Страница:
«Вставай! Вставай сейчас же!» Гарри сел в постели. Тетя колотила в дверь.
«Вставай!» – крикнула она. Гарри слышал, как она ушла на кухню и ставила на плиту сковородку. Он перекатился на спину и попытался вспомнить свой сон. Это был отличный сон. С летающим мотоциклом. У него было странное чувство, что когда-то он уже видел этот сон. Тетя за дверью вернулась.
«Ты уже встал?» – требовательно спросила она.
«Почти», – ответил Гарри.
«Давай, поднимайся, я хочу, чтобы ты последил за беконом. И только попробуй его сжечь, в день рождения Дадли все должно быть безупречно». Гарри застонал.
«Что ты сказал?» – крикнула тетя из-за двери.
«Ничего, ничего…»
День рождения Дадли – как он мог забыть? Гарри медленно вылез из-под одеяла и начал искать носки. Он нашел парочку под кроватью, снял с них паука и надел. Гарри привык к паукам, потому что в чулане под лестницей, где он спал, их было полно. Он оделся и прошел по коридору в кухню. Стола было почти не видно под грудой подарков для Дадли. Похоже Дадли получил новый компьютер, который хотел, не говоря уже о втором телевизоре и спортивном велосипеде. Гарри не мог понять, зачем Дадли велосипед: он был толст и ненавидел физические упражнения – единственное, что он любил – это кого-нибудь бить. Больше всего Дадли любил бить Гарри, но обычно не мог его поймать. Гарри был очень быстрым, хотя на первый взгляд этого нельзя было предположить. Возможно из-за того, что он жил в темном чулане, Гарри всегда был невысок и легок для своего возраста. Он выглядел даже меньше и тоньше, чем на самом деле, потому что вся его одежда доставалась ему от Дадли, а Дадли был в четыре раза больше его. У Гарри было узкое лицо, острые коленки, черные волосы и яркие зеленые глаза. Он носил круглые очки, перемотанные огромным количеством скотча, потому что Дадли обожал бить его в нос. Единственной вещью в своей внешности, которую Гарри одобрял, был тонкий шрам на лбу в форме молнии. Он был у него всю жизнь, сколько он себя помнил, и первый вопрос, который он задал тете Петунии: откуда взялся шрам.
«Ты заработал его в автомобильной катастрофе, когда погибли твои родители, – сказала она. – И не задавай вопросов». Не задавай вопросов – это было первое правило спокойной жизни в семье Десли. Дядя Вернон вошел на кухню, когда Гарри переворачивал бекон.
«Причешись!» – гавкнул он в качестве утреннего приветствия. Примерно раз в неделю, дядя Вернон отрывал нос от газеты и объявлял, что Гарри требуется стрижка. Вероятно, Гарри стригли больше всех мальчишек в классе вместе взятых, но безрезультатно. Его волосы было бесполезно укладывать – они торчали во все стороны, словно солома. Гарри уже поджаривал яичницу, к тому времени как Дадли и его мать появились на кухне. Дадли рос очень похожим на дядю Вернона. У него было круглое розовое лицо, маленькие, блекло-голубые глаза; толстые светлые волосы гладко лежали на его большой круглой голове. Тетя Петуния часто говорила, что Дадли похож на ангелочка – Гарри часто говорил, что Дадли похож на хрюшу в рюшах. Гарри поставил тарелки с яичницей и беконом на стол, это было трудно, потому что на нем оставалось мало места. В это время Дадли подсчитывал свои подарки. Его лицо вытянулось.
«Тридцать шесть, – сказал он, глядя на отца и мать. – На два меньше, чем в прошлом году».
«Дорогой, ты не посчитал подарок от тетушки Мардж, посмотри, он здесь под большим от Папочки и Мамочки».
«Хорошо, тогда тридцать семь», – сказал Дадли, багровея. Гарри, видя, что Дадли готов впасть в ярость, начал жевать свой бекон со скоростью землеройки, боясь, что Дадли перевернет стол. Тетя Петуния, очевидно, тоже почувствовала опасность, потому что сказала:
«И мы купим тебе еще два, когда поедем в город сегодня. Как тебе это, солнышко? Еще два подарка. Все в порядке?»
Дадли немного подумал. Это было трудно. Наконец, устав от усилий, он медленно произнес:
«Тогда у меня будет тридцать… тридцать…»
«Тридцать девять, мой сладкий», – сказала тетя Петуния.
«О, – Дадли тяжело уселся и схватил ближайший сверток. – Тогда хорошо». Дядя Вернон усмехнулся:
«Этот разбойник не прогадает, весь в меня. Так держать, Дадлюша!» – он потрепал Дадли по голове. В этот момент зазвонил телефон, и тетя Петуния ушла взять трубку, пока Гарри и дядя Вернон наблюдали, как Дадли разворачивает спортивный велосипед, видеокамеру, радиоуправляемую модель самолета, шестнадцать новых компьютерных игр и видеомагнитофон. Он снимал оберточную бумагу с золотых наручных часов, когда тетя Петуния вернулась. Выглядела она одновременно злой и озабоченной.
«Плохие новости, Вернон, – сказала она. – Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет приглядеть за ним», – она кивнула головой в сторону Гарри. Дадли в ужасе открыл рот, а у Гарри екнуло сердце. Каждый год на день рожденья Дадли родители везли его с другом в город: в парк приключений, в ресторанчик гамбургеров или в кино. Каждый год Гарри оставляли с миссис Фигг, сумасшедшей старой дамой, которая жила через две улицы. Гарри ненавидел ее дом. Он весь пропах капустой, а миссис Фигг заставляла его разглядывать фотографии всех кошек, какие у нее когда-либо были.
«Что теперь?» – спросила тетя Петуния, гневно глядя на Гарри, как будто это он был виноват. Гарри знал, что ему нужно сожалеть о том, что миссис Фигг сломала ногу, но это было нелегко, особенно, когда он напомнил себе, что пройдет еще один год до того, как он будет вынужден смотреть на Тиббла, Снежка, Лапушку и Пуфика снова.
«Мы можем позвонить Мардж», – предложил дядя Вернон.
«Не говори глупостей, она ненавидит мальчишку». Десли часто говорили о Гарри вот так, как будто его здесь не было – или как будто он был чем-то противным, вроде слизняка, и не понимал их.
«А как насчет как-там-ее-зовут, твоей подруги – Ивонн?»
«В отпуске на Майорке», – ответила тетя Петуния.
«Вы могли бы оставить меня дома», – сказал Гарри с надеждой (он смог бы посмотреть телевизор, если захочет, и, может быть, даже поиграть на компьютере Дадли). Тетя Петуния скривилась так, как будто съела лимон.
«А потом вернуться и обнаружить дом в руинах?» – огрызнулась она.
«Да не взорву я дом», – возразил Гарри, но его не слушали.
«Я думаю, мы могли бы взять его в зоопарк, – сказала тетя Петуния медленно. – … и оставить в машине…»
«Машина новая, а он будет в ней один…» Дадли начал громко плакать. На самом деле, он не плакал – прошли годы с тех пор, как он плакал по-настоящему – но он знал, что если он скорчит рожу и повоет, мать даст ему все что угодно.
«Дадли, маленький, не плачь. Мамуля не позволит ему испортить твой день рождения!» – воскликнула она и заключила сына в объятия.
«Я… не хочу-у-у.. чтобы… о-он… ехал! – выкрикнул Дадли между громкими ненатуральными всхлипами. – Он всегда все портит!» – он мерзко усмехнулся Гарри, выглянув из материнских объятий. В этот момент зазвонил дверной звонок.
«О боже, они уже здесь!» – сказала тетя Петуния в отчаянии – и минуту спустя, лучший друг Дадли, Пирс Полкисс, вошел на кухню со своей матерью. Пирс был тощим мальчишкой с крысиным лицом. Он обычно держал людей за руки, пока Дадли их бил. Дадли сразу же перестал притворяться, что плачет. Через полчаса, Гарри, который не мог поверить в свою удачу, сидел на заднем сиденье машины Десли вместе с Дадли и Пирсом по дороге в зоопарк первый раз в жизни. Тетя и дядя не смогли придумать ничего лучше, но перед тем как выехать дядя Вернон отвел Гарри в сторону:
«Я предупреждаю тебя, – сказал он, опуская свое большое красное лицо вровень с лицом Гарри. – Я предупреждаю тебя сейчас, парень – какие-нибудь шуточки, что угодно – и ты будешь сидеть в чулане до Рождества».
«Я не собираюсь ничего делать, – сказал Гарри. – Правда…» Но дядя Вернон не поверил ему. Никто никогда не верил. Дело в том, что вокруг Гарри часто происходили странные вещи, и было бесполезно убеждать Десли в том, что не он их причина. Однажды, тетя Петуния, устав от того, что Гарри приходит из парикмахерской как будто никогда там не был, взяла пару кухонных ножниц и постригла его почти наголо, оставив только челку, «чтобы спрятать этот ужасный шрам». Дадли хихикал весь вечер, а Гарри провел ночь, думая о завтрашней школе, где над ним и так смеялись за мешковатую одежду и очки, перемотанные скотчем. Однако, когда он проснулся на следующее утро, его волосы были точно такой же длины как до стрижки. За это он неделю просидел в чулане, хотя и пытался объяснить, что не знает, как они отросли так быстро. В другой раз тетя Петуния пыталась надеть на него отвратительный старый свитер Дадли (коричневый с оранжевыми помпонами) – чем сильнее она пыталась натянуть его через голову Гарри, тем, казалось, меньше он становился, до тех пор, пока не стал впору кукле, но уж никак не Гарри. Тетя Петуния решила, что он сел при стирке, и, к большому облегчению Гарри, его не наказали.
С другой стороны у него были большие неприятности, когда он оказался на крыше школьной кухни. Банда Дадли гонялась за ним как обычно, когда, к всеобщему удивлению, он оказался сидящим на трубе. Десли получили гневное письмо от директора, в котором говорилось, что он взбирается на школьные здания. Но все, что он пытался сделать (и об этом он кричал дяде Вернону через закрытую дверь чулана) это прыгнуть за большой мусорный бак около черного входа на кухню. Гарри предполагал, что ветер подхватил его в прыжке и поднял на крышу.
Но сегодня все шло отлично. Это даже стоило того, чтобы провести день с Дадли и Пирсом где-то вне школы, чулана или пахнущей капустой гостиной миссис Фигг. Пока они ехали, дядя Вернон жаловался тете Петунии. Он вообще любил жаловаться: на служащих в офисе, на Гарри, на Совет, на Гарри, на банк, на Гарри – это были его любимые темы. Сегодня утром туда попали мотоциклы.
«…пролетают с ревом мимо, как сумасшедшие, эти молодые хулиганы», – сказал он, когда их обогнал мотоцикл.
«Мне снился сон про мотоцикл, – внезапно вспомнил Гарри. – Он летал». Дядя Вернон чуть не врезался в машину впереди. Он повернул к Гарри лицо, похожее на отбивную с усами, и заорал:
«МОТОЦИКЛЫ НЕ ЛЕТАЮТ!» Дадли и Пирс захихикали.
«Я знаю, – сказал Гарри. – Это был просто сон». Он жалел, что вообще открыл рот. Если и было что-то, что Десли ненавидели больше его вопросов, то это когда он говорил о вещах, которые вели себя не так, как следует, неважно, был это сон или даже мультик – вероятно, они думали, что у него могут появиться опасные идеи. Стояла очень солнечная суббота, и в зоопарке была куча народу. Десли купили Дадли и Пирсу по большому шоколадному мороженому на входе и потом, потому что улыбающаяся дама в киоске спросила Гарри, что он хочет, до того как они успели утащить его прочь, они купили ему дешевое лимонное мороженое. Это было совсем неплохо, думал Гарри, облизывая его, когда они смотрели на почесывающуюся гориллу, очень похожую на Дадли всем, кроме цвета шерсти.
Гарри наслаждался этим утром впервые за долгое время. Он осторожно шел чуть в стороне от Десли, чтобы Дадли и Пирсу, которым уже начали надоедать животные, не взбрело в голову заняться их любимым делом – его избиением. Они поели в ресторанчике в зоопарке, и когда Дадли вдруг разозлился, что на его
«Славе Никербокеров» слишком мало мороженого, дядя Вернон купил ему другое, а Гарри разрешили доесть это. Уже потом Гарри понял, что все шло слишком хорошо, чтобы продолжаться в том же духе.
После обеда они пошли в павильон рептилий. Там было холодно и темно, только окна светились на стенах. За стеклом всевозможные ящерицы и змеи ползали и скользили по веткам деревьев и камням. Дадли и Пирс хотели посмотреть на ядовитых кобр и мощных питонов. Дадли моментально нашел самую большую змею в террариуме. Она могла бы два раза обернуться вокруг машины дяди Вернона и сжать ее до размеров мусорницы – но выглядела не в настроении. На самом деле, она крепко спала. Дадли стоял, прижав нос к стеклу, глядя на блестящие коричневые кольца.
«Заставь ее ползти», – хныкал он. Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея не пошевелилась.
«Еще раз», – приказал Дадли. Дядя Вернон опять постучал по стеклу костяшками пальцев, но змея продолжала спать.
«Какая скука», – простонал Дадли и пошаркал прочь. Гарри пододвинулся к аквариуму и пристально посмотрел на змею. Он не удивился, если бы она умерла от скуки – никого, кроме глупых надоедливых людей стучащих по стеклу целый день. Это даже хуже, чем спать в чулане, где единственным посетителем была тетя Петуния, будившая его каждый день; по крайней мере, он мог еще ходить по дому. Змея внезапно открыла маленькие глазки. Медленно, очень медленно она подняла голову так, чтобы ее глаза находились на одном уровне с глазами Гарри. Она подмигнула.
Гарри смотрел на нее. Он быстро оглянулся, взглянуть, если кто-нибудь смотрит на них, но никто не смотрел. Он повернулся к змее и тоже подмигнул ей. Змея качнула головой в сторону дяди Вернона и Дадли и подняла глаза к потолку. Гарри стало абсолютно понятно, что она хотела сказать:
«Вот так все время».
«Я знаю, – прошептал Гарри сквозь стекло, хотя и не был уверен, что змея его услышит. – Наверное, очень раздражает». Змея энергично кивнула.
«Откуда ты?» – спросил Гарри. Змея показала хвостом на маленькую табличку рядом со стеклом. Гарри всмотрелся. Удав, Бразилия.
«Как там, в Бразилии?» Удав опять показал хвостом на табличку, и Гарри прочел дальше: этот образец был выведен в зоопарке:
«А, понятно – значит, ты никогда не был в Бразилии?» Удав покачал головой, но в этот момент раздался оглушающий вопль Пирса, так что они вдвоем подпрыгнули от неожиданности:
«ДАДЛИ! МИСТЕР ДЕСЛИ! ИДИТЕ, ВЗГЯНИТЕ НА ЗМЕЮ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО ОНА ДЕЛАЕТ!» Дадли вразвалочку заспешил к вольеру.
«С дороги, ты», – сказал он, ударив Гарри в бок. Застигнутый врасплох Гарри упал и ударился о бетонный пол. Все следующее произошло так быстро, что никто не видел, как это случилось – секунда, Пирс и Дадли склонились к стеклу и сразу отпрыгнули с воплями ужаса. Гарри сел и охнул; стекло вольера исчезло. Огромная змея быстро скользила на пол. Люди по всему павильону рептилий кричали и бежали к выходу. Когда змея двигалась мимо, Гарри мог бы поклясться, что низкий шипящий голос произнес:
«Бразилия, я иду… С-с-спасибо, амиго». Служащий террариума был в шоке.
«Но стекло? – повторял он. – Куда делось стекло?» Директор зоопарка сам сделал тете Петунии чашку горячего сладкого чая, он извинялся, извинялся и снова извинялся. Пирс и Дадли могли лишь невнятно бормотать. Насколько Гарри понял, змея ничего им не сделала, только играючи укусила за пятки, когда ползла мимо, но когда они вернулись в машину дяди Вернона, Дадли убеждал всех, как она почти откусила ему ногу, а Пирс клялся, что она пыталась задушить его насмерть. Но хуже всего, по крайней мере, для Гарри, было то, что когда Пирс немножко успокоился, он сказал:
«Она ведь разговаривала с тобой, правда, Гарри?» Дядя Вернон подождал, пока Пирс покинет дом, перед тем как наброситься на Гарри. Он был так зол, что почти не мог ничего сказать. Ему удалось все же выдавить
«Иди – в чулан – сиди – без еды», до того как он упал на стул, а тете Петунии пришлось бежать ему за большим стаканом бренди. Немного спустя Гарри лежал в темном чулане, мечтая иметь часы. Он не знал, сколько времени и не был уверен, что Десли уснули. А пока они не уснут, он не мог рискнуть проскользнуть на кухню и поесть. Он жил у Десли почти десять лет, десять ужасных лет, сколько он себя помнил, с тех пор как его родители разбились в той автокатастрофе. Он не знал, был ли в машине, когда родители погибли. Иногда, когда он долго напрягал память в своем чулане, он видел странную картину: ослепляющая вспышка зеленого света и горящая боль в голове. Это, как он полагал, было автокатастрофой, хотя и не мог вообразить, откуда взялся зеленый свет. Он абсолютно не помнил родителей. Его дядя и тетя никогда не говорили о них, и, конечно, запрещали ему задавать вопросы. В доме не нашлось ни одной их фотографии. Когда он был младше, Гарри мечтал, что приедет какой-нибудь неизвестный родственник и заберет его, но этого не случилось; Десли оставались его единственной семьей. Хотя иногда он думал (или надеялся), что незнакомцы на улице знают его. Правда, очень необычные незнакомцы. Маленький человек в высокой фиолетовой шляпе поклонился ему однажды в магазине, где он был с тетей Петунией и Дадли. Спросив у Гарри, знает ли он этого человека, тетя Петуния пулей вылетела из магазина ничего не купив. Странная старушка, одетая во все зеленое, однажды весело помахала ему в автобусе. Лысый мужчина в пурпурной мантии пожал ему руку на улице и ушел, не сказал ни слова. Сверхъестественно, но все эти люди куда-то пропадали в ту же секунду, когда Гарри хотел рассмотреть их попристальнее. В школе у Гарри не было друзей. Все знали, что банда Дадли ненавидит этого странного Гарри в мешковатой одежде и замотанных скотчем очках, и никто не хотел переходить дорогу банде Дадли.
Глава третья. Письмо от никого
Побег бразильского удава вылился для Гарри в самое длинное в его жизни наказание. К тому времени, когда его опять выпустили из чулана, начались летние каникулы, и Дадли расколотил свою новую видеокамеру, сломал радиоуправляемый самолет и, первый раз катаясь на велосипеде, сбил миссис Фигг, когда она переходила Бирючинный проезд на своих костылях. Гарри был рад, что школа закончилась, но ему не удалось избавиться от банды Дадли, которая бывала в доме каждый день. Пирс, Деннис, Малколм и Гордон все были большими и глупыми, но поскольку Дадли был самым большим и самым глупым, он задавал тон. Остальные были только рады присоединиться к его любимому виду спорта: охоте на Гарри.
Поэтому Гарри проводил как можно больше времени вне дома, шатаясь по округе и думая об окончании каникул, в котором он видел тоненький лучик надежды. Когда наступит сентябрь, он пойдет в среднюю школу, и, в первый раз в жизни, он не будет с Дадли. Дадли приняли в Смелтинг, старую частную школу, где учился еще дядя Вернон. Пирс Полкисс тоже будет учиться там. А Гарри пойдет в Стоунволл Хай, местную государственную школу. Дадли думал, что это забавно.
«В Стоунволле новичков суют головой в унитаз, – сказал он Гарри. – Пошли наверх, потренируемся?»
«Нет, спасибо, – сказал Гарри. – В бедный унитаз никогда не пихали такой ужасной вещи, как твоя голова – вдруг он засорится?». И Гарри убежал, пока Дадли не понял, что он сказал. Как-то раз в июле тетя Петуния и Дадли уехали в Лондон, чтобы купить Дадли школьную форму Смелтинга, оставив Гарри с миссис Фигг. Оказалось, что она сломала ногу, споткнувшись об одну из своих кошек, и теперь уже не обожала их так, как прежде. Она разрешила Гарри посмотреть телевизор и угостила его шоколадным тортом, вкус которого наводил на мысль, что она хранит его долгие годы.
В этот вечер Дадли разгуливал по гостиной в своей новой униформе. В Смелтинге мальчики одевались в коричневые пиджаки, оранжевые бриджи и плоские соломенные шляпы-канотье. Они носили трости с набалдашниками, чтобы лупить друг друга, когда учителя отвернутся. Считалось, что этот опыт пригодится им во взрослой жизни. Глядя на Дадли в новой униформе, дядя Вернон сказал, что он гордится этим моментом. Тетя Петуния разрыдалась и сказала, что не может поверить, что это ее маленький Дадлик, такой красивый и взрослый. Гарри ничего не сказал из опасения, что его подведет голос. Он боялся, что лопнет от смеха. Когда Гарри пришел завтракать следующим утром, на кухне стоял ужасающий запах. Он исходил от большой металлической бадьи в раковине. Гарри заглянул туда. В ней было что-то больше напоминающее грязные лохмотья в серой воде.
«Что это?» – спросил он у тети Петунии. Она поджала губы, как делала всегда, когда он осмеливался задать вопрос.
«Твоя новая школьная форма». Гарри снова заглянул в таз.
«О, – сказал он, – я не думал, что она будет такой мокрой».
«Не глупи, – рявкнула тетя Петуния. – Я перекрашиваю кое-что из старых вещей Дадли в серый цвет. Она будет такой же, как у всех, когда я закончу». Гарри сильно сомневался в этом, но счел за лучшее не спорить. Он сел за стол и попробовал не думать о том, как он будет выглядеть в первый день в Стоунволл Хай – наверное, как будто он напялил старую слоновью шкуру. Вошли Дадли и дядя Вернон, морща носы из-за запаха новый формы Гарри. Дядя Вернон, как обычно, уткнулся в свою газету, а Дадли стукнул по столу своей новой тростью, которую он таскал повсюду.
Они услышали, как открылась щель для почты, и письма упали на дверной коврик.
«Возьми почту, Дадли», – сказал дядя Вернон из-за газеты.
«Пусть ее возьмет Гарри».
«Гарри, забери почту».
«Пусть ее возьмет Дадли».
«Дадли, ткни его своей новой тростью». Гарри увернулся от трости и побежал за почтой. На коврике лежали три вещи: открытка от Мардж, сестры дяди Вернона, которая отдыхала на острове Уайт, коричневый конверт, вероятно счет и – письмо для Гарри. Гарри подобрал его и смотрел, не веря своим глазам; стук его сердца мог бы заглушить оркестр. Никто, за всю его жизнь, не писал ему. Кто бы мог? У него не было ни друзей, ни других родственников – он не ходил в библиотеку, поэтому никогда не получал записок с требованием вернуть книжки. Но, не смотря на все это, он держал в руках письмо, с адресом написанным так четко, что не могло быть ошибки:
Перевернув конверт дрожащими руками, Гарри увидел пурпурную восковую гербовую печать с изображением льва, орла, барсука и змеи по краям большой буквы Х.
«Эй, парень, поторопись! – крикнул дядя Вернон из кухни. – Чем ты там занимаешься, проверяешь, нет ли бомбы?» Он рассмеялся своей собственной шутке. Гарри вернулся на кухню, все еще разглядывая письмо. Он протянул открытку и счет дяде Вернону, сел и стал медленно открывать желтый конверт. Дядя Вернон вскрыл счет, скривился от отвращения и прищелкнул по открытке.
«Мардж разболелась, – сообщил он тете Петунии. – Что-то съела».
«Пап! – внезапно сказал Дадли. – Пап, Гарри пришло письмо». Гарри уже собирался открыть письмо из такого же тяжелого пергамента, как и конверт, когда дядя Вернон внезапно выхватил его.
«Это мое», – сказал Гарри, пытаясь отобрать письмо.
«Кто же тебе напишет?» – усмехнулся дядя Вернон, открывая письмо и читая. Его обычно красное лицо стало зеленым быстрее светофора. Но не перестало бледнеть. Через несколько секунд оно приобрело цвет бледно-серой, старой овсянки.
«Пе-пе-петуния!» – прошептал он.
Дадли попытался отобрать письмо, но дядя Вернон держал его высоко, и Дадли не мог дотянуться. Тетя Петуния взяла его и с любопытством прочитала первую строчку. Несколько секунд казалось, что она упадет в обморок. Она сглотнула и поперхнулась.
«Вернон! О, боже мой, Вернон!» Они посмотрели друг на друга, забыв, что Гарри и Дадли все еще в комнате.
Дадли не привык к тому, что о нем забывают. Он резко стукнул отца своей тростью.
«Я хочу прочитать письмо», – громко заявил он.
«Я тоже хочу его прочитать, – сказал Гарри разъяренно. – Потому что оно мое!»
«Убирайтесь, оба!» – прокаркал дядя Вернон, запихивая письмо обратно в конверт. Гарри не двинулся с места.
«Я ХОЧУ ПИСЬМО!» – крикнул он.
«Дай мне посмотреть!» – требовал Дадли.
«ВОН!» – заорал дядя Вернон, хватая Гарри и Дадли за загривки, вытаскивая в коридор и захлопывая за ними дверь. Гарри и Дадли молча схватились друг с другом, решая, кто будет подслушивать в замочную скважину; Дадли выиграл, поэтому Гарри в очках, зацепившихся за одно ухо, лежал на полу и слушал в щель под дверью.
«Вернон, – сказала тетя Петуния дрожащим голосом, – посмотри на адрес – как они вообще могли узнать, где он спит? Ты не думаешь, что они следят за домом?»
«Следят – шпионят – преследуют нас», – прошептал дядя Вернон злобно.
«Что нам делать, Вернон? Написать ответ? Сказать им, что мы не хотим?» Гарри видел, как начищенные туфли дяди Вернона ходят по кухне.
«Нет, – наконец сказал он. – Нет, мы их проигнорируем. Если они не получат ответ… Да, так будет лучше… Мы ничего не будет делать…»
«Но…»
«Петуния, я не потерплю такого в доме! Разве мы не решили, когда брали его, что раз и навсегда выбьем из него эту ерунду?» В этот вечер, когда дядя Вернон вернулся с работы, он сделал то, что никогда не делал: зашел к Гарри в чулан.
«Где мое письмо? – сказал Гарри в ту же минуту, как дядя Вернон протиснулся в дверь. – Кто мне писал?»
«Никто. Вышла ошибка, – сказал дядя Вернон коротко. – Я сжег его».
«Никакой ошибки не было, – горько произнес Гарри. – В нем было написано про мой чулан».
«МОЛЧАТЬ!» – рявкнул дядя Вернон, и парочка пауков свалилась с потолка. Он несколько раз глубоко вздохнул и попытался улыбнуться, правда, весьма неудачно.
«Вставай!» – крикнула она. Гарри слышал, как она ушла на кухню и ставила на плиту сковородку. Он перекатился на спину и попытался вспомнить свой сон. Это был отличный сон. С летающим мотоциклом. У него было странное чувство, что когда-то он уже видел этот сон. Тетя за дверью вернулась.
«Ты уже встал?» – требовательно спросила она.
«Почти», – ответил Гарри.
«Давай, поднимайся, я хочу, чтобы ты последил за беконом. И только попробуй его сжечь, в день рождения Дадли все должно быть безупречно». Гарри застонал.
«Что ты сказал?» – крикнула тетя из-за двери.
«Ничего, ничего…»
День рождения Дадли – как он мог забыть? Гарри медленно вылез из-под одеяла и начал искать носки. Он нашел парочку под кроватью, снял с них паука и надел. Гарри привык к паукам, потому что в чулане под лестницей, где он спал, их было полно. Он оделся и прошел по коридору в кухню. Стола было почти не видно под грудой подарков для Дадли. Похоже Дадли получил новый компьютер, который хотел, не говоря уже о втором телевизоре и спортивном велосипеде. Гарри не мог понять, зачем Дадли велосипед: он был толст и ненавидел физические упражнения – единственное, что он любил – это кого-нибудь бить. Больше всего Дадли любил бить Гарри, но обычно не мог его поймать. Гарри был очень быстрым, хотя на первый взгляд этого нельзя было предположить. Возможно из-за того, что он жил в темном чулане, Гарри всегда был невысок и легок для своего возраста. Он выглядел даже меньше и тоньше, чем на самом деле, потому что вся его одежда доставалась ему от Дадли, а Дадли был в четыре раза больше его. У Гарри было узкое лицо, острые коленки, черные волосы и яркие зеленые глаза. Он носил круглые очки, перемотанные огромным количеством скотча, потому что Дадли обожал бить его в нос. Единственной вещью в своей внешности, которую Гарри одобрял, был тонкий шрам на лбу в форме молнии. Он был у него всю жизнь, сколько он себя помнил, и первый вопрос, который он задал тете Петунии: откуда взялся шрам.
«Ты заработал его в автомобильной катастрофе, когда погибли твои родители, – сказала она. – И не задавай вопросов». Не задавай вопросов – это было первое правило спокойной жизни в семье Десли. Дядя Вернон вошел на кухню, когда Гарри переворачивал бекон.
«Причешись!» – гавкнул он в качестве утреннего приветствия. Примерно раз в неделю, дядя Вернон отрывал нос от газеты и объявлял, что Гарри требуется стрижка. Вероятно, Гарри стригли больше всех мальчишек в классе вместе взятых, но безрезультатно. Его волосы было бесполезно укладывать – они торчали во все стороны, словно солома. Гарри уже поджаривал яичницу, к тому времени как Дадли и его мать появились на кухне. Дадли рос очень похожим на дядю Вернона. У него было круглое розовое лицо, маленькие, блекло-голубые глаза; толстые светлые волосы гладко лежали на его большой круглой голове. Тетя Петуния часто говорила, что Дадли похож на ангелочка – Гарри часто говорил, что Дадли похож на хрюшу в рюшах. Гарри поставил тарелки с яичницей и беконом на стол, это было трудно, потому что на нем оставалось мало места. В это время Дадли подсчитывал свои подарки. Его лицо вытянулось.
«Тридцать шесть, – сказал он, глядя на отца и мать. – На два меньше, чем в прошлом году».
«Дорогой, ты не посчитал подарок от тетушки Мардж, посмотри, он здесь под большим от Папочки и Мамочки».
«Хорошо, тогда тридцать семь», – сказал Дадли, багровея. Гарри, видя, что Дадли готов впасть в ярость, начал жевать свой бекон со скоростью землеройки, боясь, что Дадли перевернет стол. Тетя Петуния, очевидно, тоже почувствовала опасность, потому что сказала:
«И мы купим тебе еще два, когда поедем в город сегодня. Как тебе это, солнышко? Еще два подарка. Все в порядке?»
Дадли немного подумал. Это было трудно. Наконец, устав от усилий, он медленно произнес:
«Тогда у меня будет тридцать… тридцать…»
«Тридцать девять, мой сладкий», – сказала тетя Петуния.
«О, – Дадли тяжело уселся и схватил ближайший сверток. – Тогда хорошо». Дядя Вернон усмехнулся:
«Этот разбойник не прогадает, весь в меня. Так держать, Дадлюша!» – он потрепал Дадли по голове. В этот момент зазвонил телефон, и тетя Петуния ушла взять трубку, пока Гарри и дядя Вернон наблюдали, как Дадли разворачивает спортивный велосипед, видеокамеру, радиоуправляемую модель самолета, шестнадцать новых компьютерных игр и видеомагнитофон. Он снимал оберточную бумагу с золотых наручных часов, когда тетя Петуния вернулась. Выглядела она одновременно злой и озабоченной.
«Плохие новости, Вернон, – сказала она. – Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет приглядеть за ним», – она кивнула головой в сторону Гарри. Дадли в ужасе открыл рот, а у Гарри екнуло сердце. Каждый год на день рожденья Дадли родители везли его с другом в город: в парк приключений, в ресторанчик гамбургеров или в кино. Каждый год Гарри оставляли с миссис Фигг, сумасшедшей старой дамой, которая жила через две улицы. Гарри ненавидел ее дом. Он весь пропах капустой, а миссис Фигг заставляла его разглядывать фотографии всех кошек, какие у нее когда-либо были.
«Что теперь?» – спросила тетя Петуния, гневно глядя на Гарри, как будто это он был виноват. Гарри знал, что ему нужно сожалеть о том, что миссис Фигг сломала ногу, но это было нелегко, особенно, когда он напомнил себе, что пройдет еще один год до того, как он будет вынужден смотреть на Тиббла, Снежка, Лапушку и Пуфика снова.
«Мы можем позвонить Мардж», – предложил дядя Вернон.
«Не говори глупостей, она ненавидит мальчишку». Десли часто говорили о Гарри вот так, как будто его здесь не было – или как будто он был чем-то противным, вроде слизняка, и не понимал их.
«А как насчет как-там-ее-зовут, твоей подруги – Ивонн?»
«В отпуске на Майорке», – ответила тетя Петуния.
«Вы могли бы оставить меня дома», – сказал Гарри с надеждой (он смог бы посмотреть телевизор, если захочет, и, может быть, даже поиграть на компьютере Дадли). Тетя Петуния скривилась так, как будто съела лимон.
«А потом вернуться и обнаружить дом в руинах?» – огрызнулась она.
«Да не взорву я дом», – возразил Гарри, но его не слушали.
«Я думаю, мы могли бы взять его в зоопарк, – сказала тетя Петуния медленно. – … и оставить в машине…»
«Машина новая, а он будет в ней один…» Дадли начал громко плакать. На самом деле, он не плакал – прошли годы с тех пор, как он плакал по-настоящему – но он знал, что если он скорчит рожу и повоет, мать даст ему все что угодно.
«Дадли, маленький, не плачь. Мамуля не позволит ему испортить твой день рождения!» – воскликнула она и заключила сына в объятия.
«Я… не хочу-у-у.. чтобы… о-он… ехал! – выкрикнул Дадли между громкими ненатуральными всхлипами. – Он всегда все портит!» – он мерзко усмехнулся Гарри, выглянув из материнских объятий. В этот момент зазвонил дверной звонок.
«О боже, они уже здесь!» – сказала тетя Петуния в отчаянии – и минуту спустя, лучший друг Дадли, Пирс Полкисс, вошел на кухню со своей матерью. Пирс был тощим мальчишкой с крысиным лицом. Он обычно держал людей за руки, пока Дадли их бил. Дадли сразу же перестал притворяться, что плачет. Через полчаса, Гарри, который не мог поверить в свою удачу, сидел на заднем сиденье машины Десли вместе с Дадли и Пирсом по дороге в зоопарк первый раз в жизни. Тетя и дядя не смогли придумать ничего лучше, но перед тем как выехать дядя Вернон отвел Гарри в сторону:
«Я предупреждаю тебя, – сказал он, опуская свое большое красное лицо вровень с лицом Гарри. – Я предупреждаю тебя сейчас, парень – какие-нибудь шуточки, что угодно – и ты будешь сидеть в чулане до Рождества».
«Я не собираюсь ничего делать, – сказал Гарри. – Правда…» Но дядя Вернон не поверил ему. Никто никогда не верил. Дело в том, что вокруг Гарри часто происходили странные вещи, и было бесполезно убеждать Десли в том, что не он их причина. Однажды, тетя Петуния, устав от того, что Гарри приходит из парикмахерской как будто никогда там не был, взяла пару кухонных ножниц и постригла его почти наголо, оставив только челку, «чтобы спрятать этот ужасный шрам». Дадли хихикал весь вечер, а Гарри провел ночь, думая о завтрашней школе, где над ним и так смеялись за мешковатую одежду и очки, перемотанные скотчем. Однако, когда он проснулся на следующее утро, его волосы были точно такой же длины как до стрижки. За это он неделю просидел в чулане, хотя и пытался объяснить, что не знает, как они отросли так быстро. В другой раз тетя Петуния пыталась надеть на него отвратительный старый свитер Дадли (коричневый с оранжевыми помпонами) – чем сильнее она пыталась натянуть его через голову Гарри, тем, казалось, меньше он становился, до тех пор, пока не стал впору кукле, но уж никак не Гарри. Тетя Петуния решила, что он сел при стирке, и, к большому облегчению Гарри, его не наказали.
С другой стороны у него были большие неприятности, когда он оказался на крыше школьной кухни. Банда Дадли гонялась за ним как обычно, когда, к всеобщему удивлению, он оказался сидящим на трубе. Десли получили гневное письмо от директора, в котором говорилось, что он взбирается на школьные здания. Но все, что он пытался сделать (и об этом он кричал дяде Вернону через закрытую дверь чулана) это прыгнуть за большой мусорный бак около черного входа на кухню. Гарри предполагал, что ветер подхватил его в прыжке и поднял на крышу.
Но сегодня все шло отлично. Это даже стоило того, чтобы провести день с Дадли и Пирсом где-то вне школы, чулана или пахнущей капустой гостиной миссис Фигг. Пока они ехали, дядя Вернон жаловался тете Петунии. Он вообще любил жаловаться: на служащих в офисе, на Гарри, на Совет, на Гарри, на банк, на Гарри – это были его любимые темы. Сегодня утром туда попали мотоциклы.
«…пролетают с ревом мимо, как сумасшедшие, эти молодые хулиганы», – сказал он, когда их обогнал мотоцикл.
«Мне снился сон про мотоцикл, – внезапно вспомнил Гарри. – Он летал». Дядя Вернон чуть не врезался в машину впереди. Он повернул к Гарри лицо, похожее на отбивную с усами, и заорал:
«МОТОЦИКЛЫ НЕ ЛЕТАЮТ!» Дадли и Пирс захихикали.
«Я знаю, – сказал Гарри. – Это был просто сон». Он жалел, что вообще открыл рот. Если и было что-то, что Десли ненавидели больше его вопросов, то это когда он говорил о вещах, которые вели себя не так, как следует, неважно, был это сон или даже мультик – вероятно, они думали, что у него могут появиться опасные идеи. Стояла очень солнечная суббота, и в зоопарке была куча народу. Десли купили Дадли и Пирсу по большому шоколадному мороженому на входе и потом, потому что улыбающаяся дама в киоске спросила Гарри, что он хочет, до того как они успели утащить его прочь, они купили ему дешевое лимонное мороженое. Это было совсем неплохо, думал Гарри, облизывая его, когда они смотрели на почесывающуюся гориллу, очень похожую на Дадли всем, кроме цвета шерсти.
Гарри наслаждался этим утром впервые за долгое время. Он осторожно шел чуть в стороне от Десли, чтобы Дадли и Пирсу, которым уже начали надоедать животные, не взбрело в голову заняться их любимым делом – его избиением. Они поели в ресторанчике в зоопарке, и когда Дадли вдруг разозлился, что на его
«Славе Никербокеров» слишком мало мороженого, дядя Вернон купил ему другое, а Гарри разрешили доесть это. Уже потом Гарри понял, что все шло слишком хорошо, чтобы продолжаться в том же духе.
После обеда они пошли в павильон рептилий. Там было холодно и темно, только окна светились на стенах. За стеклом всевозможные ящерицы и змеи ползали и скользили по веткам деревьев и камням. Дадли и Пирс хотели посмотреть на ядовитых кобр и мощных питонов. Дадли моментально нашел самую большую змею в террариуме. Она могла бы два раза обернуться вокруг машины дяди Вернона и сжать ее до размеров мусорницы – но выглядела не в настроении. На самом деле, она крепко спала. Дадли стоял, прижав нос к стеклу, глядя на блестящие коричневые кольца.
«Заставь ее ползти», – хныкал он. Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея не пошевелилась.
«Еще раз», – приказал Дадли. Дядя Вернон опять постучал по стеклу костяшками пальцев, но змея продолжала спать.
«Какая скука», – простонал Дадли и пошаркал прочь. Гарри пододвинулся к аквариуму и пристально посмотрел на змею. Он не удивился, если бы она умерла от скуки – никого, кроме глупых надоедливых людей стучащих по стеклу целый день. Это даже хуже, чем спать в чулане, где единственным посетителем была тетя Петуния, будившая его каждый день; по крайней мере, он мог еще ходить по дому. Змея внезапно открыла маленькие глазки. Медленно, очень медленно она подняла голову так, чтобы ее глаза находились на одном уровне с глазами Гарри. Она подмигнула.
Гарри смотрел на нее. Он быстро оглянулся, взглянуть, если кто-нибудь смотрит на них, но никто не смотрел. Он повернулся к змее и тоже подмигнул ей. Змея качнула головой в сторону дяди Вернона и Дадли и подняла глаза к потолку. Гарри стало абсолютно понятно, что она хотела сказать:
«Вот так все время».
«Я знаю, – прошептал Гарри сквозь стекло, хотя и не был уверен, что змея его услышит. – Наверное, очень раздражает». Змея энергично кивнула.
«Откуда ты?» – спросил Гарри. Змея показала хвостом на маленькую табличку рядом со стеклом. Гарри всмотрелся. Удав, Бразилия.
«Как там, в Бразилии?» Удав опять показал хвостом на табличку, и Гарри прочел дальше: этот образец был выведен в зоопарке:
«А, понятно – значит, ты никогда не был в Бразилии?» Удав покачал головой, но в этот момент раздался оглушающий вопль Пирса, так что они вдвоем подпрыгнули от неожиданности:
«ДАДЛИ! МИСТЕР ДЕСЛИ! ИДИТЕ, ВЗГЯНИТЕ НА ЗМЕЮ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО ОНА ДЕЛАЕТ!» Дадли вразвалочку заспешил к вольеру.
«С дороги, ты», – сказал он, ударив Гарри в бок. Застигнутый врасплох Гарри упал и ударился о бетонный пол. Все следующее произошло так быстро, что никто не видел, как это случилось – секунда, Пирс и Дадли склонились к стеклу и сразу отпрыгнули с воплями ужаса. Гарри сел и охнул; стекло вольера исчезло. Огромная змея быстро скользила на пол. Люди по всему павильону рептилий кричали и бежали к выходу. Когда змея двигалась мимо, Гарри мог бы поклясться, что низкий шипящий голос произнес:
«Бразилия, я иду… С-с-спасибо, амиго». Служащий террариума был в шоке.
«Но стекло? – повторял он. – Куда делось стекло?» Директор зоопарка сам сделал тете Петунии чашку горячего сладкого чая, он извинялся, извинялся и снова извинялся. Пирс и Дадли могли лишь невнятно бормотать. Насколько Гарри понял, змея ничего им не сделала, только играючи укусила за пятки, когда ползла мимо, но когда они вернулись в машину дяди Вернона, Дадли убеждал всех, как она почти откусила ему ногу, а Пирс клялся, что она пыталась задушить его насмерть. Но хуже всего, по крайней мере, для Гарри, было то, что когда Пирс немножко успокоился, он сказал:
«Она ведь разговаривала с тобой, правда, Гарри?» Дядя Вернон подождал, пока Пирс покинет дом, перед тем как наброситься на Гарри. Он был так зол, что почти не мог ничего сказать. Ему удалось все же выдавить
«Иди – в чулан – сиди – без еды», до того как он упал на стул, а тете Петунии пришлось бежать ему за большим стаканом бренди. Немного спустя Гарри лежал в темном чулане, мечтая иметь часы. Он не знал, сколько времени и не был уверен, что Десли уснули. А пока они не уснут, он не мог рискнуть проскользнуть на кухню и поесть. Он жил у Десли почти десять лет, десять ужасных лет, сколько он себя помнил, с тех пор как его родители разбились в той автокатастрофе. Он не знал, был ли в машине, когда родители погибли. Иногда, когда он долго напрягал память в своем чулане, он видел странную картину: ослепляющая вспышка зеленого света и горящая боль в голове. Это, как он полагал, было автокатастрофой, хотя и не мог вообразить, откуда взялся зеленый свет. Он абсолютно не помнил родителей. Его дядя и тетя никогда не говорили о них, и, конечно, запрещали ему задавать вопросы. В доме не нашлось ни одной их фотографии. Когда он был младше, Гарри мечтал, что приедет какой-нибудь неизвестный родственник и заберет его, но этого не случилось; Десли оставались его единственной семьей. Хотя иногда он думал (или надеялся), что незнакомцы на улице знают его. Правда, очень необычные незнакомцы. Маленький человек в высокой фиолетовой шляпе поклонился ему однажды в магазине, где он был с тетей Петунией и Дадли. Спросив у Гарри, знает ли он этого человека, тетя Петуния пулей вылетела из магазина ничего не купив. Странная старушка, одетая во все зеленое, однажды весело помахала ему в автобусе. Лысый мужчина в пурпурной мантии пожал ему руку на улице и ушел, не сказал ни слова. Сверхъестественно, но все эти люди куда-то пропадали в ту же секунду, когда Гарри хотел рассмотреть их попристальнее. В школе у Гарри не было друзей. Все знали, что банда Дадли ненавидит этого странного Гарри в мешковатой одежде и замотанных скотчем очках, и никто не хотел переходить дорогу банде Дадли.
Глава третья. Письмо от никого
Побег бразильского удава вылился для Гарри в самое длинное в его жизни наказание. К тому времени, когда его опять выпустили из чулана, начались летние каникулы, и Дадли расколотил свою новую видеокамеру, сломал радиоуправляемый самолет и, первый раз катаясь на велосипеде, сбил миссис Фигг, когда она переходила Бирючинный проезд на своих костылях. Гарри был рад, что школа закончилась, но ему не удалось избавиться от банды Дадли, которая бывала в доме каждый день. Пирс, Деннис, Малколм и Гордон все были большими и глупыми, но поскольку Дадли был самым большим и самым глупым, он задавал тон. Остальные были только рады присоединиться к его любимому виду спорта: охоте на Гарри.
Поэтому Гарри проводил как можно больше времени вне дома, шатаясь по округе и думая об окончании каникул, в котором он видел тоненький лучик надежды. Когда наступит сентябрь, он пойдет в среднюю школу, и, в первый раз в жизни, он не будет с Дадли. Дадли приняли в Смелтинг, старую частную школу, где учился еще дядя Вернон. Пирс Полкисс тоже будет учиться там. А Гарри пойдет в Стоунволл Хай, местную государственную школу. Дадли думал, что это забавно.
«В Стоунволле новичков суют головой в унитаз, – сказал он Гарри. – Пошли наверх, потренируемся?»
«Нет, спасибо, – сказал Гарри. – В бедный унитаз никогда не пихали такой ужасной вещи, как твоя голова – вдруг он засорится?». И Гарри убежал, пока Дадли не понял, что он сказал. Как-то раз в июле тетя Петуния и Дадли уехали в Лондон, чтобы купить Дадли школьную форму Смелтинга, оставив Гарри с миссис Фигг. Оказалось, что она сломала ногу, споткнувшись об одну из своих кошек, и теперь уже не обожала их так, как прежде. Она разрешила Гарри посмотреть телевизор и угостила его шоколадным тортом, вкус которого наводил на мысль, что она хранит его долгие годы.
В этот вечер Дадли разгуливал по гостиной в своей новой униформе. В Смелтинге мальчики одевались в коричневые пиджаки, оранжевые бриджи и плоские соломенные шляпы-канотье. Они носили трости с набалдашниками, чтобы лупить друг друга, когда учителя отвернутся. Считалось, что этот опыт пригодится им во взрослой жизни. Глядя на Дадли в новой униформе, дядя Вернон сказал, что он гордится этим моментом. Тетя Петуния разрыдалась и сказала, что не может поверить, что это ее маленький Дадлик, такой красивый и взрослый. Гарри ничего не сказал из опасения, что его подведет голос. Он боялся, что лопнет от смеха. Когда Гарри пришел завтракать следующим утром, на кухне стоял ужасающий запах. Он исходил от большой металлической бадьи в раковине. Гарри заглянул туда. В ней было что-то больше напоминающее грязные лохмотья в серой воде.
«Что это?» – спросил он у тети Петунии. Она поджала губы, как делала всегда, когда он осмеливался задать вопрос.
«Твоя новая школьная форма». Гарри снова заглянул в таз.
«О, – сказал он, – я не думал, что она будет такой мокрой».
«Не глупи, – рявкнула тетя Петуния. – Я перекрашиваю кое-что из старых вещей Дадли в серый цвет. Она будет такой же, как у всех, когда я закончу». Гарри сильно сомневался в этом, но счел за лучшее не спорить. Он сел за стол и попробовал не думать о том, как он будет выглядеть в первый день в Стоунволл Хай – наверное, как будто он напялил старую слоновью шкуру. Вошли Дадли и дядя Вернон, морща носы из-за запаха новый формы Гарри. Дядя Вернон, как обычно, уткнулся в свою газету, а Дадли стукнул по столу своей новой тростью, которую он таскал повсюду.
Они услышали, как открылась щель для почты, и письма упали на дверной коврик.
«Возьми почту, Дадли», – сказал дядя Вернон из-за газеты.
«Пусть ее возьмет Гарри».
«Гарри, забери почту».
«Пусть ее возьмет Дадли».
«Дадли, ткни его своей новой тростью». Гарри увернулся от трости и побежал за почтой. На коврике лежали три вещи: открытка от Мардж, сестры дяди Вернона, которая отдыхала на острове Уайт, коричневый конверт, вероятно счет и – письмо для Гарри. Гарри подобрал его и смотрел, не веря своим глазам; стук его сердца мог бы заглушить оркестр. Никто, за всю его жизнь, не писал ему. Кто бы мог? У него не было ни друзей, ни других родственников – он не ходил в библиотеку, поэтому никогда не получал записок с требованием вернуть книжки. Но, не смотря на все это, он держал в руках письмо, с адресом написанным так четко, что не могло быть ошибки:
Мистеру Г. Поттеру Чулан под Лестницей Бирючинный проезд, 4 Литтл Вингинг СюррейКонверт из желтого пергамента был толстым и тяжелым, а адрес написан изумрудно зелеными чернилами. Марки не было.
Перевернув конверт дрожащими руками, Гарри увидел пурпурную восковую гербовую печать с изображением льва, орла, барсука и змеи по краям большой буквы Х.
«Эй, парень, поторопись! – крикнул дядя Вернон из кухни. – Чем ты там занимаешься, проверяешь, нет ли бомбы?» Он рассмеялся своей собственной шутке. Гарри вернулся на кухню, все еще разглядывая письмо. Он протянул открытку и счет дяде Вернону, сел и стал медленно открывать желтый конверт. Дядя Вернон вскрыл счет, скривился от отвращения и прищелкнул по открытке.
«Мардж разболелась, – сообщил он тете Петунии. – Что-то съела».
«Пап! – внезапно сказал Дадли. – Пап, Гарри пришло письмо». Гарри уже собирался открыть письмо из такого же тяжелого пергамента, как и конверт, когда дядя Вернон внезапно выхватил его.
«Это мое», – сказал Гарри, пытаясь отобрать письмо.
«Кто же тебе напишет?» – усмехнулся дядя Вернон, открывая письмо и читая. Его обычно красное лицо стало зеленым быстрее светофора. Но не перестало бледнеть. Через несколько секунд оно приобрело цвет бледно-серой, старой овсянки.
«Пе-пе-петуния!» – прошептал он.
Дадли попытался отобрать письмо, но дядя Вернон держал его высоко, и Дадли не мог дотянуться. Тетя Петуния взяла его и с любопытством прочитала первую строчку. Несколько секунд казалось, что она упадет в обморок. Она сглотнула и поперхнулась.
«Вернон! О, боже мой, Вернон!» Они посмотрели друг на друга, забыв, что Гарри и Дадли все еще в комнате.
Дадли не привык к тому, что о нем забывают. Он резко стукнул отца своей тростью.
«Я хочу прочитать письмо», – громко заявил он.
«Я тоже хочу его прочитать, – сказал Гарри разъяренно. – Потому что оно мое!»
«Убирайтесь, оба!» – прокаркал дядя Вернон, запихивая письмо обратно в конверт. Гарри не двинулся с места.
«Я ХОЧУ ПИСЬМО!» – крикнул он.
«Дай мне посмотреть!» – требовал Дадли.
«ВОН!» – заорал дядя Вернон, хватая Гарри и Дадли за загривки, вытаскивая в коридор и захлопывая за ними дверь. Гарри и Дадли молча схватились друг с другом, решая, кто будет подслушивать в замочную скважину; Дадли выиграл, поэтому Гарри в очках, зацепившихся за одно ухо, лежал на полу и слушал в щель под дверью.
«Вернон, – сказала тетя Петуния дрожащим голосом, – посмотри на адрес – как они вообще могли узнать, где он спит? Ты не думаешь, что они следят за домом?»
«Следят – шпионят – преследуют нас», – прошептал дядя Вернон злобно.
«Что нам делать, Вернон? Написать ответ? Сказать им, что мы не хотим?» Гарри видел, как начищенные туфли дяди Вернона ходят по кухне.
«Нет, – наконец сказал он. – Нет, мы их проигнорируем. Если они не получат ответ… Да, так будет лучше… Мы ничего не будет делать…»
«Но…»
«Петуния, я не потерплю такого в доме! Разве мы не решили, когда брали его, что раз и навсегда выбьем из него эту ерунду?» В этот вечер, когда дядя Вернон вернулся с работы, он сделал то, что никогда не делал: зашел к Гарри в чулан.
«Где мое письмо? – сказал Гарри в ту же минуту, как дядя Вернон протиснулся в дверь. – Кто мне писал?»
«Никто. Вышла ошибка, – сказал дядя Вернон коротко. – Я сжег его».
«Никакой ошибки не было, – горько произнес Гарри. – В нем было написано про мой чулан».
«МОЛЧАТЬ!» – рявкнул дядя Вернон, и парочка пауков свалилась с потолка. Он несколько раз глубоко вздохнул и попытался улыбнуться, правда, весьма неудачно.