Садовский Михаил. Унисоны

1998

x x x

Я опять на часы не гляжу.
Слишком рано детей разбужу.
Что со мной? Нетерпения зуд.
Жизнь короткая - долог мой суд.
И вы будете тоже мечтать,
Чтобы мог вас мой голос поднять,
Но никак не вернуть, не забыть,
И вы станете детям звонить...
1998.

ПЕТЕРБУРГСКИЕ НОЧИ

x x x

Пыльный ветер по стылой Фонтанке,
В Шереметьевском доме окно,
Можно в горькую тайну изнанки
Заглянуть сквозь него заодно.

До Цепного моста недалеко:
Только окна твои миновать
И подъезд недреманного ока,
Чтоб вернуться от Летнего вспять.

Все круженье,
круженье,
круженье,
Нету силы идти напролом,
Окружение, как окруженье,
Неразъемность наручников - дом.

В этом городе полном печали
Строк, отлитых на все времена,
Сколько душ свою ночь повстречали
Под приютом безмолвным окна.

К Черной речке теперь пешеходом,
Незастроенным веком мечты,
И больнее печаль с каждым годом,
И разведены ночью мосты.

x x x

Письма - это совсем не бумага,
Не отчаянья мрак по ночам,
Эти строки при свете - отвага
Разговора с собой по душам.

Тайна здешних болот не раскрыта,
Из погубленных душ пьедестал,
Конь в брезгливом испуге копыта
Над застывшею болью задрал.

И отчаянье в реку стекает,
Не скудеют его родники -
Наводнения проза такая
Хмуролобым совсем не с руки.

Обновления ветер спесивый,
Ожидание жизни иной,
Город самый красивый в России,
Город самый в России больной.

Червоточина в тайне зачатья
Открывается много спустя,
А смертельные сфинксов объятья
На почтовых конвертах - пустяк.

Но он тянет, как пропасть с обрыва,
Как объятья в разлуке твои,
Над Фонтанкой окно молчаливо,
За оградой в саду - воробьи.

x x x

Где-то тут, на Кронверке
Витают
Души их, и тени их бредут,
В жизни неприкаянны веками
Верой защищавшие редут.

Сколько тут опал и междометий,
Возвращений горьких и смертей,
Уголок не сыщешь на планете
Сердцу и страшнее и святей.

Отдана Лубянке эстафета,
Наполняет голос новояз,
Это здесь они висели где-то,
И веревка тут оборвалась.

Но концы ее легко связали
С той поры в трепещущей ночи
Тени их и души их из дали,
А за ними следом палачи.

Не полны раскаянья и страха
В рвенье "до конца искоренить",
По ветру их красная рубаха,
"Слово - дело" - вековая нить.

Волны что-то важное такое
Шепчут, как им кажется тайком,
На Руси не ведают покоя
Души ни до смерти, ни потом.

x x x

Это тайна ночного полета
Всех на свете земных Маргарит,
На Исакии ангел кого-то
Словно... шерп молодой сторожит.

За Фонтанкой у церковки Анны,
Зацепившись, упала луна
И катилась по рельсам трамвайным,
Как однажды в Москве голова.

Эти тонкие ленты стальные
Ночь разрежут двойной колеей,
И пойдут за тобой остальные,
Как тропинкой идут полевой.

Но в томительном сером тумане
Ночи, не насылающей сон,
Все мосты развели атаманы
Недоступных для смертных времен.

И приходится верить, тем паче,
Что уже совпаденья пошли,
И нельзя прикоснуться иначе
Ни к каким наслажденьям земли.

x x x

Тышлер здесь подглядел свои тени
Декорации крыш городских,
Робко окна трепещут в смятенье,
Заворожено город притих.


За какой занавеской отсюда
Абажуром расправленный свет,
Уцелевшая чудом посуда
Вековых дореформенных лет,

Молью травленный стол с перламутром,
Речь, отличная вязью от всех,
Этот взгляд неожиданно мудрый,
Этот не позабытый успех.

Возвращение, как отрезвленье,
Здесь живет еще дух, а не быт,
Из раскромсанного поколенья,
Кто осмеян, обгажен, убит...

У Никольского, словно в котомке,
В саркофаге глухого двора,
Перворусских варягов потомки,
Что на службу к холопам с утра.

А ночами,
ночами,
ночами,
Неподвластные гнусной братве,
Были горькой судьбе палачами
В непокорной своей голове.

И над крышами вдовой столицы
Поднимается дух по ночам,
И узорами окон хранится,
Шифрограммами светится нам.

И читается без перевода
Через век, через тысячу лет,
По истории странной подвода
На пути без конца и примет.

x x x

В Озерках горят дома
Вековой постройки,
На пожаре кутерьма,
Перерыв на койке...


Бродит Бродский под окном,
Ходасевич ходит,
Пушкин с пушкой - в полдень гром,
Эхо не находит.

Достоевский достает,
Пьет чаек Чайковский,
А на Невском идиот
Ищет нос майорский.

Скачут кони, львы рычат,
Фрески, маски, доски,
Барельефы для внучат
Мизерны и плоски..

Першпективы, купола,
Ворота, решетки,
Божья матерь, чья взяла?
Контуры нечетки...

У излучины реки
С подставной Авроры
Разбежались морячки
Все на заговоры.

Белый выбелил в ночи
Серебром останки,
Не умчались палачи
В табор на тачанке.

Задохнулись митинга,
И филон Филонов
Не хрипатит ни фига
Ни с каких балконов.

Киров бросился кирять
Из пуантов потных,
Жданов не желает ждать -
Скрип засовов плотных...

Ягужинский стылый дух,
Некрасив Некрасов.
Страсти фитилек потух
На трухе матрасов.

x x x

Как от дружбы дойти до любви.
Креслом бил зеркала режиссер.
И все кутался Храм на крови
В бесконечный ремонта узор.

Чилинзелли в окно заглянул,
Бестолково трубили слоны.
А мне слышался нежный Катул,
А им снились об Африке сны.

Не взирая на вывески лет,
На их красный партийный резон,
Во дворцах по полуночи свет
И хрустальный напоненный звон.


У Ани`чкова в красном дому
К Белосельской спешили на бал,
Угоревший в картежном дыму
Пушкин руку Россет подавал.

Их движения тень не легла
За решетки тельняшечьих лет,
И поганая власть не смогла
Воспаривших загнать в турникет.

Днем отсюда инспектор ходил
К Демени и спектакль принимал,
Он из марионеток удил
Большевистским чутьем криминал.

Но на вывеске каждой кресты
Жирно ставил хозяин былой
И бросал в опохмелку висты,
И в года, как в Неву, с головой.

Словно видел убогий конец
Неподкупно жестокий возврат.
По истории верный гонец
Возвращает беспечных назад.

x x x

Что за "Красная стрела",
Что за горькие дела,
Проводница убирала
Чай в стакане со стола.


Кутался в туман перрон,
Обреченно обнажен,
И Глиэр всегда готовый
Заводил свой грамофон.

Ни пролетки, ни такси,
Как обычно на Руси,
Встретят, если ты на кресле,
А проводят - не проси.

В электрическом луче,
Как в ночном параличе,
Шпиль один горит воспетый,
Лямка сумки на плече.

А на тихой Моховой,
На подушке пуховой
Досыпает сон Обломов
Непробудный, роковой.
Дек.1998

x x x

Прожил век, не зная покоя,
Пролетели годы, трубя.
Счастье, ты из себя какое?
Под конец бы взглянуть на тебя...

И заметил бывалый ветер,
Усмехнулся ехидно: -Ишь!
Где-то есть ведь оно на свете!
Ну, не тут - так там поглядишь!

- Ветер, ветер! - Мне так не светит!
Надо здесь - не живется вспять!
И про счастье хотел бы детям
Правду я до конца сказать!
1983

x x x

Слова растеряли, быть может,
Поступки зато обрели,
И совесть все яростней гложет
За все неустройства земли.


С годами трудней примириться
С неодушевленным концом,
И что, невзирая на лица,
Нам вечность заглянет в лицо.

И, не проявляя участья,
Проставит нам буднично лит,
А то, что не ведал ты счастья,
Нисколько твой век не продлит.
1983

x x x

В бесконечном караване
От восхода до заката,
Кто убит, а кто тут ранен,
Не замечена утрата.

На ходу тебя оплачут,
Кто идет с тобою близко,
И они же все оплатят
От носков до обелиска.

Но прошли, и нет возврата,
Топотня неумолимо -
Может быть, была утрата? -
Караван проходит мимо!..

По незнанью и от лени,
Презирая равнодушно
Мысли о переселеньи,
Ожидающем все души.

Только желтой пыли тучи,
Да жалельщики в опале,
На зубах песок скрипучий,
Будто тоже закопали.

В бесконечном караване
От восхода до заката -
Похоронен и едва ли
Переселишься куда-то...
1983

x x x

Я так привык к своему дому.
Я так привык к своим детям.
Я так привык к своей жене.

Мне так хорошо с этим небом,
Мне так хорошо с этим ветром,
Мне так хорошо с этим солнцем.

Почему же я должен покинуть их?
Почему же я должен знать об этом?
Почему я должен так жить?.
1982

x x x

Обыденность всесильна, как пехота,
В нас прочно занимает рубежи,
Она, как королевская охота,
И жертва точно на нее бежит.

Она легко любого настигает,
Не оставляя даже шанса нам,
И буднично безжалостно стегает
По тронам, креслам, званьям и чинам.

И мечутся офлаженные тяжко,
Стараются, дрожат и сторожат,
И вдруг провал - осечка и промашка,
Прорыв в кругу, и больше круг не сжат.

А тот один уходит в мир, в бессмертье
И буднично бросает на лету:
- О, люди, не играйте и не верьте
Ни в будничность, ни в смерть, ни в суету.
1982

x x x

Продешевить боясь и показаться
Невыгодно в глазах своих друзей,
Всю жизнь жаждал славы и оваций
И громкой репутации своей.

Как он боялся говорить об этом,
Как прятал эту тайну и берег,
А был когда-то, кажется, поэтом,
И может быть, достичь чего-то мог.

Но это время так и не настало,
И слава загордилась - не пришла.
А он все ждет и все брюзжит устало,
И, если что-то делает, - со зла.
1983

x x x

Что ты просишь в юности для счастья?
Пониманья, ласки и участья, -
Чтобы одолеть, дойти цели,
Чтобы оценить тебя сумели.

В зрелые года - здоровья близким...
Раздаешь, что можешь без расписки,
И кому-то подставляешь плечи,
Сомневаясь, что увековечен.

В старости, оборотившись к Богу,
Силы на последнюю дорогу,
Чтоб не быть обузой и помехой
Тем, кому ты был всю жизнь утехой.
1993

ВЕСЕННЯЯ ЗВЕЗДА

x x x

Где-то падает звезда
В никуда,
Ты уходишь из гнезда
Навсегда,
Я слова свои листу
На лету,
Просто душу я мету
В пустоту.
На звезду мою падет
Этот сор.
И кому-то перейдет
Мой позор,
Никого не огорчит
Моя ночь,
И строка моя горчит - не помочь.
Кто кому дарил давно
Все равно,
Всем нам прошлое дано
Заодно,
Вот и падает звезда
В никуда,
И строка идет туда
Без следа.
1994

x x x

Не бывает ветер старым,
Все, что он приносит ново.
Все вокруг зеленым стало -
Не найдешь теперь другого.

А потом примчится пестрый
Ветер - листьям в салки бегать,
Станет ветер белым...
Просто
Будем в темноте обедать.

Был бы вечно старым ветер,
Чтобы жизнь не летела, -
До того, что есть на свете,
Никакого ветру дела.

Подневольный он бродяга -
Ни воды ему, ни хлеба -
Дремлет у любого флага,
Если вызвездило небо.

Не жалея сил и духа,
Дует, дует,
Веет, веет,
По прорверенным по слухам
Никогда не постареет.
1998

x x x

Откуда эта тяга к обновленью?
От смен в году -
от марта, сентября...
нам в душу Бог вложил,
что мы не зря
не подвергаем череду сомненью.

Не в постоянстве благо и покой,
Приносит ветер солнце или влагу,
И мы привыкли: премены к благу,
И не к добру смиренье и застой.

Уже в утробе перемены ждем,
И так - весь век...
преследуемы страхом...
что остановим перемены махом,
когда в дубовый ящик упадем.
1998

x x x

Чем дальше свет моей звезды,
Тем здесь он видится яснее,
И я сказать уже не смею,
Что это прошлого следы.

И может, не напрасен труд
Любви и самоотреченья,
Когда далекого свеченья
Еще сердца другие ждут.

И наступает звездный час,
Когда с далекого плафона
Беспечно и непринужденно
Согреет свет звезды хоть раз.
1995

x x x

Его явление похоже
На свет, идущий изнутри,
Мурашки по спине, по коже,
Предвосхищение пари
Двух тел в любовном беспокойстве,
Мерцанье жадное огня,
И рифмы сыплются из горсти,
Бросая навсегда меня.
И тянут за собою строки
Те нервы, что во мне живут,
И отправляются на строгий
И как всегда неверный суд.
Так в тягостном опустошенье
Ни жить не в силах, ни грешить,
Гадаю лишь, за что мишенью
По божью промыслу служить!?.
Взамен - ни счастья, ни участья,
Наветы зависти слепой
И крест, распятье без причастья
Тупой озлобленной толпой.
1995

x x x

Шло весеннее тепло,
Примеряясь понемногу,
На разбитую дорогу
Щедро тратило стекло.

Не хотело прогонять
Стужу, чтоб не стать привычным,
Что считаем необычным,
В том находим благодать.

Да, по-правде, неспроста,
Вспомнив прошлые печали, -
Радость солнышка вначале -
После пыль и духота.

И томленье от жары,
От прилипчивого зноя,
Нам бы только, что другое -
Не навечно, до поры.

Да и это, как сказать, -
Надоевшая привычка,
То, что близко и обычно,
На чужое поменять.
1998

x x x

Сомненья дух посеян
В привычности простой,
Владеет лист осенний
Чужою наготой.

Любовная привычка
Расширить просит круг,
Все так же, все обычно,
А все таки, а вдруг...

Боязнь и тревога:
Пройти и не успеть,
Короткая дорога,
Безвыходная сеть.

Улыбки и походки
Невыносимый свет,
Презренья миг короткий,
Звезда на много лет.

Воображенье дразнит,
Но обжигает страх,
И нет однообразья
Лишь в горе и стихах.
1995

x x x

Я снова старый том возьму,
В который верил свято
И поверял тоску ему,
В него записки прятал.

Прочту опять я стих, другой...
Но что же с книгой стало?!
Она была мне дорогой
И часто выручала.

Теперь... теперь я удивлен:
Все плоско в ней и глупо,
Во что же был я тут влюблен,
Во что так верил тупо.

Поднялся выше на чуть-чуть,
И... новые сравнеья,
А кто просил меня вернуть
Тома былого чтенья?


Пускай бы в памяти они
Легендой милой жили
И мне напоминали дни,
Когда мы так дружили.

А то беда, совсем беда,
И дни упрямо мчатся...
О, как опасно иногда
В былое возвращаться.
1995

x x x

Звезда запуталась в ветвях,
плывет в сосновом аромате,
кто не участвовал в захвате,
беднее в чувствах и словах.

Какая проповедь жива,
в тех иглах, что сошлись едино?..
Бессильны звуки и слова,
но вечна тихая картина.
1997

x x x

Третьи лица - чужие глаза, -
Бережем сокровенные тайны.
Неприметны, опасны, случайны,
Те, при ком ничего не сказать.


А потом публикуем стихи -
Все наружу - ничуть не скрывая,
На Руси это мода такая:
Покаянье при всех за грехи.
1998

x x x

Разгоняется ветер по насту
И влетает в студеный февраль -
Тут зима коренна, коренаста
И короче белесая даль.

Но на Сретенье в пору оглядки -
За морозным узором окна:
Далеко
отшумевшие святки,
Вдалеке за капелью весна.
1998

x x x

Так ветренно и так неповторимо
Все то, что мне досталось на бегу.
Но лишь его уверенно и зримо
Я повторить в строках своих могу.

Оно в меня вошло и вырастает -
Из этого тревога и печаль.
Я отдаю, но ничего не тает,
И ничего мне для себя не жаль.
1997

x x x

Осенний лес светло страдает,
а я о нем да про свое -
какая пошлость оправдает
мое житееское вранье.

Ему не надо оправданья
грехов и горестных причин,
он жив ему страданьем данным,
как пламя горестью свечи,


И никакого приближенья,
сравненья верности людской -
он капля вечного движенья
неуязвимого тоской.
1997

x x x

За частоколом тоненьких сосенок,
Между стволовотроческих берез
Остался притаившийся поселок,
А новости любые - под откос.

Как черви, вечность нашу пожирая,
Мы причинить не можем ей вреда.
Жизнь только здесь - от края и до края -
Зачем я там...
и все стремлюсь сюда?..
1998

x x x

Откуда снова холода?
Они приходят к нам всегда,
Когда еще совсем не ждешь,
Когда октябрь так хорош...
Но вдруг из листьев дождь и снег,
И ветра ледяной набег,
Душа, продутая насквозь...
Не из нее ли все взялось?..
1998

x x x

Какое мужество: опять
Весной листвою наряжаться,
Когда дано наверно знать,
Кто будет ей распоряжаться.

Что просто выбросят ее,
Сметут, как сор,
Сожгут, как мусор,
Упорно повторять свое,
Упрямо класть ружье на бруствер.

Тревогой ветренной объят,
Продут сомненьем и печалью
Невольный и надежный брат
С непостигаемою далью.

Где колокольчики любви
Не станут бить колоколами,
И как удачу ни зови,
Она лишь гостья между нами.
1999

x x x

Выпадает снег и тает -
Сердце снова ждет чудес.
Все, как в детстве обретает
Непонятный рост и вес.

И на этом белом фоне,
И над этой белизной
Без следа обида тонет
Или видится иной.

Ненадежные надежды
Непорочной белизны,
Сбросив суеты одежды,
Как подснежники видны.

И приходится поверить
В этот день и в этот час,
Чтобы их к себе примерить,
Может быть, последний раз.
1998

x x x

Яблоня, не задумываясь,
Приносит свои плоды.
Красота и ценность яблок
Ничуть не страдают от тиража,
Что же мы так стремимся
К оригинальности и единственности
Своих творений и поступков.
Отчего так мучительно
Ищем единственную форму,
Выражающую неповторимую суть,
Отчего так страстно жаждем
Единственного понимающего тебя.
Отчего чахнем от обыденности
Прекрасных повторений
И отвергаем тиражирование чувства
Так щедро и не без умысла
Предлагаемое нам веком.
Как горько и невыносимо,
Что даже зная ответ,
Мы вынуждены поступать иначе.
1982

x x x

По картофельному полю
Я иду. По оспам лунок.
И по змеям желтых стеблей,
По гороху мелких клубней.

Где недавно был порядок -
Гряды ровные, межи,
Разоренье, запустенье,
Как всегда после победы.
И еще не скоро вспашут
Это поле жаркой битвы
И засеют, и взлелеют,
Чтобы снова разорить.

На обочине недвижно
Словно брызги солнца пижма
Над поникшею травой.

Я вдыхаю запах терпкий,
Я ломаю стебель крепкий,
Я несу горячий зонтик,
Я такая же частица
Этой осени спокойной,
Поля этого и пижмы,
Солнца, неба и земли.
1982

x x x

От людской утомившись стаи,
Где не веришь, кто враг, кто друг,
Километры перелистаю -
Тут осинки спешат на луг.

Я хочу тут дружить со всеми,
Душу им доконца открыть,
Подставляюсь под дождь осенний,
Под холодного ветра прыть.

Обретаю реальность мира,
Каждый лист, каждый луч ценю -
Тут свершенья иная мера,
Тут иная цена огню.

Возвращаются слух и зренье,
И как голос издалека,
Как пророчество, как прозренье,
Вновь приходит сама строка.

Не ищи в пустоте спасенья -
Ради жизни не стоит жить...
Не сжигай на костре осеннем
То, что может еще служить!..
1985

x x x

Какие осени уходят!
Какие тайны бередят!
О многом говорят в народе,
Страшнее то, о чем молчат...

Да что ж испытывать терпенье,
Пусть до конца не доживешь:
Сначала самоотреченье,
А там - и правды не найдешь...

Но выйду в поле... на опушке
Осины рдяные стоят,
И отбазарили кукушки,
И пни в осенниках опят.

Что ж вечно тут? Что сердцу мило?
Зачем тревога, непокой?...
Все было. Сколь раз уж было!
Что будет? - Вот вопрос какой.
1983

x x x

Когда дыханье облаков
Клубамии поле настигает,
Ложится настом над снегами
И над папахами стогов,

Сочится первая капель,
В полдневный час тревожа память,
Рябину заставляет падать
Небережливый свиристель,

В сыром полупрозрачном дне
Одно всплывает неизбежно -
В платке пуховом белоснежном
Приходишь снова ты ко мне.

Рисунок твоего лица
Сквозит в ветвях заиндевелых,
Его отчаянно и смело
Взгляд настигает без конца.

И так сентиментально прост
В тот день, оторванный от лета,
Так долго жаждущий ответа
Все опрокинувший вопрос.
1998

x x x

И никак мне теперь не осилить
Тот пропущенный где-то урок,
Что с тобой мы не раз повторили
В темноте бесконечных дорог.

Мне не каяться страшно и больно,
Не хула мне страшна, не друзья,
Но не знаю я слова "довольно",
И не верю я слову "нельзя".

Для меня богоматерь ты в храме,
Как она, ты безумно нежна,
Знаю я лишь, как день тебя ранит,
Ты мне клеточкой каждой нужна.

И не в мочь одному мне осилить,
Тот пропущенный где-то урок...
Только сердце, как листик осины,
Что октябрьским утром продрог.
1982

x x x

Пришла любовь,
И вдруг услышал я
Обиды трав,
Тревогу камышей,
Борьбу холмов
И жалобы болот.

Пришла любовь,
И вдруг услышал я
Сомненья скал,
Беспомощность пещер,
Усталость звезд,
Растерянность дорог.

Пришла любовь,
И вдруг поверил я
В ее неодолимость,
В мгущество сердец,
Бессмертье слов
И бесконечность дня.
1982

АХ, ВРЕМЕНИ НАПРАСНО ЖДАТЬ

x x x

У птицы нет души,
но как она поет!
А у меня душа -
и в чем ее полет?
Чтобы как птица петь? -
Душа тут ни при чем.
А камень как поет,
когда он увлечен!
Богини давних ней,
как ими мрамор горд -
мелодия церквей
и готики аккорд...
Не в том дыханье звезд,
чтобы ответ найти,
ответ про душу прост...
Но песней прорасти!..
1997

x x x

Ах, времени напрасно ждать,
Да мне его и не дождаться,
Захочется ль вернуться вспять,
Иль стать подобьем облигаций.

Но есть безбытности удел,
Апостольство любого века,
Стихи приходят словно день,
Они - столетий картотека.

Трагически звуча вразрез
Любви, желаниям, печалям,
В них высшей власти интерес,
Что мы, страдая, изучаем.

Тех вечных строк наперечет -
Провиденье, событий завязь,
Пусть их никто не перечтет,
Но для себя они писались.

И божий промысел спасет
Ниспосланные вехи эти -
Им времени наперечет
Средь проклинаемых столетий.
1995

x x x

Мучительно снова и снова
еще повторять, повторять -
все выглядит так пустяково,
кому на стихи наплевать.

Достаточно пушкинской строчки,
услышанной в детстве давно,
плевать на мои заморочки
и вместе со мной заодно.

Он выпьет со мной, потолкует
на тему Чубайс и Гайдар,
но вовсе его не волнует
меня иссушающий дар,

Попытки все снова и снова
однажды прорваться к себе...
так чистая фраза готова -
живет в золотистой трубе!

Вот губы мундштук поцелуют,
и вырвется вздох из груди!
Я мысли лицую, лицую
с собою один на один,

И верится вдруг небывало:
конец откровеньям настал!
Но вновь возвращает начало
полуутвержденный финал.
1997

x x x

Я - русский поэт - но не русский
на родине славной моей,
а русский я в области Рурской,
в Израильской гуще людей.

"Де русо" в Испанской Алькампо,
Я в Бостоне тоже русак,
повсюду я русский, однако...
лишь здесь попадаю впросак.

Уеду в Стамбул или Ниццу -
на родину тянет скорей,
а переступаю границу
и сразу я снова еврей!

Мой голос и слышный и зычный -
неважно с венком иль венцом -
в России я - русскоязычный,
но с явно не русским лицом.

Живу на Голгофе распятый,
сожженный в фашистских печах,
я в гетто Варшавское спрятан,
отвержен в кремлевских врачах...

Так после всего неужели
я вдруг отрекусь... подлецом?...
На Родине в знак уваженья
я - русский с еврейским лицом!..
1997

x x x

В бессмысленности
этой непредвзятой
ненужности
понятной и простой
на жизни общей
кажется заплатой
строфа
деепричастной пустотой.
Увы,
полвека
брошены на пламя
сигнальных беззастенчивых костров,
но я.
сказать по правде,
между вами
прожить еще
полстолько же
готов.
Не будучи ни тайной, ни обузой,
не требуя вниманья и наград,
но без меня так неглубок и узок
ваш мир,
когда оглянетесь назад.
И все, что вы,
гордясь,
изобретали,
окажется наивной суетой...
Останутся лишь
милые детали,
что вы найдете
под моей чертой.
Торжественный
огонь неувяданья
поманит,
пробиваясь между строк,
и станет после нашего свиданья
ваш мир
не так придавлен
и жесток.
1997

x x x

Утро
Серым грунтует холсты
Для осенней своей
Красоты.

И графит
Чернотою стволов,
И рябит
Пестротою мазков.

В это время
Так много красот,
В это время
Так много ветров -
Славу этих картин
Разнесет,
И художник
Отдать их готов.

Помнит он
Про короткий свой век,
Как хрупка и нежна
Красота,
И пытается
Времени бег
Перебросить
На серость холста.
1998

x x x

За форму прятаться не надо,
Когда от мысли польза есть,
Иконы суть - важней оклада,
Рамыта беззаконьем честь.

Но есть простое пониманье
И вовсе не грядущих дней
Вне осуждений, тайных маний
И всех ценителей верней.

Когда, как рельсы под колеса,
Ложатся души, чтоб катить,
Где все ответы на вопросы
С поэтом вместе воплотить.

Куда неведомо доныне,
Гонимы волею иной,
Как рыбаки на хрупкой льдине
К порогу бурною рекой.
1998

x x x

Так удивись -
Лишь удивленье