– Прилично. Слитки высыпались из разбитых ящиков, потому британцы и возятся. Ладно, пора менять парней. Благодарю за информацию.
– Не за что. Повнимательнее там.
– Мы всегда внимательны. Свистни вниз, если что…
Медленно, экономя силы и дыхательную смесь, парим над британцами. Я внимательно всматриваюсь в окружающую нас черноту и частенько поглядываю на экран поисковой панели, где четко отображается позиционирование каждого пловца и каждого подводного объекта с указанием дистанции, пеленга, геометрического размера, высоты расположения от грунта. Уникальная штука. Жаль, дальность сканирования маловата – всего до одной сотни метров.
Вокруг спокойно. Бригада из пяти профессиональных кладоискателей работает в привычном для себя режиме. Мы, как и прежде, кружим на удобной для нас «высоте». Прямо под нами иногда вспыхивают желтые искорки – это поблескивают в лучах мощных прожекторов глянцевые бока слитков. В стороне зловеще темнеет столб выбрасываемого помпой грунта…
Настораживающая новость приходит сверху минут через сорок с момента нашего погружения.
– «Скат», я – «Ротонда», – напоминает о себе Устюжанин по гидроакустической связи.
Позывной «Скат» всегда присваивается старшему находящейся под водой смены. Если работают две смены – «Скатом» остается смена, работающая на глубине, а та, что выше, зовется «Барракудой». «Ротонда» неизменна и непотопляема, ибо она всегда стоит на берегу.
Отвечаю Георгию:
– «Ротонда», «Скат» на связи.
– Как у вас?
– Нормально. Работаем по плану.
– Понял вас. А к нам «Орион» пожаловал.
Понятно. Патрульный противолодочный самолет «Орион» просто так не появится. Его визит вкупе со спешащими к этому району двумя военными кораблями недвусмысленно намекает о намерении норвежцев выяснить причину присутствия в их экономической зоне чужаков. Что ж, пусть выясняют. Надеюсь, Юрий связался через «пиджаков» с британцами, и те ускорили подводные работы.
Впрочем, они и так перепахивают дно Норвежского моря без перекуров…
«Стойкий» в циркуляции – постоянно маневрирует, не позволяя норвежцам приблизиться к неподвижному «Одиссею». Едва их корабли подошли на приемлемую дистанцию, мы просигналили: «Устраняем неисправность. Помощь не требуется».
Но они же не идиоты. Летчики «Ориона» отлично видели повернутую вбок стрелу крана «Одиссея», уходящие под воду тросы, электрические кабели и шланги. И аккуратно разложенное снаряжение на вертолетной площадке сторожевика. Теперь все это лицезреют моряки фрегата «Руаль Амундсен» и патрульного корабля ледового класса «Анденес».
Надводное противостояние длится около часа.
Норвежцы стараются втиснуться между нашими судами и, видя, что это не получается, вопят в эфир, пугают санкциями и грозно вращают маленькой орудийной башенкой. Нам не страшно, потому что мы ничего и ни у кого не воруем – мы забираем свое. Да и калибр наших орудий побольше норвежских.
В конце концов упрямые скандинавы объявляют на кораблях тревогу и начинают готовить к погружению своих пловцов.
Та-ак. Работать становится интересно.
– Третья смена, срочное погружение! – командую парням и сажаю на связь молодого Фурцева.
– Евгений Арнольдович, – канючит тот, – позвольте и мне в воду – я ведь со вчерашнего дня с вами в одной смене!..
Действительно, чего парня мариновать? Он хорошо подготовлен, голова хоть и медленно, но соображает. Пусть учится в боевых условиях.
– Быстро одевайся!
Свободная смена помогает облачиться в тяжелое снаряжение, пристроить на груди перезаряженные дыхательные аппараты, надеть маски. Каждый проверяет свой «АПС» – надежный автомат для стрельбы под водой. Аналогов в мире ему практически нет. Легкий, небольшой, с выдвижным прикладом, с приличной емкостью магазина и хорошей дальностью действия – на малой глубине насквозь прошивает аквалангиста с расстояния в тридцать метров. Дальше и не надо, потому как тридцать метров для большинства водоемов планеты – предел видимости. При крайней необходимости способен вести огонь и на берегу, но злоупотреблять этим не стоит – ресурс для такой стрельбы всего две сотни выстрелов.
Готовая к погружению смена сходит по трапу в надувную лодку, где осталось нацепить ласты и пройти у командира спуска последний контроль. Надувная лодка просторна и рассчитана на восемь вооруженных бойцов с полной экипировкой.
– Снаряди на всякий случай одну из своих пар, – даю крайние наставления Устюжанину. – Белецкому я сообщу. И слушай глубину…
Норвежские корабли стоят с южной стороны. Оба ощетинились стволами и готовы к бою – кажется, будто они решили заслонить своими телами родное побережье от российско-британского вторжения.
Белецкому с одним из напарников я приказываю не дергаться, быть возле бригады водолазов и внимательно наблюдать за южным сектором. Вторая пара его смены поднимается к нам с навигационно-поисковой панелью. Да, к сожалению, панель всего одна. Давно прошу начальство обеспечить нас резервной, но, видимо, придется сбрасываться и покупать самим.
Теперь нас шестеро, мы растянулись во фронт и ждем появления противника…
– Я – «Ротонда», объявляю «сирену», – раздается в гарнитуре спокойный голос Устюжанина. – Объявляю «сирену». «Барракуда», их около десятка.
– Я – «Барракуда». Информацию по «сирене» принял, усилил внимание. Ждем…
Команда «сирена» для боевых пловцов равносильна объявлению тревоги в сухопутных частях Вооруженных сил. Команда объявляется командиром спуска или любым бойцом группы и означает появление поблизости «чужих» – подводных сил противника. Реакция личного состава на команду «сирена» обычна и вполне естественна: полная осмотрительность и готовность к применению оружия.
Ага, вижу отметки на экране – гидролокатор кругового обзора четко позиционирует группу неизвестных пловцов. Четыре, шесть, восемь…
Впрочем, количество значения не имеет. Хуже всего то, что они стремительно погружаются, словно знают о происходящем на дне. Уверен: пока не знают. Просто у них имеется схожее снаряжение, позволяющее видеть нас.
– «Ротонда», я – «Скат», работа почти закончена. Бригада поднимает последнюю корзину и сворачивается, – докладывает Белецкий. – «Барракуда», вам нужно продержаться минут десять.
Славная новость.
– «Скат», я – «Барракуда». Постараемся задержать чужих на десять минут.
Корректирую направление – идем наперерез и устанавливаем визуальный контакт. Норвежцы тоже нас замечают.
Мы находимся на одной глубине. Друг против друга.
Между нами метров десять-двенадцать. Их восемь. Нас шестеро.
На скандинавах такие же костюмы и схожие по внешнему виду дыхательные аппараты. Зато из оружия, не считая обязательных ножей, видны лишь короткие пистолеты, с дальностью стрельбы на приличной глубине не более семи-восьми метров. Их не сравнить с подводными автоматами, способными дырявить противника даже на предельной глубине.
Мы на пути норвежцев, и они в нерешительности замедляют движение. «Стоим на ластах» друг против друга – работаем ногами, сохраняя неизменность позиции, но при этом имеем возможность смещаться в любую сторону.
– Игорь, возьми у меня панель, – обращаюсь к молодому Фурцеву. – Двигай в сторону и ниже метров на десять.
– Зачем?
– Не перебивай, а слушай и выполняй! В случае рукопашной заварухи будешь пресекать их попытки прорваться к британцам короткими заградительными очередями. Усек?
– Так точно, командир.
– Только не перестарайся. Трупы нам ни к чему.
Фурцев поспешно забирает панель и исчезает…
В душе я надеюсь на мирный исход, но заваруха все же начинается, когда шестеро скандинавов устремляются на нас, а двое под шумок уходят вниз. Мы имитируем схватку, стараясь оказаться за спинами оппонентов. Имитируем, но на прямой контакт не идем – на сей счет парни получили от меня строжайшие указания.
Норвежцы отвечают той же любезностью: крутятся скользкими угрями, избегая соприкосновения.
Занимаясь подводной акробатикой, изредка поглядываю на Фурцева. Он аккуратен в исполнении приказа: следит за парой пловцов и постепенно сближается с ними…
– «Ротонда», я – «Скат». Британцы закончили работу, – вновь гудит по акустике Белецкий. – Поднимают оборудование. Сопровождаю подъем бригады…
– Ясно, «Скат». Не отходи от них ни на шаг. Мы сдерживаем шестерых…
Звучит короткая очередь щелчков-выстрелов. Под водой, из-за большой плотности среды, практически невозможно определить направление на источник звука. Но мне и так понятно, что стреляет Фурцев. К тому же далеко под нами появляются росчерки от стремительного движения длинных стреловидных пуль.
– «Скат», поторапливай бригаду, – прошу Белецкого после второй серии выстрелов Фурцева.
– Да-да, тут слышно, как вы постреливаете. Мы уже в пути…
Слева что-то блеснуло. Замечаю в руке одного из норвежцев нож. Это плохо.
Несколько мощных движений телом, и я оказываюсь рядом. Кружась, он пытается подобраться к спине одного из моих парней. Подобное поведение нужно пресекать жестко и без лишних международных церемоний.
Выбрав момент, резко и без замаха бью автоматом в резиновую окантовку маски. Бью массивным автоматным затыльником, так как у нашего АПС вместо нормального приклада – выдвижная конструкция. Это старый испытанный прием, необходимый для кратковременного вывода противника из строя. Ему немножко больно, возможно, на пару секунд он даже лишился сознания и пространственной ориентации. Но я все равно чувствую себя гуманистом. Сейчас он успокоится и спрячет нож; заняв вертикальное положение, прижмет руками ко лбу верхний край маски и слегка отогнет нижний; выдохнув воздух носом, вытолкнет набравшуюся под маску воду. И с сегодняшнего дня непременно станет умнее и сдержаннее.
– Командир, оборудование у поверхности, – докладывает Белецкий. – Бригада поднимается. Плохо, что связи с ними нет. Четверых вижу, один где-то застрял…
– Понятно. Сейчас глянем.
Длинная автоматная очередь заставляет интенсивно крутить головой…
Судя по вееру светлых росчерков от свинцовых стрел, стреляют опять внизу. И делает это, естественно, Фурцев – больше там никого из моих орлов нет и быть не может. Но в голове один за другим рождаются вопросы. Какого черта он безалаберно расходует боеприпасы? А главное – зачем он вообще стреляет, если пара настырных норвежцев, передумав проверять дно, возвращается к общей группе?
– Фурцев! Фурцев! – ору в микрофон гарнитуры. – Фурцев, ты меня слышишь?!
Тишина. Вместо молодого Игорька оглушает доклад Устюжанина:
– Я – «Ротонда». «Одиссей» приступил к приему оборудования на борт.
– Что с бригадой, «Ротонда»?
– Четверых наблюдаю.
– Четверо, – подтверждает Белецкий. – Пятого нет.
Черт! Что за фортели выкидывают англичане?!
На всякий случай оставляю группу присматривать за норвежцами, а сам устремляюсь на глубину с явным предчувствием чего-то мерзкого. Посмотрим, надежно ли пашет мой «шестереночный механизм»…
Британца не видно, зато метрах в двадцати пяти от дна нахожу Фурцева. Парень завис в вертикальном положении неподалеку от еле заметных контуров кормы затонувшего судна и, медленно перебирая ластами, смотрит куда-то в сторону. Мое удивление усиливается: в руках Игоря нет навигационно-поисковой панели, нет и автомата.
Подплыв к нему, осторожно касаюсь плеча.
Игорь шарахается и «включает панику» – неистово работает конечностями, стараясь поскорее всплыть. Подобный психологический срыв на большой глубине опасен. Если человека не привести в чувство – срыв закончится его гибелью или баротравмой с жуткими последствиями.
Хватаю Фурцева за костюм, «ставлю» перед собой на расстоянии вытянутых рук, дабы случайно не повредил мой дыхательный аппарат, и приказываю знаком: «Замри! Не двигайся!» Система подобных знаков имеется в каждой команде боевых пловцов, аквалангистов, водолазов и дайверов. Это продиктовано жизненной необходимостью, ведь под водой не всегда бывает надежная связь.
Знак не с первого раза, но срабатывает – Игорь меня узнаёт.
Успокаиваю, похлопывая по плечу и одновременно зову по имени, пытаясь наладить связь. И вдруг замечаю отсутствие на гидрокомбинезоне черно-желтого приемопередатчика; из-под маски сиротливо болтается провод с разъемом от гарнитуры.
Так вот почему он молчит! Интересно, кто ж его так ловко обчистил?
Осматриваю придонный слой в поисках пропавшего британца. Никого. Ни единой живой души.
Меж тем старлей приходит в себя и настойчиво указывает на северо-восток. Всматриваюсь туда, где еще недавно высился столб ила, выбрасываемого из жерла мощной помпы…
Что за черт?! На одной с нами глубине и на самой границе видимости чернеет нечто большое, непонятное. Будто округлая корма еще одного лежащего на боку судна. Но никакого судна здесь не было – провалиться мне на этом месте! Мы ходили над британцами большими кругами и осматривали каждый квадратный метр!..
Меня охватывает странное и весьма неприятное ощущение. Кажется, помимо нас, британцев и норвежцев, здесь присутствует еще кто-то.
Глава шестая
– Не за что. Повнимательнее там.
– Мы всегда внимательны. Свистни вниз, если что…
Медленно, экономя силы и дыхательную смесь, парим над британцами. Я внимательно всматриваюсь в окружающую нас черноту и частенько поглядываю на экран поисковой панели, где четко отображается позиционирование каждого пловца и каждого подводного объекта с указанием дистанции, пеленга, геометрического размера, высоты расположения от грунта. Уникальная штука. Жаль, дальность сканирования маловата – всего до одной сотни метров.
Вокруг спокойно. Бригада из пяти профессиональных кладоискателей работает в привычном для себя режиме. Мы, как и прежде, кружим на удобной для нас «высоте». Прямо под нами иногда вспыхивают желтые искорки – это поблескивают в лучах мощных прожекторов глянцевые бока слитков. В стороне зловеще темнеет столб выбрасываемого помпой грунта…
Настораживающая новость приходит сверху минут через сорок с момента нашего погружения.
– «Скат», я – «Ротонда», – напоминает о себе Устюжанин по гидроакустической связи.
Позывной «Скат» всегда присваивается старшему находящейся под водой смены. Если работают две смены – «Скатом» остается смена, работающая на глубине, а та, что выше, зовется «Барракудой». «Ротонда» неизменна и непотопляема, ибо она всегда стоит на берегу.
Отвечаю Георгию:
– «Ротонда», «Скат» на связи.
– Как у вас?
– Нормально. Работаем по плану.
– Понял вас. А к нам «Орион» пожаловал.
Понятно. Патрульный противолодочный самолет «Орион» просто так не появится. Его визит вкупе со спешащими к этому району двумя военными кораблями недвусмысленно намекает о намерении норвежцев выяснить причину присутствия в их экономической зоне чужаков. Что ж, пусть выясняют. Надеюсь, Юрий связался через «пиджаков» с британцами, и те ускорили подводные работы.
Впрочем, они и так перепахивают дно Норвежского моря без перекуров…
* * *
Внизу работает вторая смена моих ребят под командованием опытного Белецкого. Быстро перекусив, сижу на «баночке» перед станцией связи; в одной руке микрофон, в другой бинокль.«Стойкий» в циркуляции – постоянно маневрирует, не позволяя норвежцам приблизиться к неподвижному «Одиссею». Едва их корабли подошли на приемлемую дистанцию, мы просигналили: «Устраняем неисправность. Помощь не требуется».
Но они же не идиоты. Летчики «Ориона» отлично видели повернутую вбок стрелу крана «Одиссея», уходящие под воду тросы, электрические кабели и шланги. И аккуратно разложенное снаряжение на вертолетной площадке сторожевика. Теперь все это лицезреют моряки фрегата «Руаль Амундсен» и патрульного корабля ледового класса «Анденес».
Надводное противостояние длится около часа.
Норвежцы стараются втиснуться между нашими судами и, видя, что это не получается, вопят в эфир, пугают санкциями и грозно вращают маленькой орудийной башенкой. Нам не страшно, потому что мы ничего и ни у кого не воруем – мы забираем свое. Да и калибр наших орудий побольше норвежских.
В конце концов упрямые скандинавы объявляют на кораблях тревогу и начинают готовить к погружению своих пловцов.
Та-ак. Работать становится интересно.
– Третья смена, срочное погружение! – командую парням и сажаю на связь молодого Фурцева.
– Евгений Арнольдович, – канючит тот, – позвольте и мне в воду – я ведь со вчерашнего дня с вами в одной смене!..
Действительно, чего парня мариновать? Он хорошо подготовлен, голова хоть и медленно, но соображает. Пусть учится в боевых условиях.
– Быстро одевайся!
Свободная смена помогает облачиться в тяжелое снаряжение, пристроить на груди перезаряженные дыхательные аппараты, надеть маски. Каждый проверяет свой «АПС» – надежный автомат для стрельбы под водой. Аналогов в мире ему практически нет. Легкий, небольшой, с выдвижным прикладом, с приличной емкостью магазина и хорошей дальностью действия – на малой глубине насквозь прошивает аквалангиста с расстояния в тридцать метров. Дальше и не надо, потому как тридцать метров для большинства водоемов планеты – предел видимости. При крайней необходимости способен вести огонь и на берегу, но злоупотреблять этим не стоит – ресурс для такой стрельбы всего две сотни выстрелов.
Готовая к погружению смена сходит по трапу в надувную лодку, где осталось нацепить ласты и пройти у командира спуска последний контроль. Надувная лодка просторна и рассчитана на восемь вооруженных бойцов с полной экипировкой.
– Снаряди на всякий случай одну из своих пар, – даю крайние наставления Устюжанину. – Белецкому я сообщу. И слушай глубину…
Норвежские корабли стоят с южной стороны. Оба ощетинились стволами и готовы к бою – кажется, будто они решили заслонить своими телами родное побережье от российско-британского вторжения.
Белецкому с одним из напарников я приказываю не дергаться, быть возле бригады водолазов и внимательно наблюдать за южным сектором. Вторая пара его смены поднимается к нам с навигационно-поисковой панелью. Да, к сожалению, панель всего одна. Давно прошу начальство обеспечить нас резервной, но, видимо, придется сбрасываться и покупать самим.
Теперь нас шестеро, мы растянулись во фронт и ждем появления противника…
– Я – «Ротонда», объявляю «сирену», – раздается в гарнитуре спокойный голос Устюжанина. – Объявляю «сирену». «Барракуда», их около десятка.
– Я – «Барракуда». Информацию по «сирене» принял, усилил внимание. Ждем…
Команда «сирена» для боевых пловцов равносильна объявлению тревоги в сухопутных частях Вооруженных сил. Команда объявляется командиром спуска или любым бойцом группы и означает появление поблизости «чужих» – подводных сил противника. Реакция личного состава на команду «сирена» обычна и вполне естественна: полная осмотрительность и готовность к применению оружия.
Ага, вижу отметки на экране – гидролокатор кругового обзора четко позиционирует группу неизвестных пловцов. Четыре, шесть, восемь…
Впрочем, количество значения не имеет. Хуже всего то, что они стремительно погружаются, словно знают о происходящем на дне. Уверен: пока не знают. Просто у них имеется схожее снаряжение, позволяющее видеть нас.
– «Ротонда», я – «Скат», работа почти закончена. Бригада поднимает последнюю корзину и сворачивается, – докладывает Белецкий. – «Барракуда», вам нужно продержаться минут десять.
Славная новость.
– «Скат», я – «Барракуда». Постараемся задержать чужих на десять минут.
Корректирую направление – идем наперерез и устанавливаем визуальный контакт. Норвежцы тоже нас замечают.
Мы находимся на одной глубине. Друг против друга.
Между нами метров десять-двенадцать. Их восемь. Нас шестеро.
На скандинавах такие же костюмы и схожие по внешнему виду дыхательные аппараты. Зато из оружия, не считая обязательных ножей, видны лишь короткие пистолеты, с дальностью стрельбы на приличной глубине не более семи-восьми метров. Их не сравнить с подводными автоматами, способными дырявить противника даже на предельной глубине.
Мы на пути норвежцев, и они в нерешительности замедляют движение. «Стоим на ластах» друг против друга – работаем ногами, сохраняя неизменность позиции, но при этом имеем возможность смещаться в любую сторону.
– Игорь, возьми у меня панель, – обращаюсь к молодому Фурцеву. – Двигай в сторону и ниже метров на десять.
– Зачем?
– Не перебивай, а слушай и выполняй! В случае рукопашной заварухи будешь пресекать их попытки прорваться к британцам короткими заградительными очередями. Усек?
– Так точно, командир.
– Только не перестарайся. Трупы нам ни к чему.
Фурцев поспешно забирает панель и исчезает…
В душе я надеюсь на мирный исход, но заваруха все же начинается, когда шестеро скандинавов устремляются на нас, а двое под шумок уходят вниз. Мы имитируем схватку, стараясь оказаться за спинами оппонентов. Имитируем, но на прямой контакт не идем – на сей счет парни получили от меня строжайшие указания.
Норвежцы отвечают той же любезностью: крутятся скользкими угрями, избегая соприкосновения.
Занимаясь подводной акробатикой, изредка поглядываю на Фурцева. Он аккуратен в исполнении приказа: следит за парой пловцов и постепенно сближается с ними…
– «Ротонда», я – «Скат». Британцы закончили работу, – вновь гудит по акустике Белецкий. – Поднимают оборудование. Сопровождаю подъем бригады…
– Ясно, «Скат». Не отходи от них ни на шаг. Мы сдерживаем шестерых…
Звучит короткая очередь щелчков-выстрелов. Под водой, из-за большой плотности среды, практически невозможно определить направление на источник звука. Но мне и так понятно, что стреляет Фурцев. К тому же далеко под нами появляются росчерки от стремительного движения длинных стреловидных пуль.
– «Скат», поторапливай бригаду, – прошу Белецкого после второй серии выстрелов Фурцева.
– Да-да, тут слышно, как вы постреливаете. Мы уже в пути…
Слева что-то блеснуло. Замечаю в руке одного из норвежцев нож. Это плохо.
Несколько мощных движений телом, и я оказываюсь рядом. Кружась, он пытается подобраться к спине одного из моих парней. Подобное поведение нужно пресекать жестко и без лишних международных церемоний.
Выбрав момент, резко и без замаха бью автоматом в резиновую окантовку маски. Бью массивным автоматным затыльником, так как у нашего АПС вместо нормального приклада – выдвижная конструкция. Это старый испытанный прием, необходимый для кратковременного вывода противника из строя. Ему немножко больно, возможно, на пару секунд он даже лишился сознания и пространственной ориентации. Но я все равно чувствую себя гуманистом. Сейчас он успокоится и спрячет нож; заняв вертикальное положение, прижмет руками ко лбу верхний край маски и слегка отогнет нижний; выдохнув воздух носом, вытолкнет набравшуюся под маску воду. И с сегодняшнего дня непременно станет умнее и сдержаннее.
– Командир, оборудование у поверхности, – докладывает Белецкий. – Бригада поднимается. Плохо, что связи с ними нет. Четверых вижу, один где-то застрял…
– Понятно. Сейчас глянем.
Длинная автоматная очередь заставляет интенсивно крутить головой…
Судя по вееру светлых росчерков от свинцовых стрел, стреляют опять внизу. И делает это, естественно, Фурцев – больше там никого из моих орлов нет и быть не может. Но в голове один за другим рождаются вопросы. Какого черта он безалаберно расходует боеприпасы? А главное – зачем он вообще стреляет, если пара настырных норвежцев, передумав проверять дно, возвращается к общей группе?
– Фурцев! Фурцев! – ору в микрофон гарнитуры. – Фурцев, ты меня слышишь?!
Тишина. Вместо молодого Игорька оглушает доклад Устюжанина:
– Я – «Ротонда». «Одиссей» приступил к приему оборудования на борт.
– Что с бригадой, «Ротонда»?
– Четверых наблюдаю.
– Четверо, – подтверждает Белецкий. – Пятого нет.
Черт! Что за фортели выкидывают англичане?!
На всякий случай оставляю группу присматривать за норвежцами, а сам устремляюсь на глубину с явным предчувствием чего-то мерзкого. Посмотрим, надежно ли пашет мой «шестереночный механизм»…
Британца не видно, зато метрах в двадцати пяти от дна нахожу Фурцева. Парень завис в вертикальном положении неподалеку от еле заметных контуров кормы затонувшего судна и, медленно перебирая ластами, смотрит куда-то в сторону. Мое удивление усиливается: в руках Игоря нет навигационно-поисковой панели, нет и автомата.
Подплыв к нему, осторожно касаюсь плеча.
Игорь шарахается и «включает панику» – неистово работает конечностями, стараясь поскорее всплыть. Подобный психологический срыв на большой глубине опасен. Если человека не привести в чувство – срыв закончится его гибелью или баротравмой с жуткими последствиями.
Хватаю Фурцева за костюм, «ставлю» перед собой на расстоянии вытянутых рук, дабы случайно не повредил мой дыхательный аппарат, и приказываю знаком: «Замри! Не двигайся!» Система подобных знаков имеется в каждой команде боевых пловцов, аквалангистов, водолазов и дайверов. Это продиктовано жизненной необходимостью, ведь под водой не всегда бывает надежная связь.
Знак не с первого раза, но срабатывает – Игорь меня узнаёт.
Успокаиваю, похлопывая по плечу и одновременно зову по имени, пытаясь наладить связь. И вдруг замечаю отсутствие на гидрокомбинезоне черно-желтого приемопередатчика; из-под маски сиротливо болтается провод с разъемом от гарнитуры.
Так вот почему он молчит! Интересно, кто ж его так ловко обчистил?
Осматриваю придонный слой в поисках пропавшего британца. Никого. Ни единой живой души.
Меж тем старлей приходит в себя и настойчиво указывает на северо-восток. Всматриваюсь туда, где еще недавно высился столб ила, выбрасываемого из жерла мощной помпы…
Что за черт?! На одной с нами глубине и на самой границе видимости чернеет нечто большое, непонятное. Будто округлая корма еще одного лежащего на боку судна. Но никакого судна здесь не было – провалиться мне на этом месте! Мы ходили над британцами большими кругами и осматривали каждый квадратный метр!..
Меня охватывает странное и весьма неприятное ощущение. Кажется, помимо нас, британцев и норвежцев, здесь присутствует еще кто-то.
Глава шестая
Море Лаптевых
Накануне очередного испытательного пуска баллистического «Молота» судно «Академик Антонов» вышло из порта Тикси и, прошлепав вдоль многочисленных шхер и изрезанного протоками полуострова, отдало якоря в сорока милях от берега. Половину всей площади моря Лаптевых составляют ерундовые глубины до пятидесяти метров, а южнее семьдесят шестой параллели они не превышают и двадцати пяти. Резкий свал глубин наблюдается у северной границы моря, где заканчивается пологая материковая отмель и начинается океанское ложе. По этой банальной причине у бороздящих здешние воды моряков проблем с поиском стоянки не бывает.
Судовой экипаж «Антонова» состоял из десяти человек, научный состав – из восьми «ракетчиков»: инженеров телеметрической аппаратуры, операторов Телексного терминала, РЛС и прочего люда, причастного к запускам и пролетам баллистических ракет в сторону Камчатки.
Множество раз относительно небольшое судно, оснащенное средствами слежения за испытательными пусками, загодя становилось приблизительно в одном и том же месте – в ста двадцати милях севернее Тикси. Дело в том, что именно над этим местом на большой высоте пролетали ракеты, выпущенные с акватории Белого моря по камчатскому полигону Кура. Правда, пролетали они в том случае, если не взрывались сразу после старта или где-то на начальных этапах полета. Чего греха таить – случалось и такое.
Вот и на этот раз произошел сбой. Первые две ступени отработали штатно; третья запустилась, но не включился в работу командный блок управления маневрированием, из-за чего где-то над Таймыром ракета начала сходить с траектории и в конце концов упала в северном районе моря Лаптевых.
Команда «отбой» для всех судов и станций наблюдения обычно поступала в течение первого часа с момента успешного поражения боеголовками целей на полигоне Кура или после неудачи на одном из этапов полета. Ждали эту команду и на борту «Академика Антонова». Однако вместо нее по каналу спутниковой связи пришло распоряжение сняться с якоря и направиться в северо-восточный район моря Лаптевых. Что ж, и такое развитие событий предусматривалось судовыми обязанностями сборного экипажа – иногда приходилось отправляться на поиски упавших частей ракеты.
На исходе третьих суток уставший народ чертыхается: а что мы, собственно, ищем? Много ли в кишках баллистической ракеты деталей с положительной плавучестью?..
С тяжелым сердцем капитан Брагин – тучный дядька с рыжей скандинавской бородкой – соглашается снять вахту визуального надводного поиска. При этом приказывает продолжить изучение дна с помощью современного эхолота-карт-плоттера.
Эхолотом судно оборудовали сравнительно недавно – пару лет назад при прохождении капитального ремонта на судостроительной верфи. Примерно тогда же в команду поступил молодой штурман по имени Алик – щупленький, любознательный парень с густой светлой шевелюрой. На него-то капитан и возложил обязанности по эксплуатации новой импортной штуковины с широким цветным дисплеем. Тот не возражал и разобрался с аппаратом на удивление быстро: дотошно изучил инструкции, установил в эхолот российские карты «Navionics», протестировал на всех режимах… А позже настолько увлекся работой с эхолотом, что начал составлять карту покоящегося ракетного хлама на дне моря Лаптевых.
– Молодец, Алик, – нужное дело! – прогудел искусственным басом Брагин. – У меня в гараже всегда бардак был – каждый инструментик приходилось по полчаса разыскивать. А с тех пор как соорудил стеллажи и разложил все по полочкам – горя не знаю.
К сегодняшнему дню «карта морских сокровищ» (так величали ее на «Антонове») представляла собой сплошь испещренное метками поле. Простыми метками без лишних подписей, ибо Алик не стал усложнять задачу выяснением, что представляла собой каждая метка в прошлой жизни. Он тупо руководствовался принципом стрелковой мишени: все старые, отмеченные маркером дырки не интересуют; ищем только новые.
И экипаж ищет. Час за часом, квадрат за квадратом. Если на экране эхолота медленно появляются очертания лежащих на дне предметов, Алик первым делом сверяется с картой: имеются в этом месте отметки – значит, обломки старые, придется продолжить поиск; нет отметок – да здравствует свежая находка!
Наступает момент, когда исчезает последняя призрачная надежда. «Академик Антонов» изрезал галсами предполагаемый район падения третьей ступени вдоль и поперек. Ровным счетом ничего. За семьдесят часов экипаж не заметил ни одного плавающего на поверхности предмета, а Алик не обнаружил на дне ни одного нового объекта. Зато на экране РЛС общего обзора постоянно маячит отметка небольшого надводного судна, торчащего на северной границе моря Лаптевых – недалеко от края пологой материковой отмели.
Высокое московское начальство регулярно выходит на связь через спутник – треплет нервы капитану «Антонова», требует результат. И тот намеренно корректирует курс, чтобы сблизиться с неизвестной посудиной. Чем черт не шутит – вдруг кто-то из команды видел точку падения «Молота»?..
Посудиной оказывается заурядный двухпалубный траулер «Aquarius» под «удобным» и весьма распространенным в рыболовецком и торговом флотах либерийским флагом. Около часа «Антонов» осторожно приближается к стоящему на якорях судну и пытается «достучаться» до рыбаков по радио и с помощью световых сигналов.
Глухо.
Тогда Брагин сам встает к штурвалу и ведет судно на сближение с подветренной стороны. Его не интересует причина, ради которой «Аквариус» торчит в нашей экономической зоне. Не интересует, почему он несколько суток стоит на мелководье шельфа у края котловины Нансена. Ему требуется узнать самую малость: не довелось ли морякам «Аквариуса» заметить подозрительных явлений в небе? И если довелось, то когда и где?
Расстояние между судами уменьшается до двух кабельтовых.
На палубе траулера никого. Второй помощник – высокий тридцатилетний мужчина в джинсах и толстом светло-коричневом свитере – не выпускает из рук микрофона – запросы летят в эфир один за другим. Алик приник к дисплею эхолота и пыхтит над настройкой его контрастности…
Дистанция один кабельтов.
– «Аквариус», я «Академик Антонов». Как меня слышите?
Никак. Тишина. Вахта в рубке траулера словно не замечает подходящее научное судно, либо этой вахты там попросту нет.
Море изрядно штормит – дальнейшее сближение судов опасно, но капитан решает уменьшить дистанцию до полкабельтова. С такого расстояния можно без оптики рассмотреть такелаж или узреть расстегнутую ширинку на форменных брюках штурмана.
И вдруг «Аквариус» просыпается: из надстройки на палубу выскальзывают пятеро рыбаков в ярких прорезиненных робах. Все одновременно оказываются у ближнего борта.
– Наконец-то! – обрадованно ворчит Брагин. Но тут же щурится и тянет руку к биноклю: – Погоди-ка!.. А что это у них в руках?
Внутреннее пространство рубки внезапно оглашается радостным воплем Алика:
– Товарищ капитан, вижу новую отметку!
– Господи!.. – не обращая внимания на штурмана, испуганно шепчет второй помощник. – Смотрите… У них гранатометы. Ручные гранатометы!..
Первые два взрыва проделывают огромные дыры в надстройке, калеча людей, выводя из строя управление и связь. Следующие заряды рвутся точно у ватерлинии. Машина на «Антонове» затихает, белоснежную рубку лижут языки пламени, корпус судна быстро дает угрожающий левый крен…
Рыбаки с «Аквариуса» бросают за борт использованные гранатометы и с унылым равнодушием взирают на гибнущий корабль. Спустя пять минут на поверхности остается лишь большое масляное пятно, несколько пустых бочек, деревянных ящиков, пара спасательных кругов и пятеро взывающих о помощи моряков.
У борта траулера появляется еще один человек – высокий сухопарый мужчина в фуражке и черном шерстяном свитере – по виду капитан или его помощник. Стремительной походкой он направляется к борту, неся на плече автоматическую винтовку.
Над штормящим морем раздаются короткие очереди – два десятка пуль дырявят темные бока бочек, и те уходят под воду. Человек в фуражке вставляет в приемное гнездо полный магазин и принимается хладнокровно расстреливать выживших моряков «Академика Антонова»…
Накануне очередного испытательного пуска баллистического «Молота» судно «Академик Антонов» вышло из порта Тикси и, прошлепав вдоль многочисленных шхер и изрезанного протоками полуострова, отдало якоря в сорока милях от берега. Половину всей площади моря Лаптевых составляют ерундовые глубины до пятидесяти метров, а южнее семьдесят шестой параллели они не превышают и двадцати пяти. Резкий свал глубин наблюдается у северной границы моря, где заканчивается пологая материковая отмель и начинается океанское ложе. По этой банальной причине у бороздящих здешние воды моряков проблем с поиском стоянки не бывает.
Судовой экипаж «Антонова» состоял из десяти человек, научный состав – из восьми «ракетчиков»: инженеров телеметрической аппаратуры, операторов Телексного терминала, РЛС и прочего люда, причастного к запускам и пролетам баллистических ракет в сторону Камчатки.
Множество раз относительно небольшое судно, оснащенное средствами слежения за испытательными пусками, загодя становилось приблизительно в одном и том же месте – в ста двадцати милях севернее Тикси. Дело в том, что именно над этим местом на большой высоте пролетали ракеты, выпущенные с акватории Белого моря по камчатскому полигону Кура. Правда, пролетали они в том случае, если не взрывались сразу после старта или где-то на начальных этапах полета. Чего греха таить – случалось и такое.
Вот и на этот раз произошел сбой. Первые две ступени отработали штатно; третья запустилась, но не включился в работу командный блок управления маневрированием, из-за чего где-то над Таймыром ракета начала сходить с траектории и в конце концов упала в северном районе моря Лаптевых.
Команда «отбой» для всех судов и станций наблюдения обычно поступала в течение первого часа с момента успешного поражения боеголовками целей на полигоне Кура или после неудачи на одном из этапов полета. Ждали эту команду и на борту «Академика Антонова». Однако вместо нее по каналу спутниковой связи пришло распоряжение сняться с якоря и направиться в северо-восточный район моря Лаптевых. Что ж, и такое развитие событий предусматривалось судовыми обязанностями сборного экипажа – иногда приходилось отправляться на поиски упавших частей ракеты.
* * *
Судно прибыло точно в тот район, над которым в последний раз видели эту чертову третью ступень «Молота». Поиск – работа несложная, но нудная и неприятная, если учитывать неспокойную погоду и осточертевшую всей команде качку. В ходовой рубке помимо капитана и вахты постоянно дежурят два члена экипажа с мощными морскими биноклями. На испещренной волнами поверхности крайне трудно заметить небольшой предмет. Тем не менее приходится часами разглядывать серое море, сплошь покрытое белыми бурунами.На исходе третьих суток уставший народ чертыхается: а что мы, собственно, ищем? Много ли в кишках баллистической ракеты деталей с положительной плавучестью?..
С тяжелым сердцем капитан Брагин – тучный дядька с рыжей скандинавской бородкой – соглашается снять вахту визуального надводного поиска. При этом приказывает продолжить изучение дна с помощью современного эхолота-карт-плоттера.
Эхолотом судно оборудовали сравнительно недавно – пару лет назад при прохождении капитального ремонта на судостроительной верфи. Примерно тогда же в команду поступил молодой штурман по имени Алик – щупленький, любознательный парень с густой светлой шевелюрой. На него-то капитан и возложил обязанности по эксплуатации новой импортной штуковины с широким цветным дисплеем. Тот не возражал и разобрался с аппаратом на удивление быстро: дотошно изучил инструкции, установил в эхолот российские карты «Navionics», протестировал на всех режимах… А позже настолько увлекся работой с эхолотом, что начал составлять карту покоящегося ракетного хлама на дне моря Лаптевых.
– Молодец, Алик, – нужное дело! – прогудел искусственным басом Брагин. – У меня в гараже всегда бардак был – каждый инструментик приходилось по полчаса разыскивать. А с тех пор как соорудил стеллажи и разложил все по полочкам – горя не знаю.
К сегодняшнему дню «карта морских сокровищ» (так величали ее на «Антонове») представляла собой сплошь испещренное метками поле. Простыми метками без лишних подписей, ибо Алик не стал усложнять задачу выяснением, что представляла собой каждая метка в прошлой жизни. Он тупо руководствовался принципом стрелковой мишени: все старые, отмеченные маркером дырки не интересуют; ищем только новые.
И экипаж ищет. Час за часом, квадрат за квадратом. Если на экране эхолота медленно появляются очертания лежащих на дне предметов, Алик первым делом сверяется с картой: имеются в этом месте отметки – значит, обломки старые, придется продолжить поиск; нет отметок – да здравствует свежая находка!
Наступает момент, когда исчезает последняя призрачная надежда. «Академик Антонов» изрезал галсами предполагаемый район падения третьей ступени вдоль и поперек. Ровным счетом ничего. За семьдесят часов экипаж не заметил ни одного плавающего на поверхности предмета, а Алик не обнаружил на дне ни одного нового объекта. Зато на экране РЛС общего обзора постоянно маячит отметка небольшого надводного судна, торчащего на северной границе моря Лаптевых – недалеко от края пологой материковой отмели.
Высокое московское начальство регулярно выходит на связь через спутник – треплет нервы капитану «Антонова», требует результат. И тот намеренно корректирует курс, чтобы сблизиться с неизвестной посудиной. Чем черт не шутит – вдруг кто-то из команды видел точку падения «Молота»?..
Посудиной оказывается заурядный двухпалубный траулер «Aquarius» под «удобным» и весьма распространенным в рыболовецком и торговом флотах либерийским флагом. Около часа «Антонов» осторожно приближается к стоящему на якорях судну и пытается «достучаться» до рыбаков по радио и с помощью световых сигналов.
Глухо.
Тогда Брагин сам встает к штурвалу и ведет судно на сближение с подветренной стороны. Его не интересует причина, ради которой «Аквариус» торчит в нашей экономической зоне. Не интересует, почему он несколько суток стоит на мелководье шельфа у края котловины Нансена. Ему требуется узнать самую малость: не довелось ли морякам «Аквариуса» заметить подозрительных явлений в небе? И если довелось, то когда и где?
Расстояние между судами уменьшается до двух кабельтовых.
На палубе траулера никого. Второй помощник – высокий тридцатилетний мужчина в джинсах и толстом светло-коричневом свитере – не выпускает из рук микрофона – запросы летят в эфир один за другим. Алик приник к дисплею эхолота и пыхтит над настройкой его контрастности…
Дистанция один кабельтов.
– «Аквариус», я «Академик Антонов». Как меня слышите?
Никак. Тишина. Вахта в рубке траулера словно не замечает подходящее научное судно, либо этой вахты там попросту нет.
Море изрядно штормит – дальнейшее сближение судов опасно, но капитан решает уменьшить дистанцию до полкабельтова. С такого расстояния можно без оптики рассмотреть такелаж или узреть расстегнутую ширинку на форменных брюках штурмана.
И вдруг «Аквариус» просыпается: из надстройки на палубу выскальзывают пятеро рыбаков в ярких прорезиненных робах. Все одновременно оказываются у ближнего борта.
– Наконец-то! – обрадованно ворчит Брагин. Но тут же щурится и тянет руку к биноклю: – Погоди-ка!.. А что это у них в руках?
Внутреннее пространство рубки внезапно оглашается радостным воплем Алика:
– Товарищ капитан, вижу новую отметку!
– Господи!.. – не обращая внимания на штурмана, испуганно шепчет второй помощник. – Смотрите… У них гранатометы. Ручные гранатометы!..
Первые два взрыва проделывают огромные дыры в надстройке, калеча людей, выводя из строя управление и связь. Следующие заряды рвутся точно у ватерлинии. Машина на «Антонове» затихает, белоснежную рубку лижут языки пламени, корпус судна быстро дает угрожающий левый крен…
Рыбаки с «Аквариуса» бросают за борт использованные гранатометы и с унылым равнодушием взирают на гибнущий корабль. Спустя пять минут на поверхности остается лишь большое масляное пятно, несколько пустых бочек, деревянных ящиков, пара спасательных кругов и пятеро взывающих о помощи моряков.
У борта траулера появляется еще один человек – высокий сухопарый мужчина в фуражке и черном шерстяном свитере – по виду капитан или его помощник. Стремительной походкой он направляется к борту, неся на плече автоматическую винтовку.
Над штормящим морем раздаются короткие очереди – два десятка пуль дырявят темные бока бочек, и те уходят под воду. Человек в фуражке вставляет в приемное гнездо полный магазин и принимается хладнокровно расстреливать выживших моряков «Академика Антонова»…
* * *
Первый же гранатометный заряд разнес радиорубку российского судна, поэтому сигнала бедствия радист послать в эфир не успел. Тем не менее в Главном спасательном координационном центре место исчезновения «Антонова» было известно с точностью до относительно небольшого квадрата. Фокус состоял в том, что практически все современные суда оборудованы спутниковой навигационной системой, автоматически определяющей свои координаты с помощью трех-четырех спутников и отсылающей полученные данные сразу в несколько адресов. Таким образом, данные оказываются у третьего помощника (штурмана) капитана судна, а также в Центрах оперативного управления, включая Главный спасательный координационный центр. Он-то и обеспечил точными координатами района организаторов масштабной поисковой операции, развернувшейся через несколько часов после исчезновения «Академика Антонова».Конец бесплатного ознакомительного фрагмента