— Вы умны, — сказала она.
Затем повернула голову к оцепеневшим убийцам, сидевшим внизу.
Я тоже рискнул бросить быстрый взгляд в вашу сторону. Но вас уже не было, Гревилль. Негр вынес вас из комнаты.
Фа Ло Ше начала говорить. Мне показалось в тот момент, что тень ее отца упала на нее: она говорила так спокойно, будто меня вовсе не существовало. Сначала по-китайски, потом по-индийски и по-арабски.
— Прикажите всем оставаться на местах, — велел я ей, когда она замолчала. — Кроме одного, который передаст приказ, чтобы моего друга доставили туда, куда я распоряжусь, когда покину этот дом.
Она повиновалась, и расстроенный неудачей дакойт, все еще сидевший скрючившись на тюфяке, на который он свалился, отправился выполнять распоряжения.
— А теперь показывайте дорогу! — приказал я.
Она молча повернулась. Я знал, что какое-то время нахожусь в безопасности. Мы вышли в маленькую комнатку, примыкавшую к залу; именно в нее, как выяснилось, вели те красивые резные двери. Комнатка, надо сказать, не была пуста: ее неплохо охраняли, нашу общую приятельницу. Впрочем, мадам не понадобилось и дюжины слов, чтобы утихомирить разволновавшихся было головорезов. И тут меня неожиданно осенило. Согласен, и время, и место были совсем не подходящими, но именно там я наконец сообразил, что так притягивало эту дьявольскую банду к «Могиле Черной Обезьяны»!
Он снова смолк и принялся старательно выбивать трубку.
— Ну, мистер Смит, — взмолился я, — продолжайте же!
Он повернулся ко мне с мрачной улыбкой.
— Я понимаю, Гревилль, что вас эта тема волнует особо. Однако успокойтесь, древние секреты египтян тут ни при чем. Речь идет кое о чем более опасном, хотя, надо признаться, в определенном смысле и гораздо более полезном. В той комнатке, Петри, — теперь он обратился к доктору, — я заметил пиалы, инструменты и странного вида книги с желтыми корешками. Кроме того, там находилось несколько шкатулок китайской работы.
— Боюсь, что пока ничего не понимаю, — признался Петри.
— А я объясню, поскольку считаю, что мне удалось разгадать тайну. Как вы помните, после исчезновения и предполагаемой смерти Фу Манчи в 1917 году вместе с ним исчезли и основные секреты его тайного искусства: уникальные лекарства, неизвестные способы их изготовления и кое-какие вещицы, скажем так, более конкретные: знаки и амулеты, дававшие ему власть практически над всеми сектами религиозных фанатиков Азии.
— Боже мой! — пробормотал Веймаут.
— Вот это наследство дочь Фу Манчи и решила прибрать к рукам. За ним она и поехала в Египет. Именно в этом была причина таинственной смерти профессора Зейтланда. Та же участь ждала и Бартона. Ему лишь чудом удалось ее избежать. Сами понимаете, какие сокровища были поставлены на карту… — Найланд Смит прекратил свое бесконечное кружение по комнате и обвел нас угрюмым взглядом. — Сокровища, делающие ее хозяйкой самой могущественной преступной организации в мире!
— Я пересек с Фа Ло Ше этот странный дом, — продолжил свой рассказ Найланд Смит, — потом сад, но не по той тропинке, что пришли мы, а другой, и оказался у стены, за которой начиналась пальмовая роща. По дороге нам не встретилось ни души.
— Где он? — спросил я.
— Наберитесь терпения, — насмешливо улыбнувшись, ответила Фа Ло Ше. — Его скоро принесут.
Я сунул в карман пистолет и ограничился тем, что крепко держал ее за талию. Поступок, согласитесь, совершенно естественный, однако за него мне пришлось дорого заплатить.
Вскоре из-за угла появились двое, несшие бесчувственное тело. При виде нас они заколебались, но мадам повелительно подняла руку, и ее люди приблизились. Я увидел вас, Гревилль, без сознания лежавшего на песчаной дорожке у моих ног.
Продолжая крепко сжимать талию Фа Ло Ше, я потянулся к пистолету и вдруг заметил, что один из носильщиков-негров с любопытством смотрит через мое плечо. Нетрудно было сообразить: что-то затевается. Смит чиркнул спичкой, в очередной раз сломав ее, и тяжело вздохнул. — Эх, держи я тогда пистолет у ребер Фа Ло Ше, сегодня мир уже был бы свободен от очень опасного дьявола. Однако я не успел. Кто-то стремительно спрыгнул со стены, и мастерский удар мешком с песком завершил этот печальный эпизод… — Найланд Смит невольно поднял руку к голове.
— Когда я очнулся, вокруг царила мертвая тишина, — успокоившись, продолжил он. — Память не сразу возвратилась ко мне, но когда я вспомнил все, что произошло, то, признаюсь, испугался. Я знал, что дом стоит в полном уединении, а шейх Исмаил пользуется у окрестных жителей недоброй репутацией торговца предметами черной магии. Теперь я оказался пленником в этом доме. Не было нужды даже задумываться о том, есть ли у меня шансы вырваться на свободу.
Оглядевшись, я обнаружил, что валяюсь на грязном полу настоящей каменной клетки, площадью не больше трех квадратных ярдов. Ощупав себя, я убедился, что у меня решительно ничего не взяли. Даже пистолет лежал в кармане. Более того, рядом, на полу, я увидел тот самый мешок с песком, которым меня так славно отделали! В тот момент я не был, конечно, в состоянии оценить тонкость восточного юмора, но сегодня ночью мне удалось отплатить за насмешку!
В клетушке было светло — окно, расположенное под самым потолком, давало достаточно света, однако дотянуться до него мне не удалось, как я ни пытался. На мебель, естественно, не было и намека, да она бы там и не поместилась. Выломать тяжелую, обитую железом дверь нечего было и думать. Отчаянно хотелось пить… И тут я увидел на подоконнике поднос, а на нем — графин с водой.
Не знай я китайских обычаев, наверное, я так бы и не сообразил, что к чему. Но, оценив обстановку, убедившись, что до графина мне не дотянуться, а все пули из пистолета аккуратно удалены, я понял, в чем дело, и покорился неизбежному. Меня приговорили к самой страшной из китайских пыток, известной под названием «Медленная смерть».
— Кажется, осознав свое положение, я не удержался от стона. Понимаете, Гревилль, в той комнате, где собрался Совет Семи, я узнал еще одного не самого доброго своего знакомого — Ибрагим-бея, брата-близнеца Свази-паши!
С самим пашой я знаком уже много лет, а в связи с моим последним назначением в Скотланд-Ярд даже имел с ним кое-какие дела. Несомненно, именно он стоит между Турцией и теми темными силами, которые одни считают исходящими из Москвы, другие — еще откуда-то, но которые неизменно включают Турцию в свою программу. И тут я узнаю, что Ибрагим-бей, этот взбунтовавшийся ублюдок с рыбьей кровью, — член Совета Семи! Можно было не сомневаться, что именно здесь — ключ к тем таинственным событиям на Ближнем и Дальнем Востоке, о которых упоминали вы, Веймаут, и которые были до боли знакомы мне самому…
Свази-паша был обречен! Так же, как и я, единственный человек, который мог его спасти.
Петри с Веймаутом рассказали мне, что обыскали дом шейха от крыши до подвалов. Должен заметить, что один подвал вы все-таки пропустили, а именно тот, в котором заперли меня.
Я совершенно не представлял себе, сколько провалялся без сознания. Мои наручные часы разбились при падении. Об обыске, который вы проводили, я, разумеется, ничего не знал. Лишь две вещи занимали в то время мой мозг: ваша судьба, Гревилль, и судьба Свази-паши.
Я тщательно осмотрел окно. Забранное ржавой железной решеткой, оно было тем не менее не таким уж маленьким, и я без труда определил, что нахожусь в подвале и что на дворе раннее утро. Я вновь удостоверился, что мне не удастся выбраться ни через него, ни через дверь. И, поскольку до меня не доносилось ни звука, волей-неволей вынужден был смириться с перспективой самой ужасной из смертей — от голода и жажды рядом с запотевшим графином, стоящим над моей головой на подоконнике.
Судя по моему состоянию, без сознания я пробыл всего лишь несколько часов. Невольно я отметил характерный для китайцев фатализм: если бы кто-нибудь посторонний прошел мимо моего узилища, он мог бы мне помочь освободиться. Разумеется, я отдавал себе отчет, что такая возможность ничтожно мала, иначе Фа Ло Ше, с ее предусмотрительностью, вряд ли пошла бы на риск, но все же решил попытаться. Голова моя раскалывалась от боли, мучительно хотелось пить, но сил я еще не растерял и потому во всю глотку принялся взывать о помощи сначала по-английски, потом по-арабски. После каждой фразы я напряженно вслушивался. Ни звука!
Постепенно мною все больше и больше овладевало прямо-таки буддистское смирение. Тем не менее я не собирался ограничиваться лишь пассивными методами. Сесть было некуда, разве что на пол, поэтому я, почувствовав внезапно странную слабость, прислонился к двери и принялся размышлять, что делать дальше.
И как раз в этот момент послышался голос друга. Если бы не он, меня бы сегодня с вами не было. Я услышал вой собаки!
— Саид! — воскликнул Петри.
— В этот миг я почувствовал, что фортуна вновь повернулась ко мне лицом, — улыбнулся Найланд Смит. — Силы мои утроились. Подскочив к окну, я тут же завыл в ответ. Сигнал повторился. Я снова ответил. И через пару минут сверху раздался голос Саида.
Не стану останавливаться на подробностях, скажу лишь, что он сбегал к машине за веревкой, мгновенно выломал насквозь проржавевшую решетку, и через несколько минут я благополучно выбрался из темницы, оказавшись на опушке пальмовой рощицы. Не вините себя, Веймаут, что вам не удалось обнаружить эту каморку при обыске — без сомнения, она именно для того и создавалась. Я почти не сомневаюсь, что с домом ее связывал лишь отлично замаскированный подземный ход, выходящий из какого-нибудь подвала.
Мозг мой лихорадочно работал. Необходимо было воспользоваться случаем. Под монашеским одеянием на мне осталось арабское платье, и это оказалось как нельзя более кстати. Можете мне поверить, Гревилль: у меня болела о вас душа, но я ничего не мог сделать. Надо было как можно скорее добраться до Стамбула. Теперь вы понимаете, почему не обнаружили нашей машины: я воспользовался ею, чтобы достичь железной дороги. К счастью, денег у меня оказалось достаточно, и через неделю после обыска в доме шейха Исмаила я уже оказался в Константинополе. Через полицию Кемаля я первым делом ознакомился с последними сведениями из Скотланд-Ярда. Ну, а остальное вы уже знаете.
— Зато кое-чего не знаете вы, — проговорила миссис Петри, когда рассказчик замолк. — Сегодня в Лондоне я видела его! Фу Манчи сейчас в Лондоне!
Найланд Смит резко повернулся.
— В этом вопросе вы никогда не ошибаетесь, Карамани, — протянул он, серьезно глядя на нее. — В Париже Фу Манчи занимал номер по соседству со Свази-пашой.
Снизу, с Пикадилли, доносились звуки автомобильных клаксонов.
ГЛАВА X
Затем повернула голову к оцепеневшим убийцам, сидевшим внизу.
Я тоже рискнул бросить быстрый взгляд в вашу сторону. Но вас уже не было, Гревилль. Негр вынес вас из комнаты.
Фа Ло Ше начала говорить. Мне показалось в тот момент, что тень ее отца упала на нее: она говорила так спокойно, будто меня вовсе не существовало. Сначала по-китайски, потом по-индийски и по-арабски.
— Прикажите всем оставаться на местах, — велел я ей, когда она замолчала. — Кроме одного, который передаст приказ, чтобы моего друга доставили туда, куда я распоряжусь, когда покину этот дом.
Она повиновалась, и расстроенный неудачей дакойт, все еще сидевший скрючившись на тюфяке, на который он свалился, отправился выполнять распоряжения.
— А теперь показывайте дорогу! — приказал я.
Она молча повернулась. Я знал, что какое-то время нахожусь в безопасности. Мы вышли в маленькую комнатку, примыкавшую к залу; именно в нее, как выяснилось, вели те красивые резные двери. Комнатка, надо сказать, не была пуста: ее неплохо охраняли, нашу общую приятельницу. Впрочем, мадам не понадобилось и дюжины слов, чтобы утихомирить разволновавшихся было головорезов. И тут меня неожиданно осенило. Согласен, и время, и место были совсем не подходящими, но именно там я наконец сообразил, что так притягивало эту дьявольскую банду к «Могиле Черной Обезьяны»!
Он снова смолк и принялся старательно выбивать трубку.
— Ну, мистер Смит, — взмолился я, — продолжайте же!
Он повернулся ко мне с мрачной улыбкой.
— Я понимаю, Гревилль, что вас эта тема волнует особо. Однако успокойтесь, древние секреты египтян тут ни при чем. Речь идет кое о чем более опасном, хотя, надо признаться, в определенном смысле и гораздо более полезном. В той комнатке, Петри, — теперь он обратился к доктору, — я заметил пиалы, инструменты и странного вида книги с желтыми корешками. Кроме того, там находилось несколько шкатулок китайской работы.
— Боюсь, что пока ничего не понимаю, — признался Петри.
— А я объясню, поскольку считаю, что мне удалось разгадать тайну. Как вы помните, после исчезновения и предполагаемой смерти Фу Манчи в 1917 году вместе с ним исчезли и основные секреты его тайного искусства: уникальные лекарства, неизвестные способы их изготовления и кое-какие вещицы, скажем так, более конкретные: знаки и амулеты, дававшие ему власть практически над всеми сектами религиозных фанатиков Азии.
— Боже мой! — пробормотал Веймаут.
— Вот это наследство дочь Фу Манчи и решила прибрать к рукам. За ним она и поехала в Египет. Именно в этом была причина таинственной смерти профессора Зейтланда. Та же участь ждала и Бартона. Ему лишь чудом удалось ее избежать. Сами понимаете, какие сокровища были поставлены на карту… — Найланд Смит прекратил свое бесконечное кружение по комнате и обвел нас угрюмым взглядом. — Сокровища, делающие ее хозяйкой самой могущественной преступной организации в мире!
— Я пересек с Фа Ло Ше этот странный дом, — продолжил свой рассказ Найланд Смит, — потом сад, но не по той тропинке, что пришли мы, а другой, и оказался у стены, за которой начиналась пальмовая роща. По дороге нам не встретилось ни души.
— Где он? — спросил я.
— Наберитесь терпения, — насмешливо улыбнувшись, ответила Фа Ло Ше. — Его скоро принесут.
Я сунул в карман пистолет и ограничился тем, что крепко держал ее за талию. Поступок, согласитесь, совершенно естественный, однако за него мне пришлось дорого заплатить.
Вскоре из-за угла появились двое, несшие бесчувственное тело. При виде нас они заколебались, но мадам повелительно подняла руку, и ее люди приблизились. Я увидел вас, Гревилль, без сознания лежавшего на песчаной дорожке у моих ног.
Продолжая крепко сжимать талию Фа Ло Ше, я потянулся к пистолету и вдруг заметил, что один из носильщиков-негров с любопытством смотрит через мое плечо. Нетрудно было сообразить: что-то затевается. Смит чиркнул спичкой, в очередной раз сломав ее, и тяжело вздохнул. — Эх, держи я тогда пистолет у ребер Фа Ло Ше, сегодня мир уже был бы свободен от очень опасного дьявола. Однако я не успел. Кто-то стремительно спрыгнул со стены, и мастерский удар мешком с песком завершил этот печальный эпизод… — Найланд Смит невольно поднял руку к голове.
— Когда я очнулся, вокруг царила мертвая тишина, — успокоившись, продолжил он. — Память не сразу возвратилась ко мне, но когда я вспомнил все, что произошло, то, признаюсь, испугался. Я знал, что дом стоит в полном уединении, а шейх Исмаил пользуется у окрестных жителей недоброй репутацией торговца предметами черной магии. Теперь я оказался пленником в этом доме. Не было нужды даже задумываться о том, есть ли у меня шансы вырваться на свободу.
Оглядевшись, я обнаружил, что валяюсь на грязном полу настоящей каменной клетки, площадью не больше трех квадратных ярдов. Ощупав себя, я убедился, что у меня решительно ничего не взяли. Даже пистолет лежал в кармане. Более того, рядом, на полу, я увидел тот самый мешок с песком, которым меня так славно отделали! В тот момент я не был, конечно, в состоянии оценить тонкость восточного юмора, но сегодня ночью мне удалось отплатить за насмешку!
В клетушке было светло — окно, расположенное под самым потолком, давало достаточно света, однако дотянуться до него мне не удалось, как я ни пытался. На мебель, естественно, не было и намека, да она бы там и не поместилась. Выломать тяжелую, обитую железом дверь нечего было и думать. Отчаянно хотелось пить… И тут я увидел на подоконнике поднос, а на нем — графин с водой.
Не знай я китайских обычаев, наверное, я так бы и не сообразил, что к чему. Но, оценив обстановку, убедившись, что до графина мне не дотянуться, а все пули из пистолета аккуратно удалены, я понял, в чем дело, и покорился неизбежному. Меня приговорили к самой страшной из китайских пыток, известной под названием «Медленная смерть».
— Кажется, осознав свое положение, я не удержался от стона. Понимаете, Гревилль, в той комнате, где собрался Совет Семи, я узнал еще одного не самого доброго своего знакомого — Ибрагим-бея, брата-близнеца Свази-паши!
С самим пашой я знаком уже много лет, а в связи с моим последним назначением в Скотланд-Ярд даже имел с ним кое-какие дела. Несомненно, именно он стоит между Турцией и теми темными силами, которые одни считают исходящими из Москвы, другие — еще откуда-то, но которые неизменно включают Турцию в свою программу. И тут я узнаю, что Ибрагим-бей, этот взбунтовавшийся ублюдок с рыбьей кровью, — член Совета Семи! Можно было не сомневаться, что именно здесь — ключ к тем таинственным событиям на Ближнем и Дальнем Востоке, о которых упоминали вы, Веймаут, и которые были до боли знакомы мне самому…
Свази-паша был обречен! Так же, как и я, единственный человек, который мог его спасти.
Петри с Веймаутом рассказали мне, что обыскали дом шейха от крыши до подвалов. Должен заметить, что один подвал вы все-таки пропустили, а именно тот, в котором заперли меня.
Я совершенно не представлял себе, сколько провалялся без сознания. Мои наручные часы разбились при падении. Об обыске, который вы проводили, я, разумеется, ничего не знал. Лишь две вещи занимали в то время мой мозг: ваша судьба, Гревилль, и судьба Свази-паши.
Я тщательно осмотрел окно. Забранное ржавой железной решеткой, оно было тем не менее не таким уж маленьким, и я без труда определил, что нахожусь в подвале и что на дворе раннее утро. Я вновь удостоверился, что мне не удастся выбраться ни через него, ни через дверь. И, поскольку до меня не доносилось ни звука, волей-неволей вынужден был смириться с перспективой самой ужасной из смертей — от голода и жажды рядом с запотевшим графином, стоящим над моей головой на подоконнике.
Судя по моему состоянию, без сознания я пробыл всего лишь несколько часов. Невольно я отметил характерный для китайцев фатализм: если бы кто-нибудь посторонний прошел мимо моего узилища, он мог бы мне помочь освободиться. Разумеется, я отдавал себе отчет, что такая возможность ничтожно мала, иначе Фа Ло Ше, с ее предусмотрительностью, вряд ли пошла бы на риск, но все же решил попытаться. Голова моя раскалывалась от боли, мучительно хотелось пить, но сил я еще не растерял и потому во всю глотку принялся взывать о помощи сначала по-английски, потом по-арабски. После каждой фразы я напряженно вслушивался. Ни звука!
Постепенно мною все больше и больше овладевало прямо-таки буддистское смирение. Тем не менее я не собирался ограничиваться лишь пассивными методами. Сесть было некуда, разве что на пол, поэтому я, почувствовав внезапно странную слабость, прислонился к двери и принялся размышлять, что делать дальше.
И как раз в этот момент послышался голос друга. Если бы не он, меня бы сегодня с вами не было. Я услышал вой собаки!
— Саид! — воскликнул Петри.
— В этот миг я почувствовал, что фортуна вновь повернулась ко мне лицом, — улыбнулся Найланд Смит. — Силы мои утроились. Подскочив к окну, я тут же завыл в ответ. Сигнал повторился. Я снова ответил. И через пару минут сверху раздался голос Саида.
Не стану останавливаться на подробностях, скажу лишь, что он сбегал к машине за веревкой, мгновенно выломал насквозь проржавевшую решетку, и через несколько минут я благополучно выбрался из темницы, оказавшись на опушке пальмовой рощицы. Не вините себя, Веймаут, что вам не удалось обнаружить эту каморку при обыске — без сомнения, она именно для того и создавалась. Я почти не сомневаюсь, что с домом ее связывал лишь отлично замаскированный подземный ход, выходящий из какого-нибудь подвала.
Мозг мой лихорадочно работал. Необходимо было воспользоваться случаем. Под монашеским одеянием на мне осталось арабское платье, и это оказалось как нельзя более кстати. Можете мне поверить, Гревилль: у меня болела о вас душа, но я ничего не мог сделать. Надо было как можно скорее добраться до Стамбула. Теперь вы понимаете, почему не обнаружили нашей машины: я воспользовался ею, чтобы достичь железной дороги. К счастью, денег у меня оказалось достаточно, и через неделю после обыска в доме шейха Исмаила я уже оказался в Константинополе. Через полицию Кемаля я первым делом ознакомился с последними сведениями из Скотланд-Ярда. Ну, а остальное вы уже знаете.
— Зато кое-чего не знаете вы, — проговорила миссис Петри, когда рассказчик замолк. — Сегодня в Лондоне я видела его! Фу Манчи сейчас в Лондоне!
Найланд Смит резко повернулся.
— В этом вопросе вы никогда не ошибаетесь, Карамани, — протянул он, серьезно глядя на нее. — В Париже Фу Манчи занимал номер по соседству со Свази-пашой.
Снизу, с Пикадилли, доносились звуки автомобильных клаксонов.
ГЛАВА X
ХОЛДСКОЕ АББАТСТВО
— Тут все выглядит таким мирным, — нервно прошептала Райма, вцепившись в мою руку, — и вместе с тем, Шан, я почему-то никогда не чувствовала себя здесь в безопасности. Я тебе еще не говорила, что вчера ночью увидела из окна привидение Холдского аббатства?
— Просто игра воображения, дорогая, — успокоил я ее. — Каждый из этих бывших монастырей считает делом чести обзавестись собственным монахом-призраком. Впрочем, даже если он в самом деле существует, наверняка при жизни был изрядным выпивохой, да и после смерти остался тем же рубахой-парнем…
В довершение ко всем нашим треволнениям, осенняя погода в Англии, как всегда, не радовала. Весь день собиралась гроза, с запада медленно надвигались черные тучи. Раскаты грома были слышны уже с утра. Наконец она разразилась двумя короткими, но очень сильными ливнями, и сейчас, хотя мрачные скопления облаков еще виднелись вдали, небо над нами было безоблачным.
Мы прогуливались по саду, наслаждаясь свежим послегрозовым воздухом. Деревья шелестели, сбрасывая с листьев последние капли, но дорожка уже высохла. Я не очень беспокоился по поводу Райминых тревог: они были естественны, учитывая испытания, через которые ей пришлось пройти недавно. Когда сэр Лайонел предложил нам покинуть Лондон и отдохнуть в его норфолкском поместье, никто не приветствовал эту идею так горячо, как я. Несмотря на отчаянные усилия инспектора Уэйла и его помощников, все следы мадам Ингомар и еще более опасного исчадия ада, ее отца, будто растворились в воздухе.
Найланд Смит был уверен, что сэр Лайонел, выполнив отведенную ему роль в планах Фа Ло Ше, может не опасаться дальнейшего внимания с ее стороны, и мы, расположившись в Холдском аббатстве, много лет назад купленном Бартоном и превращенном в поместье, беззаботно предались невинным забавам сельской жизни.
— Странная вещь, — продолжала меж тем Райма, и я внезапно насторожился, услышав в ее голосе ноты глубокой озабоченности, — с тех пор, как к нам присоединился мистер Смит, я чувствую себя не в большей, а в меньшей безопасности!
— Любопытно, — пробормотал я. — Как ни странно, у меня точно такое же ощущение.
— Я допускаю, что после последних событий слишком легко ударяюсь в панику, — призналась Райма. — Но ты обратил внимание на это семейство цыган, что расположилось чуть ниже большого поля?
— Да, дорогая. Я проходил сегодня мимо и видел подростка; он мне показался очень красивым, хотя я был довольно далеко, и какую-то ужасную старуху, похожую на ведьму. Они тебя беспокоят?
Райма нервно рассмеялась.
— Не то чтобы беспокоили… Подростка я не видела, но встретила женщину и мужчину, и, знаешь, у меня от их вида мурашки по спине поползли… — Она оборвала фразу и, прислушавшись к чему-то, испуганно прошептала: — О, Шан! Что это?
Низкий, мурлыкающий звук достиг моих ушей. Странный и продолжительный… Я застыл в недоумении, чувствуя, как пальцы Раймы все сильнее сжимают мои. Потом до меня дошло. Не разбирая дороги, я подтащил Райму к зарешеченному окну крытой галереи, соединяющей основное здание с комнатами слуг.
— Сейчас ты поймешь, дорогая, — прошептал я.
Яркий лунный свет озарял помещение; на полу, свернувшись клубком, лежало грациозное, похожее на кошку создание и, подняв маленькую усатую головку, внимательно наблюдало за нами; его золотистая, с черными пятнами шкура блестела в сумерках. То был индийский гепард сэра Лайонела, хотя и прирученный, но временами опасно раздраженный. Зоология всегда занимала прочное место в сердце моего шефа.
— О, слава Богу! — воскликнула Райма, глядя в красивые хищные глаза. — Мне бы следовало и самой догадаться! Но я никогда раньше не слышала, как он мурлычет.
— Очевидно, пребывает в хорошем настроении, — улыбнулся я.
Зверь с дружелюбным, как мне показалось, ворчанием встал, зевнул, демонстрируя ленивую кошачью грацию, снова заворчал и, будто в припадке внезапной слабости, утомленно свалился на пол. Мне это показалось неплохой пародией на пьяного забулдыгу. Позже выяснилось, что мысль моя оказалось куда более точной, нежели я мог предположить.
Мы обогнули западное крыло здания и через стеклянные двери вошли в библиотеку. Присутствие сэра Лайонела успело заметно изменить атмосферу этого помещения. Просторная комната со стенами, обитыми дубовыми панелями и с мощно выступающими потолочными балками, была забита бесчисленными восточными реликвиями и диковинами, совершенно не гармонирующими со строгим интерьером бывшей монастырской трапезной. Особенно нелепо, на мой взгляд, здесь выглядел величественный китайский лакированный шкаф добрых шести футов в высоту, мирно соседствующий со строгой колонной винтовой лестницы.
Библиотека была пуста, но сверху, из кабинета, доносился громкий голос шефа. Я знал, что он беседует там с Найландом Смитом. Петри с женой должны были приехать к обеду, но позвонили из Норвича и предупредили, что из-за поломки машины могут задержаться.
Вскоре появилась миссис Орам, убеленная сединами домоправительница сэра Лайонела. Оставив ее болтать с Раймой, я поднялся по дубовым ступеням и присоединился к шефу.
— Привет, старый разведчик! — громогласно приветствовал он меня, когда я вошел. — Учти, если собираешься еще со мной работать, тебе придется либо прогнать Райму, либо жениться на ней!
Он монументально возвышался посреди каминного коврика — единственного свободного пятачка в этой маленькой комнатке, забитой всевозможными реликвиями, привезенными из многочисленных экспедиций, так что она напоминала лавку какого-нибудь неряхи антиквара. Найланд Смит, болтая ногой, восседал на уголке заваленного черт-те чем письменного стола, теребил мочку левого уха и критическим оком взирал на массивного, загорелого джентльмена с седыми волосами и умными голубыми глазами — выдающегося востоковеда и самого неутомимого английского исследователя. Я, право, затруднился бы определить, кто из них обладает более вулканической энергией.
— Смит волнуется! — прогромыхал сэр Лайонел в своей обычной манере, громко и быстро. — Считает, что наши китайские друзья вновь принялись за свои обезьяньи проделки. Ему не нравится задержка Петри.
— Нет, — резко ответил Найланд Смит, — но мало ли что может случиться! Особенно сегодня вечером…
— Почему особенно? — поинтересовался я.
— Потому что именно сегодня вечером я видел привидение Холдского аббатства.
— Чушь! — рявкнул сэр Лайонел.
— Монах? — взволнованно уточнил я.
— Нет, — покачал головой Смит. — Мне он монахом не показался. К тому же я как-то не особенно верю в привидения, — добавил он.
Присоединившись к Райме, я обнаружил, что ее беспокойство еще больше возросло.
— Я так рада, что ты здесь, Шан, — улыбнулась она. — Милая миссис Орам отправилась спать. Я, конечно, слышала в кабинете ваши голоса, да только нервы у меня вконец расстроены. Ужасно волнуюсь за Петри.
Хотя с миссис Петри моя любимая познакомилась совсем недавно, между ними уже успела установиться та редкая женская дружба, которую мужчины могут только приветствовать. В сложном характере миссис Петри явно наличествовала немалая толика восточного мистицизма — хотя, судя по внешности, я никогда не заподозрил бы в ней восточной крови. Райма же в полной мере унаследовала кельтскую склонность к фантазиям, не говоря уж о собственной живости воображения, щедро отпущенного ей природой.
— Я тоже, дорогая, — ответил я, — но утром они уже будут здесь. Ты опять что-нибудь себе нафантазировала? — Я бросил взгляд на двери и окна. — Петерс все надежно запер, я сам видел. Так что из-за цыган можешь не волноваться.
Странно, конечно, что Райма, делившая с нами не совсем, мягко говоря, обычную жизнь в Долине Фараонов, стала такой пугливой в обычнейшем норфолкском поместье: как может испугаться какого-то привидения та, которая не боялась бедуинов?
— Нет. — Она всмотрелась в меня своим милым серьезным взглядом, по обыкновению, читая мои мысли. — Цыган я не боюсь, правда-правда. Слишком много ночей я провела там, в Египте, чтобы их бояться. Мой страх другой, Шан, — какой-то глупый, нереальный, мистический ужас! Могу я тебя кое о чем попросить?
— Конечно. Что нужно сделать?
— Открой его, пожалуйста!
И, с робкой мольбой поглядев на меня, девушка показала на стоящий под лестницей китайский шкаф.
Я взялся за резные ручки и настежь распахнул расписные, украшенные золотой полоской дверцы. Как и следовало ожидать, внутри было пусто.
Райма поблагодарила меня улыбкой.
— Я весь вечер боролась со страшным искушением это сделать! — призналась она. — Спасибо, Шан, дорогой. Только не думай, что я ненормальная. — Она протянула мне книгу, лежавшую у нее на коленях. — Представляешь, так и сидела, уставившись в одну строчку, а мысли витали вокруг этого дурацкого шкафа! Похоже, ты вывел меня из настоящего транса!
Я взял книгу — какой-то бездарный современный роман — и взглянул на строчку, на которую указывал палец Раймы. Там значилось: «Я рядом с тобой…»
У меня не нашлось другого ответа, кроме ответа любви.
Наконец, мы пожелали друг другу спокойной ночи. Когда Райма встала, я обратил внимание, что на диванных подушках рядом с ней лежал пульверизатор с освежителем воздуха. Увидев мой удивленный взгляд, она рассмеялась.
— Зачем тебе понадобилась эта штука? — полюбопытствовал я.
Она приняла мой вопрос со странной серьезностью. Вообще я заметил, что ее поведение было более рассеянным, чем обычно.
— Я сейчас вспомнила: тут был какой-то странный запах. Затхлый такой, знаешь, как гниющие листья. Ну, я и решила освежить воздух.
Вдоль второго этажа юго-западного крыла поместья, где находилась моя комната, протянулся безобразный каменный балкон. Под ним проходила галерея, за которой смотрели на газоны зарешеченные комнаты слуг. На втором же этаже, откуда открывался великолепный вид, располагались прекрасные просторные гостевые комнаты. Соседнюю с моей занимал Найланд Смит, потом была одна пустая, а за ней — комната Раймы.
Войдя к себе, я не стал зажигать света — обычай, введенный в поместье сэром Лайонелом в целях маскировки. Вместо этого, подойдя на ощупь к окну, поднял штору, открыл его и с наслаждением вдохнул аромат влажной земли и мокрых листьев. Справа был виден угол террасы; внизу, прямо под балконом, начинался крутой склон, спускающийся к деревьям, обрамляющим бывший ров с водой.
За ним снова начинался подъем, уже более пологий, занятый старым парком. А еще дальше, милях в двух от поместья, над деревьями возвышалась полуразрушенная башня — местная достопримечательность, память о норманнском владычестве.
Сначала взгляд мой скользил по ландшафту довольно рассеянно: окно я открыл больше для того, чтобы, размышляя о Райме, насладиться ночной прохладой. Но внезапно старая башня, призраком возвышающаяся на горизонте, приковала мое внимание. Ясно видимый на фоне грозовых облаков, на ее вершине зажегся слабый свет и тут же исчез, будто мигнувший глаз.
Стиснув зубы, я присмотрелся внимательнее. Из башни с приличной скоростью шпарили морзянкой! Я попытался что-нибудь разобрать, но вскоре с досадой обнаружил, что азбуку Морзе позабыл начисто. Потом меня озарило: раз сообщение передают, стало быть, кто-то в поместье должен его и принимать! Успев достаточно хорошо изучить окрестности, я знал, что ниоткуда, кроме Холдского аббатства, световых сигналов с башни видно быть не могло.
Сделав такое умозаключение, я немедленно принялся действовать. Не обращая внимания на мокрые от дождя листья, перемахнул через парапет балкона и по обвившему колонны галереи плющу начал спускаться вниз. И хотя где-то в середине сорвался, но удачно приземлился в растущие внизу кусты, отделавшись насквозь промокшим вечерним костюмом. Затем, скрываясь в тени дома, начал продвигаться к бывшему рву. Добравшись до него, обернулся и убедился, что весь дом погружен во тьму.
Преодолев впадину, оставшуюся ото рва, и оказавшись на насыпи — бывшем оборонительном валу, я вновь посмотрел на показавшуюся над деревьями верхушку башни. Передача продолжалась!
Я сделал неловкий шаг и, невольно охнув, покатился обратно во впадину: кожаные подметки вечерних туфель скользнули по мокрому дерну. Проклиная все и вся, на четвереньках выполз на насыпь, однако в темноте забрал гораздо севернее и, поднявшись наверх, ясно увидел, в какую именно часть поместья адресуется сообщение. Свет, судя по всему, от электрического фонарика, вспыхивал и гас в виде точек и тире в открытом окне кабинета шефа!
Под прикрытием разросшихся кустов рододендронов я подполз так близко, что смог увидеть того, кто держал фонарик, подавая сигналы. И… не поверил собственным глазам. Меня охватил ужас, замешанный и на легенде Холдского аббатства, и на страхах Раймы, и на моих собственных жутких воспоминаниях… Ибо человек, подававший сигналы в далекую башню, был одет во что-то весьма напоминающее сутану; голову его целиком скрывал огромный капюшон, так что в слабом свете фонарика разобрать черты лица было решительно невозможно.
— Боже мой! — пробормотал я. — Это еще кто такой?
По-прежнему прикрываясь кустами, я прополз два десятка шагов, отделявших меня от террасы, нащупал ветку плюща потолще, ведущую прямо к моему окну, и принялся карабкаться вверх. Сердце мое колотилось, мысли беспорядочно мельтешили в голове.
Перевалившись через балюстраду, я одним прыжком перемахнул балкон и вломился в комнату.
В свете луны шевельнулась чья-то фигура.
Это был Найланд Смит!
— Тс-с! Говорите тише, Гревилль!
Я изумленно уставился на него, застыв возле открытого окна и тяжело дыша.
— Почему? — прошептал я, слегка придя в себя. — Что случилось?
— Закройте окно, — приказал Смит.
Я повиновался.
— Видели, как я карабкался? — повернувшись, спросил я.
— Нет. Слышал. Высовываться не рискнул — честно говоря, я ожидал кого-нибудь другого. Однако вас буквально распирает от новостей. Выкладывайте.
В нескольких словах я рассказал ему о свете на вершине башни и о странной фигуре в сутане в окне кабинета.
— Наверное, выслеживать его уже поздно, мистер Смит, — закончил я, но все же направился к двери.
— Да нет, отчего же? — усмехнулся Смит, поймав меня за руку. — Он здесь.
— Где? — удивился я, быстрым взглядом обежав комнату и ничего не заметив.
— А вон там.
И Найланд Смит указал на мою кровать.
Совершенно обалдевший, я посмотрел туда и… увидел знакомое одеяние из верблюжьей шерсти. Придвинулся поближе, потрогал… нет сомнения, то самое.
— Просто игра воображения, дорогая, — успокоил я ее. — Каждый из этих бывших монастырей считает делом чести обзавестись собственным монахом-призраком. Впрочем, даже если он в самом деле существует, наверняка при жизни был изрядным выпивохой, да и после смерти остался тем же рубахой-парнем…
В довершение ко всем нашим треволнениям, осенняя погода в Англии, как всегда, не радовала. Весь день собиралась гроза, с запада медленно надвигались черные тучи. Раскаты грома были слышны уже с утра. Наконец она разразилась двумя короткими, но очень сильными ливнями, и сейчас, хотя мрачные скопления облаков еще виднелись вдали, небо над нами было безоблачным.
Мы прогуливались по саду, наслаждаясь свежим послегрозовым воздухом. Деревья шелестели, сбрасывая с листьев последние капли, но дорожка уже высохла. Я не очень беспокоился по поводу Райминых тревог: они были естественны, учитывая испытания, через которые ей пришлось пройти недавно. Когда сэр Лайонел предложил нам покинуть Лондон и отдохнуть в его норфолкском поместье, никто не приветствовал эту идею так горячо, как я. Несмотря на отчаянные усилия инспектора Уэйла и его помощников, все следы мадам Ингомар и еще более опасного исчадия ада, ее отца, будто растворились в воздухе.
Найланд Смит был уверен, что сэр Лайонел, выполнив отведенную ему роль в планах Фа Ло Ше, может не опасаться дальнейшего внимания с ее стороны, и мы, расположившись в Холдском аббатстве, много лет назад купленном Бартоном и превращенном в поместье, беззаботно предались невинным забавам сельской жизни.
— Странная вещь, — продолжала меж тем Райма, и я внезапно насторожился, услышав в ее голосе ноты глубокой озабоченности, — с тех пор, как к нам присоединился мистер Смит, я чувствую себя не в большей, а в меньшей безопасности!
— Любопытно, — пробормотал я. — Как ни странно, у меня точно такое же ощущение.
— Я допускаю, что после последних событий слишком легко ударяюсь в панику, — призналась Райма. — Но ты обратил внимание на это семейство цыган, что расположилось чуть ниже большого поля?
— Да, дорогая. Я проходил сегодня мимо и видел подростка; он мне показался очень красивым, хотя я был довольно далеко, и какую-то ужасную старуху, похожую на ведьму. Они тебя беспокоят?
Райма нервно рассмеялась.
— Не то чтобы беспокоили… Подростка я не видела, но встретила женщину и мужчину, и, знаешь, у меня от их вида мурашки по спине поползли… — Она оборвала фразу и, прислушавшись к чему-то, испуганно прошептала: — О, Шан! Что это?
Низкий, мурлыкающий звук достиг моих ушей. Странный и продолжительный… Я застыл в недоумении, чувствуя, как пальцы Раймы все сильнее сжимают мои. Потом до меня дошло. Не разбирая дороги, я подтащил Райму к зарешеченному окну крытой галереи, соединяющей основное здание с комнатами слуг.
— Сейчас ты поймешь, дорогая, — прошептал я.
Яркий лунный свет озарял помещение; на полу, свернувшись клубком, лежало грациозное, похожее на кошку создание и, подняв маленькую усатую головку, внимательно наблюдало за нами; его золотистая, с черными пятнами шкура блестела в сумерках. То был индийский гепард сэра Лайонела, хотя и прирученный, но временами опасно раздраженный. Зоология всегда занимала прочное место в сердце моего шефа.
— О, слава Богу! — воскликнула Райма, глядя в красивые хищные глаза. — Мне бы следовало и самой догадаться! Но я никогда раньше не слышала, как он мурлычет.
— Очевидно, пребывает в хорошем настроении, — улыбнулся я.
Зверь с дружелюбным, как мне показалось, ворчанием встал, зевнул, демонстрируя ленивую кошачью грацию, снова заворчал и, будто в припадке внезапной слабости, утомленно свалился на пол. Мне это показалось неплохой пародией на пьяного забулдыгу. Позже выяснилось, что мысль моя оказалось куда более точной, нежели я мог предположить.
Мы обогнули западное крыло здания и через стеклянные двери вошли в библиотеку. Присутствие сэра Лайонела успело заметно изменить атмосферу этого помещения. Просторная комната со стенами, обитыми дубовыми панелями и с мощно выступающими потолочными балками, была забита бесчисленными восточными реликвиями и диковинами, совершенно не гармонирующими со строгим интерьером бывшей монастырской трапезной. Особенно нелепо, на мой взгляд, здесь выглядел величественный китайский лакированный шкаф добрых шести футов в высоту, мирно соседствующий со строгой колонной винтовой лестницы.
Библиотека была пуста, но сверху, из кабинета, доносился громкий голос шефа. Я знал, что он беседует там с Найландом Смитом. Петри с женой должны были приехать к обеду, но позвонили из Норвича и предупредили, что из-за поломки машины могут задержаться.
Вскоре появилась миссис Орам, убеленная сединами домоправительница сэра Лайонела. Оставив ее болтать с Раймой, я поднялся по дубовым ступеням и присоединился к шефу.
— Привет, старый разведчик! — громогласно приветствовал он меня, когда я вошел. — Учти, если собираешься еще со мной работать, тебе придется либо прогнать Райму, либо жениться на ней!
Он монументально возвышался посреди каминного коврика — единственного свободного пятачка в этой маленькой комнатке, забитой всевозможными реликвиями, привезенными из многочисленных экспедиций, так что она напоминала лавку какого-нибудь неряхи антиквара. Найланд Смит, болтая ногой, восседал на уголке заваленного черт-те чем письменного стола, теребил мочку левого уха и критическим оком взирал на массивного, загорелого джентльмена с седыми волосами и умными голубыми глазами — выдающегося востоковеда и самого неутомимого английского исследователя. Я, право, затруднился бы определить, кто из них обладает более вулканической энергией.
— Смит волнуется! — прогромыхал сэр Лайонел в своей обычной манере, громко и быстро. — Считает, что наши китайские друзья вновь принялись за свои обезьяньи проделки. Ему не нравится задержка Петри.
— Нет, — резко ответил Найланд Смит, — но мало ли что может случиться! Особенно сегодня вечером…
— Почему особенно? — поинтересовался я.
— Потому что именно сегодня вечером я видел привидение Холдского аббатства.
— Чушь! — рявкнул сэр Лайонел.
— Монах? — взволнованно уточнил я.
— Нет, — покачал головой Смит. — Мне он монахом не показался. К тому же я как-то не особенно верю в привидения, — добавил он.
Присоединившись к Райме, я обнаружил, что ее беспокойство еще больше возросло.
— Я так рада, что ты здесь, Шан, — улыбнулась она. — Милая миссис Орам отправилась спать. Я, конечно, слышала в кабинете ваши голоса, да только нервы у меня вконец расстроены. Ужасно волнуюсь за Петри.
Хотя с миссис Петри моя любимая познакомилась совсем недавно, между ними уже успела установиться та редкая женская дружба, которую мужчины могут только приветствовать. В сложном характере миссис Петри явно наличествовала немалая толика восточного мистицизма — хотя, судя по внешности, я никогда не заподозрил бы в ней восточной крови. Райма же в полной мере унаследовала кельтскую склонность к фантазиям, не говоря уж о собственной живости воображения, щедро отпущенного ей природой.
— Я тоже, дорогая, — ответил я, — но утром они уже будут здесь. Ты опять что-нибудь себе нафантазировала? — Я бросил взгляд на двери и окна. — Петерс все надежно запер, я сам видел. Так что из-за цыган можешь не волноваться.
Странно, конечно, что Райма, делившая с нами не совсем, мягко говоря, обычную жизнь в Долине Фараонов, стала такой пугливой в обычнейшем норфолкском поместье: как может испугаться какого-то привидения та, которая не боялась бедуинов?
— Нет. — Она всмотрелась в меня своим милым серьезным взглядом, по обыкновению, читая мои мысли. — Цыган я не боюсь, правда-правда. Слишком много ночей я провела там, в Египте, чтобы их бояться. Мой страх другой, Шан, — какой-то глупый, нереальный, мистический ужас! Могу я тебя кое о чем попросить?
— Конечно. Что нужно сделать?
— Открой его, пожалуйста!
И, с робкой мольбой поглядев на меня, девушка показала на стоящий под лестницей китайский шкаф.
Я взялся за резные ручки и настежь распахнул расписные, украшенные золотой полоской дверцы. Как и следовало ожидать, внутри было пусто.
Райма поблагодарила меня улыбкой.
— Я весь вечер боролась со страшным искушением это сделать! — призналась она. — Спасибо, Шан, дорогой. Только не думай, что я ненормальная. — Она протянула мне книгу, лежавшую у нее на коленях. — Представляешь, так и сидела, уставившись в одну строчку, а мысли витали вокруг этого дурацкого шкафа! Похоже, ты вывел меня из настоящего транса!
Я взял книгу — какой-то бездарный современный роман — и взглянул на строчку, на которую указывал палец Раймы. Там значилось: «Я рядом с тобой…»
У меня не нашлось другого ответа, кроме ответа любви.
Наконец, мы пожелали друг другу спокойной ночи. Когда Райма встала, я обратил внимание, что на диванных подушках рядом с ней лежал пульверизатор с освежителем воздуха. Увидев мой удивленный взгляд, она рассмеялась.
— Зачем тебе понадобилась эта штука? — полюбопытствовал я.
Она приняла мой вопрос со странной серьезностью. Вообще я заметил, что ее поведение было более рассеянным, чем обычно.
— Я сейчас вспомнила: тут был какой-то странный запах. Затхлый такой, знаешь, как гниющие листья. Ну, я и решила освежить воздух.
Вдоль второго этажа юго-западного крыла поместья, где находилась моя комната, протянулся безобразный каменный балкон. Под ним проходила галерея, за которой смотрели на газоны зарешеченные комнаты слуг. На втором же этаже, откуда открывался великолепный вид, располагались прекрасные просторные гостевые комнаты. Соседнюю с моей занимал Найланд Смит, потом была одна пустая, а за ней — комната Раймы.
Войдя к себе, я не стал зажигать света — обычай, введенный в поместье сэром Лайонелом в целях маскировки. Вместо этого, подойдя на ощупь к окну, поднял штору, открыл его и с наслаждением вдохнул аромат влажной земли и мокрых листьев. Справа был виден угол террасы; внизу, прямо под балконом, начинался крутой склон, спускающийся к деревьям, обрамляющим бывший ров с водой.
За ним снова начинался подъем, уже более пологий, занятый старым парком. А еще дальше, милях в двух от поместья, над деревьями возвышалась полуразрушенная башня — местная достопримечательность, память о норманнском владычестве.
Сначала взгляд мой скользил по ландшафту довольно рассеянно: окно я открыл больше для того, чтобы, размышляя о Райме, насладиться ночной прохладой. Но внезапно старая башня, призраком возвышающаяся на горизонте, приковала мое внимание. Ясно видимый на фоне грозовых облаков, на ее вершине зажегся слабый свет и тут же исчез, будто мигнувший глаз.
Стиснув зубы, я присмотрелся внимательнее. Из башни с приличной скоростью шпарили морзянкой! Я попытался что-нибудь разобрать, но вскоре с досадой обнаружил, что азбуку Морзе позабыл начисто. Потом меня озарило: раз сообщение передают, стало быть, кто-то в поместье должен его и принимать! Успев достаточно хорошо изучить окрестности, я знал, что ниоткуда, кроме Холдского аббатства, световых сигналов с башни видно быть не могло.
Сделав такое умозаключение, я немедленно принялся действовать. Не обращая внимания на мокрые от дождя листья, перемахнул через парапет балкона и по обвившему колонны галереи плющу начал спускаться вниз. И хотя где-то в середине сорвался, но удачно приземлился в растущие внизу кусты, отделавшись насквозь промокшим вечерним костюмом. Затем, скрываясь в тени дома, начал продвигаться к бывшему рву. Добравшись до него, обернулся и убедился, что весь дом погружен во тьму.
Преодолев впадину, оставшуюся ото рва, и оказавшись на насыпи — бывшем оборонительном валу, я вновь посмотрел на показавшуюся над деревьями верхушку башни. Передача продолжалась!
Я сделал неловкий шаг и, невольно охнув, покатился обратно во впадину: кожаные подметки вечерних туфель скользнули по мокрому дерну. Проклиная все и вся, на четвереньках выполз на насыпь, однако в темноте забрал гораздо севернее и, поднявшись наверх, ясно увидел, в какую именно часть поместья адресуется сообщение. Свет, судя по всему, от электрического фонарика, вспыхивал и гас в виде точек и тире в открытом окне кабинета шефа!
Под прикрытием разросшихся кустов рододендронов я подполз так близко, что смог увидеть того, кто держал фонарик, подавая сигналы. И… не поверил собственным глазам. Меня охватил ужас, замешанный и на легенде Холдского аббатства, и на страхах Раймы, и на моих собственных жутких воспоминаниях… Ибо человек, подававший сигналы в далекую башню, был одет во что-то весьма напоминающее сутану; голову его целиком скрывал огромный капюшон, так что в слабом свете фонарика разобрать черты лица было решительно невозможно.
— Боже мой! — пробормотал я. — Это еще кто такой?
По-прежнему прикрываясь кустами, я прополз два десятка шагов, отделявших меня от террасы, нащупал ветку плюща потолще, ведущую прямо к моему окну, и принялся карабкаться вверх. Сердце мое колотилось, мысли беспорядочно мельтешили в голове.
Перевалившись через балюстраду, я одним прыжком перемахнул балкон и вломился в комнату.
В свете луны шевельнулась чья-то фигура.
Это был Найланд Смит!
— Тс-с! Говорите тише, Гревилль!
Я изумленно уставился на него, застыв возле открытого окна и тяжело дыша.
— Почему? — прошептал я, слегка придя в себя. — Что случилось?
— Закройте окно, — приказал Смит.
Я повиновался.
— Видели, как я карабкался? — повернувшись, спросил я.
— Нет. Слышал. Высовываться не рискнул — честно говоря, я ожидал кого-нибудь другого. Однако вас буквально распирает от новостей. Выкладывайте.
В нескольких словах я рассказал ему о свете на вершине башни и о странной фигуре в сутане в окне кабинета.
— Наверное, выслеживать его уже поздно, мистер Смит, — закончил я, но все же направился к двери.
— Да нет, отчего же? — усмехнулся Смит, поймав меня за руку. — Он здесь.
— Где? — удивился я, быстрым взглядом обежав комнату и ничего не заметив.
— А вон там.
И Найланд Смит указал на мою кровать.
Совершенно обалдевший, я посмотрел туда и… увидел знакомое одеяние из верблюжьей шерсти. Придвинулся поближе, потрогал… нет сомнения, то самое.