Страница:
Мы подплыли еще ближе, теперь я уже ясно различал накидку Сабины. Я вскочил на ноги. Казалось, сердце выскочило у меня из груди и разбилось на мелкие кусочки. Помню солнце над озером, легкий ветерок, крики моих спутников — и я один среди всего этого, как одинокое дерево посреди поля. Душа моя рвалась к Сабине, от которой меня отделяло еще примерно пятьсот метров. Расстояние непрерывно сокращалось.
Я стоял на плоту во весь рост. Ветер, блеск волн, в которых отражалось целое море света, неистовое пение амфибий — во всем этом было что-то головокружительное. Подобно тому, как в пылу сражения сталкиваются армии, в моей груди боролись нетерпение и надежда. Я видел Сабину, но она не могла видеть меня: ее лицо было обращено к просторам озера. К каким ухищрениям они прибегли, чтобы не дать ей обернуться? Почему любимые глаза не искали мой взор?
Когда до плота оставалось метров триста, мои друзья бросились к нему вплавь. В ту же минуту возле Сабины вырос человек. С ужасом я смотрел, как он схватил девушку. Она сопротивлялась, отбивалась. Он старался столкнуть ее в воду.
Те страшные минуты навсегда оставили во мне свой след: сердце заметно сдало, а в волосах появились седые пряди.
Злодеяние свершилось на моих глазах. Сабина исчезла в озере. От горя я лишился рассудка. Казалось, мир погрузился во мрак. Я бросился в воду и тяжело и медленно, беспомощный, как насекомое, увязшее в смоле, поплыл к своей возлюбленной. Когда же понял, что мои усилия тщетны, что все тщетно на этой земле, то прекратил борьбу и отдался на волю волн.
ВОДЯНОЙ МАЛЬЧИК
РЕКА
СВЕТЯЩИЙСЯ ЛЕС
ГРОЗА
ПЕРЕХОД ПОД ЗЕМЛЕЙ
ПОДЗЕМНЫЕ ОЗЕРА
Я стоял на плоту во весь рост. Ветер, блеск волн, в которых отражалось целое море света, неистовое пение амфибий — во всем этом было что-то головокружительное. Подобно тому, как в пылу сражения сталкиваются армии, в моей груди боролись нетерпение и надежда. Я видел Сабину, но она не могла видеть меня: ее лицо было обращено к просторам озера. К каким ухищрениям они прибегли, чтобы не дать ей обернуться? Почему любимые глаза не искали мой взор?
Когда до плота оставалось метров триста, мои друзья бросились к нему вплавь. В ту же минуту возле Сабины вырос человек. С ужасом я смотрел, как он схватил девушку. Она сопротивлялась, отбивалась. Он старался столкнуть ее в воду.
Те страшные минуты навсегда оставили во мне свой след: сердце заметно сдало, а в волосах появились седые пряди.
Злодеяние свершилось на моих глазах. Сабина исчезла в озере. От горя я лишился рассудка. Казалось, мир погрузился во мрак. Я бросился в воду и тяжело и медленно, беспомощный, как насекомое, увязшее в смоле, поплыл к своей возлюбленной. Когда же понял, что мои усилия тщетны, что все тщетно на этой земле, то прекратил борьбу и отдался на волю волн.
ВОДЯНОЙ МАЛЬЧИК
Я очнулся на плоту. Вокруг не было ни души: раненый и пловцы исчезли, плот не двигался. Жизнь кипела в прозрачных, пронизанных солнцем водах озера. Стаи рыб словно по мановению ветра то подплывали к плоту, то уносились вдаль. Тяжелые и плоские, как диски, или выпуклые, словно бутылочное стекло, закованные в чешуйчатый, как у ящера, панцирь, или столь прозрачные, что видны были переплетения голубоватых и розоватых сосудов, они исчезали под водой, оставляя за собой светящийся след. Мельчайшие складки ряби бежали по озеру, чередуясь с хрустальными колоколами волн; вода, словно затянутая шелком, искрилась и переливалась всеми цветами радуги.
В каком-то мрачном оцепенении я созерцал все это. Недавняя трагедия отошла в прошлое, горе осело на самое дно души. Трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем я заметил в воде человека. Я видел его неотчетливо, так как он находился на большой глубине. Он двигался намного медленнее, чем его сородичи, и плыл очень осторожно.
Вот он поднялся на поверхность, и по его перевязанной и бездействующей руке я узнал мальчика, взятого нами в плен в тростниковых зарослях. В здоровой руке он держал что-то блестящее, как оказалось — мой нож, за которым он нырял на дно озера.
Я помог ему забраться на плот. Вид его пробудил во мне печальные воспоминания, и, уверенный в самом ужасном, я впал в безмолвное отчаяние.
От прикосновения его руки я пришел в себя. Мальчик с состраданием смотрел на меня и со странной настойчивостью делал отрицательные знаки, сопровождая их жестами, смысл которых от меня ускользал. Но через некоторое время, видя, что я не понимаю, он пришел в уныние, и стал, как мне показалось, о чем-то беспокойно размышлять. Потом он схватил нож и отрезал от плота пять кусочков дерева. На его лице появилось лукавое выражение, и, вот что он мне показал. Сначала, прижав к груди один из кусочков, он принялся выражать ему знаки самой горячей любви и нежности и заставил меня сделать то же самое, так что я даже подумал, не хочет ли он научить меня обряду поклонения какому-нибудь божеству; второй кусочек дерева, который обозначал плот, он положил на воду; затем рядом со мной он положил первую щепку, тут «прибежал» третий кусочек, «схватил» ее и «унес» на плот.
Во мне пробудился интерес, так как становилось очевидным, что ребенок рассказывал мне о происшествии с Сабиной. Его лицо выражало удовлетворение и надежду, когда он увидел, как внимательно я слежу за его действиями. Итак, он продолжал рассказ. Плот нес Сабину, потом причалил к острову. Сабина вместе с вождем сошла на берег …и четвертая деревяшка заняла на плоту место Сабины.
Тут меня озарило. Ребенок засмеялся и продолжил рассказ, за которым я теперь следил с большим трепетом, чем за судьбой героев шекспировских драм.
Сабина и вождь остались на острове, четвертый кусочек дерева продолжал плыть на плоту, но вот появился пятый, напал на четвертого и сбросил его в воду! Мальчик опять засмеялся, и на этот раз мне были понятны его смех и слова утешения.
Сабина была жива! В мою Душу вливалась уверенность, более сладостная, чем луч солнца для путника во мраке африканского леса. Сабина была жива, но где же она? Не скажет ли мне и об этом сообразительный мальчик? Он поведал мне все так подробно, что я даже удивился. Мы нашли общий язык, и так как за первой удачей последовали новые успехи, то вскоре мы научились выражать на нашем языке разные чувства и даже простейшие абстрактные понятия.
Таким образом, я узнал, что вначале Сабина находилась на острове у зарослей тростника. Мальчик сказал (впрочем, об этом я и сам догадывался), что на острове была пещера, куда и поместили Сабину. Стоны, которые донеслись до меня из черного отверстия, оказались отнюдь не галлюцинацией: это действительно стонала моя несчастная возлюбленная. Из пещеры ее увезли в страну синекожих Людей Вод, которая, как показал мальчик, находилась на западе.
В каком-то мрачном оцепенении я созерцал все это. Недавняя трагедия отошла в прошлое, горе осело на самое дно души. Трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем я заметил в воде человека. Я видел его неотчетливо, так как он находился на большой глубине. Он двигался намного медленнее, чем его сородичи, и плыл очень осторожно.
Вот он поднялся на поверхность, и по его перевязанной и бездействующей руке я узнал мальчика, взятого нами в плен в тростниковых зарослях. В здоровой руке он держал что-то блестящее, как оказалось — мой нож, за которым он нырял на дно озера.
Я помог ему забраться на плот. Вид его пробудил во мне печальные воспоминания, и, уверенный в самом ужасном, я впал в безмолвное отчаяние.
От прикосновения его руки я пришел в себя. Мальчик с состраданием смотрел на меня и со странной настойчивостью делал отрицательные знаки, сопровождая их жестами, смысл которых от меня ускользал. Но через некоторое время, видя, что я не понимаю, он пришел в уныние, и стал, как мне показалось, о чем-то беспокойно размышлять. Потом он схватил нож и отрезал от плота пять кусочков дерева. На его лице появилось лукавое выражение, и, вот что он мне показал. Сначала, прижав к груди один из кусочков, он принялся выражать ему знаки самой горячей любви и нежности и заставил меня сделать то же самое, так что я даже подумал, не хочет ли он научить меня обряду поклонения какому-нибудь божеству; второй кусочек дерева, который обозначал плот, он положил на воду; затем рядом со мной он положил первую щепку, тут «прибежал» третий кусочек, «схватил» ее и «унес» на плот.
Во мне пробудился интерес, так как становилось очевидным, что ребенок рассказывал мне о происшествии с Сабиной. Его лицо выражало удовлетворение и надежду, когда он увидел, как внимательно я слежу за его действиями. Итак, он продолжал рассказ. Плот нес Сабину, потом причалил к острову. Сабина вместе с вождем сошла на берег …и четвертая деревяшка заняла на плоту место Сабины.
Тут меня озарило. Ребенок засмеялся и продолжил рассказ, за которым я теперь следил с большим трепетом, чем за судьбой героев шекспировских драм.
Сабина и вождь остались на острове, четвертый кусочек дерева продолжал плыть на плоту, но вот появился пятый, напал на четвертого и сбросил его в воду! Мальчик опять засмеялся, и на этот раз мне были понятны его смех и слова утешения.
Сабина была жива! В мою Душу вливалась уверенность, более сладостная, чем луч солнца для путника во мраке африканского леса. Сабина была жива, но где же она? Не скажет ли мне и об этом сообразительный мальчик? Он поведал мне все так подробно, что я даже удивился. Мы нашли общий язык, и так как за первой удачей последовали новые успехи, то вскоре мы научились выражать на нашем языке разные чувства и даже простейшие абстрактные понятия.
Таким образом, я узнал, что вначале Сабина находилась на острове у зарослей тростника. Мальчик сказал (впрочем, об этом я и сам догадывался), что на острове была пещера, куда и поместили Сабину. Стоны, которые донеслись до меня из черного отверстия, оказались отнюдь не галлюцинацией: это действительно стонала моя несчастная возлюбленная. Из пещеры ее увезли в страну синекожих Людей Вод, которая, как показал мальчик, находилась на западе.
РЕКА
Я неустанно искал способ отыскать Сабину. Отвязав от плота одно из тонких бревен и обстругав его ножом, сделал весло и принялся грести. Так как это занятие мне хорошо знакомо с детства, мне удавалось проплывать четырнадцать-пятнадцать метров в минуту. Конечно, предстояло еще долго грести, прежде чем мы доберемся до невидимого берега, но мне было легче что-то делать, чем пребывать в бездействии. Я бы с радостью отдал все силы ради спасения любимой, и то, что передо мной вновь забрезжила надежда, искупало все тяготы пути.
Остаток дня я без устали греб.
Солнце уже клонилось к западу, когда я заметил вдали прибрежные холмы, поросшие деревьями. Не зная, где нам лучше причалить, я разбудил мальчика, и он указал на густой лес примерно в километре от нас. Вскоре мы очутились в устье широкой реки, и по настоянию ребенка я направил плот по ней. Течение здесь было очень медленное, очевидно, река вытекала из озера, а не спускалась с гор. Справа и слева, по обеим ее сторонам из воды поднимались высокие деревья, стволы которых, похожие на гигантские столбы, образовывали бесконечную колоннаду. От деревьев, широко раскинувших ветви, словно руки, веяло холодом. Лучи заходящего солнца освещали реку, и кровавые отблески складками ложились на волны. Стволы деревьев уходили под воду на глубину пятнадцати футов. Блуждали толстые слепые рыбы, ползали огромные, с позеленевшим панцирем, ракообразные. Особенно много было головоногих неизвестного вида с непомерно большими глазами. Все здесь говорило о тусклой, но лихорадочной жизни, проходящей в вечных сумерках. В неглубокий местах дно было покрыто необычайно красивыми растениями длиной в несколько метров, распустившими по течению свои длинные пряди. Узорчатые водоросли расстилались причудливым ковром, и повсюду ползали насекомые, своими овальными хитиновыми панцирями напоминавшие черепах. Паук величиной с ладонь по нити, спускающейся с ветви дерева, скользил к воде за добычей; над бесцветными грибами вились толстые белые мухи. Я случайно задел веслом млекопитающее с клювом утконоса. В воздухе носилось множество летучих мышей.
По мере того, как река уводила нас в глубь леса, тени становились плотнее, деревья склонялись все ниже. Меня не покидало чувство тревоги, и я был охвачен страхом не меньше, чем желанием увидеть Сабину. Мальчик опять уснул. Последний кровавый блик упал на волну. Потом наступила темнота. Я перешел на нос плота и всю первую половину ночи греб в потемках.
Остаток дня я без устали греб.
Солнце уже клонилось к западу, когда я заметил вдали прибрежные холмы, поросшие деревьями. Не зная, где нам лучше причалить, я разбудил мальчика, и он указал на густой лес примерно в километре от нас. Вскоре мы очутились в устье широкой реки, и по настоянию ребенка я направил плот по ней. Течение здесь было очень медленное, очевидно, река вытекала из озера, а не спускалась с гор. Справа и слева, по обеим ее сторонам из воды поднимались высокие деревья, стволы которых, похожие на гигантские столбы, образовывали бесконечную колоннаду. От деревьев, широко раскинувших ветви, словно руки, веяло холодом. Лучи заходящего солнца освещали реку, и кровавые отблески складками ложились на волны. Стволы деревьев уходили под воду на глубину пятнадцати футов. Блуждали толстые слепые рыбы, ползали огромные, с позеленевшим панцирем, ракообразные. Особенно много было головоногих неизвестного вида с непомерно большими глазами. Все здесь говорило о тусклой, но лихорадочной жизни, проходящей в вечных сумерках. В неглубокий местах дно было покрыто необычайно красивыми растениями длиной в несколько метров, распустившими по течению свои длинные пряди. Узорчатые водоросли расстилались причудливым ковром, и повсюду ползали насекомые, своими овальными хитиновыми панцирями напоминавшие черепах. Паук величиной с ладонь по нити, спускающейся с ветви дерева, скользил к воде за добычей; над бесцветными грибами вились толстые белые мухи. Я случайно задел веслом млекопитающее с клювом утконоса. В воздухе носилось множество летучих мышей.
По мере того, как река уводила нас в глубь леса, тени становились плотнее, деревья склонялись все ниже. Меня не покидало чувство тревоги, и я был охвачен страхом не меньше, чем желанием увидеть Сабину. Мальчик опять уснул. Последний кровавый блик упал на волну. Потом наступила темнота. Я перешел на нос плота и всю первую половину ночи греб в потемках.
СВЕТЯЩИЙСЯ ЛЕС
Думаю, было около полуночи, когда мальчик проснулся. Он чувствовал себя гораздо лучше. Мы нашли в лесу съедобные орехи и подкрепились. Потом я задремал, а когда очнулся, где-то слева, должно быть, светила луна, потому что оттуда сквозь ветви деревьев лился призрачный свет. Все вокруг было неясным, словно подернутым дымкой. Дрожали расплывчатые пятна света, и было похоже, что на лес падали мерцающие белоснежные хлопья.
Под кронами деревьев царил непроглядный мрак, лишь иногда кое-где поблескивали светящиеся спинки рыб. Я продолжал грести, но из осторожности продвигался вперед крайне медленно, так что за три часа не проплыл и двух километров. Откуда-то слева по-прежнему лился странный свет. Быть может, уже взошло солнце, и сквозь ветви деревьев просачивались лучи зари? Я направил плот к свету. Река образовывала здесь излучину, и через несколько минут передо мной неожиданно открылась прекрасная картина: лес, сверкающий ярче, чем снег при лунном свете. Однако, на небе не было ни солнца, ни луны. Волны света плыли над рекой, широко разлившейся здесь, как озеро. Лес, видимо, был затоплен на большом расстоянии, но неглубоко, так что даже виднелись узловатые корневища. От корней деревьев и исходило широкими кругами странное свечение. Словно огненное покрывало, свет расстилался над водой, переливался, трепетал, то затухая, то вновь разгораясь Он стекал по кустам тоненькими струйками, а при порывах ветра рассеивался, как будто в воздух взлетали блестящие пчелки, и, отражаясь в воде, мерно покачивался на волнах. Царила глубокая, ошеломляющая тишина.
Я замер в преддверии этого сказочного мира. На минуту почувствовал себя ребенком. Во мне с детских лет сохранилось наивное восхищение, страх и непреодолимое любопытство ко всему таинственному. В воображении возник волшебный город, который Люди Вод сумели осветить в речной пучине. Я пытался представить себе этих новых существ, к которым я физически не смогу попасть. И у меня, представителя высокой цивилизации, возникло ощущение грустной покорности и страха перед их превосходством. Рухнули былые представления, порожденные лишь моей уверенностью в том, что я принадлежу к самой развитой части человечества, но я также понял, что прогресс наших бедных соперников клонится к закату они предпочитали жить в мечтах и грезах, в беспечной самоуспокоенности.
Тем временем, на островке рядом со мной появилось какое-то существо. В лучах света ясно вырисовывался человеческий силуэт гигантских размеров. Он был почти трехметрового роста и доставал головой до нижних ветвей ясеня. Скоро я понял, что столь высоким его делают непомерно длинные ноги. Еще три-четыре таких же существа появились на островке, потом они вошли в воду, доходившую им до пояса, и быстрыми шагами направились к нам. Я разбудил мальчика.
Ослепленный чересчур ярким светом, он поднес руку к глазам, чтобы разглядеть пришельцев, а узнав их, издал восклицание, которое не выражало ни удивления, ни испуга. Тем временем люди были уже близко. В зависимости от глубины их торсы то выступали, то погружались в воду, а иногда вода не доходила им даже до колен. Я заметил, что руки у них такие же длинные, как ноги, сухие и тонкие, точно лианы, а покрыты желтоватыми чешуйками, без всяких признаков волос. Туловище у каждого было белого цвета, поросшее волосами, грудь узкая, голова маленькая, на лице выделялись большие холодные, непрестанно бегающие глаза.
Казалось, их присутствие доставляло мальчику радость, в которой явно сквозила насмешка. Он заговорил с ними первый. Я жадно вслушивался в ответные слова. Их речь была совсем не такой, как у Людей Вод. Существа издавали низкие звуки, которые они артикулировали очень твердо, словно выковывая каждый слог сильным движением челюстей.
С важным видом они окружили наш плот. Все в них говорило о том, что они принадлежат к вымирающему племени, изгнанному в бесплодные земли. Таинственные создания словно вышли из-под земли: бледные, с волосами пепельного цвета, более темными на спине, чем на груди. Не знаю отчего, но своим видом они вызывали во мне жалость. Быть может потому, что мальчик относился к ним покровительственно, а может и потому, что я инстинктивно чувствовал в них париев.
Судя по всему, их развитие оказалось несовершенным. Можно предположить, что некогда они были оттеснены в эту заболоченную местность, недоступную для остальных людей, могущественными монгольскими племенами, и жизнь, постоянно связанная с опасностью, выработала в них осторожность и сдержанность. На протяжении столетий их конечности удлинялись от постоянного добывания пищи в болотах и озерах. А затем появились новые племена того же происхождения, которые то ли под натиском противников, то ли вследствие улучшения природных условий, переселились в район больших озер, сумели наилучшим образом приспособиться к условиям среды, превратившись в амфибий, и оставили далеко позади своих предшественников, вынужденных обитать в неглубоких водоемах.
Я понял, что мальчик просит, даже скорее приказывает им подтолкнуть плот. Глупые и послушные, они покорно подчинились, сознавая, как я думаю, свою слабость. И плот поплыл дальше через светящийся лес.
Это было прекрасней волшебного сна. За бортом разбегались в разные стороны светлые струи, отливающие перламутром, плот бесшумно разрезал серебристый покров вод, а справа и слева сияли полосы огней. Я внимательно всматривался в воду, затем погрузил в нее руку, а когда вынул — рука светилась. Я заметил в воде какие-то мельчайшие организмы, как показали дальнейшие исследования, это были зооспоры водорослей, очевидно, в период размножения они передвигались при помощи жгутиков и фосфоресцировали.
Мы плыли уже несколько часов, река начала сужаться. Теперь вода доходила нашим голенастым помощникам до плеч. Они стали захлебываться, проплыли еще несколько метров, затем оставили плот и вернулись на берег.
На нас опять надвигалась темнота, потому что дальше покрова зооспор в реке уже не было. Я прокричал слова благодарности нашим помощникам, мальчик тоже поблагодарил их. Они что-то ответили, глухо лязгая челюстями, и пустились по берегу в обратный путь. По мере того, как они удалялись, моя симпатия к ним все возрастала. Я никогда не видел ничего более смиренного и жалкого, чем печальные фигуры этих долговязых существ. Они двигались подобно кенгуру, и с их лиц не сходило грустное выражение, какое бывает у очень высоких и очень худых людей. В последний раз я смотрел, как они бежали друг за другом под деревьями, словно отделенные от туловища лапки паука-сенокосца, и казалось, что их смертельная бледность вызвана каким-то неведомым горем…
Я вновь взялся за весло. Река становилась глубже, деревья поредели. Мальчик опять заснул. Мне казалось, что я брежу: мне представлялось, как черное отверстие засасывает плот, и я лечу в бездну. Никогда больше я не смогу прикоснуться к своей любимой! Я очень устал и упал духом. Раньше, во время нашего путешествия, я всегда терпеливо переносил столь же суровые испытания, но тогда меня поддерживали энергия и сила Девреза, рядом со мной были Сабина и друзья-соотечественники, а главное, мы заранее знали, какие опасности могут подстерегать нас в пути. А сейчас я был один среди этих безгранично могущественных и совершенно непохожих на нас людей, затерянный во мраке бесконечного леса. Я боялся, что мой ослабевший организм не выдержит нового испытания, и мой разум помутится.
Теперь я греб все медленнее и все слабее. Перед глазами дрожали тени. Временами я не сознавал: плывем ли мы, или стоим на месте. Иногда мне чудилось, что я брожу по городским улицам или сижу на верхней площадке маяка.
Я отгонял это наваждение, и вновь передо мной вставали река, ночь, плот. Бормоча бессвязные слова, я почувствовал, что совсем теряю сознание. Помню, моей последней мыслью было, что я плохо гребу, и плот относит течение. Еще успел заметить, что вдали светлеет.
Под кронами деревьев царил непроглядный мрак, лишь иногда кое-где поблескивали светящиеся спинки рыб. Я продолжал грести, но из осторожности продвигался вперед крайне медленно, так что за три часа не проплыл и двух километров. Откуда-то слева по-прежнему лился странный свет. Быть может, уже взошло солнце, и сквозь ветви деревьев просачивались лучи зари? Я направил плот к свету. Река образовывала здесь излучину, и через несколько минут передо мной неожиданно открылась прекрасная картина: лес, сверкающий ярче, чем снег при лунном свете. Однако, на небе не было ни солнца, ни луны. Волны света плыли над рекой, широко разлившейся здесь, как озеро. Лес, видимо, был затоплен на большом расстоянии, но неглубоко, так что даже виднелись узловатые корневища. От корней деревьев и исходило широкими кругами странное свечение. Словно огненное покрывало, свет расстилался над водой, переливался, трепетал, то затухая, то вновь разгораясь Он стекал по кустам тоненькими струйками, а при порывах ветра рассеивался, как будто в воздух взлетали блестящие пчелки, и, отражаясь в воде, мерно покачивался на волнах. Царила глубокая, ошеломляющая тишина.
Я замер в преддверии этого сказочного мира. На минуту почувствовал себя ребенком. Во мне с детских лет сохранилось наивное восхищение, страх и непреодолимое любопытство ко всему таинственному. В воображении возник волшебный город, который Люди Вод сумели осветить в речной пучине. Я пытался представить себе этих новых существ, к которым я физически не смогу попасть. И у меня, представителя высокой цивилизации, возникло ощущение грустной покорности и страха перед их превосходством. Рухнули былые представления, порожденные лишь моей уверенностью в том, что я принадлежу к самой развитой части человечества, но я также понял, что прогресс наших бедных соперников клонится к закату они предпочитали жить в мечтах и грезах, в беспечной самоуспокоенности.
Тем временем, на островке рядом со мной появилось какое-то существо. В лучах света ясно вырисовывался человеческий силуэт гигантских размеров. Он был почти трехметрового роста и доставал головой до нижних ветвей ясеня. Скоро я понял, что столь высоким его делают непомерно длинные ноги. Еще три-четыре таких же существа появились на островке, потом они вошли в воду, доходившую им до пояса, и быстрыми шагами направились к нам. Я разбудил мальчика.
Ослепленный чересчур ярким светом, он поднес руку к глазам, чтобы разглядеть пришельцев, а узнав их, издал восклицание, которое не выражало ни удивления, ни испуга. Тем временем люди были уже близко. В зависимости от глубины их торсы то выступали, то погружались в воду, а иногда вода не доходила им даже до колен. Я заметил, что руки у них такие же длинные, как ноги, сухие и тонкие, точно лианы, а покрыты желтоватыми чешуйками, без всяких признаков волос. Туловище у каждого было белого цвета, поросшее волосами, грудь узкая, голова маленькая, на лице выделялись большие холодные, непрестанно бегающие глаза.
Казалось, их присутствие доставляло мальчику радость, в которой явно сквозила насмешка. Он заговорил с ними первый. Я жадно вслушивался в ответные слова. Их речь была совсем не такой, как у Людей Вод. Существа издавали низкие звуки, которые они артикулировали очень твердо, словно выковывая каждый слог сильным движением челюстей.
С важным видом они окружили наш плот. Все в них говорило о том, что они принадлежат к вымирающему племени, изгнанному в бесплодные земли. Таинственные создания словно вышли из-под земли: бледные, с волосами пепельного цвета, более темными на спине, чем на груди. Не знаю отчего, но своим видом они вызывали во мне жалость. Быть может потому, что мальчик относился к ним покровительственно, а может и потому, что я инстинктивно чувствовал в них париев.
Судя по всему, их развитие оказалось несовершенным. Можно предположить, что некогда они были оттеснены в эту заболоченную местность, недоступную для остальных людей, могущественными монгольскими племенами, и жизнь, постоянно связанная с опасностью, выработала в них осторожность и сдержанность. На протяжении столетий их конечности удлинялись от постоянного добывания пищи в болотах и озерах. А затем появились новые племена того же происхождения, которые то ли под натиском противников, то ли вследствие улучшения природных условий, переселились в район больших озер, сумели наилучшим образом приспособиться к условиям среды, превратившись в амфибий, и оставили далеко позади своих предшественников, вынужденных обитать в неглубоких водоемах.
Я понял, что мальчик просит, даже скорее приказывает им подтолкнуть плот. Глупые и послушные, они покорно подчинились, сознавая, как я думаю, свою слабость. И плот поплыл дальше через светящийся лес.
Это было прекрасней волшебного сна. За бортом разбегались в разные стороны светлые струи, отливающие перламутром, плот бесшумно разрезал серебристый покров вод, а справа и слева сияли полосы огней. Я внимательно всматривался в воду, затем погрузил в нее руку, а когда вынул — рука светилась. Я заметил в воде какие-то мельчайшие организмы, как показали дальнейшие исследования, это были зооспоры водорослей, очевидно, в период размножения они передвигались при помощи жгутиков и фосфоресцировали.
Мы плыли уже несколько часов, река начала сужаться. Теперь вода доходила нашим голенастым помощникам до плеч. Они стали захлебываться, проплыли еще несколько метров, затем оставили плот и вернулись на берег.
На нас опять надвигалась темнота, потому что дальше покрова зооспор в реке уже не было. Я прокричал слова благодарности нашим помощникам, мальчик тоже поблагодарил их. Они что-то ответили, глухо лязгая челюстями, и пустились по берегу в обратный путь. По мере того, как они удалялись, моя симпатия к ним все возрастала. Я никогда не видел ничего более смиренного и жалкого, чем печальные фигуры этих долговязых существ. Они двигались подобно кенгуру, и с их лиц не сходило грустное выражение, какое бывает у очень высоких и очень худых людей. В последний раз я смотрел, как они бежали друг за другом под деревьями, словно отделенные от туловища лапки паука-сенокосца, и казалось, что их смертельная бледность вызвана каким-то неведомым горем…
Я вновь взялся за весло. Река становилась глубже, деревья поредели. Мальчик опять заснул. Мне казалось, что я брежу: мне представлялось, как черное отверстие засасывает плот, и я лечу в бездну. Никогда больше я не смогу прикоснуться к своей любимой! Я очень устал и упал духом. Раньше, во время нашего путешествия, я всегда терпеливо переносил столь же суровые испытания, но тогда меня поддерживали энергия и сила Девреза, рядом со мной были Сабина и друзья-соотечественники, а главное, мы заранее знали, какие опасности могут подстерегать нас в пути. А сейчас я был один среди этих безгранично могущественных и совершенно непохожих на нас людей, затерянный во мраке бесконечного леса. Я боялся, что мой ослабевший организм не выдержит нового испытания, и мой разум помутится.
Теперь я греб все медленнее и все слабее. Перед глазами дрожали тени. Временами я не сознавал: плывем ли мы, или стоим на месте. Иногда мне чудилось, что я брожу по городским улицам или сижу на верхней площадке маяка.
Я отгонял это наваждение, и вновь передо мной вставали река, ночь, плот. Бормоча бессвязные слова, я почувствовал, что совсем теряю сознание. Помню, моей последней мыслью было, что я плохо гребу, и плот относит течение. Еще успел заметить, что вдали светлеет.
ГРОЗА
Когда я проснулся, плот быстро скользил по воде. Река кончилась, и мы снова плыли по озеру. Стояла сильная жара, солнце то появлялось, то исчезало за огромными тучами.
Я поискал глазами мальчика и увидел его в воде, здоровой рукой он подталкивал плот. Улыбнувшись, объяснил, что страна пещер уже совсем рядом.
— Там? — спросил я.
Его жест означал «да», и он прижал руку к груди, что на нашем языке означало Сабину.
Я предложил мальчику отдохнуть, но он отказался. Тогда я взял в руки весло и принялся грести. Пот лил с меня градом. Низко нависшие облака как будто давили на землю, а воздух был насыщен электричеством. Хотя ветра почти не было, по озеру шли частые и крутые волны. Лес справа от нас потемнел, сквозь просвет между холмами видно было, как песчаные вихри заволокли все небо в пустыне, лежащей по ту сторону гор. Меня тревожили эти признаки приближавшейся бури, я чувствовал, что мне придется вступить в единоборство с природой.
Мальчик с силой толкал плот, я уверенно греб веслом, и наши совместные усилия приближали нас к берегу. Нам оставалось проплыть еще метров сто, когда разразилась буря. В своей бессмысленной ярости она обрушилась на озеро и мгновенно покрыла его огромными волнами. Смерч подхватил плот, закружил на месте, поглотил, потом выбросил обратно на поверхность, мокрые плети дождя хлестали и ослепляли меня. Все вокруг заволоклось серой мглой. Я судорожно цеплялся за перекладину плота, который начинал разваливаться, и чувствовал, что вот-вот лишусь последней опоры. Мальчик исчез. Наверное, он опустился на глубину двух-трех метров и оттуда, не боясь урагана, наблюдал за мной. Так оно и было. Когда от сильного удара плот разлетелся вдребезги, и я оказался в пучине, он подхватил меня и вынес на берег.
Первые раскаты грома очень испугали ребенка. Эти удары, вначале приглушенные беспорядочными, низко нависшими тучами, вскоре, когда облака поднялись выше, превратились в ужасающий грохот. Молнии то резкими зигзагами прорезали воду, то вспыхивали и долго горели мягким светом, как электрические луны. Волны рвались к небу, а тучи, казалось, были готовы упасть в воду. Все озеро покрылось пламенем и содрогалось от грохота. Видя, что ребенок испуганно дрожит, я велел ему спрятаться на дно и там переждать грозу. Он кивнул и исчез в бушующих волнах.
Меня же молнии и гром не пугали. Насквозь промокший, я разделся до пояса и решил тем временем осмотреть местность. При вспышках света можно было различить — окружающее на несколько метров вокруг, потом все снова тонуло во мраке. К счастью, молнии вспыхивали часто, потому что и небо, и озеро были перенасыщены электричеством.
Дважды удар молнии опрокидывал меня навзничь, и .дважды я поднимался, дерзко смеясь. Я испил до дна чашу страданий и горя и сейчас наслаждался отчаянием. Буря грохотала, словно угрожая, струи дождя оскорбительно хлестали по телу — я казался себе фанатичным индусом, .святым мучеником, терпящим пытки.
Сквозь пар, поднимавшийся от нагретой и мокрой земли, сквозь густую пелену дождя я разглядел пещеры и решил подойти поближе. Шагах в пятидесяти от них при —яркой вспышке молнии я ничком упал на землю, но не от разряда электричества, а от того, что у входа в одну из пещер увидел Сабину. Она сидела на большом камне и смотрела на грозу. Рядом с ней никого не было. Прижимаясь к земле, я осторожно пополз. Меня она еще не видела, так как при каждой вспышке молнии зажмуривала глаза. Продолжая ползти, я размышлял, стоит ли мне входить в пещеру. А вдруг там притаились Люди Вод? Но внезапно я понял: похитители Сабины, также как и мой спутник, боясь грома, прячутся под водой. Тогда я удивился, почему же Сабина не думает о побеге, но тут увидел, что руки и ноги у нее связаны.
Радость, что я нашел Сабину, была так велика, что на несколько минут у меня перехватило дыхание. Наконец, вне себя от счастья, я очутился у ног своей невесты. Узнав меня, она протянула руки в порыве счастья, но внезапно ее охватила слабость, и девушка упала без чувств. От моих поцелуев она быстро пришла в себя.
После того, как Сабина была освобождена от пут, мы вдвинулись под дождем к берегу озера. Мир казался мне прекрасным, и гром над нашими головами гремел победно и ликующе. Сабина улыбалась сквозь капли дождя, стекавшие по ее лицу. Когда мы вернулись на берег, туда, где я оставил свою одежду, мальчик вынырнул из воды и, —хотя по-прежнему вздрагивал при каждой вспышке молнии, подошел к нам. Сабина приняла его вначале за одного из наших союзников, но увидев, что у него темная кожа, пришла в такой ужас, что мне стоило большого труда ее успокоить.
— Однако время шло. Мы хотели бежать, но мешало то, что мальчик боялся грозы. Все же он пересилил свой страх и согласился нас сопровождать. Я этому очень обрадовался, так как на время грозы мы могли не опасаться погони.
Я заметил, что мальчик чувствует себя гораздо спокойнее, когда держит меня за руку; интуитивно я понял, что чувство страха у него было скорее физического, нежели психического свойства, так как его нервная система активнее реагировала на состояние атмосферы. Так или иначе, от моего прикосновения он успокоился и даже смог указывать нам путь.
В течение получаса мы молча шли вслед за ним. И как же велико было мое удивление, когда он привел нас к пещере или, скорее, к просторному гроту.
— Куда же ты нас привел! — воскликнул я.
Ребенок посмотрел на Сабину, словно прося ее объяснить мне.
— Разве не через эту пещеру вы попали сюда? — спросила Сабина.
— Нет, — ответил я, — мы приплыли по реке.
— А меня вели по огромному подземному лабиринту!
— Мы не можем отважиться на подобное путешествие, дорогая Сабина!
И обратившись к мальчику, я объяснил, что мы хотим идти другой дорогой. Он ответил, что это невозможно, что путь назад один, через пещеры, и на его лице появилась уверенность, как будто этот путь был ему хорошо знаком. Но я боялся за Сабину. Заметив мои опасения, она сказала:
— Раз у нас нет другого выхода, лучше этот путь, чем риск быть снова схваченными.
Она протянула мне руку. Мальчик крепко сжал мою, и мы углубились в темноту.
Я поискал глазами мальчика и увидел его в воде, здоровой рукой он подталкивал плот. Улыбнувшись, объяснил, что страна пещер уже совсем рядом.
— Там? — спросил я.
Его жест означал «да», и он прижал руку к груди, что на нашем языке означало Сабину.
Я предложил мальчику отдохнуть, но он отказался. Тогда я взял в руки весло и принялся грести. Пот лил с меня градом. Низко нависшие облака как будто давили на землю, а воздух был насыщен электричеством. Хотя ветра почти не было, по озеру шли частые и крутые волны. Лес справа от нас потемнел, сквозь просвет между холмами видно было, как песчаные вихри заволокли все небо в пустыне, лежащей по ту сторону гор. Меня тревожили эти признаки приближавшейся бури, я чувствовал, что мне придется вступить в единоборство с природой.
Мальчик с силой толкал плот, я уверенно греб веслом, и наши совместные усилия приближали нас к берегу. Нам оставалось проплыть еще метров сто, когда разразилась буря. В своей бессмысленной ярости она обрушилась на озеро и мгновенно покрыла его огромными волнами. Смерч подхватил плот, закружил на месте, поглотил, потом выбросил обратно на поверхность, мокрые плети дождя хлестали и ослепляли меня. Все вокруг заволоклось серой мглой. Я судорожно цеплялся за перекладину плота, который начинал разваливаться, и чувствовал, что вот-вот лишусь последней опоры. Мальчик исчез. Наверное, он опустился на глубину двух-трех метров и оттуда, не боясь урагана, наблюдал за мной. Так оно и было. Когда от сильного удара плот разлетелся вдребезги, и я оказался в пучине, он подхватил меня и вынес на берег.
Первые раскаты грома очень испугали ребенка. Эти удары, вначале приглушенные беспорядочными, низко нависшими тучами, вскоре, когда облака поднялись выше, превратились в ужасающий грохот. Молнии то резкими зигзагами прорезали воду, то вспыхивали и долго горели мягким светом, как электрические луны. Волны рвались к небу, а тучи, казалось, были готовы упасть в воду. Все озеро покрылось пламенем и содрогалось от грохота. Видя, что ребенок испуганно дрожит, я велел ему спрятаться на дно и там переждать грозу. Он кивнул и исчез в бушующих волнах.
Меня же молнии и гром не пугали. Насквозь промокший, я разделся до пояса и решил тем временем осмотреть местность. При вспышках света можно было различить — окружающее на несколько метров вокруг, потом все снова тонуло во мраке. К счастью, молнии вспыхивали часто, потому что и небо, и озеро были перенасыщены электричеством.
Дважды удар молнии опрокидывал меня навзничь, и .дважды я поднимался, дерзко смеясь. Я испил до дна чашу страданий и горя и сейчас наслаждался отчаянием. Буря грохотала, словно угрожая, струи дождя оскорбительно хлестали по телу — я казался себе фанатичным индусом, .святым мучеником, терпящим пытки.
Сквозь пар, поднимавшийся от нагретой и мокрой земли, сквозь густую пелену дождя я разглядел пещеры и решил подойти поближе. Шагах в пятидесяти от них при —яркой вспышке молнии я ничком упал на землю, но не от разряда электричества, а от того, что у входа в одну из пещер увидел Сабину. Она сидела на большом камне и смотрела на грозу. Рядом с ней никого не было. Прижимаясь к земле, я осторожно пополз. Меня она еще не видела, так как при каждой вспышке молнии зажмуривала глаза. Продолжая ползти, я размышлял, стоит ли мне входить в пещеру. А вдруг там притаились Люди Вод? Но внезапно я понял: похитители Сабины, также как и мой спутник, боясь грома, прячутся под водой. Тогда я удивился, почему же Сабина не думает о побеге, но тут увидел, что руки и ноги у нее связаны.
Радость, что я нашел Сабину, была так велика, что на несколько минут у меня перехватило дыхание. Наконец, вне себя от счастья, я очутился у ног своей невесты. Узнав меня, она протянула руки в порыве счастья, но внезапно ее охватила слабость, и девушка упала без чувств. От моих поцелуев она быстро пришла в себя.
После того, как Сабина была освобождена от пут, мы вдвинулись под дождем к берегу озера. Мир казался мне прекрасным, и гром над нашими головами гремел победно и ликующе. Сабина улыбалась сквозь капли дождя, стекавшие по ее лицу. Когда мы вернулись на берег, туда, где я оставил свою одежду, мальчик вынырнул из воды и, —хотя по-прежнему вздрагивал при каждой вспышке молнии, подошел к нам. Сабина приняла его вначале за одного из наших союзников, но увидев, что у него темная кожа, пришла в такой ужас, что мне стоило большого труда ее успокоить.
— Однако время шло. Мы хотели бежать, но мешало то, что мальчик боялся грозы. Все же он пересилил свой страх и согласился нас сопровождать. Я этому очень обрадовался, так как на время грозы мы могли не опасаться погони.
Я заметил, что мальчик чувствует себя гораздо спокойнее, когда держит меня за руку; интуитивно я понял, что чувство страха у него было скорее физического, нежели психического свойства, так как его нервная система активнее реагировала на состояние атмосферы. Так или иначе, от моего прикосновения он успокоился и даже смог указывать нам путь.
В течение получаса мы молча шли вслед за ним. И как же велико было мое удивление, когда он привел нас к пещере или, скорее, к просторному гроту.
— Куда же ты нас привел! — воскликнул я.
Ребенок посмотрел на Сабину, словно прося ее объяснить мне.
— Разве не через эту пещеру вы попали сюда? — спросила Сабина.
— Нет, — ответил я, — мы приплыли по реке.
— А меня вели по огромному подземному лабиринту!
— Мы не можем отважиться на подобное путешествие, дорогая Сабина!
И обратившись к мальчику, я объяснил, что мы хотим идти другой дорогой. Он ответил, что это невозможно, что путь назад один, через пещеры, и на его лице появилась уверенность, как будто этот путь был ему хорошо знаком. Но я боялся за Сабину. Заметив мои опасения, она сказала:
— Раз у нас нет другого выхода, лучше этот путь, чем риск быть снова схваченными.
Она протянула мне руку. Мальчик крепко сжал мою, и мы углубились в темноту.
ПЕРЕХОД ПОД ЗЕМЛЕЙ
Раскаты грома, отдаленные и приглушенные, перекатывались в пещере бесконечным эхом. И без того страшно идти по темным широким коридорам, а удары грома еще усиливали наш страх — теперь мы боялись обвала. И эти опасения были не напрасны. Один раз молния, как я предполагаю, ударила в скалу где-то прямо над нашими головами. Скала затряслась, а когда шум в глубине подземного лабиринта утих, нас охватил неописуемый ужас — каменная глыба с грохотом упала и рассыпалась, осколки полетели в разные стороны, и один из них ударил меня в плечо.
Мы снова тронулись в путь. Я чувствовал, как в моей руке дрожит маленькая рука Сабины. Шли молча, вокруг царила тишина, в которой надежда и тревога срослись так же крепко, как ветви омелы с дубом. Так прошло около часа. Мальчик уверенно вел нас вперед, и я готов был объяснить его уверенность тем, что у подземного коридора не было боковых ответвлений. Но мое заблуждение рассеялось, едва мы вышли к пересечению нескольких туннелей. В конце одного из них, по которому мы не пошли, блестела вода.
— Как это мальчику удается отыскать правильный путь в этом лабиринте? — спросил я Сабину.
— Я тоже думала об этом, когда меня несли по бесконечным пещерам, — ответила она. — И нахожу лишь одно объяснение: у Людей Вод, так же, как и у почтовых голубей, чувство пространства развито лучше, чем у нас.
— Да, дорогая Сабина, они владеют наукой движений, совершают долгие путешествия под водой, благодаря чему в них и могло развиться чувство, о котором вы говорите.
— Я думаю, что в темноте они видят лучше нас. После двух часов ходьбы коридор расширился. Вдали заблестела вода. По мере того, как мы приближались к ней, блеск становился все ярче, мерцание приобретало зеленоватый оттенок. Потом показался свет, такой слабый и бледный, словно .нарождающийся день не решался проникнуть в пещеру. Мы с трудом различали потолок этого подземного зала, в глубине которого находилось озеро. Воды его терялись вдали, в одной из боковых галерей. Это оттуда лился отраженный свет, падая на стены и снова на воду. Несколько больших птиц поднялось в воздух. при нашем приближении, и мы видели, как они долго летели по огромному туннелю.
Внезапно появившийся свет заставил нас замереть на месте. Мы испытывали безмолвную радость людей, переживших кошмар. Мальчик, видя, как мы счастливы, тоже заулыбался, знаком предложил нам сесть и отдохнуть, что мы и сделали, а сам нырнул в подземное озеро, и скоро мы потеряли его из вида. Я обнял Сабину; и хотя мы падали от усталости, наши сердца пели гимн всепобеждающей любви.
— Сабина, — сказал я, — все эти опасности и невероятные приключения сделают нашу любовь еще более крепкой, навсегда оставят след в наших сердцах. Мы никогда не забудем это величественное подземелье, волшебную красоту скрытых от солнца глубоких вод.
Она уткнулась лицом в мое плечо, и наступили минуты счастья, когда я с нежностью и гордостью заключил ее в свои объятия.
Мы снова тронулись в путь. Я чувствовал, как в моей руке дрожит маленькая рука Сабины. Шли молча, вокруг царила тишина, в которой надежда и тревога срослись так же крепко, как ветви омелы с дубом. Так прошло около часа. Мальчик уверенно вел нас вперед, и я готов был объяснить его уверенность тем, что у подземного коридора не было боковых ответвлений. Но мое заблуждение рассеялось, едва мы вышли к пересечению нескольких туннелей. В конце одного из них, по которому мы не пошли, блестела вода.
— Как это мальчику удается отыскать правильный путь в этом лабиринте? — спросил я Сабину.
— Я тоже думала об этом, когда меня несли по бесконечным пещерам, — ответила она. — И нахожу лишь одно объяснение: у Людей Вод, так же, как и у почтовых голубей, чувство пространства развито лучше, чем у нас.
— Да, дорогая Сабина, они владеют наукой движений, совершают долгие путешествия под водой, благодаря чему в них и могло развиться чувство, о котором вы говорите.
— Я думаю, что в темноте они видят лучше нас. После двух часов ходьбы коридор расширился. Вдали заблестела вода. По мере того, как мы приближались к ней, блеск становился все ярче, мерцание приобретало зеленоватый оттенок. Потом показался свет, такой слабый и бледный, словно .нарождающийся день не решался проникнуть в пещеру. Мы с трудом различали потолок этого подземного зала, в глубине которого находилось озеро. Воды его терялись вдали, в одной из боковых галерей. Это оттуда лился отраженный свет, падая на стены и снова на воду. Несколько больших птиц поднялось в воздух. при нашем приближении, и мы видели, как они долго летели по огромному туннелю.
Внезапно появившийся свет заставил нас замереть на месте. Мы испытывали безмолвную радость людей, переживших кошмар. Мальчик, видя, как мы счастливы, тоже заулыбался, знаком предложил нам сесть и отдохнуть, что мы и сделали, а сам нырнул в подземное озеро, и скоро мы потеряли его из вида. Я обнял Сабину; и хотя мы падали от усталости, наши сердца пели гимн всепобеждающей любви.
— Сабина, — сказал я, — все эти опасности и невероятные приключения сделают нашу любовь еще более крепкой, навсегда оставят след в наших сердцах. Мы никогда не забудем это величественное подземелье, волшебную красоту скрытых от солнца глубоких вод.
Она уткнулась лицом в мое плечо, и наступили минуты счастья, когда я с нежностью и гордостью заключил ее в свои объятия.
ПОДЗЕМНЫЕ ОЗЕРА
Узкая тропинка привела нас к мрачному коридору, нависшему, должно быть, над рекой —сквозь трещины под ногами мерцали сонные воды. Около двух часов пробирались мы по этому коридору, насквозь пронизанному сыростью и холодом, но настроение наше заметно поднялось. Наконец, мы очутились в долине. Яркий свет на минуту ослепил нас. Гроза утихала, среди нагромождения ватных облаков виднелись бездонные синие просветы.