Рудазов Александр. Шумерские ночи (сборник)

Александр Рудазов
Шумерские ночи (сборник)

Детство архимагов

   Город Симуррум стоит на Нижнем Забе, притоке великого Тигра. Эти места – часть провинции Мадга, что лежит на северо-востоке империи Шумер. Здесь правит железная десница императора Энмеркара и божественная воля всемогущего Мардука.
   Вчера Шумер отмечал наступление месяца гуд-си-са. Это хороший месяц, приятный и спокойный. В нем не проводится полевых работ, нет и важных храмовых праздников. Гугали^[1] в этом месяце обычно устраивают большую чистку оросительных каналов, а лугали любят с кем-нибудь повоевать, но простого люда все это никак не касается.
   Мастер Ахухуту всегда любил этот месяц. Сейчас он сидит в своей лавке, ушами следя за обычным гомоном кара, а глазами – за великолепной чашей, принимающей под его руками окончательный облик. За такое чудо можно будет взять немало сиклей^[2]…
   В лавке Ахухуту лучшая керамика во всем Симурруме – никто другой не умеет так искусно выбить из глиняного шара нужную форму, а затем обжечь ее в горне. У Ахухуту отличный горн – двухъярусный, с четырьмя поддувалами. За каждым поддувалом трудится специальный раб – и горе ему, если огонь ослабнет хоть на минуту!
   Еще мастер Ахухуту знает множество секретов, чтобы посуда при обжиге не трескалась – он подмешивает туда не только солому, навоз и шамот, как все гончары, но и золу, редкие растения, толченый уголь, даже толченые раковины. Никто не знает, для чего Ахухуту так щедро платит уличным мальчишкам за сбор улиток, – хороший мастер не раскрывает секретов кому попало.
   Но главное, что так ценят покупатели в вазах и чашах Ахухуту, – их роспись. Сверло-бутероль в руках искусного гончара – продолжение его пальцев, оно так и мелькает по керамическим стенкам, оставляя за собой тонкие линии, на глазах становящиеся прекрасным рисунком. Звери, рыбы, растения, люди и даже боги – все подвластно художнику, все подчиняется умелой руке. Каждый сосуд Ахухуту – целый рассказ, история. Настоящий ценитель не купит чашу с уже знакомой историей – он всякий раз требует нового. И мастер Ахухуту дает ему новое – он еще ни разу не повторился, не опустился до копирования того, что уже было.
   Каждое творение Ахухуту – уникально.
   Умелый мастер отложил в сторону бутероль и взял кисточку. Чтобы рисунок получил настоящую глубину и красоту, его нужно раскрасить. Здесь не обойтись без точного глаза – ошибись чуть-чуть в оттенке, и картинка не оживет, останется всего лишь пятном краски. Ахухуту пристально вглядывается в линии на гладкой поверхности чаши, но уши по-прежнему впитывают окружающий шум, вычленяя из него все мало-мальски интересное.
   В шумерских городах основная торговля идет в речной гавани – каре. Здесь встречаются все – купцы, рыбаки, скотоводы, гонцы. Шум гавани – это настоящая музыка, если уметь ее слушать. Плещет вода, скрипят весла гребцов, затоны всегда полны парусными ладьями и речными баржами. Товары ввозят и вывозят, отправляют вверх и вниз по реке. На пристани постоянно толчется народ – у каждого свое дело, каждый чем-то занят.
   В лавку ежеминутно заходят покупатели, рассматривая готовые сосуды и перекидываясь с хозяином словом-другим. Лавка Ахухуту расположена в хорошем месте – у центрального канала, возле самого горла. Слева питейный дом госпожи Нганду – это выгодное соседство, там всегда много посетителей. Справа финиковый сад, принадлежащий храму Нанны, – это тоже выгодное соседство, слуги лунной богини частенько делают заказы у Ахухуту.
   У берега собралась гомонящая толпа – стражники суда кого-то казнят. Конечно, женщину – только женщин положено казнить через утопление. Мужчин убивают топором, и не здесь, а рядом с воротами суда. Если же преступник не мужчина и не женщина (скажем, евнух или содомит), его сажают на раскаленный медный кол.
   Лучше всех приходится рабам – их вообще нельзя казнить. Ведь раб – это вещь, имущество. Разве можно казнить неодушевленный предмет?
   Единственное, что слегка раздражает почтенного мастера, – стайка кар-кида, «шляющихся по рынку». Проклятые блудницы собрались именно возле его лавки и отвлекают посетителей глупым смехом и непристойными выкриками. Куда смотрит наместник, почему позволяет это непотребство? Ведь в Симурруме есть многочисленная община жриц-харимту – священных блудниц богини Инанны, да будет вечно благословенно ее любвеобильное чрево. Они хороши лицом и прекрасны телом, часто моются, носят дорогие одежды, пользуются лучшей косметикой, искусны во всех видах наслаждения и совсем недорого берут за свои услуги. Так зачем же нужны еще и эти уличные шлюхи, лишь разносящие дурные болезни?
   Была бы на то воля Ахухуту, всех бы их давно отправили на дно затона…
   Вернулся один из рабов-разносчиков, почтительно поклонился хозяину, положил перед ним снизку серебряных колец-сиклей и прикрыл ладонями лицо, ожидая новых повелений. Ахухуту пересчитал монеты, убедился, что заказчик честно заплатил за свою вазу, и указал рабу уже подготовленный сверток.
   – Доставишь почтенному Думузигамилю, что живет направо от ворот священной ограды, рядом со школой писцов, – распорядился мастер.
   – Повинуюсь, хозяин, – склонил голову раб, взваливая на плечи погребальный сосуд.
   У несчастного Думузигамиля недавно скончался малолетний сын – он заказал самую лучшую урну. Жаль его, конечно, но Ахухуту здесь улыбнулась удача – если бы ребенок прожил еще хотя бы несколько месяцев, то вошел бы в совершеннолетие, и тогда для похорон потребовалась бы уже не урна, а плетеная циновка.
   – Потом вернешься за другим заказом, – неохотно приказал Ахухуту, бросая взгляд в угол.
   Там уже третий день лежат четыре безупречно расписанных чаши большого размера, приготовленные для старого мага-кассита, живущего на окраине. Конечно, заказчик даже не подумал прийти за ними сам – где это видано, чтобы маг утруждал ноги по такому низменному делу? Не присылает и рабов – проклятый старик полагает, что мастер-горшечник должен доставить его заказ прямо к порогу.
   Ахухуту вовсе не против – но за такую услугу следует добавить несколько монет. Однако этот скряга, держащийся за свои сикли, как нищий за чашу для подаяний, наотрез отказывается хоть чуть-чуть приплатить.
   А ссориться с магом – дело не самое умное, даже для столь уважаемого мастера…
   Среди зевак, глазеющих на казнь, внимание Ахухуту привлек мальчишка, отрешенно жующий медовую лепешку с изюмом. Лет четырнадцати-пятнадцати, худой, смуглый, черноволосый, одетый в один только набедренник-юбку, он показался мастеру смутно знакомым. Кажется, почтенный Ахухуту уже видел его здесь несколько дней назад…
   – Отрок! Отрок, подойди сюда! – крикнул мастер, уверившись, что не ошибся.
   Зычный бас пузатого горшечника с легкостью перекрыл обычный шум кара. На зов обернулись десятка два мальчишек разного возраста, но почти все тут же вернулись к прежним занятиям. К лавке подошел только один – тот, которого звали.
   – Чем могу служить, почтенный мастер? – даже не подумал склонить голову мальчишка.
   Нахальные серые глаза таращатся прямо на лицо Ахухуту. Однако, судя по длинным волосам, отрок принадлежит к свободным авилумам, а покрой сандалий указывает на знатное происхождение, так что мастер не стал отчитывать наглеца.
   – Поправь меня, если ошибусь, отрок, но не тебя ли я некоторое время назад видел вместе с касситским абгалем^[3] Джи Беш, коего близкие друзья именуют Халаем?
   – Меня, почтенный мастер, – кивнул мальчишка, сунув в рот последний кусок лепешки и облизнув пальцы.
   – Ты, вероятно, его новый ученик? Сколько тебе лет? Четырнадцать, не так ли?.. Под каким именем ты известен?
   – Мне пятнадцать лет, почтенный мастер. Отец оказал мне честь, даровав собственное имя – Креол. И я действительно ученик старого демонолога Халая…
   – Тогда это очень кстати, что я увидел тебя здесь и сейчас, – широко ухмыльнулся Ахухуту. – У меня к тебе поручение, отрок. Видишь эту корзину с чашами? Это заказ твоего учителя, он уже оплачен. Возьми его и отнеси туда, где живешь, – думаю, тебе не нужно рассказывать дорогу?
   – Мастер, я не раб и не слуга, я не должен носить грузы по твоему распоряжению, – холодно ответил подросток.
   – Не забывай добавлять «почтенный», отрок, – педантично поправил его Ахухуту. – Ты прав, я не могу тебя заставить. Но если ты не исполнишь моей просьбы, при следующей встрече с абгалем Джи Беш я непременно упомяну, что его новый ученик дерзок, непочтителен, ленив и хулит своего учителя…
   – Я его не хулил! – вспыхнул Креол, гневно сжимая кулаки.
   – Верно. Но кому он поверит – тебе или мне?
   Ученик мага шумно засопел, исподлобья взирая на подлого гончара. Тот же упер в бока ручищи-окорока и басисто расхохотался. Огромный живот заколыхался, словно куча сырого теста.
   – Хорошо, я отнесу твои чаши, почтенный мастер, – крайне неохотно пробурчал Креол, входя в лавку.
   – Вот и славно. Будь всегда трудолюбив и почтителен, отрок, и ты многого добьешься в жизни, – добродушно улыбнулся Ахухуту, вновь берясь за бутероль.
   Мастер остался очень доволен неожиданной удачей. Пусть ученик старого скряги немного потрудится – ему это всяко не повредит. А для своих рабов Ахухуту найдет применение и получше, чем таскаться по жаре через весь город.
   Худенький подросток с трудом поволок тяжеленную корзину, кое-как взгромоздив ее на плечи. Похоже, старый Халай не слишком сытно кормит своих учеников – кожа плотно обтягивает хребет и ребра мальчишки, лопатки выступают парой крошечных крылышек.
   Горшечник окинул его внимательным взглядом – да уж, этот юнец даже спиной умудряется проявлять дерзость. Мастер опустил руки к поясу, покачал головой и крикнул:
   – Отрок, а ну-ка, вернись обратно!
   Креол развернулся, злобно посмотрел на лоснящегося от пота Ахухуту, поставил корзину на землю, с хрустом распрямился и подошел к прилавку.
   – Чем еще могу услужить, почтенный мастер? – с явным вызовом в голосе спросил он.
   Ахухуту снова покачал головой, а потом с удивительной для такого тучного человека ловкостью перегнулся через прилавок и ухватил Креола за ухо.
   В его широкой ладони таких ушей мог бы поместиться добрый десяток.
   – За что, почтенный?! – завопил от боли мальчишка, извиваясь под безжалостной рукой горшечника. – За что?!
   – В страданиях твоего уха виновата твоя рука, – усмехнулся мастер, продолжая расправу. – Ты что же – думал, что я не замечу, маленький вонючий маским?!
   – Пусти, блевотина Нергала!!! – яростно взвизгнул ученик мага. – Я тебя убью!!!
   В ответ Ахухуту выкрутил ухо так, что у Креола брызнули слезы, а рот раскрылся в беззвучном крике. Кое-как перемогая боль, он пошарил у себя в набедреннике и вытащил из складки кошель с тремя снизками золотых и серебряных колец. Ахухуту протянул свободную руку, забирая свои монеты, кропотливо пересчитал их и только после этого выпустил многострадальное ухо. Оно покраснело и распухло так, что стало похожим на ломоть сырого мяса.
   – Запомни то, что я сейчас скажу, ничтожный щенок, – наставительно произнес Ахухуту, цепляя кошель обратно к поясу. – Я знаю, что слишком много монет слепят глаза, но перед тем, как что-то сделать, всегда лучше подумать. Недооценка задачи – верный путь к провалу. Я сижу в этой лавке уже двадцать лет и за это время повидал столько карманников, сколько тебе и не снилось. Если бы меня мог безнаказанно обокрасть такой неумеха, как ты, я бы давным-давно пошел по миру с чашей для подаяния. Поэтому вот тебе мой совет: иди и потренируйся как следует на чем-нибудь попроще, а потом возвращайся и попробуй еще раз. Только уже не со мной – если я поймаю тебя снова, то уже не буду так милосерден. В следующий раз я передам тебя страже суда, отрок. Ты ведь знаешь законы? Я свободный авилум, а в этом кошеле две серебряных снизки и одна золотая. В каждой снизке по шестидесяти колец, каждое кольцо весит сикль. Сто двадцать серебряных сиклей и шестьдесят золотых! До шестидесяти серебряных сиклей – малая кража, но свыше шестидесяти – уже большая, и за нее полагается смерть! Запомни это как следует, отрок!
   – Я запомню! – сквозь зубы процедил Креол, кривясь от боли и злобы.
   В глазах его светилось лишь одно желание – убить, растоптать, уничтожить!
   Пузатый горшечник смерил худенького подростка снисходительным взглядом, а потом упер руки в бока и раскатисто захохотал.
   – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, отрок! – пробасил он, отсмеявшись. – Ты думаешь, что как только окончится твое ученичество и ты познаешь тайное Искусство, то возвратишься и превратишь меня и мою лавку в кучу пепла!
   Креол изумленно открыл рот и густо покраснел. Именно об этом он и думал.
   – Оставь эти глупости, отрок! – покачал головой Ахухуту, взлохмачивая Креолу волосы. – Если под этой смоляной копной есть хоть немного ума, ты поймешь, что сейчас я оказал тебе услугу, преподав полезный урок! Поверь, если наставление приправлено колотушками, оно запоминается куда лучше!
   – Почтенный мастер, я благодарен тебе за наставление, – с великим трудом выдавил из себя ученик мага. – Позволь спросить – что меня выдало? Я клянусь благим Думузи, что ты не увидел и не почувствовал, как я срезал твой кошель! Как же ты узнал, что это именно я взял его, а не какой-нибудь другой вор?
   – Ах-ха-ха-ха!!! – залился хохотом Ахухуту. – Твоя правда, отрок, ты довольно ловок с ножом – самой кражи я не заметил. Но вспомни пословицу – ворованный скот можно спрятать хоть в могилу, но холм все равно его выдаст. Так что в следующий раз прячь добычу лучше – твой набедренник едва прикрывает чресла, где уж скрыть под ним такой большой кошель… А теперь вернись к чашам, купленным твоим учителем, и отнеси их домой, пока я не добавил тебе еще тумаков! Я и так уже потерял с тобой слишком много времени, а мог бы истратить его на работу!
   Креол, все еще с трудом удерживая потоки сквернословия, так и рвущиеся наружу, кое-как взгромоздил корзину обратно на плечи и зашагал прочь. Проклятый горшечник со своей любовью к нравоучениям! А он-то уже размечтался, как потратит легко доставшееся богатство…
   – Да неси осторожнее! – крикнул ему вслед Ахухуту, заметив, как раскачивается корзина. – Если ты разобьешь хоть одну, абгаль Джи Беш изобьет тебя до полусмерти – уж я-то его знаю!
   Этого он мог бы и не говорить. Креол поступил в ученики к Халаю только в прошлом месяце, но уже успел близко познакомиться с его жезлом и плеткой. Обозленный на весь мир старик колотит своих рабов и учеников по любому поводу – даже самому ничтожному.
   Идти было нелегко. В Симурруме, как и большинстве городов Шумера, улицы узенькие, едва позволяющие разойтись двум пешеходам. На колесницах в городской черте ездят только по главной дороге, ведущей от главных ворот к священной ограде, окружающей дворцы и храмы, и от священной ограды к речной гавани-кару.
   Все остальные улицы слишком тесны.
   Креол устало перебирал ногами, стараясь не сбивать дыхание. Горячее полуденное солнце печет голову, сандалии припорошило серой пылью. Солнце и пыль – вечные спутники любого шумерского города. В это время дня все сидят по домам, ждут, пока не схлынет жара. Прохладная звездная ночь – вот время, когда шумеры делают важные дела.
   Долина Тигра и Евфрата – земля древних тайн и чудес, все еще помнящая поступь богов и демонов, не так давно ведших здесь страшные войны. Империя Шумер – царство ночи и сумрака, насквозь пропитанное миазмами великого Искусства магии. Могучие чародеи вершат судьбы людей, постоянно интригуя и сражаясь, ища себе силы и власти, ища превосходства над всеми остальными. Каждый из них готов идти по трупам, чтобы только чуть-чуть прибавить в могуществе. Лишь беспощадная десница императора-полубога Энмеркара способна держать в узде этот змеиный клубок – не будь его, пылающая кровь шумерских магов давно бы заставила их перебить друг друга.
   Креол только начал обучение, но и он уже строит планы насчет диадемы Верховного Мага Шумера.
   Халай Джи Беш живет в квартале для зажиточных авилумов – нищей голи здесь нет, только люди с достатком, способные прокормить хотя бы десяток рабов. Все дома до самого второго этажа покрывает обожженный кирпич – весной, когда начинаются большие дожди, улочки превращаются в потоки жирной грязи, портя побелку. Вдоль дороги сплошь идут глухие стены, лишь кое-где прерываясь низенькими дверцами либо окошками-отдушинами, забранными решетками.
   Несмотря на суровые законы, воров в Симурруме хватает.
   Впрочем, дверь старого Халая оказалась незапертой. Как и большую часть времени. Красть у мага осмелится только полоумный, а действительно опасного врага не остановит такая малость, как замок.
   Креол облегченно снял с плеч корзину с трижды проклятыми чашами и с трудом выпрямил спину. Войдя в дверь, он сразу оказался в сенях, темных и прохладных. В углу уютно расположился кувшин с водой для омовения ног – юный шумер не преминул воспользоваться его услугами. Так приятно после долгого пути скинуть сандалии и ополоснуть зудящие ступни в блаженной влаге, ниспосланной человеку великим Энлилем…
   Надевать сандалии снова Креол, конечно, не стал. В доме – неважно, своем или чужом – даже император ходит босиком. И в храме тоже – ведь это дом бога.
   Из сеней ученик мага вышел во внутренний дворик, мощенный обожженным кирпичом. Там все заливает солнечный свет, но на сей раз он не кажется жарким и мучительным, как на улице. В центре двора журчит фонтан, даря всем желающим прохладу и отдохновение.
   Сейчас вокруг мирно расположились три рабыни, стирающие туники и плащи, юбки и покрывала. Рядом с самой молодой бегает ребенок – трехлетний мальчишка смеется и теребит мать, отвлекая от работы, та ласково журит его, но не больше. Пока ворчливого хозяина нет поблизости, сыночка можно и побаловать – но если он вдруг выйдет из двери, маленького раба непременно настигнет взбучка.
   По счастью, в это время суток Халай всегда дремлет на плоской крыше – старик любит погреть кости на жарком шумерском солнышке.
   – О, молодой хозяин возвратился! – махнула рукой самая старая рабыня. – Хорошо погулял, Креол?
   – Тебя это не касается, женщина, – злобно буркнул ученик мага.
   – Лучистые глаза Инанны, какой же ты сердитый сегодня! – расхохоталась старушка. – Что случилось – опять подрался?
   – Синяков не видно, – покачала головой рабыня помоложе.
   – И костяшки не сбиты, – поддакнула самая молодая.
   – Значит, снова что-то украл и попался, – подытожила старая. – Говорили же тебе – не промышляй в каре, там вор на воре сидит и за пазухой у обоих тоже по вору. Купцы поневоле учатся глядеть за своими монетами…
   – Да, начни пока с малого, – согласилась помоложе.
   – Например, потренируйся на дядюшке Нгешти, – предложила самая молодая.
   Рабыни переглянулись и залились смехом. Креол покраснел, скрипнул зубами и резко развернулся к кухне, изо всех сил постаравшись продемонстрировать этим движением гнев и презрение.
   Получилось плохо – смех только пуще усилился.
   В кухне сидел тот самый дядюшка Нгешти, рассеянно вращая рукоять каменной зернотерки. На вошедшего Креола он даже не посмотрел – но в этом не было ничего странного. Старый раб ослеп еще десять лет назад, да и слух подводит его все чаще. Однако работает он по-прежнему хорошо, с ручным помолом справляется лучше всех, поэтому заменять его не заменяют.
   У очага хлопочет тетушка Нимзагеси, жена дядюшки Нгешти. Из котла вкусно пахнет кунжутным маслом, топленым салом, бобами, чесноком и горчицей. Судя по аромату, ячменная каша уже доспевает.
   Рядом на раскаленных камнях шипят полоски жареной свинины – хотя не так уж много. Рабам и Креолу достанется только каша – большую часть мяса съест сам Халай.
   Меньшую – его правнук Эхтант.
   Кстати, он тоже сидит здесь, раскладывая на столе причудливый узор из костяных фишек. Эхтант Ага Беш увлекается игрой в шек-трак. Любимая наложница Халая обычно составляет ему партию… причем не только в шек-трак. Хорошо сложенный, красивый юноша, Эхтант в свои семнадцать лет уже пользуется славой прекрасного любовника.
   Прадед отлично знает о его шалостях, но не обращает внимания – сам-то он уже давно вышел из возраста, когда женщины нужны для чего-то большего, нежели просто согреть в холодную ночь. Однако такие поблажки дозволяются только Эхтанту. Когда одна из наложниц Халая согрешила с другим рабом, им обоим вырвали языки, отрезали уши и продали далеко на север, в земли диких скифов.
   По законам Шумера свободный мужчина-авилум может иметь только одну жену и одну свободную наложницу. Зачастую таковой наложницей становится младшая сестра жены. Однако наложниц-рабынь может быть неограниченное количество – столько, сколько сможешь прокормить. Ведь раб – это вещь, так какое кому дело, для чего ты используешь свое имущество? Хоть свари и съешь – никто слова дурного не скажет.
   Если, конечно, это твой раб – за причинение вреда чужому придется заплатить немалый штраф.
   – Где мои лепешки, Креол? – вальяжно растягивая слова, спросил Эхтант. – Ты их принес?
   – Нет, конечно, – пожал плечами ученик мага, усаживаясь на каменный табурет. – А должен был?
   – Кажется, я дал тебе целый сикль серебра и приказал сходить в гавань и принести мне много медовых лепешек с изюмом! – перешел на злобное шипение правнук Халая.
   – А кто сказал, что я должен выполнять твои приказы? – растянул губы в улыбке Креол.
   – Но ты же послушался!.. – все больше свирепел Эхтант.
   – Я взял твой сикль, купил на него целую гору лепешек… и съел все сам, – удовлетворенно закончил Креол.
   Насчет «все сам» Креол слегка преувеличил. Сикль серебра – это почти полсотни отличных медовых лепешек. Сожрать такую прорву в один присест сумеет разве что матерый кутруб, но никак не тощий подросток. Поэтому Креол купил и съел столько, сколько осилил, а медные кольца, полученные на сдачу, кропотливо приберег в укромном месте.
   В доме Халая он ничего ценного не хранил – старик обязательно найдет и отнимет.
   – Ты!.. ты!.. ты украл мои деньги!!! – затряс кулаком Эхтант.
   – Да. Ну и что? Что ты мне сделаешь? Дедушке пожалуешься? – фыркнул Креол. – Или, может, сходим к зерновому складу, а?..
   Эхтант Ага Беш бешено посмотрел на него и отвернулся. Жаловаться на свои обиды он считал ниже своего достоинства. А у заброшенного зернового склада, куда мальчишки и юноши Симуррума всегда приходят, когда нужно выяснить, чей кулак тяжелее, его вовсе никогда не видели. Эхтант слишком дорожит смазливым лицом.
   Вот Креол – дело другое. За неполный месяц, проведенный в Симурруме, он успел ввязаться уже в дюжину схваток. Точнее – в одиннадцать, но в одной из них противников было двое. Побеждал, конечно, далеко не всегда – многие из тех, с кем неуживчивый ученик мага успел поссориться, были старше и сильнее. Но Креол всякий раз бросался в драку с таким бешенством и так равнодушно относился к своим и чужим увечьям, что его стали всерьез опасаться. Особенно после случая с сыном купца Ку-Нингаля – тот перебил Креолу ногу камнем, но упрямый мальчишка все равно полз к противнику, изрыгая брань вперемешку с кровью.
   Выглядело это довольно жутко.
   Халай Джи Беш каждый раз исцелял раны своего ученика. Причем с огромным удовольствием – магическое лечение стоит очень дорого. Старый скряга и без того уже неплохо нажился на юном Креоле – архимаг Креол, сын Алкеалола, один из богатейших людей Шумера, оплачивает не только обучение сына, но и все его расходы. За скудную пищу и постель Халай дерет столько, словно содержит ученика в императорской роскоши. Что уж говорить о магических исцелениях, кои дороги и сами по себе…
   Конечно, увечья, которые нанес он сам, Халаю Джи Беш приходится исцелять бесплатно. Ничего не поделаешь, но таковы установления Гильдии – иначе несчастные ученики уподобились бы дойным коровам, которых можно с утра до вечера калечить и вновь исцелять.
   Поэтому Халай очень радуется, что на сей раз ученик ему попался весьма драчливый.
   – Ну ладно, Креол… еще посмотрим… – скрипнул зубами Эхтант. – Посмотрим… нет, я просто не могу поверить, что я в очередной раз тебе поверил! О боги, когда же я запомню, что ты лживее Азаг-Тота и прожорливее Пазузу?!
   – Лучше запомни! – хмыкнул Креол, довольно глядя на правнука Халая. Настроение, испорченное занудой-горшечником и насмешницами-рабынями, слегка поднялось.
   Со двора донесся стук дверного молотка. Креол тут же вернулся к прежней раздраженности, слез с табурета и неохотно поплелся во двор, а оттуда – к сеням.
   По обычаю, исстари заведенному в доме Халая, дверь гостям всегда открывает младший ученик. Днем ли, ночью – неважно. Все рабы прекрасно об этом знают, поэтому можно и не надеяться, что кто-нибудь хотя бы шевельнется.
   – Добро пожаловать в дом Халая Джи Беш, лучшего мага славного Симуррума, – заученно пробубнил Креол, распахивая дверь. – Наслать проклятие на ваших врагов, избавить от преследования злого духа, связать демона и сделать рабом – Халай Джи Беш всегда рад услужить за весьма умеренную плату…
   – Можешь не утруждаться, юноша, я пришел не за этим, – равнодушно покачал головой стоящий за порогом.