Рымжанов Тимур. Пророчество льда

   – Как твое имя? – спросил я, когда с едой было покончено, наливая ему еще вина.
   – Син. Мое имя Син.
   – Давно ты в пути?
   – Третий год.
   – У тебя заметный акцент, ты издалека?
   – Маракарец.
   – Что привело тебя в мои земли?
   – Беда, мой господин. Земли – сплошь каменная пустыня. Война и разорение сделали их совсем не пригодными для жизни. А налоги хана так непомерно высоки. Когда-то там было можно жить, сейчас же только ветер да разорение.
   – Армия моего брата добралась и туда?
   – Я не хотел этого говорить. Но, к сожалению, это так, мой господин. Мне казалось, что великий князь не пожелает в зиму идти через горы, и я отправился сюда в поисках лучшей доли.
   – Какие науки знакомы тебе?
   – Астрономия. Математика. Руны.
   – А ремесла? Ты говорил, что знаешь ремесла?
   – Я практиковался в постройке галер, но здесь нет ни судоходных рек, ни морей, ни океана, я смогу быть плотником и честно зарабатывать свой хлеб.
   – Но в моих землях строгий запрет на вырубку леса, так что твое умение будет не очень прибыльным. Скорей потребуется камнетес. Ты смог бы прочитать рукописи?
   – Смог бы, коль они были бы.
   Я взял лист бумаги и написал рунами, теми, что видел в книге и переписал себе по памяти, свое имя.
   – Прочти.
   Син долго изучал надпись, вертел листок бумаги в руках, прищуривал глаз, а потом сказал:
   – Отрешенный.
   Ну разумеется. Мне никогда в голову не приходило переводить свое собственное имя с языка Ур-Гачи на наречие жителей долины. Все произносили мое имя, но мало кто задумывался над его значением. Хотя и тех, кто произносил его, было не много. Для всех я был господин, а не Хаттар.
   Медленно, стараясь не делать резких движений, я достал свой клинок и протянул его страннику. На какое-то мгновение мне вдруг стало боязно отдавать его в чужие руки, ведь я никогда этого не делал прежде. Лишь однажды позволил его взять у себя своему учителю фехтования. Тот оценил его по достоинству и сказал, что оружие из тех, которое само выбирает себе хозяина.
   Вопреки моим ожиданиям бродяга Син отнесся к оружию с неменьшим почтением.
   – О! Какой славный клинок! Однажды мне уже приходилось держать похожий в руках.
   – Клинок и вправду достоин похвалы, но сейчас меня интересует, что написано на лезвии.
   – Это не руны Ур-Гачи. Хотя на первый взгляд и похожи. Знаю! – воскликнул мой гость. – Это знаки тринадцати лун, их значения.
   – Календарь?
   – Нет. Все сложней. Здесь очень тесная связь с движением луны по небу в течение года. Как словесная загадка. На рукоятке окончание в виде звезды с тринадцатью концами. И один больше других, не намного, но заметно.
   – Что бы это могло значить? По-твоему?
   – Если это не календарь, то вещь очень тесно с ним связанная. Здесь, я думаю, руны следует читать не как звуки, а как отдельные слова, по значениям. Если первая руна непроизносима, то она служит лишь для определения силы следующей руны, которая означает «ветер». Так выходит, что две эти руны можно прочитать как «ураган». Да! Именно ураган!
   – Запиши на бумаге отдельными словами, как ты и говорил, – приказал я.
   Странник проворно взял перо и бумагу, перевернул чистой стороной вверх и записал первое слово.
   – Дальше идет руна Битлабур. Ее значение «война», но, оглядываясь на первые, мы можем прочесть ее как «разрушение». Или как агрессивное настроение самого урагана. Рун всего восемь. И две повторяются. Те же самые непроизносимые с усиливающим значением. Третья руна означает «ясность». Не в смысле погоды, а простоту и понятность следующих знаков. Следующие четыре последовательно означают три стихии. Огонь, воду и землю.
   – Не получается. Один знак лишний.
   – Я понял. Последняя непроизносимая не усиливает другие, а обозначает скрытность и содержит в себе все предыдущие значения, кроме разделительного знака, который, собственно, и руной не является, и говорит только о том, что этот самый клинок не совсем клинок, а еще и какой-то инструмент. Имеет двойное назначение. Теперь, если все это сложить, то получается что-то вроде «Быстрый как ветер, не знающий себе равных, ключ от сокровенных врат». Если, конечно, не придираться к мелочам, примерно так.
   – Ключ?
   – Простите меня, может, вы не это хотели слышать, возможно, вам знаком другой перевод этого странного текста, но, боюсь, это все, на что я способен сейчас, можно посмотреть толкования в большом кодексе чисел…
   – Успокойся, Син. Никто прежде до тебя не смог прочесть ни единого знака на этом металле. Скольких ученых я ни спрашивал, все говорили, что подобный текст они не в состоянии понять. Твоя версия мне кажется убедительной. Тем более что она единственная пока, и я думаю, что теперь ты можешь смело просить у меня любую награду, которую только пожелаешь.
   – Вы так добры, господин, но вы уже дали мне больше, чем я ожидал получить.
   – Нет, нет. Ты достоин награды! Это мое слово! Все, что тебе захочется, сейчас же. Коня, одежду, деньги. Все. Если не хочешь покидать эти земли, ты получишь дом и сможешь заниматься наукой. Клянусь алтарями всех духов! Все, что пожелаешь.
   – Вы так великодушны, что я, право, не могу найти слов благодарности.
   – Пойдем. Я устрою тебя в уютном месте, где тебе будет намного спокойней, чем здесь. В моем присутствии тебе нелегко будет расслабиться, отдохнуть с дороги, тем более что я хочу побыть один и обдумать то, что ты для меня сегодня растолковал. В том доме тебе дадут все, чего ты только захочешь.
   Вдова Ахтарина приняла гостя с радостью. Во-первых, Син теперь не был похож на бездомного бродягу, а во-вторых, его привел я. Гости, да и вообще любые прохожие, в деревушке большая редкость, так что здесь каждому были рады. Любой, кто приходил из больших земель, приносил новости и слухи. Рассказывал о своих странствиях и обо всем увиденном. Такие смельчаки встречались не часто. Бродить в одиночку по землям было опасно. Десятки княжеств, разные законы, дорожные налоги и сборы. Разбойники, грабители, орды кочевников. Все это создавало трудности. Если только путешественник не ухитрялся примкнуть к какому-нибудь военному отряду или каравану торговцев, всегда нанимающему охрану. А их в последнее время становилось все меньше и меньше. У странствующего рыцаря было больше возможностей, но в дома крестьян он, как человек благородного происхождения, попадал редко. Так вот и сложилось в разных землях особое гостеприимство, которое передавалось из поколения в поколение как добрый обычай. И стало почти законом. Правилом хорошего тона.
 
   Без всяких сомнений, этот бродяга появился здесь не случайно. И то, что он постучал именно в мою дверь, не иначе как проявление воли духов. Я должен сделать выводы из всего, что происходило со мной за последние несколько дней. Я должен все как следует записать и тщательно обдумать.
   Надпись на клинке приоткрыла свою тайну. Мне почему-то казалось, что мой клинок и храм, который я видел в книге, очень тесно связаны, сплетены какой-то нитью. Пусть даже я видел не совсем храм, а только его рисунок – может даже, во сне, – но мысль о связи между ними не покидала меня. Появилась как бы связующая цепочка между реальностью и сном. Маленькая опора. Наметилась цель, которую нужно достичь. И тогда все станет ясно и просто.
   Вернувшись в свою хижину, я снова сел записывать планы и сверял с теми черновиками, что сделал по памяти. Если все, что со мной произошло два дня назад, было сном, то откуда взялась книга и шуба? Значит, сна не было! Не может быть. В дом Самата я попасть не мог, а следовательно, и в город. Выходит, все это происходило не на самом деле. Что же тогда случилось?!
   Взять книгу в руки и попробовать ее еще раз изучить. Может, ответ там? Нет! Все запутается окончательно, и я не смогу никогда решить этой загадки. Каким бы образом ко мне ни попала книга, она достигла своей цели. И что там написано, на данный момент значения не имеет. Важно то, что эта книга, как предмет, стала мостиком, знаком, и я должен был разобраться в этом.
   Перечитав еще раз все, что мне удалось записать, я пришел к выводу, что мне необходимо отправиться на поиски этого храма. Скорее собрать отряд, пока перевалы совсем не закрыло. Там, в храме, сосредоточены все знания, к которым я так стремлюсь. Там есть что-то, что зовет меня. Что-то манящее и таинственное.
   Думая об этом, я стал собирать вещи, которые, возможно, мне пригодятся в долгом походе. Разумеется, придется послать гонца в город, к старосте, чтобы тот выделил мне десяток воинов для сопровождения. Сам я туда не поеду. Надо написать два письма. Одно для главы совета, другое Самату. Старый вояка будет хорошим спутником.
   Не откладывая, я сел писать письма. Много времени это бы не заняло, но вскоре за стенами дома послышался шум и топот копыт.
   Я распахнул дверь и вышел на порог. К дому приближались не менее тридцати всадников. Все они были в доспехах и с гербами своих родов на узких щитах. Похоже, что сегодня день визитов.
   Гвардейцы остановились и спешились почти одновременно. Двое из них сняли шлемы.
   – Саул! Марк! Братья! Весьма рад. Что привело вас в мои земли?
   – У нас письмо для тебя, Хаттар.
   – Могли бы отправить гонца, – удивился я, широко распахивая дверь.
   – Ты не рад нашему визиту, братец?
   – Визит неожиданный, скрывать не буду. Но тем не менее я правда очень рад. Сколько лет мы с вами не виделись?
   – Лет пять, не меньше.
   – Да, Саул, лет пять, ты успел многое за это время, Виктор щедр на боевые награды.
   – Тебе их не видать никогда, Хаттар. Сколько славных походов ты пропустил и не пожелал участвовать.
   – Война это ремесло, которым я владею хуже всего.
   – Как пожелаешь, но не забывай, что ты подданный великого князя Виктора, и тебе придется удовлетворить его требование.
   – Вам нужны деньги на очередную военную кампанию? Угадал?
   – И не только это. Из письма следует, что ты должен предоставить в наше распоряжение не менее тысячи хорошо обученных солдат и командиров. Также снарядить обоз с продовольствием и железом. С оружием и доспехами.
   – Входите в дом. Нечего стоять на морозе.
   – Нам известно и твое гостеприимство, и затворничество, так что, думаю, нам нет смысла злоупотреблять, беспокоить тебя своим присутствием. Напиши приказ старосте. Сам-то не хочешь поучаствовать? Под твои знамена многие пойдут добровольно.
   – Виктор разорился сам, теперь желает разорить мои и без того скудные земли!
   – Мы ведем священную войну!
   – Это с Маракарой-то?
   – Оплот мерзости и разврата должен быть уничтожен. – взревел Саул, всегда отличавшийся нездоровым фанатизмом. – Все эти черные храмы и башни созданы, чтобы сеять тьму и насылать порчу в земли пяти алтарей!
   – Неужели Марак, великий жрец, вступил в войну с князем только из-за того, что перевел священные книги на язык Маракары? – выдал я доподлинно известную мне причину войны.
   – А! По-твоему этого недостаточно?
   – Сила Марака была велика в годы, когда мы еще были мальчишками. И отец, если мне не изменяет память, подписал с Мараком мирный договор.
   – Кочевники нарушили договор и вторглись на наши земли вместе с ордами темных магов. Пали три крепости, не мы начали войну.
   – Как скажете. Входите, мне нужно время, чтобы написать приказы.
   Саул и Марк были недовольны моими проволочками, но все же вошли в дом. Я сел за стол и достал чистый лист бумаги, перо и чернила.
   – Хаттар! Что у тебя за хижина! Нищие в городах живут богаче, чем ты.
   – Я же не нищий. Пока.
   Саул криво ухмыльнулся. Поставил шлем на стол и взял несколько листов, которые я исписал своими воспоминаниями о сне. Разумеется, его не интересовало то, что там написано. Тем более что Саул не знал языка Ур-Гачи. Да и читать был не большой мастер.
   – Тебя надо было отдать жрецам в послушники, еще в детстве. Полукровок туда не берут, но тебе могла достаться должность писаря при храме или еще какая работа. Это почти то же самое, чем ты здесь занимаешься.
   – Писарь при храме множит Святое Писание, а не занимается наукой.
   – А! Так ты теперь у нас ученый! Алхимик! А может быть, маг?!
   – Скорее, исследователь.
   – И что ты исследуешь? – спросил Марк, стоя в углу комнаты и разглядывая пустые кувшины из-под вина. – Сорта вин? Или, может, твоя наука заключается в поиске особого напитка, от которого пьянеешь один раз и на всю жизнь? О! Кажется, ты преуспел в этой науке!
   – Как говорит великий князь Виктор, – вмешался Саул, – по отношению к тебе, Хаттар, в любой породе всегда есть выродок! Как ты можешь так позорить наш род!
   – Считаешь, Саул, что я чем-то опозорил род своего отца?
   – Мы призывали тебя помочь нам в битве на востоке. Мы звали тебя на усмирение восставших горняков, от похода на Маракару ты тоже отпираешься. Тебя не дозовешься ни на один праздник, ни на одни похороны. Ты сам по себе, ты эгоист, жируешь тут в своем логове, а мы там льем чистую родовую кровь! Весь свет и знать говорят о тебе как об уроде, которого спрятали подальше от глаз. Докажи, что это не так! О тебе ходят слухи один другого хлеще. Так дальше продолжаться не может. Великий князь очень недоволен тобой и прислал нас, чтобы мы заставили тебя приехать в его замок.
   – Он пригласил меня?
   – Он велел тебе приехать. И в случае если ты вдруг опять не захочешь, мы повезем тебя силой.
   – Весьма странное приглашение. Вам не кажется?
   – Хаттар! Ты долго испытывал наше терпение, и мы не намерены морозить тут свои задницы и уламывать тебя, как капризную девицу. Собирайся и отправляйся с нами.
   – Или что?
   – У Марка есть грамота князя, по которой все твои земли и имущество переходят под его присмотр.
   – Что за глупость! У него прав на эту землю меньше всего! Мне она досталась по материнской крови и завету, и ни Виктор, никто другой не вправе отменить эту волю.
   – Теперь вправе. Ты становишься помехой. Твои земли не снизили налоги для воинов и очень не любят вербовщиков. Ты гонишь прочь всех, кто хоть как-то связан с домом твоего родного брата. А местного старосту держишь хуже дворовой собаки.
   – И поэтому вы пришли устанавливать здесь свои порядки?!
   – Не собираешься же ты противиться воле князя!
   – Некоторое время назад не собирался, но сейчас я вынужден просить вас покинуть мои земли. И впредь не беспокоить подобными заявлениями. Я сам напишу письмо Виктору и навещу его в замке через две недели. Все это зашло слишком далеко! А сейчас уходите. Вот мой приказ, отдадите его старосте, и он сделает все, что требуется.
   – Ты смешон, Хаттар. Неужели и вправду веришь, что после всего, что здесь произошло, князь захочет с тобой о чем-то говорить? Наивный. Ты изгой нашего рода, и в его привилегиях тебе отныне отказано. Прощай.
   Марк вышел первым. Саул вслед за ним. Лишь на мгновение он обернулся ко мне, взглянул в глаза и, быстро надев шлем, вскочил в седло.
   – Прощай, Марк, прощай, Саул.
   В этот момент я пожалел, что не держал в деревне ни одного гарнизона. Хоть пару сотен солдат, этого бы хватило, чтобы не сдаваться без боя. А бой будет.
   Внизу, в поселке, раздались крики. От одного из домов повалил густой черный дым. Сопровождающие моих братьев офицеры и солдаты как по команде бросились в разные стороны, обнажая мечи и топоры. На старой башне появились лучники и тут же принялись стрелять. Солдаты сыпались отовсюду – из-за домов, из-за камней, из чахлого кустарника вдоль реки. Их было не меньше трех сотен. Не считая офицеров, дворян, которые сразу направились в мою сторону. Черненые доспехи, тяжелые щиты, мечи и палицы, полтора десятка хорошо обученных командиров встали вокруг меня. Как нелепо. Я не ожидал ничего подобного. Мне казалось, что Виктор более труслив и не пойдет на открытое противостояние со мной. Но я ошибся, и это будет стоить мне жизни. Жаль, я бы лучше встретился с ним в равном поединке, чем вот так. Хотя поединок – это то, чего Виктор боится больше всего. Поэтому и была организована эта карательная экспедиция.
   Снег, мокрый и липкий, падал на ресницы. Дымный ветер никак не мог решиться, в какую из сторон гнать тяжелые облака. Солнце все еще светило сквозь тучи, но с каждой секундой свет его становился все тусклее, мерк. Сумрак обволакивал ущелье.
   Я стоял у порога хижины. Из высокого дома напротив показалась знакомая фигура деревенского старосты. Он бежал ко мне, легко одетый, и в лице его читался какой-то первобытный страх.
   – Господин! Господин! Почему эти люди нас убивают?!
   Ответить старосте я не успел, лучники с баши остановили его бег. Сразу три стрелы вонзились в спину старика и сбили с ног. Он еще шевелился, но снег под ним быстро потемнел от крови.
   – Самат! Ты здесь? – спросил я, оглядывая офицеров вокруг.
   Мне не ответили.
   – Если ты здесь, то знай, что ты единственный, кого я считал своим другом, так что у тебя еще есть возможность не попадаться под мой клинок.
   Эта моя фраза словно послужила сигналом. Воины почти одновременно сдвинулись со своих мест и бросились в атаку.
   Я выбрал удобную позицию. Первый попавшийся мне офицер стал щитом, словно мешок с соломой, что носят оруженосцы, когда помогают в тренировках своим господам. Не думаю, что ему очень этого хотелось, но выбора я не оставил. Ловко увернувшись от его меча, я сместился вправо и, схватив противника за руку, вывернул ее так, что несчастному не оставалось ничего больше, кроме как послушно следовать моим направлениям. Все происходило слишком быстро. Я парировал своим живым щитом три удара, а четвертый принял на клинок. Поднырнул под тяжелый топор нападавшего и вонзил кинжал прямо в прорезь забрала.
   Не знаю почему, но каждый из нападавших хотел сам прикончить меня или хотя бы нанести удар. Словно за это им пообещали мой титул в награду. Тем не менее такой их напор становился помехой. Они дружно мешали друг другу, борясь за право меня достать. Я продолжал свое стремительное скольжение среди неповоротливых истуканов, закованных в броню. Каждый мой выпад приносил смерть. Каждое движение совершалось с недоступной для них быстротой и опасностью. Клинок звенел, пробивая латы и кольчуги. Смертельным жалом впивался в узкие щели на сгибах, завывал, рассекая морозный воздух. От быстрых движений вдоль всего неровного круга убийц поднимался ветер. Они крутили головами, стараясь заметить, куда я направляюсь, и тот, кто успевал это сделать, еще какое-то время оставался жив. Те же, кто терял меня из виду, тут же запоздало понимали, что больше не сойдут с этого места. Снег повалил хлопьями, припорашивая кровавые пятна. Делал лучников бесполезными. Снег словно кутал меня в свои перья, окрылял, придавал сил. Я выныривал из толпы и снова растворялся в ней. Сама смерть сейчас двигалась рядом со мной, собирая для себя спелый урожай.
   Но тут мое движение резко прервалось глухим ударом. Тяжелая арбалетная стрела впилась в грудь с правой стороны. Снег посыпал еще гуще, сквозь его пелену алыми призраками плясал свет пламени, охватившего дома крестьян. Я замер. Будто все во мне перестало жить. Я не мог даже вздохнуть. Оказавшийся рядом офицер ударил мечом наискосок, от ключицы до груди. Белый мех шубы смягчил удар, но тем не менее кровь хлынула из раны, и ее тяжелые капли упали вниз, растекаясь в еще одно из алых пятен, так щедро окропивших снег. Боли не было. Только резкий запах железа, чуть кисловатый и едкий, и чувство какой-то утраты, потери, бессилия. Вторая стрела впилась в спину. Гулко, как в дерево с пустым стволом. Мир перед глазами качнулся. Я успел повернуться и посмотреть на стрелка. Это был Саул. Он возвратился, наверное, для того, чтобы убедиться в моей смерти, или он не доверял офицерам.
   Я медленно опустился на одно колено, рукой уперся в землю. Голова не слушалась, и все время клонилась в сторону, становилась тяжелой.
   Саул отбросил арбалет, не стал перезаряжать, выдернул из ножен меч и подошел ближе.
   – Ты бы мог стать великим воином, Хаттар, но ты выбрал свой путь, и теперь платишь за это.
   Я не мог ответить. Мне просто нечего было сказать. Я проиграл. И не важно, что вместе со мной в царство духов отправятся еще семь воинов, это все пустое. Будь их больше в десятки раз, не имеет значения. Я проиграл слишком давно, в тот самый миг, когда перестал играть в их игры. Раньше или позже, это должно было произойти. Жаль, что понял я это только сейчас.
   – Привяжите его к столбу. Пусть он сдохнет как простолюдин, не достойный смерти большей, чем его грязный скот.
   Меня схватили за руки и поволокли через всю деревню к площади, туда, где был камень совета и позорный столб. Мне было все равно. Дух смерти словно бы помиловал и избавил от мучений. Ни боли, ни страха я по-прежнему не чувствовал. Как вырывали из меня стрелы, как стягивали мокрыми веревками руки, как вздергивали на столбе – все это проходило мимо. В какой-то момент показалось, что я опять сплю и все это только снится, но сон и не думал кончаться. Сон смешивался с другим сном, в котором одинокий путник сидел в темной степи возле костра и смотрел на меня. Я чувствовал его взгляд. Спокойный и гордый. Взгляд, достойный скорее короля, нежели скитальца. Взгляд, который выражал больше, чем слова, сколько бы их сказано ни было.
   Я видел себя, видел его. В моей голове, словно заклинания, текли строки из книги, и радость и тоска переполняли, как наивного ребенка. Какая-то чудесная гармония и легкость заменила боль и страдание. Мир укутывал в свои легенды. Мир пел колыбельные песни, провожал меня торжественным гимном, эхом, грохочущим камнепадом в горном ущелье.
   Саул еще некоторое время смотрел мне в глаза, а потом приподнял забрало и сплюнул на снег. Я почти не обращал на него внимания. Мне было безразлично, что происходило вокруг. Все сон!
   Пылали соломенные крыши. Дворы были залиты кровью и засыпаны серым пеплом. Тела убитых заносило снегом, где-то слышались еще стоны и крики, но все это было слишком далеко, не рядом со мной, не в этом мире.
   Я закрыл глаза и словно соскользнул в бездонную пропасть. Видений уже не было, но я все еще помнил взгляд человека, сидящего у костра. Я знал о нем все. Но не мог это выразить. Вспомнил, кто он, но не мог назвать его имени. Даже знал, чем он связан со мной, но невидимая черта разделяла нас, как вода разделяет человека и его отражение, и стоит только попробовать прикоснуться, как все тут же теряет форму и растворяется, становится дымным и неясным.
   Смерть оказалась благосклонна. Она предстала не в худшем своем обличии, и при встрече мне следует поблагодарить ее за такую щедрость. Не зря говорят, что духи отвечают взаимностью на хорошее отношение к ним. А может, они просто остались довольны той жертвой, которую я принес прежде, чем принесли в жертву меня. Те семеро несчастных, пытавшихся убить так рьяно, то ли по своей воле, то ли по приказу обезумевшего брата. Хотя безумцем-то как раз считали меня. Это я выпадал из стройной колонны их алчных идей. Это я говорил, что все надо решать миром и война это удел слабых и недалеких людей. Это я презирал дворцовые интриги и братоубийство, но сам стал жертвой этого зла. Наверное, подобный исход был неизбежен.
   Какое это теперь имеет значение?
 
   Я видел перевал. Тот, на котором меня нашел пастушонок. Хлесткий ветер гнал снежную колючую крупу почти параллельно земле. Стоял неуверенно и никак не мог понять, в какую же сторону мне следует идти. Справа нависала бурой тенью отвесная стена, слева пропасть с рычащей рекой в самом низу ущелья. Я видел себя со стороны. Словно был рядом. Я не помнил всего того, что происходило тогда, мне все виделось как вновь. Почему я потерял коня? Почему вовремя не успел покинуть узкую дорогу? Если заранее знал, что погода так быстро испортится. Я как ослепший бродил вдоль узкой тропинки, замерзая. Согнувшись от холода, ощупывая непослушными руками острые камни. Во мне, словно искорки, вспыхивали воспоминания. Что со мной происходило, был ли я болен, или причиной стал яд. Яд! Все вино, которое было в моем доме, привозил мне слуга Самата. Самат! Неужели ты смог променять нашу дружбу на призрачные посулы княжеского двора и знати! Что они тебе пообещали за мою голову?!
   Снова позорный столб. Мое тело постороннее. Окоченевший кусок мяса. Рядом жарким пламенем полыхает крестьянский дом. Яркое пламя причудливо искажается в снежинках, застывших на ресницах. Человек в латах смотрит на меня. Тяжелый шлем прячет его лицо. Но я знаю, кто он. В руках обнаженный двуручный меч. Мало кто из опытных воинов может похвастать умением владеть подобным оружием. Да и фигуру отравителя не спутаешь.
   Опять темно. Неужели Самат отправлял в мой дом вино, опасаясь только княжеской мести? Почему не предупредил? Почему не оставил шанса?
   Заснеженный перевал. Я лежу возле павшего коня. Гнедой мертв, но его тело все еще теплое. Я пытаюсь согреться. Руки совсем не слушаются. Как холодно. Кровь замирает в жилах. Снежная буря не кажется мне сильной. Сквозь быстро бегущие облака проглядывает бледный диск солнца. Но я не могу пошевелиться. Все немощное человеческое существо протестует, хочет оставаться неподвижным. С огромным усилием я переворачиваюсь на бок и еще больше прижимаюсь к своему коню. Все тело трясет, ломает судорогами онемевшие конечности.
   Мы встречаемся с ним взглядом. Он спокоен, и метель не может коснуться призрачного тела. Он смотрит на меня так, словно мы с ним давние знакомы и встретились после долгой разлуки. Я рад этой встрече, и даже мои непослушные губы чуть подергиваются, пытаясь изобразить улыбку. Он улыбается мне в ответ. Он мой господин, настоящий господин, которому я обязан всем своим существом. Он словно соткан из снежных хлопьев, истинный Господин Метель. Белая шуба с пушистым воротником соскальзывает с его плеча и ложится в руки. Он укрывает меня заботливо, словно мать укутывает свое дитя в колыбели. В его руках книга, та самая. Неторопливо садится возле меня прямо на ледяной утес и открывает первую страницу.

 
Буквами вечных рабов
Прочитаю проклятье на стенах,
Алфавитом ушедших снегов
В четырех не моих катренах.
 
 
И белый метал, и красный
Пусты. Как кувшин после пира.
Вечный, верный и властный
Воин, слуга эфира.
 
 
И крылья мельницы дрогнут,
Провернут жернова тугие,
Кожу с костей сдернут
И одежды сорвут дорогие.
 

   – Хаттар. Твой путь еще не окончен. У меня нет власти над тобой. Ты выше меня здесь. Я твой слуга. И теперь и всегда. Книга поможет стать истинным. Возьми. За тобой уже идут. Настанет время, и мы еще встретимся. Совсем скоро.
   – Но кто ты?
   – Я твой слуга, господин.