Страница:
Все правила в данном случае так или иначе базируются на понимании того, как меняется система, – на признании темпов этих изменений; умении определить их направление, продуктивное или деструктивное; оценке того, способствуют ли они сбалансированному росту либо, напротив, усугубляют опасный дисбаланс. То, что новоявленные богачи Варшавы скучны и не пользуются особым уважением у соотечественников, а московские нувориши шумны и гламурны, а их значимость явно переоценена местным обществом, обусловлено не только национальными и культурными особенностями этих стран. Это еще и четкий сигнал, что Польшу ждет более привлекательное в финансовом смысле будущее, чем Россию. И то, что у европейского туриста, приехавшего в Рио, создается впечатление, будто любая мелочь, от коктейля Bellini до поездки на такси, стоит целое состояние, – не просто неприятный сюрприз для приезжих. Это знак общего раздувания и разбухания, которое, конечно, сделало местную экономику поспокойнее и «пожирнее», но из-за притока спекулятивного иностранного капитала местная валюта стала непомерно переоцененной и неконкурентоспособной. При этом на мировых рынках и сегодня чрезвычайно популярна идея, что исходя из недавних тенденций экономического развития стоимость валют развивающихся рынков просто обречена на неуклонный рост – невзирая на то что многие из них уже и так явно переоценены.
За прошедшее десятилетие несколько валют крупных развивающихся рынков резко выросли по отношению к доллару – больше всех бразильский реал. Это стало главной причиной, по которой доля США в мировом экспорте достигла в 2008 году своего нижнего предела (8 процентов) и с тех пор, хоть и медленно, но увеличивается. Иными словами, запредельная дороговизна коктейля Bellini в барах Рио – косвенный признак потенциального возрождения Детройта – того, что конкурентоспособность США по сравнению с развивающимися рынками растет.
Мой подход к оценке перспектив разных стран основывается на практическом сборе неопровержимых доказательств, а не на теории или голых цифрах. Как уже говорилось, чтобы понять, как меняется экономическая система, нужно отслеживать и учитывать самые разные факторы, начиная с уровня дохода на душу обычного населения и заканчивая соответствующим показателем в топ-десятке миллиардеров. Надо внимательно слушать выступления радикальных политиков, следить за ценами на черном рынке валюты, за настроениями местных инвесторов и изменением размеров второстепенных городов. В сущности, так поступает любой серьезный инвестор: сначала изучает макроэкономические показатели, а затем отправляется на место, чтобы все увидеть, потрогать, пощупать и попробовать лично.
Возможно, еще десять лет назад, когда развивающиеся страны составляли менее 20 процентов от глобальной экономики и всего 5 процентов от суммарной капитализации мирового фондового рынка, детальный анализ отдельных стран не имел столь большого значения. Но по состоянию на 2011 год эти рынки представляют уже почти 40 процентов глобальной экономики и 15 процентов капитализации глобального фондового рынка; очевидно, что ставки сегодня слишком велики, чтобы относиться к этой группе легкомысленно. Даже учитывая замедление темпов роста на большинстве развивающихся рынков, именно они, хоть и в разной степени, определяют наше с вами будущее.
Глава 2
Доказательства разворачивающейся потребительской революции в Китае найти совсем нетрудно; даже удивительно, что кто-то может всерьез считать, будто Пекин способен обеспечивать дальнейший стабильный рост благодаря освобождению от кандалов внутреннего потребителя. Начнем с того, что никаких кандалов вовсе нет и не было
Ничто не может ярче и полнее передать уникальность экономического бума в Китае, чем поезд на магнитной подушке, поездка на котором от шанхайской улицы Лунъянь до Международного аэропорта Пудун занимает всего восемь минут. Раньше, направляясь в аэропорт на автомобиле, я неоднократно видел этот поезд, подобно белой молнии проносящийся надо мной, но ни разу на нем не ездил. Объясняется это вполне логичными и практичными причинами: улица Лунъянь расположена в двадцати минутах от центра города – в месте, где кроме нее ничего нет; к тому же от пункта прибытия до самого аэропорта идти придется дольше, чем занимает поездка в поезде. Но во время очередного приезда в Китай в 2009 году у меня наконец нашлось немного свободного времени, чтобы прокатиться на самом быстром в мире поезде. И, знаете, было очень интересно.
На большом цифровом экране указывается скорость поезда – вплоть до максимальной отметки в 431 километр в час, – но если не смотреть в окно, кажется, что вагон стоит на месте. Ни качки, ни грохота колес, не слышно вообще никаких звуков, особенно в моем вагоне, где кроме одетой словно стюардесса авиакомпании кондукторши ехали только мы вдвоем с коллегой. По словам местных жителей, этот поезд, как правило, отправляется в путь полупустым – из-за неудобства расположения станций отправления и прибытия и относительно высокой стоимости билетов (11 долларов в обычном вагоне и 22 доллара в первом классе). Поезд оснащен магнитной подушкой, и рекламные ролики, в которых говорится, что он «летит на нулевой высоте», отлично передают это ощущение, ибо благодаря новейшим технологиям махина действительно словно плывет в паре сантиметров над землей. Поездка в этом чуде техники была похожа на посещение аттракциона в лучшем в мире парке развлечений, и все же во время следующих поездок в Китай я всегда ездил из аэропорта и обратно только на автомобиле.
Было бы совсем нетрудно просто высмеять этот гибрид общественного транспорта и детского аттракциона, назвав его очередным бесполезным плодом труда китайцев – наряду с «городами-призраками» из так и не нашедших покупателей многоквартирных домов и заброшенных ныне объектов Олимпийских игр 2008 года. Но в данном случае у меня совсем другая цель. Я хочу продемонстрировать читателю уникальную способность Китая – государства с таким же средним уровнем дохода на душу населения, как в Таиланде и Перу (5 тысяч долларов), – разрабатывать и внедрять экспериментальные технологии, которые до сих пор не удалось внедрить в промышленную эксплуатацию ни одной из богатейших стран мира. Одно время, в течение одиннадцати лет, поезд на магнитной подушке функционировал в британском Бирмингеме; подумывала о строительстве такой дороги в Берлине и Германия, но обе державы отказались от проекта из-за его дороговизны. А Китай с его населением в 1,2 миллиарда человек и экономикой, вот уже свыше десяти лет растущей двузначными темпами, сумел генерировать настолько огромный поток национального дохода, что это позволило ему экспериментировать в таких масштабах и таких областях, о которых не мечтают даже значительно более богатые страны.
Однако, по мере того как экономика становится все более зрелой, веселье и игры высоких скоростей имеют обыкновение заканчиваться. Правительство Китая отказалось от планов продлевать шанхайскую ветку, по всей видимости, из-за протестов местных жителей по поводу электромагнитного излучения скоростного поезда и, конечно, из-за дороговизны проекта. Модель экономического роста Китая в настоящее время переходит на новый, принципиально иной этап, на котором огромное значение имеют расходы и общественное мнение; следовательно, период дорогостоящих экспериментов подходит к своему логическому концу.
В современной дискуссии о будущем Китая участвует всего два лагеря: чрезвычайно оптимистичная группа, члены которой обожают экстраполировать прошлые тенденции на будущее, и неуклонно растущий лагерь пессимистов (до недавнего времени перманентно пребывавший в абсолютном меньшинстве), объединяющий тех, кто предпочитает фокусироваться на собственной экстравагантной непоследовательности. Но истина, скорее всего, находится где-то посередине. Наиболее вероятным для Китая представляется путь, повторяющий траекторию Японии в начале 1970-х – послевоенный всплеск экономической активности страны достиг своего пика, после чего ежегодные темпы роста замедлились от девяти до куда более умеренных пяти процентов и оставались таковым на протяжении почти двух десятилетий. Это абсолютно естественный курс развития любого экономического чуда на этапе созревания.
Сегодня Китай слишком велик, чтобы расти стремительными темпами. При доходе на душу населения около 5 тысяч долларов страна отстроила львиную долю автотранспортной сети, обеспечила бо2льшую часть незанятых крестьян работой в городах и сейчас приближается к концу периода легкого и быстрого экономического роста. Теперь Китай может продолжать расти дальше, либо платя людям за строительство железных дорог, ведущих в никуда (в 1980-х в Японии с поистине катастрофическими последствиями строили мосты такого типа), либо в корне изменив модель экономического роста.
Надо сказать, процесс переосмысления в Китае уже начался. До сих пор большинство наблюдателей в той или иной мере недооценивали многие ключевые факторы, указывающие на грядущее замедление экономического роста страны: увеличение долгов и старение населения; инерция, сводящая на нет экономические реформы; растущая угроза инфляции и тому подобное. Сегодня Пекину все это известно. И все же самые убежденные оптимисты, очевидно, считают, что Пекин может добиться устаревших целевых показателей роста, на которые сама страна уже не нацелена, – такова уж непомерно раздутая вера в экономических лидеров Китая. После двадцати лет неустойчивого роста 1980–1990-х годов Пекину удалось в течение двенадцати лет подряд поддерживать темпы роста в 8–11 процентов и на полных парах, практически без пауз, проскочить через два глобальных финансовых кризиса. Все это действительно очень впечатляет, однако порой кажется, что инвесторы решили, будто в Китае началась эпоха «Великого успокоения», версия 2.0. Первая версия, конечно же, имела место в США в 1980-х и 1990-х, когда почти все были уверены, что ФРС под руководством Алана Гринспена сумела приручить бизнес-цикл. Мы все знаем, чем это закончилось.
Лидеры Пекина нормальные люди, они честно признали, что трюки и уловки в их запасе подходят к концу. В значительной мере Китай процветал, что называется, по старинке, то есть благодаря строительству дорог, связывающих промышленные предприятия с портами, и телекоммуникационных сетей, соединяющих между собой компании, а также благодаря обеспечению не занятых в сельском хозяйстве крестьян более выгодной работой в крупных городах. Теперь же все эти движущие факторы практически достигли стадии зрелости: резервы избыточной рабочей силы в сельскохозяйственных регионах почти иссякли, уровень занятости на городских предприятиях достиг максимума, а суммарная продолжительность транспортных сетей приближается к показателю Соединенных Штатов. И это притом, что, хотя по площади суши Китай и США практически равны, уровни дохода этих стран несопоставимы. «Демографический взрыв», за прошедшее десятилетие изменивший баланс народонаселения в пользу трудоспособной активной молодежи, тоже уже почти в прошлом, и неуклонно растущий класс пенсионеров скоро начнет оказывать на экономический рост страны свое традиционно негативное влияние.
Из-за долговых проблем Запада не может не замедлиться и экспорт, долгое время остававшийся мощным стимулом развития китайской экономики. За прошедшее десятилетие объемы экспорта Китая росли в среднем на 20 процентов в год, и, очевидно, так продолжаться не может. Оптимисты утверждают, что китайская экономика может продолжать расти и впредь, что для этого стране надо только сместить фокус с экспортных рынков на отечественных потребителей, однако эти надежды базируются на мифе о том, что китайскому потребителю до сих пор не давали развернуться. А между тем потребление в Китае до последнего времени росло двузначными темпами, чего и следовало ожидать от экономики, переживающей стадию мощнейшего бума. Однако тут есть естественные, природные барьеры, преодолеть которые просто невозможно. Уже три года назад премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао охарактеризовал экономический рост своей страны как «несбалансированный, несогласованный и неустойчивый», и с тех пор ситуация только усугубилась.
Все вышесказанное отнюдь не означает, что Китай движется в направлении некоего коллапса. Просто его экономический рост будет замедляться и менять орбиту звезды, преобразующей кривую прогресса человечества – пока неизвестно, к лучшему или к худшему, – резко понижая общемировой уровень бедности и одновременно не менее высокими темпами усугубляя угрозу разрушения окружающей среды и глобального потепления.
По сути, Китай можно сравнить с компанией, использующей революционную технологию: до недавнего времени страна действовала разрушительно и агрессивно, уничтожая конкурентов и возвышая нации, поддерживавшие и способствовавшие ее росту. Превращение Китая в мощного игрока рынка экспортных товаров не замедлило привести к долгосрочному спаду мирового производства (которое с 1970 года с поправкой на инфляцию снизилось с 17,5 до 16,9 процента от мирового ВВП): просто страна все быстрее «съедала» долю Запада в таких областях, как производство стали, телевизоров, автомобилей и многих других товаров. Медленнее развивающийся Китай – эквивалент менее разрушительного Китая – Китая, порождающего меньше геополитических проблем и трений, меньше торговых баталий и меньше страха перед поднимающим голову «Красным драконом». Так что, возможно, замедление экономического роста этой страны – это не так уж и плохо.
Почему растущее богатство препятствует быстрому росту
Иссякающий источник молодости
Почему инфляция ведет к снижению темпов экономического роста
За прошедшее десятилетие несколько валют крупных развивающихся рынков резко выросли по отношению к доллару – больше всех бразильский реал. Это стало главной причиной, по которой доля США в мировом экспорте достигла в 2008 году своего нижнего предела (8 процентов) и с тех пор, хоть и медленно, но увеличивается. Иными словами, запредельная дороговизна коктейля Bellini в барах Рио – косвенный признак потенциального возрождения Детройта – того, что конкурентоспособность США по сравнению с развивающимися рынками растет.
Мой подход к оценке перспектив разных стран основывается на практическом сборе неопровержимых доказательств, а не на теории или голых цифрах. Как уже говорилось, чтобы понять, как меняется экономическая система, нужно отслеживать и учитывать самые разные факторы, начиная с уровня дохода на душу обычного населения и заканчивая соответствующим показателем в топ-десятке миллиардеров. Надо внимательно слушать выступления радикальных политиков, следить за ценами на черном рынке валюты, за настроениями местных инвесторов и изменением размеров второстепенных городов. В сущности, так поступает любой серьезный инвестор: сначала изучает макроэкономические показатели, а затем отправляется на место, чтобы все увидеть, потрогать, пощупать и попробовать лично.
Возможно, еще десять лет назад, когда развивающиеся страны составляли менее 20 процентов от глобальной экономики и всего 5 процентов от суммарной капитализации мирового фондового рынка, детальный анализ отдельных стран не имел столь большого значения. Но по состоянию на 2011 год эти рынки представляют уже почти 40 процентов глобальной экономики и 15 процентов капитализации глобального фондового рынка; очевидно, что ставки сегодня слишком велики, чтобы относиться к этой группе легкомысленно. Даже учитывая замедление темпов роста на большинстве развивающихся рынков, именно они, хоть и в разной степени, определяют наше с вами будущее.
Глава 2
Китайское афтепати
Ничто не может ярче и полнее передать уникальность экономического бума в Китае, чем поезд на магнитной подушке, поездка на котором от шанхайской улицы Лунъянь до Международного аэропорта Пудун занимает всего восемь минут. Раньше, направляясь в аэропорт на автомобиле, я неоднократно видел этот поезд, подобно белой молнии проносящийся надо мной, но ни разу на нем не ездил. Объясняется это вполне логичными и практичными причинами: улица Лунъянь расположена в двадцати минутах от центра города – в месте, где кроме нее ничего нет; к тому же от пункта прибытия до самого аэропорта идти придется дольше, чем занимает поездка в поезде. Но во время очередного приезда в Китай в 2009 году у меня наконец нашлось немного свободного времени, чтобы прокатиться на самом быстром в мире поезде. И, знаете, было очень интересно.
На большом цифровом экране указывается скорость поезда – вплоть до максимальной отметки в 431 километр в час, – но если не смотреть в окно, кажется, что вагон стоит на месте. Ни качки, ни грохота колес, не слышно вообще никаких звуков, особенно в моем вагоне, где кроме одетой словно стюардесса авиакомпании кондукторши ехали только мы вдвоем с коллегой. По словам местных жителей, этот поезд, как правило, отправляется в путь полупустым – из-за неудобства расположения станций отправления и прибытия и относительно высокой стоимости билетов (11 долларов в обычном вагоне и 22 доллара в первом классе). Поезд оснащен магнитной подушкой, и рекламные ролики, в которых говорится, что он «летит на нулевой высоте», отлично передают это ощущение, ибо благодаря новейшим технологиям махина действительно словно плывет в паре сантиметров над землей. Поездка в этом чуде техники была похожа на посещение аттракциона в лучшем в мире парке развлечений, и все же во время следующих поездок в Китай я всегда ездил из аэропорта и обратно только на автомобиле.
Было бы совсем нетрудно просто высмеять этот гибрид общественного транспорта и детского аттракциона, назвав его очередным бесполезным плодом труда китайцев – наряду с «городами-призраками» из так и не нашедших покупателей многоквартирных домов и заброшенных ныне объектов Олимпийских игр 2008 года. Но в данном случае у меня совсем другая цель. Я хочу продемонстрировать читателю уникальную способность Китая – государства с таким же средним уровнем дохода на душу населения, как в Таиланде и Перу (5 тысяч долларов), – разрабатывать и внедрять экспериментальные технологии, которые до сих пор не удалось внедрить в промышленную эксплуатацию ни одной из богатейших стран мира. Одно время, в течение одиннадцати лет, поезд на магнитной подушке функционировал в британском Бирмингеме; подумывала о строительстве такой дороги в Берлине и Германия, но обе державы отказались от проекта из-за его дороговизны. А Китай с его населением в 1,2 миллиарда человек и экономикой, вот уже свыше десяти лет растущей двузначными темпами, сумел генерировать настолько огромный поток национального дохода, что это позволило ему экспериментировать в таких масштабах и таких областях, о которых не мечтают даже значительно более богатые страны.
Однако, по мере того как экономика становится все более зрелой, веселье и игры высоких скоростей имеют обыкновение заканчиваться. Правительство Китая отказалось от планов продлевать шанхайскую ветку, по всей видимости, из-за протестов местных жителей по поводу электромагнитного излучения скоростного поезда и, конечно, из-за дороговизны проекта. Модель экономического роста Китая в настоящее время переходит на новый, принципиально иной этап, на котором огромное значение имеют расходы и общественное мнение; следовательно, период дорогостоящих экспериментов подходит к своему логическому концу.
В современной дискуссии о будущем Китая участвует всего два лагеря: чрезвычайно оптимистичная группа, члены которой обожают экстраполировать прошлые тенденции на будущее, и неуклонно растущий лагерь пессимистов (до недавнего времени перманентно пребывавший в абсолютном меньшинстве), объединяющий тех, кто предпочитает фокусироваться на собственной экстравагантной непоследовательности. Но истина, скорее всего, находится где-то посередине. Наиболее вероятным для Китая представляется путь, повторяющий траекторию Японии в начале 1970-х – послевоенный всплеск экономической активности страны достиг своего пика, после чего ежегодные темпы роста замедлились от девяти до куда более умеренных пяти процентов и оставались таковым на протяжении почти двух десятилетий. Это абсолютно естественный курс развития любого экономического чуда на этапе созревания.
Сегодня Китай слишком велик, чтобы расти стремительными темпами. При доходе на душу населения около 5 тысяч долларов страна отстроила львиную долю автотранспортной сети, обеспечила бо2льшую часть незанятых крестьян работой в городах и сейчас приближается к концу периода легкого и быстрого экономического роста. Теперь Китай может продолжать расти дальше, либо платя людям за строительство железных дорог, ведущих в никуда (в 1980-х в Японии с поистине катастрофическими последствиями строили мосты такого типа), либо в корне изменив модель экономического роста.
Надо сказать, процесс переосмысления в Китае уже начался. До сих пор большинство наблюдателей в той или иной мере недооценивали многие ключевые факторы, указывающие на грядущее замедление экономического роста страны: увеличение долгов и старение населения; инерция, сводящая на нет экономические реформы; растущая угроза инфляции и тому подобное. Сегодня Пекину все это известно. И все же самые убежденные оптимисты, очевидно, считают, что Пекин может добиться устаревших целевых показателей роста, на которые сама страна уже не нацелена, – такова уж непомерно раздутая вера в экономических лидеров Китая. После двадцати лет неустойчивого роста 1980–1990-х годов Пекину удалось в течение двенадцати лет подряд поддерживать темпы роста в 8–11 процентов и на полных парах, практически без пауз, проскочить через два глобальных финансовых кризиса. Все это действительно очень впечатляет, однако порой кажется, что инвесторы решили, будто в Китае началась эпоха «Великого успокоения», версия 2.0. Первая версия, конечно же, имела место в США в 1980-х и 1990-х, когда почти все были уверены, что ФРС под руководством Алана Гринспена сумела приручить бизнес-цикл. Мы все знаем, чем это закончилось.
Лидеры Пекина нормальные люди, они честно признали, что трюки и уловки в их запасе подходят к концу. В значительной мере Китай процветал, что называется, по старинке, то есть благодаря строительству дорог, связывающих промышленные предприятия с портами, и телекоммуникационных сетей, соединяющих между собой компании, а также благодаря обеспечению не занятых в сельском хозяйстве крестьян более выгодной работой в крупных городах. Теперь же все эти движущие факторы практически достигли стадии зрелости: резервы избыточной рабочей силы в сельскохозяйственных регионах почти иссякли, уровень занятости на городских предприятиях достиг максимума, а суммарная продолжительность транспортных сетей приближается к показателю Соединенных Штатов. И это притом, что, хотя по площади суши Китай и США практически равны, уровни дохода этих стран несопоставимы. «Демографический взрыв», за прошедшее десятилетие изменивший баланс народонаселения в пользу трудоспособной активной молодежи, тоже уже почти в прошлом, и неуклонно растущий класс пенсионеров скоро начнет оказывать на экономический рост страны свое традиционно негативное влияние.
Из-за долговых проблем Запада не может не замедлиться и экспорт, долгое время остававшийся мощным стимулом развития китайской экономики. За прошедшее десятилетие объемы экспорта Китая росли в среднем на 20 процентов в год, и, очевидно, так продолжаться не может. Оптимисты утверждают, что китайская экономика может продолжать расти и впредь, что для этого стране надо только сместить фокус с экспортных рынков на отечественных потребителей, однако эти надежды базируются на мифе о том, что китайскому потребителю до сих пор не давали развернуться. А между тем потребление в Китае до последнего времени росло двузначными темпами, чего и следовало ожидать от экономики, переживающей стадию мощнейшего бума. Однако тут есть естественные, природные барьеры, преодолеть которые просто невозможно. Уже три года назад премьер Госсовета КНР Вэнь Цзябао охарактеризовал экономический рост своей страны как «несбалансированный, несогласованный и неустойчивый», и с тех пор ситуация только усугубилась.
Все вышесказанное отнюдь не означает, что Китай движется в направлении некоего коллапса. Просто его экономический рост будет замедляться и менять орбиту звезды, преобразующей кривую прогресса человечества – пока неизвестно, к лучшему или к худшему, – резко понижая общемировой уровень бедности и одновременно не менее высокими темпами усугубляя угрозу разрушения окружающей среды и глобального потепления.
По сути, Китай можно сравнить с компанией, использующей революционную технологию: до недавнего времени страна действовала разрушительно и агрессивно, уничтожая конкурентов и возвышая нации, поддерживавшие и способствовавшие ее росту. Превращение Китая в мощного игрока рынка экспортных товаров не замедлило привести к долгосрочному спаду мирового производства (которое с 1970 года с поправкой на инфляцию снизилось с 17,5 до 16,9 процента от мирового ВВП): просто страна все быстрее «съедала» долю Запада в таких областях, как производство стали, телевизоров, автомобилей и многих других товаров. Медленнее развивающийся Китай – эквивалент менее разрушительного Китая – Китая, порождающего меньше геополитических проблем и трений, меньше торговых баталий и меньше страха перед поднимающим голову «Красным драконом». Так что, возможно, замедление экономического роста этой страны – это не так уж и плохо.
Правила уличного движения: Пекин
Чтобы понять, насколько быстро способна расти страна, надо знать, насколько она богата. Народная мудрость гласит, что богатому человеку проще заработать большие деньги, что деньги тянутся к деньгам, и все в таком духе, но если речь идет о целой нации, то для быстрого увеличения доходов государству лучше быть бедным. И чем беднее, тем лучше. Доход на душу населения считается важнейшим показателем потому, что увеличение пирога не изменит условий жизни граждан страны, если количество ртов растет такими же быстрыми темпами. Чтобы средний уровень среднедушевого дохода в 1000 долларов увеличился на 10 процентов, экономике надо заработать дополнительно по 100 долларов на человека при нулевом приросте населения; а при среднедушевом доходе в 10 тысяч долларов необходимо получить дополнительную прибыль в 1000 долларов на одного гражданина.
Следовательно, не имеет ни малейшего смысла сравнивать, например, Индию (1400 долларов на одного доходополучателя при высоких темпах прироста населения) с Россией (12 тысяч долларов, численность населения сокращается). Чем богаче страна, тем труднее ей обеспечивать экономический рост, а некоторые нации вообще становятся слишком большими, чтобы быстро расти. В 1998 году для обеспечения роста своей триллиондолларовой экономики на 10 процентов Китаю достаточно было увеличить объемы экономической деятельности на 100 миллиардов долларов и потреблять всего 10 процентов мирового промышленного сырья. А в 2011 году, чтобы обеспечить такой же рост экономики, увеличившейся к этому времени в пять раз, стране надо было увеличить объемы экономической деятельности на 550 миллиардов долларов при потреблении более 30 процентов мирового промышленного сырья.
Почему растущее богатство препятствует быстрому росту
Научная литература предупреждает нас, что на ранних этапах развития развивающиеся страны могут с относительной легкостью сократить разрыв в доходах с богатыми нациями благодаря заимствованию или копированию технологий и инструментов управления наиболее передовых представителей процветающего лагеря. Однако рано или поздно обязательно наступает момент, когда все, что можно, уже позаимствовано и надо начинать свой собственный процесс инноваций и изобретений; и тут многие развивающиеся страны оказываются неспособны выполнить эту задачу. Тогда они прекращают расти быстрее богатых стран, следовательно, перестают их нагонять и оказываются в «ловушке средних доходов», где могут прозябать долгие годы, подобно лузерам из неблагополучных городских районов, прибежищах низов среднего класса.
Согласно теории, страны обычно угождают в эту ловушку, достигнув уровня дохода в 10–30 процентов от уровня доходов нации-лидера, то есть государства, устанавливающего золотой стандарт в области технологий и управления. На данный момент такой страной считаются Соединенные Штаты Америки. Учитывая, что сегодня 10–30 процентов от среднего дохода на душу населения в США составляют 5–15 тысяч долларов, мы сталкиваемся с очевидной проблемой этой научной концепции. Как видите, разброс очень велик, из чего следует, что «ловушка средних доходов» не так уж и полезна при определении того, какие страны действительно обладают потенциалом для дальнейшего быстрого роста, а какие нет.
Кроме того, данная концепция явно игнорирует тот факт, что многие страны застревали в развитии на долгие годы задолго до того, как достигали среднего показателя в 10 тысяч долларов, либо, добившись его на несколько лет, потом откатывались назад на несколько десятилетий. Даже самые яркие примеры успеха в современной экономической истории, например Япония, Корея и Тайвань, на ранних этапах сталкивались с периодами замедления темпов роста уровня доходов, который сегодня переживает Китай. С поправкой на колебания обменного курса Китай сейчас находится примерно на той же стадии развития, что Япония в начале 1970-х годов, Тайвань в конце 1980-х и Корея в начале 1990-х. Хотя все они продолжали тогда нагонять США, делали они это намного медленнее прежнего; их темпы роста снизились с почти 9 до 5 процентов, и такая ситуация сохранялась на протяжении целого ряда лет. А учитывая сходство между Китаем и этими его предшественниками из Восточной Азии, тоже ориентированными на экспорт, есть все основания ожидать, что сценарий его развития будет практически таким же.
Согласно теории, страны обычно угождают в эту ловушку, достигнув уровня дохода в 10–30 процентов от уровня доходов нации-лидера, то есть государства, устанавливающего золотой стандарт в области технологий и управления. На данный момент такой страной считаются Соединенные Штаты Америки. Учитывая, что сегодня 10–30 процентов от среднего дохода на душу населения в США составляют 5–15 тысяч долларов, мы сталкиваемся с очевидной проблемой этой научной концепции. Как видите, разброс очень велик, из чего следует, что «ловушка средних доходов» не так уж и полезна при определении того, какие страны действительно обладают потенциалом для дальнейшего быстрого роста, а какие нет.
Кроме того, данная концепция явно игнорирует тот факт, что многие страны застревали в развитии на долгие годы задолго до того, как достигали среднего показателя в 10 тысяч долларов, либо, добившись его на несколько лет, потом откатывались назад на несколько десятилетий. Даже самые яркие примеры успеха в современной экономической истории, например Япония, Корея и Тайвань, на ранних этапах сталкивались с периодами замедления темпов роста уровня доходов, который сегодня переживает Китай. С поправкой на колебания обменного курса Китай сейчас находится примерно на той же стадии развития, что Япония в начале 1970-х годов, Тайвань в конце 1980-х и Корея в начале 1990-х. Хотя все они продолжали тогда нагонять США, делали они это намного медленнее прежнего; их темпы роста снизились с почти 9 до 5 процентов, и такая ситуация сохранялась на протяжении целого ряда лет. А учитывая сходство между Китаем и этими его предшественниками из Восточной Азии, тоже ориентированными на экспорт, есть все основания ожидать, что сценарий его развития будет практически таким же.
Иссякающий источник молодости
В последнее десятилетие основным движущим фактором экономического бума Китая было увеличение доли инвестиций в ВВП страны с 35 до почти 50 процентов – с таким уровнем пока не сравнялась ни одна крупная страна мира. Инвестиционные расходы включают все: от транспортных и телекоммуникационных сетей до офисных зданий и оборудования, от заводов до заводских и фабричных станков – словом, все, что закладывает основу для будущего экономического роста страны. Именно поэтому данный показатель столь важен. В настоящее время инвестиционные расходы Китая – то есть его затраты на фундамент для дальнейшего экономического строительства – намного больше, чем у значительно более крупных экономик США и Европы (доля инвестиций от ВВП этих стран составляет около 15 и 20 процентов соответственно). В основном Китай вкладывает средства в строительство дорог, мостов и портов, призванных превратить страну в крупнейшего экспортера мира; за прошлое десятилетие Китай удвоил свою долю в мировом рынке экспорта, доведя ее до 10 процентов. Восемь из двенадцати крупнейших контейнерных портов мира сегодня функционируют в Китае.
Однако дальше так продолжаться не может. К 2010 году правительство обнародовало планы сокращения инвестиционных расходов, объяснив это решение тем, что Китай уже построил все новые автомобильные и железные дороги и порты, какие мог, а также стремительным ростом стоимости земли и рабочей силы в стране. На сегодня в Китае построено более 64 тысяч километров автомобильных дорог – это вторая по величине транспортная сеть, уступающая только США (80 тысяч километров), – и страна уже вдвое сократила темпы строительства новых дорог с 8000 километров в 2007 году до 4000 километров в 2010-м. Расходы на железнодорожную инфраструктуру тоже сокращаются; в 2011 году инвестиции в этот сектор по сравнению с предыдущим годом уменьшились на 10 процентов.
На замедление темпов экономического роста Китая указывают также демографические изменения в стране. Процесс массового исхода крестьян из деревень в города в поисках лучше оплачиваемой работы существенно замедлился, и эта тенденция сохраняется. Китай приближается к так называемой точке Льюиса, названной в честь экономиста из Сент-Люсии Артура Льюиса. Этот момент настает, когда большинство крестьян уже ушли со своих ферм в город. Ежегодно в течение двух последних десятилетий в среднем около двадцати миллионов китайских крестьян – примерно население Нидерландов – переезжали из деревень в города. Деревни практически опустошены, а жестко соблюдаемая в Китае политика одного ребенка[6] ведет к дальнейшему сокращению численности рабочей силы. В текущее десятилетие основные трудовые ресурсы Китая пополнятся всего пятью миллионами человек в возрасте от 35 до 54 лет – сравните с 90 миллионами в предыдущие десять лет. По оценкам независимой исследовательско-консалтинговой компании Capital Economics, из общего числа китайских крестьян, более не востребованных в сельскохозяйственном производстве, 150 миллионов уже переехали в города, 84 миллиона нашли работу несельскохозяйственного профиля в сельской местности и только 15 миллионов остаются, что называется, «в резерве». Темпы урбанистической миграции снизились до почти 5 миллионов человек в год; это свидетельствует о том, что резервы рабочей силы в сельскохозяйственной местности окончательно иссякнут уже в ближайшее время. И когда это произойдет, городские зарплаты, которые уже быстро растут, резко подскочат еще выше.
Иными словами, Китай теряет свою молодость. На протяжении десятилетий такие группы населения, как старики и дети, сокращались по сравнению с численностью наиболее трудоспособной возрастной группы (от 15 до 64 лет), оплачивающей существование пенсионеров и тех, кто еще не дорос до того, чтобы начать работать. Однако, судя по всему, эта тенденция омоложения и повышения продуктивности населения страны в ближайшие три года изменит свое направление на 180 градусов. Тенденция старения населения начнет оказывать все большее давление на рабочий класс, вынуждая его повышать производительность ради обеспечения всех этих новых пенсионеров, а сокращение трудовых ресурсов будет давить на бизнес, вынуждая его повышать зарплату работникам.
Однако дальше так продолжаться не может. К 2010 году правительство обнародовало планы сокращения инвестиционных расходов, объяснив это решение тем, что Китай уже построил все новые автомобильные и железные дороги и порты, какие мог, а также стремительным ростом стоимости земли и рабочей силы в стране. На сегодня в Китае построено более 64 тысяч километров автомобильных дорог – это вторая по величине транспортная сеть, уступающая только США (80 тысяч километров), – и страна уже вдвое сократила темпы строительства новых дорог с 8000 километров в 2007 году до 4000 километров в 2010-м. Расходы на железнодорожную инфраструктуру тоже сокращаются; в 2011 году инвестиции в этот сектор по сравнению с предыдущим годом уменьшились на 10 процентов.
На замедление темпов экономического роста Китая указывают также демографические изменения в стране. Процесс массового исхода крестьян из деревень в города в поисках лучше оплачиваемой работы существенно замедлился, и эта тенденция сохраняется. Китай приближается к так называемой точке Льюиса, названной в честь экономиста из Сент-Люсии Артура Льюиса. Этот момент настает, когда большинство крестьян уже ушли со своих ферм в город. Ежегодно в течение двух последних десятилетий в среднем около двадцати миллионов китайских крестьян – примерно население Нидерландов – переезжали из деревень в города. Деревни практически опустошены, а жестко соблюдаемая в Китае политика одного ребенка[6] ведет к дальнейшему сокращению численности рабочей силы. В текущее десятилетие основные трудовые ресурсы Китая пополнятся всего пятью миллионами человек в возрасте от 35 до 54 лет – сравните с 90 миллионами в предыдущие десять лет. По оценкам независимой исследовательско-консалтинговой компании Capital Economics, из общего числа китайских крестьян, более не востребованных в сельскохозяйственном производстве, 150 миллионов уже переехали в города, 84 миллиона нашли работу несельскохозяйственного профиля в сельской местности и только 15 миллионов остаются, что называется, «в резерве». Темпы урбанистической миграции снизились до почти 5 миллионов человек в год; это свидетельствует о том, что резервы рабочей силы в сельскохозяйственной местности окончательно иссякнут уже в ближайшее время. И когда это произойдет, городские зарплаты, которые уже быстро растут, резко подскочат еще выше.
Иными словами, Китай теряет свою молодость. На протяжении десятилетий такие группы населения, как старики и дети, сокращались по сравнению с численностью наиболее трудоспособной возрастной группы (от 15 до 64 лет), оплачивающей существование пенсионеров и тех, кто еще не дорос до того, чтобы начать работать. Однако, судя по всему, эта тенденция омоложения и повышения продуктивности населения страны в ближайшие три года изменит свое направление на 180 градусов. Тенденция старения населения начнет оказывать все большее давление на рабочий класс, вынуждая его повышать производительность ради обеспечения всех этих новых пенсионеров, а сокращение трудовых ресурсов будет давить на бизнес, вынуждая его повышать зарплату работникам.
Почему инфляция ведет к снижению темпов экономического роста
Сокращение рабочей силы следует считать главной причиной, по которой Китай впервые за много десятилетий столкнулся с инфляцией, вызванной увеличением зарплат. Зарплаты в стране растут из-за того, что прежде огромный резерв дешевой и доступной рабочей силы иссяк, а их повышение, соответственно, способствует росту потребительских цен. В свое время именно резкий подъем заработных плат на производственных предприятиях стал важнейшим сигналом, предупреждающим о том, что Япония, Корея и Тайвань, находившиеся тогда на пике развития, стоят на пороге снижения темпов экономического роста с 9 до 5 процентов. Сегодня к этому моменту подошел и Китай.
Кроме того, зарплаты неквалифицированных работников в Китае растут быстрее, чем квалифицированных, что ведет к отуплению рабочей силы, к снижению требований к ней. В последние годы заработная плата работающих неофициально мигрантов увеличивалась на 16 процентов в год, темпами, вдвое превышающими темпы роста зарплат в формальном секторе экономики, а зарплата наемных сельскохозяйственных рабочих растет быстрее, чем заработки мигрантов. Все прошедшее десятилетие заработные платы рабочих-мигрантов уверенно догоняли зарплату выпускников колледжей, что свидетельствует об очевидном снижении рентабельности высшего образования в стране (то есть лишает людей уверенности в том, что с хорошим образованием можно рассчитывать на дополнительный доход). Для китайских работодателей это означает, что им приходится платить все больше за все меньший вклад и отдачу персонала.
В последнее время им приходится платить даже за то, чтобы работники вернулись на работу после новогодних каникул. Например, ежегодно десятки миллионов рабочих-мигрантов отправляются домой, чтобы вместе с семьей встретить Новый год. Абсолютный хаос предпраздничного и праздничного периода отлично передан режиссером Фань Лисинем в отмеченном наградами документальном фильме «Последний поезд домой», вышедшем на экраны в 2009 году. Для большинства китайцев самый дешевый и быстрый способ добраться домой – это железная дорога, но из-за огромного наплыва пассажиров в предновогодние дни система работает на пределе своих возможностей. Полиция пускает в ход мегафоны, дубинки, словесные угрозы и увещевания – все, что помогает хоть как-то контролировать огромные толпы людей. Многие мигранты живут на железнодорожной станции неделями, ожидая своей очереди в билетную кассу; некоторые, измотавшись по полного истощения и отчаявшись, сдаются. Но и счастливым обладателям билетов нередко приходится лезть в поезд через окно. Поездка может длиться до трех дней, но людям путь кажется гораздо более долгим. В забитых вагонах не хватает сидячих мест, и многие пассажиры вынуждены всю дорогу, день и ночь, стоять. Некоторые, чтобы не ходить в пути в туалет, надевают подгузники.
Кроме того, зарплаты неквалифицированных работников в Китае растут быстрее, чем квалифицированных, что ведет к отуплению рабочей силы, к снижению требований к ней. В последние годы заработная плата работающих неофициально мигрантов увеличивалась на 16 процентов в год, темпами, вдвое превышающими темпы роста зарплат в формальном секторе экономики, а зарплата наемных сельскохозяйственных рабочих растет быстрее, чем заработки мигрантов. Все прошедшее десятилетие заработные платы рабочих-мигрантов уверенно догоняли зарплату выпускников колледжей, что свидетельствует об очевидном снижении рентабельности высшего образования в стране (то есть лишает людей уверенности в том, что с хорошим образованием можно рассчитывать на дополнительный доход). Для китайских работодателей это означает, что им приходится платить все больше за все меньший вклад и отдачу персонала.
В последнее время им приходится платить даже за то, чтобы работники вернулись на работу после новогодних каникул. Например, ежегодно десятки миллионов рабочих-мигрантов отправляются домой, чтобы вместе с семьей встретить Новый год. Абсолютный хаос предпраздничного и праздничного периода отлично передан режиссером Фань Лисинем в отмеченном наградами документальном фильме «Последний поезд домой», вышедшем на экраны в 2009 году. Для большинства китайцев самый дешевый и быстрый способ добраться домой – это железная дорога, но из-за огромного наплыва пассажиров в предновогодние дни система работает на пределе своих возможностей. Полиция пускает в ход мегафоны, дубинки, словесные угрозы и увещевания – все, что помогает хоть как-то контролировать огромные толпы людей. Многие мигранты живут на железнодорожной станции неделями, ожидая своей очереди в билетную кассу; некоторые, измотавшись по полного истощения и отчаявшись, сдаются. Но и счастливым обладателям билетов нередко приходится лезть в поезд через окно. Поездка может длиться до трех дней, но людям путь кажется гораздо более долгим. В забитых вагонах не хватает сидячих мест, и многие пассажиры вынуждены всю дорогу, день и ночь, стоять. Некоторые, чтобы не ходить в пути в туалет, надевают подгузники.