Страница:
Каждый турист должен обладать хотя бы минимальными знаниями о грибах, ведь они, пожалуй, главный «подножный корм» в лесу. Грибы вкусны и питательны. Суп из белых грибов калорийнее мясного и рыбного. Грибы содержат белки, жиры, сахар, соли фосфора, железа, калия, микроэлементы. Они — один из самых полноценных продуктов питания.
Прежде всего турист должен запомнить два правила и неукоснительно соблюдать их. Первое — собирать только те грибы, про которые он твердо знает, что они съедобны. Это правило не трудно выполнить. Трудно найти человека, который бы не знал несколько видов съедобных грибов. Белые, подосиновики, подберезовики, лисички, сыроежки, маслята, опята известны всем. В грибной сезон в любом лесу можно насобирать этих грибов в количестве, достаточном, чтобы насытить одного человека.
Второе. Собранные грибы должны быть хорошо проварены или прожарены. Это тоже не сложное для выполнения правило.
Обычное время сбора грибов — июнь—октябрь.
Умение находить грибы во многом зависит от знаний, которыми располагает грибник, его настойчивости, наблюдательности. Но для этого прежде всего надо знать, где искать те или иные грибы.
Народные названия всегда метки. Подберезовики любят березовые леса, их опушки, полянки. Подосиновики — сыроватые осинники. Лисички маскируются под опавшие желтые листочки, любят и ельники, и березовые леса. Белый гриб можно найти и в березовых, и в сосновых, и в еловых, дубовых и смешанных лесах. По сырым и очень тенистым местам он не встречается.
Собирая белые грибы, надо знать, что у них есть опасный двойник — несъедобный желчный гриб, с виду очень похожий на белый, от которого он отличается грязно-розовым цветом нижней части шляпки, розовеющей при изломе мякотью и сетчатым рисунком на ножке.
Маслята надо искать на опушках молодых сосновых лесов, преимущественно на песчаных кочках. Сыроежки встречаются в любых местах.
Собранные свежие грибы не стоит долго хранить. Лучше всего приготовить их в этот же день. И приготовленные грибы надо съесть поскорее: они быстро портятся. Но и в походных условиях грибы можно заготовить впрок. Для этого их надо нарезать на небольшие кусочки и хорошо просушить на солнце или над костром.
Грибы будут вкуснее и в них сохранится больше питательных веществ, если их класть в кипящую воду, а не в холодную и потом доводить до кипения. Грибной суп следует солить незадолго до готовности.
В лесу встречаются и растения со съедобными частями. На этот раз я решил попробовать «отварное корневище кувшинки». Очистив его и нарезав на ломтики, я трижды для удаления горечи прокипятил их, сливая каждый раз воду, после чего отважился попробовать еду на вкус. Нельзя сказать, чтобы это был ананас или хотя бы картошка, но и ничего рвотного я не почувствовал. Похоже на вываренный ревень, который иные хозяйки любят добавлять в компоты из сухофруктов. Чувствовалось что-то вяжущее, но есть, повторяю, с голодухи было можно.
К месту будет сказано, если путник наткнулся на речку с зарослями этого красивого водного растения, то набить целый рюкзак сочными, с руку толщиной корневищами можно за считанные минуты.
Ну, а чем еще я мог бы полакомиться?
На закуску — салат из листьев одуванчика, липы, подорожника, крапивы. Их следует ошпарить кипятком и слегка подсолить. А добавление нескольких ягодок земляники, черники, брусники и т. п. сделает салат более вкусным.
Первое можно приготовить из листьев крапивы или лебеды, не говоря уже о щавеле.
На второе, кроме упомянутой кувшинки, можно порекомендовать отварные корни молодого лопуха, рогоза. Из почек липы получается неплохая каша.
В завершение обеда — чашечка «кофе» или «чая». Как приготовить напитки, я уже говорил.
ПИСЬМО ПЯТОЕ
ПИСЬМО ШЕСТОЕ
ПИСЬМО СЕДЬМОЕ
Прежде всего турист должен запомнить два правила и неукоснительно соблюдать их. Первое — собирать только те грибы, про которые он твердо знает, что они съедобны. Это правило не трудно выполнить. Трудно найти человека, который бы не знал несколько видов съедобных грибов. Белые, подосиновики, подберезовики, лисички, сыроежки, маслята, опята известны всем. В грибной сезон в любом лесу можно насобирать этих грибов в количестве, достаточном, чтобы насытить одного человека.
Второе. Собранные грибы должны быть хорошо проварены или прожарены. Это тоже не сложное для выполнения правило.
Обычное время сбора грибов — июнь—октябрь.
Умение находить грибы во многом зависит от знаний, которыми располагает грибник, его настойчивости, наблюдательности. Но для этого прежде всего надо знать, где искать те или иные грибы.
Народные названия всегда метки. Подберезовики любят березовые леса, их опушки, полянки. Подосиновики — сыроватые осинники. Лисички маскируются под опавшие желтые листочки, любят и ельники, и березовые леса. Белый гриб можно найти и в березовых, и в сосновых, и в еловых, дубовых и смешанных лесах. По сырым и очень тенистым местам он не встречается.
Собирая белые грибы, надо знать, что у них есть опасный двойник — несъедобный желчный гриб, с виду очень похожий на белый, от которого он отличается грязно-розовым цветом нижней части шляпки, розовеющей при изломе мякотью и сетчатым рисунком на ножке.
Маслята надо искать на опушках молодых сосновых лесов, преимущественно на песчаных кочках. Сыроежки встречаются в любых местах.
Собранные свежие грибы не стоит долго хранить. Лучше всего приготовить их в этот же день. И приготовленные грибы надо съесть поскорее: они быстро портятся. Но и в походных условиях грибы можно заготовить впрок. Для этого их надо нарезать на небольшие кусочки и хорошо просушить на солнце или над костром.
Грибы будут вкуснее и в них сохранится больше питательных веществ, если их класть в кипящую воду, а не в холодную и потом доводить до кипения. Грибной суп следует солить незадолго до готовности.
В лесу встречаются и растения со съедобными частями. На этот раз я решил попробовать «отварное корневище кувшинки». Очистив его и нарезав на ломтики, я трижды для удаления горечи прокипятил их, сливая каждый раз воду, после чего отважился попробовать еду на вкус. Нельзя сказать, чтобы это был ананас или хотя бы картошка, но и ничего рвотного я не почувствовал. Похоже на вываренный ревень, который иные хозяйки любят добавлять в компоты из сухофруктов. Чувствовалось что-то вяжущее, но есть, повторяю, с голодухи было можно.
К месту будет сказано, если путник наткнулся на речку с зарослями этого красивого водного растения, то набить целый рюкзак сочными, с руку толщиной корневищами можно за считанные минуты.
Ну, а чем еще я мог бы полакомиться?
На закуску — салат из листьев одуванчика, липы, подорожника, крапивы. Их следует ошпарить кипятком и слегка подсолить. А добавление нескольких ягодок земляники, черники, брусники и т. п. сделает салат более вкусным.
Первое можно приготовить из листьев крапивы или лебеды, не говоря уже о щавеле.
На второе, кроме упомянутой кувшинки, можно порекомендовать отварные корни молодого лопуха, рогоза. Из почек липы получается неплохая каша.
В завершение обеда — чашечка «кофе» или «чая». Как приготовить напитки, я уже говорил.
ПИСЬМО ПЯТОЕ
Конверт пятый следовало вскрыть лишь в конце предстоящего дня, что оставляло в моем распоряжении почти сутки, свободные от выдуманных товарищем трудностей.
Бивак у речки, пусть даже заросшей кувшинками, — это мечта каждого туриста. Во-первых, вода, во-вторых, это речка, в которой должна водиться какая-то рыбешка. Ну и еще (уже на любителя) — на песчаных отмелях ручьев и рек можно найти окаменелости остатков растений, кораллов и раковин давно прошедших геологических эпох. Такая коллекция у меня давно хранится под стеклом в плоском с ячейками ящике. Белемниты («чертовы пальцы»), раковины, кусочки ископаемых растений, превратившиеся в камень, с отпечатками того, что когда-то росло, ползало, плавало. А как-то раз — это было на берегу речушки Незнайки — мне посчастливилось найти кремневый топорик — рубило со следами тщательной «заточки» режущей кромки. Конечно, рассчитывать не более крупные находки на наших подмосковных речушках трудно, но, как утверждают палеонтологи, не безнадежно. Кто знает, может быть, в каком-нибудь свежеобразованном вешними водами овраге меня поджидает бивень мамонта или клык саблезубого тигра?! Нашел же я в песчаном карьере около Саратова прекрасно сохранившиеся зубы ископаемой акулы! Эти зубы (один повыше, другой слитно с ним, пониже) и посейчас красуются в моей домашней «кунсткамере».
Поэтому каждая встреча с речной отмелью или обнажившимся «материком» в овраге всегда привлекает мое внимание и, надо сказать, почти никогда не разочаровывает.
Должен признаться, что вода на завтрак и вода на обед не вызвали ощущения сытости. Терпеть было и можно, и нужно, ну хотя бы для проверки пользы голодания на собственном опыте. Конечно, времеами, особенно когда надо было взбираться с велосипедом на горки или перетаскивать его через поваленные деревья, отсутствие «пороха в пороховнице» давало о себе знать некоторым снижением темпов продвижения, небольшой слабостью. Но терпеть было можно, а собранные грибы и земляника (почти два стакана) были оставлены до утра в качестве деликатеса. А пока дымил самоварчик, налитый свежей водой, и велись обычные бивачные хлопоты по подготовке к ночлегу…
…Утро в лесу всегда несет что-то новое. И небо вроде не такое, как вчера, и звуки не те, и аромат. Надо только заставить себя обратить на это внимание.
После небольшой физзарядки на берегу речки я пошел готовить завтрак.
О! Конечно, теперь я уже мог бы позволить себе поистине королевскую трапезу, но нет, я знал, что даже после суточного поста нельзя сразу наедаться до отвала. А поэтому пришлось ограничиться жиденькой пшенной кашицей и чаем с земляничными ягодами. После этого захотелось полчасика поваляться в гамаке. И вот тут-то произошло совершенно непредвиденное. Укладывая в багажные сумки спальный мешок и телогрейку, я немного отвел велосипед от дерева, к которому он был прислонен, и как-то неловко повернулся, отчего спальная поклажа осталась в руках, а мой «конь», непридерживаемыи, рванулся с обрыва вниз в реку. Он не догадался завалиться на бок и удержаться на берегу, а, разогнавшись, врезался в воду, как корабль, спущенный со стапелей.
— Вот это да! — сказал я вслух, невольно присаживаясь на оставшийся в руках сверток. — Вот не ожидал, что придется стать водолазом.
Муть, поднятая со дна только что затонувшим «Титаником», медленно уходила вниз по течению. Надо было спешить — если велосипеду вода «как с гуся вода», то продукты и прочая поклажа могли безнадежно испортиться.
Я разделся и полез в воду, которая в то утро показалась мне не теплее, чем в проруби в крещенские морозы. Зашел по пояс, по грудь, по шею… Наконец нащупал ногой увязшее в тине колесо. Я очень плохо плаваю, а нырять и вовсе не умею. Вот если бы была «кошка» {якорек на веревке, которым в деревнях достают упущенные в колодец ведра) или багор вроде пожарного!
Сделаю-ка багор сам, решил я. Выискал в валежнике подходящую осинку. Перочинным ножом («мачете» покоилось на дне речки) срезал лишние сучки. Трудился долго, натер мозоли, но зато теперь у меня была длинная жердь с сучком-крюком на конце и я мог приступить к спасательным работам.
Вначале я попытался подтянуть затонувший «Титаник» ближе к берегу, на мелководье, но, видимо, он зацепился за корягу или камень. Пришлось перебраться на другой берег, благо ширина речушки была невелика, так, «переплюйка», но в этом месте как назло глубина оказалась по шейку.
После некоторых усилий дело пошло на лад, и я подтащил велосипед так, что уже смог взяться за руль и багажник. Переправлялся я на свой берег уже поодаль, по мелководью.
На эти непридвиденные спасательные работы я потратил часа три-четыре, а еще два-три на очистку от ила и песка и просушку промокших сумок и приемничка «Сельга». К счастью, я не поломал ни одной спицы, но безнадежно размокшим оказался пакет с сахарным песком, который я при укладке в поход поленился пересыпать в полиэтиленовый мешочек. Слегка подмокла соль (из-за неплотно привернутой крышки алюминиевой баночки, которую я выстилаю внутри трубочкой бересты). Размокли и отскочили этикетки со всех трех консервных банок. Теперь мне предстояло гадать, в какой из них какая рыба. Больше всего меня тревожила «Сельга», из утробы которой вылился целый стакан мутной воды. В первый час прогрева на солнце приемник не подавал никаких признаков жизни, но, просохнув, пискнул и — о счастье! — заговорил.
Искупались и конверты. Расклеились, строчки на них расползлись (писаны были шариковой ручкой). Был большой искус просмотреть их содержимое под предлогом просушки, но я удержался. Правда, конверт за номером 5, на котором было написано: «Вскрыть поздно вечером», я вскрыл, ибо до вечера оставалось не так уж много времени.
«Ты утерял спички и зажигалку. Перебери в памяти известные тебе способы добывания огня, выбери себе один и примени его в этот вечер».
Повертев в руках написанное, я с грустью вспомнил про отваренные грибы, которые хотел было поджарить себе на ужин вместе с хлебными крошками и двумя оставшимися картофелинами. Кстати говоря, советую попробовать — вкусно и на сливочном и на подсолнечном масле. Составляющие компоненты должны быть на сковороде в равных дозах.
Остаться без огня? В моем положении это было бы смешно назвать трагедией. Без жареных грибов? Ну и что? Без чая? Можно обойтись и сухомяткой. Погрызть сухариков, запивая их водой из фляжки. Но туризм, как и любой вид спорта, не мыслим без хлыста по своему самолюбию. Как это я не допрыгну? Как же допущу, чтобы меня перегнали? Как это я не добьюсь того или другого? Дерзай! Мобилизуй силы, второе дыхание, найди нужное решение.
В памяти, как в детском калейдоскопе, мелькали первый виденный в детстве весенний костер из прошлогодней листвы и сучьев, разведенный старшими братьями во дворе дома, где мы жили; пожарища сжигаемых немцами деревень; «катюши» фронтовых курильщиков (и у меня была такая). Затем вспомнились находчивые герои романов Жюля Верна, сумевшие в трудных условиях добывать огонь не пользуясь спичками, и, наконец, эпизод из минувшей войны, о котором следует рассказать, так как именно он позволил мне добыть огонь в соответствии с директивой конверта номер пять.
Дело происходило во временно занятом нами под казарму пустовавшем помещении, где спали солдаты на кое-как сколоченных топчанах-нарах. Один из них бодрствовал и занимался странной манипуляцией — раскатывал на своем топчане ватный валик при помощи небольшой тарной дощечки.
— Это для чего? — спросил я.
— Хочу прикурить.
Я молча протянул ему свою бензиновую зажигалку.
— Спасибо, — усмехнулся пожилой солдат, — это я так, развлекаюсь. Видел, как это делал дед в одной прифронтовой деревушке, вот и я хочу попробовать.
Когда-то в детстве у нас на кухне валялись скалка и валик, которыми в старину в деревнях раскатывали белье вместо глажения. И теперь солдат повторял примерно те же манипуляции. Катал он ватный валик быстро и со все увеличивающимся нажимом. Вскоре запахло паленым, горелой ватой, а когда из-под дощечки показался легкий дымок, солдат отбросил дощечку, схватил побуревший валик, разорвал его пополам и быстро помахал концами. И — о чудо! — на месте разрыва покраснело и задымилось.
— Пожалуйста, прикуривайте, — с добродушным торжеством предложил солдат, довольный удавшимся экспериментом. Я вытащил портсигар, и мы прикуривали от ватного трута.
Вата у меня была и в телогрейке, и в спальном мешке. Подпороть шов и вытащить небольшой клок ее не представляло труда. А вот дощечки пришлось вытесывать из старых толстых сучьев.
Раскатывал я так же, как тот бывалый солдат. Равномерно вначале, со все увеличивающимся нажимом, и очень быстро, когда запахло паленым. В результате тот же эффект.
Дрова в печи растапливают хворостом, соломой, лучинами, костры примерно так же, используя все, что может загореться от спички. От пули, ватного валика и других приспособлений, о которых я расскажу позже, поджечь костер сложнее. Поэтому до того, как я приступил к раскатыванию ватного валика, мною уже был приготовлен пушистый комочек, скатанный из пленочек сухой бересты и тонюсеньких завитков древесины, присыпанных «пудрой», соскобленной с гнилой палки. Не повредит и «пудра» из старой засохшей смолы. Приложив к такому рыхлому «яичку» тлеющий конец ватного валика, раздуть из искры огонек уже не представляет большого труда.
Минут через двадцать-тридцать у меня уже был долгожданный огонь — бесценный дар Прометея, который я тут же передал моему чудо-самоварчику. В ожидании ужина припомнились мне и другие способы добывания огня.
Огонь можно «высверлить». Для этого изготавливаются «сверло» из твердого дерева и дощечка из мягкого. При быстром вращении «сверла» в углублении дощечки вскоре образуется кучка дымящейся древесной пыли. К ней надо приложить шарик из мягких кусочков бересты и раздувать огонек. Вращение «сверла» осуществляется небольшим луком с прочной тетивой, которая оборачивается вокруг «сверла».
В солнечную погоду огонь можно добыть с помощью линзы. Солнечный зайчик нужно направить на мягкие кусочки бересты, сухого мха или уголек. И когда они задымятся, аккуратно раздувать огонек.
Если есть ружье, то огонь можно «выстрелить». В гильзу закладывается немного пороха, который закрывается пыжом из ткани, бумаги, ваты, мха и т. д. Из тлеющего пыжа также можно раздуть огонек.
И еще способ — высечение огня из кремня. Кроме кремня нужно что-нибудь стальное (обломок напильника, лезвие ножа и т. п.). К кремню приложить трут (конец матерчатой веревки) и высекать на него искры. Конец матерчатой веревки обязательно должен быть разлохмаченным и обугленным или хотя бы натертым углем.
Бивак у речки, пусть даже заросшей кувшинками, — это мечта каждого туриста. Во-первых, вода, во-вторых, это речка, в которой должна водиться какая-то рыбешка. Ну и еще (уже на любителя) — на песчаных отмелях ручьев и рек можно найти окаменелости остатков растений, кораллов и раковин давно прошедших геологических эпох. Такая коллекция у меня давно хранится под стеклом в плоском с ячейками ящике. Белемниты («чертовы пальцы»), раковины, кусочки ископаемых растений, превратившиеся в камень, с отпечатками того, что когда-то росло, ползало, плавало. А как-то раз — это было на берегу речушки Незнайки — мне посчастливилось найти кремневый топорик — рубило со следами тщательной «заточки» режущей кромки. Конечно, рассчитывать не более крупные находки на наших подмосковных речушках трудно, но, как утверждают палеонтологи, не безнадежно. Кто знает, может быть, в каком-нибудь свежеобразованном вешними водами овраге меня поджидает бивень мамонта или клык саблезубого тигра?! Нашел же я в песчаном карьере около Саратова прекрасно сохранившиеся зубы ископаемой акулы! Эти зубы (один повыше, другой слитно с ним, пониже) и посейчас красуются в моей домашней «кунсткамере».
Поэтому каждая встреча с речной отмелью или обнажившимся «материком» в овраге всегда привлекает мое внимание и, надо сказать, почти никогда не разочаровывает.
Должен признаться, что вода на завтрак и вода на обед не вызвали ощущения сытости. Терпеть было и можно, и нужно, ну хотя бы для проверки пользы голодания на собственном опыте. Конечно, времеами, особенно когда надо было взбираться с велосипедом на горки или перетаскивать его через поваленные деревья, отсутствие «пороха в пороховнице» давало о себе знать некоторым снижением темпов продвижения, небольшой слабостью. Но терпеть было можно, а собранные грибы и земляника (почти два стакана) были оставлены до утра в качестве деликатеса. А пока дымил самоварчик, налитый свежей водой, и велись обычные бивачные хлопоты по подготовке к ночлегу…
…Утро в лесу всегда несет что-то новое. И небо вроде не такое, как вчера, и звуки не те, и аромат. Надо только заставить себя обратить на это внимание.
После небольшой физзарядки на берегу речки я пошел готовить завтрак.
О! Конечно, теперь я уже мог бы позволить себе поистине королевскую трапезу, но нет, я знал, что даже после суточного поста нельзя сразу наедаться до отвала. А поэтому пришлось ограничиться жиденькой пшенной кашицей и чаем с земляничными ягодами. После этого захотелось полчасика поваляться в гамаке. И вот тут-то произошло совершенно непредвиденное. Укладывая в багажные сумки спальный мешок и телогрейку, я немного отвел велосипед от дерева, к которому он был прислонен, и как-то неловко повернулся, отчего спальная поклажа осталась в руках, а мой «конь», непридерживаемыи, рванулся с обрыва вниз в реку. Он не догадался завалиться на бок и удержаться на берегу, а, разогнавшись, врезался в воду, как корабль, спущенный со стапелей.
— Вот это да! — сказал я вслух, невольно присаживаясь на оставшийся в руках сверток. — Вот не ожидал, что придется стать водолазом.
Муть, поднятая со дна только что затонувшим «Титаником», медленно уходила вниз по течению. Надо было спешить — если велосипеду вода «как с гуся вода», то продукты и прочая поклажа могли безнадежно испортиться.
Я разделся и полез в воду, которая в то утро показалась мне не теплее, чем в проруби в крещенские морозы. Зашел по пояс, по грудь, по шею… Наконец нащупал ногой увязшее в тине колесо. Я очень плохо плаваю, а нырять и вовсе не умею. Вот если бы была «кошка» {якорек на веревке, которым в деревнях достают упущенные в колодец ведра) или багор вроде пожарного!
Сделаю-ка багор сам, решил я. Выискал в валежнике подходящую осинку. Перочинным ножом («мачете» покоилось на дне речки) срезал лишние сучки. Трудился долго, натер мозоли, но зато теперь у меня была длинная жердь с сучком-крюком на конце и я мог приступить к спасательным работам.
Вначале я попытался подтянуть затонувший «Титаник» ближе к берегу, на мелководье, но, видимо, он зацепился за корягу или камень. Пришлось перебраться на другой берег, благо ширина речушки была невелика, так, «переплюйка», но в этом месте как назло глубина оказалась по шейку.
После некоторых усилий дело пошло на лад, и я подтащил велосипед так, что уже смог взяться за руль и багажник. Переправлялся я на свой берег уже поодаль, по мелководью.
На эти непридвиденные спасательные работы я потратил часа три-четыре, а еще два-три на очистку от ила и песка и просушку промокших сумок и приемничка «Сельга». К счастью, я не поломал ни одной спицы, но безнадежно размокшим оказался пакет с сахарным песком, который я при укладке в поход поленился пересыпать в полиэтиленовый мешочек. Слегка подмокла соль (из-за неплотно привернутой крышки алюминиевой баночки, которую я выстилаю внутри трубочкой бересты). Размокли и отскочили этикетки со всех трех консервных банок. Теперь мне предстояло гадать, в какой из них какая рыба. Больше всего меня тревожила «Сельга», из утробы которой вылился целый стакан мутной воды. В первый час прогрева на солнце приемник не подавал никаких признаков жизни, но, просохнув, пискнул и — о счастье! — заговорил.
Искупались и конверты. Расклеились, строчки на них расползлись (писаны были шариковой ручкой). Был большой искус просмотреть их содержимое под предлогом просушки, но я удержался. Правда, конверт за номером 5, на котором было написано: «Вскрыть поздно вечером», я вскрыл, ибо до вечера оставалось не так уж много времени.
«Ты утерял спички и зажигалку. Перебери в памяти известные тебе способы добывания огня, выбери себе один и примени его в этот вечер».
Повертев в руках написанное, я с грустью вспомнил про отваренные грибы, которые хотел было поджарить себе на ужин вместе с хлебными крошками и двумя оставшимися картофелинами. Кстати говоря, советую попробовать — вкусно и на сливочном и на подсолнечном масле. Составляющие компоненты должны быть на сковороде в равных дозах.
Остаться без огня? В моем положении это было бы смешно назвать трагедией. Без жареных грибов? Ну и что? Без чая? Можно обойтись и сухомяткой. Погрызть сухариков, запивая их водой из фляжки. Но туризм, как и любой вид спорта, не мыслим без хлыста по своему самолюбию. Как это я не допрыгну? Как же допущу, чтобы меня перегнали? Как это я не добьюсь того или другого? Дерзай! Мобилизуй силы, второе дыхание, найди нужное решение.
В памяти, как в детском калейдоскопе, мелькали первый виденный в детстве весенний костер из прошлогодней листвы и сучьев, разведенный старшими братьями во дворе дома, где мы жили; пожарища сжигаемых немцами деревень; «катюши» фронтовых курильщиков (и у меня была такая). Затем вспомнились находчивые герои романов Жюля Верна, сумевшие в трудных условиях добывать огонь не пользуясь спичками, и, наконец, эпизод из минувшей войны, о котором следует рассказать, так как именно он позволил мне добыть огонь в соответствии с директивой конверта номер пять.
Дело происходило во временно занятом нами под казарму пустовавшем помещении, где спали солдаты на кое-как сколоченных топчанах-нарах. Один из них бодрствовал и занимался странной манипуляцией — раскатывал на своем топчане ватный валик при помощи небольшой тарной дощечки.
— Это для чего? — спросил я.
— Хочу прикурить.
Я молча протянул ему свою бензиновую зажигалку.
— Спасибо, — усмехнулся пожилой солдат, — это я так, развлекаюсь. Видел, как это делал дед в одной прифронтовой деревушке, вот и я хочу попробовать.
Когда-то в детстве у нас на кухне валялись скалка и валик, которыми в старину в деревнях раскатывали белье вместо глажения. И теперь солдат повторял примерно те же манипуляции. Катал он ватный валик быстро и со все увеличивающимся нажимом. Вскоре запахло паленым, горелой ватой, а когда из-под дощечки показался легкий дымок, солдат отбросил дощечку, схватил побуревший валик, разорвал его пополам и быстро помахал концами. И — о чудо! — на месте разрыва покраснело и задымилось.
— Пожалуйста, прикуривайте, — с добродушным торжеством предложил солдат, довольный удавшимся экспериментом. Я вытащил портсигар, и мы прикуривали от ватного трута.
Вата у меня была и в телогрейке, и в спальном мешке. Подпороть шов и вытащить небольшой клок ее не представляло труда. А вот дощечки пришлось вытесывать из старых толстых сучьев.
Раскатывал я так же, как тот бывалый солдат. Равномерно вначале, со все увеличивающимся нажимом, и очень быстро, когда запахло паленым. В результате тот же эффект.
Дрова в печи растапливают хворостом, соломой, лучинами, костры примерно так же, используя все, что может загореться от спички. От пули, ватного валика и других приспособлений, о которых я расскажу позже, поджечь костер сложнее. Поэтому до того, как я приступил к раскатыванию ватного валика, мною уже был приготовлен пушистый комочек, скатанный из пленочек сухой бересты и тонюсеньких завитков древесины, присыпанных «пудрой», соскобленной с гнилой палки. Не повредит и «пудра» из старой засохшей смолы. Приложив к такому рыхлому «яичку» тлеющий конец ватного валика, раздуть из искры огонек уже не представляет большого труда.
Минут через двадцать-тридцать у меня уже был долгожданный огонь — бесценный дар Прометея, который я тут же передал моему чудо-самоварчику. В ожидании ужина припомнились мне и другие способы добывания огня.
Огонь можно «высверлить». Для этого изготавливаются «сверло» из твердого дерева и дощечка из мягкого. При быстром вращении «сверла» в углублении дощечки вскоре образуется кучка дымящейся древесной пыли. К ней надо приложить шарик из мягких кусочков бересты и раздувать огонек. Вращение «сверла» осуществляется небольшим луком с прочной тетивой, которая оборачивается вокруг «сверла».
В солнечную погоду огонь можно добыть с помощью линзы. Солнечный зайчик нужно направить на мягкие кусочки бересты, сухого мха или уголек. И когда они задымятся, аккуратно раздувать огонек.
Если есть ружье, то огонь можно «выстрелить». В гильзу закладывается немного пороха, который закрывается пыжом из ткани, бумаги, ваты, мха и т. д. Из тлеющего пыжа также можно раздуть огонек.
И еще способ — высечение огня из кремня. Кроме кремня нужно что-нибудь стальное (обломок напильника, лезвие ножа и т. п.). К кремню приложить трут (конец матерчатой веревки) и высекать на него искры. Конец матерчатой веревки обязательно должен быть разлохмаченным и обугленным или хотя бы натертым углем.
ПИСЬМО ШЕСТОЕ
В нем мне предписывалось поразмыслить над средствами охоты без ружья и рыболовства без привычных снастей.
После палки, дубины, палицы, рогатины лук является древнейшим оружием человека. И по сие время в джунглях планеты летят стрелы, убивая или раня тех, кому они предназначаются. Да, в наших сибирских лесах еще кое-где местные охотники употребляют лук для белкования и добычи промысловой птицы.
Сделать это оружие не так уж сложно. Помните, как в сказке Пушкина о царе Салтане, в которой царевич Гвидон изготавливает сие охотничье снаряжение: «Со креста шнурок шелковый натянул на лук дубовый. Тонку тросточку сломил, стрелкой легкой завострил». Но это так просто только в сказке, а на самом деле изготовление лука требует определенных знаний и навыка.
Для лука надо срезать сук дуба или березы длиной метр-полтора, толщиной 2–3 сантиметра. На концах заготовки сделать углубления-канавки для привязывания тетевы. Тетеву сначала привязать к одному концу заготовки и, согнув ее в дугу, — к другому. Тетива делается из прочной веревки, из полоски ремня.
К луку нужны стрелы. Их проще нарезать из прямых прутьев орешника. Головку стрелы надо утяжелить; обмотать проволокой, примотать подходящий кусочек камня и т. д. Это придаст стреле большую убойную силу и благоприятно скажется на прицельности стрельбы.
Если удастся приладить к луку приклад, то получится своего рода арбалет. Точность стрельбы у арбалета значительно выше, чем у лука.
Птицу или мелкое животное можно подбить метко брошенным камнем или палкой. Если вдруг у вас окажется полоска резины (у велотуристов она почти всегда есть), то совсем несложно сделать знакомую всем с детства рогатку.
Следует отметить, что добывание себе пропитания такими орудиями охоты весьма сложно. Проще прокормиться рыбалкой.
«Записки об ужении рыбы» — так называется произведение нашего замечательного писателя и приро-долюба С. Т. Аксакова. В ней, в этой толстой книге, которую мне удалось заполучить в собственность, рассказывается о рыбах, населяющих реки и озера нашего российского отечества, и о том, как с наименьшей затратой времени и труда «вытащить рыбку из пруда». По отзывам моих знакомых рыболовов, эти советы не устарели и по сие время. Но в этой книге есть, как помнится, небольшой пробел: там ничего не говорится о ловле рыбы голыми руками.
По рассказу А. П. Чехова «Налим» была поставлена кинокартина, в которой талантливые актеры показывают ловлю большущего налима… голыми руками. Ловля не удалась. Налим оказался достаточно сильным и, как все налимы, чрезвычайно скользким. Ловцы остались ни с чем. Но в наше время случись такое в присутствии должностного лица из рыбнадзора, ловля была бы немедленно прекращена, а при ее удачном (для ловцов) исходе вся компания была бы оштрафована, ибо ловля руками приравнивается к браконьерству. Однако, когда только этот способ добычи пищи остается в распоряжении заблудившегося, тогда он возможен. Поэтому стоит остановиться и на этом способе ловли рыбы и раков.
Для этого требуется снять по возможности максимум одежды и спуститься в воду до пояса возле берега (лучше высокого, правого), не топая и не мутя воду. Выстояв недвижно этак минуты две, можно приступать к операции. Рыбы, особенно среди дня, любят отстаиваться в вымоинах берега, в норах как естественного, так и искусственного происхождения. Нащупав рыбину в норе, надо постараться ухватить ее за жабры — иначе добыча может ускользнуть.
Рассказанное, как я уже предупреждал, может быть использовано людьми, попавшими в исключительно тяжелые условия полной или почти полной бескормицы, и уж никак не в пригородных речушках, в которых и живности-то почти не осталось.
Чтя, как и Остап Бендер, Уголовный кодекс, я не стал снимать своих одежд ради браконьерского способа рыбопромысла, а, отыскав в куртке французскую булавку, смастерил из нее подобие рыболовного крючка. На поплавок пошел кусочек сухой березовой подкорки, а на леску — обычная нитка. Грузила можно было не делать, так как сама булавка имела вполне подходящий вес. За удочкой дело не стало, на нее пошел полутораметровый ореховый прут. На приманку — вездесущие дождевые черви, которых, правда, приходилось насаживать на всю длину булавки, так как на ней отсутствовала зазубринка (бородка), какая есть у рыболовных крючков.
Часа за полтора мне удалось натаскать с десяток небольших голавчиков. Было бы и побольше, но именно отсутствие на острие французской булавки этой самой зазубринки позволило нескольким рыбешкам избежать участи пойманных. Вообще удача далеко не всегда зависит от рыболова, его умения и качества рыболовной снасти. Иной рыболов и опытен, и терпелив, и мотыль у него свежий, и все прочее, ан нет — не клюет да и только! А сосед так и таскает. Удача, говорят, счастье.
Сам я непоседа по натуре, никогда особенно рыбалкой не увлекался, но заметил, что рыбешки клюют лучше всего тогда, когда снасть держится в вытянутой до предела руке. Почему? Возможно, что там, подальше от торчащего на берегу рыболова, рыбешкам спокойнее, ничто им не мешает; вот они и теряют осторожность, подплывая к лакомой приманке.
На этот раз (сказывалась и пустота в желудке) я постарался «закруглить» свою рыбалку, как только прикинул, что этой мелюзги вполне достаточно для хорошей тарелки ухи. Традиционная уха варится, как известно, из непотрошеной рыбы, с требухой, головами, жабрами и чешуей. Поскольку мне предстояло готовить ее только на следующий день, пришлось улов выпотрошить, обезглавить, а для большей сохранности набить брюшки лапками можжевельника да еще и припорошить солью. В таком виде свежую рыбу можно сохранить до суток даже в жаркую погоду.
После палки, дубины, палицы, рогатины лук является древнейшим оружием человека. И по сие время в джунглях планеты летят стрелы, убивая или раня тех, кому они предназначаются. Да, в наших сибирских лесах еще кое-где местные охотники употребляют лук для белкования и добычи промысловой птицы.
Сделать это оружие не так уж сложно. Помните, как в сказке Пушкина о царе Салтане, в которой царевич Гвидон изготавливает сие охотничье снаряжение: «Со креста шнурок шелковый натянул на лук дубовый. Тонку тросточку сломил, стрелкой легкой завострил». Но это так просто только в сказке, а на самом деле изготовление лука требует определенных знаний и навыка.
Для лука надо срезать сук дуба или березы длиной метр-полтора, толщиной 2–3 сантиметра. На концах заготовки сделать углубления-канавки для привязывания тетевы. Тетеву сначала привязать к одному концу заготовки и, согнув ее в дугу, — к другому. Тетива делается из прочной веревки, из полоски ремня.
К луку нужны стрелы. Их проще нарезать из прямых прутьев орешника. Головку стрелы надо утяжелить; обмотать проволокой, примотать подходящий кусочек камня и т. д. Это придаст стреле большую убойную силу и благоприятно скажется на прицельности стрельбы.
Если удастся приладить к луку приклад, то получится своего рода арбалет. Точность стрельбы у арбалета значительно выше, чем у лука.
Птицу или мелкое животное можно подбить метко брошенным камнем или палкой. Если вдруг у вас окажется полоска резины (у велотуристов она почти всегда есть), то совсем несложно сделать знакомую всем с детства рогатку.
Следует отметить, что добывание себе пропитания такими орудиями охоты весьма сложно. Проще прокормиться рыбалкой.
«Записки об ужении рыбы» — так называется произведение нашего замечательного писателя и приро-долюба С. Т. Аксакова. В ней, в этой толстой книге, которую мне удалось заполучить в собственность, рассказывается о рыбах, населяющих реки и озера нашего российского отечества, и о том, как с наименьшей затратой времени и труда «вытащить рыбку из пруда». По отзывам моих знакомых рыболовов, эти советы не устарели и по сие время. Но в этой книге есть, как помнится, небольшой пробел: там ничего не говорится о ловле рыбы голыми руками.
По рассказу А. П. Чехова «Налим» была поставлена кинокартина, в которой талантливые актеры показывают ловлю большущего налима… голыми руками. Ловля не удалась. Налим оказался достаточно сильным и, как все налимы, чрезвычайно скользким. Ловцы остались ни с чем. Но в наше время случись такое в присутствии должностного лица из рыбнадзора, ловля была бы немедленно прекращена, а при ее удачном (для ловцов) исходе вся компания была бы оштрафована, ибо ловля руками приравнивается к браконьерству. Однако, когда только этот способ добычи пищи остается в распоряжении заблудившегося, тогда он возможен. Поэтому стоит остановиться и на этом способе ловли рыбы и раков.
Для этого требуется снять по возможности максимум одежды и спуститься в воду до пояса возле берега (лучше высокого, правого), не топая и не мутя воду. Выстояв недвижно этак минуты две, можно приступать к операции. Рыбы, особенно среди дня, любят отстаиваться в вымоинах берега, в норах как естественного, так и искусственного происхождения. Нащупав рыбину в норе, надо постараться ухватить ее за жабры — иначе добыча может ускользнуть.
Рассказанное, как я уже предупреждал, может быть использовано людьми, попавшими в исключительно тяжелые условия полной или почти полной бескормицы, и уж никак не в пригородных речушках, в которых и живности-то почти не осталось.
Чтя, как и Остап Бендер, Уголовный кодекс, я не стал снимать своих одежд ради браконьерского способа рыбопромысла, а, отыскав в куртке французскую булавку, смастерил из нее подобие рыболовного крючка. На поплавок пошел кусочек сухой березовой подкорки, а на леску — обычная нитка. Грузила можно было не делать, так как сама булавка имела вполне подходящий вес. За удочкой дело не стало, на нее пошел полутораметровый ореховый прут. На приманку — вездесущие дождевые черви, которых, правда, приходилось насаживать на всю длину булавки, так как на ней отсутствовала зазубринка (бородка), какая есть у рыболовных крючков.
Часа за полтора мне удалось натаскать с десяток небольших голавчиков. Было бы и побольше, но именно отсутствие на острие французской булавки этой самой зазубринки позволило нескольким рыбешкам избежать участи пойманных. Вообще удача далеко не всегда зависит от рыболова, его умения и качества рыболовной снасти. Иной рыболов и опытен, и терпелив, и мотыль у него свежий, и все прочее, ан нет — не клюет да и только! А сосед так и таскает. Удача, говорят, счастье.
Сам я непоседа по натуре, никогда особенно рыбалкой не увлекался, но заметил, что рыбешки клюют лучше всего тогда, когда снасть держится в вытянутой до предела руке. Почему? Возможно, что там, подальше от торчащего на берегу рыболова, рыбешкам спокойнее, ничто им не мешает; вот они и теряют осторожность, подплывая к лакомой приманке.
На этот раз (сказывалась и пустота в желудке) я постарался «закруглить» свою рыбалку, как только прикинул, что этой мелюзги вполне достаточно для хорошей тарелки ухи. Традиционная уха варится, как известно, из непотрошеной рыбы, с требухой, головами, жабрами и чешуей. Поскольку мне предстояло готовить ее только на следующий день, пришлось улов выпотрошить, обезглавить, а для большей сохранности набить брюшки лапками можжевельника да еще и припорошить солью. В таком виде свежую рыбу можно сохранить до суток даже в жаркую погоду.
ПИСЬМО СЕДЬМОЕ
Новый день начался с безоблачного неба, а потом постепенно оно закрылось серо-белесой пеленой плотной облачности. Дождь, мелкий, нудный, не заставил себя ждать. В лесу запахло сырой гнилью валежника и грибами. Да, да, появился какой-то грибной привкус, что вовсе не всегда обозначает близкое соседство с грибным местечком.
Остаток предыдущего дня, как и последовавшая за ним ночь, ничем особо примечательным не запомнились, если не считать встречи с варварски вырубленной березовой рощей, отдаленно напоминавшей картину художника Васнецова «После побоища Игоря с половцами». Только вместо павших русских ратников там и сям валялись неприбранные стволы высоко срубленных деревьев и груды веток. Земля, что ли, местному колхозу понадобилась или леспромхоз дровозаготовки производил — не знаю, но зрелище исковерканной природы было удручающим.
Ох, как много вот таких «исправлений» пейзажа мне встречалось за эти десять дней! О частых встречах с кострищами, черными плешинами, уродующими наши леса, я уже говорил. Почему бы вообще не запретить каким-то постановлением, законом разведение костров в пригородных лесах, как это, например, осуществлено в Германской Демократической Республике? В самом деле, почему бы это варварство, не только уродующее природу, но и часто служащее причиной лесных пожаров, не приравнять к браконьерству?!
В седьмом письме предлагалось вообразить, что обувь изношена «вдрызг», верхняя одежда порвана и требует ремонта.
Выполнение директивы я начал с того, что присел на пенек и снял «пришедшую в негодность» обувь — изрядно промокшие накануне ботинки на «тракторной» подошве, которые верой и правдой служили мне уже третий год. Промокла, конечно, не «тракторная» подошва, а кожаный верх ботинок, кожа, которую я обычно смазываю гусиным жиром, что является лучшим из известных мне водоотталкивающих средств. Никакой гуталин, крем, касторовое и иное масло или жир не могут конкурировать для этой цели с гусиным.
Приходилось ли вам, городской житель, ходить босыми ногами по свежему жнивью или по лесу с валежником? Если нет, то такой эксперимент вы постараетесь ограничить десятком шагов, кривясь и чертыхаясь от боли. Ну, а если вам, горожанину, предстоит так пройти не десяток шагов, а десяток километров, а то и больше, что тогда подскажет вам ваша находчивость? На память, вероятно, придут лапти наших предков. В двадцатые-тридцатые годы такую обувь можно было встретить даже в Москве на приехавших на заработки крестьянах. Вид их, конечно, был непригляден, особенно осенью, когда и сами лапти, и подвернутые на ноги онучи (обмотки из домотканого материала) источали влагу, оставляя на тротуарах грязные следы. Конечно, имея навык лаптеплетения и материал, можно смастерить и такую обувь. Но я не имел навыка, а обдирать липы ради эксперимента не входило в мои намерения.
Но задание конверта все же надо было выполнить, поэтому, проковыляв еще несколько десятков шагов до подходящего деревца-сухостоя, я спилил его и, присев на соседний пенек, вытесал подобие античных сандалет по размеру своих исстрадавшихся ног. После этого пришлось все-таки найти липу и, ободрав лыко, прикрутить им «сандалеты» к ногам, предварительно сделав углубления для пяток в деревянных подошвах. Получилось не очень изяшно, но ходить было можно.
Расстояние, которое я должен был преодолеть в «античной обуви», в письме не оговаривалось, поэтому часа через два, убедившись в ее пригодности на аварийный случай, я снял сандалеты и повесил на сук какого-то дерева.
Ну, а изношенную обувь следует ремонтировать. Если порван верх, что, впрочем, бывает весьма редко, то надо стараться его зашить. Чаще всего отрываются или протираются подошвы, особенно на каменистой почве. Отставшие подошвы можно скрепить проволокой, если таковая, конечно, найдется, прибинтовать полосками лыка, бечевками, полосками материи. При протертых подошвах вложить внутрь ботинок стельки, вырезанные из свежесрезанной бересты.
Как-то раз, продираясь с велосипедом в мелколесье, я разодрал и брючину, и рукав ковбойки. Иголки с ниткой не было, и я решил… заклеить порванное, используя в качестве клея липкую еловую смолу. Правда, для этого пришлось пожертвовать на заплаты резервный носовой платок, но опыт удался. А делается это так: порванная одежда выворачивается наизнанку, места разрыва состыковываются и смазываются смолой. Затем на намазанный участок накладывается кусок материи по площади чуть больше намазанной. Хорошо место ремонта разгладить подогретой на огне ложкой или плоским камнем.
Нелишне напомнить, что еловая и сосновая смола чрезвычайно трудно смывается с рук, поэтому пузыречек скипидара не помешает туристу, чей маршрут проходит по хвойным лесам. Ведь, даже собирая валежник, обламывая мешающую проходу ветку, строя из них укрытие, запачкаешь смолой руки. Мыло перед ней бессильно, и если нет скипидара, то только длительное стирание мелким песком или землей в состоянии избавить руки от раздражающей липкости.
Остаток предыдущего дня, как и последовавшая за ним ночь, ничем особо примечательным не запомнились, если не считать встречи с варварски вырубленной березовой рощей, отдаленно напоминавшей картину художника Васнецова «После побоища Игоря с половцами». Только вместо павших русских ратников там и сям валялись неприбранные стволы высоко срубленных деревьев и груды веток. Земля, что ли, местному колхозу понадобилась или леспромхоз дровозаготовки производил — не знаю, но зрелище исковерканной природы было удручающим.
Ох, как много вот таких «исправлений» пейзажа мне встречалось за эти десять дней! О частых встречах с кострищами, черными плешинами, уродующими наши леса, я уже говорил. Почему бы вообще не запретить каким-то постановлением, законом разведение костров в пригородных лесах, как это, например, осуществлено в Германской Демократической Республике? В самом деле, почему бы это варварство, не только уродующее природу, но и часто служащее причиной лесных пожаров, не приравнять к браконьерству?!
В седьмом письме предлагалось вообразить, что обувь изношена «вдрызг», верхняя одежда порвана и требует ремонта.
Выполнение директивы я начал с того, что присел на пенек и снял «пришедшую в негодность» обувь — изрядно промокшие накануне ботинки на «тракторной» подошве, которые верой и правдой служили мне уже третий год. Промокла, конечно, не «тракторная» подошва, а кожаный верх ботинок, кожа, которую я обычно смазываю гусиным жиром, что является лучшим из известных мне водоотталкивающих средств. Никакой гуталин, крем, касторовое и иное масло или жир не могут конкурировать для этой цели с гусиным.
Приходилось ли вам, городской житель, ходить босыми ногами по свежему жнивью или по лесу с валежником? Если нет, то такой эксперимент вы постараетесь ограничить десятком шагов, кривясь и чертыхаясь от боли. Ну, а если вам, горожанину, предстоит так пройти не десяток шагов, а десяток километров, а то и больше, что тогда подскажет вам ваша находчивость? На память, вероятно, придут лапти наших предков. В двадцатые-тридцатые годы такую обувь можно было встретить даже в Москве на приехавших на заработки крестьянах. Вид их, конечно, был непригляден, особенно осенью, когда и сами лапти, и подвернутые на ноги онучи (обмотки из домотканого материала) источали влагу, оставляя на тротуарах грязные следы. Конечно, имея навык лаптеплетения и материал, можно смастерить и такую обувь. Но я не имел навыка, а обдирать липы ради эксперимента не входило в мои намерения.
Но задание конверта все же надо было выполнить, поэтому, проковыляв еще несколько десятков шагов до подходящего деревца-сухостоя, я спилил его и, присев на соседний пенек, вытесал подобие античных сандалет по размеру своих исстрадавшихся ног. После этого пришлось все-таки найти липу и, ободрав лыко, прикрутить им «сандалеты» к ногам, предварительно сделав углубления для пяток в деревянных подошвах. Получилось не очень изяшно, но ходить было можно.
Расстояние, которое я должен был преодолеть в «античной обуви», в письме не оговаривалось, поэтому часа через два, убедившись в ее пригодности на аварийный случай, я снял сандалеты и повесил на сук какого-то дерева.
Ну, а изношенную обувь следует ремонтировать. Если порван верх, что, впрочем, бывает весьма редко, то надо стараться его зашить. Чаще всего отрываются или протираются подошвы, особенно на каменистой почве. Отставшие подошвы можно скрепить проволокой, если таковая, конечно, найдется, прибинтовать полосками лыка, бечевками, полосками материи. При протертых подошвах вложить внутрь ботинок стельки, вырезанные из свежесрезанной бересты.
Как-то раз, продираясь с велосипедом в мелколесье, я разодрал и брючину, и рукав ковбойки. Иголки с ниткой не было, и я решил… заклеить порванное, используя в качестве клея липкую еловую смолу. Правда, для этого пришлось пожертвовать на заплаты резервный носовой платок, но опыт удался. А делается это так: порванная одежда выворачивается наизнанку, места разрыва состыковываются и смазываются смолой. Затем на намазанный участок накладывается кусок материи по площади чуть больше намазанной. Хорошо место ремонта разгладить подогретой на огне ложкой или плоским камнем.
Нелишне напомнить, что еловая и сосновая смола чрезвычайно трудно смывается с рук, поэтому пузыречек скипидара не помешает туристу, чей маршрут проходит по хвойным лесам. Ведь, даже собирая валежник, обламывая мешающую проходу ветку, строя из них укрытие, запачкаешь смолой руки. Мыло перед ней бессильно, и если нет скипидара, то только длительное стирание мелким песком или землей в состоянии избавить руки от раздражающей липкости.