Страница:
Привели Николая. Он уже был в курсе случившегося. Коротко спросил:
– Где Виктор?
Ему показали спящего. Николай сел на край нар, вытер влажным полотенцем разводы грязи на его лице. Виктор не просыпался. После водки, снявшей стресс, он проспал около полутора суток.
Наступившие сутки прошли в каком-то оцепенении. До нас начало доходить, зачем на с сюда привезли. Но до конца мы поняли это только через три дня.
Во время дневной прогулки Рич заволновался, хватая носом воздух. Все вопросительно посмотрели на его хозяина. Через некоторое время раздался лай Ричарда. Владельцы поспешили завести нас в «саклю», как по команде, боевики рассыпались по укрытиям, тщательно баррикадируя двери.
Так Рич стал колоколом, предупреждающим нас о приближающейся опасности. Он был уникумом в своей породе, схватывая запахи на неправдоподобно большом расстоянии.
Нас заперли в помещении, а сами рассредоточились по боевым позициям. Внимание было направлено в ту сторону, куда был направлен лай Рича, но собаки неожиданно появились с противоположной.
– Не стрелять – пусть соберутся! – рявкнул Владимир.
Собаки совершенно не среагировали на голос. Дворняжечья мелочь, ведомая ягдтом, деловито прошлась по окраине лагеря и направилась к кострищу. В воздух полетела зола – так усердно работали лапами собаки. Справа «саклю» обогнул кэрри-блю с компанией. Они пометили деревья и заинтересовались дверью хижины, за которой разрывались Рич и Крош. У Кроша был сильный, доносчивый голос. К компании, с лаем царапающей дверь «сакли», примкнул как с неба свалившийся громадный песочный дог. Он подал голос. В ответ истерически залился наш овчар.
Лютый.
Нервы Виктора не выдержали и он, нещадно ругаясь, начал поливать из автомата костровую компанию. Собаки бросились врассыпную, но одна, подскочив, визжа закрутилась и, загребая вокруг себя перебитыми лапами, рухнула на землю, а другая тихо ткнулась мордой в пепел.
Группа собак, пытавшаяся открыть дверь, поняла, что с ней не справиться и принялась делать подкоп, не обращая внимания на подкоп. Мы тоже рыли землю внутри помещения. Поскольку с обеих сторон работало сразу несколько собак, ход получился весьма просторным. Снаружи начали раньше, поэтому встреча была внутри «сакли». Земля с каменной крошкой, о которую было сорвано несколько когтей, зашевелилась, и тонкая переборка осела, открыв всё пространство подкопа. В нём торчала голова керри, заросшая шерстью с забившейся в неё землёй. Алый сделал первый шаг к лидерству: сомкнул свои мощные челюсти на появившейся голове. Раздался треск ломаемого черепа. Ноги керри задёргались, заскребли грунт и вытянулись. Внутрь подкопа потекла моча. Алый разомкнул челюсти и тут же захлопнул их на другой голове, появившейся в подкопе; Крош, протиснувшись между ними, ринулся в ход, выталкивая труп керри наружу. Он выскочил подобно пробке из бутылки с «шампанским», совершенно обескуражив стоявших у дверей противников. Они отшатнулись, что дало возможность нам плотной струёй выплеснуться наружу.
Что тут началось!!!
Дог, мотая головой, пытался сбросить висящего на его щеке Кроша. Чужой овчар с Цыганом, вцепившись друг в друга, кубарем покатились под горку. Серый жрал крупного дворню. Лютый отбивался от ротвейлера, а Рич бегал кругами, прихватывая то одного, то другого и, наконец, впился в зад песочного дога. Мне досталась пара полулаек, изрядно потрепавших меня.
А дверь сотрясалась под ударами мощных лап Алого и Воланда, не проходивших по размерам в подкоп.
Мужики палили вверх, стараясь посеять панику и разогнать участников бойни, но их старания были тщетными. Они не могли стрелять по врагам, чтобы не попасть в своих. А как мы различали, где свои, а где чужие – одному Богу было известно. Ведь в пылу боя можно было задрать и друг друга. Но этого не произошло. Конец бою положило появление в проёме взбешённого Алого. Он, видимо, здорово плеснул энергетикой, и наши противники обратились в бегство. Мы бросились их преследовать, но со всех сторон прозвучал истошный крик:
– Стоять! Стоять, твою мать!
Стоять… и перечисление наших имён.
– Стоять!
Голосом Виктора кричала душа Хани, заклиная нас вернуться. Кто раньше, кто позже, но мы остановились. Кто по команде «Ко мне!», кто без команды начали возвращаться к «сакле», где в совершенно идиотской позе, суча лапами, барахтался застрявший в подкопе Воланд. Сбежались бледные, как смерть, мужики и начали осматривать и ощупывать своих питомцев. Николай с хозяином Воланда ножами рыли землю, освобождая дога из-под порога.
Потом все оказывали помощь хозяину Цыгана, врачу-ветеринару, который выбривал у нас травмированные участки тела, штопал, заливал йодом, вправлял.
Счёт был 3:0 в нашу пользу, а с Викторовыми трофеями 5:0. ну, не сказать, чтоб чистый ноль, так как мы тоже были изрядно потрёпаны.
Во время повторившихся ритуальных танцев вокруг жертвенного костра «настоящий полковник» привёл к нам в «саклю» боевика. С большой опаской и отвращением мы были измерены какой-то узловатой верёвкой. Чувствуя его отношение, каждый из нас рычал, несмотря на увещевания наших мужиков. На многих из нас надели намордники. Владимир же постоянно уговаривал струхнувшего боевика продолжать обмеры, гарантируя полную его неприкосновенность.
Оказалось, что это был шорник экстра-класса. И буквально через сутки мы красовались в новых кожаных ошейниках, нагрудниках и широких браслетах с металлическими шипами.
Виктор поставил себе в обязанность вести страшную статистику на деревьях, часами просиживая у правого, пока с одной зарубкой. Он много курил, опершись на автомат, гладил кору и что-то приговаривал – Лютый строго-настрого запретил ему ходить на могилу Хани до окончательной развязки. Как знать, может, он был прав?..
В этом мы убедились на следующий день. После боя ОНИ чётко уяснили себе, кто является реальным врагом и начали планомерную охоту на нас.
До сих пор никто не знает, что и как занесло хозяина Воланда в лес. Никто не видел, как он ушёл. Спохватились только тогда, когда Рич поднял тревогу. Все начали одевать своих питомцев в шипы. Только Воланд одиноко стоял у нар и беспокойно прядал ушами. Лютый, увидев это, ошарашено осмотрел «саклю».
– Юрик! Где Юрик? – заорал он.
В это время где-то в лесу раздалась автоматная очередь, суматошный лай и визг собак. Все бросились на звуки. Впереди огромными прыжками нёсся Воланд. За ним, не отставая, остальные. Когда мы выскочили в перелесок, то увидели прислонившегося к дереву Юрика, перезаряжающего автомат. Он с маху не попал рожком в гнездо. В это время на него прыгнул азиат, стараясь сбить с ног или оттолкнуть от дерева. Юрик резко выставил автомат, ствол которого проткнул горло алабая. Оставшись безоружным, он схватился за нож, но ИХ овчар отработанным движением повис на руке. Юра вскрикнул. В икру его ноги тут же впился мёртвой хваткой ягдтерьер. Мы врезались в кучу. Воланд, теряя по дороге куски тела, пробивался к своему хозяину.
Юрик уже сидел, прислонившись к основанию дерева, с потухшим взглядом. Он равнодушно смотрел на рвущих его собак. Мужики, Владимир и Сергей, полосовали ножами всё, что попадалось на пути, пробиваясь к своему товарищу. Они, как заведенные, мокрые от пота и крови, уже в который раз вместе сражались со смертью. Добравшись до Юрика, Владимир начал рвать и резать на нём одежду, стараясь перетянуть глубокие раны. А Сергей со своим псом, Воландом и Лютым заняли круговую оборону, не подпуская никого. Мы быстро обратили стаю в бегство. ОНИ убрались, оставив бездыханными девять своих соплеменников.
Соорудив из жердей и курток носилки, четверо мужиков побежали в лагерь. Мы шли медленно, так как Николай на плечах нёс изувеченного Воланда. Когда мы подошли к лагерю, невдалеке послышался шум приближающейся «вертушки», вызванной командиром отряда.
– Клянусь! Я сделаю всё, чтобы он жил, – заявил Али. С чего бы это?! Сам убивший не один десяток человек и потерявший не одного соратника, он вдруг проникся к нашему Юрику и сам полетел, чтобы устроить его в больницу.
Долетят ли?
Николай положил на стол в «сакле» Воланда, но тому уже не нужна была помощь Ген Геныча. Воланд потерял много крови и душа его отлетела. Наверное, помчалась догонять Юрика, чтобы поддержать родственную душу в борьбе со смертью.
Виктор с Николаем и «настоящим полковником» вышли хоронить тело Воланда, а остальные мужики начали потихоньку помогать хозяину Цыгана, Ген Генычу, приводить нас в порядок. Воланда закопали у правого дерева, на котором появилась вторая зарубка. Взяв самых смелых боевиков, принесли мертвяков.
В эту ночь у костра не пели, не танцевали, а, стоя в кругу, палили из автоматов в воздух, периодически что-то выкрикивая.
Виктор сидел на бревне между двумя зарубочными деревьями и курил, курил, курил…
Потом, видимо поддавшись общему настроению, не поднимаясь выпустил весь свой боезапас в Созвездие Гончих Псов. Зайдя вдом, он ткнулся головой в подушку, зло выматерился и, не найдя поддержки у мужиков, затих. В эту ночь боевики оставили Николая в «сакле».
Остатки стаи не появлялись пять дней. Пять долго тянувшихся дней не звонил наш «пожарный колокол» – Рич. Боевики ликовали. Их командир Али начал подкатывать к Глебу с просьбой продать ему Ричарда за любые деньги.
– Ты жену или детей продашь?! – спросил возмущённый Глеб.
– Жену продам… Хочешь, поменяемся, она у меня молодая, красивая!
– Не нужны мне ни твоя жена, ни твои деньги. Рич мне как сын, понимаешь?! Ты сына продашь?
– Э, сравнил, ведь это собака. Я тебе столько денег дам, что ты 100 таких купишь.
– Вот и купи! – начал терять самообладание Глебыч, – выбери, купи, вырасти, воспитай, душу вложи, а потом я посмотрю, как ты его продашь. Да и вообще, закроем эту тему, и чтобы разговор этот никогда больше не возникал!
– Э-э, не горячись, подумай – деньги дам большие!.. Я украду его у тебя – запомни!
После разговора Глеб матерился нещадно. Таким я его никогда не видел.
Но вот взлаял Рич. Нас одели в шипы, которые мы оценили уже в день смерти Воланда, после боя отделавшись лишь гематомами и незначительными покусами. После прошлого сражения на наших мужиках появились бронежилеты, защищающие спину и живот, а на АКМ-ах – штыки-ножи. Так любители собак превращались в опытных убийц-»собачников».
ИХ оставалась ровно половина, но самых опытных, самых хитрых, самых везучих. ОНИ выработали тактику пожирания одного всем миром. Мы тоже были не лыком шиты – моментально нашли противоядие, используя характерные черты пород, представленных в нашей дружной команде. Жаль, что мужики совсем не понимали, что у нас и у НИХ на уме.
Итак, всё готово к бою. Бойцы рассредоточились на огневых точках. Мы – на охотничьих, легко сбрасываемых сворках у дверей «сакли». Сворки – в руках Николая.
Рич лает очень беспокойно, направляя морду то в одну, то в совершенно противоположную сторону. Но ОНИ внезапно подлетели с разных сторон. Алый вышел вперёд и спокойно встретил песочного дога, как полагается – по месту. Дог кувыркнулся на спину, не понимая, как это произошло. Тут же в шею Алого вцепился ротвейлер, которого жевал Серый. А на крупе Алого успела повиснуть, дёргаясь и давясь густой шерстью, целая гроздь всякой мелочи.
Овчар, натыкаясь на шипы, пытался подобраться к рёбрам Алого, но я по тактическим соображениям, взял его на себя. Цыган, в свою очередь, оторвал от меня ненавистного полулая и распорол ему брюхо. Мои челюсти ощутили предсмертные судороги овчара. С ним всё было покончено. В это время мне в пах впился другой полулай. И только откушенная мною мочка его носа помогла мне сохранить моё мужское достоинство. Боль у нас была примерно одинаковая, но помощь Кроша и Рича обратила моего противника в бегство. Разделавшись с догом, Алый сел с размаху на зад, подмяв под себя сразу нескольких «засранцев» (тематическое выражение Цыгана). Ротвейлер невдалеке нёсся сломя голову, а Серый на ходу распускал его шкуру на ленты. Мужики штыками закололи несколько дворней. Остальные бежали.
Торжества от победы не было. Была какая-то оглушительная опустошённость. Ген Геныч заливал нас перекисью и зелёнкой, кое-где наложив скобки.
Снова костровое пение, выстрелы, зарубки. Меня уже начало тяготить пребывание здесь. Папа, чувствуя это, тоже нервничал, даже хватанул водки, к моему величайшему удивлению. Мы оба с ним неплохие «едоки», но сейчас нам не хотелось ни пить, ни есть. Николая опять начали уводить на ноль. боевики, осмелев, пытались с нами разговаривать, но мы, ощущая неприязнь, щерились и рычали.
Алый за боевые заслуги был признан вожаком, а я и Серый считались его вице-премьерами, но и это радости не приносило. Всё это суета сует!
ИХ осталось совсем немного. Неужели у НИХ не хватит ума признать своё поражение и уйти отсюда. И не дай Бог, если хватит. Ведь боевики знают, что кое-кто из НИХ ещё остался в живых – значит, условия до конца не выполнены. Но к нашему «счастью» ОНИ оказались упёртыми. В НИХ поселилось настоящее чувство вольницы. ОНИ ненавидели нас, с ИХ точки зрения, гнусных прихлебателей двуногих, лютой ненавистью. Для НИХ же это была только ходячая «свежатина», некогда решавшая, что и когда ИМ есть, составляющая расписание выхода в туалет и порой лупцующая ногами и всем, что попало под руку за так называемые ИХ «провинности». С ещё большим удовольствием впивались ИХ зубы в тела двуногих, когда приходили эти мысли. А видеть в глазах двуногих панический ужас и купаться в волнах адреналина – это ли не упоение!
И вдруг появляется кучка совершенно не пугающаяся ИХ кучка людей, да ещё с собаками. И их собаки, вместо того, чтобы примкнуть к СТАЕ, не дают запугать и разделаться с этой кучкой «ходячих продуктов».
Что двуногие представляют собой без собак? МЫ видели! А посему, при стычках нужно уничтожить своих братьев по крови. Выпустить им эту кровь, размотать кишки и порвать глотки. А с человеками потом – с ними проще.
ОНИ подкручивали друг друга и боевой дух не дал ИМ времени для зализывания ран. Этот же самый боевой дух погнал ИХ на последний бой – восстановить свою власть или погибнуть!
Заволновался, занюхал, заострился Рич. Нас схватили, некоторых сдёргивая с «горбатой позы», ещё до лая Рича. Но потом, одумавшись, дали доделать дела. И вот чистый голос Рича предупредил боевиков, что нужно прятаться по нарам. Мы устремились в «саклю» экипироваться. Мужики наконец поняли глупость своих «огневых точек». Перехитрить СТАЮ не было никакой возможности. ИХ нужно было встречать лицом к лицу. Ибо все засады, все установленные ловушки ОНИ обходили играючи.
Бойцы встали плечом к плечу у дверей «сакли», взяв автоматы наизготовку и расстегнув чехлы охотничьих ножей. Нас, несмотря на все возражения, оставили в доме, поставив в дверях Николая.
Ощеренные, ОНИ как будто материализовались из небытия, справа и слева от напрягшихся мужиков.
– … твою мать! – заорал во всю глотку Виктор и нажал на спусковой крючок.
В это время с крыши «сакли» на него бросился полулай. Сбив Виктора с ног и кувыркнувшись через голову, отлетел в сторону. Кинувшиеся собаки были отброшены плотным автоматным огнём. Виктор быстро вскочил на ноги «подъём-разгибом», но оружие поднимать не стал: его заслонил от собак автоматными очередями Ген Геныч. От мощного удара Алого дверь резко распахнулась и Николай не смог устоять на своём месте. Мы клином (впереди Алый, затем я с Серым и за нами все остальные), расталкивая мужиков, хлынули из дверного проёма и врезались в ИХ стаю. ОНИ откатились назад, и, ни секунды не медля, ринулись навстречу нам. Алый напрягся, ожидая атаки, но ОНИ как-то обтекли его с обеих сторон, ловко просочились между опешившими Серым и мной, и все сразу одновременно вцепились в Цыгана. Пока мы развернулись, на него уже было страшно смотреть. Мы устремились в лающий, хрипящий, рычащий клубок, центром которого был окровавленный Цыган. Раздёргав этих гадов, мы занялись каждый своим противником. Стоял истошный лай, визг.
Мужики пришли в себя и начали с тупым остервенением колоть штыками этих убийц. Когда штык входил полностью в тело, раздавался визг и короткая автоматная очередь, разбрызгивающая фонтанчики крови…
Закончилось всё так же неожиданно, как и началось.
Ген Геныч собрал на земле части тела того, кто раньше был нашим любимым Цыганом и понёс в «саклю». Папа, Владимир, Серый и Виктор побежали помогать ему, хотя все прекрасно осознавали, что…
Глеб пытался успокоить Николая, который с дикими глазами и матерным рычаньем исступлённо пинал мертвяков, покачивающихся от каждого его удара. Не понимая происходящего, овчар Лютый недоумённо глядел на хозяина.
Нас, совершенно отрешённых, завели в дом, раздели и осмотрели. Мы были целы, не считая мелких царапин и порванного века у Рича. Глеб сам взялся обрабатывать его рану: промыл, стянул лейкопластырем и начал искать, из чего можно сделать воротник, чтобы уберечь рану от возможных расчёсов.
Ген Геныч бился над Цыганом часа четыре, потом, совершенно обессиленный, сполз на пол. Владимир протянул ему бутылку со спиртом.
Папа и Виктор, связав углы окровавленной простыни с лежащей на ней собакой, вынесли её наружу. Сергей взял две лопаты и два автомата и вышел вслед за ними.
Вечерело. Трещал костёр, бубнили голоса, перемежающиеся автоматными очередями. Полыхал кровавый закат. Воздух был густой и терпкий. Он с большим трудом входил в лёгкие, наполняя всё запахом палёной шерсти. Потом пришла ночь…
Оставив Глеба присматривать за нами, мужики развели огонь между деревьев, на одном из которых было 3 зарубки, а на другом 34. они молча сидели у костра, курили и пили водку без закуски. Говорить было не о чем.
И было утро… И был день. Мы забылись тяжёлым беспокойным сном, постоянно взлаивая, дёргая ногами и головами. Ген Геныч возился с глазом Рича. Мужики чистили оружие и картошку. На столе, запёкшемся от крови Цыгана, Папа в задумчивости выписывал шариковой ручкой четверостишье Баба Тахира:
Да будет сломлен твой, небесный свод, хребет!
Ты поглощаешь всех, явившихся на свет.
Не слышал я, чтоб жизнь ты даровал навечно,
Зато слыхал не раз: таких-то больше нет…
На нарах отец с Николаем, опершись спинами, курили и о чём-то тихо переговаривались. Пришёл Али, рассказал, что Юрику сделали три операции, что он сейчас в реанимации, пока в тяжёлом состоянии.
– Я костьми лягу, клянусь мамой, он будет жить! Ничего не пожалею… – распинался этот «Азраил».
– Я видел 34 зарубки. Мой человек считал – всё правильно… Номне кажется, что их было больше… Подождём ещё дня 3-4-, появятся… Сына можешь оставить у себя, – обратился он к Лютому, – остальных – отдам после, как договаривались. Не бойся, не обману!
В воздухе повисла гнетущая тяжесть. Ген Геныч и Серый начали медленно подниматься у своих нар. У Али забегали глаза, он быстро распрощался, и, сославшись на дела, чуть не бегом покинул «саклю».
– Я видел больше… – передразнил его Глеб. – У страха глаза велики! Трус он, твой Али. Трус поганый!
– Ой, мужики, не нравится мне всё это, – прохрипел Ген Геныч. – Оружие не отдавать, пока не выберемся на волю.
– Может, взять его в заложники?! – предложил Сергей, скрипнув зубами.
– Не дури! – осадил его Владимир. – Это зверьё не пожалеет ни его, ни Нас! Посмотрим, что дальше будет… Оружие, естественно, не отдадим. Николай, посмотри, сколько у нас патронов осталось.
– Я, пожалуй, наведаюсь в их арсенал, – промолвил Сергей. Лицо его было страшным. Пришла ночь, празднуя победу над «шайтаном», расслабились. Часть мужиков прогуливала своих питомцев на виду у отдыхающих и, чтобы привлечь внимание, заговаривали с ними. Другие, в «сакле» рвали глотки, распевая «Извела меня кручина…» лазутчики вернулись только под утро, принеся с собой 2 гранатомёта, ящик гранат и коробку автоматных патронов. Им понадобилось не много времени для того, чтобы заложить детонатор и взять оружие, но они долго возились с маскировкой проводов, дублирующих дистанционное устройство. Ведь если бы кто-нибудь заметил это или обнаружил позже, то мы бы остались здесь навсегда.
– Погибать, так с музыкой! – решили все. Арсенал был «богатым» и при решении спорных вопросов от лагеря осталась бы только гигантская воронка.
Прошло ещё три дня на нервах. Ни Али, ни кто ещё из боевиков, в «саклю» не заходил, стараясь общаться на воздухе. Он «доставал» Глеба из-за Рича. Пришлось вмешаться «настоящему полковнику», поскольку взбешённый Глеб сказал, что при очередном домогательстве он просто перережет глотку Али. А Глеб это мог, имея «чёрный пояс» и богатый военный опыт. Он и голой рукой мог снести башку любому.
Напряжение нарастало. В эту ночь никто не спал. Проверенное оружие было наготове. Прогуливать нас выводили на поводках и опять всех вместе. Ген Геныч, Виктор и Владимир прикрывали нас со стороны лагеря, хотя, как мы поняли это позже, это было совершенно ненужным.
Когда чуть забрезжил рассвет, Али вызвал из «сакли» Николая и отца. Как-то неестественно громко, стоя у раскрытой двери и картинно щёлкая выбрасывающимся ножом, он проговорил:
– Как настоящий мужчина, я никогда не бросаю слов на ветер, и мельком глянул на Глеба.
– Как договаривались, сын – твой! Пусть он поедет и отберёт ещё пятерых пацанов. Аллах велик! Он помог вам, неверным, разделаться с шайтаном. Во славу Его я отпускаю свою законную добычу. Пусть их матери расскажут всем, что не надо лезть к нам с войной. Нас не победить! С нами Аллах и пророк его Махоммадд… Иди, мальчик, выбирай!
После этих словоизлияний наступила какая-то нервозная тишина. К двери подскочил Сергей. Он рванул своей однопалой рукой за шиворот топчущегося у дверей Николая внутрь «сакли».
– Садись, пиши имена! Пусть их привезут сюда.
По лицу Николая пробежала волна облегчения. После слов Али о выборе пятерых он представил себе: двести пар глаз, устремлённых на него с надеждой, мольбой, отчаяньем, угрозой… Мужики, шкурой почувствовавшие подвох, стали стеной у дверей. Мы, реагируя на такую обстановку, заворчали. Лаем разразился овчар лютый. Али отпрянул от двери, произнося ругательства на своём языке. «Настоящий полковник» передал ему записку, написанную Николаем и тоном, не допускающим возражений, выпалил:
– Мы собираемся.
Али что-то гортанно выкрикнул. Появились два боевика верхом и умчались с переданным списком.
В лагере возникло заметное оживление, потянулись дымки нескольких костров, на поляну поволокли столы, скамьи, табуреты.
Привезли мальчишек. Мужики мельком взглянули на них, не переставая собирать вещи. Парни обнялись по очереди с Николаем. Один из них почему-то плакал, остальные топтались, не зная, как себя вести и что делать.
– Быстро всем за стол, и чтобы я вас не видел и не слышал, – гаркнул Сергей.
Мальчишки тихонечко присели у стола. Владимир подозвал сына и о чём-то начал говорить, показывая в угол «сакли».
Николай внимательно слушал и послушно кивал.
Сборы закончены, пожитки упакованы. Пришёл гонец от Али с приглашением к прощальному столу. Впереди гонца лился умопомрачительный запах шашлыка и брынзы.
Мужики вышли за посланцем и плотно закрыли дверь. Мальчишки с Николаем остались в доме у стола, на котором лежали автоматы.
Мы подошли, обнюхали ребят и расположились на полу между столом и дверью. Серый постоянно вскакивал, подбегал к двери и прислушивался к доносившимся с улицы звукам.
За прощальный стол наши сели скучено, отказавшись рассаживаться между боевиками. Только Сергей, поиграв желваками, пошёл и сел рядом с Али, отчего тот нервно поёжился.
– Я думал, что здесь сядет отец Николая, – сказал, было он, но Сергей оборвал его:
– Это одно и то же! Ты, тамада, говори, не тяни время. Уж очень есть хочется.
Боевики переглянулись. Они никогда не слышали, чтобы с Али кто-нибудь разговаривал подобным тоном. Али недобрым взором взглянул на Сергея, но тут же взял себя в руки.
– Я поднимаю этот единственный бокал (больше не позволяет моя вера) за отца, который как настоящий мужчина нашёл и забрал своего сына. Он привезёт его матери, не поверившей в смерть своего мальчика. Она будет всю жизнь молиться своему Богу за наше здоровье. За то, что мы не убили её сына, а сохранили его и отдаём ей живым и здоровым. Друзья отца – настоящие джигиты. Они не бросили друга и помогли ему. Я обещаю, что их товарищ будет жить, и скоро они вместе будут пить водку. Я прошу передать матерям остальных, чтобы они не пускали своих сыновей опять на войну. В жизни везёт по большому счёту только один раз! Вот за это и выпьем!
Боевики выпили стоя, сели и дружно зажевали, стараясь улыбаться, встретившись взглядом с «настоящим полковником».
– Мы больше пить не будем, а вы себе наливайте, – сказал самый пожилой боевик, видимо, заместитель Али. Владимир встал, налил по полстопки нашим мужикам, и со словами «Нам в дорогу тоже много ни к чему…», поднял рюмку.
– Вот тут Али сказал, что я пришёл и забрал сына… Но он почему-то не сказал, что я и мои друзья, сидящие здесь за столом, дай Бог им здоровья, вырвали сына из пасти собачьей стаи и сохранили жизнь многим из вас, положив за это жизнь трёх собак и здоровье Юрика. Или что, этого кошмара не было? Почему ты читаешь себя благодетелем?! Я бы на твоём месте сказал: «Низкий поклон вам за то, что вы сделали! Примите нашу благодарность и мальчишек в придачу…» Уж если ты считаешь себя мужчиной, то называй вещи своими именами. Дай Бог тебе дожить до нашего возраста, и не дай Бог пережить тебе то, что я пережил. Если бы ты встретился в бою со мной или моими друзьями, я бы тебе не позавидовал. Я поднимаю этот тост за то, чтобы враги решали все вопросы за таким вот столом, а не на поле брани. Хватит крови! Мир и так захлёбывается в ней. Вот за что я хочу выпить!
Мужики разом махнули стопки и сосредоточенно принялись за сочный шашлык.
Принесли котомки с едой на дорогу. Представили проводника. Попытались забрать оружие. Но Сергей объяснил, что оружие будет передано проводнику при прощании. На том и сошлись. Пару лошадей навьючили нашими пожитками и мы, посидев у зарубочных деревьев, двинулись в путь. Боевики в знак расставания ударили очередями из всех автоматов вверх (Господи, не настрелялись ещё…
Дверь «сакли» осталась открытой. На столе, рядом с написанным Папой четверостишьем, лежал большой лист с именами Хани, Воланда и Цыгана и стопка военных билетов, пригвозжённых к столу большим охотничьим ножом «настоящего полковника»…
От лагеря шли быстро, ходко, постоянно подгоняя проводника. Хотелось уйти как можно дальше на момент обнаружения в «сакле» «адской машинки» и гранатомётов. Шли гуськом, как всегда ходят в горах. Замыкающими были Алый с хозяином. Глеб прижал его, ласково успокаивая и надел намордник, чтобы Рич не взлаял. Проводник, ничего не подозревая, спокойно продолжал путь. Метрах в 250-ти слева от нас молча, без лая, прошла крупная сука с выводком щенков месяца по полтора. Кем вырастут эти щенки?!
Шли до густой ночи, стараясь одолеть как можно большую часть пути. Лагерь разбили под звёздами. Недолго сидели мужики у костра. Завалились спать, не выставив охраны, полностью доверившись нам. Утром, чуть забрезжило, спешно хватанув горячего чаю, опять отправились «топтать дороги». Проводник, не привыкший к такому темпу передвижения, выглядел совершенно измученным, и, в конце концов, уселся на лошадь.
Ну, вот и место расставания. Лошади развьючены и обвешаны оружием. Проводник с чувством облегчения расцеловался с нашими мужиками, пожал руки мальчишкам, потрепал по холке виляющего хвостом Рича и отправился в обратный путь, весело насвистывая какую-то мелодию лошадь, как бы в такт, кивала головой. Мужики весело переглянулись, и, ударив друг друга по рукам, направились по указанной дороге. Они шумно обсуждали пьянку, которую они закатят после возвращения. С их дурашливыми возгласами выходило напряжение последних дней.
И ВДРУГ…
Рич подлетел вверх, и, сделав в воздухе немыслимый пируэт, шлёпнулся со всего маху на землю, забрызгав кровью и мозгами всех, находящихся рядом.
– Лежать! – заорал Владимир, сбивая с ног мальчишек.
Сергей с криком «Лежать, Серый, лежать, … твою мать!» навалился всем телом на рванувшегося рядом Глеба. Все моментально поняли, что разрывная пуля, снёсшая голову Ричу, выпущена снайпером. Какое у него задание и кто следующий? Сергей изо всех сил удерживал дёргающегося и матерящегося Глеба. Их борьба продолжалась около получаса. Глебу всё-таки удалось вырваться, и он попытался устремиться вслед за удалившимся проводником.
– Всех загрызу, шакалы поганые! – орал он. Я замер, ожидая разрыва пули в голове или груди, но выстрела не последовало. Мужики метнулись за Глебом, свалили с ног, скрутили. Оттащив его метров за 150 от места гибели Рича, посадили на землю и обложили рюкзаками, оставив на попечение мальчишек. Затем вернулись и начали ножами и топориком копать могилу Ричу. Нас сгрудили, уложив, и приставили Ген Геныча. Глеб в это время бился и орал, что если мальчишки не развяжут его, он передавит их как щенков. Ребята, чувствуя свою вину перед ним, да и всеми находящимися здесь, прятали глаза.
А в чём они виноваты?..
КОНЕЦ
– Где Виктор?
Ему показали спящего. Николай сел на край нар, вытер влажным полотенцем разводы грязи на его лице. Виктор не просыпался. После водки, снявшей стресс, он проспал около полутора суток.
Наступившие сутки прошли в каком-то оцепенении. До нас начало доходить, зачем на с сюда привезли. Но до конца мы поняли это только через три дня.
Во время дневной прогулки Рич заволновался, хватая носом воздух. Все вопросительно посмотрели на его хозяина. Через некоторое время раздался лай Ричарда. Владельцы поспешили завести нас в «саклю», как по команде, боевики рассыпались по укрытиям, тщательно баррикадируя двери.
Так Рич стал колоколом, предупреждающим нас о приближающейся опасности. Он был уникумом в своей породе, схватывая запахи на неправдоподобно большом расстоянии.
Нас заперли в помещении, а сами рассредоточились по боевым позициям. Внимание было направлено в ту сторону, куда был направлен лай Рича, но собаки неожиданно появились с противоположной.
– Не стрелять – пусть соберутся! – рявкнул Владимир.
Собаки совершенно не среагировали на голос. Дворняжечья мелочь, ведомая ягдтом, деловито прошлась по окраине лагеря и направилась к кострищу. В воздух полетела зола – так усердно работали лапами собаки. Справа «саклю» обогнул кэрри-блю с компанией. Они пометили деревья и заинтересовались дверью хижины, за которой разрывались Рич и Крош. У Кроша был сильный, доносчивый голос. К компании, с лаем царапающей дверь «сакли», примкнул как с неба свалившийся громадный песочный дог. Он подал голос. В ответ истерически залился наш овчар.
Лютый.
Нервы Виктора не выдержали и он, нещадно ругаясь, начал поливать из автомата костровую компанию. Собаки бросились врассыпную, но одна, подскочив, визжа закрутилась и, загребая вокруг себя перебитыми лапами, рухнула на землю, а другая тихо ткнулась мордой в пепел.
Группа собак, пытавшаяся открыть дверь, поняла, что с ней не справиться и принялась делать подкоп, не обращая внимания на подкоп. Мы тоже рыли землю внутри помещения. Поскольку с обеих сторон работало сразу несколько собак, ход получился весьма просторным. Снаружи начали раньше, поэтому встреча была внутри «сакли». Земля с каменной крошкой, о которую было сорвано несколько когтей, зашевелилась, и тонкая переборка осела, открыв всё пространство подкопа. В нём торчала голова керри, заросшая шерстью с забившейся в неё землёй. Алый сделал первый шаг к лидерству: сомкнул свои мощные челюсти на появившейся голове. Раздался треск ломаемого черепа. Ноги керри задёргались, заскребли грунт и вытянулись. Внутрь подкопа потекла моча. Алый разомкнул челюсти и тут же захлопнул их на другой голове, появившейся в подкопе; Крош, протиснувшись между ними, ринулся в ход, выталкивая труп керри наружу. Он выскочил подобно пробке из бутылки с «шампанским», совершенно обескуражив стоявших у дверей противников. Они отшатнулись, что дало возможность нам плотной струёй выплеснуться наружу.
Что тут началось!!!
Дог, мотая головой, пытался сбросить висящего на его щеке Кроша. Чужой овчар с Цыганом, вцепившись друг в друга, кубарем покатились под горку. Серый жрал крупного дворню. Лютый отбивался от ротвейлера, а Рич бегал кругами, прихватывая то одного, то другого и, наконец, впился в зад песочного дога. Мне досталась пара полулаек, изрядно потрепавших меня.
А дверь сотрясалась под ударами мощных лап Алого и Воланда, не проходивших по размерам в подкоп.
Мужики палили вверх, стараясь посеять панику и разогнать участников бойни, но их старания были тщетными. Они не могли стрелять по врагам, чтобы не попасть в своих. А как мы различали, где свои, а где чужие – одному Богу было известно. Ведь в пылу боя можно было задрать и друг друга. Но этого не произошло. Конец бою положило появление в проёме взбешённого Алого. Он, видимо, здорово плеснул энергетикой, и наши противники обратились в бегство. Мы бросились их преследовать, но со всех сторон прозвучал истошный крик:
– Стоять! Стоять, твою мать!
Стоять… и перечисление наших имён.
– Стоять!
Голосом Виктора кричала душа Хани, заклиная нас вернуться. Кто раньше, кто позже, но мы остановились. Кто по команде «Ко мне!», кто без команды начали возвращаться к «сакле», где в совершенно идиотской позе, суча лапами, барахтался застрявший в подкопе Воланд. Сбежались бледные, как смерть, мужики и начали осматривать и ощупывать своих питомцев. Николай с хозяином Воланда ножами рыли землю, освобождая дога из-под порога.
Потом все оказывали помощь хозяину Цыгана, врачу-ветеринару, который выбривал у нас травмированные участки тела, штопал, заливал йодом, вправлял.
Счёт был 3:0 в нашу пользу, а с Викторовыми трофеями 5:0. ну, не сказать, чтоб чистый ноль, так как мы тоже были изрядно потрёпаны.
Во время повторившихся ритуальных танцев вокруг жертвенного костра «настоящий полковник» привёл к нам в «саклю» боевика. С большой опаской и отвращением мы были измерены какой-то узловатой верёвкой. Чувствуя его отношение, каждый из нас рычал, несмотря на увещевания наших мужиков. На многих из нас надели намордники. Владимир же постоянно уговаривал струхнувшего боевика продолжать обмеры, гарантируя полную его неприкосновенность.
Оказалось, что это был шорник экстра-класса. И буквально через сутки мы красовались в новых кожаных ошейниках, нагрудниках и широких браслетах с металлическими шипами.
Виктор поставил себе в обязанность вести страшную статистику на деревьях, часами просиживая у правого, пока с одной зарубкой. Он много курил, опершись на автомат, гладил кору и что-то приговаривал – Лютый строго-настрого запретил ему ходить на могилу Хани до окончательной развязки. Как знать, может, он был прав?..
В этом мы убедились на следующий день. После боя ОНИ чётко уяснили себе, кто является реальным врагом и начали планомерную охоту на нас.
До сих пор никто не знает, что и как занесло хозяина Воланда в лес. Никто не видел, как он ушёл. Спохватились только тогда, когда Рич поднял тревогу. Все начали одевать своих питомцев в шипы. Только Воланд одиноко стоял у нар и беспокойно прядал ушами. Лютый, увидев это, ошарашено осмотрел «саклю».
– Юрик! Где Юрик? – заорал он.
В это время где-то в лесу раздалась автоматная очередь, суматошный лай и визг собак. Все бросились на звуки. Впереди огромными прыжками нёсся Воланд. За ним, не отставая, остальные. Когда мы выскочили в перелесок, то увидели прислонившегося к дереву Юрика, перезаряжающего автомат. Он с маху не попал рожком в гнездо. В это время на него прыгнул азиат, стараясь сбить с ног или оттолкнуть от дерева. Юрик резко выставил автомат, ствол которого проткнул горло алабая. Оставшись безоружным, он схватился за нож, но ИХ овчар отработанным движением повис на руке. Юра вскрикнул. В икру его ноги тут же впился мёртвой хваткой ягдтерьер. Мы врезались в кучу. Воланд, теряя по дороге куски тела, пробивался к своему хозяину.
Юрик уже сидел, прислонившись к основанию дерева, с потухшим взглядом. Он равнодушно смотрел на рвущих его собак. Мужики, Владимир и Сергей, полосовали ножами всё, что попадалось на пути, пробиваясь к своему товарищу. Они, как заведенные, мокрые от пота и крови, уже в который раз вместе сражались со смертью. Добравшись до Юрика, Владимир начал рвать и резать на нём одежду, стараясь перетянуть глубокие раны. А Сергей со своим псом, Воландом и Лютым заняли круговую оборону, не подпуская никого. Мы быстро обратили стаю в бегство. ОНИ убрались, оставив бездыханными девять своих соплеменников.
Соорудив из жердей и курток носилки, четверо мужиков побежали в лагерь. Мы шли медленно, так как Николай на плечах нёс изувеченного Воланда. Когда мы подошли к лагерю, невдалеке послышался шум приближающейся «вертушки», вызванной командиром отряда.
– Клянусь! Я сделаю всё, чтобы он жил, – заявил Али. С чего бы это?! Сам убивший не один десяток человек и потерявший не одного соратника, он вдруг проникся к нашему Юрику и сам полетел, чтобы устроить его в больницу.
Долетят ли?
Николай положил на стол в «сакле» Воланда, но тому уже не нужна была помощь Ген Геныча. Воланд потерял много крови и душа его отлетела. Наверное, помчалась догонять Юрика, чтобы поддержать родственную душу в борьбе со смертью.
Виктор с Николаем и «настоящим полковником» вышли хоронить тело Воланда, а остальные мужики начали потихоньку помогать хозяину Цыгана, Ген Генычу, приводить нас в порядок. Воланда закопали у правого дерева, на котором появилась вторая зарубка. Взяв самых смелых боевиков, принесли мертвяков.
В эту ночь у костра не пели, не танцевали, а, стоя в кругу, палили из автоматов в воздух, периодически что-то выкрикивая.
Виктор сидел на бревне между двумя зарубочными деревьями и курил, курил, курил…
Потом, видимо поддавшись общему настроению, не поднимаясь выпустил весь свой боезапас в Созвездие Гончих Псов. Зайдя вдом, он ткнулся головой в подушку, зло выматерился и, не найдя поддержки у мужиков, затих. В эту ночь боевики оставили Николая в «сакле».
Остатки стаи не появлялись пять дней. Пять долго тянувшихся дней не звонил наш «пожарный колокол» – Рич. Боевики ликовали. Их командир Али начал подкатывать к Глебу с просьбой продать ему Ричарда за любые деньги.
– Ты жену или детей продашь?! – спросил возмущённый Глеб.
– Жену продам… Хочешь, поменяемся, она у меня молодая, красивая!
– Не нужны мне ни твоя жена, ни твои деньги. Рич мне как сын, понимаешь?! Ты сына продашь?
– Э, сравнил, ведь это собака. Я тебе столько денег дам, что ты 100 таких купишь.
– Вот и купи! – начал терять самообладание Глебыч, – выбери, купи, вырасти, воспитай, душу вложи, а потом я посмотрю, как ты его продашь. Да и вообще, закроем эту тему, и чтобы разговор этот никогда больше не возникал!
– Э-э, не горячись, подумай – деньги дам большие!.. Я украду его у тебя – запомни!
После разговора Глеб матерился нещадно. Таким я его никогда не видел.
Но вот взлаял Рич. Нас одели в шипы, которые мы оценили уже в день смерти Воланда, после боя отделавшись лишь гематомами и незначительными покусами. После прошлого сражения на наших мужиках появились бронежилеты, защищающие спину и живот, а на АКМ-ах – штыки-ножи. Так любители собак превращались в опытных убийц-»собачников».
ИХ оставалась ровно половина, но самых опытных, самых хитрых, самых везучих. ОНИ выработали тактику пожирания одного всем миром. Мы тоже были не лыком шиты – моментально нашли противоядие, используя характерные черты пород, представленных в нашей дружной команде. Жаль, что мужики совсем не понимали, что у нас и у НИХ на уме.
Итак, всё готово к бою. Бойцы рассредоточились на огневых точках. Мы – на охотничьих, легко сбрасываемых сворках у дверей «сакли». Сворки – в руках Николая.
Рич лает очень беспокойно, направляя морду то в одну, то в совершенно противоположную сторону. Но ОНИ внезапно подлетели с разных сторон. Алый вышел вперёд и спокойно встретил песочного дога, как полагается – по месту. Дог кувыркнулся на спину, не понимая, как это произошло. Тут же в шею Алого вцепился ротвейлер, которого жевал Серый. А на крупе Алого успела повиснуть, дёргаясь и давясь густой шерстью, целая гроздь всякой мелочи.
Овчар, натыкаясь на шипы, пытался подобраться к рёбрам Алого, но я по тактическим соображениям, взял его на себя. Цыган, в свою очередь, оторвал от меня ненавистного полулая и распорол ему брюхо. Мои челюсти ощутили предсмертные судороги овчара. С ним всё было покончено. В это время мне в пах впился другой полулай. И только откушенная мною мочка его носа помогла мне сохранить моё мужское достоинство. Боль у нас была примерно одинаковая, но помощь Кроша и Рича обратила моего противника в бегство. Разделавшись с догом, Алый сел с размаху на зад, подмяв под себя сразу нескольких «засранцев» (тематическое выражение Цыгана). Ротвейлер невдалеке нёсся сломя голову, а Серый на ходу распускал его шкуру на ленты. Мужики штыками закололи несколько дворней. Остальные бежали.
Торжества от победы не было. Была какая-то оглушительная опустошённость. Ген Геныч заливал нас перекисью и зелёнкой, кое-где наложив скобки.
Снова костровое пение, выстрелы, зарубки. Меня уже начало тяготить пребывание здесь. Папа, чувствуя это, тоже нервничал, даже хватанул водки, к моему величайшему удивлению. Мы оба с ним неплохие «едоки», но сейчас нам не хотелось ни пить, ни есть. Николая опять начали уводить на ноль. боевики, осмелев, пытались с нами разговаривать, но мы, ощущая неприязнь, щерились и рычали.
Алый за боевые заслуги был признан вожаком, а я и Серый считались его вице-премьерами, но и это радости не приносило. Всё это суета сует!
ИХ осталось совсем немного. Неужели у НИХ не хватит ума признать своё поражение и уйти отсюда. И не дай Бог, если хватит. Ведь боевики знают, что кое-кто из НИХ ещё остался в живых – значит, условия до конца не выполнены. Но к нашему «счастью» ОНИ оказались упёртыми. В НИХ поселилось настоящее чувство вольницы. ОНИ ненавидели нас, с ИХ точки зрения, гнусных прихлебателей двуногих, лютой ненавистью. Для НИХ же это была только ходячая «свежатина», некогда решавшая, что и когда ИМ есть, составляющая расписание выхода в туалет и порой лупцующая ногами и всем, что попало под руку за так называемые ИХ «провинности». С ещё большим удовольствием впивались ИХ зубы в тела двуногих, когда приходили эти мысли. А видеть в глазах двуногих панический ужас и купаться в волнах адреналина – это ли не упоение!
И вдруг появляется кучка совершенно не пугающаяся ИХ кучка людей, да ещё с собаками. И их собаки, вместо того, чтобы примкнуть к СТАЕ, не дают запугать и разделаться с этой кучкой «ходячих продуктов».
Что двуногие представляют собой без собак? МЫ видели! А посему, при стычках нужно уничтожить своих братьев по крови. Выпустить им эту кровь, размотать кишки и порвать глотки. А с человеками потом – с ними проще.
ОНИ подкручивали друг друга и боевой дух не дал ИМ времени для зализывания ран. Этот же самый боевой дух погнал ИХ на последний бой – восстановить свою власть или погибнуть!
Заволновался, занюхал, заострился Рич. Нас схватили, некоторых сдёргивая с «горбатой позы», ещё до лая Рича. Но потом, одумавшись, дали доделать дела. И вот чистый голос Рича предупредил боевиков, что нужно прятаться по нарам. Мы устремились в «саклю» экипироваться. Мужики наконец поняли глупость своих «огневых точек». Перехитрить СТАЮ не было никакой возможности. ИХ нужно было встречать лицом к лицу. Ибо все засады, все установленные ловушки ОНИ обходили играючи.
Бойцы встали плечом к плечу у дверей «сакли», взяв автоматы наизготовку и расстегнув чехлы охотничьих ножей. Нас, несмотря на все возражения, оставили в доме, поставив в дверях Николая.
Ощеренные, ОНИ как будто материализовались из небытия, справа и слева от напрягшихся мужиков.
– … твою мать! – заорал во всю глотку Виктор и нажал на спусковой крючок.
В это время с крыши «сакли» на него бросился полулай. Сбив Виктора с ног и кувыркнувшись через голову, отлетел в сторону. Кинувшиеся собаки были отброшены плотным автоматным огнём. Виктор быстро вскочил на ноги «подъём-разгибом», но оружие поднимать не стал: его заслонил от собак автоматными очередями Ген Геныч. От мощного удара Алого дверь резко распахнулась и Николай не смог устоять на своём месте. Мы клином (впереди Алый, затем я с Серым и за нами все остальные), расталкивая мужиков, хлынули из дверного проёма и врезались в ИХ стаю. ОНИ откатились назад, и, ни секунды не медля, ринулись навстречу нам. Алый напрягся, ожидая атаки, но ОНИ как-то обтекли его с обеих сторон, ловко просочились между опешившими Серым и мной, и все сразу одновременно вцепились в Цыгана. Пока мы развернулись, на него уже было страшно смотреть. Мы устремились в лающий, хрипящий, рычащий клубок, центром которого был окровавленный Цыган. Раздёргав этих гадов, мы занялись каждый своим противником. Стоял истошный лай, визг.
Мужики пришли в себя и начали с тупым остервенением колоть штыками этих убийц. Когда штык входил полностью в тело, раздавался визг и короткая автоматная очередь, разбрызгивающая фонтанчики крови…
Закончилось всё так же неожиданно, как и началось.
Ген Геныч собрал на земле части тела того, кто раньше был нашим любимым Цыганом и понёс в «саклю». Папа, Владимир, Серый и Виктор побежали помогать ему, хотя все прекрасно осознавали, что…
Глеб пытался успокоить Николая, который с дикими глазами и матерным рычаньем исступлённо пинал мертвяков, покачивающихся от каждого его удара. Не понимая происходящего, овчар Лютый недоумённо глядел на хозяина.
Нас, совершенно отрешённых, завели в дом, раздели и осмотрели. Мы были целы, не считая мелких царапин и порванного века у Рича. Глеб сам взялся обрабатывать его рану: промыл, стянул лейкопластырем и начал искать, из чего можно сделать воротник, чтобы уберечь рану от возможных расчёсов.
Ген Геныч бился над Цыганом часа четыре, потом, совершенно обессиленный, сполз на пол. Владимир протянул ему бутылку со спиртом.
Папа и Виктор, связав углы окровавленной простыни с лежащей на ней собакой, вынесли её наружу. Сергей взял две лопаты и два автомата и вышел вслед за ними.
Вечерело. Трещал костёр, бубнили голоса, перемежающиеся автоматными очередями. Полыхал кровавый закат. Воздух был густой и терпкий. Он с большим трудом входил в лёгкие, наполняя всё запахом палёной шерсти. Потом пришла ночь…
Оставив Глеба присматривать за нами, мужики развели огонь между деревьев, на одном из которых было 3 зарубки, а на другом 34. они молча сидели у костра, курили и пили водку без закуски. Говорить было не о чем.
И было утро… И был день. Мы забылись тяжёлым беспокойным сном, постоянно взлаивая, дёргая ногами и головами. Ген Геныч возился с глазом Рича. Мужики чистили оружие и картошку. На столе, запёкшемся от крови Цыгана, Папа в задумчивости выписывал шариковой ручкой четверостишье Баба Тахира:
Да будет сломлен твой, небесный свод, хребет!
Ты поглощаешь всех, явившихся на свет.
Не слышал я, чтоб жизнь ты даровал навечно,
Зато слыхал не раз: таких-то больше нет…
На нарах отец с Николаем, опершись спинами, курили и о чём-то тихо переговаривались. Пришёл Али, рассказал, что Юрику сделали три операции, что он сейчас в реанимации, пока в тяжёлом состоянии.
– Я костьми лягу, клянусь мамой, он будет жить! Ничего не пожалею… – распинался этот «Азраил».
– Я видел 34 зарубки. Мой человек считал – всё правильно… Номне кажется, что их было больше… Подождём ещё дня 3-4-, появятся… Сына можешь оставить у себя, – обратился он к Лютому, – остальных – отдам после, как договаривались. Не бойся, не обману!
В воздухе повисла гнетущая тяжесть. Ген Геныч и Серый начали медленно подниматься у своих нар. У Али забегали глаза, он быстро распрощался, и, сославшись на дела, чуть не бегом покинул «саклю».
– Я видел больше… – передразнил его Глеб. – У страха глаза велики! Трус он, твой Али. Трус поганый!
– Ой, мужики, не нравится мне всё это, – прохрипел Ген Геныч. – Оружие не отдавать, пока не выберемся на волю.
– Может, взять его в заложники?! – предложил Сергей, скрипнув зубами.
– Не дури! – осадил его Владимир. – Это зверьё не пожалеет ни его, ни Нас! Посмотрим, что дальше будет… Оружие, естественно, не отдадим. Николай, посмотри, сколько у нас патронов осталось.
– Я, пожалуй, наведаюсь в их арсенал, – промолвил Сергей. Лицо его было страшным. Пришла ночь, празднуя победу над «шайтаном», расслабились. Часть мужиков прогуливала своих питомцев на виду у отдыхающих и, чтобы привлечь внимание, заговаривали с ними. Другие, в «сакле» рвали глотки, распевая «Извела меня кручина…» лазутчики вернулись только под утро, принеся с собой 2 гранатомёта, ящик гранат и коробку автоматных патронов. Им понадобилось не много времени для того, чтобы заложить детонатор и взять оружие, но они долго возились с маскировкой проводов, дублирующих дистанционное устройство. Ведь если бы кто-нибудь заметил это или обнаружил позже, то мы бы остались здесь навсегда.
– Погибать, так с музыкой! – решили все. Арсенал был «богатым» и при решении спорных вопросов от лагеря осталась бы только гигантская воронка.
Прошло ещё три дня на нервах. Ни Али, ни кто ещё из боевиков, в «саклю» не заходил, стараясь общаться на воздухе. Он «доставал» Глеба из-за Рича. Пришлось вмешаться «настоящему полковнику», поскольку взбешённый Глеб сказал, что при очередном домогательстве он просто перережет глотку Али. А Глеб это мог, имея «чёрный пояс» и богатый военный опыт. Он и голой рукой мог снести башку любому.
Напряжение нарастало. В эту ночь никто не спал. Проверенное оружие было наготове. Прогуливать нас выводили на поводках и опять всех вместе. Ген Геныч, Виктор и Владимир прикрывали нас со стороны лагеря, хотя, как мы поняли это позже, это было совершенно ненужным.
Когда чуть забрезжил рассвет, Али вызвал из «сакли» Николая и отца. Как-то неестественно громко, стоя у раскрытой двери и картинно щёлкая выбрасывающимся ножом, он проговорил:
– Как настоящий мужчина, я никогда не бросаю слов на ветер, и мельком глянул на Глеба.
– Как договаривались, сын – твой! Пусть он поедет и отберёт ещё пятерых пацанов. Аллах велик! Он помог вам, неверным, разделаться с шайтаном. Во славу Его я отпускаю свою законную добычу. Пусть их матери расскажут всем, что не надо лезть к нам с войной. Нас не победить! С нами Аллах и пророк его Махоммадд… Иди, мальчик, выбирай!
После этих словоизлияний наступила какая-то нервозная тишина. К двери подскочил Сергей. Он рванул своей однопалой рукой за шиворот топчущегося у дверей Николая внутрь «сакли».
– Садись, пиши имена! Пусть их привезут сюда.
По лицу Николая пробежала волна облегчения. После слов Али о выборе пятерых он представил себе: двести пар глаз, устремлённых на него с надеждой, мольбой, отчаяньем, угрозой… Мужики, шкурой почувствовавшие подвох, стали стеной у дверей. Мы, реагируя на такую обстановку, заворчали. Лаем разразился овчар лютый. Али отпрянул от двери, произнося ругательства на своём языке. «Настоящий полковник» передал ему записку, написанную Николаем и тоном, не допускающим возражений, выпалил:
– Мы собираемся.
Али что-то гортанно выкрикнул. Появились два боевика верхом и умчались с переданным списком.
В лагере возникло заметное оживление, потянулись дымки нескольких костров, на поляну поволокли столы, скамьи, табуреты.
Привезли мальчишек. Мужики мельком взглянули на них, не переставая собирать вещи. Парни обнялись по очереди с Николаем. Один из них почему-то плакал, остальные топтались, не зная, как себя вести и что делать.
– Быстро всем за стол, и чтобы я вас не видел и не слышал, – гаркнул Сергей.
Мальчишки тихонечко присели у стола. Владимир подозвал сына и о чём-то начал говорить, показывая в угол «сакли».
Николай внимательно слушал и послушно кивал.
Сборы закончены, пожитки упакованы. Пришёл гонец от Али с приглашением к прощальному столу. Впереди гонца лился умопомрачительный запах шашлыка и брынзы.
Мужики вышли за посланцем и плотно закрыли дверь. Мальчишки с Николаем остались в доме у стола, на котором лежали автоматы.
Мы подошли, обнюхали ребят и расположились на полу между столом и дверью. Серый постоянно вскакивал, подбегал к двери и прислушивался к доносившимся с улицы звукам.
За прощальный стол наши сели скучено, отказавшись рассаживаться между боевиками. Только Сергей, поиграв желваками, пошёл и сел рядом с Али, отчего тот нервно поёжился.
– Я думал, что здесь сядет отец Николая, – сказал, было он, но Сергей оборвал его:
– Это одно и то же! Ты, тамада, говори, не тяни время. Уж очень есть хочется.
Боевики переглянулись. Они никогда не слышали, чтобы с Али кто-нибудь разговаривал подобным тоном. Али недобрым взором взглянул на Сергея, но тут же взял себя в руки.
– Я поднимаю этот единственный бокал (больше не позволяет моя вера) за отца, который как настоящий мужчина нашёл и забрал своего сына. Он привезёт его матери, не поверившей в смерть своего мальчика. Она будет всю жизнь молиться своему Богу за наше здоровье. За то, что мы не убили её сына, а сохранили его и отдаём ей живым и здоровым. Друзья отца – настоящие джигиты. Они не бросили друга и помогли ему. Я обещаю, что их товарищ будет жить, и скоро они вместе будут пить водку. Я прошу передать матерям остальных, чтобы они не пускали своих сыновей опять на войну. В жизни везёт по большому счёту только один раз! Вот за это и выпьем!
Боевики выпили стоя, сели и дружно зажевали, стараясь улыбаться, встретившись взглядом с «настоящим полковником».
– Мы больше пить не будем, а вы себе наливайте, – сказал самый пожилой боевик, видимо, заместитель Али. Владимир встал, налил по полстопки нашим мужикам, и со словами «Нам в дорогу тоже много ни к чему…», поднял рюмку.
– Вот тут Али сказал, что я пришёл и забрал сына… Но он почему-то не сказал, что я и мои друзья, сидящие здесь за столом, дай Бог им здоровья, вырвали сына из пасти собачьей стаи и сохранили жизнь многим из вас, положив за это жизнь трёх собак и здоровье Юрика. Или что, этого кошмара не было? Почему ты читаешь себя благодетелем?! Я бы на твоём месте сказал: «Низкий поклон вам за то, что вы сделали! Примите нашу благодарность и мальчишек в придачу…» Уж если ты считаешь себя мужчиной, то называй вещи своими именами. Дай Бог тебе дожить до нашего возраста, и не дай Бог пережить тебе то, что я пережил. Если бы ты встретился в бою со мной или моими друзьями, я бы тебе не позавидовал. Я поднимаю этот тост за то, чтобы враги решали все вопросы за таким вот столом, а не на поле брани. Хватит крови! Мир и так захлёбывается в ней. Вот за что я хочу выпить!
Мужики разом махнули стопки и сосредоточенно принялись за сочный шашлык.
Принесли котомки с едой на дорогу. Представили проводника. Попытались забрать оружие. Но Сергей объяснил, что оружие будет передано проводнику при прощании. На том и сошлись. Пару лошадей навьючили нашими пожитками и мы, посидев у зарубочных деревьев, двинулись в путь. Боевики в знак расставания ударили очередями из всех автоматов вверх (Господи, не настрелялись ещё…
Дверь «сакли» осталась открытой. На столе, рядом с написанным Папой четверостишьем, лежал большой лист с именами Хани, Воланда и Цыгана и стопка военных билетов, пригвозжённых к столу большим охотничьим ножом «настоящего полковника»…
От лагеря шли быстро, ходко, постоянно подгоняя проводника. Хотелось уйти как можно дальше на момент обнаружения в «сакле» «адской машинки» и гранатомётов. Шли гуськом, как всегда ходят в горах. Замыкающими были Алый с хозяином. Глеб прижал его, ласково успокаивая и надел намордник, чтобы Рич не взлаял. Проводник, ничего не подозревая, спокойно продолжал путь. Метрах в 250-ти слева от нас молча, без лая, прошла крупная сука с выводком щенков месяца по полтора. Кем вырастут эти щенки?!
Шли до густой ночи, стараясь одолеть как можно большую часть пути. Лагерь разбили под звёздами. Недолго сидели мужики у костра. Завалились спать, не выставив охраны, полностью доверившись нам. Утром, чуть забрезжило, спешно хватанув горячего чаю, опять отправились «топтать дороги». Проводник, не привыкший к такому темпу передвижения, выглядел совершенно измученным, и, в конце концов, уселся на лошадь.
Ну, вот и место расставания. Лошади развьючены и обвешаны оружием. Проводник с чувством облегчения расцеловался с нашими мужиками, пожал руки мальчишкам, потрепал по холке виляющего хвостом Рича и отправился в обратный путь, весело насвистывая какую-то мелодию лошадь, как бы в такт, кивала головой. Мужики весело переглянулись, и, ударив друг друга по рукам, направились по указанной дороге. Они шумно обсуждали пьянку, которую они закатят после возвращения. С их дурашливыми возгласами выходило напряжение последних дней.
И ВДРУГ…
Рич подлетел вверх, и, сделав в воздухе немыслимый пируэт, шлёпнулся со всего маху на землю, забрызгав кровью и мозгами всех, находящихся рядом.
– Лежать! – заорал Владимир, сбивая с ног мальчишек.
Сергей с криком «Лежать, Серый, лежать, … твою мать!» навалился всем телом на рванувшегося рядом Глеба. Все моментально поняли, что разрывная пуля, снёсшая голову Ричу, выпущена снайпером. Какое у него задание и кто следующий? Сергей изо всех сил удерживал дёргающегося и матерящегося Глеба. Их борьба продолжалась около получаса. Глебу всё-таки удалось вырваться, и он попытался устремиться вслед за удалившимся проводником.
– Всех загрызу, шакалы поганые! – орал он. Я замер, ожидая разрыва пули в голове или груди, но выстрела не последовало. Мужики метнулись за Глебом, свалили с ног, скрутили. Оттащив его метров за 150 от места гибели Рича, посадили на землю и обложили рюкзаками, оставив на попечение мальчишек. Затем вернулись и начали ножами и топориком копать могилу Ричу. Нас сгрудили, уложив, и приставили Ген Геныча. Глеб в это время бился и орал, что если мальчишки не развяжут его, он передавит их как щенков. Ребята, чувствуя свою вину перед ним, да и всеми находящимися здесь, прятали глаза.
А в чём они виноваты?..
КОНЕЦ