Страница:
К тому времени в уральских озерах исчезают последние льдины, быстро нагревается вода солнечными лучами, подымаются утонувшие лавды и сотенными стаями носятся над ними черные крачки и малые рыболовы, которые предпочитают их прочим гнездовьям; зазеленели березы, но на длинных и тонких ветвях их еще можно различить белеющие издали гнезда ремеза, который уже наполняет его своими крошечными белыми яичками; быстро, не по дням, а по часам, растут тростник и широколистная осока; зеленой щеткой поднимается камыш, резко отделяясь от пожелтевших, переломанных и перепутанных старых стеблей. Вся озерная птица окончательно сбивается в камыши и лавды – на степных, в лавды и острова – на горных, и как те, так и другие озера, по-видимому, пустуют; скоро покинут степные озера турпаны, которые уже начинают нестись в мелколесье, иногда очень отдаленном от воды. Сотни, тысячи птиц выводятся в обширных степных камышах, иногда обволакивающих кольцом все озеро и часто недоступных ни с берега, ни с лодки. Ближе к открытой воде, где камыш уже растет на глубине 2-х аршин и значительно редеет, расположены десятки, сотни плавучих гнезд обыкновенных гагар (Pod. cristatus); тихо покачиваются они волнением, и отовсюду тревожно высовываются из воды чубастые головы их обладателей; тут же, но еще в большем количестве на камышовых помостах, накоплявшихся веками и образовавших наконец сплотившуюся, хотя и рыхлую массу, которая, в свою очередь, служит иногда к образованию лавд, лежат яйца крачек и рыболовов, чаще гнездящихся на последних; там и сям, большею частию в каком-нибудь уединенном углу, плавает пара-другая больших «ситцевых» гагар, которые не любят общественности; немного далее, ближе к берегу, расположены гнезда многочисленных лысух, а там начинается уже царство камышовок: несметные барсучки (Salicaria phragmitis) скачут и прыгают по сухим стеблям, камышовые дрозды (Salicaria turdoites) обвивают молодые побеги прошлогодней ветошью. Тут же, почти вместе с ними, но в еще более сухих камышах несется болотный лунь – гроза утят и прочей молоди, да, пожалуй, взрослой водяной птицы; чуть не рядом возвышается гнездо выпи. Еще ближе к берегу, в более доступных местах гнездятся многочисленные красноголовые нырки, только что севшие на яйца, и некоторые другие породы уток, большинство коих выводит, однако, в ближайших болотах. Множество водяных крыс бегает, плавает и ныряет в береговых камышах, а нередко тут же можно встретить искусное гнездо мыши-малютки, и этот факт, очевидно, указывает на ее коренное местопребывание, измененное впоследствии культурой злаков. Ранним утром, как только проснется птичье население, самые разнообразные голоса несутся из этой чащи водяного леса: жалобно хнычут лысухи, каркают гагары, безумолчно трещат мелкие камышовки, короткою и глухою трелью вторят им камышовые дрозды, ухает выпь, крякают осиротевшие селезни уток, привлекаемые безопасностью убежища и обилием корма; громче всех раздается резкий крик крачек, ловко хватающих упавших в воду и летающих насекомых – поденок, мошкару (Phryganea), которая, в свою очередь, привлекает сюда красивого копчика. А на прибрежных болотах, когда-то тоже составляющих часть озера, стонут долговязые евдошки, пищат травники, с жалобным криком вьются уже выведшие детей пигалки.
Горные озера сравнительно менее оживленны: камыши встречаются здесь редко и никогда не занимают таких огромных протяжений, озерная птица менее многочисленна и размещается частию в кардашах, но преимущественно на островах. Здесь в расщелинах камней кладут свои большие беловатые яйца узконосые крохали, в осиновых и ветловых дуплах гнездятся лутки, хохлатые чернети, гоголи – все самые многочисленные породы водяных птиц в Урале.
Вообще, со второй половины мая все озера, а тем более горные, с первого взгляда нередко кажутся относительно пустынными. В полдень вдали от камышей, когда замолкнувшая птица укрывается в чаще последних, у чистых берегов озера и на средине его уже не видно прежних многочисленных утиных стай; изредка только вынырнет гагара, крохаль, привлеченные сюда рыбою; стаи турпанов редеют: они тоже разлетаются повсюду, хотя на самых рыбных озерах, как на Карагузе, еще долго, почти до средины июня, когда уже все турпанихи сядут на гнезда, продолжают вести прежний общественный образ жизни. Но самые берега озера по-прежнему оживлены мелкими пернатыми обитателями: множество трясогузок, помахивая длинными хвостиками, прытко семенят по песку, гоняясь за насекомыми; в кустах поют бесчисленные варакушки, славки, камышовки и прочая мелюзга, а нередко, словно мышь, проскальзывает в воду юркий водяной воробей, который нередко встречается на горных озерах и особенно речках.
В жизни рыб с окончанием нереста ерша тоже наступает временное затишье: проходит самая горячая пора весеннего рыболовства. Почти вся рыба, а чебак, елец, язь без исключений, укрывается в самых глубоких местах озера, где ловля представляет некоторые трудности и потому не в большом употреблении. Но в самых больших водоемах – Иткуле, Синаре и др. – в первой половине мая нередко производится, обыкновенно тайком, весьма обильный лов язей на глубинах. Это мы видим, напр., в Синаре, у Чищеного камня – глубокой яме, имеющей около 100 с. ширины и 250 с. длины: ее перегораживают несколькими рядами мереж, так что наплавки последних находят на несколько сажен ниже уровня воды. Только привязанный лист, щепка или ветка указывают на присутствие рыболовного снаряда, а нередко не бывает и этих малозаметных признаков; несмотря на все эти предосторожности и ловлю мережами только ночью, редко не делаются они добычей караульщиков, вытаскивающих их железными крючьями, т. н. кошками, привязанными на длинной бечевке. Но как только сторожа уплывут в другую сторону озера и скроются в ночной темноте, являются новые охотники попробовать счастия: зачастую в каждую сеть попадает по нескольку пудов рыбы, б. ч. язя, реже чебака, который часто проскакивает сквозь редкие ячеи «пяти-палечной язёвки».
Как было упомянуто в предыдущей главе, к средине мая язь покидает эти глубокие ямы, но на самое короткое время. Всего в продолжение двух-трех ночей выходит он «полоскаться» на полуаршинную глубину песчаных мелей озера, например Синарского, у истока р. Синары. Здесь и ловят эту бойкую и пугливую рыбу, для чего связывают вместе по пяти мереж, которые волокут на лодках, соблюдая всевозможные предосторожности, так как нет рыбы сторожчей язя: при малейшем шуме и всплеске летит он стремглав за сотни сажен, и прощай ожидаемая добыча. Не только борта лодки, но и самое весло обивается войлоком, и им гребут[30] не вынимая из воды; зато при удаче ловят таким образом зараз десятка по два пудов этой рыбы.
Около того же времени, даже ранее, во всех курьях, у всех травянистых и камышистых берегов снова появляются уже отдохнувшие и проголодавшиеся щуки; жадно поедают они свою же собственную детву, только что выклюнувшуюся из яичек. Последние для своего развития требуют немного более двух недель в тенистых местах озера, а в мелких заливах, рано очистившихся ото льда и сильно нагреваемых солнцем, – десять, даже восемь дней[31]. Молодые щурята в это время составляют главную пищу отощавших родителей, тем более что последние почти не способны к ловле крупной рыбы: старые зубы выпадают, заменяются новыми, еще небольшими и мягкими, и обезоруженные хищники по слабости тех и других не в состоянии задержать достаточно сильного чебака, подъязика или окуня. Этот интересный факт смены зубов у щуки, замеченный еще покойным Аксаковым, совершенно верен и доказывается прямым и косвенным наблюдением: старые зубы выпадают от одного прикосновения, и исключительно в это самое время не только крупная насадка на жерлицы, но и пойманная рыба часто носит на себе ясные следы укушения щуки; последняя не в состоянии прокусить твердого покрова своей более крупной добычи, и о крепкую чешую рыбы ломаются ее ослабевшие зубы. В конце месяца щука уже хорошо берет на «животь», начинается клев ее и ловля на жерлицы, а еще раньше, но весьма недолгое время и большею частию в проточных мельничных прудах, производится ловля ельцов на червяка.
В последних числах мая, иногда в начале июня, опять-таки смотря по местоположению озера и состоянию погоды, когда вода значительно потеплеет, помутнеет и достигнет температуры не ниже 13-ти, даже 14-ти градусов, начинается игра карася. Необходимо заметить, однако, что, независимо от вышеозначенных условий, в полузаросших озерах, затянутых трясинами, в сущности теми же лавдами, нерест его бывает значительно позднее, нежели в камышистых и травянистых бассейнах. Дело в том, что эти самые лавды иногда не растаивают до средины июня, и только к Петрову дню нога начинает глубоко вязнуть и прорывать трясину. Понятно, вода здесь долго не получает надлежащей температуры, потребной для нереста этой рыбы.
Вообще карась всю зиму лежит порознь под лавдами, зарывшись в няш, и окончательно выходит оттуда, когда подымутся водяные травы, зацветет шипишник и начнется клев чебака и окуня. Тогда он собирается в большие, иногда весьма многочисленные, стаи и идет в береговые камыши и ситовники (тростники), где производится самый процесс метания икры. Осоки карась не любит, но часто, особенно в Богословских, северных озерах, где камыш и тростник составляют значительную редкость, он играет во мху и на него же выпускает свою желтоватую икру.
Но несомненно, карась никогда не нерестится одновременно; игра его производится в несколько приемов, иногда с весьма большими промежутками. По замечанию рыбаков, он мечет с конца мая или начала июня «каждый новый месяц», вплоть до августа, т. е. 3–4 раза. Что карась играет по крайней мере в два приема, в этом я мог убедиться лично, так как наблюдал его вторичный нерест в двадцатых числах июня; но, надо полагать, это играет рыба, почему-либо не успевшая выметать икру; весьма невероятно предположение, что каждый карась выпускает икру в несколько приемов, и окончательно нелепа мысль многих рыбаков, будто он успевает в какие-нибудь двадцать дней «нагулять» новую икру. Весьма возможно, во всяком случае правдоподобно, что в мае и начале июня нерестится карась, живший в более теплых местностях, где половые продукты его развиваются быстрее, а в конце июня – обитавший под мерзлыми лавдами.
Каждый нерест карасей, точнее некоторой части их, весьма непродолжителен и много-много если продолжается два утра, причем прежде всего выметывают икру самые крупные, обыкновенно одно утро, и заканчивается к полдням. Поэтому карась идет весьма дружно, и, если следить за ним, игра его замечается и наблюдается легче, чем у многих других рыб. Пена и муть стоит над собравшейся густой стаей рыбы, далеко слышно ее шлепанье и характеристическое чмоканье, шелестит камыш и колеблются его верхушки, всюду плавает мох; кишмя кишат караси, весло так и тыркается об них. Обыкновенно икряники находятся на дне, где и трутся, наверху же вертятся и выпрыгивают самцы; затем, обернувшись вверх брюхом или боком, последние начинают один за другим изливать молоки, а самки выпускают на них свою икру. Но и за исключением играющих позднее, далеко не все караси, вообще растущие очень медленно, собираются в это время в стаи: карась нерестится только на 3-м, иногда едва ли не на четвертом году, и более молодой остается в той же няше, где точно так же отыскивает себе пищу, состоящую из растительных остатков, частию мелких насекомых. К ним скоро присоединяется отыгравшая взрослая рыба; одно утро, хотя вразброд, она еще полощется у берегов и продолжает ловиться в рыболовные снасти, но затем расходится врозь, снова прячется под лавдами или укрывается в водяном мхе и вязкой тине.
Главная ловля карася производится стеновыми мережами, поставленными по опыту прежних лет в известных местностях. При удачном выборе места в сети запутывается такое количество рыбы, что мережи буквально тонут на дно: бывают случаи, что из каждой в одно утро вытаскивают по десяти пудов карася. Кроме того, его ловят в значительном количестве в котцы и морды, а днем, когда он уже ходит не так грудно, загоняют в ботальные мережи.
Немного позже играет линь, в противоположность последнему – обитатель одних проточных озер и прудов и вообще сравнительно немногочисленный. Еще за несколько дней до начала нереста выходит он из глубокой няши, где ведет вполне уединенный образ жизни и часто совсем зарывается к берегам озер или в заливы протоков, поросших горошницей, – любимым местопребыванием его и в прочее, теплое время года. Где он малочислен, там игра его проходит совершенно незаметно: играет вместе какой-нибудь десяток-другой рыбы, так что нерест линя – тем более что количество самцов превышает количество самок, отличающихся более крупной чешуей, – приближается к нересту щуки. Но например, в Кызылташе, где составляет почти главную породу рыбы, линь собирается большими, хотя и негустыми рунами, так что, весьма возможно, и здесь игра его имеет тоже, так сказать, более семейный характер. Продолжительность ее, быть может, именно от этого обстоятельства весьма значительна, редко менее недели, часто две; при этом мелкие трутся раньше, крупные позже, почему можно встретить летом и молодых линьков, которые вообще выклевываются скорее других рыб, иногда гораздо менее недели, и свежую зеленоватую икру; последняя свободно плавает на поверхности или прикрепляется к водяным растениям, чаще всего горошнице. Вообще погода и ненастье имеют весьма большое влияние на продолжительность игры этой рыбы, но, вероятно, тут действуют и те же замедляющие причины, как у карася, с которым он ведет весьма сходный образ жизни.
До начала нереста все лини скрываются в няше и спокойно лежат в ней, так что присутствие их почти неприметно; но в конце мая в светлых водах, хотя и иловатого, Кызылташа нетрудно воочию удостовериться в огромном количестве этой рыбы. Яркий «луч» освещает дно: всюду – справа, слева, впереди – чернеются широкие спины огромных линей; одни неподвижно лежат, другие медленно плывут, пробужденные светом и шумом; даже тут меткая острога ловкого рыбака редко дает промах. Десятки лодок выезжают в это время на озеро; при удаче и уменье многим достается в добычу до десяти пудов самой отборной рыбы, так как вся молодь скоро рассеивается и немедленно уходит из озера в Метлинский пруд; только достигнув известной величины, именно на третьем году, поздней весной линь, хотя и не весь, возвращается в озеро. В других озерах он добывается обыкновенно ботальными мережами и мордами, которые уже не имеют почти никакого влияния на уменьшение его количества.
Но, за исключением весеннего лученья и отчасти ловли мережами, где тоже икра и молоки бьющейся рыбы большею частию вытекают совершенно непроизвольно, главная вешняя ловля – котцами и мордами – не только не приносит никакого вреда, особенно последняя, но оказывает даже значительную пользу: как мы видели, морды и заезки служат косвенным образом рассадником и убежищем молодой рыбе. Гораздо большее влияние на уменьшение приплода имеют физические явления: сильный ветер, буря, проливной дождь после нереста, когда огромные массы уже оплодотворенной икры и выклюнувшейся молоди выбрасываются с травою на берег или уносятся на средину озера, наконец, истребление икры водяными птицами и самой рыбой. В первом случае икра и рыбешки окончательно погибают, во втором – развитие их несколько замедляется несоответственной температурой, молодь, не находя себе надлежащего спокойного пристанища и достаточной пищи, гибнет во множестве от одного волнения озера. Вот почему вся рыба мечет икру в курьях или, хотя реже, в камнях, где икра тоже предохранена от этих неблагоприятных условий. Вообще рыба выбирает для нереста воду, содержащую в себе много воздуха, не слишком глубокую, для того, чтобы воздух, необходимый для развития, мог скорее возобновляться, и изобилующую водяными растениями, к которым икринки могли бы прилепляться. Растения эти кроме выделения кислорода привлекают множество микроскопических животных – инфузорий, коловраток, мелких ракообразных и кроме защиты доставляют прямым или косвенным образом пищу молодому поколению.
V
После некоторого колебания, иногда непродолжительного ненастья, в первых числах июня устанавливается лето и начинаются непомерные жары; только многочисленные озера и частые грозы несколько освежают раскаленный воздух и умеряют зной июльских дней. Безоблачное небо принимает сероватый оттенок, горизонт теряется во мгле, и дальние горы застилаются беловатым туманом.
Но уже с полудня туман в горах густеет, подымается все выше и выше и образует все более и более чернеющие тучи: едва ли один день в Петровки обходится без гроз в какой-либо местности Каслинского и Кыштымского Урала. Эти тучи, однако, далеко не всегда доходят до окраинных селений черноземной степи; в Шадринском уезде грозы и совместные с ними благодетельные ливни относительно редки и почти никогда не бывают так сильны и опасны, как в горах. Жители равнин, конечно, не имеют ни малейшего понятия, что значит гроза в Урале, какой опасности подвергаются заводы и села у его подножия.
Под влиянием этих жаров и частых проливных дождей в то время, когда в безлесной степи травы выгорают, задерживается рост хлебов, трескается земля и обнаженные солонцы покрываются белым налетом выступившей соли, роскошно развивается растительность Урала. Не по дням, а по часам растут зонтичные растения, достигающие здесь громадной величины, быстро расцветают ярко-красные петушки (Cypripedium macrantum), великолепные курочки (Cypripedium guttatum), на склонах гор алеет марьин корень – дикий пион, там и сям виднеются красивые саранки (Lilium margaton).
В средине июня поднявшиеся лавды густо зарастают осокой; зеленеет молодой камыш, и за широкими листьями его уже не видать прошлогодных желтых стеблей; в курьях и протоках распускаются белая водяная лилия и желтая кувшинка, называемые здесь лопухами. Озера постепенно оживляются, птичье население их увеличивается с каждым днем. В камышах, тростниках, лавдах – всюду слышится писк утят, молодых чаек, лысух; рано утром везде чернеются десятки утиных выводков. Вся птица снова собирается со всех окрестных болот и не покидает более озер, где ей нет недостатка в пище.
К тому времени во всех заливах, прибрежных осоках и камышах, у всех плавучих трясин появляются мириады мелкой рыбешки; густыми стаями толпится она, привлекаемая затишьем и бесчисленными растительными и животными организмами, которые кишат в мутной воде травянистых прибрежий. В ясное тихое утро, проезжая на лодке мимо камышей и лавд, вы увидите, какие массы молодой рыбы укрываются здесь от ветра и многочисленных врагов; тем не менее и эти несметные стаи дают весьма не полное понятие о количестве мальков в озере. Все это исключительно молодь чебака, частию окуня; других рыб почти не видно: они или укрываются на самом дне озера – в вязком иле, или безвыходно таятся под трясиной, или, наконец, еще не вышли в озеро из рек и протоков. К первым принадлежит весь молодой карась, также линь, ко вторым – весь ерш и значительная часть окуней, к последним – почти вся молодь язей и ельца, которая в начале лета встречается только у устьев и истоков, и то сравнительно редко.
Отсюда очевидно, наибольшему истреблению птицами и хищными рыбами, по крайней мере первое время, подвергаются молодые чебаки и окуни, которые всего менее прячутся, чаще других видов плавают на поверхности воды и выходят на чистые места озера. Действительно, не только большая часть всех уток-рыбалок, чаек, гагар кормятся исключительно чебаковыми и окуневыми мальками, но сюда же, в курьи и камыши, привлекаемые легкостью добычи, собирается почти вся годовалая щука, почти весь прошлогодний окунь. Более крупные щуки и окуни держатся в более глубоких заливах, нередко на значительной глубине и, подобно большинству всех взрослых рыб, живут там в продолжение всего лета.
Не только все прошлогодние щучки и окуни стекаются в мелкие затишья и преследуют стаи молодых чебаков и окуней, но даже и щурята-селетки принимают самое деятельное участие в истреблении мелкой рыбешки. Во второй половине июня они выходят из водяного моху, где укрывались до сего времени, и начинают неутомимо охотиться за мальками, почти не уступая в проворстве и живости взрослым. Всюду в неглубоких курьях, особенно там, где все дно густо заросло различными водяными растениями, там и сям неподвижно лежат щурята в ожидании добычи; при первом взгляде их длинное брусковатое тело кажется небольшим темным сучечком, застрявшим на листьях водяного растения. Вот медленно, не торопясь, выплывает из смежных камышей густая стая молодых чебаков; как молнии выскакивают щурята из своих засад, быстро скользят по поверхности, оставляя за собой едва заметную струйку, постепенно расходящуюся треугольником; испуганная стая спешит укрыться в родные камыши, преследуемые мальки выскакивают из воды, но на шум выходят более крупные и опасные хищники, которые с нетерпением выжидали выхода мелюзги из тесного лабиринта камышей, где преследование не совсем удобно; скоро усматривают рыбу и зоркие чайки и крачки (Sterna hirundo). Происходит полное смятение – молодая рыба, отрезанная от своих надежных убежищ, мечется как угорелая во все стороны, рассыпается дождем, всюду летят брызги, плещется крупная рыба. Но не проходит даром и зачинщикам суматохи: щурята, в свою очередь, даже очень часто делаются добычей окуней и своих более крупных собратьев; они все-таки представляют для них более лакомую добычу.
В это время щурята бывают уже величиной около двух вершков: они растут чрезвычайно быстро, гораздо скорее всех прочих озерных рыб. Они, впрочем, и вылупляются прежде всех. Икра щук, особенно на солнцепеке и в мелкой воде, развивается очень скоро; молодая рыбешка, как мы видели, выклевывается иногда через десять, даже восемь дней, так что в степных озерах уже в начале мая можно наблюдать щурят, хотя еще с желточным пузырем, мешающим им свободно двигаться. В это время они однако, имеют еще не полное сходство со взрослыми щуками, которые около средины мая, как мы видели, истребляют их беспощадно; но по мере всасывания этого пузыря молодь приобретает все более и более полное сходство со старыми, делается все живее и проворнее, наконец, окончательно расходится в разные стороны и начинает укрываться в мелких местах озера, заросших водяными растениями, в особенности водяным мхом. Как известно, щуки никогда не живут стаями и ведут б. ч. одиночный образ жизни.
Рис. 16. Разрез икринки костистой рыбы
Рис. 17. Живчики рыб
В глубокой и более холодной воде, также в тени развитие щучьей икры идет гораздо медленнее и продолжается иногда долее двух недель; но в большинстве случаев щурята выклевываются ранее всех рыб – в первой половине мая – и в начале лета отличаются только своею относительною длиною. К средине этого месяца в реках и протоках, в прибрежных осоках и под широкими листьями лопуха уже кишат молоденькие ельчики: вскоре вслед за ними на припек в неглубоких камышах выходят из яиц миллионы крошечных чебачков и окуньков; затем – молодые язи, ерши; а в начале июня, даже в последних числах мая выклевываются молодые лини и караси. Икра ерша, язя, ельца, которые мечут в более холодной воде, редко развивается менее чем в две недели; между тем зародыши чебака, окуня, карася выходят из яичек в десять, семь, а молодые линьки даже в три-четыре дня.
Рассмотрим теперь вкратце, каким образом совершается развитие яйца рыбы. При некотором увеличении легко разглядеть, что каждая разрезанная икринка состоит из двойной оболочки и заключенного в ней желтка. Наружная оболочка, называемая белочною, всегда содержит небольшие поры, через которые может проходить вода; внутренняя оболочка – желточная – отличается своею крайнею тонкостью и прилегает к желтку, который представляется густою, б. ч. желтоватою жидкостью. Кроме того, в каждом яичке замечается т. н. яичная воронка (Micrapyle), которая пробуравливает оболочку и доходит до поверхности желтка. Совсем другое замечаем мы под микроскопом на продуктах самцов – молоках. Они состоят из беловатой жидкости, наполненной бесчисленными мельчайшими тельцами, которые имеют сходство с булавкой и находятся в беспрестанном движении, почему и называются живчиками (сперматозоидами). Для оплодотворения яичка не только требуется, чтобы оно было смочено семенем, но и необходимо, чтобы один или несколько живчиков проникли в желток через вышеупомянутую яичную воронку. Только тогда начинается развитие яйца, заключающееся в том, что известная часть желтка начинает делиться на небольшие ячейки, из которых потом слагается продолговатая кожистая пластинка – первый зачаток зародыша.
Но уже с полудня туман в горах густеет, подымается все выше и выше и образует все более и более чернеющие тучи: едва ли один день в Петровки обходится без гроз в какой-либо местности Каслинского и Кыштымского Урала. Эти тучи, однако, далеко не всегда доходят до окраинных селений черноземной степи; в Шадринском уезде грозы и совместные с ними благодетельные ливни относительно редки и почти никогда не бывают так сильны и опасны, как в горах. Жители равнин, конечно, не имеют ни малейшего понятия, что значит гроза в Урале, какой опасности подвергаются заводы и села у его подножия.
Под влиянием этих жаров и частых проливных дождей в то время, когда в безлесной степи травы выгорают, задерживается рост хлебов, трескается земля и обнаженные солонцы покрываются белым налетом выступившей соли, роскошно развивается растительность Урала. Не по дням, а по часам растут зонтичные растения, достигающие здесь громадной величины, быстро расцветают ярко-красные петушки (Cypripedium macrantum), великолепные курочки (Cypripedium guttatum), на склонах гор алеет марьин корень – дикий пион, там и сям виднеются красивые саранки (Lilium margaton).
В средине июня поднявшиеся лавды густо зарастают осокой; зеленеет молодой камыш, и за широкими листьями его уже не видать прошлогодных желтых стеблей; в курьях и протоках распускаются белая водяная лилия и желтая кувшинка, называемые здесь лопухами. Озера постепенно оживляются, птичье население их увеличивается с каждым днем. В камышах, тростниках, лавдах – всюду слышится писк утят, молодых чаек, лысух; рано утром везде чернеются десятки утиных выводков. Вся птица снова собирается со всех окрестных болот и не покидает более озер, где ей нет недостатка в пище.
К тому времени во всех заливах, прибрежных осоках и камышах, у всех плавучих трясин появляются мириады мелкой рыбешки; густыми стаями толпится она, привлекаемая затишьем и бесчисленными растительными и животными организмами, которые кишат в мутной воде травянистых прибрежий. В ясное тихое утро, проезжая на лодке мимо камышей и лавд, вы увидите, какие массы молодой рыбы укрываются здесь от ветра и многочисленных врагов; тем не менее и эти несметные стаи дают весьма не полное понятие о количестве мальков в озере. Все это исключительно молодь чебака, частию окуня; других рыб почти не видно: они или укрываются на самом дне озера – в вязком иле, или безвыходно таятся под трясиной, или, наконец, еще не вышли в озеро из рек и протоков. К первым принадлежит весь молодой карась, также линь, ко вторым – весь ерш и значительная часть окуней, к последним – почти вся молодь язей и ельца, которая в начале лета встречается только у устьев и истоков, и то сравнительно редко.
Отсюда очевидно, наибольшему истреблению птицами и хищными рыбами, по крайней мере первое время, подвергаются молодые чебаки и окуни, которые всего менее прячутся, чаще других видов плавают на поверхности воды и выходят на чистые места озера. Действительно, не только большая часть всех уток-рыбалок, чаек, гагар кормятся исключительно чебаковыми и окуневыми мальками, но сюда же, в курьи и камыши, привлекаемые легкостью добычи, собирается почти вся годовалая щука, почти весь прошлогодний окунь. Более крупные щуки и окуни держатся в более глубоких заливах, нередко на значительной глубине и, подобно большинству всех взрослых рыб, живут там в продолжение всего лета.
Не только все прошлогодние щучки и окуни стекаются в мелкие затишья и преследуют стаи молодых чебаков и окуней, но даже и щурята-селетки принимают самое деятельное участие в истреблении мелкой рыбешки. Во второй половине июня они выходят из водяного моху, где укрывались до сего времени, и начинают неутомимо охотиться за мальками, почти не уступая в проворстве и живости взрослым. Всюду в неглубоких курьях, особенно там, где все дно густо заросло различными водяными растениями, там и сям неподвижно лежат щурята в ожидании добычи; при первом взгляде их длинное брусковатое тело кажется небольшим темным сучечком, застрявшим на листьях водяного растения. Вот медленно, не торопясь, выплывает из смежных камышей густая стая молодых чебаков; как молнии выскакивают щурята из своих засад, быстро скользят по поверхности, оставляя за собой едва заметную струйку, постепенно расходящуюся треугольником; испуганная стая спешит укрыться в родные камыши, преследуемые мальки выскакивают из воды, но на шум выходят более крупные и опасные хищники, которые с нетерпением выжидали выхода мелюзги из тесного лабиринта камышей, где преследование не совсем удобно; скоро усматривают рыбу и зоркие чайки и крачки (Sterna hirundo). Происходит полное смятение – молодая рыба, отрезанная от своих надежных убежищ, мечется как угорелая во все стороны, рассыпается дождем, всюду летят брызги, плещется крупная рыба. Но не проходит даром и зачинщикам суматохи: щурята, в свою очередь, даже очень часто делаются добычей окуней и своих более крупных собратьев; они все-таки представляют для них более лакомую добычу.
В это время щурята бывают уже величиной около двух вершков: они растут чрезвычайно быстро, гораздо скорее всех прочих озерных рыб. Они, впрочем, и вылупляются прежде всех. Икра щук, особенно на солнцепеке и в мелкой воде, развивается очень скоро; молодая рыбешка, как мы видели, выклевывается иногда через десять, даже восемь дней, так что в степных озерах уже в начале мая можно наблюдать щурят, хотя еще с желточным пузырем, мешающим им свободно двигаться. В это время они однако, имеют еще не полное сходство со взрослыми щуками, которые около средины мая, как мы видели, истребляют их беспощадно; но по мере всасывания этого пузыря молодь приобретает все более и более полное сходство со старыми, делается все живее и проворнее, наконец, окончательно расходится в разные стороны и начинает укрываться в мелких местах озера, заросших водяными растениями, в особенности водяным мхом. Как известно, щуки никогда не живут стаями и ведут б. ч. одиночный образ жизни.
В глубокой и более холодной воде, также в тени развитие щучьей икры идет гораздо медленнее и продолжается иногда долее двух недель; но в большинстве случаев щурята выклевываются ранее всех рыб – в первой половине мая – и в начале лета отличаются только своею относительною длиною. К средине этого месяца в реках и протоках, в прибрежных осоках и под широкими листьями лопуха уже кишат молоденькие ельчики: вскоре вслед за ними на припек в неглубоких камышах выходят из яиц миллионы крошечных чебачков и окуньков; затем – молодые язи, ерши; а в начале июня, даже в последних числах мая выклевываются молодые лини и караси. Икра ерша, язя, ельца, которые мечут в более холодной воде, редко развивается менее чем в две недели; между тем зародыши чебака, окуня, карася выходят из яичек в десять, семь, а молодые линьки даже в три-четыре дня.
Рассмотрим теперь вкратце, каким образом совершается развитие яйца рыбы. При некотором увеличении легко разглядеть, что каждая разрезанная икринка состоит из двойной оболочки и заключенного в ней желтка. Наружная оболочка, называемая белочною, всегда содержит небольшие поры, через которые может проходить вода; внутренняя оболочка – желточная – отличается своею крайнею тонкостью и прилегает к желтку, который представляется густою, б. ч. желтоватою жидкостью. Кроме того, в каждом яичке замечается т. н. яичная воронка (Micrapyle), которая пробуравливает оболочку и доходит до поверхности желтка. Совсем другое замечаем мы под микроскопом на продуктах самцов – молоках. Они состоят из беловатой жидкости, наполненной бесчисленными мельчайшими тельцами, которые имеют сходство с булавкой и находятся в беспрестанном движении, почему и называются живчиками (сперматозоидами). Для оплодотворения яичка не только требуется, чтобы оно было смочено семенем, но и необходимо, чтобы один или несколько живчиков проникли в желток через вышеупомянутую яичную воронку. Только тогда начинается развитие яйца, заключающееся в том, что известная часть желтка начинает делиться на небольшие ячейки, из которых потом слагается продолговатая кожистая пластинка – первый зачаток зародыша.