Садиев Ришат. То день, то вечер

   - Самолета туда нет, но для Вас можем сделать.
   Я удивился: это почему же?
   - Не каждый день видишь живого папуаса.
   Я окинул себя их взглядом: казанские псевдоджинсы, такая же суррогат-майка с ковбоем, на спине болтается самарское сомбреро,Э ношенные кеды на лапах - и рижская ПУБЛИКА рядом. И вот осталось с того дня вечно грызущее желание где-нибудь, когда-нибудь сойти с трапа, как надо, вписаться в толпу и быть спокойным, что не про твою честь смешки за спиной. Потом был казус в Луна-Парке на взморье: занял очередь на американские горки за единственной незанятой бэби, уже готовился сесть в кабину на двоих - и тут подошел здоровенный кабан, и оказалось. что она пока со мной ля-ля фа-фа - ему очередь держала. Чуть не разревелся, потом пришла мысль: все, что в этом мире притягательно, слишком быстро расхватывается. Было туманно и пессемистично: а почему должны расхватывать до меня, а не я? И следом я выродил оптимизм: смысл жизни не в том, чтоб ловить кайф, в том числе и красивых женщин. Лучше поставить себе некую великую цель и к ней идти, презрев мирские утехи, в том числе и красивых женщин.
   Вернулся в Казань, матушку-Козу. выложил свой оптимизм Самосвалу, ждал оваций, а Самосвал как завопит:
   - Муха, христом-богом тебя прошу. не смей так настраваться! Все ж гитлеры и наполеончики с этих мыслей начинались! Лучше будь простым российским обывателем, так хоть никого не угробишь и не ограбишь, не ограбишь-не угробишь!
   Ох, не хотел я в обыватели. Кино сымать - другоедело, а в обыватели, да еще добровольно, да еще заявивши после восьмого: "Вот все дураки уйдут в ПТУ, тогда в девятом райская жизнь будет"?
   ...Райской жизни не воспоследовало ни в девятом, ни позже. В ПТУ и армию, не поступив во ВГИК, ушел я.
   Перед дембелем нам дали увольнение в Пражский Град. Трое туристов, презрительно говоривших что-то про нашу униформу на скверном английском, показались мне советскими по одежке. Я поймал их на ер-рунде: гаркнул в пространство "Земляки!", и кроме них на русскую речь не дернулся никто. Потом и они спохватились, отвернулись и еще сквернее зашпарили по-английски. Вот оно. мое давнее желание везде вписаться, доведенное до логического конца, - думал я, глядя в спины уходящей из Града англо-русской тройке.
   Я думал об этом неотступно, когда нас подняли, наконец, с чешского военного аэродрома и опустили на подмосковный, когда затрясся по тьме неведомого доселе общего вагона, не в силах ждать, что проклюнутся плацкарты до Казани. Я решал дурацкую задачку, как приткнуться теперь в жизни: вписаться потеряв пресловутое "свое лицо", либо не вписываться и слыть идиотом. Кто я? Интеллигент на почве самообразования, "сам себя сдалавший"? А кто докажет? И кому? Все равно безвольным и никчемным сибаритом будут числить работягу. не поступившего пару раз в ВГИК, но чинающего книги и имеющего хобби. А волевым и общественно-полезным - кретина, с другом обитающего в институте и не читающего книг. Стало быть, я пролетарий? Но завод для меня - лишь деньги. Жизнь - дома и на сцене, так было до армии, но сейчас с высоты третьей полки, застеленной шинелью ничего дальше не видно. Только осень кругом. да по общим вагонам - дембеля..
   И когда вКазани я взялся за старое - ставить студенческие отбивая хлеб у зацикленных профессионалов; и один из этих зацикленных сказал, что на мне ни армейского, ни ПТЦшного отпечатка не видно - я понимаю: он просто хотел польстить. И он никогда бы не выбрал столь сомнительный комплимент. если би в самом деле за версту не было видно моего, теперь уже видимо пожизненного пэтэушного и армейского отпечатка.
   Кажется, мне никогда не суждено вписаться.
   "НАС ЛЮБИЛИ ЛУЧШИЕ ЖЕНЩИНЫ КАЗАНИ,
   ЛУЧШИЕ МУЖЧИНЫ УВАЖАЛИ НАС!"
   САМОСВАЛ
   ...Они почти не "ходили", странно, как поженились, но даже если разведутся, останутся для нас навсегда вдвоем с того самого зимнего вечера, когда Асана засекли на заснеженной Профсоюзной под ручку с девочкой из другой школы. Это была Крюкова.
   За предательство мужики из параллельных девятых и даже из десятых собрались его бить. Но он нашелся. "Помните, - говорит, - мы на Новый Год девиц в хате прождали?" "Помним, - отвечаем, - так их же родичи к нам не пустили". "Аюй, - говорит Асанчик, - я их наутро у одного хмыля на ВторыхГорках засек, всев дупель и спят в обнимку в мужиками. Вас не хотел расстраивать, смолчал, да сам не стерпел. Вот и подцепил чужую."
   Десятый класс кулаки опустил. Хотя им все равно завидно было, что Асан где-то "в городе" цепляет девочек, которые с ним ни общими стенами, ни "дай контрольную сдуть" - ну ничем не повязаны. Но за это вроде бить не положено. И ушли. Следом из физкультурной раздевалки ушли мы с Мухой, похватив Евгения под ручки. Мы-то в девятом страшно умные были и причину общей зависти знали: Асан красивый, и его беречь надо. Так что из раздевалки - от греха подальше. Сразу перед глазами елка. на носу полночь, телефоны до белого каления. никого из драгоценных одношкольниц вызвонить не можем; думаем, что их под домашний арест посадили, а они значит...
   - Провинциальная грязь, - сказал Асан, уловив наши думы, навеянные Новым годом.
   - Да-да, провинциальная грязь, - сказал я, - отсюда надо рвать сразу после выпускного. Но в школе прошу помалкивать.
   - А что. за это тоже будут бить? - хихикнул Асан.
   - Не по морде, - проворчал Мохов, - по аттестату. Особенно физик, у него все "москвичи" под оптическим прицелом.
   "Заметано", - сказали мы и по системе Станиславского начали отыгрывать роль провинциальных скромников до пускного. Вальс оттанцевали, рассвет на Волге встретили, аттестаты неиспорченные из школы забрали и пришли на вокзал, до Москвы садиться. Предки нас прокляли, так что провожала одна Крюкова. Объявили по матюгальнику то ли две, то ли пять митнут до отхода, стала Крюкова нас всех целовать - и тут с Восточной платформы какой-то наглый пацан к нам вразвалочку припилил, в одну шеренгу с нашей троицей стал, и Ленке с ходу:
   - А меня-а ?!
   Крюкова не будь плоха, его тоже в щечку. А пацан нам:
   - За московскими дипломами штоль?
   - Нуу!!
   - Да-а, хоть Москву поглядите...
   Поезд пошел, мы в него, пацан в толпу, Ленка за поездом ручкой машет, все по форме. Только осенью выяснилось, что пацан не в толпу, а в вокзал. у окна затаился, Крюкову выследил и на два года ее у Асана - того...
   Как пишут в этих случаях особо мощные литераторы, вот так в нашу жизнь вошел первый нахал Казани Андрюша Панкратов. Формально его за такое "вхождение в наши судьбы" убить мало, а фактически Асан ему крупно должен. Когда Ленка два года пахала манекенщицей и не поступала никуда, это была прямая дорожка к раннему браку или по рукам, потому что без царя в голове, но Ленка осталась нетронутой, потому что ее два года сторожил Панкрат; дальше была смена караула - Панкрат ушел, царь в голове появился. Панкрат ушел не без мое йпомощи, когда я поймал его на самом заурядном двойном ухаживаньи. Для родителей у Андрюши была про запас левая интеллектуалка с юрфака. Как-то под Новый год я видел, что он провожал ее на поезд домой, в Бугульму, целовался на перроне... и я вдруг явственно ощутил, что на завтра он приглашел к нам, и мне будет невыносимо смотреть, как он будет обнимать Ленку, преданно смотреть в глаза и рвать струны. Я утащил всю банду встречать Новый год на дачу, и, когда Ленке передали, что он даже не почесался искать нас и ее, а полетел и успел-таки до полуночи к саоим престижным друзьям в Питер, она поняла. что была его куклой, и что настал ее черед показать, кто кому ровня.
   В те дни славы и восторга, когда тиснутая в одном центральном журнале рождественская сказочка про бедного Андрюшу, оставленног негодяем Гошей встречать Новый год в одиночку, сделала его героем толпы. я все-таки его спросил:
   - Слышь. а два червонца в один конец не жалко было?
   - Чо прокутили. то заработаем.
   - Ясно. А с башкой у тебя все в порядке?
   - Конечно. отец. Друг мой, Гошка. усвой одну истину: транспорт у нас на Руси ходит скверно, однако ходит. Усек?
   - Ну ходит транспорт. а мне что с того?
   - А раз ходит, так пользуйся. Езди и сколачивай себе связи. Иначе будешь привязан к своей дыре, как Антей к земле.
   - Столицами сыт по горло, - сказал я. и в очередной раз ошибся.
   ..Крюкова, пройдя в наступившеим году без видимых усили йна филфак родного универа, посоветовала ввсем джнтльменам нашей банды забыть ее телефон и на прощанье буркнула что-то вроде: "Полюбите нас черненькими, беленькими нас всяк полюбит".
   Мужики чуть дуба не дали: Крюкова на филфаке! Сенсация разделила джентльменов на два враждебных лагеря. Оптимисты - кто в душе еще надеялся когда-нибудь Ленку заполучить - говорили, что в ней проснулось духовное начало. Пессимисты - те, кто уже и не мечтал ее получить ни под каким видом, процедили сквозь зубы примерно одно:
   - Наконец-то ей подсказали, что манекенщица с дипломом продается дороже.
   "Гляньте, за птичками в раю - вечная очередь.
   И я покорнейше встаю со всеми прочими", - как сказал бы Александр Яковлевич Розенбаум.
   ИЗ ПОКАЗАНИЙ РИШАТА
   Самосвал склерозировал, что Андрюша II. в его жизнь вошел еще на выпускном, когда толпишки двух школ столкнулись у ограды старой больницы; я там тоже шлялся со своей английской суперспецшколой. На крыльце под курево базарили врачи.. о том, что если бы Казань не встала некогда барьерьом между игом и Европой, то не было бы нынче европейской культуры и посему.. и Нотр-Дам и "Битлз", и даже Манхэттен опираются на белые стены казанского кремля..
   - Провинциальная грязь, - сказал Самосвал, - мания величия.
   - Нет, обычный утренний маразм, - заключил Панкратов, - развивается при всех видах бдений, особенно в походах и на дежурствах. Маразм различают трехчасовой, пятичасовой. семичасовой..
   Пока А.П. собирался читать лекцию, Самосвал, ощущая вседозволенность, подбирался к талиям наших спецдевочек.
   - Какие девочки! - завопил Самосвал.
   Из нашей английской кучи вылетал хлоб по кличке Бормотухов, тоже с воплем:
   - А какие мальчики!!!
   - Качать не надо, цветы в машину, - закончил лекцию А.П., сгреб Гошу в охапку и дернул от нас, куда попало.
   ИЗ ПОКАЗАНИЙ САМОСВАЛА.
   Я застрял на выпускном у какой-то больницы и отстал от своей школы, не помню почему, и что хуже всего - потерядлись мои мужички. Это было чревато. Забирать аттестаты надлежало в темпе вальса, ибо для штурмующих столицы физик Виталий Иваныч, коротко Тайваныч. сторожит школу после выпускного до обеда, затем документы два дня на замке и Москва накрывается. Мужичков следовало найти еще срочнее, ибо врать Тайванычу, почему мы об этом два года молчали, лучше бы коллективно.
   ИЗ ПИСЬМА УЧИТЕЛЯ ФИЗИКИ В.И. ФРОЛОВА ДОКТОРУ Р-М-А. САДИЕВУ
   "Глубокоуважаемый Ришат!
   Принося Вам глубочайшие извинения за задержку с ответом, считаю своим долгом объясниться. Причиной задержки, обязан Вам сказать, не моя леность, но длительное первоначальное смятение, вызванное Вашей просьбой припомнить те подробности школьной жизни трех известных Вам моих учеников, которые, по вашему мнению, либо по моему мнению, могли стать причиной того, что известные Вам и мне субъекты в конечном счете, как вы написали, "переступили черту". Видите ли, не вчитавшись в Вашу просьбу внимательно, я порядком перетрясся: во-первых, что стряслось; а во-вторых. даже еслим стряслось. что за призыв к доносительству и что за частный сыск - неужели за годы так называемой перестройки наша общая нравственность пала так низко, что допускает подобное? То есть я хочу сказать, что на определенном этапе не имел ни малейшего намеренья отвечать Вам, но перечитавши по учительской привычке Ваш труд екще раз, убедился, что речь идет о преступлении закона нравствуенного; и, стало быть, поскольку Вы, смею надеяться. заинтересованы в очерке нравов, а отнюдь не в сборе компромата, я имею некоторую возможность помочь Вам разобраться в случившемся, хотя Вы так ине поставили меня в известноть, что у Вас случилось.
   Прежде всего, если Вам когда-либо приходилось бывать в нашей школе, и в частности, в служебных помещениях, Вы могли видеть, что у нас в учительской стоит старый добрый диван. Слава богу. мало кто помнит. как я волок его из дому, а друзья по физфаку не именовали его иначе, чем "творческий". Сотворено на нем было не новое слово в физике, а моя старшая дочь, чья матушка моей женой не стала, но своим эпистолярным творчеством отчислила меня из аспирантуры. Войну прошел, был старше всех сокурсников, но как ни барахтался - осел в школе, и мой диван со мною.
   И вот с этим диваном в последние лет десять связано мое новое хобби: караулить бумаги на выпускных вечерах. Собственно. интересвуют меня, как Вы можете догадаться, не сами документы. но те выпускники, которые, едва встретив по сложившейся традиции рассвет, бегом возвращаются за своими документами в школу. Вам, конечно же, хорошо известно, что подобная необходимость есть только у абитуриентотв так называемого июльского набора. то есть у поступающих в ВУЗы Москвы и Ленинграда. Остальным, за редким исключениемс, так рано документы не нужны.
   Смею вас уверить - общаться с этими домолрощенными наполеонами во сто крат интересней. чем созерцать из года в год выпускные балы до того стандартные, что знаешь наперед, в какой момент пустит слезу литераторша. а когда разрыдается биологиня. Впрочем, Вы, как я понял, не педагог, и Вам этого не понять.
   И вот представьте себе, в одно прекрасное утро лежу я на своем творческом диване - и тут приходят наши трое общих знакомых! Вы, конечно, вправе меня спросить. что тут такого? А я Вам скажу: завидев их на пороге, я едва не усомнился в том, что проснулся, вот как велико было мое изумление в то незабвенное утро.
   Видите ли, мой дорогой Ришат, педагогу с моим стажем весь потенциальный "июльский набор" известен минимум за два-три года до формальной процедуры выпуска. Люди делятся планами, у некоторых появляется определенный гонор они как бы мысленно уже ТАМ, и "с высоты нам шлют привет"; в конце концов, наиболее серьезные из них длительно переписываются с избранным ВУЗом, получают какие-то рекламные книжечки, письменные задания - последние часто приносятся в класс, а я никогда еще не отказывался помочь в их решении, если подобныепросьбы возникали. К сожалению, многие из этих категорий учеников, не выджерживая нервных перегрузок. становятся раздражительными, конфилктными, и не мне Вам объяснять - в силу сказанного выше и в силу гонора дерзят нам, педагогам. На что мы, конечно, не остаемся в долгу, и, что называется, "режем" им оценки. Я надеюсь, Вы учились в советской школе, и я, видимо, зря по своему занудству Вам все так подробно объясняю думается, Вы все этол испытали на собственной шкуре. От таких грешних, как я.
   Но вот с Вашими друзьями - случай особый, простите за невольный каламбур, но ничего из перечисленного выше за ними не числилось. И я никогда не смогу забыть, хотя здесь виновато, видимо, мое уязвленное самолюбие; что факультативу по физике они предпочитали репетиции своего доморощенного ансамбля, а на мои предложения решить хотя бы одну задачку из присланных одноклассникам контрольных (о которых я говорил выше) отвечали неизменным вежливым отказом, ссылаясь на отсутствие соответствующих способностей. Однако школьную программу они учили "от и до", и к их слабостям (как мне тогда казалось - слабостям) я в конце концов отнесся с пониманием: люди трезво оценивают свой "потолок", и слава богу. Я не стал им портить аттестаты - в те годы, как Вы помните, средние баллы еще учитывались при поступлении, и мне ваших друзей было, признаться, жалко.
   И вдруг они приходят первыми. Стоят на пороге учительской и молчат. Во всем поведении даже какая-то боязнь резануть, бросить вызов, но глаза..!
   Они боятся на меня смотреть. Потому что я знаю: им никуда не пробиться. А они чувствуют, что я знаю.
   Выглянул в окно и едва сдержал смех - господи, а как хорошо бы было при них, да в голос! по безлюдной улице шла бабка, воровато распихивая два ведра мусора в полные и без того баки, урны - что попало, видно нет во дворе контейнера, да и машину не дождешься.
   И вот тут, дорогой мой Ришат, я все понял.
   Как эта утренняя бабка, маленькая мусорная террористка. хотят они распихать втихаря, ненавязчиво, в расветные часы по городским урнам свое прошлое и то из него, что помешает пойти по головам - значит, и школу, и меня тоже.
   Пусть меня в урну. я не гордый, давно пора, но что ж они молчали про Москву два года? Хотя это ясно, за оценки дрожали. кажется они нашу педагогику поняли лучше, чем мы. Лет пять они не покажут носа, все вечера встреч - ко псам, школу за километр в обход. Год на шестой заявятся: "у н-нас все норр-мально!", только для этого и заявятся - понимаете, о чем я говорю? Это же патология!
   Или у вашего поколения границы нормы другие?
   И я, для которого война-то кончилась в пятьдесят первом на должности коменданта немецклй дыры, богом забытой, вдруг снова осознал себя мальчишкой. не нюхавшим пороха. Я порезал трех-трех медалистов! дал понять, что "не тянут", они сегодня не не придут, останутся в Казани, я смог им внушить. Медалистки-то мои детских самолюбий своих не прятали, и я стрелял по их самолюбиям, патронов не жалея; а рядом, выстроив маскировку, затаились эти.. фашисты.. то есть, конечно, никакие они не фашисты, а Ваши друзья, ради Бога извините. но как войну прошел - другие ругательства как-то на ум не приходят. Да и смятенье мое тогдашнее, поставив себя на мое место, я думаю, Вы должны понять: так обмануть, так обвести - поймите. не во мне дело; и Вы в полном праве приписать все моему уязвленному самоолюбию, но мне не себя - их жалко было. Я не проповедую инфантильность как норму жизни, хотя подобные воззрения. как Вы знаете, в нашем обществе успешно культивируются - но то, что они сделали, было так не по-детски, на меня повеяло такой неожиданной и неприятной их ранней взрослостью - что право, такую акселерацию души я не приемлю.
   Ни одной живой душе не проговориться? Это в пятьнадцать-то лет, в шестнадцать, когда хоть у трезвых, хоть у пьяных, что на уме, то на языке, и никак иначе?! Чего ж они в своей будущей жизни тогда натворят?
   ...Так мы и молчали в то утро, мысленно матеря друг друга и не стесняясь в выражениях. Ничего желать я им не стал, сил не было. Подумал, правда: если сейчас начнут врать - мол, документы пораньше забрали, потому что в турпоход идем - ну, все, на месте прибью. Как у Симонова: "Где увидишь его - там убей".
   Да вот обошлось без жертв...
   Еще раз ради всего святого - извините..."
   "ПОСТОЙ. ПАРОВОЗ, НЕ СТУЧИТЕ, КОЛЕСА". ШУРА МОХОВ ВСПОМИНАЕТ
   Я думал, мы до Москвы не доедем: или паровоз с рельсов сойдет от хохота или дуба дадим от собственного вранья. Врали в вагоне все, потому что мы-то точно врали. а весь вагон ехал туда же и за тем же. Школьная прошлая жизнь представала в нашем вранье сплошной неординарностью, будто сошедшей со страниц "Алого паруса" из "Комсомолки"; и центром этой неординарности, конечно же, были и могли быть только мы, которые уезжаем, но никак не один, которые остались дома.
   В суровой же натуре наша неординарность была такой, что нашумевший фильм покойной Динары Асановой "Ключ без права передачи", где гениальные детки берут друг у дружки интервью на кассетник, с училкой на "ты" и за ручку, а Окуджава просит "...жить. во всем друг другу потакая", ничего, кроме раздражения. взывать не мог, ибо мы знали, как там тогда потакали..
   Когда мы с Жеником поимели голупость провести в школе опрос и выпустить хит-парад с "АББА" и "БОНИ" в самом впереди совсем некстати, дир школы вызвал нашу классную: кто позволил стенгазету не к дате? не по форме? что за хит-парады в советской школе? и не подать ли Вам по обственному?
   Школа осталась без лучшей ангиличанки. Позже, когда я стал хорошо получать на заводе, Гоша - санитаром в психбригаде, и ночным сторожем в детсаду Женик, мы скинулись на репетитора и поимели, что хотели. Однокашники же пополнили ряды безъязыких..
   ..Забить другие школы интеллектом в поезде не вышло, у них - тоже: набор подвигов, извините, у всех был один. Дергали струны в тяп-ляп-роке. Клепали неуставные стенгазеты - с последствиями и без оных. Вместо базарных цветов везли на вечера из-за города на великах полевые. На выпускных все пускали шары, надутые гелием. Слайды и кино в походах да на "последних звонках" сняли почти все; в походы, стало быть, почти все ходили. "Девочки, которые сами из себя и танцуют так, что с других школ прибегают смотреть" - стандарт и явно туфта: девочки, такие, может и есть, а чужих на школьные вечера, как известно, не пускают.
   Ну все это, конечно, вперемежку с анекдотами и куревом, так что очень весело, с ощущением себя над толпой и уже в другой жизни; только утром серый Казанский вокзал, и в Москве дождь, и на перроне, как по команде, улыбки смыли - и, друг на друга не глядя - р-рванули.
   Года через три только понял, откуда эта внезапная хмурость на московском перроне взялась, и что ж это мы утром ощутили, ночь проржав над подвигами своими и прочими.
   Каждый из нас потерял веру в собственную исключительность: слишком уж одинаковыми мы все оказались.
   В ТО ДАЛЕКОЕ ЛЕТО. ИЗ ПОКАЗАНИЙ САМОСВАЛА.
   - А учить мы сегодня будем? - наивно спросил я соседа по комнате. лысеющего черного усача, обнимавшего сидя на диване одной рукой дешевенькую гитару, а другой - шикарно сложенную и дочерна загорелую брюнетку, судя по прононсу одесситку.
   - ДАС - не территория Советского Союза, здесь свой устав, - с понтом ответил усач, - вы учить приехали или жить?
   Абитуров журфака только что впихнули в ДАС МГУ - дом аспиранта и стажера. Черный усач оказался хроником. поступавшим в МГУ когда-то еще до армии, а теперь поступающем после, и мы, естественно, обозвали его Хроном. Народную мудрость об экстерриториальности ДАСа, душервущие байки и пару авторских песен он вызубрил еще на первом заходе, и ловил на эту наживку кайф - теперь в виде одесской еще девочки Гали. Не девочкой и Волроной она стала к концу лета, а Пластилиновой Вороной - когда вышел одноименный мультик А. Татарского с музыкой Гр. Гладкова.
   Я понял, что для Хрона жизнь потеряет смысл, если он поступит - потому что исчезнет ежегодный процесс поступления и общения с новыми нами. Да он и сам, видимо, это хорошо понимал и действовал в соответственном направлении.
   В основном он водил Ворону на пляж, а возвращаясь, вечерами описывал нам ее формы. Мы поняли, что он с ней спал, в тот вечер, когда вместе с формами было упомянуто и французское нижнее белье. В нижнем белье, как известно, на пляж не ходят, по общежитию - тоже, даже если это ДАС, который не территория Союза.. Серию этих дурацких вечеров разбавил разбавил внезапный визит сюда моих Мухова и Асанчика, они наделали в комнате столько шума, что прилетела Ворона. Было весело, но я догадался. что у моих дела худо: казанских мемуаров они наплели вагон и небольшую тележку, а об экзаменах не сказали ни слова - это означало конец надеждам и всей эпопее. Хрон. доиграв для нас последние романсы, в ту же ночь уехал домой. Мои мужички ушли из комнаты вместе с Хроном - он вызвал в ДАС такси, транспортуже не ходел; Асан с Муховым на это же такси селию. оставили Хрона на вокзале и поехали в навеки неродные общаги. В комнате дремала Галка, на Хроновском диване в этой же позе она провела весь вечер - сначала пытаясь слушать казанские бредни, а потом зевотой и дремотой давая понять. что мои ей неинтересны. Когда из комнаты уходил Хрон, она встала и нехотя поплелась к себе, а я поплелся вниз - сажать в такси Муху и Асана. Дверь своей комнаты, в которой теперь остался один, я не закрыл - кому я нужен? Через пять минут я вернулся.
   На диване снова лежала Галка.
   - Что стряслось? - спросил я.
   - Ничего особенного. Залетела.
   - Ты серьезно?
   - Все сроки задержки уже прошли. Я ж врачебная детка. как и ты.. я все слышала.. что ты врачебная детка.. я тоже.. так что в Одессе в любую клинику бесполезно.. до родителей информацию доведут.. а на криминалку - я еще не спятила..
   - Что, хочешь лечь в Казани? - спросил я, - а что ты потом наплетешь?
   - Что после Москвы поступала в КГУ и прокатилась.
   - А где будешь тянуть вермя? Чтоб сошло за правду?
   - У Шурика, как я поняла. отдельная хата. Поживу. отъемся.
   - А у тебя, как я понял, хороший слух. Однако, неприлично..
   - А что мне было делать? Изображать внимание к вашим персонам? Чтобы он все понял и достал вас в Казани?
   ..Да.. от Хрона она отделалась полудремой.. неглупа, весьма..
   -..неглупа. весьма.. как же он тебя раскрутил?
   - ..а как там у Булата Шалвовича - "..на дурака не нужен нож. ему немножко подпоешь. и делай с ним, что хошь.. какое небо голубое.." ..я ж комплексовала.. класса с восьмого..
   - С чего бы?
   - Школа со спортуклоном, длинные все, девочки ниже метр шысят семь не котировались.. во мне на три меньше.. поехала в МГУ - им всем доказать.. и в первый же ночер - солидный мужчина, почти что бард.. умудренный жизнью.." как увидел тебя на пляже, сразу понял, что за себя не отвечаю".. и все прощай. комплексы и невинность тоже.. Короче от радости в зобу дыханье сперло..