Сахарнов Святослав. Гак и Буртик в стране бездельников

   И он объявил законы нового государства.
   Труд в стране является преступлением.
   Глава государства — король. Править ему помогают Таинственный совет, его члены — тайные бездельники — и правители провинций.
   Все остальные жители делятся на бездельников первого разряда, бездельников третьего разряда и учеников-бездельников.
   Для перехода в третий разряд ученики держат экзамен. Бездельниками первого разряда они становятся по выслуге лет, а в тайные бездельники попадают за особые заслуги.
   Вначале были предусмотрены и бездельники второго разряда, но с ними произошел казус. Высечь на камне «Устройство страны» было поручено трем ученикам. Высекая текст, они поленились и пропустили слова «второй разряд». Когда об этом доложили Барбарану, он так восхитился, что перевел всех троих без экзаменов и выслуги лет прямо в первый разряд, а без второго решили обойтись.
   Барбаран записал законы государства в Чернобелую книгу и умер, а Страна бездельников начала свое существование.
   Шли годы. Народ не возвращался.
   Вначале бездельники попробовали и впрямь ничего не делать, но очень скоро едва не умерли с голоду. Тогда время от времени решением Таинственного совета стали назначать пахарей, стражников, свинопасов, которые в меру трудились и не в меру жаловались на свою судьбу. Но удивительно: хотя в стране остались только самые отъявленные лентяи и лодыри, даже среди них то один, то другой, трудясь, превращался в порядочного человека! Преступников били палками и возвращали к безделью, но годы шли, а разброд и неразбериха в стране становились все больше и больше.
   Последние годы государством правил король Подайподнос, а главными провинциями — хан Бассейн, барон Полипримус, князь Мудрила и несколько других выдающихся бездельников.
   Мудрила был тот толстяк в меховой шапке и валенках, которого уже видели мастера. Он был не только ленив, но и глуп. Крышу своего дома он велел поставить на землю, чтобы легче было гонять с нее птиц. Любимую лошадь — чтобы та не уставала, пока ей надевают упряжь, — приказал запрягать, уложив на спину. Грибы в доме доставали из бочки удочкой, валенки носили летом, вино хранили на сеновале.
   Немногим лучше был барон Полипримус, во владениях которого жил Нигугу. Но барон был дряхл и никуда не выходил из своего замка. Поэтому Нигугу мог, несмотря на запрещение, работать и жил немного лучше других бездельников.
   Однако его подстерегало несчастье: дочь Эта — девочка рассудительная и любознательная — научилась читать. Сама, по книжкам и картинкам, найденным на чердаке. Слух о необыкновенном ребенке распространился по стране. Однажды ночью в дверь постучали. В комнату ворвались вооруженные люди, схватили Эту и увели. Несчастного Нигугу на другой же день вызвал к себе барон и неожиданно назначил младшим смотрителем винных подвалов…
   И вот сейчас он должен доставить в замок две бочки вина для таинственных незнакомцев в зеленых шляпах.
   — Все! — закончил свой рассказ Нигугу и понурил голову…
   Мастера долго молчали.
   — Повтори, как звали вашего ученого, — наконец нарушил молчание Буртик.
   — Алидада.
   — Странное имя. Ты больше ничего не слышал о нем?
   — Нет. Говорят, что с ним покинула нашу страну мудрость. Она была заключена в дубовую шкатулку.
   Буртик вскочил на ноги.
   Так вот какой народ, придя издалека, основал много лет назад Семь городов!
   Вот чьи чертежи рассматривали они с Гаком длинными зимними вечерами!
   Захлебываясь от восторга, он рассказал о своей догадке.
   — Ну конечно, — спокойно отозвался Гак.
   — А далеко ли замок барона? — снова обратился Буртик к бездельнику.
   — Часа три быстрым шагом.
   — Мы, кажется, напали на след, — сказал мастер. — Надо идти. Будешь показывать дорогу, — обратился он к Нигугу. — Только не вздумай нас предать!
   — Не то прихлопну как муху! — пообещал Гак. И хотя угроза была произнесена не очень злым голосом, невольный их союзник поежился.
   Мастера стали размышлять, как попасть в замок.
   Скоро план был готов. Из винных бочек они выбрали две — пустую и полную. Буртик нашел за сараем поломанную тележку. Ее починили, и, чуть рассвело, взвалив на тележку бочки, все трое отправились в путь.
   В это раннее утро на улице они оказались не одни.
   Вдоль домов полз человек. Он то и дело оглядывался по сторонам и прятался. Это князь Мудрила, обеспокоенный появлением в городе странных и опасных людей, какими он посчитал двух мастеров, решил послать гонца со срочным и совершенно секретным донесением к королю. Чтобы никто не заметил и не остановил гонца, он велел ему не идти, а ползти на животе, выбирая самые окольные пути.
   Когда мастера вышли из города, гонец уже про полз пол-улицы.

Глава пятая, с описанием замка барона Полипримуса, а также приключений, которые имели в нем место

   Замок, в котором жил барон Полипримус, стоял в густом лесу. Его кирпичные стены были покрыты зеленым мхом, во рву, окружавшем замок, молча копошились болотные жуки и плавали неслышные полосатые змеи.
   Больше всего на свете Полипримус любил тишину.
   Барон был сухонький, желтенький старичок. Целыми днями он бродил по пустым комнатам без туфель, в одних чулках, обнаружив храпящего в углу бездельника, наклонялся к нему, говорил: «Тс-с!» — и неслышно исчезал.
   Даже мухи в замке ходили по потолку на цыпочках.
   И вдруг, к крайнему неудовольствию хозяина, тишина и спокойствие в замке оказались нарушенными.
   Вечером к воротам торопливо подошли два человека в запыленных плащах и надвинутых на глаза зеленых шляпах.
   Барон выглянул в затянутое паутиной оконце и обмер: в двух незнакомцах, которые входили через подъемный мост, он узнал первых приближенных короля, членов Таинственного совета и тайных бездельников — маркиза О-де-Колона и боярина Сутягу.
   Хозяин в одной туфле выбежал во двор. И сразу же в замке захлопали двери, по лестницам загромыхали дубовые скамейки, из подвалов полезли на свет пузатые бочки.
   Гостям отвели лучшую комнату — на втором этаже, с крепкими замками целыми стеклами. Усталые и злые, они приказали принести им в комнату вина, заперли дверь на ключ, упали на кровати и заснули мертвым сном.
   Во дворе стали открывать вино. Бочки сделали «пш-ш-ш», и из каждой выбежало по голубому пауку. Вина не было.
   Тогда-то барон и послал Нигугу в соседний город, к князю Мудриле.
   Гости проспали уже сутки, а Нигугу все не возвращался.
   Взбешенный и перепуганный, барон Полипримус не отходил от окна. Он то вытягивал шею, то поднимался на носки, то прикладывал к глазам ладонь, согнутую кривой дощечкой. Наконец, когда его терпение иссякло, на дороге, ведущей из леса, показался Нигугу. Он катил на тележке большую бочку. Вторую нес на плечах незнакомый барону высокий человек.
   Бочки поставили во дворе и стали ждать, когда гости проснутся. Гак и Нигугу уселись около бочек на земле.
   Гак исподлобья рассматривал двор.
   — Что это? — спросил он, показывая на сооружение из колес, гирь и канатов, стоявшее около подъемного моста.
   — Часы, чтобы поднимать и опускать мост, — объяснил Нигугу. — Их построили много лет назад. Вечером, ровно в девять часов, они поднимают мост, а в шесть утра опускают.
   Гак присвистнул от неожиданности.
   — Значит, ночью выйти отсюда невозможно?
   Он глубоко задумался: «А как же Буртик? Если все удастся, утром пропажа чертежа обнаружится, а он еще будет в замке… Нельзя терять ни минуты». Сделав несколько кругов по двору, мастер как бы случайно подошел к часам и стал их рассматривать.
   «Шестерни и колеса… Четыре каната от колес идут к блокам. На них висит мост… Ага, если переставить эти две шестерни и чуть-чуть подвинуть стрелки, изменится и время опускания».
   Незаметно для часовых Гак начал переставлять шестерни.
   Сонные бездельники не обращали на него никакого внимания.
   «Готово!»
   Он вернулся к бочкам.
   — Дружище! — прошептал мастер, наклоняясь к одной из них. — Сегодня мост опустится ровно в полночь, когда зайдет луна. Будь готов и беги. Понял?
   — Понял! — раздался из бочки голос Буртика.
   Когда гости проснулись, барон Полипримус распорядился внести бочки к ним в комнату.
   Гака наверх не пустили.
   Зато Нигугу, попав в комнату, смотрел на похитителей во все глаза.
   В комнате стояли две кровати. На одной сидел тощий человек с хищным носом и длинными черными усами. На другой — грузный коротышка с жабьим лицом. Это были маркиз О-де-Колон и боярин Сутяга.
   Нигугу выбил крышку у бочки с вином, принес две кружки, поставил их на стол и, пятясь задом, покинул комнату.
   Но усталые маркиз и боярин, едва попробовав вино, снова завалились на кровати.
   Наступил вечер. Ровно в девять мост, скрипя, поднялся. Гак и Нигугу, лежа за рвом в кустах, с нетерпением ждали полуночи.
   Между тем в комнате, где спали их враги, стояла полнейшая тишина.
   «Ш-ш-ш… ш-ш-ш…» — волоча по полу голые хвосты, проходили из угла в угол крысы.
   «Кувык!.. Кувык!..» — пела за окном ночная птица.
   Бочка была тесной. У Буртика заболели ноги, потом зачесалась спина. Он пошевелил ногой, рукой… и вдруг через щелку в бочку проник свет.
   Буртик уперся носом в доску и стал смотреть.
   На столе горела свеча. По комнате ходили два человека.
   — С рассветом на лошадей — ив путь. В Железном замке нас ждут, — скрипучим голосом сказал один.
   Второй пошлепал губами:
   — На лошадей? У меня и без них болят все печенки.
   — Ничего, доедешь. Осталось немного.
   — Тебе ничего…
   — Зато скоро все пойдет опять как в старину. Народ будет работать, а мы… Они скоро забудут свои Семь городов… Проклятый Алидада — увести всех!
   — Не ругай его. Старикашка еще поможет нам.
   — Еще бы! Ведь в этом чертеже… Но тс-сс — нас могут подслушивать. Не выпить ли еще по кружке вина? Бр-р, какая кислятина! Может, в этой лучше?
   Говоривший подошел к бочке, в которой сидел Буртик, и просунул под крышку лезвие ножа.
   У мастера отчаянно заколотилось сердце.
   Крышка скрипнула. В бочке стало светлее… еще светлее… Буртик, готовый к прыжку, сжался как пружина.
   «Крак!» — нож щелкнул и переломился пополам.
   В бочке словно потушили свет.
   — Проклятие! — выругался человек. — Придется ложиться.
   Заскрипели железные кровати, и вскоре комната снова огласилась храпом.
   Буртик долго не мог прийти в себя.
   Заговор против его народа, против добрых и веселых жителей Семи городов!
   Между тем стихли последние ночные звуки, крысы отправились на покой, а ночные птицы, сделав последние несколько кругов над замком, улетели на добычу в лес. Замок затих.
   Мастер выждал еще немного и начал осторожно разбирать изнутри подпиленные Гаком доски. Получилась дверца. Через нее он вылез наружу.
   В окно низко светила луна.
   «Значит, время еще есть!»
   На кроватях вздыхали и посапывали.
   «Плащи и куртки? Вот они — на полу». Буртик обшарил карманы. Ничего.
   «Скорее всего — под подушкой».
   Он сунул руку под голову одного из спящих. Тоже ничего.
   Тогда он перешел на цыпочках к другой кровати. Человек на ней зашевелился. Буртик замер, потом тихонько провел рукой под подушкой и почувствовал, как его пальцы коснулись шероховатого угла бумаги.
   «Вот чертеж!.. Теперь надо ухватить его. Двумя пальцами. Осторожно-осторожно. Слабо потянуть…»
   В этот момент раздались пронзительный визг и скрип железа: подъемный мост, который должен был открыть путь ровно в полночь, со страшным шумом опускался.
   Перепуганные бездельники вскочили и, увидев перед собой в темноте человека, дико закричали.
   Буртик прыгнул в сторону. «Их двое. Оба с оружием. Поздно!» Он выбил ногой окно, прыгнул вниз и бросился по мосту вон из замка.
   Едва Буртик успел присоединиться к товарищу, как со стороны замка послышался стук копыт. Кони промчались по мосту, неясными силуэтами мелькнули между деревьями и скрылись за поворотом.
   — Ушли! — воскликнул Буртик.
   Гак сидел охватив голову руками.
   «Какая неудача! Но почему, почему часы опустили мост раньше времени?»
   Запинаясь, Нигугу начал объяснять, как идет день бездельников. И все стало ясно.
   Для того чтобы раньте ложиться и позже вставать, бездельники считали время по-своему. До полуночи вечерние часы были у них коротенькие, и стрелки быстро пробегали их. Зато после полуночи каждый час был все длиннее и длиннее, и стрелки едва перебирались от одного к другому. Когда они подползали к шести утра, солнце давно уже стояло над головой.
   — Додумались, — гудел мастер. — Испортили даже время! Ну и ну! Теперь воров не догнать… Идем, дружище. Починим пароход — и назад!
   — Нет, — покачал головой Буртик. — Возвращаться нельзя. — И он передал разговор, подслушанный в комнате. — Против нашего народа готовится что-то ужасное. Мы не можем оставить чертеж в их руках.
   — Но мы и не знаем страны. Куда идти? Кто поведет нас?
   — Я, — неожиданно сказал, поднимаясь с земли, Нигугу. — Вы смелые и хорошие люди. Можете мной распоряжаться. Без Эты у меня нет дома. Я поведу вас.
   Мастера переглянулись.
   — А он славный бездельник, старательный и работящий! — сказал Гак. — Может, и верно возьмем его с собой?
   — Я не против, — согласился Буртик. — Ну-ка, расскажи, как добраться до Железного замка.
   — Я знаю дорогу, — сказал Нигугу. — Но путь к замку долог. Он лежит через всю страну, через пустыню и через непроходимые леса, которые кончаются у самых Лиловых гор.
   — Только бы не опоздать, — сказал Буртик и подумал вслух: — Только все-таки зачем им чертеж? Что они хотят сделать с нашими городами? Почему они сказали: «Скоро все опять пойдет по-старому…»? Что это значит?.. Быстрее в путь!
   Маленький отряд, покинув лес, в темноте вышел на дорогу.

Глава шестая, самая короткая

   Между тем в Стране Семи городов тревожился Глеб Смола.
   — Куда они запропастились? — удивлялся старый моряк. — Подавиться мне старой акулой, с ними несчастье!
   И на четвертый день после отплытия Гака и Буртика над городом корабельщиков взвился столб коричневого дыма и загудел колокол: «Бам! Бам! Бам!» От его ударов в домах дрожали стекла. Костер из пеньковых канатов горел и трещал. Глеб Смола созывал Большую сходку.
   Большой сходкой в Стране Семи городов называли собрание самых лучших и самых опытных мастеров. Только они могли решать судьбы.
   Стоя на носу парохода, старший корабельщик обратился к собравшимся с речью.
   Как всегда, он был краток:
   — Они в беде. Надо посылать корабли!
   Перепачканные глиной каменщики, усталые ткачи, кузнецы, каждый из которых поднимал левой рукой трехпудовую гирю, и маляры, ни один из которых не поднял бы ее и двумя руками, все слушали Глеба и кивали. Товарищи в опасности! И даже те, кто свистел и насмехался в день неудачного полета, сейчас готовы были первыми идти на поиски.
   Восемь кораблей вышли из порта в неспокойное море.

Глава седьмая, где описывается, что видели друзья, путешествуя по Стране бездельников

   День за днем шли приятели по стране.
   Небритые лица мастеров почернели. Одежда запылилась, даже манерой говорить и молчать они перестали отличаться от бездельников. Никем не узнанные, а вернее, не заподозренные, мастера и их спутник упрямо продолжали свой путь. Перед их глазами зеленые леса сменялись бурыми заброшенными полями. Голубые реки пересекали пыльные серые дороги. Небольшие поселения, совсем крошечные города — все с остроконечными, тянущимися к небу башнями — однообразной чередой проходили перед двумя корабельщиками.
   Однажды друзья наткнулись на бездельников, лупивших палками молодого крепкого парня.
   — Стоп! — остановился мастер Гак. — В чем дело, Нигугу? Что тут происходит?
   — Его наказывают за работу, сделанную без разрешения Таинственного совета, — ответил провожатый.
   — Наказывают за работу — ведь надо же! А ну, постойте-ка, приятели!
   Видя, что на его слова не обращают никакого внимания, мастер подошел к бездельникам, сгреб за волосы и, подняв в воздух, стукнул лбами.
   Оглашая воздух криками, люди с палками разбежались. Убежал и испуганный неожиданным спасением парень.
   Бездельники, населявшие страну, оказались на удивление разными. Целыми днями валялись на солнцепеке далеко не все.
   Были кипучие лентяи. Эти мотались из стороны в сторону, брались за все дела подряд и, ничего не сделав, валились к вечеру без сил.
   Были лентяи вдумчивые. Такой мог днями сидеть над приготовленным к починке сапогом или листком чистой бумаги.
   И наконец, случилось мастерам встретить бездельника-мученика. Проходя по улице маленького городка, они увидели человека, сидевшего на корточках. Здоровенный верзила, схватив его одной рукой за шиворот, вырывал другой рукой из головы несчастного пучок за пучком волосы. Мученик громко стонал. По его шершавым щекам текли лиловые слезы.
   «А-а, понимаю, в чем дело, — опять работа без разрешения совета!» Буртик бросился, растащил бездельников… и вдруг они оба обрушились на него с проклятиями и кулаками! Подоспевшие товарищи едва спасли мастера.
   — Что случилось? — спросил Нигугу, когда поле боя осталось за путешественниками.
   — Я спасал его! — объяснил Буртик и рассказал о пытке, которой подвергался бездельник.
   — Что вы! Это же были два друга! Человек, сидевший на корточках, готовится в ученые. Ему необходимо как можно скорее стать лысым.
   — Да ну? — удивились приятели. — А став лысым, какими науками он займется?
   — Никакими, — будет носить звание ученого. Его лысина уже сейчас достаточна для получения степени магистра. Но бедняга, как видно, тщеславен и метит в доктора. Придется ему пожертвовать остатками волос…
   Чем дольше шли мастера по стране, тем задумчивее становился Гак.
   — А ведь здесь когда-то было неплохо, — однажды сказал он. — Хорошая была страна.
   — Скоро останутся одни развалины, — ответил Буртик.
   Перед ними лежали запущенные поля, рухнувшие мосты, остатки селений.
   — Эта страна немножко и ваша, — тихо промолвил Нигугу.
   Действительно, перед мастерами лежала земля, на которой трудились и жили когда-то их предки.
   Как она изменилась!
   И только дети оставались детьми.
   Они с визгом носились по дорогам, обливали друг друга водой из луж, выспрашивали и узнавали все, что только можно узнать.
   Как-то, проходя мимо ручейка, на котором стайка перепачканных грязью мальчишек и девчонок мастерила плотину, Буртик заметил:
   — Смотрите, а ведь из них уже не получатся бездельники. Вон как ловко плетут они загородку!
   — Бездельниками не родятся, бездельниками становятся, — возразил Нигугу. — Вы забыли, что их ждет. Когда дети подрастут, их отдадут в ученики. Там они изо дня в день будут наблюдать повадки взрослых. А когда забудут все, что узнали, и разучатся всему, чему научились в детстве, их допустят к экзамену… Между прочим, он состоится завтра в бывшей столице, которая лежит на нашем пути. Там же будут выбирать чемпиона бездельников. Хотите посмотреть?
   Но Буртик уже не слушал его. Он сидел на корточках возле ребят и мастерил им из досок и палок водяную мельницу. Скоро поперек ручья выросла плотина, а на ней весело закружилось в радужных брызгах колесо.
   — При-хо-ди-те! — закричали ребята, когда мастера двинулись в путь…
   На другой день друзья вступили на улицы большого города.
   Каменные дома с крутыми черепичными замшелыми крышами. Узенькие улочки. Над зловонными каналами — горбатые мосты. Башни, похожие на торчащие рыбьи кости.
   Тысячи ворон, облепив карнизы домов, оглашали воздух пронзительными криками. На улицах было безлюдно. Одичавшие собаки рылись в кучах рыжего мусора.
   Это была столица государства, покинутая Барбараном.
   — Мы пришли вовремя. Не видно никого — все смотрят экзамен! — догадался Нигугу.
   На городской площади, мощенной зеленым щербатым камнем, кипела пестрая разноголосая толпа.
   Экзамен проходил в центре площади. Здесь стояли накрытые полосатой тканью столы, и двенадцать морщинистых старцев задавали вопросы юношам.
   Экзаменовались два парня — тощий и толстый.
   — Скажи, — обратился к тощему одетый в пышные лохмотья старик, — сколько будет, если к двум бурым свиньям прибавить еще две?
   — Четыре, ваша мудрость. Четыре бурые свиньи, — подумав, ответил тот.
   Старик покачал головой.
   — А ты что скажешь? — повернулся он ко второму парню.
   — Э?
   — К двум свиньям прибавить еще две? Сколько всего?
   — Восемь!
   — Прекрасно! Сразу видно, что ты по-настоящему готовился стать бездельником… Теперь возьмите оба по молотку и забейте эти два гвоздя.
   Парни вооружились молотками и начали вгонять гвозди в специально поставленный у стола обрубок дерева.
   «Трах!» — толстый промахнулся и расплющил молотком палец. Бедняга взвыл от боли и запрыгал на одной ноге, держа палец во рту.
   — Хорошо! — похвалили экзаменаторы. — Ты обращаешься с молотком, как бездельник первого разряда… С этим парнем все ясно, — решили они. — А вот второй — слаб. Он еще не все забыл и кое-что умеет. Придется ему прийти на следующий год…
   — А теперь, — Нигугу потянул за руки мастеров, — идемте смотреть выборы чемпиона!
   Борьба за этот почетный титул подходила к концу.
   Друзья подошли к барьеру, за которым состязались участники.
   Они были разделены на четыре группы.
   В первой бездельники соревновались, кто глубже засунет нос в банку.
   Во второй — кто дольше продержит на высунутом языке горошину.
   В третьей — в правом углу площадки — стоял дикий шум.
   Здесь, чтобы победить, надо было перекричать ДРУГ Друга.
   Верх брала толстуха в малиновой кофте. Она визжала, как поросенок, которого кладут в мешок.
   Зато слева было тихо.
   Соревнующиеся спали.
   Один из них сидел в бочке с водой. Над поверхностью торчала только его голова с закрытыми глазами.
   Второй спал лежа на битом стекле и ржавых гвоздях. Он сладко улыбался во сне.
   — О, этот, чего доброго, станет чемпионом! — заметил Буртик.
   Но он ошибся. Большинство голов в толпе было повернуто к сухому дубу, стоявшему на самом краю площадки. На нем висел вниз головой подвешенный за левую ногу человек. Он изредка шевелился во сне и посапывал. Это был бездельник по имени Бескалош. Он висел и спал уже шестой день кряду.
   Народ ждал. Неожиданно послышался треск — веревка, на которой висел Бескалош, оборвалась, и он, не просыпаясь, упал прямо в объятия своих поклонников.
   Крики «ура!» потрясли воздух. Судьи несли дубовый венок. Чемпион был избран.
   Когда, покинув площадь, мастера и Нигугу вышли из города, в лицо им пахнул сухой горячий ветер. Впереди лежала пустыня — суровые владения хана Бассейна.

Глава восьмая, из которой можно узнать о хане Бассейне, луне и дальнейшей судьбе мастеров

   Жаркий сухой ветер, который гонял по пустыне колючие шары сухой травы и наметал песчаные валы около покинутых колодцев, только долетев до середины пустыни, мог услышать, подхватить и разнести звуки человеческих голосов. Только здесь сохранились дома — жалкие, слепленные из глины, и чахлая зелень — все, что осталось от некогда богатого города.
   Среди домов и сохнущих на корню садов поднимались дворцовые стены. Второй месяц при дворе хана Бассейна никому не было покоя.
   — Ничего не известно? Никто не объявился? — спрашивали друг друга бездельники.
   Второй месяц с высокой башни, сменяясь каждый час, глашатаи выкрикивали:
   — Бездельники и дети бездельников! Кто придумает, как без труда и затраты времени сделать имя нашего хана бессмертным, получит тысячу верблюдов и туфлю с ханской ноги! Торопитесь, бездельники и дети бездельников!
   Хан гневался. Мрачный, он сидел, по-совиному сгорбясь на подушках, и ждал.
   Никто не являлся, а прославиться ему было необходимо.
   Деды и прадеды хана воевали. У него не было армии.
   Деды и прадеды строили города. У него не было рабочих. Во дворцах дедов и прадедов трудились золотых дел мастера, и звездочеты прибавляли к тысячам звезд новые тысячи. Во дворце хана никто не умел держать в руке резец и не мог сосчитать до девяти.
   Сегодня хан поставил у дверей своего любимого визиря Рахат-Лукума смотреть, не ведут ли выдумщика.
   — Ведут! Ведут! — закричал наконец РахатЛукум.
   В зал ввели почерневших от солнца и совершенно обессилевших мастеров и их спутника. Без еды, страдая от жажды, они шли восемь дней по следам похитителей, пока не повстречали бездельников Бассейна.
   — Что придумали эти люди? — нетерпеливо спросил хан.
   — О могущественнейший из ханов, они не придумали ничего! — упав ниц, доложили бездельники.
   — Зачем же они здесь?
   — О тень полудня! Эти люди, вместо того чтобы наслаждаться прохладой стен, путешествовали через пустыню, испытывая муки жажды и голода, — забормотал, стуча лбом об пол, один из бездельников.
   — Смотрите, как они измучены, как стерты их ноги и как ввалились их глаза! — удивлялись придворные.
   — Они просят накормить и напоить их, а потом вновь собираются идти через пустыню, — доложил второй бездельник.
   — Это очень странно, о великий хан! — шепнул Рахат-Лукум. — Эти люди не бездельники. Они стремятся к тайной цели. Нельзя отпускать их.
   Хан зевнул и сказал Рахат-Лукуму что-то на ухо.