорадочно натягивать на себя белье. Очевидно, шорох одежды пробудил его и без того воспаленное воображение, потому что стол под напором его грузного тела пополз в сторону, и она предстала перед отчимом во всем своем семнадцатилетнем великолепии.
   — Ух ты!.. — выдохнул он, обшаривая ее взглядом. — Хороша-то ты, Анжелка!
   — Убирайся отсюда! — взвизгнула она, пытаясь прикрыться руками.
   — Ладно, не шуми. Выпьем давай, я тут одну бутылку от твоей мамаши заныкал, — он извлек из-за спины бутылку “Кагора”. — Посидим, потолкуем.
   С этими словами он по-хозяйски развалился на стуле, преграждая ей путь к двери.
   — Слушай ты, скотина, я ведь не шучу… Или ты уходишь, или я вызываю милицию, — голос ее дрожал от страха и напряжения.
   — И как же ты ее вызовешь — по сотовому? — он противно заухмылялся, извлекая из-под своей задницы ее спортивные штаны. — Иди, доченька, я тебе штанишки надену.
   — Обойдешься!.. — злоба начала захлестывать Лику через край. — Уходи по-хорошему, или я позову соседей.
   Медленно отступая, она начала двигаться к окну. Отчим был не дурак и, быстро среагировав, кинулся ей наперерез. Больно схватив за руку, он швырнул ее на кровать и придавил коленкой грудь.
   — Лежи, сучка, и не дергайся, — зашипел он, брызгая слюной. — Что же ты думаешь, я два года кормил тебя для того, чтобы какой-нибудь сопляк тебя покрывал? Хрен ты угадала…
   Шумно дыша, он принялся расстегивать ремень на замызганных брюках. Понимая, что медлить больше нельзя, Лика завизжала и больно ударила его в пах.
   — Ах ты!.. — гримаса боли исказила его лицо.
   Всего на несколько секунд ослабил он хватку, ей этого оказалось достаточно. Вскочив с кровати, она схватила бутылку, оставленную заботливым отчимом на письменном столе, и со всего маху опустила ее на его голову.
   Несколько мгновений он смотрел на девушку мутными остановившимися глазами, потом рухнул на пол.
   Трясущимися руками она натянула на себя спортивный костюм, единственно приличную и любимую ею одежду, и ринулась в другую комнату. Один за другим выдвигая ящики старенького шкафа, она покидала в сумку свои нехитрые пожитки и двинулась к выходу.
   И тут ее осенило… Паспорт! Куда она без документов?
   Мысленно призывая на помощь всю свою выдержку. Лика вернулась в свою комнату и, стараясь не смотреть в сторону распростертого тела, достала из-под подушки свои документы, завернутые в кусок целлофана. Там же были припрятаны и две сотни, чудом перехваченные от пенсии отца, их она держала на черный день. По всей видимости, он наступил именно сегодня.
   Отчим заворочался и поднял голову.
   — Ты меня убила, сука! — прорычал он, стряхивая с волос багряные капли.
   Понять, что это — кровь или вино, было трудно. Утешало одно: он был жив.
   С силой хлопнув входной дверью, девушка ринулась вниз по ступенькам.
   На улице в этот час было пустынно. Вскинув сумку на плечо, она бодро зашагала в сторону автобусной остановки. Ни одной путной мыслишки о дальнейшей жизни не копошилось в тот час в голове.
   — Ладно. Посидим, подумаем, — пробормотала она себе под нос и впрыгнула в приветливо открытые двери “двадцать седьмого” автобуса.
   — Конечная! — хрипло известил водитель, с подозрением разглядывая Лику в зеркале заднего вида. — Выходим, гражданочка!
   Дважды повторять было не нужно. Подхватив сумку, она потопала по едва заметной тропинке, ведущей к старому забытому пляжу.
   Место это она открыла года три назад, скитаясь без дела в дни очередного материнского запоя. С тех пор оно служило ей постоянным пристанищем. Последние две недели, прогуливая школу, она скрывалась именно здесь.
   Ее шалаш, сооруженный из старых деревянных ящиков, кособоко притулился к старой раскидистой березе. Запаса макаронов, сахара и спичек ей хватило бы на неделю. Если учесть, что май в этом году выдался на редкость жарким, то несколько дней можно было не ломать голову над тем, как жить дальше.
   Внезапно ее обострившийся слух уловил какие-то посторонние звуки. Шли они со стороны реки. Собрав в кулак все свое мужество, аккуратно раздвигая ветки, девушка пробралась к своей ветхой хижине и обмерла…
   Прямо напротив входа в ее обитель сидели два парня и аккуратно уничтожали ее продовольственный запас.
   — Вы что делаете, сволочи?! — задохнулась она от возмущения. — Не вами положено, не вами будет взято!
   Лика подскочила к ним и попыталась вырвать у одного из них пакет с сахаром.
   — Ты смотри, Суня, какая птичка к нам залетела, — лениво протянул один из них. — Сахарку поклевать захотела. На, возьми.
   С этими словами он высоко подбросил кулек, предварительно проткнув его ножом.
   С тоской проследив траекторию полета, Лика подумала, что это только начало ее неприятностей. Интуиция не подвела ее и на этот раз.
   Парень, которого его друг назвал Суней, заложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. Тут же, как “двое из ларца”, перед ней выросли два здоровенных парня, затем еще два, и так до тех пор, пока она не обозначила их число двенадцатью.
   Они взяли ее в кольцо и принялись подсвистывать и улюлюкать. Ей ничего не оставалось делать, как опустить глаза в землю и молить провидение смилостивиться над ней.
   Множество скабрезностей и комплиментов, выслушанных Ликой за эти несколько минут, заставили ее щеки и уши гореть кумачом. Невзирая ни на что, она упорно хранила молчание.
   Наконец ее непрошеным гостям надоело созерцать ее немое изваяние, и они плотнее сгрудились вокруг нее.
   — Суня, — все так же лениво протянул уничтожитель продовольственных запасов, — ну-ка глянь, что прячет птичка в своем бауле.
   — Нет, — обреченно покачала Лика головой и со всей силы прижала сумку к груди, — не надо, пожалуйста!..
   Суня, протянувший было руку, наткнувшись на ее затравленный взгляд, пожал плечами и отошел со словами:
   — Ну тебя. Серый. Если надо, сам и проверяй.
   — И проверю… — Серый с силой рванул к себе ее поклажу. — Чем мы здесь так дорожим?
   На землю полетели ее штопаные-перештопаные футболки, трусишки и бюстгальтеры, из которых грудь ее давно уже выросла.
   — Вот это богатство!.. — гадко протянул Серый, помахивая парой капроновых колготок перед ее носом, потом, порывшись в сумке, спросил:
   — Так, а это что за ксива?
   — Отдай, — властно приказал чей-то голос за ее спиной.
   Сумка была молча брошена к ее ногам. Лика присела на корточки и принялась подбирать разбросанные по земле вещи.
   — Кто такая? — спросил все тот же голос.
   — Не знаю, — пожал плечами Серый. — Мы решили искупаться, на шалаш набрели…
   — И постарались уничтожить все, — дрожащим голосом вставила Лика. — Мне бы этих продуктов на неделю хватило.
   — А ты что — живешь здесь? — Пара дорогих кроссовок остановилась рядом с ней, затем их обладатель присел и, убирая с ее лица растрепавшиеся волосы, спросил:
   — Зовут-то как?
   — Анжелика, — пряча глаза, буркнула она.
   — Ишь ты… Это кто же тебе имя такое дал?
   — Отец… Хотел, чтобы я на ту, из кино, была похожа, — не к месту шмыгнула она носом.
   Ребята загоготали.
   — Тише, вы, — приказал ее невидимый собеседник.
   Смех затих. Затем тонкие прохладные пальцы взяли ее за подбородок и развернули так, что лицо Лики оказалось на уровне глаз спасителя.
   Они с интересом разглядывали Лику и были удивительно добрыми. Это она почувствовала сразу.
   — Из кино, говоришь? — с улыбкой спросил он. — По-моему, ты получилась не хуже. Да, ребята?
   Со всех сторон посыпались возгласы одобрения в ее адрес. Это опять ее насторожило, и она невольно поежилась.
   — А ты не бойся, — тихо посоветовал ее спаситель, — здесь тебя не обидят.
   Порывшись в кармане кожаной куртки, он вытащил расческу и протянул ее Лике:
   — Причешись.
   — Зачем? — удивилась она.
   — Ты когда последний раз в зеркало смотрелась?
   — Я? Ну… не знаю. — Подумав, ответила — Вчера.
   — Вот-вот. Поэтому я и говорю — причешись.
   Вонзая острые зубья расчески в спутанные пряди, она не забывала исподтишка рассматривать эту ватагу.
   Ребята были приблизительно одного с ней возраста, одеты под байкеров, но поди сейчас разберись — кто есть кто. Группировки в их городе росли как грибы после дождя. Из всей толпы выделялся лишь тот, что проявил к ней участие. Одет гораздо круче остальных, он и по возрасту был старше. Присев на ее любимый пенек, он вполголоса что-то втолковывал ребятам. Те молча слушали, время от времени в знак согласия кивая головами. Лишь Серый иногда презрительно кривил губы, но упорно хранил молчание.