Ромашов А.. Лесные всадники

   - Я открою тебе, любимый, - говорила ему Илонка, - тайну священного рисунка женщин. Ты наколешь тонкими железными иглами на своем теле знаки Ош. И станешь сильнее болезней и смерти.
   Слушая дочь вождя, Оскор забывал большую печаль своего народа. Ему становилось теплее. Он пел Илонке песни радости, подслушанные в солнечное утро у пробудившихся птиц. Громче звенел его семиструнный лебедь, быстрее текли серебристые волны Меркашера к Великой Голубой реке.
   Илонка понимала песни Оскора, верила им и, счастливая, убегала в юрту отца. Певец оставался один с думами... Мужем Илонки будет самый богатый старейшина. Так хотят предки его народа, так скажет маленький шаман перед живым огнем племени... Оскор может говорить с вождем как друг. Но старый Кардаш скажет ему: "Давно души наших воинов поднялись с дымом жертвенных костров в страну теней. Давно высохли слезы у наших женщин. А родовые костры все еще горят в моем городе, люди не уходят на родные селища. Они ждут мое последнее слово. Помоги найти это слово, певец Оскор!"
   А что он ответит старому вождю? Мудрое слово не родится, как песня. Его не подслушаешь у птиц или в поле у ветра.
   - Оскор! Оскор! - кричал Вургаш, маленький сын брата, и бежал с горы к нему.
   - Кто послал тебя, Вургаш? - спросил его Оскор.
   - Я сам... Вождь собирает воинов племени на совет. Все большие мужчины идут к юрте вождя...
   В городище старого Кардаша было печально и тихо, как в зимнюю ночь. Неподвижно сидели у родовых костров притихшие женщины, закрывшись черными платками из мягкой шерсти. Лица женщин были торжественны и спокойны. Дети не играли и не ссорились. Маленькие лежали на коленях у женщин на кожаных мешках-равдугах, ребятишки, что постарше, прятались в высокой траве. Одни только собаки бродили от костра к костру, покачивая колечками хвостов.
   В городище Вургаш отстал и, как серая куропатка, нырнул в траву. Оскор пришел к высокой юрте старого вождя.
   Четыре десятка угорских воинов, суровых и уставших от горя, сидели на мягких медвежьих шкурах вокруг большого каменного очага. Они молчали, глядели на серебряное лицо и думали.
   На красном ковре лежал раненый вождь. В ногах у него, спиной к очагу, стоял на коленях маленький шаман. Он стучал кулаком по брюху идола и уныло тянул:
   Мы кормили тебя
   Жирным мясом,
   Мы поили тебя
   Горячей кровью
   Сделай нас сильными,
   Сделай нас мудрыми...
   Воины не слушали причитаний шамана. Они ждали, когда заговорит старый Кардаш.
   Раненый вождь с трудом поднялся, сел, навалившись широкой спиной на деревянное тело идола, и сказал воинам:
   - Булгары вернутся. Они уведут наших женщин, детей и скот. Племя лесных всадников высохнет, как капли росы на солнце.
   - Надо уходить, - сказал старейшина рода быстроногих.
   - Надо уходить, - сказал Шавершол.
   - Надо уходить, - сказали воины из рода черных орлов.
   Старый вождь спросил:
   - Кто знает дорогу в неизвестную страну, где сочная и густая трава, где лес полон красного зверя и птицы, где речки богаты рыбой?
   Ничего не сказал торопливый старейшина из рода быстроногих. Не ответил вождю кузнец Шавершол. Молчали воины из рода черных орлов.
   - Кто знает такую землю? - спрашивал старый вождь своих воинов. - Кто найдет новую родину, куда не дотянется длинный меч врагов племени?
   Воины молчали. Трудно бороться с булгарами одному воину против десяти, но еще труднее назвать невиданную никем счастливую землю.
   Кто поведет обессиленное племя трудными, нехожеными дорогами? Кто знает волю богов?...
   - Пусть говорит шаман Урбек, - сказал седой воин из рода коршунов. Пусть он спросит великих предков...
   Четыре десятка угорских воинов ударили о глиняный пол боевыми щитами в знак согласия.
   Маленький шаман встал на ноги, поглядел на сумрачных воинов и затрясся. Он прыгал, стонал и выл, будто одержимый болотной хворью. Воины смотрели на священную пляску и терпеливо ждали, что скажут им великие предки. По худым щекам скачущего шамана стекал грязный пот, овчина на спине смокла и стала черной. Изнемогая от усталости, он упал на колени перед ярко горевшим очагом и закричал:
   - В степь... Души предков зовут нас в степь!
   Гордые и сильные воины плохо верили маленькому шаману. Он часто обманывал народ угров, боги редко говорили ему правду. Только большое горе заставило мужчин племени поклониться сыну шакала. Сильные надеются на силу, а слабые - на волю богов.
   Но даже горе не отняло разума у воинов гордого племени всадников. Великие предки опять не сказали правды маленькому шаману. Великие предки не пошлют в степи свой народ. Разве не оттуда приходят враги угров?
   Четыре десятка воинов молча сидели вокруг очага и смотрели с тяжелой обидой на серебряное лицо идола. Они думали о горькой судьбе своего племени, о детях и женщинах. Великие предки забыли их жертвы. Великие предки не видят и не слышат горя своего народа.
   Старый Кардаш подал знак и заговорил:
   - В глухих и темных лесах Великой Голубой реки живут угры, наши братья по крови. Мы были богатыми и сильными. Мы забыли о них. Слушайте, воины племени, мое последнее слово: идите к Большому шаману наших братьев по крови, идите к хозяину Синей пещеры. Певец Оскор знает туда дорогу. С ним пойдет молодой, сильный и смелый воин. Они вернутся с мудрым словом Большого шамана и принесут нам спасение.
   Слова вождя сняли с души воинов тяжесть незнания. После долгой и темной ночи наступил ясный день.
   Посветлели лица угров, увереннее и крепче стали их голоса.
   - Будь здоровым и сильным, мудрый вождь!
   - Слава тебе, старый Кардаш!
   5. К БОЛЬШОМУ ШАМАНУ
   Зелеными лугами ехали на восток два всадника. Горячий летний лес то подступал к самой речке, загоняя их в воду, то уходил далеко от берега к северу и перед ними расстилались густые желтоголовые травы.
   Уже солнце грело им спины, покатившись к закату, уже из лесу потянуло теплой сыростью, а они все еще не кормили лошадей. Послы старого Кардаша спешили к Великой Голубой реке, крепкие угорские кони бежали широкой рысью.
   Молодой конь Оскора рвал на ходу хохлатый курослеп и высокий чеменник, белый жеребец Шавершола бежал ровно, только покачивал тугой шеей да косился на блестевшую воду.
   Не сбавляя ходкой рыси, кони стали подниматься в гору, выбирая открытые, не заросшие крепким вереском и ломкой ольхой прогалины.
   На горе всадники остановились. Внизу, как широкий серебряный пояс, брошенный на траву, блестела большая река. Стремительная и беспокойная, она несла свои воды к югу, вгрызаясь на поворотах в крутые темные берега.
   С реки дул свежий ветер и лизал щеки. Оскор любовался широким просторами могучей реки. Шавершол выбирал место для ночлега.
   - У старой сосны остановим коней. Ты видишь ее? - спросил он Оскора.
   - Я вижу большую и вечно живую воду, вижу красные берега и дальний синий лес.
   - Старая сосна под нами. Рядом сушняк, кругом густая трава. У лошадей будет ночью корм, у огня - пища...
   - Ты хочешь переждать ночь у сосны?
   - Кони наши устали. Им не переплыть Великую реку.
   Всадники начали спускаться. Умный и осторожный Арагез шел под гору спокойно. Горячий конь Оскора приседал, крутился и бил копытами сухую крепкую землю.
   У старой сосны угры спешились и привязали тянувшихся к воде лошадей. Оскор снял седло и ушел ломать сушняк на ночь, Шавершол стал разжигать костер.
   Собрав в кучку сухую траву, он снял с шеи кожаный мешочек, в котором бережно хранил шерстяной трут, кусок каленого железа и белый кремневый камень. Резким ударом кузнец высек из белого камня длинную искру и сунул затлевший трут в сухую траву. С трута сбежали капельки искр - и вспыхнул веселый огонь, окутанный облачком дыма. Он быстро съедал тонкие стебли травы, слабел и угасал. Но кузнец не дал ему умереть. Он кормил его покрасневшими лапами елок и ломкими прутьями луговой ольхи. Костер рос, становился сильным и ненасытным, с треском кусал толстые сучья.
   Повеселели серые глаза Шавершола. Теперь не страшна им темная ночь, не опасен остроглазый и хитрый лесной зверь.
   Пришел Оскор с черными сучьями сухой черемухи, постоял у веселого костра и сказал Шавершолу:
   - Ржал чужой конь. Ниже нас по реке...
   - Это стрекотала лесная пеструха, Оскор, или хитрый див заманивал в зыбуны наших лошадей.
   - Я слышал, Шавершол. То голос коня.
   - Но кони нашего племени не заходят сюда, а чужие воины приходят на лодках. Тебя обманул хитрый див, Оскор.
   Угры напоили отдохнувших коней и пустили их на густую траву. Оскор стреножил своего крепким ремнем, чтобы не ушел молодой конь с берегов Великой Голубой реки обратно, к родному табуну.
   Одевались сизым туманом прибрежные лозняки. Вышла на охоту крупная щука, начали свои шумные перелеты свистухи и шилохвостки. Оскор взял у Шавершола топор-клевец, затесал старую сосну и стал вырезать острым ножом двух всадников и воду. Он умел вырезать на мягких лубняковых дощечках настоящих коней, красивых, быстрых, как степные дзуры. Но сейчас надо оставить только письмо - вырезать ножом знаки, которые расскажут сородичам, что два угра на лошадях переждали здесь ночь и переплыли Великую Голубую реку. Оскор выскоблил две глубокие бороздки поперек сосны и две вдоль, поменьше, под ними нанес поперечные зарубки, обозначающие для любого угра воду. Выскобленные на старой сосне знаки он не успел натереть железной краской - спустилась с потемневшего неба на землю ночь.
   Ночь была темной, она лежала на земле, как огромная черная шкура, только чуть поблескивала река, да искрились на небе звезды. Поев крепкого вяленого мяса, у костра спокойно заснул Шавершол, положив на седло голову, укрывшись медвежьей шкурой. Кожаный шлем и меч лежали рядом, с правой руки, а лук и сагайдак - с левой. Молодой кузнец всегда был воином.
   Тяжелая сытость и тепло от костра клонили ко сну и певца Оскора, но он долго не мог уснуть. Волки рыскали рядом, а стреноженный конь - легкая добыча густогривому хищнику. Оскор несколько раз поднимался и уходил от костра в темноту смотреть лошадей. Кони шли к лесу, ему приходилось все дальше и дальше уходить от костра. Последний раз он ходил смотреть их в полночь, вернулся напуганный и разбудил Шавершола. Тот вскочил, схватился за меч, но кругом было тихо и темно.
   Оскор повел его к лесу. Они остановились около лошадей, и певец показал на пылающий вдали костер.
   - Видишь... Ржал чужой конь, а не хитрый див.
   - Ты говорил правду, Оскор.
   Они долго думали, кто пришел на их землю? Кто зажег огонь на берегу Великой реки?
   Шавершол хотел ползти к чужому костру, но Оскор отговорил его - один всадник не страшен для племени. Взволнованные послы потушили свой костер и стали ждать утра.
   Утром они набросили на спины отдохнувших лошадей высоколукие седла и поехали вдоль реки искать следы огня. Ночной огонь мог вызвать множество дум, даже испугать, но все-таки остаться для них загадкой. Они должны увидеть его пылающим рядом или взять в руки еще не остывшую мягкую золу.
   Угры нашли в кустах тлеющий еще костер и следы человека, который провел около него беспокойную ночь. Чужой воин не ложился на траву, спал сидя и не ходил, а ползал за сушняком для огня, как зеленая ящерица.
   - Здесь был человек, - сказал Шавершол. - Он был один и боялся нас.
   - Мы найдем его. Наши кони легки, как птицы, и быстры, как дзуры.
   - Скоро высохнет трава, Оскор, и мы потеряем его след. Легче найти куницу в лесу, чем одинокого всадника. Нас послал вождь к Большому шаману.
   - Зачем приходил чужой воин на нашу землю? Зачем?
   Шавершол снял меч, лук и сагайдак со стрелами, стащил с себя тяжелую кожаную рубаху, привязал все к седлу и повел Арагеза к воде. Оскор долго возился с тихо звенящим лебедем, привязывая его тонкими ремнями под гриву коню. Кузнец был уже далеко, а он только зашел в реку и, крепко взявшись за железное стремя, поплыл рядом с конем к далекому берегу.
   Вода пенилась, сердито шумела и тащила их вниз. Молодой конь давил ее грудью и вытягивал длинную морду, как бегущий по воде гусь. Плыли долго, а до берега все еще было далеко. Оскору казалось: река поборет его коня, утопит в буйных вырях и оружие, и лебедя. Он отчаянно бил свободной рукой по вспененной воде, помогая плыть уставшему коню.
   Могуча и упряма Великая Голубая река, неудержим ее бег. Но сильнее Великой Реки два угорских воина. Их послал вождь и народ. Они едут к Большому шаману за мудрым словом.
   До берега оставалось не более десяти шагов. Оскор почувствовал под ногами твердую землю и отпустил стремя. Конь его заржал, оттолкнулся копытами от крепкого каменистого дна и выскочил из воды. Отряхнувшись по-собачьи, он побежал к Арагезу, мягко покачивая лоснящимся крупом.
   Послы надели рубахи, отвязали от седел оружие и двинулись отлогим берегом вверх по реке. Они ехали широкой зеленой дорогой. Трава здесь доходила до самой воды. Пробиваясь сквозь крупный галечник, она застилала его мягким светло-зеленым ковром.
   Начинался жаркий день, но утренняя свежесть еще не осела на землю. Покачиваясь в высоком седле, Шавершол глядел на выбежавшие из леса широкие дубки, темные и кривые, как старая черемуха, на большие камни, гладко облизанные водой, на лохматые корни вывороченных елей. Он хотел запомнить дорогу. Оскор ехал за ним, радовался ясному дню, встречая, как старых знакомых, и поседевшую ель, и молодую липу, пугливых, прожорливых лисят.
   Когда горячее солнце повисло над головой, угры остановились в неглубоком прохладном овраге и отпустили лошадей на траву.
   Шавершол достал из переметной сумы вяленое мясо и сухие ячменные лепешки, Оскор в кожаном мешке принес воду. Они быстро поели. Уставший от жары кузнец залег в густую траву спать, а Оскор взялся за своего лебедя. Он пощипывал тонкие железные струны и пел о том, что два угорских воина ехали зелеными лугами, ночевали на берегу Великой Голубой реки и видели ночью костер чужого воина. Вспомнил певец в своей бесконечной песне и о дочери вождя Илонке:
   Черноглазая дочь вождя,
   Длиннокосая Илонка
   Вставала раньше солнца летнего,
   Проводила певца до ворот.
   Отдала ему карсу,
   Птицу серебряную, и сказала:
   "Привези из Синей пещеры
   Мудрое слово шамана..."
   Легко и мягко, как сытая рысь, идут отдохнувшие кони, едут на север два всадника вдоль Великой реки. Пересекают дорогу им заросшие серым ольховиком светлые речки, разрезают зеленый берег крутые овраги, пахнущие дудочником.
   Незаметно подошла ночь, будто спустилась не с неба, а выползла из темного леса. Угры остановили коней, сняли седла и стали ждать утра.
   Не разжигая огня, они долго ели крепкое мясо и запивали его водой из студеного родника.
   - Не успеет вырасти луна, мы будем у Синей пещеры, - радовался Шавершол.
   - Ты забыл. Впереди глухой страшный лес, где никогда не бывает солнца. Там всегда темно и сыро. Там не живут птицы, зверь редко заходит туда...
   Не дослушав Оскора, Шавершол вскочил:
   - Смотри, смотри, Оскор!
   Кузнец показывал на маленький костер, поблескивающий в темноте, и стонал от злости.
   - Угх, угх... проклятый. По следу идет.
   6. РАБ
   Утренний свет убил огонь чужого костра и прогнал страх. Не отдохнувшие за ночь угорские послы молча заседлали коней и двинулись по заросшему редким ерником берегу дальше.
   Оба думали об одном: кто следит за ними? Степняк - трус, он один не пойдет за двумя уграми, а угр не будет прятаться от своих соплеменников.
   Новый день начинался ясный, но ветреный. Глухо шумел лес. Широкая вода Великой Голубой реки потемнела и сморщилась.
   Тяжело на душе у послов, одолели их тревожные думы. Они не видели ни часто взлетающих к небу гусей, ни шныряющих в траве куропаток. Когда ленивые тетери поднимались с шумом перед мордами лошадей, всадники сердито хлестали их витыми нагайками. Шавершол сбил одну птицу на землю и даже не остановил своего Арагеза. Кони тоже чуяли неладное, отрывисто храпели и стригли ушами.
   - Ночью я узнаю, кто идет за нами по следу, - сказал Шавершол Оскору.
   Темная и ветреная ночь прошла, но Шавершол не узнал, кто следит за ними, хотя темнота скрывала человека, а ветер глушил шорох шагов. Кузнец несколько раз уходил в синюю тьму, но чужой воин затаился, как лесная пестрая кошка, сидел тихо и не разводил огня.
   Едва забрезжил свет на восходе, угры были уже в седлах. Ехали молча. Только в середине дня Оскор, догнав Шавершола, спросил его:
   - Где сейчас чужой воин? Идет за нами или ушел к чужому племени?
   - Я не знаю, и ты не знаешь, где он, - ответил ему Шавершол. - Идущий по следу хитрый, как степной караган. Нам надо обмануть его.
   Кузнец рассказал Оскору, как можно выследить чужого воина. Только нужно спешиться одному, затаиться в яме и ждать... Угры хлестнули лошадей. Вытянувшиеся на скаку кони понеслись быстрее стрелы по мягкому и ровному берегу. Встречный ветер хлестал по лицу, из-под копыт лошадей с обиженным криком разлетались потревоженные птицы.
   Когда уставшие кони пошли тише, Шавершол бросил повод Оскору, спрыгнул в траву и уполз в лес. Оскор поехал дальше один, держа на крепком ременном поводу Арагеза. Конь без хозяина рвал из рук повод, тревожно ржал и озирался.
   Только вечером остановился Оскор на отдых. Место было сухое, высокое. Рядом темнел лес, притихший к вечеру. Вскоре подошел Шавершол, усталый и злой.
   - Ты не видел чужого воина? - спросил его Оскор.
   - Я не видел его. Идущий по следу вернулся к своему племени...
   Они развели веселый костер, поели, отвязали от седел медвежьи шкуры и легли спать, успокоенные и сытые.
   Спустилась на земля синяя ночь, теплая и живая. Оскор долго слушал вздохи реки, звонкие песни травяных кобылок и глядел на небо, низко спустившееся над костром.
   Когда замолкли травяные кобылки, запели тихо и ласково мерцающие звезды. Он стал засыпать, но звезды вдруг зазвенели громко и тревожно, как порванные струны лебедя. Оскор открыл глаза, увидел над собой блеснувший в темноте нож и человека. Оскор схватил его за руку и закричал. Человек навалился на него, выдернул правую руку с ножом и замахнулся. Но ударить не успел.
   Проснувшийся Шавершол спас Оскора. Он прыгнул врагу на спину, свалил его, придавил к земле и начал душить. Враг стонал и выл, пытаясь освободить шею от крепких рук кузнеца. Когда тело чужого воина ослабело и стало вялым, Шавершол поднял его над головой и ударил о землю. Чужой воин дернулся, как засыпающая рыба на песке, и замер. Ночь надвинулась на него, стало тихо. Оскор и Шавершол наклонились над побежденным.
   - Раб! - крикнули оба и отскочили.
   У костра лежал раб маленького шамана. Куда он шел? Зачем преследовал послов племени? Никто не ответит уграм. Победители не узнают тайны побежденного. Он нем, душа раба поднялась в страну предков.
   Когда успокоились, Оскор положил руку на плечо Шавершолу и сказал:
   - Маленький шаман, этот сын шакала, послал раба убить нас.
   Шавершол пнул раба загнутым носком ичига и засмеялся. Смеялся он громко, неудержимо, трясся от смеха и кричал:
   - Раб лежит, раб не пойдет по нашему следу!
   Глядя на Шавершола, Оскор не выдержал, взвизгнул, как щенок от ласки хозяина, и тоже затрясся от смеха. Смеялись молодые угры, весело потрескивал костер, сердито кричали разбуженные совы в лесу, будто передразнивали плачущего ребенка.
   Ночь прошла быстро. Не успели послы остыть после короткой схватки с рабом, уже забелел восход; от Великой реки потянуло холодом, наступило утро.
   Холодный рассвет освежил раба, он застонал и пошевелился. Шавершол остался стеречь его, а Оскор, схватив кожаный мешок, побежал к реке. Он принес воды и вылил ее на оживающего раба. Раб открыл глаза и сел. Они подошли к нему.
   Большой красноволосый раб маленького шамана глядел на них с удивлением, но без страха. Глаза его медленно оживали и прояснялись... Он вспомнил все и пополз на коленях, протягивая руки к небу и повторяя имя доброго духа Нуми.
   Шавершол пнул его и закричал:
   - Мы убьем тебя! Ты хотел убить послов племени!
   - Меня послал шаман Урбек. Бойтесь его, угры. Я знаю все. Он поклялся убить послов старого Кардаша и увести племя всадников в булгарские степи.
   Молодые послы поверили рабу. Оскор считал маленького шамана тайным врагом племени и давно ненавидел его, а великан Шавершол был доверчив, как маленький ребенок.
   - Расскажи все и мы не убьем тебя, - сказал он рабу и сел.
   Раб маленького шамана боязливо поглядел на них, как прижатый к земле зверь, и начал рассказывать:
   - Я родился в земле Воть. Наши мужчины не были воинами. Они выжигали поляны в лесу и сеяли житарь. У моей сестры были синие и желтые бусы. Род наш платил дань булгарским воинам. Они приезжали к нам весной на маленьких злых лошадях, забирали меха, серебро, житарь и исчезали в лесу.
   Булгарские воины увезли меня подростком в большой город и заставили тесать камни. Мы построили высокую каменную юрту Мул-шаману.
   Людей было густо в каменном городе булгар, как мелкой рыбы в нересте. И каждый носил одежду своего племени, говорил словами своих предков. У каждого был свой шаман. Мой хозяин Мул-шаман был богатым, но жадным и злым. Он покупал много рабов и мало кормил их. Они бежали от него к родному народу, в леса и степи. Убежал и я, переплыл Великую Голубую реку и вошел в густой лес, сырой и темный.
   День и ночь я шел в землю Воть, ел ягоды и сочные корни, убивал тяжелой палкой молодых птиц. Я потерял дорогу, потом силу и свалился на краю болота. Грыз меня лесной гнус и караулил трусливый зверь. Я умирал в чужом лесу, далеко от земли Воть. Шаман Урбек нашел меня, привез в город старого Кардаша и сказал: "Ты будешь моим рабом, Калмез..." Он обещал мне много серебра и десять коней, если племя всадников вернется в типчаковые степи...
   - Племя всадников никогда не вернется в степи! - закричал Шавершол. Шаман Урбек хочет вести наш народ в логово зверя.
   - Я знаю, - сказал Оскор. - Сын шакала хочет нас сделать данниками булгар.
   - Разве шаман угров - не угр?! - кричал на раба Шавершол. - Он говорит с нашими предками и ест мясо наших коров. Мы отдаем ему десятую лошадь в табуне!
   Когда молодой кузнец успокоился и сел, раб ответил:
   - Гордое племя всадников забывает богов типчаковой степи... Угры станут данниками булгар, но будут жить по заветам отцов, будут чтить своих старых богов. Так думает шаман Урбек. Он сказал мне: "Скоро старый вождь племени, упрямый Кардаш, уйдет в страну теней, послы не вернутся. Я поведу племя всадников в родные типчаковые степи..."
   Угры долго сидели у потухшего костра; прижавшись к земле, лежал у их ног красноволосый раб. Что делать? Послушаться гневного сердца и повернуть коней? Но народ ждет их с мудрым словом Большого шамана...
   - Ты хочешь жить, Калмез, и ты расскажешь правду вождю племени всадников, - сказал рабу Шавершол и вскочил в седло.
   7. ХОЗЯИН СИНЕЙ ПЕЩЕРЫ
   Когда спускалась на землю тьма и Синяя пещера становилась чернее ночи, Большой шаман поднимался с каменного стула. Привыкшие к темноте глаза его быстро находили пищу и воду, оставленную охотниками. Он долго жевал жилистое мясо сохатого, бросая по привычке лучшие куски своему богу.
   Насытившись, старик брал в руки свитую из сыромятного ремня веревку.
   Из темноты испуганно глядели на него серебряные глаза Великого Нуми-Торума, круглые и холодные.
   - Ты обманул мой народ, Великий Нуми, - говорил старик богу и хлестал его по деревянной спине. - Люди приносят в жертву тебе последнее, а ты давно умер, как загнанный олень.
   Отдохнув, старый шаман снова принимался бить великого бога предков. В высокой пещере гулко отдавались удары ременной веревки по деревянному телу идола.
   - О-хо, - бормотал старик. - Ты погубил нас. Ты сделал манси трусливее ушана и слабее мыши.
   Старик быстро уставал, падал и засыпал у ног избитого идола. Но спал он недолго.
   Едва занималось утро, Большой шаман садился на вскопанный посреди пещеры камень и сидел так до темноты, безмолвный и неподвижный, как деревянный бог. Позади него стоял Великий Нуми с мертвыми серебряными глазами. В густой тишине попискивали реющие нетопыри и звонко бились о камни тяжелые капли воды.
   Днем, когда солнце проникала в пещеру, освещая синие камни свода, приходили люди и приносили Великому Нуми-Торуму мясо, меха и серебро. Одни просили у бога удачливой охоты, другие - толстую красивую жену.
   Двадцать раз земля надевала и снимала белую паницу, сильные старились, а слабые умирали, но никто не слышал голоса хозяина Синей пещеры. Большой шаман молчал. Когда-то и он пытался противиться воле богов, но не дело мудрого останавливать ветер. Что он мог сделать? Племенные вожди перестали быть воинами, старейшины не думали о своем роде. Люди давно привыкли к голоду и болезням. Они знали: так жили их отцы и так будут жить дети, бродя по темным сырым лесам, как худые тени умерших. Только в легендах да в песнях старики рассказывали о счастливых и храбрых предках, которые жили в степях, ели каждый день мясо и пили горячую кровь белых лошадей.
   Когда приходили на родную землю чужие люди или умирал вождь одного из шести племен, Большой шаман зажигал жертвенный костер. Люди уныло качались над ним, бросали в огонь куски жирного мяса и просили:
   Великий Нуми,
   Дай нам вождя молодого...
   Великий Нуми,
   Спаси нас...
   Так было всегда. Но в это утро люди пришли не к Великому Нуми-Торуму, и пришли с радостью.
   - Пайся! Пайся! - весело здоровались они с Большим шаманом, окружив его.
   Шаман удивился, но промолчал. Сколько раз земля надевала и снимала белую паницу, сильные на его глазах старились, слабые умирали, менялись вожди мансийских племен, приходили и уходили чужие люди, но болезни и голод оставались с его народом.