Позабыли про веселье, в черный траур облачились:
"Закатилось наше солнце, очи в сумраке затмились".
Я о той луне прекрасной расскажу еще потом,
А теперь о Чачнагире расскажу я молодом:
Я была ему козою, он же был моим козлом.
Блуд жены и мерзость мужа покрывают нас стыдом.
Надоел мне муж-торговец, неказистый, тощий, вздорный,
Чачнагир же был красавец, да к тому же и придворный.
Мы сошлись. Однако ныне не ношу одежды черной,
Ибо кровь его, злодея, не считаю я зазорной.
Я любовнику, рехнувшись, все о деве рассказала, --
Как она ко мне явилась, как ее я в путь послала.
С той поры, его увидев, я от страха трепетала,
Лишь теперь, когда он умер, я опять свободна стала.
На меня при каждой ссоре он грозился донести...
Раз, когда он был в отъезде, я звала тебя, прости!
Он же в город возвратился и решил ко мне прийти.
Оттого тебя и встретил мой посланец на пути.
Ты назад не возвратился, ты моей не понял вести,
И в моей опочивальне Чачнагир нас видел вместе.
Я от страха чуть дышала, я его боялась мести,
Он решил пред государем уличить меня в бесчестье.
Если б ты, мой гость прекрасный, не убил его, злодея,
Он бы все открыл владыке, сам собою не владея.
Царь бы сжег мой дом богатый, и, по слову лиходея,
Ожидая лютой казни, пожрала б своих детей я.
Да воздаст тебе создатель наилучшей из щедрот!
Мне тот змей зловещим взором сердце больше не гнетет!
Я судьбой моей довольна, миновали дни невзгод!
Не грозит мне больше гибель! Удивительный исход!"
"Книги, -- ей ответил витязь, -- говорят царям и слугам:
"Из врагов всего опасней враг, прикинувшийся другом".
Мудрый муж ему не верит, воздавая по заслугам.
Твой же враг теперь в пучине, ты отделалась испугом.
Я прошу тебя закончить о девице свой рассказ.
Что потом случилось с нею, ускакавшей в поздний час?"
Тут Фатьма опять поникла, слезы хлынули из глаз!
"Луч зари, упав на землю, вспыхнул ярко и погас!"
ПОВЕСТЬ О ПЛЕНЕНИИ НЕСТАН-ДАРЕДЖАН КАДЖАМИ, РАССКАЗАННАЯ ФАТЬМОЙ АВТАНДИЛУ
О судьба, своим коварством ты поспоришь с сатаною!
Кто тебя на свете создал столь опасной и дурною?
Что ты сделала, злодейка, с той прекрасною луною?
Вижу я, что в этом мире все мгновенно предо мною!
Вновь Фатьма заговорила: "Лишь исчезло солнце света,
Чьим сиянием доселе жизнь моя была согрета, --
Стала огненным горнилом для меня разлука эта,
И рыдала я о деве, и стонала до рассвета.
Стал мне дом мой ненавистен, охладела я к родне,
Все мерещилась беглянка наяву мне и во сне,
И Усен-клятвопреступник, позабывший о жене,
Убоясь моих проклятий, подходить не смел ко мне.
Как-то раз, когда садилось солнце, в воздухе сверкая,
Шла я около харчевни, от тоски изнемогая.
Вспоминая незнакомку, я твердила, не смолкая:
"Будь ты проклята навеки, клятва лживая мужская!"
Некий раб с тремя другими восседал в харчевне рядом,
Средь товарищей невзрачных выделялся он нарядом.
Закупив на драхму пищи и блестя довольным взглядом,
Путешественники ели, задержав меня не зря там.
Эти люди говорили: "Все мы здесь как на подбор,
Но, за трапезой пируя, незнакомы до сих пор.
Ни один из нас не знает, с кем ведет он разговор.
О себе сказать полезней, чем болтать различный вздор".
Начались повествованья, и, когда кончался ужин,
Раб заметил: "Воле неба жребий путников послушен.
Вы посеяли здесь просо, я ж посею горсть жемчужин.
Пусть мою оценит повесть тот, кто здесь со мною дружен.
Раб великого царя я, повелителя Каджети.
Пораженный злым недугом, умер он в годины эти.
Много льется слез сиротских без него на белом свете.
У сестры его, царицы, все его остались дети.
Дулардухт, сестра царева, величава, как скала.
И никто ее дружине причинить не смеет зла.
Двух сирот, Росана с Родьей, под присмотр она взяла
И, воссев на трон Каджети, правит царские дела.
У нее сестра внезапно где-то за морем скончалась.
Услыхав про это горе, наша знать перепугалась:
Как сказать о том царице, чтоб она не убивалась?
И велел Рошак дружине, чтоб она вооружалась.
Он сказал нам: "Хоть убейте, не желаю слушать воя.
Лучше мы пойдем в долину для потехи и разбоя.
Возвратимся мы не скоро, но богаче станем вдвое,
К поминанью я успею, хоть не жалую его я".
Приказал нам предводитель: "Люди добрые, вперед!"
Сто рабов себе он выбрал и повел с собой в поход.
Ночью мы дозор держали, днем мы грабили народ
И, напав на караваны, умножали свой доход.
Как-то раз туманной ночью наш отряд в степи скитался.
Вдруг какой-то свет чудесный перед нами показался.
"Неужели луч светила через облако прорвался?" --
Так мы думали, и каждый, рассуждая, удивлялся.
"То луна, -- мы говорили, -- или свет зари за тучей!"
И к чудесному виденью понеслись тропой дремучей.
И, безлюдную равнину оцепив на всякий случай,
Мы услышали из света голос нежный и певучий:
"Кто вы, всадники ночные? Что хотите здесь найти?
Я, посол из Гуланшаро, еду к каджам. Прочь с пути!"
Мы, услышав этот голос, поспешили подойти,
И возник пред нами всадник, словно солнце во плоти.
Все лицо его в тумане, точно молния, сверкало,
Это дивное виденье всю окрестность озаряло.
И хотя ездок учтивым не старался быть нимало,
Он склонял свои ресницы как агатовые жала.
Тут расспрашивать мы стали и разглядывать светило.
Всадник тот посланцем не был, это людям ясно было.
Вдруг Рошак, признав в нем деву, дернул лошадь за удило,
И дружина незнакомку в плен тотчас же захватила.
Снова мы спросили деву: "Ты откуда, дивный свет?
И зачем ты здесь блуждаешь, наподобие планет?"
Но она, дрожа от гнева, только плакала в ответ.
Плохо, коль луну драконы пожирают в цвете лет!
Не прислушалась девица ни к мольбам, ни к уговорам,
Не сказала, кто велел ей по степным скакать просторам,
Только сумрачно молчала пред разбойничьим дозором,
И людей она, как аспид, обливала гневным взором.
И сказал Рошак нам: "Братья, не простое это дело:
Нелегко ей нам открыться, если б даже захотела.
Но удел царицы нашей лучше всякого удела,
Так как бог свои щедроты посылает ей всецело.
Ниспослав нам эту деву, видно, хочет наш творец,
Чтобы мы ее к царице проводили во дворец.
Мы скрывать ее не в силах от владычицы сердец:
Если деву обнаружат, то и нам придет конец!"
Возражать мы не решились и, в ответ на речи эти,
Вместе с пленною девицей понеслись назад в Каджети.
Больше ей не докучая, мы в ее купались свете,
Но она рыдала горько, словно пойманная в сети.
Обратился я к Рошаку: "Витязь, шелковые ткани
Я купил себе недавно в Гуланшаро на майдане.
Отпусти меня за ними! Приложу я вс старанье,
Чтоб догнать твою дружину и служить тебе, как ране".
Я возрадовалась духом, услыхав того раба.
Знать, до праведного неба донеслась моя мольба!
На следы моей беглянки навела меня судьба,
И зажглась во мне надежда, хоть была еще слаба.
Я рассказчика немедля привела в свое жилище
И сказала: "Повтори мне, что сказал ты им, дружище!"
Повторил он все до слова, что поведал братье нищей,
И вернул меня он к жизни, не отправил на кладбище.
Двух искусных чернокожих я держу для услуженья,
И любой из них умеет стать невидимым для зренья.
С поручением в Каджети их послала в тот же день я:
"Отыщите эту деву, если хватит вам уменья!"
За три дня слетали к каджам оба эти колдуна.
"Дулардухт, -- они сказали, -- ехать за море должна.
Взор же девы солнцеликой изливает пламена,
И с царевичем Росаном уж помолвлена она.
"Быть девице за Росаном! -- возвестила там царица.
Но теперь мне не до свадьбы: умерла моя сестрица.
К обрученью их, однако, я успею возвратиться".
В башне деве служит евнух, и устроена светлица.
Колдунов и чародеев Дулардухт берет с собою,
Ибо путь ее опасен, а враги готовы к бою.
Крепость каджей остается под охраной боевою,
И теперь уже царица, верно, плачет над сестрою.
Крепость каджей неприступна. Под охраной трех ворот
Там скала стоит крутая, упираясь в небосвод,
И внутри скалы той чудной проведен подземный ход,
Он на самую вершину в башню пленницы ведет.
Там всегда стоит у входа боевое охраненье.
Десять тысяч лучших стражей охраняют укрепленье,
Их не менее трех тысяч насчитал я в каждой смене..."
Мир обрек тебя, о сердце, на заботу и томленье!"
Так открылось Автандилу, погруженному в заботы,
Где скрывается светило, унесенное в высоты.
И вознес хвалу он богу за великие щедроты
И сказал Фатьме: "Смягчила горе сердца моего ты!
Ты, любимая, достойна благосклонности моей,
Ты обрадовала сердце дивной повестью своей.
Но коль каджи бестелесны, словно духи, -- хоть убей,
Не пойму, зачем их племя так похоже на людей?
Я и сам скорблю о деве, но весьма дивлюсь, не зная,
Для чего бесплотным духам эта женщина земная?"
И Фатьма в ответ сказала: "Объяснить тебе должна я,
Что они совсем не духи, это выдумка сплошная.
Каджи -- это те же люди, только, тайнами владея,
Каждый кадж напоминает колдуна и чародея.
Ослепить он нас сумеет лучше всякого злодея,
И сражаться с ним, проклятым, -- бесполезная затея.
Что они творят над нами, эти изверги земли!
Поднимают ураганы, топят лодки, корабли,
По морям умеют бегать и, кощунствуя вдали,
Ночь в сиянии скрывают, день -- в тумане и пыли.
Потому названье каджей и дано им здесь народом,
Что они, людьми рождаясь, помыкают нашим родом".
Молвил витязь: "Положила ты конец моим невзгодам,
Ибо радостные вести здесь узнал я мимоходом".
Проливая слезы счастья, он воскликнул: "Вседержитель!
Ты мне в скорби утешитель и от горя избавитель!
Ты, которого не узрит и не выразит мыслитель,
Даровал свою мне милость, посетив мою обитель!"
Так хвалил и славил бога юный витязь, но Фатьма,
Истомленная желаньем, ревновала без ума.
Хоть и сдержан был любовник и почтителен весьма,
Пав на грудь, его лобзала эта женщина сама.
В эту ночь она на ложе счастье полное вкусила,
Хоть, по правде, неохотны были ласки Автандила.
Тайным трепетом печали Тинатин его томила,
Обезумевшее сердце, словно зверь, в лесу бродило.
Слезы тайные точил он, изнывая от позора.
Плыл агатовый кораблик сквозь чернильные озера.
"Соловей, считал я розу утешительницей взора,
Но в разлуке, став вороной, ныне сел на кучу сора".
Сквозь агатовые рощи слезы он точил ручьем,
Растопить могли бы камни на пути они своем.
Но Фатьма торжествовала, с милым будучи вдвоем:
Рядом с розой и ворона хочет щелкать соловьем.
На рассвете солнце мира совершило омовенье.
Поднесла ему хозяйка дорогое подношенье --
Плащ, чалму, наряд богатый, благовонные куренья:
"Выбирай себе, что хочешь! Наряжайся без стесненья!"
Автандил же солнцеликий, сердцем преданный надежде,
Снял купеческое платье и оделся так, как прежде.
В этот день он появился в дорогой своей одежде.
Лев подобен стал светилу, не барышнику-невежде.
В этот день Фатьма роскошный приготовила обед.
Видит: гость идет в покои, славным витязем одет.
Удивилась, что торговец нарядился, как спаспет:
"Тем, кто здесь пленен тобою, ты сулишь немало бед!"
Как она ни восхищалась видом гостя молодого,
Солнцеликий этот витязь не ответил ей ни слова,
Лишь смеялся он, заметив, сколь хозяйка бестолкова...
Чтоб спасти от смерти друга, он не знал пути иного!
После трапезы расстались, и, испив из чаши винной,
Он заснул в своем покое, полон радости невинной.
Ввечеру проснулось солнце, свет рассыпав над долиной,
И Фатьме сказать велело: "Приходи в мой сад пустынный!"
И Фатьма к нему явилась и пред ним склонилась ниц:
"Ты мое похитил сердце, мой убийца из убийц!"
Но велел ей сесть поближе этот витязь, светлолиц,
И на садик роз упала тень от хижины ресниц.
"О Фатьма, -- сказал ей витязь, -- то, что я тебе открою,
Может быть, тебя ужалит подколодною змеею,
Ибо ты еще не знаешь, кто беседует с тобою...
Лес агатовых деревьев, лес ресниц владеет мною!
Не торговец я заезжий, не начальник каравана,
Я -- великий полководец государя Ростевана.
Рать моя неисчислима и его достойна сана.
Кроме рати, мне подвластны арсенал и зарадхана.
Ныне я с тобой, как с другом, без утайки говорю.
Дочь царя похожа ликом на небесную зарю.
Лишь о ней воспоминая, я пылаю и горю,
По ее скитаясь воле, не служу теперь царю.
По желанию царицы в дальний путь я ныне еду
За девицей, о которой ты вела со мной беседу.
Бледный лев, ее любимый, по ее скитаясь следу,
Уж отчаялся, и гибнет, и не верует в победу.
О Фатьма, не понапрасну повествую эту быль я,
Как одетый в шкуру тигра терпит горя изобилье!
Ты должна помочь герою, чтобы он, собрав усилья,
Поднял вновь свои ресницы, словно вороновы крылья!
Помоги, Фатьма, миджнуру, ибо ты ему бальзам!
Может быть, светила эти сочетать удастся нам!
Благодарные потомки воздадут нам по делам,
А влюбленные разделят радость жизни пополам.
Приведи раба скорее, я пошлю его в Каджети,
Пусть колдун плененной деве про дела расскажет эти.
Дева нам помочь сумеет -- мы нуждаемся в совете,
Мы хотим, чтоб этих каджей больше не было на свете".
"Славен бог! -- Фатьма сказала. -- Этой вестью животворной
Исцелил меня ты ныне от печали непритворной!"
За рабом она послала. Тот пришел, как ворон, черный.
И послал его немедля Автандил к твердыне горной.
Он сказал: "Коль ты и вправду чародей, а не хвастун,
Потуши мое горнило ради двух прекрасных лун!
"Наступил, -- скажи ты деве, -- избавления канун!"
"Все, что надобно, исполню!" -- отвечал ему колдун.
ПОСЛАНИЕ ФАТЬМЫ К НЕСТАН-ДАРЕДЖАН
Вот письмо жены Усена: "Солнце мира! Свет вселенной!
Весь народ скорбит и плачет о тебе, царевне пленной!
Ты нас голосом чаруешь и красою несравненной,
Сочетавшийся с кристаллом дивный камень драгоценный!
Ты сказать мне не хотела о судьбе твоей постылой,
Но узнала я всю правду, и опять полна я силой.
Дай же весточку миджнуру, чтоб воспрянул он, унылый.
Будет он твоею розой, ты ж ему -- фиалкой милой.
Прибыл брат его названый из Аравии ко мне.
Автандил, могучий витязь, он велик в своей стране.
Полководец Ростевана, он прославлен на войне.
Получить хотим мы вести о тебе, моей луне.
Ты с гонцом моим искусным сообщи нам, бога ради,
Возвратилась ли царица, сколько душ в ее отряде,
Велико ли ополченье у ворот и на ограде,
Кто начальствует над стражей при тебе, моей отраде.
Все, что знаешь ты, светило, напиши нам без пристрастья
И пошли в письме миджнуру знак любови и участья.
Пусть послужат испытанья для тебя залогом счастья!
Если мне творец поможет, не позволю вам пропасть я!"
И Фатьма раба немедля в край послала отдаленный:
"Передай посланье это нашей девушке плененной!"
И колдун натерся мазью чародейною, зеленой.
И над крышами помчался, словно призрак окрыленный.
Словно пущенный из лука, улетел он вдаль стрелою
И достиг ворот Каджети, лишь поля покрылись мглою.
И прошел он сквозь ворота, не замеченный толпою,
И принес посланье деве, сочиненное Фатьмою.
Сквозь закрытые ворота в башню девы он проник
И вошел, натертый зельем, волосат и чернолик.
И царевне показалось: не с добром пришел старик.
И шафраном стала роза, и осыпался цветник.
Но сказал пришлец царевне: "О небесное созданье!
Раб Фатьмы, к тебе я послан госпожою на свиданье.
Правду слов моих смиренных подтвердит ее посланье.
Скоро вновь осветит розу долгожданное сиянье!"
Удивленная царевна глаз миндалины открыла,
И агаты задрожали над зеницами светила.
Отдал раб посланье деве, и она его схватила,
И, вздыхая, прочитала, и слезами окропила.
"Что за гость, -- она спросила, -- мой разыскивает след?
И кого еще тревожит, есть я в мире или нет?"
"Я открою то, что знаю, -- чародей сказал в ответ, --
С той поры, как ты исчезла, потускнел над нами свет.
С той поры, как ты исчезла, мы с Фатьмой копьем пробиты,
Госпожа моя не видит, где искать себе защиты.
Посчастливилось узнать мне, как живешь от нас вдали ты,
И, увы, не просыхают с той поры ее ланиты.
Ныне прибыл некий витязь, и Фатьма, его устроя,
Рассказала, как ты, дева, стала жертвою разбоя.
Этот витязь -- твой искатель, человек с рукой героя.
Посетить твою темницу постарался для него я".
"Ты, пришлец, -- сказала дева, -- мне не кажешься лгуном.
Но откуда вы узнали о несчастии моем?
Верно, жив еще доселе тот, кто жжет меня огнем!
Напишу Фатьме посланье я, скорбящая о нем".
ПОСЛАНИЕ НЕСТАН-ДАРЕДЖАН К ФАТЬМЕ
"Ты, Фатьма-хатун, дана мне вместо матери судьбою!
Посмотри, что хочет сделать этот мир с своей рабою!
В довершенье к прежним бедам он подверг меня разбою.
Лишь теперь, письмо читая, я утешена тобою!
Ты спасла меня когда-то от врагов моих. Однако
В руки каджей я попала, погоняя аргамака.
На меня одну отныне ополчилось царство мрака.
Где искать мне утешенья иль спасительного знака?
О других моих несчастьях что могу я написать?
Дулардухт еще в отъезде, с ней кудесники и знать.
Стережет меня в неволе многочисленная рать,
Как спасти меня отсюда -- бесполезно и гадать!
Зря томится мой искатель, по лицу земли гонимый,
Зря он ездит вслед за мною, лютым пламенем палимый!
Но завидую ему я: с ним встречался мой любимый,
Без кого отныне стала жизнь моя невыносимой!
До сих пор с тобой об этом говорить я не хотела --
И сказать я не умела, и сама себя жалела.
Но теперь я умоляю: извести ты Тариэла,
Чтобы он сюда не ездил из далекого предела.
Не хочу я новой муки, мне довольно униженья!
Я умру двойною смертью, коль умрет он в день сраженья.
Нет мне более спасенья, это помню каждый день я.
Если милый не поверит, да побьют меня каменья!
Пишешь ты, что знак любови я послать ему должна.
Шлю ему кусок вуали, тяжкой горести полна.
Та вуаль отбита милым у хатавов, и она,
Всюду странствуя со мною, как судьба моя, черна!"
ПОСЛАНИЕ НЕСТАН-ДАРЕДЖАН К ВОЗЛЮБЛЕННОМУ
Лишь теперь она к миджнуру начала писать посланье,
И слова ее доселе причиняют нам страданье...
Слезы пленницы тушили лютой горести пыланье,
Сквозь разорванную розу жемчуг лил свое сиянье.
"О мой милый! Эти строки я рукой моей чертила.
Стан мой сделался тростинкой, превратилась скорбь в чернила.
Два несчастных наших сердца я в одно соединила
И на нем, как на бумаге, эти буквы выводила.
Посмотри на мир, мой витязь, что он делает со мной!
Мудрецы земли недаром нарекли его тюрьмой.
Сколько б солнце ни сияло, жизнь моя покрыта мглой.
Как я только не погибла, разлученная с тобой!
Мир и время нас с тобою оторвали друг от друга.
Уж давно тебя, мой милый, я не вижу в час досуга.
Острием копья пробито, сердце страждет от недуга,
Постарайся же постигнуть, как скорбит твоя подруга.
Жив ли ты, о мой любимый, я не ведала доселе,
У меня же, мне казалось, не осталось жизни в теле.
Но прославила я бога, услыхав о Тариэле,
И одним мерилом стала мерить горе и веселье.
Возвратил ты мне надежду тем, что сам не изнемог,
Хоть израненное сердце сожжено огнем тревог...
Вспоминай меня в разлуке, нелюдим и одинок.
Знай, любовь к тебе, мой витязь, я лелею, как цветок.
Как сумею рассказать я о былой моей печали?
Удивится каждый смертный, но поверит мне едва ли.
Хоть Фатьма от двух злодеев и спасла меня вначале,
Но теперь для сердца снова дни тяжелые настали.
Мир страданьями моими не насытился доныне.
Снова он великой мукой досадил своей рабыне:
В руки каджей я попала, проезжая по пустыне, --
Нам судьба не пожалела даже этой благостыни!
В башне я сижу высокой вдалеке от всех людей,
И ведет лишь ход подземный к келье каменной моей.
Днем и ночью злые стражи у моих стоят дверей.
Тот, кто с каджами сразится, погибает от огней.
Каджи -- люди не простые, умереть от них -- не диво.
Если ты погибнешь в битве, прискакав нетерпеливо,
Я сгорю, подобно труту, что сгорает от огнива!
Будь же, витязь, крепок сердцем и живи один счастливо.
О, не думай, мой любимый, что достанусь я другому!
Если нет тебя со мною, я чужда всему земному.
Лучше нож вонзить мне в сердце, погруженное в истому,
Или броситься в ущелье, чем достаться каджу злому.
Я клянусь великим солнцем, что верна тебе луна,
Даже трем светилам неба не достанется она!
Если в пропасть гор высоких я низринусь из окна,
Помолись, чтоб крылья неба душу подняли со дна!
Помолись, мой милый, богу, чтоб послал он мне спасенье!
Со стихиями земными тяжко мне соединенье.
Воспарив на легких крыльях, я постигну обновленье,
Днем и ночью буду видеть солнца дивное горенье.
Без тебя не светит солнце, ибо ты -- его частица!
Зодиак его любимый, ты обязан с солнцем слиться!
Я в лучах тебя увижу -- сердце светом озарится!
Горько было жить на свете -- сладко с жизнью распроститься!
Душу я тебе вручила, умереть не страшно мне.
Жар любви твоей сокрыла я в сердечной глубине.
Лишь припомнив о разлуке, снова я горю в огне.
Обо мне не плачь, любимый, в чужедальней стороне!
Лучше в Индию, мой витязь, отправляйся ты с полками.
Там беспомощный отец мой окружен теперь врагами.
Ты утешь его, больного, -- он скорбит в разлуке с нами.
Вспоминай меня, царевну, орошенную слезами.
Долго я себя жалела, но теперь излишни пени.
Знай: идет от сердца к сердцу правда искренних стремлений.
Скоро будет каркать ворон близ моей могильной сени.
Жизнь моя, увы, достойна слез твоих и сожалений!
Так как ты, о мой любимый, для меня теперь воскрес,
Шлю тебе кусок вуали -- это чудо из чудес.
Горе мне! Надежды призрак навсегда от нас исчез,
Повернулось к нам с угрозой колесо семи небес!"
И окончила посланье дева, полная печали,
И отрезала на память лоскуток своей вуали.
И открытые для взора косы деву украшали,
Благовонием алоэ крылья ворона дышали.
Чародей из Гуланшаро полетел назад стрелою
И, исполнив порученье, дома встречен был Фатьмою.
Автандил, его увидев, был обрадован судьбою,
И воздел он руки к небу с благодарственной мольбою.
Он сказал Фатьме: "Посланец просьбу выполнил мою.
Что тебе я дам в награду за отзывчивость твою?
Ныне я, Фатьма, обязан в чужедальнем быть краю,
Привести того, кто каджей разобьет в честном бою".
"Лев, -- Фатьма ему сказала, -- с каждым днем горю я боле.
Сердце с солнцем расстается, как ему не ведать боли?
Но спеши скорей к миджнуру, о моей не сетуй доле:
Если каджи возвратятся, не бывать луне на воле".
Подозвав рабов Фридона, витязь им сказал: "Отныне
Возродился я для жизни, пребывающей в кручине.
Я узнал все то, что нужно, и теперь моей дружине
Покажу, как истребляют супостатов в их твердыне.
Передайте вы Фридону эту радостную весть,
Я же к другу поспешаю, как велят мне долг и честь.
Пусть Фридон дружину кличет, призывая всех, кто есть.
Вы ж возьмите столько злата, сколько каждый может снесть.
Эти деньги за отвагу -- недостаточная плата,
Но коль я вернусь к Фридону, награжу я вас богато.
Забирайте то, что в море я отбил от супостата!
Не скупец я, но сегодня не имею больше злата".
В земли чуждые заброшен и от дома отдален,
Тем рабам корабль богатый подарил за службу он.
"Возвращайтесь, -- приказал он, -- ожидает вас Фридон.
Вы письмо ему отдайте и свезите мой поклон".
ПОСЛАНИЕ АВТАНДИЛА К ФРИДОНУ
Он писал: "Фридон счастливый, царь царей, владыка края,
Юный лев, подобный солнцу, к нам ниспосланный из рая!
Государь, от чьей десницы кровь врагов струится злая!
Младший брат твой, издалече я пишу, к тебе взывая.
За невзгоды и лишенья ныне, к радости великой,
Бог воздал мне полной мерой, а не малою толикой:
Достоверные я вести получил о солнцеликой --
Той царевне, о которой страждет лев в пустыне дикой.
У правительницы каджей солнцеликая в плену.
Без особых затруднений мы проникнем в ту страну.
Там с нарциссов дождь хрустальный льет, и юную луну
Многочисленные стражи стерегут в ночи одну.
Я возрадовался сердцем и забыл о горьком плаче,
Ибо ты и брат твой старший разрешите все задачи.
Что бы вы ни затевали, вам сопутствуют удачи.
Даже горы перед вами отступают, не иначе.
Я к тебе не заезжаю, и за это не взыщи ты,
Я спешу затем, что дева остается без защиты.
Мы приедем с Тариэлом лобызать твои ланиты,
И коль ты поможешь брату, будут недруги разбиты!
Я не мог в достойной мере отплатить твоим рабам,
Ведь они со мной делили скорбь и радость пополам.
Но взращенные тобою равнодушны к похвалам.
"Сходный сходное рождает", -- мудрецы вещают нам".
Витязь свиток запечатал и вручил охране ратной,
И прислужников Фридона в путь отправил он обратный.
Приоткрыв уста-кораллы, где светился жемчуг скатный,
Рассказать велел он брату о судьбе своей превратной.
Отыскав себе галеру и велев поднять ветрило,
Снова двинулось в дорогу луноликое светило.
Но Фатьме-хатун расстаться нелегко с героем было.
Вместе с ней Усен и слуги провожали Автандила.
Плача горькими слезами, говорил народ ему:
"Ты сожгло нас, о светило, непостижное уму!
Отчего же, уезжая, ты на нас наводишь тьму,
Зарываешь нас в могилу по желанью своему?"
ОТЪЕЗД АВТАНДИЛА ИЗ ГУЛАНШАРО И ВСТРЕЧА ЕГО С ТАРИЭЛОМ
Переехав через море на попутной той галере,
Автандил с веселым сердцем поскакал верхом к пещере.
Торопясь на помощь к другу, был он счастлив в полной мере,
И, вздымая к небу руки, по своей молился вере.
Наступало время лета, трав весенних прозябанья.
В доме Рака восседало солнце, полное сиянья.
Уж цвели повсюду розы, приближая миг свиданья,
И вздыхал над ними витязь, погружен в воспоминанья.
Небо вешнее гремело, ночью падала роса.
Розой уст лобзал он розу, проезжая сквозь леса.
Он шептал ей: "Вместо девы лишь тебя, моя краса,
В собеседницы сегодня мне послали небеса!"
Витязь, друга вспоминая, много видел бедствий новых.
По дороге к Тариэлу он блуждал в местах суровых,
И в пустынях он скитался, и в неведомых дубровах,
Убивал он львов и тигров в диких чащах тростниковых.
Увидав вдали пещеру, он сказал: "Мой друг любимый
Здесь живет вдали от мира, лютым пламенем палимый.
Мой рассказ его излечит от болезни нестерпимой.
Если ж нет его на месте, что я сделаю, гонимый?
Здесь, в пещере, без сомненья, он бывает только миг,
Он в степи обычно рыщет, словно зверь, угрюм и дик.
Лучше мне объехать поле, где колышется тростник!"
И коня направил витязь к тем трущобам напрямик.
Он скакал туда, и сердце ликовало в нем и пело,
Громко кликал он собрата, чтоб свое поведать дело.
Наконец, подъехав ближе, он увидел Тариэла.
Тот стоял у края чащи, и лицо его горело.
Перед ним, сраженный насмерть, лев виднелся бездыханный,
Обагряла меч героя кровь, исторгнутая раной.
Услыхав в степи далекой окрик витязя нежданный,
Тариэл забыл мгновенно о своей потехе бранной.
Поспешил он встретить гостя, и, исполнив свой обет,
Слез с коня пред ним соперник звезд небесных и планет.
И опять скрестили выи тот страдалец и спаспет.
И, открывшись, роза розе слала сладостный привет.
Благозвучны и красивы были сетованья брата:
"Без тебя в багрец окрасил я ресницы из агата,
"Закатилось наше солнце, очи в сумраке затмились".
Я о той луне прекрасной расскажу еще потом,
А теперь о Чачнагире расскажу я молодом:
Я была ему козою, он же был моим козлом.
Блуд жены и мерзость мужа покрывают нас стыдом.
Надоел мне муж-торговец, неказистый, тощий, вздорный,
Чачнагир же был красавец, да к тому же и придворный.
Мы сошлись. Однако ныне не ношу одежды черной,
Ибо кровь его, злодея, не считаю я зазорной.
Я любовнику, рехнувшись, все о деве рассказала, --
Как она ко мне явилась, как ее я в путь послала.
С той поры, его увидев, я от страха трепетала,
Лишь теперь, когда он умер, я опять свободна стала.
На меня при каждой ссоре он грозился донести...
Раз, когда он был в отъезде, я звала тебя, прости!
Он же в город возвратился и решил ко мне прийти.
Оттого тебя и встретил мой посланец на пути.
Ты назад не возвратился, ты моей не понял вести,
И в моей опочивальне Чачнагир нас видел вместе.
Я от страха чуть дышала, я его боялась мести,
Он решил пред государем уличить меня в бесчестье.
Если б ты, мой гость прекрасный, не убил его, злодея,
Он бы все открыл владыке, сам собою не владея.
Царь бы сжег мой дом богатый, и, по слову лиходея,
Ожидая лютой казни, пожрала б своих детей я.
Да воздаст тебе создатель наилучшей из щедрот!
Мне тот змей зловещим взором сердце больше не гнетет!
Я судьбой моей довольна, миновали дни невзгод!
Не грозит мне больше гибель! Удивительный исход!"
"Книги, -- ей ответил витязь, -- говорят царям и слугам:
"Из врагов всего опасней враг, прикинувшийся другом".
Мудрый муж ему не верит, воздавая по заслугам.
Твой же враг теперь в пучине, ты отделалась испугом.
Я прошу тебя закончить о девице свой рассказ.
Что потом случилось с нею, ускакавшей в поздний час?"
Тут Фатьма опять поникла, слезы хлынули из глаз!
"Луч зари, упав на землю, вспыхнул ярко и погас!"
ПОВЕСТЬ О ПЛЕНЕНИИ НЕСТАН-ДАРЕДЖАН КАДЖАМИ, РАССКАЗАННАЯ ФАТЬМОЙ АВТАНДИЛУ
О судьба, своим коварством ты поспоришь с сатаною!
Кто тебя на свете создал столь опасной и дурною?
Что ты сделала, злодейка, с той прекрасною луною?
Вижу я, что в этом мире все мгновенно предо мною!
Вновь Фатьма заговорила: "Лишь исчезло солнце света,
Чьим сиянием доселе жизнь моя была согрета, --
Стала огненным горнилом для меня разлука эта,
И рыдала я о деве, и стонала до рассвета.
Стал мне дом мой ненавистен, охладела я к родне,
Все мерещилась беглянка наяву мне и во сне,
И Усен-клятвопреступник, позабывший о жене,
Убоясь моих проклятий, подходить не смел ко мне.
Как-то раз, когда садилось солнце, в воздухе сверкая,
Шла я около харчевни, от тоски изнемогая.
Вспоминая незнакомку, я твердила, не смолкая:
"Будь ты проклята навеки, клятва лживая мужская!"
Некий раб с тремя другими восседал в харчевне рядом,
Средь товарищей невзрачных выделялся он нарядом.
Закупив на драхму пищи и блестя довольным взглядом,
Путешественники ели, задержав меня не зря там.
Эти люди говорили: "Все мы здесь как на подбор,
Но, за трапезой пируя, незнакомы до сих пор.
Ни один из нас не знает, с кем ведет он разговор.
О себе сказать полезней, чем болтать различный вздор".
Начались повествованья, и, когда кончался ужин,
Раб заметил: "Воле неба жребий путников послушен.
Вы посеяли здесь просо, я ж посею горсть жемчужин.
Пусть мою оценит повесть тот, кто здесь со мною дружен.
Раб великого царя я, повелителя Каджети.
Пораженный злым недугом, умер он в годины эти.
Много льется слез сиротских без него на белом свете.
У сестры его, царицы, все его остались дети.
Дулардухт, сестра царева, величава, как скала.
И никто ее дружине причинить не смеет зла.
Двух сирот, Росана с Родьей, под присмотр она взяла
И, воссев на трон Каджети, правит царские дела.
У нее сестра внезапно где-то за морем скончалась.
Услыхав про это горе, наша знать перепугалась:
Как сказать о том царице, чтоб она не убивалась?
И велел Рошак дружине, чтоб она вооружалась.
Он сказал нам: "Хоть убейте, не желаю слушать воя.
Лучше мы пойдем в долину для потехи и разбоя.
Возвратимся мы не скоро, но богаче станем вдвое,
К поминанью я успею, хоть не жалую его я".
Приказал нам предводитель: "Люди добрые, вперед!"
Сто рабов себе он выбрал и повел с собой в поход.
Ночью мы дозор держали, днем мы грабили народ
И, напав на караваны, умножали свой доход.
Как-то раз туманной ночью наш отряд в степи скитался.
Вдруг какой-то свет чудесный перед нами показался.
"Неужели луч светила через облако прорвался?" --
Так мы думали, и каждый, рассуждая, удивлялся.
"То луна, -- мы говорили, -- или свет зари за тучей!"
И к чудесному виденью понеслись тропой дремучей.
И, безлюдную равнину оцепив на всякий случай,
Мы услышали из света голос нежный и певучий:
"Кто вы, всадники ночные? Что хотите здесь найти?
Я, посол из Гуланшаро, еду к каджам. Прочь с пути!"
Мы, услышав этот голос, поспешили подойти,
И возник пред нами всадник, словно солнце во плоти.
Все лицо его в тумане, точно молния, сверкало,
Это дивное виденье всю окрестность озаряло.
И хотя ездок учтивым не старался быть нимало,
Он склонял свои ресницы как агатовые жала.
Тут расспрашивать мы стали и разглядывать светило.
Всадник тот посланцем не был, это людям ясно было.
Вдруг Рошак, признав в нем деву, дернул лошадь за удило,
И дружина незнакомку в плен тотчас же захватила.
Снова мы спросили деву: "Ты откуда, дивный свет?
И зачем ты здесь блуждаешь, наподобие планет?"
Но она, дрожа от гнева, только плакала в ответ.
Плохо, коль луну драконы пожирают в цвете лет!
Не прислушалась девица ни к мольбам, ни к уговорам,
Не сказала, кто велел ей по степным скакать просторам,
Только сумрачно молчала пред разбойничьим дозором,
И людей она, как аспид, обливала гневным взором.
И сказал Рошак нам: "Братья, не простое это дело:
Нелегко ей нам открыться, если б даже захотела.
Но удел царицы нашей лучше всякого удела,
Так как бог свои щедроты посылает ей всецело.
Ниспослав нам эту деву, видно, хочет наш творец,
Чтобы мы ее к царице проводили во дворец.
Мы скрывать ее не в силах от владычицы сердец:
Если деву обнаружат, то и нам придет конец!"
Возражать мы не решились и, в ответ на речи эти,
Вместе с пленною девицей понеслись назад в Каджети.
Больше ей не докучая, мы в ее купались свете,
Но она рыдала горько, словно пойманная в сети.
Обратился я к Рошаку: "Витязь, шелковые ткани
Я купил себе недавно в Гуланшаро на майдане.
Отпусти меня за ними! Приложу я вс старанье,
Чтоб догнать твою дружину и служить тебе, как ране".
Я возрадовалась духом, услыхав того раба.
Знать, до праведного неба донеслась моя мольба!
На следы моей беглянки навела меня судьба,
И зажглась во мне надежда, хоть была еще слаба.
Я рассказчика немедля привела в свое жилище
И сказала: "Повтори мне, что сказал ты им, дружище!"
Повторил он все до слова, что поведал братье нищей,
И вернул меня он к жизни, не отправил на кладбище.
Двух искусных чернокожих я держу для услуженья,
И любой из них умеет стать невидимым для зренья.
С поручением в Каджети их послала в тот же день я:
"Отыщите эту деву, если хватит вам уменья!"
За три дня слетали к каджам оба эти колдуна.
"Дулардухт, -- они сказали, -- ехать за море должна.
Взор же девы солнцеликой изливает пламена,
И с царевичем Росаном уж помолвлена она.
"Быть девице за Росаном! -- возвестила там царица.
Но теперь мне не до свадьбы: умерла моя сестрица.
К обрученью их, однако, я успею возвратиться".
В башне деве служит евнух, и устроена светлица.
Колдунов и чародеев Дулардухт берет с собою,
Ибо путь ее опасен, а враги готовы к бою.
Крепость каджей остается под охраной боевою,
И теперь уже царица, верно, плачет над сестрою.
Крепость каджей неприступна. Под охраной трех ворот
Там скала стоит крутая, упираясь в небосвод,
И внутри скалы той чудной проведен подземный ход,
Он на самую вершину в башню пленницы ведет.
Там всегда стоит у входа боевое охраненье.
Десять тысяч лучших стражей охраняют укрепленье,
Их не менее трех тысяч насчитал я в каждой смене..."
Мир обрек тебя, о сердце, на заботу и томленье!"
Так открылось Автандилу, погруженному в заботы,
Где скрывается светило, унесенное в высоты.
И вознес хвалу он богу за великие щедроты
И сказал Фатьме: "Смягчила горе сердца моего ты!
Ты, любимая, достойна благосклонности моей,
Ты обрадовала сердце дивной повестью своей.
Но коль каджи бестелесны, словно духи, -- хоть убей,
Не пойму, зачем их племя так похоже на людей?
Я и сам скорблю о деве, но весьма дивлюсь, не зная,
Для чего бесплотным духам эта женщина земная?"
И Фатьма в ответ сказала: "Объяснить тебе должна я,
Что они совсем не духи, это выдумка сплошная.
Каджи -- это те же люди, только, тайнами владея,
Каждый кадж напоминает колдуна и чародея.
Ослепить он нас сумеет лучше всякого злодея,
И сражаться с ним, проклятым, -- бесполезная затея.
Что они творят над нами, эти изверги земли!
Поднимают ураганы, топят лодки, корабли,
По морям умеют бегать и, кощунствуя вдали,
Ночь в сиянии скрывают, день -- в тумане и пыли.
Потому названье каджей и дано им здесь народом,
Что они, людьми рождаясь, помыкают нашим родом".
Молвил витязь: "Положила ты конец моим невзгодам,
Ибо радостные вести здесь узнал я мимоходом".
Проливая слезы счастья, он воскликнул: "Вседержитель!
Ты мне в скорби утешитель и от горя избавитель!
Ты, которого не узрит и не выразит мыслитель,
Даровал свою мне милость, посетив мою обитель!"
Так хвалил и славил бога юный витязь, но Фатьма,
Истомленная желаньем, ревновала без ума.
Хоть и сдержан был любовник и почтителен весьма,
Пав на грудь, его лобзала эта женщина сама.
В эту ночь она на ложе счастье полное вкусила,
Хоть, по правде, неохотны были ласки Автандила.
Тайным трепетом печали Тинатин его томила,
Обезумевшее сердце, словно зверь, в лесу бродило.
Слезы тайные точил он, изнывая от позора.
Плыл агатовый кораблик сквозь чернильные озера.
"Соловей, считал я розу утешительницей взора,
Но в разлуке, став вороной, ныне сел на кучу сора".
Сквозь агатовые рощи слезы он точил ручьем,
Растопить могли бы камни на пути они своем.
Но Фатьма торжествовала, с милым будучи вдвоем:
Рядом с розой и ворона хочет щелкать соловьем.
На рассвете солнце мира совершило омовенье.
Поднесла ему хозяйка дорогое подношенье --
Плащ, чалму, наряд богатый, благовонные куренья:
"Выбирай себе, что хочешь! Наряжайся без стесненья!"
Автандил же солнцеликий, сердцем преданный надежде,
Снял купеческое платье и оделся так, как прежде.
В этот день он появился в дорогой своей одежде.
Лев подобен стал светилу, не барышнику-невежде.
В этот день Фатьма роскошный приготовила обед.
Видит: гость идет в покои, славным витязем одет.
Удивилась, что торговец нарядился, как спаспет:
"Тем, кто здесь пленен тобою, ты сулишь немало бед!"
Как она ни восхищалась видом гостя молодого,
Солнцеликий этот витязь не ответил ей ни слова,
Лишь смеялся он, заметив, сколь хозяйка бестолкова...
Чтоб спасти от смерти друга, он не знал пути иного!
После трапезы расстались, и, испив из чаши винной,
Он заснул в своем покое, полон радости невинной.
Ввечеру проснулось солнце, свет рассыпав над долиной,
И Фатьме сказать велело: "Приходи в мой сад пустынный!"
И Фатьма к нему явилась и пред ним склонилась ниц:
"Ты мое похитил сердце, мой убийца из убийц!"
Но велел ей сесть поближе этот витязь, светлолиц,
И на садик роз упала тень от хижины ресниц.
"О Фатьма, -- сказал ей витязь, -- то, что я тебе открою,
Может быть, тебя ужалит подколодною змеею,
Ибо ты еще не знаешь, кто беседует с тобою...
Лес агатовых деревьев, лес ресниц владеет мною!
Не торговец я заезжий, не начальник каравана,
Я -- великий полководец государя Ростевана.
Рать моя неисчислима и его достойна сана.
Кроме рати, мне подвластны арсенал и зарадхана.
Ныне я с тобой, как с другом, без утайки говорю.
Дочь царя похожа ликом на небесную зарю.
Лишь о ней воспоминая, я пылаю и горю,
По ее скитаясь воле, не служу теперь царю.
По желанию царицы в дальний путь я ныне еду
За девицей, о которой ты вела со мной беседу.
Бледный лев, ее любимый, по ее скитаясь следу,
Уж отчаялся, и гибнет, и не верует в победу.
О Фатьма, не понапрасну повествую эту быль я,
Как одетый в шкуру тигра терпит горя изобилье!
Ты должна помочь герою, чтобы он, собрав усилья,
Поднял вновь свои ресницы, словно вороновы крылья!
Помоги, Фатьма, миджнуру, ибо ты ему бальзам!
Может быть, светила эти сочетать удастся нам!
Благодарные потомки воздадут нам по делам,
А влюбленные разделят радость жизни пополам.
Приведи раба скорее, я пошлю его в Каджети,
Пусть колдун плененной деве про дела расскажет эти.
Дева нам помочь сумеет -- мы нуждаемся в совете,
Мы хотим, чтоб этих каджей больше не было на свете".
"Славен бог! -- Фатьма сказала. -- Этой вестью животворной
Исцелил меня ты ныне от печали непритворной!"
За рабом она послала. Тот пришел, как ворон, черный.
И послал его немедля Автандил к твердыне горной.
Он сказал: "Коль ты и вправду чародей, а не хвастун,
Потуши мое горнило ради двух прекрасных лун!
"Наступил, -- скажи ты деве, -- избавления канун!"
"Все, что надобно, исполню!" -- отвечал ему колдун.
ПОСЛАНИЕ ФАТЬМЫ К НЕСТАН-ДАРЕДЖАН
Вот письмо жены Усена: "Солнце мира! Свет вселенной!
Весь народ скорбит и плачет о тебе, царевне пленной!
Ты нас голосом чаруешь и красою несравненной,
Сочетавшийся с кристаллом дивный камень драгоценный!
Ты сказать мне не хотела о судьбе твоей постылой,
Но узнала я всю правду, и опять полна я силой.
Дай же весточку миджнуру, чтоб воспрянул он, унылый.
Будет он твоею розой, ты ж ему -- фиалкой милой.
Прибыл брат его названый из Аравии ко мне.
Автандил, могучий витязь, он велик в своей стране.
Полководец Ростевана, он прославлен на войне.
Получить хотим мы вести о тебе, моей луне.
Ты с гонцом моим искусным сообщи нам, бога ради,
Возвратилась ли царица, сколько душ в ее отряде,
Велико ли ополченье у ворот и на ограде,
Кто начальствует над стражей при тебе, моей отраде.
Все, что знаешь ты, светило, напиши нам без пристрастья
И пошли в письме миджнуру знак любови и участья.
Пусть послужат испытанья для тебя залогом счастья!
Если мне творец поможет, не позволю вам пропасть я!"
И Фатьма раба немедля в край послала отдаленный:
"Передай посланье это нашей девушке плененной!"
И колдун натерся мазью чародейною, зеленой.
И над крышами помчался, словно призрак окрыленный.
Словно пущенный из лука, улетел он вдаль стрелою
И достиг ворот Каджети, лишь поля покрылись мглою.
И прошел он сквозь ворота, не замеченный толпою,
И принес посланье деве, сочиненное Фатьмою.
Сквозь закрытые ворота в башню девы он проник
И вошел, натертый зельем, волосат и чернолик.
И царевне показалось: не с добром пришел старик.
И шафраном стала роза, и осыпался цветник.
Но сказал пришлец царевне: "О небесное созданье!
Раб Фатьмы, к тебе я послан госпожою на свиданье.
Правду слов моих смиренных подтвердит ее посланье.
Скоро вновь осветит розу долгожданное сиянье!"
Удивленная царевна глаз миндалины открыла,
И агаты задрожали над зеницами светила.
Отдал раб посланье деве, и она его схватила,
И, вздыхая, прочитала, и слезами окропила.
"Что за гость, -- она спросила, -- мой разыскивает след?
И кого еще тревожит, есть я в мире или нет?"
"Я открою то, что знаю, -- чародей сказал в ответ, --
С той поры, как ты исчезла, потускнел над нами свет.
С той поры, как ты исчезла, мы с Фатьмой копьем пробиты,
Госпожа моя не видит, где искать себе защиты.
Посчастливилось узнать мне, как живешь от нас вдали ты,
И, увы, не просыхают с той поры ее ланиты.
Ныне прибыл некий витязь, и Фатьма, его устроя,
Рассказала, как ты, дева, стала жертвою разбоя.
Этот витязь -- твой искатель, человек с рукой героя.
Посетить твою темницу постарался для него я".
"Ты, пришлец, -- сказала дева, -- мне не кажешься лгуном.
Но откуда вы узнали о несчастии моем?
Верно, жив еще доселе тот, кто жжет меня огнем!
Напишу Фатьме посланье я, скорбящая о нем".
ПОСЛАНИЕ НЕСТАН-ДАРЕДЖАН К ФАТЬМЕ
"Ты, Фатьма-хатун, дана мне вместо матери судьбою!
Посмотри, что хочет сделать этот мир с своей рабою!
В довершенье к прежним бедам он подверг меня разбою.
Лишь теперь, письмо читая, я утешена тобою!
Ты спасла меня когда-то от врагов моих. Однако
В руки каджей я попала, погоняя аргамака.
На меня одну отныне ополчилось царство мрака.
Где искать мне утешенья иль спасительного знака?
О других моих несчастьях что могу я написать?
Дулардухт еще в отъезде, с ней кудесники и знать.
Стережет меня в неволе многочисленная рать,
Как спасти меня отсюда -- бесполезно и гадать!
Зря томится мой искатель, по лицу земли гонимый,
Зря он ездит вслед за мною, лютым пламенем палимый!
Но завидую ему я: с ним встречался мой любимый,
Без кого отныне стала жизнь моя невыносимой!
До сих пор с тобой об этом говорить я не хотела --
И сказать я не умела, и сама себя жалела.
Но теперь я умоляю: извести ты Тариэла,
Чтобы он сюда не ездил из далекого предела.
Не хочу я новой муки, мне довольно униженья!
Я умру двойною смертью, коль умрет он в день сраженья.
Нет мне более спасенья, это помню каждый день я.
Если милый не поверит, да побьют меня каменья!
Пишешь ты, что знак любови я послать ему должна.
Шлю ему кусок вуали, тяжкой горести полна.
Та вуаль отбита милым у хатавов, и она,
Всюду странствуя со мною, как судьба моя, черна!"
ПОСЛАНИЕ НЕСТАН-ДАРЕДЖАН К ВОЗЛЮБЛЕННОМУ
Лишь теперь она к миджнуру начала писать посланье,
И слова ее доселе причиняют нам страданье...
Слезы пленницы тушили лютой горести пыланье,
Сквозь разорванную розу жемчуг лил свое сиянье.
"О мой милый! Эти строки я рукой моей чертила.
Стан мой сделался тростинкой, превратилась скорбь в чернила.
Два несчастных наших сердца я в одно соединила
И на нем, как на бумаге, эти буквы выводила.
Посмотри на мир, мой витязь, что он делает со мной!
Мудрецы земли недаром нарекли его тюрьмой.
Сколько б солнце ни сияло, жизнь моя покрыта мглой.
Как я только не погибла, разлученная с тобой!
Мир и время нас с тобою оторвали друг от друга.
Уж давно тебя, мой милый, я не вижу в час досуга.
Острием копья пробито, сердце страждет от недуга,
Постарайся же постигнуть, как скорбит твоя подруга.
Жив ли ты, о мой любимый, я не ведала доселе,
У меня же, мне казалось, не осталось жизни в теле.
Но прославила я бога, услыхав о Тариэле,
И одним мерилом стала мерить горе и веселье.
Возвратил ты мне надежду тем, что сам не изнемог,
Хоть израненное сердце сожжено огнем тревог...
Вспоминай меня в разлуке, нелюдим и одинок.
Знай, любовь к тебе, мой витязь, я лелею, как цветок.
Как сумею рассказать я о былой моей печали?
Удивится каждый смертный, но поверит мне едва ли.
Хоть Фатьма от двух злодеев и спасла меня вначале,
Но теперь для сердца снова дни тяжелые настали.
Мир страданьями моими не насытился доныне.
Снова он великой мукой досадил своей рабыне:
В руки каджей я попала, проезжая по пустыне, --
Нам судьба не пожалела даже этой благостыни!
В башне я сижу высокой вдалеке от всех людей,
И ведет лишь ход подземный к келье каменной моей.
Днем и ночью злые стражи у моих стоят дверей.
Тот, кто с каджами сразится, погибает от огней.
Каджи -- люди не простые, умереть от них -- не диво.
Если ты погибнешь в битве, прискакав нетерпеливо,
Я сгорю, подобно труту, что сгорает от огнива!
Будь же, витязь, крепок сердцем и живи один счастливо.
О, не думай, мой любимый, что достанусь я другому!
Если нет тебя со мною, я чужда всему земному.
Лучше нож вонзить мне в сердце, погруженное в истому,
Или броситься в ущелье, чем достаться каджу злому.
Я клянусь великим солнцем, что верна тебе луна,
Даже трем светилам неба не достанется она!
Если в пропасть гор высоких я низринусь из окна,
Помолись, чтоб крылья неба душу подняли со дна!
Помолись, мой милый, богу, чтоб послал он мне спасенье!
Со стихиями земными тяжко мне соединенье.
Воспарив на легких крыльях, я постигну обновленье,
Днем и ночью буду видеть солнца дивное горенье.
Без тебя не светит солнце, ибо ты -- его частица!
Зодиак его любимый, ты обязан с солнцем слиться!
Я в лучах тебя увижу -- сердце светом озарится!
Горько было жить на свете -- сладко с жизнью распроститься!
Душу я тебе вручила, умереть не страшно мне.
Жар любви твоей сокрыла я в сердечной глубине.
Лишь припомнив о разлуке, снова я горю в огне.
Обо мне не плачь, любимый, в чужедальней стороне!
Лучше в Индию, мой витязь, отправляйся ты с полками.
Там беспомощный отец мой окружен теперь врагами.
Ты утешь его, больного, -- он скорбит в разлуке с нами.
Вспоминай меня, царевну, орошенную слезами.
Долго я себя жалела, но теперь излишни пени.
Знай: идет от сердца к сердцу правда искренних стремлений.
Скоро будет каркать ворон близ моей могильной сени.
Жизнь моя, увы, достойна слез твоих и сожалений!
Так как ты, о мой любимый, для меня теперь воскрес,
Шлю тебе кусок вуали -- это чудо из чудес.
Горе мне! Надежды призрак навсегда от нас исчез,
Повернулось к нам с угрозой колесо семи небес!"
И окончила посланье дева, полная печали,
И отрезала на память лоскуток своей вуали.
И открытые для взора косы деву украшали,
Благовонием алоэ крылья ворона дышали.
Чародей из Гуланшаро полетел назад стрелою
И, исполнив порученье, дома встречен был Фатьмою.
Автандил, его увидев, был обрадован судьбою,
И воздел он руки к небу с благодарственной мольбою.
Он сказал Фатьме: "Посланец просьбу выполнил мою.
Что тебе я дам в награду за отзывчивость твою?
Ныне я, Фатьма, обязан в чужедальнем быть краю,
Привести того, кто каджей разобьет в честном бою".
"Лев, -- Фатьма ему сказала, -- с каждым днем горю я боле.
Сердце с солнцем расстается, как ему не ведать боли?
Но спеши скорей к миджнуру, о моей не сетуй доле:
Если каджи возвратятся, не бывать луне на воле".
Подозвав рабов Фридона, витязь им сказал: "Отныне
Возродился я для жизни, пребывающей в кручине.
Я узнал все то, что нужно, и теперь моей дружине
Покажу, как истребляют супостатов в их твердыне.
Передайте вы Фридону эту радостную весть,
Я же к другу поспешаю, как велят мне долг и честь.
Пусть Фридон дружину кличет, призывая всех, кто есть.
Вы ж возьмите столько злата, сколько каждый может снесть.
Эти деньги за отвагу -- недостаточная плата,
Но коль я вернусь к Фридону, награжу я вас богато.
Забирайте то, что в море я отбил от супостата!
Не скупец я, но сегодня не имею больше злата".
В земли чуждые заброшен и от дома отдален,
Тем рабам корабль богатый подарил за службу он.
"Возвращайтесь, -- приказал он, -- ожидает вас Фридон.
Вы письмо ему отдайте и свезите мой поклон".
ПОСЛАНИЕ АВТАНДИЛА К ФРИДОНУ
Он писал: "Фридон счастливый, царь царей, владыка края,
Юный лев, подобный солнцу, к нам ниспосланный из рая!
Государь, от чьей десницы кровь врагов струится злая!
Младший брат твой, издалече я пишу, к тебе взывая.
За невзгоды и лишенья ныне, к радости великой,
Бог воздал мне полной мерой, а не малою толикой:
Достоверные я вести получил о солнцеликой --
Той царевне, о которой страждет лев в пустыне дикой.
У правительницы каджей солнцеликая в плену.
Без особых затруднений мы проникнем в ту страну.
Там с нарциссов дождь хрустальный льет, и юную луну
Многочисленные стражи стерегут в ночи одну.
Я возрадовался сердцем и забыл о горьком плаче,
Ибо ты и брат твой старший разрешите все задачи.
Что бы вы ни затевали, вам сопутствуют удачи.
Даже горы перед вами отступают, не иначе.
Я к тебе не заезжаю, и за это не взыщи ты,
Я спешу затем, что дева остается без защиты.
Мы приедем с Тариэлом лобызать твои ланиты,
И коль ты поможешь брату, будут недруги разбиты!
Я не мог в достойной мере отплатить твоим рабам,
Ведь они со мной делили скорбь и радость пополам.
Но взращенные тобою равнодушны к похвалам.
"Сходный сходное рождает", -- мудрецы вещают нам".
Витязь свиток запечатал и вручил охране ратной,
И прислужников Фридона в путь отправил он обратный.
Приоткрыв уста-кораллы, где светился жемчуг скатный,
Рассказать велел он брату о судьбе своей превратной.
Отыскав себе галеру и велев поднять ветрило,
Снова двинулось в дорогу луноликое светило.
Но Фатьме-хатун расстаться нелегко с героем было.
Вместе с ней Усен и слуги провожали Автандила.
Плача горькими слезами, говорил народ ему:
"Ты сожгло нас, о светило, непостижное уму!
Отчего же, уезжая, ты на нас наводишь тьму,
Зарываешь нас в могилу по желанью своему?"
ОТЪЕЗД АВТАНДИЛА ИЗ ГУЛАНШАРО И ВСТРЕЧА ЕГО С ТАРИЭЛОМ
Переехав через море на попутной той галере,
Автандил с веселым сердцем поскакал верхом к пещере.
Торопясь на помощь к другу, был он счастлив в полной мере,
И, вздымая к небу руки, по своей молился вере.
Наступало время лета, трав весенних прозябанья.
В доме Рака восседало солнце, полное сиянья.
Уж цвели повсюду розы, приближая миг свиданья,
И вздыхал над ними витязь, погружен в воспоминанья.
Небо вешнее гремело, ночью падала роса.
Розой уст лобзал он розу, проезжая сквозь леса.
Он шептал ей: "Вместо девы лишь тебя, моя краса,
В собеседницы сегодня мне послали небеса!"
Витязь, друга вспоминая, много видел бедствий новых.
По дороге к Тариэлу он блуждал в местах суровых,
И в пустынях он скитался, и в неведомых дубровах,
Убивал он львов и тигров в диких чащах тростниковых.
Увидав вдали пещеру, он сказал: "Мой друг любимый
Здесь живет вдали от мира, лютым пламенем палимый.
Мой рассказ его излечит от болезни нестерпимой.
Если ж нет его на месте, что я сделаю, гонимый?
Здесь, в пещере, без сомненья, он бывает только миг,
Он в степи обычно рыщет, словно зверь, угрюм и дик.
Лучше мне объехать поле, где колышется тростник!"
И коня направил витязь к тем трущобам напрямик.
Он скакал туда, и сердце ликовало в нем и пело,
Громко кликал он собрата, чтоб свое поведать дело.
Наконец, подъехав ближе, он увидел Тариэла.
Тот стоял у края чащи, и лицо его горело.
Перед ним, сраженный насмерть, лев виднелся бездыханный,
Обагряла меч героя кровь, исторгнутая раной.
Услыхав в степи далекой окрик витязя нежданный,
Тариэл забыл мгновенно о своей потехе бранной.
Поспешил он встретить гостя, и, исполнив свой обет,
Слез с коня пред ним соперник звезд небесных и планет.
И опять скрестили выи тот страдалец и спаспет.
И, открывшись, роза розе слала сладостный привет.
Благозвучны и красивы были сетованья брата:
"Без тебя в багрец окрасил я ресницы из агата,