– Ладно, – швыряет Супрун окурок, давая понять, что подобные вопросы находятся вне сферы его понимания. – Оставим им право быть идиотами.
Торопливо докуриваю сигарету, размышляя о дальнейших действиях…
Хотелось бы побыстрее выбраться из станицы, а для этого требуется попасть на северную окраину – туда, где проходит траса Новороссийск – Краснодар. Однако после взрыва автомобиля к Северской наверняка стягиваются дополнительные милицейские наряды. С минуты на минуту они получат приказ тормозить каждого для выяснения личности. О себе я не думаю – мои документы с краснодарской пропиской в полном порядке. А вот для Сапы любая проверка станет роковой – первый же сотрудник правоохранительных органов спровадит в ближайшее отделение, а оттуда прямиком в СИЗО краевого центра.
И словно в подтверждение мрачных догадок замечаю бойкий старт разъезжавшихся с площади серо-синих «уазиков». Их примеру следуют и несколько пеших патрулей, быстрым шагом расходившихся в разные стороны.
– Так, Илюха, вспоминаем юность – берем ноги в руки и мотаем отсюда, – подталкиваю товарища к проулку.
Легкой трусцой минуем пару безлюдных кварталов. На перекрестке сбавляем темп, вертим головами и одновременно замечаем подруливший к проулку ментовский автомобиль. Тот мигает фарами и дважды ойкает густым сигналом, недвусмысленно предлагая тормознуть. Прикинувшись шибко занятыми людьми, мы не реагируем. А зайдя за угол, включаем максимальную скорость и рвем дальше.
«УАЗ» поворачивает за нами; противный металлический голос из встроенного мегафона оглушает тихие кварталы приказом остановиться. Ответом служит наш отборный мат и истошный лай десятка собак…
Мы бежим, уже не таясь. Бежим, не зная, куда ведут проулки и что ждет впереди.
А впереди очень скоро появляется еще один ментовоз – белая «пятерка» с красно-синими мигалками на крыше. Между нами остается метров двести, и это небольшое пространство включает в себя очередное пересечение с таким же проулком. Но успеем ли мы добежать?
Предлагаю запыхавшемуся Илье:
– Давай через забор! А там по участкам – на соседнюю улицу.
Обширные земельные участки в станице закрывались от посторонних глаз в основном приличными по высоте и крепости кирпичными заборами, а тот, что тянулся слева, был ветхим деревянным штакетником.
Перемахиваем через несерьезную преграду. Илья пинает заливавшуюся злобой мелкую псину и пускается вслед за мной к противоположной стороне участка.
– Суки… Сейчас свяжутся по радио с остальными и обложат нас здесь, как волков флажками!.. – мешаю слова с тяжелым дыханием.
– Да… неслабо мы попали… – ворчит в ответ подрывник. – Мало того что в собственной машине чуть не сгорели, так еще и в террористы запишут!
Выбравшись на соседнюю улочку, мы повторяем успешный маневр – перелазим через очередной забор и вновь пересекаем два граничащих меж собой участка. Потом бежим вправо, выдерживая общее направление на север – к шоссе на окраине станицы.
Проулок пуст. Забрезжила надежда: неужели оторвались?
Однако надежда тлела лишь до второго перекрестка. Слева к нему на всех парах топали четыре вооруженных автоматами милиционера, справа прыгала на ухабах уже знакомая белая «пятерка». А навстречу внезапно вывернула темная иномарка с тонированными стеклами, также, вероятно, задействованная в облаве.
Не сговариваясь, поворачиваем назад.
Кто-то из ментов орет: «Стоять!» и дает вверх короткую очередь. Округа тонет в собачьем лае; сотни голубей, захлопав крыльями, взмывают в небо.
Нам наверняка удалось бы воспользоваться опробованным приемом: сигануть через забор и хотя бы на короткое время затеряться средь садовых участков. Но иномарка вдруг резво прибавляет скорость – прокрутив шинами по грунту, поднимает клубы пыли и, поравнявшись с нами, резко тормозит.
Задняя левая дверца распахивается, а сидевший за рулем мужчина кричит:
– Садитесь! Быстрее садитесь!!
Размышлять некогда, а выбирать не из чего.
Оба плюхаемся на заднее сиденье, и авто несется вдоль бесконечных и разномастных заборов, лихо вписываясь в крутые повороты. Кажется, водитель не походит на офицера милиции и сдавать властям нас не намерен. Толком разглядеть его из-за высокого подголовника не получается. Я вижу лишь синюю бейсболку, край аккуратной черной бородки, да затемненные стекла солнцезащитных очков…
«Какая нам, к черту, разница – кто он и откуда? – облегченно вздыхаю я, когда иномарка вылетела за пределы станицы, а впереди показалась спасительная трасса. – Наша «доблестная и честная» милиция сама виновата в том, что в стране ее не уважают, и не прочь оказать помощь тем, кого она преследует. Ничего удивительного!»
Водитель хранит молчание, а у выезда на шоссе, вопреки ожиданию, не останавливается, даже не интересуясь, куда подбросить спасенных пассажиров. Он уверенно поворачивает вправо, и машина, набирая бешеную скорость, несется к Краснодару.
– Шеф, спасибо большущее, – кладу руку на плечо мужчины, – но нам в другую сторону. Притормози здесь, пожалуйста.
Не сбрасывая скорости, тот снимает бейсболку и очки, отклеивает от лица бороду. И обернувшись, смеется:
– Нет уж, Аркадий, извини! Нам теперь с тобой долго ехать в одном направлении.
Часть II
Пролог
Глава первая
Торопливо докуриваю сигарету, размышляя о дальнейших действиях…
Хотелось бы побыстрее выбраться из станицы, а для этого требуется попасть на северную окраину – туда, где проходит траса Новороссийск – Краснодар. Однако после взрыва автомобиля к Северской наверняка стягиваются дополнительные милицейские наряды. С минуты на минуту они получат приказ тормозить каждого для выяснения личности. О себе я не думаю – мои документы с краснодарской пропиской в полном порядке. А вот для Сапы любая проверка станет роковой – первый же сотрудник правоохранительных органов спровадит в ближайшее отделение, а оттуда прямиком в СИЗО краевого центра.
И словно в подтверждение мрачных догадок замечаю бойкий старт разъезжавшихся с площади серо-синих «уазиков». Их примеру следуют и несколько пеших патрулей, быстрым шагом расходившихся в разные стороны.
– Так, Илюха, вспоминаем юность – берем ноги в руки и мотаем отсюда, – подталкиваю товарища к проулку.
Легкой трусцой минуем пару безлюдных кварталов. На перекрестке сбавляем темп, вертим головами и одновременно замечаем подруливший к проулку ментовский автомобиль. Тот мигает фарами и дважды ойкает густым сигналом, недвусмысленно предлагая тормознуть. Прикинувшись шибко занятыми людьми, мы не реагируем. А зайдя за угол, включаем максимальную скорость и рвем дальше.
«УАЗ» поворачивает за нами; противный металлический голос из встроенного мегафона оглушает тихие кварталы приказом остановиться. Ответом служит наш отборный мат и истошный лай десятка собак…
Мы бежим, уже не таясь. Бежим, не зная, куда ведут проулки и что ждет впереди.
А впереди очень скоро появляется еще один ментовоз – белая «пятерка» с красно-синими мигалками на крыше. Между нами остается метров двести, и это небольшое пространство включает в себя очередное пересечение с таким же проулком. Но успеем ли мы добежать?
Предлагаю запыхавшемуся Илье:
– Давай через забор! А там по участкам – на соседнюю улицу.
Обширные земельные участки в станице закрывались от посторонних глаз в основном приличными по высоте и крепости кирпичными заборами, а тот, что тянулся слева, был ветхим деревянным штакетником.
Перемахиваем через несерьезную преграду. Илья пинает заливавшуюся злобой мелкую псину и пускается вслед за мной к противоположной стороне участка.
– Суки… Сейчас свяжутся по радио с остальными и обложат нас здесь, как волков флажками!.. – мешаю слова с тяжелым дыханием.
– Да… неслабо мы попали… – ворчит в ответ подрывник. – Мало того что в собственной машине чуть не сгорели, так еще и в террористы запишут!
Выбравшись на соседнюю улочку, мы повторяем успешный маневр – перелазим через очередной забор и вновь пересекаем два граничащих меж собой участка. Потом бежим вправо, выдерживая общее направление на север – к шоссе на окраине станицы.
Проулок пуст. Забрезжила надежда: неужели оторвались?
Однако надежда тлела лишь до второго перекрестка. Слева к нему на всех парах топали четыре вооруженных автоматами милиционера, справа прыгала на ухабах уже знакомая белая «пятерка». А навстречу внезапно вывернула темная иномарка с тонированными стеклами, также, вероятно, задействованная в облаве.
Не сговариваясь, поворачиваем назад.
Кто-то из ментов орет: «Стоять!» и дает вверх короткую очередь. Округа тонет в собачьем лае; сотни голубей, захлопав крыльями, взмывают в небо.
Нам наверняка удалось бы воспользоваться опробованным приемом: сигануть через забор и хотя бы на короткое время затеряться средь садовых участков. Но иномарка вдруг резво прибавляет скорость – прокрутив шинами по грунту, поднимает клубы пыли и, поравнявшись с нами, резко тормозит.
Задняя левая дверца распахивается, а сидевший за рулем мужчина кричит:
– Садитесь! Быстрее садитесь!!
Размышлять некогда, а выбирать не из чего.
Оба плюхаемся на заднее сиденье, и авто несется вдоль бесконечных и разномастных заборов, лихо вписываясь в крутые повороты. Кажется, водитель не походит на офицера милиции и сдавать властям нас не намерен. Толком разглядеть его из-за высокого подголовника не получается. Я вижу лишь синюю бейсболку, край аккуратной черной бородки, да затемненные стекла солнцезащитных очков…
«Какая нам, к черту, разница – кто он и откуда? – облегченно вздыхаю я, когда иномарка вылетела за пределы станицы, а впереди показалась спасительная трасса. – Наша «доблестная и честная» милиция сама виновата в том, что в стране ее не уважают, и не прочь оказать помощь тем, кого она преследует. Ничего удивительного!»
Водитель хранит молчание, а у выезда на шоссе, вопреки ожиданию, не останавливается, даже не интересуясь, куда подбросить спасенных пассажиров. Он уверенно поворачивает вправо, и машина, набирая бешеную скорость, несется к Краснодару.
– Шеф, спасибо большущее, – кладу руку на плечо мужчины, – но нам в другую сторону. Притормози здесь, пожалуйста.
Не сбрасывая скорости, тот снимает бейсболку и очки, отклеивает от лица бороду. И обернувшись, смеется:
– Нет уж, Аркадий, извини! Нам теперь с тобой долго ехать в одном направлении.
Часть II
Большая стирка
Пролог
Абхазия
Август 1992 года
Взрыв и стрельба внизу у реки стали неприятным сюрпризом, однако катастрофы в этом ни я, ни мои товарищи не увидели. Ну, нарвались «волонтеры» Савельев с Кузьминым на дозор, а, может быть, и на целый взвод грузинской армии – что ж, иногда и не такое случается в нашей работе.
Всматриваясь в заросли и слушая тишину, я с полминуты гоняю желваки на скулах. Послать половину группы в лесочек? Или же, рассредоточившись, подняться всем? Но засевшие там ребятки именно этого и ждут. И встретят «с оркестром» – сомнений быть не может. Они отлично понимают: появление в здешней глухомани российского спецназа не связано с масштабной войсковой операцией, иначе бы в небе кружили «крокодилы» и «грачи», по ущелью вдоль речушки пылила бы тяжелая техника и топала бы пехота. А небольшие группы всегда используются точечно. Все эти тонкости грузины давно знают, потому и ведут себя здесь подобно хозяевам…
– Ну что, Аркадий? – шепчет над ухом Супрун. – Действуем по плану?
– Погоди, – мрачно откликаюсь я и опять твержу в микрофон рации: – Сава, что там у тебя? Сава, ответь Сербу!
Савельев с Кузьминым молчат…
Да, сюрприз не стал катастрофой, но головной боли мне добавил.
Прячу рацию в плечевой карман. Ладонь непроизвольно шарит по одежде в поисках сигарет, потом поправляет разгрузочный жилет и успокаивается на рукоятке автомата – курить не хочется. Необходимо срочно принять решение.
Оно практически созрело, и остается его лишь озвучить. Троих я намереваюсь оставить в развалинах для удержания выгодной позиции, с которой отлично простреливался весь склон, за исключением низин и заросших кустами балок. А пятеро других обойдут монастырь по низине с юга и подберутся к проклятым зарослям с другой стороны. Конечно, времени группа потеряет много, но другого выхода нет.
Набираю в грудь воздуха, но меня опережает прапорщик Матвеев. Не отрываясь от оптики прицела, он объявил:
– Внимание, граждане! К нам гости. Вижу троих.
«Гостей» глазастый снайпер узрел на приличном расстоянии.
– Правее, командир. Деревце высокое за ориентир возьми, что из кустов торчит.
– Деревце вижу.
– А правее него залысина без единого кустика. Усек?
– Ну…
– Теперь возьми метров на пятьдесят ближе к нам и ищи. Где кусты пониже, там их головы и мелькают. Видишь?..
Вооружившись биноклем и слушая подсказки Палыча, я наконец замечаю движение вдоль лощинки.
– Слушай, их больше. Те, что ты приметил, – лидеры. А за ними идет основная группа.
Прапорщик водит стволом винтовки и удивленно присвистывает:
– Ни хрена себе!
– Чего там, мужики? – оборачивается от пролома в соседней стене Супрун.
– Да так, Илюха. Одна новость «приятней» другой.
– Сколько?
– Двенадцать насчитал. И еще прут.
Оглядев своих подчиненных, прячу рацию. Ситуация вызревает скверная: до десантного корабля из ущелья не докричаться, стало быть, подкрепления не будет. А раз так, то и поиск пропавшего генерала в складывающихся условиях повисает в воздухе. Кто будет его искать, если сейчас из проклятого лесочка выйдет не отделение, не взвод и даже не рота, а батальон или бригада хорошо вооруженных грузинских бойцов? Конечно, нас тоже набрали не из продленки, но всему имеется разумный предел.
Однако деваться некуда. Подкинув автомат, ловко перехватываю его правой рукой.
– Вы, парни, – киваю на молодых контрактников, – контролируете западное направление и конкретно балочку, по которой мы взошли сюда от реки в ущелье. Запомните: балочка – наше спасение, по ней можно мотануть вниз, если здесь сильно прижмут. Ну, а нам, мужики, придется поработать, удерживая развалины. Возражения имеются?
– Я не против, – передергивает затвор автомата Супрун.
– А чего тут возражать-то? – облизнув большой палец, поправляет регулятор прицела прапорщик. – Дело привычное.
– Работать так работать – я всегда «за», – поддерживает товарищей неунывающий Борька Куценко.
Юрка Белый осторожно выглядывает в пролом восточной стены и молчит. Но, вероятно, затылком почуяв выжидательные взгляды друзей, ухмыляется:
– А я что? Я на все согласен – были бы деньги!
Атаки снизу мы не опасались – наши развалины отделял от дна ущелья чистый склон – на нем ни выбрать позиции, ни спрятаться от прицельного огня. Одна лишь мелкая балочка, по которой мы поднимались сюда.
Зато группировавшиеся на краю лесочка грузины изрядно беспокоили. Им незачем было вплотную подходить к нашему укрытию – метрах в двухстах низинка заметно расширялась, образуя подобие котловины, заполненной мелкими деревцами и кустарником. Чем не позиция? Расползутся по ней как муравьи, растворятся в зеленке – не сосчитать, не определить огневых точек. Тут не помогут ни бинокли, ни орлиное зрение снайпера. Только и останется лупить наугад.
Вначале грохнули выстрелы гранатометов. Один, второй, третий… Первый заряд долбанул точно в угол строения, следующий прошел выше и ухнул за нашими спинами по склону; последний угодил в падающий кусок стены. Ну а за «артподготовкой» последовала автоматная стрельба – целый град пуль обрушился на белеющие остатки здания.
– Понеслось, – пригнув голову, посмеивается Куценко.
Тряся головой и стирая с лица белесую пыль, Супрун вторит:
– Пусть побеснуются, а нам торопиться некуда.
Осторожно выглядывая, Белый поднимает автомат. Однако Палыч, зная о нехорошей привычке капитана вечно соваться в пекло первым, строго осаживает:
– Погодь, Юрка!
Отложив на время винтовку, он ползает под стеной и кратковременно высовывается, определяя огневые точки. И если удается таковую засечь, немедля оповещает товарищей:
– Левее центрального деревца двадцать. Правее десять – промеж двух высоких кустов…
От щелкавших по камням пуль летят брызги мелкого крошева. Осколки природного стройматериала больно жалят открытые части тела – лица или ладони, а порой рассекают кожу до крови.
– Ну что, командир, не пора ли ответить? – теряет терпение Юрка.
Поглаживая рукоять автомата, я слушаю беспорядочную стрельбу. Перед сменой тактики или очередным этапом она должна самую малость поутихнуть, но пока интенсивность остается прежней.
– Потерпи, Юрок. Еще две минутки потерпи, – успокаиваю коллегу. – Пускай у них злоба наружу вылезет. И боеприпасов поубавится.
И, немного выждав, группа открывает ответный огонь.
Август 1992 года
Взрыв и стрельба внизу у реки стали неприятным сюрпризом, однако катастрофы в этом ни я, ни мои товарищи не увидели. Ну, нарвались «волонтеры» Савельев с Кузьминым на дозор, а, может быть, и на целый взвод грузинской армии – что ж, иногда и не такое случается в нашей работе.
Всматриваясь в заросли и слушая тишину, я с полминуты гоняю желваки на скулах. Послать половину группы в лесочек? Или же, рассредоточившись, подняться всем? Но засевшие там ребятки именно этого и ждут. И встретят «с оркестром» – сомнений быть не может. Они отлично понимают: появление в здешней глухомани российского спецназа не связано с масштабной войсковой операцией, иначе бы в небе кружили «крокодилы» и «грачи», по ущелью вдоль речушки пылила бы тяжелая техника и топала бы пехота. А небольшие группы всегда используются точечно. Все эти тонкости грузины давно знают, потому и ведут себя здесь подобно хозяевам…
– Ну что, Аркадий? – шепчет над ухом Супрун. – Действуем по плану?
– Погоди, – мрачно откликаюсь я и опять твержу в микрофон рации: – Сава, что там у тебя? Сава, ответь Сербу!
Савельев с Кузьминым молчат…
Да, сюрприз не стал катастрофой, но головной боли мне добавил.
Прячу рацию в плечевой карман. Ладонь непроизвольно шарит по одежде в поисках сигарет, потом поправляет разгрузочный жилет и успокаивается на рукоятке автомата – курить не хочется. Необходимо срочно принять решение.
Оно практически созрело, и остается его лишь озвучить. Троих я намереваюсь оставить в развалинах для удержания выгодной позиции, с которой отлично простреливался весь склон, за исключением низин и заросших кустами балок. А пятеро других обойдут монастырь по низине с юга и подберутся к проклятым зарослям с другой стороны. Конечно, времени группа потеряет много, но другого выхода нет.
Набираю в грудь воздуха, но меня опережает прапорщик Матвеев. Не отрываясь от оптики прицела, он объявил:
– Внимание, граждане! К нам гости. Вижу троих.
«Гостей» глазастый снайпер узрел на приличном расстоянии.
– Правее, командир. Деревце высокое за ориентир возьми, что из кустов торчит.
– Деревце вижу.
– А правее него залысина без единого кустика. Усек?
– Ну…
– Теперь возьми метров на пятьдесят ближе к нам и ищи. Где кусты пониже, там их головы и мелькают. Видишь?..
Вооружившись биноклем и слушая подсказки Палыча, я наконец замечаю движение вдоль лощинки.
– Слушай, их больше. Те, что ты приметил, – лидеры. А за ними идет основная группа.
Прапорщик водит стволом винтовки и удивленно присвистывает:
– Ни хрена себе!
– Чего там, мужики? – оборачивается от пролома в соседней стене Супрун.
– Да так, Илюха. Одна новость «приятней» другой.
– Сколько?
– Двенадцать насчитал. И еще прут.
Оглядев своих подчиненных, прячу рацию. Ситуация вызревает скверная: до десантного корабля из ущелья не докричаться, стало быть, подкрепления не будет. А раз так, то и поиск пропавшего генерала в складывающихся условиях повисает в воздухе. Кто будет его искать, если сейчас из проклятого лесочка выйдет не отделение, не взвод и даже не рота, а батальон или бригада хорошо вооруженных грузинских бойцов? Конечно, нас тоже набрали не из продленки, но всему имеется разумный предел.
Однако деваться некуда. Подкинув автомат, ловко перехватываю его правой рукой.
– Вы, парни, – киваю на молодых контрактников, – контролируете западное направление и конкретно балочку, по которой мы взошли сюда от реки в ущелье. Запомните: балочка – наше спасение, по ней можно мотануть вниз, если здесь сильно прижмут. Ну, а нам, мужики, придется поработать, удерживая развалины. Возражения имеются?
– Я не против, – передергивает затвор автомата Супрун.
– А чего тут возражать-то? – облизнув большой палец, поправляет регулятор прицела прапорщик. – Дело привычное.
– Работать так работать – я всегда «за», – поддерживает товарищей неунывающий Борька Куценко.
Юрка Белый осторожно выглядывает в пролом восточной стены и молчит. Но, вероятно, затылком почуяв выжидательные взгляды друзей, ухмыляется:
– А я что? Я на все согласен – были бы деньги!
Атаки снизу мы не опасались – наши развалины отделял от дна ущелья чистый склон – на нем ни выбрать позиции, ни спрятаться от прицельного огня. Одна лишь мелкая балочка, по которой мы поднимались сюда.
Зато группировавшиеся на краю лесочка грузины изрядно беспокоили. Им незачем было вплотную подходить к нашему укрытию – метрах в двухстах низинка заметно расширялась, образуя подобие котловины, заполненной мелкими деревцами и кустарником. Чем не позиция? Расползутся по ней как муравьи, растворятся в зеленке – не сосчитать, не определить огневых точек. Тут не помогут ни бинокли, ни орлиное зрение снайпера. Только и останется лупить наугад.
Вначале грохнули выстрелы гранатометов. Один, второй, третий… Первый заряд долбанул точно в угол строения, следующий прошел выше и ухнул за нашими спинами по склону; последний угодил в падающий кусок стены. Ну а за «артподготовкой» последовала автоматная стрельба – целый град пуль обрушился на белеющие остатки здания.
– Понеслось, – пригнув голову, посмеивается Куценко.
Тряся головой и стирая с лица белесую пыль, Супрун вторит:
– Пусть побеснуются, а нам торопиться некуда.
Осторожно выглядывая, Белый поднимает автомат. Однако Палыч, зная о нехорошей привычке капитана вечно соваться в пекло первым, строго осаживает:
– Погодь, Юрка!
Отложив на время винтовку, он ползает под стеной и кратковременно высовывается, определяя огневые точки. И если удается таковую засечь, немедля оповещает товарищей:
– Левее центрального деревца двадцать. Правее десять – промеж двух высоких кустов…
От щелкавших по камням пуль летят брызги мелкого крошева. Осколки природного стройматериала больно жалят открытые части тела – лица или ладони, а порой рассекают кожу до крови.
– Ну что, командир, не пора ли ответить? – теряет терпение Юрка.
Поглаживая рукоять автомата, я слушаю беспорядочную стрельбу. Перед сменой тактики или очередным этапом она должна самую малость поутихнуть, но пока интенсивность остается прежней.
– Потерпи, Юрок. Еще две минутки потерпи, – успокаиваю коллегу. – Пускай у них злоба наружу вылезет. И боеприпасов поубавится.
И, немного выждав, группа открывает ответный огонь.
* * *
Из громадного потока лжи, непрерывно выплескивавшегося на простых людей с помощью средств массовой информации, выловить крохотные зерна правды было делом практически невозможным. В те далекие дни врали все. Политики, чиновники, военные, журналисты… Грузины заявляли, что внезапный ввод войск согласован с абхазским правительством и осуществлен для контроля над железной дорогой, по которой идут важные грузы из России в Армению. Абхазы верещали об очередной провокации. Русские СМИ истерично сочиняли небылицы о применении грузинской армией оружия массового поражения…
Глава первая
Краснодар
23–25 июля
– Какая, на хрен, проверка?! – рычу и едва не бросаюсь с кулаками на Баркова.
– Спокойно, Аркадий, не кипятись. Обычная и самая заурядная проверка на выдержку, – тот невозмутимо следит за дорогой. – В наше ведомство людям без таковой не попасть. И ты, должен признаться, неплохо с ней справился. Поверь, более трех дней подобной обработки мало кто выдерживает.
– Какого же черта выкобенивался в пром-зоне?
– А к чему нам лишние уши? Извечный закон безопасности гласит: чем меньше посвященных, тем больший шанс на успех.
– Хорошенькое дело! – вмешивается в разговор Супрун. – А тротил в «шестерке»?! Это тоже проверка на вшивость? Или еще какой-нибудь корпоративный закон?
– Нет. Тротил для стирки.
– Чего? – хором переспрашиваем мы. – Какой стирки?!
– Для стирки ваших биографий. Да вы не горячитесь, парни, – примирительно говорит полковник. И добавляет, точь-в-точь повторяя мои доводы: – Какой нам смысл вас убирать или что-то в этом роде? При необходимости давно бы убрали – тихо и без шума. Но смысл в том, что такой необходимости нет: во-первых, вы ровным счетом ничего не знаете; а во-вторых, такими людьми не разбрасываются – настоящие профессионалы нынче на вес золота.
– Ну, так расскажи по порядку! А то ни черта не просекаем в ваших игрищах!
Станислав прикуривает сигарету; включив поворотник, обгоняет вереницу длинных фур. И начинает неспешный рассказ.
– «Шестерку», как вы заметили, успели подремонтировать – выправили кузов, покрасили, поменяли стекла, придали ей внешний лоск. Хорошая с виду машинка, и надо же – без сигнализации! Неплохой вариант для любителей легкой наживы, не правда ли?
Мы уже готовы к чему угодно, а потому слушаем в напряженном молчании.
– Во время ремонта мои люди установили в «Жигулях» взрывное устройство с радиодетонатором. – Обернувшись, Барков кидает Супруну какую-то вещицу: – Вот посмотри – ты же специалист в этом деле…
Тот крутит в руках небольшой, похожий на брелок, пульт с усиком антенны.
– Да, это коротковолновый передатчик.
– Все верно, – кивает офицер ФСБ. – Я выехал за вами с промзоны спустя минут пятнадцать – просчитать желание бывших пленников выбраться на трассу Новороссийск – Краснодар и нормально перекусить в ближайшем ресторанчике труда не составило. «Шестерку» я обнаружил припаркованной неподалеку от торгового центра станицы Северской и принялся ждать подходящего момента…
– А потом?
– А потом к ней подрулили два подвыпивших парня, поколдовали минут пять над замком дверцы и уселись в салон с явным желанием угнать.
– Тут-то ты ее и…
– Ну вот, начинаете соображать! – смеется Станислав. – Вы правы – тут-то и была приведена в действие адская машинка. И уж простите за цинизм, но я убил сразу двух зайцев: наказал преступников и закрыл уголовное дело о побеге заключенного Супруна из колонии.
– А если этих придурков опознают родственники? – сомневается Илья. – Их же будут искать.
– Да, некоторое время поищут, но не найдут – трупы уже успеют захоронить. Я подходил к тому, что осталось от машины – там одни угли и головешки. Это, во-первых. А во-вторых, менты быстро установят владельца автомобиля по базе регистрации номерных знаков. И столь же быстро ухватятся за версию относительно второго трупа: Серебров – бывший сослуживец Супруна, накануне приезжал к нему на свидание (это записано в журнале дежурного), и, скорее всего, они обсуждали план побега. После его осуществления несколько дней где-то скрывались, у кого-то раздобыли тротил и задумали какую-то пакость. И вдруг подорвались в собственной машине в центре небольшой станицы. Чем не замечательная для наших следователей версия?! Так что, все путем, господа. Все путем…
– Холодильник набит продуктами, есть даже пиво и водка. Вот сигареты; курить лучше здесь, потому что балконная дверь не открывается, дабы вы напрасно не светились перед соседями. Комплекты новой одежды в шкафу; обувь в коробках – в прихожей. Шампунь и мыло в ванной; постельное белье свежее. Телевизор и музыкальный центр исправны, но громкость желательно убавлять до минимальной. Вечером перед включением света не забывайте закрывать шторы. В общем, поживите здесь пару дней: отоспитесь, отдохните, придите в себя. На улицу и в подъезд не высовываться, вести себя тихо – словно в квартире никого нет. Входная дверь бронированная – на звонки не отвечать и никому не открывать; я перед визитом обязательно позвоню по телефону и сообщу точное время прихода.
Осторожно выглядываю из-за плотной гардины на улицу и неуверенно предлагаю:
– Надо бы проинформировать родственников. Они небось на ушах стоят.
– Нет, уже не стоят – мои люди виделись с ними, – собираясь проститься, успокаивает Станислав.
– И что же им сказали?
– Почти правду. Во всяком случае, они знают, что вы живы, и будут молчать ради вашей же безопасности.
Напоминаю:
– Моей жене необходима срочная операция, а я только в промзоне потерял пять дней. Теперь тут просижу взаперти двое суток.
– Не волнуйся – этот вопрос мы решим в самое ближайшее время. И обследовать ее будут не в Новороссийске, а в Краснодаре – в Южном окружном медицинском центре.
Кивнув на прощание, Барков плотно прикрыл за собой массивную металлическую дверь. Появиться он пообещал ровно через двое суток – именно столько времени требуется для изготовления новых документов.
Оставшись одни, мы по очереди отмылись в ванной, приготовили ужин и под отменную закусочку употребили две бутылки водки. Верхнего света не включали – сидели на кухне под маленьким настенным бра и между рюмками негромко вспоминали товарищей. Или размышляли над перспективой предстоящей работы, предложенной Барковым.
– Да… странные мы, однако, люди, – качает головой Супрун.
– Чем же странные? – подливаю холодной водочки.
– Психологи поговаривают, будто повоевавший народец делится на три типа. Больше всего так называемых материалистов, желающих подзаработать, продвинуться по должности, получить звание или орденок. За ним идут игроки, которых привлекает само действо. Им вечно не сидится дома, не живется в миру и покое. Это знаешь, как с терактами или катаклизмами в курортных районах…
– Не знаю. А что там с терактами?
– Ну, рванет в центре какого-нибудь красивого европейского городка бомба. Или цунами пару тысяч отдыхающих с пляжа смоет… Туристы из нормальных стран туда с полгода ни ногой! А наши, наоборот, в очередь в турагентства становятся.
– Понятно. А что представляют собой последние?
– Все остальные – служаки. Этих мало.
– Чем же их привлекает война?
– Они просто выполняют приказы. Думаю, мы как раз к ним и относимся. Делать-то больше ничего толком не умеем. Вот прижала нужда – мы опять готовы с головой в самое пекло.
– Не все.
– В смысле?
– Четверо под твое определение подходят: ты, Палыч, Борька и я. А вот Юрка Белый… сомневаюсь.
– Юрка, скорее, игрок. Смел и азартен был до безобразия. И большой любитель впрыснуть в кровь адреналинчика.
– Ты прав, дружище. Юрка – особый человек. Был… – поднимаю наполненную рюмку. – Ну, его мы уже помянули. А теперь давай-ка выпьем за удачу. Нутром чую: Барков задумал что-то необычное, и операция будет не из легких.
– Да, удача в этом деле нам не помешает.
А в два часа ночи, опустошив вторую бутылку, мы отправляемся на боковую. И спим мертвецким сном до обеда следующего дня…
– В чем заключается работа?
– Видите ли… иногда возникают нехорошие ситуации, чреватые неприятностями для правительства: компроматом или другими нежелательными политическими последствиями. В таких случаях приходится действовать быстро, максимально эффективно и, увы, – вне рамок закона. Нет, делать из вас «группу коррекции здоровья», как цинично называют своих профессиональных убийц руководители ЦРУ, мы не собираемся. Самые грязные обязанности вам выполнять не придется. Работа будет почище…
«Мля, так много говорит, а в итоге ничего конкретного! – удивляюсь про себя, потягивая из большой кружки растворимый кофе. – Битый час размазываем дерьмо по стенам, а толку – ноль».
– …Механизм предельно прост, – продолжает Барков, развалившись в кресле. – Свыше по цепочке поступает приказ – и, заметьте, не прямо, а через несколько инстанций. Или звеньев – как вам угодно. Каждое звено контактирует лишь с теми, кто находится на ступень выше и на ступень ниже; проследить всю цепочку практически невозможно. Данное правило также исходит из соображений безопасности. Итак, о деле…
«Наконец-то! – разом допиваю кофе и хлопаю донышком кружки по журнальному столику. – Наконец-то сейчас услышим то, ради чего целую неделю живем в подвешенном состоянии».
23–25 июля
– Какая, на хрен, проверка?! – рычу и едва не бросаюсь с кулаками на Баркова.
– Спокойно, Аркадий, не кипятись. Обычная и самая заурядная проверка на выдержку, – тот невозмутимо следит за дорогой. – В наше ведомство людям без таковой не попасть. И ты, должен признаться, неплохо с ней справился. Поверь, более трех дней подобной обработки мало кто выдерживает.
– Какого же черта выкобенивался в пром-зоне?
– А к чему нам лишние уши? Извечный закон безопасности гласит: чем меньше посвященных, тем больший шанс на успех.
– Хорошенькое дело! – вмешивается в разговор Супрун. – А тротил в «шестерке»?! Это тоже проверка на вшивость? Или еще какой-нибудь корпоративный закон?
– Нет. Тротил для стирки.
– Чего? – хором переспрашиваем мы. – Какой стирки?!
– Для стирки ваших биографий. Да вы не горячитесь, парни, – примирительно говорит полковник. И добавляет, точь-в-точь повторяя мои доводы: – Какой нам смысл вас убирать или что-то в этом роде? При необходимости давно бы убрали – тихо и без шума. Но смысл в том, что такой необходимости нет: во-первых, вы ровным счетом ничего не знаете; а во-вторых, такими людьми не разбрасываются – настоящие профессионалы нынче на вес золота.
– Ну, так расскажи по порядку! А то ни черта не просекаем в ваших игрищах!
Станислав прикуривает сигарету; включив поворотник, обгоняет вереницу длинных фур. И начинает неспешный рассказ.
– «Шестерку», как вы заметили, успели подремонтировать – выправили кузов, покрасили, поменяли стекла, придали ей внешний лоск. Хорошая с виду машинка, и надо же – без сигнализации! Неплохой вариант для любителей легкой наживы, не правда ли?
Мы уже готовы к чему угодно, а потому слушаем в напряженном молчании.
– Во время ремонта мои люди установили в «Жигулях» взрывное устройство с радиодетонатором. – Обернувшись, Барков кидает Супруну какую-то вещицу: – Вот посмотри – ты же специалист в этом деле…
Тот крутит в руках небольшой, похожий на брелок, пульт с усиком антенны.
– Да, это коротковолновый передатчик.
– Все верно, – кивает офицер ФСБ. – Я выехал за вами с промзоны спустя минут пятнадцать – просчитать желание бывших пленников выбраться на трассу Новороссийск – Краснодар и нормально перекусить в ближайшем ресторанчике труда не составило. «Шестерку» я обнаружил припаркованной неподалеку от торгового центра станицы Северской и принялся ждать подходящего момента…
– А потом?
– А потом к ней подрулили два подвыпивших парня, поколдовали минут пять над замком дверцы и уселись в салон с явным желанием угнать.
– Тут-то ты ее и…
– Ну вот, начинаете соображать! – смеется Станислав. – Вы правы – тут-то и была приведена в действие адская машинка. И уж простите за цинизм, но я убил сразу двух зайцев: наказал преступников и закрыл уголовное дело о побеге заключенного Супруна из колонии.
– А если этих придурков опознают родственники? – сомневается Илья. – Их же будут искать.
– Да, некоторое время поищут, но не найдут – трупы уже успеют захоронить. Я подходил к тому, что осталось от машины – там одни угли и головешки. Это, во-первых. А во-вторых, менты быстро установят владельца автомобиля по базе регистрации номерных знаков. И столь же быстро ухватятся за версию относительно второго трупа: Серебров – бывший сослуживец Супруна, накануне приезжал к нему на свидание (это записано в журнале дежурного), и, скорее всего, они обсуждали план побега. После его осуществления несколько дней где-то скрывались, у кого-то раздобыли тротил и задумали какую-то пакость. И вдруг подорвались в собственной машине в центре небольшой станицы. Чем не замечательная для наших следователей версия?! Так что, все путем, господа. Все путем…
* * *
Он привез нас в краевой центр и поселил на южной окраине – в двухкомнатной квартирке неприметного пятиэтажного дома, стоящего по соседству с железнодорожным вокзалом. Показывая временное прибежище, объяснил:– Холодильник набит продуктами, есть даже пиво и водка. Вот сигареты; курить лучше здесь, потому что балконная дверь не открывается, дабы вы напрасно не светились перед соседями. Комплекты новой одежды в шкафу; обувь в коробках – в прихожей. Шампунь и мыло в ванной; постельное белье свежее. Телевизор и музыкальный центр исправны, но громкость желательно убавлять до минимальной. Вечером перед включением света не забывайте закрывать шторы. В общем, поживите здесь пару дней: отоспитесь, отдохните, придите в себя. На улицу и в подъезд не высовываться, вести себя тихо – словно в квартире никого нет. Входная дверь бронированная – на звонки не отвечать и никому не открывать; я перед визитом обязательно позвоню по телефону и сообщу точное время прихода.
Осторожно выглядываю из-за плотной гардины на улицу и неуверенно предлагаю:
– Надо бы проинформировать родственников. Они небось на ушах стоят.
– Нет, уже не стоят – мои люди виделись с ними, – собираясь проститься, успокаивает Станислав.
– И что же им сказали?
– Почти правду. Во всяком случае, они знают, что вы живы, и будут молчать ради вашей же безопасности.
Напоминаю:
– Моей жене необходима срочная операция, а я только в промзоне потерял пять дней. Теперь тут просижу взаперти двое суток.
– Не волнуйся – этот вопрос мы решим в самое ближайшее время. И обследовать ее будут не в Новороссийске, а в Краснодаре – в Южном окружном медицинском центре.
Кивнув на прощание, Барков плотно прикрыл за собой массивную металлическую дверь. Появиться он пообещал ровно через двое суток – именно столько времени требуется для изготовления новых документов.
Оставшись одни, мы по очереди отмылись в ванной, приготовили ужин и под отменную закусочку употребили две бутылки водки. Верхнего света не включали – сидели на кухне под маленьким настенным бра и между рюмками негромко вспоминали товарищей. Или размышляли над перспективой предстоящей работы, предложенной Барковым.
– Да… странные мы, однако, люди, – качает головой Супрун.
– Чем же странные? – подливаю холодной водочки.
– Психологи поговаривают, будто повоевавший народец делится на три типа. Больше всего так называемых материалистов, желающих подзаработать, продвинуться по должности, получить звание или орденок. За ним идут игроки, которых привлекает само действо. Им вечно не сидится дома, не живется в миру и покое. Это знаешь, как с терактами или катаклизмами в курортных районах…
– Не знаю. А что там с терактами?
– Ну, рванет в центре какого-нибудь красивого европейского городка бомба. Или цунами пару тысяч отдыхающих с пляжа смоет… Туристы из нормальных стран туда с полгода ни ногой! А наши, наоборот, в очередь в турагентства становятся.
– Понятно. А что представляют собой последние?
– Все остальные – служаки. Этих мало.
– Чем же их привлекает война?
– Они просто выполняют приказы. Думаю, мы как раз к ним и относимся. Делать-то больше ничего толком не умеем. Вот прижала нужда – мы опять готовы с головой в самое пекло.
– Не все.
– В смысле?
– Четверо под твое определение подходят: ты, Палыч, Борька и я. А вот Юрка Белый… сомневаюсь.
– Юрка, скорее, игрок. Смел и азартен был до безобразия. И большой любитель впрыснуть в кровь адреналинчика.
– Ты прав, дружище. Юрка – особый человек. Был… – поднимаю наполненную рюмку. – Ну, его мы уже помянули. А теперь давай-ка выпьем за удачу. Нутром чую: Барков задумал что-то необычное, и операция будет не из легких.
– Да, удача в этом деле нам не помешает.
А в два часа ночи, опустошив вторую бутылку, мы отправляемся на боковую. И спим мертвецким сном до обеда следующего дня…
* * *
– У вас не будет имен, но беспокоиться по этому поводу не следует. Поверьте, безличие гораздо лучше – вы сами скоро в этом убедитесь. Никто и никогда не должен знать о том, что вы связаны одной веревочкой с правительством, оплачивающим вашу работу.– В чем заключается работа?
– Видите ли… иногда возникают нехорошие ситуации, чреватые неприятностями для правительства: компроматом или другими нежелательными политическими последствиями. В таких случаях приходится действовать быстро, максимально эффективно и, увы, – вне рамок закона. Нет, делать из вас «группу коррекции здоровья», как цинично называют своих профессиональных убийц руководители ЦРУ, мы не собираемся. Самые грязные обязанности вам выполнять не придется. Работа будет почище…
«Мля, так много говорит, а в итоге ничего конкретного! – удивляюсь про себя, потягивая из большой кружки растворимый кофе. – Битый час размазываем дерьмо по стенам, а толку – ноль».
– …Механизм предельно прост, – продолжает Барков, развалившись в кресле. – Свыше по цепочке поступает приказ – и, заметьте, не прямо, а через несколько инстанций. Или звеньев – как вам угодно. Каждое звено контактирует лишь с теми, кто находится на ступень выше и на ступень ниже; проследить всю цепочку практически невозможно. Данное правило также исходит из соображений безопасности. Итак, о деле…
«Наконец-то! – разом допиваю кофе и хлопаю донышком кружки по журнальному столику. – Наконец-то сейчас услышим то, ради чего целую неделю живем в подвешенном состоянии».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента