Рудницкий Леонид. Бомж городской обыкновенный

   Витек не смог дождаться, пока Профессор закончит писанину. Он придвинулся поближе и заглянул в тетрадь.
   – Ну, что там пишут? – пошутил он.
   Профессор вздрогнул и быстро ее захлопнул.
   – Так, ничего особенного.
   Он был недоволен, что его так бесцеремонно прервали.
   – Извини, – смутился Витек.
   – Ничего, – холодно ответил Профессор.
   – Ну, так ты смотрел? – спросил Витек.
   – Чего? – не понял тот.
   – О чем мы с тобой говорили.
   Профессор наморщил лоб, припоминая:
   – Ах, ты вон о чем! Так, посмотрел кое-чего.
   – И что? – с нетерпением спросил Витек. Профессор оглянулся, не слушает ли кто-нибудь еще.
   Трое бомжей спали, подняв воротники и натянув шапки на глаза, двое других о чем-то болтали, сидя на краю решетки и низко склонившись головами друг к другу. Вроде бы слушать было некому. Но кто знает.
   – Давай отойдем, – предложил он и кивнул на чахлое дерево, росшее неподалеку из придавленного чугунной решеткой квадрата земли.
   Они переместились туда. Чемодан Профессор оставил возле решетки и все время на него поглядывал. «Вот она, привязанность к вещам, – подумал Витек, – ни минуты покоя».
   – Так чего там? – спросил Витек.
   – Там? – немного глумливо переспросил Профессор. – Там все в порядке, а вот у тебя – нет.
   – И у меня все в порядке, – поспешно соврал Витек. Профессор пристально посмотрел на него. Глаза у него были холодными.
   «Добреньким прикидывается, – мелькнула у Витька мысль, – а как посмотрит – волк волком».
   – А порез на щеке у тебя откуда?
   – Придурок тут один прибился, – отмахнулся Витек. – Фигня все.
   – Так оно, Витя, теперь и пойдет, – назидательно сказал Профессор. – Чем дальше – тем больше таких придурков будут тебя находить. Отобьешься?
   – Пока отбиваюсь, – без энтузиазма ответил Витек.
   – Конструкция будет становиться все неустойчивее, – напомнил Профессор. – И если ничего не предпринимать, она в один прекрасный день сложится, как карточный домик.
   – Ты это уже говорил, – заметил Витек. – Делать-то чего надо?
   Профессор задумчиво посмотрел в конец улицы и ответил не сразу:
   – Особо тут ничего и не поделаешь.
   – Совсем?
   – Ну, не знаю. Можно, правда, попробовать…
   – Чего? – поспешно перебил его Витек.
   – Понимаешь, Витя, – теперь уже по-отечески сказал Профессор, – ошибки прошлого просто так не исправить. Мало кому это удается. По правде сказать – не удается почти никому. Тут нужна особая методика, а она кропотлива и трудна.
   – Что за методика?
   Профессор не спешил с ответом. А когда заговорил, голос его вдруг стал звучать монотонно, как ручей в жаркий день и его хотелось слушать еще и еще. Хотелось плыть по волнам этого голоса, а потом уснуть в нем и пойти ко дну, но не утонуть, а пребывать в нем вечно. Свои же вопросы Витек теперь слышал резкими и чрезмерно громкими, и сам от них морщился – так неприятно они звучали.
   – Я посмотрел звездные карты, – сказал Профессор, – еще кое-какие книги почитал и другие каналы информации задействовал – и получил результат.
   – Какой? – с замирающим сердцем спросил Витек.
   – Ты готов приложить для достижения цели много усилий?
   – Да! – без колебаний ответил он.
   – Ты станешь преодолевать многочисленные трудности, которые возникнут на твоем пути?
   – Конечно!
   – Тогда слушай. Тебе нужно десять раз обойти Садовое по внутренней стороне, причем, против часовой стрелки. Запомни – против, а не по.
   – Зачем это?
   – Не перебивай. На каждом доме ты будешь ставить мелом вот такой знак. – Профессор показал ему листок бумаги, на котором был нарисован знак, отдаленно похожий на значок бесконечности, но с дополнительными завитками.
   – Я не запомню.
   – Возьми листок. Пару раз нарисуешь – и он тебе больше не понадобится.
   – А потом?
   – Потом тебе представится возможность исправить главную ошибку своей жизни.
   Витек подумал, что в жизни совершил немало ошибок и непонятно, какая из них главная.
   – Какую именно?
   – Тебе лучше знать.
   – Это когда я…
   – Не знаю, – перебил Профессор. – Только помни, что главной ошибкой может оказаться совсем не та, о которой ты думаешь.
   – А как же я узнаю?
   – В нужный момент ты поймешь.
   – А при чем здесь Садовое?
   – Это магическое место. Замкнутый круг вокруг центра власти – Кремля. Здесь закручиваются вихревые потоки силы.
   Профессор говорил что-то еще, но Витьку вдруг очень захотелось спать. Глаза стали закрываться сами собой, а язык и губы налились свинцом, и произносить слова стало очень трудно.
   – Когда начинать? – спросил он, превозмогая свинцовую тяжесть.
   – Завтра, – донесся как бы издалека голос Профессора, хотя он стоял рядом.
   – Откуда?
   – С Крымского моста. И учти – обходить нужно только по ночам.
   Витек кивнул и едва не упал от этого движения. Но Профессор вовремя его подхватил.
   – Что с тобой? – участливо спросил он. – Тебе нехорошо?
   – Спать хочу, – только и смог сказать Витек.
   – Обопрись на меня, я тебя доведу.
   Вдвоем они дотащились до решетки, и Витек сполз на нее почти бесчувственным. Профессор долго смотрел на него, а потом достал из чемодана свою тетрадь и опять стал в нее что-то записывать.

5

   Во втором часу ночи Витек брел по Садовому. Людей на улицах почти не осталось. Только у метро, которое пока еще работало, становилось немного оживленнее, но стоило отойти пару сотен метров – и опять никого. Лишь автомобили проносились мимо на большой скорости, но и их было во много раз меньше, чем днем.
   Улицы и переулки просматривались насквозь. Каждый припозднившийся прохожий был виден издалека. Витьку от этого было неуютно, он то и дело оглядывался по сторонам.
   Дойдя до начала очередного дома, он искал на стене подходящее место, доставал из кармана мятый листок и, сверяясь с ним, царапал мелом на стене свою загогулину. Ему казалось, что он делает что-то запрещенное, сердце его от этого билось учащенно, и, когда загогулина была готова, он облегченно вздыхал и поспешно шел дальше.
   Не на всех домах рисовать было просто. Очень мешали шероховатые стены, облицованные необработанным камнем. К охраняемым особнякам, стоящим за забором, подойти было невозможно, и тогда он рисовал свой знак на кирпичных столбиках, которые держали металлическую ограду.
   Некоторые особняки, по большей части банковские, были сплошь увешаны камерами слежения. На одном таком нарисовать загогулину удалось без проблем, но уже из другого на Смоленской-Сенной выскочил охранник.
   – Эй, ты что там делаешь? – заорал он.
   – Как что? – схохмил Витек, у которого было настроение покуражиться. – Дык, мину ставлю на вашего главного. МОН-50 называется, слыхал про такую?
   Охранник аж подпрыгнул на месте от такой наглости, но дальше не побежал. Он зачем-то рванул с пояса дубинку и одновременно стал что-то быстро бубнить в рацию, не спуская глаз с Витька.
   – Ну, покеда, братан, – сказал Витек. – Ты не один у меня такой, надо и к другим успеть. Только не трогай здесь ничего, а то как бы не оторвало чего. Ладно?
   И быстро ушел. Не следовало, конечно, так шутить с этим придурком, но уж больно он не любил охранников и особенно банковских.
   Когда на его пути из какого-нибудь ресторана «Хрен и редька» вываливалась пьяная компания и начинала бурно ловить такси, Витек предпочитал переждать в тени, пока они уедут. Никогда нельзя было знать, не захотят ли они набить одинокому бомжу морду. Просто так, для развлечения.
   Витек знал, что некоторые люди ненавидят бомжей и от них можно ожидать чего угодно. Он понимал, что на самом-то деле они ненавидят собственную жизнь и переносят злобу и раздражение на тех, кто живет не так. Да, бомжи грязные, да, спившиеся, но – свободные. У этих ничтожных тварей было то, чего не было у них самих, – свобода. Голодная, жалкая, уродливая, но – свобода. И это раздражало. Им не нравилось, что для того чтобы быть свободным, нужно стать бомжом, а чтобы оставаться нормальным, нужно от свободы отказаться. Но можно ли считать нормальным человека, который добровольно откажется от свободы? И кто тогда на самом деле нормальнее?
   Витек шел и механически рисовал свою загогулину на стенах. Ему начало казаться, что он – ночной сторож и даже захотелось крикнуть, как в виденном когда-то фильме:
   – Спите, жители Багдада! В городе все спокойно!
   Но Москва – не Багдад и он – не сторож. Он бомж. Жители Москвы не нуждались в его услугах. Их покой охраняли кодовые замки, консьержи, металлические двери и милиция. А их дорогие автомобили охраняла сигнализация и всякие там хитроумные блокираторы. Бомж в качестве сторожа был им не нужен.
   Когда Витек только начал бомжевать, ему часто становилось не по себе от мыслей о собственной ненужности, а потом он к ним привык. Ведь и нормальные граждане тоже не больно кому нужны. На работе они необходимы лишь до тех пор, пока могут выполнять свои обязанности, дома – пока содержат детей и жен. Но стоит им состариться или потерять работу, как они уже и не нужны. По сути, вся разница между ними и бомжами состоит лишь в том, что у них есть жилье, а у бомжей – нет.
   Поглощенный этими мыслями, он не сразу заметил, как из переулка появилась крупная мужская фигура в зимнем камуфляже и крадучись пошла следом. Это был Восемнадцатый. Со времени их встречи прошло больше недели, и омоновец за это время сильно изменился. Волосы его были всклокочены, а лицо слегка закопчено. В глазах горел дикий огонь хищника, выслеживающего добычу. Одежда пропылилась и стала неопрятной.
   Ступая неслышно и прячась в тени стен и деревьев, он все ближе и ближе подбирался к бомжу. Когда до Витька оставалось уже совсем немного, он отстегнул с пояса дубинку и занес ее для удара. Он целился в голову.
   В этот момент бомж засмотрелся на освещенное окно на первом этаже с открытыми шторами. По комнате расхаживала молодая женщина, только что вернувшаяся домой.
   Внимание Витька привлекла не столько дорогая мебель и хороший ремонт, сколько ее красота и природная грация. «Это и у меня могла бы быть такая», – с тоской подумал он то ли о комнате, то ли о женщине. И сразу понял, что мысль абсурдна, – нет, не могла бы.
   Он полез в карман и достал бутылку. «Напьюсь – будет», – подумал он с иронией, запрокинул голову и уже хотел сделать первый глоток, как увидел периферическим зрением тень омоновца, упавшую на стену. Он испуганно оглянулся. Дубинка уже падала ему на голову и сила, которая ее обрушила, была такова, что Витьку после этого удара предстояло стать безнадежным идиотом навсегда.
   – Бля! – сказал бомж и выбросил правую руку с бутылкой вперед, а сам качнулся назад. Вино полилось ему на грудь. Дубинка разнесла бутылку вдребезги, но от этого столкновения слегка изменила траекторию движения и удар пришелся вскользь по уху бомжа. Ухо сразу же вспухло. Оно стало большим, красным и мясистым, словно вареник, приготовленный на пару.
   Бомж рванулся бежать. Восемнадцатый бросился следом.
   – За что? – крикнул, полуобернувшись, бомж.
   – Долг отдаю! – ответил омоновец.
   – Я тебя не бил.
   – Расскажи прохожему! Прохожих как раз не было.
   Витек понял, что влип по-крупному. Если омоновец искал его с тех самых пор, чтобы «отдать долг», то это значило, что он не вернулся на службу и не уехал домой. А это в свою очередь могло означать только одно – от того удара он рехнулся и Витек теперь имел дело с неуправляемым сумасшедшим, который охотится именно на него. «Стало быть, – подумал он, – у меня появился персональный маньяк, которому нужен только я. Прямо, как в кино, бля. Как бы мне его назвать? Может, Дикий Омоновец?»
   Он продолжал улепетывать изо всех сил, но Дикий Омоновец и после недели скитаний вкупе с плохим питанием оставался сильнее и быстрее. Он настигал бомжа медленно, но неуклонно. Рация у него на груди молчала. Либо он ее выключил, либо у нее села батарея.
   Витек успел запомнить только номер дома, у которого омоновец напал на него. «Вот сука, – подумал он, – прервал первый обход». И тут же понял, что если ему сейчас не удастся оторваться, то первый обход станет последним. А шансов уйти невредимым было немного. Если и дальше бежать по прямой, то жить в ясном уме ему осталось не более минуты.
   Поровнявшись с очередным переулком, он рванул туда. Омоновец ломанулся следом. Переулок освещался плохо. «Не поломать бы ноги», – с опаской подумал Витек, перескакивая через ограждение, оставленное ремонтными рабочими.
   И тут же свалился в открытый люк, чугунная крышка от которого лежала рядом. В нос ему шибанула едкая вонь канализации. Он пролетел несколько метров, ударяясь о стены, прежде чем сумел ухватиться за скобу из арматурной стали, служившую ступенькой. И застонал от боли в груди. «Кажется, сломал ребро», – подумал он. Только тут до него дошло, что он мокрый – сверху лилась вода из широкого шланга – это работала передвижная помпа, оставленная на ночь. Она откачивала воду из котлована, набравшуюся туда из порванной экскаватором трубы.
   Витьку захотелось обратно и он даже поднялся на пару ступенек, но тут в люке, выделявшемся светлым кругом ночного неба, появилась голова омоновца. Он смотрел вниз, но ничего не мог разглядеть.
   – Эй, убогий! – позвал он. – Ты там?
   «Сам ты убогий! – хотелось ответить Витьку. – У меня-то хоть мозги в порядке, а у тебя – нет». Но он благоразумно промолчал. Кто их знает, ушибленных придурков, – еще полезет вниз.
   Омоновец не уходил. Помпа лила воду. Витек не двигался. Вонь канализации стояла у него в горле.
   – Убился, наверное, к херам собачьим! – сказал сам себе омоновец. – Это хорошо. Но контрольный выстрел сделать не помешало бы.
   Он пошарил рукой на поясе. Пистолета там не оказалось. Начальство предусмотрительно не выдало им оружия, направляя на разгон демонстрации. Тогда омоновец вытащил шланг от помпы наружу, прикатил чугунную крышку и бросил ее на колодец. Крышка громыхнула, как контрольный выстрел.
   – Блядь! – сказал Витек.
   Он оказался в кромешной темноте. Его глаза вскоре к ней привыкли, но все равно ничего не было видно. Вода сверху теперь не лилась, но зато вонь сделалась сильнее. Он осторожно поднялся вверх и попытался сдвинуть крышку. Тщетно! Чугунный блин был слишком тяжел для тощего бомжа. После пары попыток он бросил эту затею, рассудив, что Дикий Омоновец мог придавить крышку помпой или же, наоборот, сам ожидает его наверху и тогда ему не миновать встречи с дубинкой. А омоновские дубинки не такие, как у ментов. У них нет перекладины, они короче и обладают глянцевым блеском, в отличие от матовых ментовских. Это выдает в них более плотную структуру и, следовательно, большую силу удара.
   «Лучше подохнуть под землей в твердом уме, – решил он, – чем стать полным идиотом на земле». Он стал спускаться вниз. Вонь усиливалась. От нее слезились глаза и першило в горле. В какой-то момент он подумал, что сейчас просто потеряет сознание, полетит вниз и разобьется. Или утонет, если упадет в сточные воды.
   И когда плотность вони дошла до предела, сверх которого терпеть ее было невозможно, в носу у него что-то сработало и он перестал ее ощущать. Он понимал, что вонь никуда не исчезла – это всего лишь отключились рецепторы обоняния. Может, на время, может, навсегда. Это станет ясно потом.
   Снизу доносился шум текущей воды. Чем ниже Витек опускался, тем сильнее шум становился. Ступеньки закончились, его нога коснулась твердой поверхности. Он отпустил скобы и на ощупь пошел вперед. Его ладони касались противно скользкой кирпичной стены. Через несколько метров стена сделала поворот и он оказался прямо перед потоком, шум которого он слышал все это время. Витек нашарил в мокром кармане пластиковую зажигалку, чиркнул ею – и тут же погасил. Он стоял на берегу широкой и бурной реки городского говна. Зрелище было не для слабонервных. Он вспомнил поговорку «С глаз долой – из сердца вон» и подумал, что в этом случае она не подействовала.
   «Что же теперь делать?» – подумал он в растерянности. Сейчас он уже не был уверен, что на самом деле оказалось бы лучше – подставиться под дубинку Дикого Омоновца или очутиться в канализации. Возможно, что и первое. Он сел и прислонился спиной к стене.
   Так он просидел довольно долго, слушая шум текущих мимо стоков. Здесь были фекалии всех жителей великого города: министров и депутатов, чиновников и олигархов, клерков и гастарбайтеров, фотомоделей и артистов. Всех, у кого есть унитаз. Но только не бомжей. У тех унитазов не имелось.
   Шум потока был совсем не похож на шум реки или шум ветра в кронах деревьев – он не успокаивал, а наоборот, усиливал томление и тревогу. Витьку хотелось, как в детстве, задать в пространство вопрос: «Кукушка-кукушка, сколько мне жить?» Самое время настало для такого вопроса, да вот беда – не было здесь кукушек, только крысы, возню которых он слышал в темноте. Он понимал, что долго так сидеть опасно, – они могут напасть, но все еще не пришел ни к какому решению.
   Вдруг вдали послышался шум двигателя. Витек не поверил своим ушам. Этого просто не могло быть. Тем не менее шум быстро приближался.
   Витек вскочил. Крысы кинулись врассыпную, но не от него, а от шума, и он понял, что это не галлюцинация. Он почел за благо опять спрятаться в нишу, из которой вышел, хотя ему и хотелось замахать руками и закричать о помощи. Но с перепугу он забыл, что нужно кричать. То ли «Земля!», то ли «Едут!», то ли «Позор!». Решил не кричать ничего. И вскоре убедился, что правильно сделал.
   Вдали забрезжил слабый свет, который все усиливался, а потом из-за поворота тоннеля вылетел гидроцикл. На нем сидел человек в черном гидрокостюме, поверх которого был одет черный бронежилет. На груди у него болтался короткоствольный черный же автомат. Скорость гидроцикла была не очень большая. Человек настороженно оглядывал своды тоннеля и его боковые ответвления. За гидроциклом проследовал белый катер с мигалкой и сильно тонированными стеклами, а за ним – еще один гидроцикл с двумя охранниками. Первый из них управлял гидроциклом, а второй сидел спиной к первому и должен был отражать нападение сзади, если бы оно случилось. Вместе они выглядели довольно комично и напоминали сказочного зверя Тянитолкая.
   В тоннеле опять стало темно, а через некоторое время и тихо.
   – Вот это да! – вырвалось у Витька вслух. – Что это было?
   – Олигарх возвращался из казино, – вдруг сказал кто-то простуженным голосом у него за спиной.
   У Витька по позвоночнику заструился холодный пот. Он отшатнулся в сторону.
   – Кто здесь? – спросил он срывающимся от страха голосом.
   – Я, – спокойно ответил кто-то.
   – Кто «я»?
   – Толян.
   – Что за Толян?
   – Живу я здесь. А вот ты-то кто такой?
   – Витек.
   – Ты из этих, что ли, из пидеров?
   – Каких еще пидеров?
   – Тьфу! Диггеров! Вечно я путаю.
   – Бомж я.
   – А-а, ну тогда ладно – наш человек. Дай пять.
   Витек протянул руку, и Толян ее пожал. Ладонь его была узкой и холодной.
   – Закурить не найдется? – спросил Толян. – А то у нас здесь с куревом хреновато.
   Витек порылся в карманах и протянул ему размокшую пачку. Такой она ему показалась на ощупь. Но Толян порылся в ней и нашел сухую сигарету.
   – Огонек есть?
   Витек щелкнул зажигалкой и увидел, что у нового знакомого длинные волосы, острые скулы и зеленые пятна на лбу и на щеках. И очки в тонкой белой оправе. «Да живой ли он?» – с сомнением подумал Витек и холодный пот с новой силой заструился у него по спине.
   Толян с видимым удовольствием сделал несколько глубоких затяжек.
   – Три года не курил, – признался он.
   Витек промолчал. «С тех самых пор, как умер?» – хотелось ему спросить.
   – А ты как здесь оказался? – спросил Толян, когда от его сигареты осталось меньше половины.
   – Придурок один загнал.
   – Что за придурок?
   – Мент.
   – Понятно. И что ты теперь будешь делать?
   – Хотелось бы найти другой выход.
   – Я помогу, – пообещал Толян. – А остаться не хочешь?
   – Нет.
   – И правильно. Старший у нас больно строгий. Может принять, а может и в говне утопить. Он уже знаешь сколько диггеров притопил.
   – Тем более не стоит рисковать, – рассудил Витек.
   – Нет, не стоит, – согласился Толян. – Хотя место здесь хорошее – тихо, спокойно. Опять же – крыша над головой и зимой тепло.
   – Прямо курорт, – съязвил Витек.
   – Так и есть, – подтвердил Толян. – Только купаться нельзя.
   – Совсем? – делано расстроился Витек. – Какая жалость!
   – Нет, не совсем, – серьезно возразил Толян, – некоторые из наших купаются, но это для экстремалов.
   – Люди будущего, – заметил Витек.
   – Ага. Показывают же америкосы в своих фильмах, что в будущем все будут жить под землей.
   – Толян, – спросил Витек, – а почему ты такой зеленый?
   – Это от плесени, – засмеялся тот. – Сырость тут. Не обращай внимания – ее только ногтем поскрести и она отстанет.
   – Это хорошо, – зачем-то заметил Витек.
   – Ага, неплохо, – согласился Толян. – Я оставлю себе твои сигареты? Если ты не против, конечно.
   – Без базара.
   – Спасибо.
   – Не за что. А ты-то сам как здесь оказался? – спросил Витек.
   Толян некоторое время раздумывал, говорить ли правду.
   – Бизнесом я занимался, – сказал он. – Зачеты всякие проводил, долги покупал. Офис у меня был на Арбате, в соседнем доме с рестораном «Прага». Там еще до сих пор мои кондиционеры, говорят, висят. Сотрудников имел человек сто – в Москве и по России. А потом гавкнулось все и я не смог отдать долги. Пришлось залечь на дно. А самое безопасное дно оказалось здесь.
   – Вернуться не хочешь?
   – Не могу – меня кредиторы до сих пор ищут.
   – Понятно.
   – Только ты не говори никому, – попросил Толян.
   – Могила, – пообещал Витек. – А что это за катер был?
   – Я же тебе сказал – олигарх один из казино возвращался.
   – Какой еще олигарх?
   – Не помню фамилию. Он еще губернатором на Севере.
   – Ясно. А почему по канализации?
   – Киллеров боится наверху. Недавно на него покушение было.
   – Здесь им всем и место, – злорадно сказал Витек, не любивший олигархов.
   – Согласен! – засмеялся Толян. – Ну, пойдем, выведу тебя в безопасном месте.
   Он довел Витька до люка у кинотеатра «Художественный» на Арбатской площади и помог открыть крышку.
   – Ты заходи как-нибудь, – сказал он на прощанье. – Посидим, пообщаемся. Расскажешь, что там у вас творится. Дорогу знаешь. Сигарет только захвати.
   Витек вылез, сел на асфальт и долго не мог надышаться свежим воздухом.
   «Надо было еще спросить, – подумал он, – зачем ему очки. Там ведь можно вообще без глаз обходиться».

6

   На родной вентиляционной решетке было немноголюдно. В одном углу спал Профессор, полуобняв свой чемодан, в другом – наркоман. Его еще недавно нарядная одежда уже припылилась и покрылась пятнами, а на голове появилась грязная вязаная шапка. Витек одобрил его обновку. В шапке спать куда приятнее, чем без нее, – голова не мерзнет. Витек до сих пор не знал ни его имени, ни клички, да особо и не интересовался. Наркоман по большей части был или невменяемым, или спал, поэтому имя его было Витьку без надобности.
   Остальные бомжи разошлись кто куда. Двоих из них он заметил у вагончика обжорки «Крошка-мартошка», стоявшего неподалеку. Они сидели, прислонившись спинами к торцевой стене вагончика, и ждали подарков судьбы в виде недопитого пива или недоеденного хавчика. На них светило ласковое весеннее солнце, и они блаженно щурились опухшими рожами. «Всякая тварь весне радуется», – подумал Витек и стал устраиваться рядом с Профессором. Тот спал беспокойно и все время ворочался. Витек решил его не будить. Ночные приключения его вымотали. Ни думать о них, ни тем более говорить не хотелось. Он не мог понять, как омоновцу удалось его так быстро найти.
   Он попил воды из стоявшей рядом пятилитровой бутыли с этикеткой «Лескин шиш», которую бомжи покупали вскладчину, и растянулся на решетке. И тут же провалился в сон, где он от кого-то ужасно медленно убегал, а его так же медленно догоняли.
   Проснулся он от того, что кто-то толкал его в бок. Витьку показалось, что спал он совсем недолго, хотя солнце уже клонилось к закату. Его влажная одежда успела высохнуть от теплого воздуха из метро. Ушибленные ребра еще болели, но уже не так.
   – Чего надо? – проворчал он, продирая глаза.
   Над ним склонился Профессор:
   – Вставай, Витек, хватит дрыхнуть!
   – Отвали! – огрызнулся он и перевернулся на другой бок.
   Они, конечно, приятели, но всему есть предел! Профессор затряс его сильнее:
   – Вставай, нельзя тебе здесь! Он может скоро вернуться.
   – Кто? – не понял Витек, прогоняя остатки сна.
   – Искал тут тебя вчера один амбал. В камуфляже такой.
   Сон мгновенно улетучился. Витек сел.
   – Где он? – испуганно спросил бомж.
   – Его сейчас нет, – успокоил Профессор, – но он вернется, я жопой чувствую.
   Обычно Профессор ругательств не употреблял. Только теперь Витек заметил, что у Профессора под левым глазом расплылся здоровенный синяк, а в бороде висит выбитый зуб с засохшей кровью.
   – Тебе надо умыться, – сказал он. – И бороду почистить.
   – А тебе надо уносить ноги! – парировал Профессор. – Не соображаешь, что ли?
   – А что тут было?