Сальгари Эмилио. Город прокаженного короля

Глава IV. Белый врач похищен

   От незначительного и утопающего в неимоверной грязи местечка Саравана наши странники направились по горам и долам, оставив лодку, но взяв с собою её владельцев: лоцман, которого звали Копома, заявил, что он знает местность как свои пять пальцев и охотно возьмётся за небольшое вознаграждение служить проводником.
   Лакон-Тай был доволен, что караваном будет руководить хорошо знакомый с местными условиями человек, ибо трудно себе представить, с какими препятствиями совершается путешествие в этой дикой и почти безлюдной местности, где роль дорог часто исполняют проложенные слонами тропинки в лесу или ложа пересыхающих потоков. Помимо затруднений, создаваемых отсутствием дорог, приходилось серьёзно считаться с грозившими на каждом шагу путникам опасностями: тут приходилось пробираться сквозь кустарники, в которых гнездилось неимоверное количество змей, здесь шли под сводами листвы деревьев, где роились ядовитые комары, а ещё дальше по болотистому лугу, где на людей и особенно на взятых ими для перевозки припасов и запасного оружия лошадей набрасывались жадно сосущие кровь пиявки.
   Горе тому, кто сделает один неверный шаг в этой пустыне!
   Горе тому, кто заснёт у костра, не обратив внимания, что над ним мелькает странною, трепетною тенью вампир, собирающийся утолить свою жажду человеческой кровью!
   Горе тому, кто забредёт в чащу кустарников и не разглядит, что на его пути, на покрытой опавшими листьями земле, лежит, вытянувшись наподобие сучка, коварная дабойя — ядовитая змея из рода кобр.
   Останавливаясь на ночлег, надо иметь в виду, чтобы не попасть в местность, где свирепствует загадочная, ещё неведомая европейцам болезнь, известная под именем «тэт» и состоящая в длящемся лишь три или четыре дня быстро прогрессирующем параличе с неизбежным смертельным финалом.
   Вот в отношении того, чтобы по возможности уменьшить риск странствования в этих местах, Копома мог оказаться драгоценным проводником, потому что он здесь провёл в скитаниях многие годы.
   По его совету, караван от Саравана направился на Кахолаи не кратчайшим путём, а делая обход нескольких опасных для путешествия местностей.
   На этом пути Роберто Галэно пришлось пережить приключение, едва не стоившее ему жизни.
   Дело в том, что молодой учёный давно мечтал поохотиться на слона, а тут, в этой глуши, случай встретиться с хоботоносным владыкою лесов представился на третий или четвёртый день путешествия.
   Лэна-Пра и Лакон-Тай остались в лагере, а Фэнг, Копома и Роберто отправились на поиски какой-либо дичи и скоро наткнулись на слона. Роберто выстрелил, но пуля его карабина только оцарапала толстокожий лоб животного, которое пришло в ярость и само принялось охотиться, бросившись на людей.
   Единственным спасением могло служить бегство, потому что слон грозил растоптать охотников в мгновенье ока. И люди бросились бежать. Копома куда-то исчез, Роберто и Фэнг вскарабкались на ствол попавшегося, на их счастье, большого дерева, но, на беду, оказались обезоруженными, потому что при бегстве Роберто обронил пояс с патронами.
   Слон, увидев, что его враги недосягаемы, набросился на укрывшее их дерево, пытаясь свалить его на землю.
   Не довольствуясь тем, что он наносил дереву тяжкие удары хоботом, обламывая буквально все нижние ветви, толстокожий великан ещё напирал на ствол дерева всем своим могучим телом, тряся дерево, как былинку, но люди держались в ветвях.
   — Однако, — сказал Галэно, — мы оказываемся в форменной осаде! И кто знает, сколько продержит нас тут эта скотина?
   — Люди говорят, что слон очень мстителен! — отозвался Фэнг, наблюдавший за манёврами слона, который отошёл несколько в сторону, но стоял, не спуская пылавших яростно глаз с верхушки дерева, укрывшей его врагов. — Слон может продержаться тут и двое и трое суток!
   — Да мы-то не можем доставить ему этого удовольствия: во-первых, нас будут ждать в лагере, а во-вторых, я уже и сейчас голоден!
   — Что же делать, сагиб? Придётся терпеть! — философски решил вопрос Фэнг.
   Но доктор не мог решиться на это испытание своего терпения, и, когда слон, утомившись, отошёл в сторону, Роберто рискнул спуститься с дерева, чтобы поднять валявшийся у ствола пояс с патронами, который до сих пор, словно чудом, не привлёк на себя внимание слона.
   Итальянцу, гибкому и ловкому, привычному к гимнастическим упражнениям, этот манёвр удался довольно легко, но едва он с драгоценным патронташем в руках вернулся к дереву, как слон с невероятною скоростью ринулся в атаку и, изобразив из своего огромного тела таран, едва не вывернул служившего беглецам убежищем дерева с корнями.
   Дерево затрещало. Сухие сучья и ветви полетели вниз градом, Фэнг сорвался и едва не упал, но вовремя ухватился за подвернувшуюся под руку ветку.
   — Подожди, приятель! — крикнул слону, готовившемуся повторить нападение, молодой естествоиспытатель. — Я промахнулся один раз, но едва ли промахнусь в другой…
   Торопливо он зарядил карабин, и когда слон снова бросился на дерево, рассчитывая на этот раз вывернуть его из земли или сломать ствол, итальянец выстрелил на близком расстоянии, но не успел сообразить, какие результаты дал выстрел, потому что дым ещё не рассеялся, а слон грянулся массивным лбом о ствол. Сотрясение было настолько велико, что Роберто был буквально оторван от ветки, на которой сидел, словно в седле, и сброшен вниз. Когда он очнулся, то увидел над собою полог палатки и услышал ласковый голос Лэны:
   — Слава богам, друг! Вы очнулись-таки? А мы боялись, что…
   Она не договорила, голос её задрожал и оборвался.
   — Что случилось? Как я очутился в лагере? — удивился Роберто, стараясь приподняться, но снова опускаясь в изнеможении.
   — Не надо много говорить! — остановил его Лакон-Тай. — Вы живы, у вас нет, насколько я знаю, никаких серьёзных повреждений, кроме нескольких ушибов. Значит, вы оправитесь очень скоро!
   — Но что случилось с Фэнгом? — забеспокоился Роберто.
   — То же, что и с тобою, сагиб! — отозвался верный оруженосец, подходя к импровизированному ложу больного. — Проклятое животное сбило нас обоих с дерева, как мальчишки сбивают ударом палки бананы!
   — Но как же мы не растоптаны им? — удивился врач.
   — Благодарите Лэну-Пра, господин!
   — Замолчи, Фэнг! — остановила его, покраснев, девушка. — Я не сделала ничего особенного!
   — Конечно, ничего особенного! — засмеялся Фэнг. — Ты, госпожа, сделала только то, что мы живы. Ты сделала то, чего не сделает и одна женщина из тысячи, потому что ты ударом ятагана перерубила заднюю ногу слона, который был уже готов растоптать нас! Я знал многих охотников на слонов, смелых, отчаянно храбрых людей, но немногие из них сделали бы такой мастерский удар, какой сделала ты, госпожа!
   — Да замолчи же, Фэнг! Я только отплатила доктору за спасение собственной жизни, и больше ничего!
   Машинально Роберто Галэно схватил трепетную руку девушки и в порыве благодарности прижал эту маленькую, но словно стальную руку к своим устам. Но волнение истощило его силы, и он опустил голову в полузабытье. Словно сквозь сон он услышал раздирающий крик:
   — Отец, отец! Помоги ему! Он умирает. Отец, что делать?
   Прошло немало часов, прежде чем силы вернулись к европейцу, и только на третий день после этой роковой встречи с лесным гигантом Роберто оправился настолько, что мог продолжать путь. Перед отправлением в дальнейшие странствия Лакон-Тай заговорил снова о перипетиях охоты на слона, и в голосе его Роберто услышал странные нотки подавленного беспокойства.
   — Вы, друг, не заметили ничего странного в поведении проводника Копомы? — спросил он врача.
   — Нет! А что?
   — Так! — отозвался уклончиво Лакон-Тай. — Но мне почему-то вся эта история кажется подозрительною. Вот вы едва не погибли, Фэнг — тоже, а Копома вышел сухим из воды, не поплатившись ни единою даже царапиною. Он уверяет, что сделал всё возможное для того, чтобы отговорить вас углубляться в чащу. Правда ли это?
   Подумав несколько мгновений, итальянец неуверенным голосом ответил:
   — Правда, но… Но мне кажется, Копома как будто подстрекал меня идти дальше и дальше в лес, играя на моей слабой струнке, на самолюбии, рассказом о том, как немногие решатся проникнуть в чащу из опасения подвергнуться нападению слона… Впрочем, может быть, я и ошибаюсь… Но — вы-то как поспели на помощь к нам? Ведь мы были так далеки от лагеря!
   На устах Лакон-Тая показалась загадочная улыбка. Потом он сделался серьёзным.
   — Пусть вам расскажет об этом Лэна-Пра! — сказал он.
   — Решительно нечего рассказывать! — испуганно возразила девушка, краснея до корней волос. — Просто мною овладело странное беспокойство, когда доктор ушёл: я не находила себе места, мне что-то говорило о близкой беде, и вот…
   — И она настояла, чтобы мы шли разыскивать вас! — закончил Лакон-Тай. — Она бежала, а не шла, она каким-то чутьём угадывала дорогу, не обращая ни на что внимания, и, как видите, мы поспели вовремя!
   — Лэна убила слона? — спросил доктор.
   — Нет. Убили его, собственно, вы сами: на его теле было несколько ран, причинённых пулями ваших карабинов, и он мог прожить только несколько минут, потому что истекал кровью. Но, само собой разумеется, если бы Лэна не перерубила ему сухожилий на задней ноге, у лесного великана хватило бы сил, умирая, покончить с вами. Но я возвращаюсь к тому же вопросу о Копоме. Дело в том, что когда мы спешили к вам на помощь, мы обнаружили присутствие маленького отряда весьма подозрительных субъектов, по-видимому, выслеживавших именно вас и издали наблюдавших, чем кончится ваше столкновение со слоном. Правда, это было только одно мгновенье, но мне показалось, что среди них я видел именно Копому. При нашем появлении эти люди ринулись в бегство, я послал им вдогонку пару выстрелов, и, кажется, двое оказались подстреленными, но остальные уволокли их, и мне было не до погони за ними…
   Но если Копома, явившийся, как ни в чём не бывало, в лагерь, и в самом деле не был с этими людьми, то всё же их появление и их поведение внушают самые серьёзные опасения: они идут по нашим следам, и это не мирные люди, а какие-то бродяги, может быть, лесные разбойники… Ну, да там будет видно, что нам следует предпринять для того, чтобы не попасть в какую-нибудь ловушку. И за Копомою я буду следить теперь неусыпно, хотя начинаю сомневаться, действительно ли он сыграл в этом деле какую-либо роль…
   В течение последующих пяти или шести дней караван ходко подвигался вперёд, пробираясь по лесным дебрям, но скоро маленькие, на диво крепкие косматые сиамские лошадёнки стали поддаваться усталости, и Лакон-Тай счёл себя вынужденным дать им снова заслуженный отдых.
   Как-то утром странники открыли следы какого-то зверя, бродившего вокруг их лагеря всю ночь. Осмотрев эти следы, Лакон-Тай засмеялся.
   — Ту-вак! — сказал он.
   — Что это за зверь? — осведомился Роберто.
   — Обезьяна-борец. Слышали ли вы что-нибудь об этом странном животном? Рассказывают о нём так много странного, что я не знаю, можно ли этим россказням верить…
   — Но что именно? — заинтересовался естествоиспытатель.
   — Говорят, ту-вак очень мирное животное, по крайней мере, по отношению к человеку. Но… но ту-вак бродит по лесу, ищет себе компаньона для… для борьбы. Повторяю, может быть, это только сказка, но, говорят, встретив человека, ту-вак вызывает его на единоборство, разминая мускулы, делая гримасы и хохоча. Если человек не нанесёт зверю раны, то встреча кончается обыкновенно тем, что ту-вак, непомерно сильный, сваливает человека и швыряет его на землю, а потом с торжествующим хохотом уходит в лес.
   — Но ведь такие эксперименты эта курьёзная обезьяна могла бы проделывать только с безоружными людьми! Наткнись она, например, на наш караван…
   — Вы, европейцы, иногда чересчур легко относитесь к окружающему! — возразил, улыбаясь, Лакон-Тай. — Судите сами, дорогой друг! Ведь ту-вак описывается страшным гигантом. При этом он удивительно ловок и увёртлив. Уложить его одним выстрелом или одним ударом ятагана, топора и так далее — вещь почти что абсолютно невозможная. А раз ту-вак ранен, горе его врагам! Тогда речь идёт не о безопасной, шуточной борьбе, а о поединке не на жизнь, а на смерть. Ту-вак душит человека, свёртывая ему горло, как цыплёнку, в мгновение ока. Он разбрасывает целую толпу сильных людей, как ребятишек, и не оставит ни одного из них, покуда не переломает ему рёбер… Но, повторяю, всё это довольно фантастические рассказы, вероятнее всего, просто легенды. Они сами зарождаются в этих дебрях.
   — Хотел бы я хоть посмотреть на этого таинственного зверя! Было бы интересно! — сказал доктор.
   Его желанию было суждено исполниться гораздо скорее, чем он этого ожидал: не более как через полчаса в непосредственной близости лагеря раздалось свирепое, яростное рычанье, какое-то хриплое улюлюканье, треск ветвей, топот ног. Наши странники, вооружившись, направились к тому месту, откуда неслись эти звуки, и скоро увидели фантастическую картину: велико лепный королевский тигр катался по земле, борясь с охватившим его странным человекообразным животным, четвероруким, в котором Лакон-Тай признал ту-вака.
   Борьба была ужасна: тигр наносил обезьяне страшные удары ещё свободною правою лапою, срывая с тела ту-вака целые пласты кровавого мяса, но обезьяна одолевала, потому что она буквально крошила кости попавшего в её объятия тигра своими могучими руками. Ещё минута, и бой был бы закончен победою, правда, тоже сильно поплатившегося ту-вака, но неожиданно из-за кустов в воздухе взвилась какая-то рыжая масса и упала на борющихся с яростным рёвом: это была тигрица, пришедшая на помощь к своему полузадушенному супругу. Вдвоём они, конечно, легче справились с обессилевшею обезьяною и разодрали её на клочки почти моментально, но недёшево досталась им победа: тигр уже не мог уйти с поля сражения, а катался по земле, тщетно пытаясь приподняться: у него были переломаны чуть ли не все рёбра. Град пуль из карабинов наших знакомцев прекратил мученья зверя и отнял одновременно жизнь у его царственной подруги.
   Злополучный ту-вак лежал тут же грудою кровавого мяса и размозжённых костей. И тучи пёстрых кровожадных мух уже вились над изуродованными трупами, наполняя воздух жужжанием, — победили и пировали именно они…
   Прошло ещё несколько дней, и, наконец, странники добрались до обетованной земли, до берегов священного озера Тули-Сап. До Города Прокажённых оставалось ещё несколько десятков миль, но цель путешествия была близка, и ничто не предвещало никаких бедствий или даже неудач. Теперь, естественно, все разговоры в лагере шли только о том, чтобы поскорее разыскать Город Прокажённых, а в нём, в его полуразвалившихся храмах, древнюю реликвию, изумрудный скипетр последнего короля Прокажённых.
   Однако необходимость дать отдых людям и животным принудила Лакон-Тая остановиться на сутки у берегов Тули-Сапа, и вот тут-то произошло нечто, перевернувшее все планы Лакон-Тая: доктор Роберто Галэно, спавший в одной палатке с Фэнгом, ночью исчез неведомо куда, оставив в палатке свою одежду и оружие, словно убоявшись трудностей дальнейшего путешествия, позорно покинул своих спутников. Но многочисленные следы вокруг палатки явно указывали, что тут речь скорее шла о нападении каких-то неуловимых, невидимых врагов на лагерь и о похищении европейца…
   Фэнг спал в той же палатке мёртвым сном, и тщетны были все усилия Лакон-Тая разбудить утром верного оруженосца: явно было, что Фэнг опоен или отравлен каким-то зельем…
   Но что же случилось с молодым естествоиспытателем?
   Это выяснилось только впоследствии.
   Он же лично ничего не знал, ничего не понимал.
   В роковой вечер он заснул в лагере. Сквозь сон он как будто слышал, что кто-то приблизился к нему, но подумал, что это Фэнг. Впрочем, ему мерещилось, что это не Фэнг, а Копома, лоцман и проводник. Потом доктор услышал лёгкий укол в плечо, словно один из бесчисленных москитов спустился на плечо и принялся за свою работу. Потом все исчезло. А когда доктор очнулся, он с изумлением увидел себя на речном просторе, в лодке, наполненной вооружёнными дикарями, в которых он по описаниям узнал представителей одного рода племени стиэнгов, обитающих в окрестностях озера Тули-Сапа. И, схватившись за пояс, европеец убедился, что он совершенно безоружен и беззащитен. А лодка, подгоняемая ударами вёсел, быстро мчалась в неведомые дали и кругом доктора сидели странные люди с бронзовыми лицами, блестящими глазами и курчавыми волосами. Они переговаривались между собою на непонятном европейцу наречии, по временам хохотали, кривлялись, потом делались серьёзными и как будто испуганно оглядывались назад, туда, откуда они приплыли, словно опасаясь погони и нападения.
   Все попытки доктора сговориться с похитителями оказались тщетными: вождь дикарей твердил одно, что он получил от какого-то «великого вождя» спящего врача с поручением, не причиняя ему никакого вреда, отвезти его далеко-далеко от берегов Тули-Сапа и потом выпустить на свободу. Напрасно Роберто грозил похитителям гневом императора Сиама, вмешательством европейских консулов, дикари твердили:
   — Сиам — далеко. Император здесь бессилен. Мы — стиэнги. Мы — вольные люди, и мы никого и ничего не боимся!..
   Перед вечером среди стиэнгов начало водворяться беспокойство: надвигалась гроза, река шумно катила свои мутные волны, ветер дул порывами, в лесу по берегам шёл гул.
   Стиэнги поторопились пристать к берегу, где стоял не то лагерь, не то покинутый посёлок, и поместили Роберто в одной полуразрушенной хижине, предоставив ему свободу устраиваться, как он хочет.
   Европеец был слишком утомлён пережитым и скоро заснул свинцовым сном. Смутно слышал он отчаянные крики, грохот громовых раскатов, смутно видел блеск молнии, потом его тело вдруг всё было охвачено волною холода, он моментально очнулся и вскрикнул в ужасе: вокруг колыхалась и бурлила вода, грозя разрушить и снести хижину. Река внезапно разлилась и затопила лагерь стиэнгов раньше, чем дикари успели предпринять что-либо, и теперь один Бог только ведал, куда унесло стиэнгов бурными волнами.
   Но Роберто не потерялся: жизнь в тропических странах, полная неожиданностей и катастроф, давно приучила его быть готовым ко всему, ни перед чем не теряться, всегда быть наготове. О том, чтобы отыскать какую-нибудь лодку, нечего было, конечно, и думать, но разве нельзя заменить лодку тысячью предметов? Лишь бы они держали на воде. Весло можно заменить палкою, шестом…
   Пять минут спустя бурный поток мчал Роберто Галэно вниз по течению, туда, откуда утром он прибыл со стиэнгами.
   Грохотал гром, молнии бороздили небосвод, ревели волны разбушевавшейся реки, каждую минуту бездна могла поглотить смелого пловца, доверившего свою жизнь странному судну: это попросту была охапка тростника, служившая Роберто Галэно ранее в виде ложа, а теперь обращённая в своеобразный утлый плот. Плот грозил развалиться на каждом шагу, поток вертел его, швырял, проносил под нависшими над водою ветвями дерев или увлекал на середину фарватера, и кругом плота вскипали верхушки яростных волн, крутились водовороты, а Роберто напрягал все свои усилия, чтобы удержаться на поверхности и не свалиться в бушующие волны…

Глава V. Испытания

   Туман, полупрозрачный, белесоватый, клубящийся и расплывающийся причудливыми нитями, носился над дремучим лесом, прорезанным бурным потоком.
   Фантастичными казались очертания гигантов тэковых дерев при прозрачном свете раннего утра, и таинственными, зловещими и тревожными казались голоса леса.
   Казалось, лес переполнен призраками…
   Они снуют, они мечутся из стороны в сторону, они чего-то ждут.
   — Кра-а! Кра-а-а!
   Чу! Шорох крадущихся шагов, треск сломившейся под ногою ветви, плеск воды, словно туда упало тяжёлое тело.
   Потом раздаётся свист, как будто раздражённая змея шипит, увидя врага, кто-то вскрикивает отчаянным голосом, полным смертельной тоски и ужаса.
   А с вершины скалы, повисшей над речною бездною, несётся в ответ какой-то вопль дикого торжества…
   И опять у подножия скалы мечутся призрачные тени и слышатся тревожно перешёптывающиеся голоса.
   Около полудня туман рассеялся, воздух очистился. И тогда летавший над этим местом лесной коршун увидел тех, кто на рассвете оглашал воздух криками, напоминающими крики большого тукана: на скале находилось двое людей, один из которых был человеком белой расы, европейцем, другой — высокий мускулистый воин стиэнг. У белого в руках сверкал тяжёлый малайский меч, а у стиэнга был огромный лук, посылающий на большое расстояние несущие весть о смерти стрелы.
   Там, внизу, под скалою, расположились станом другие воины, все вооружённые луками, стрелами, копьями и щитами. Они окружили скалу со всех сторон, отрезав для осаждённых выход и к реке и к прибрежному лесу. Но как только кто-нибудь из них пытался приблизиться к скале, с её вершины слетала оперённая вестница смерти, острая стрела стиэнга, и тогда над рекою проносился вопль поражённого насмерть человека…
   Так прошло несколько часов.
   Но тому, кто знал условия местной жизни, должна была прийти в голову мысль, что такая борьба между двумя людьми с одной стороны и целою толпою вооружённых воинов — с другой, не могла затянуться по очень простой причине: в распоряжении стиэнга должен был иметься лишь известный запас стрел, который не мог возобновляться. Каждый выстрел, удачный или нет, уменьшал запас на одну стрелу. Рано или поздно стрелок должен был остаться безоружным и беспомощным…
   Это сознавали и осаждённые и осаждающие. И последние терпеливо ожидали, когда настанет вожделенный момент, чтобы — броситься на первых.
   Однако около полудня произошло нечто из ряда вон выходящее: на вершине скалы показался во весь рост стиэнг, махая какой-то тряпкою.
   — Ты сдаёшься? — послышался крик снизу.
   — Татоо не сдаётся живым! — гордо ответил стиэнг.
   — Чего же ты хочешь?
   — Твоё имя Карруа, вождь кайанов? Я убил в прошлом году твоего брата!
   — Так я убью сегодня тебя! — ответил, вспыхнув, как порох, кайан.
   — Не торопись! Это я два года назад выследил в лесу трёх молодых воинов вашего племени, и когда они, сбитые с толку криком совы, разбрелись в чаще, я убил их: одного — стрелою, другого — копьём, третьего — ударом палицы!
   — Я отомщу и за них!
   — Не торопись, о, вождь трусливых шакалов, притворяющихся людьми! Это я пробрался в ваш посёлок пять лет назад и зарезал семерых сонных кайанов, среди которых двое называли себя славными воинами… Тебе придётся отомстить мне и за них, и за многих ещё твоих соплеменников, потому что у меня на руках и ногах меньше пальцев, чем число убитых мною кайанов…
   — Больше ты не повредишь никому! Я сдеру с тебя с живого шкуру!
   — После того, как я уложу ещё десяток твоих соплеменников! Но я хочу предложить тебе нечто иное! Между мною и тобою, между моим племенем и твоим племенем — кровь и смерть. Давай покончим наши счёты поединком. Ты выходи против меня, я выйду против тебя, и если я паду, тот белый, который выплыл сюда из волн потока этой ночью, будет рабом твоим, если же падёшь ты, то да отпустят воины твои меня и белого свободными.
   — Что за белый с тобою?
   — Он говорит, что он не торгаш и не воин, а «мудрый старец», хотя волосы его черны и члены гибки. Он прибыл к берегам Тули-Сапа с другими странниками, которые ищут развалины Города Прокажённых.
   — Как он соединился с тобою?
   — Он спас мою жизнь в лесу, когда на меня внезапно обрушилась с какой-то ветки хищная пантера, и хотя он говорит, что стиэнги похитили его из лагеря его друзей, он заключил со мною дружбу и вступил в союз. Но это тебя, кайан, не касается. Отвечай, принимаешь ли ты, как воин, мой вызов на поединок или ты, прячась, как трус, за спины твоих воинов, будешь подставлять их под мои стрелы?
   — Принимаю вызов! Возьму твою жизнь!
   — Или я возьму твою!
   Перекликанье длилось ещё с четверть часа, покуда спорящие не пришли к полному соглашению о месте и условиях смертельного боя, который должен был решить судьбу двух непримиримых врагов.
   С глубоким интересом прислушивался к этим переговорам наш старый знакомец доктор Роберто Галэно: это о нём, как о своём спасителе, говорил молодой воин стиэнг.
   В самом деле, за немногие часы европеец пережил ряд приключений, описание которых могло бы занять сотни страниц. Бурный поток пощадил его, даже помог ему, со сказочною быстротою пронеся его на расстоянии многих и многих миль, вернуться к озеру Тули-Сап. Тут волны выбросили Галэно на прибрежный песок, целого и невредимого, но почти безоружного, потому что в распоряжении итальянца оказался только случайно отысканный им во время катастрофы в лагере его похитителей короткий и массивный малайский меч.
   Тут, бредя почти наудачу в надежде разыскать, наконец, на берегу озера развалины одной из древних пагод, где Лакон-Тай и его спутники приютились на ночь, доктор, действительно, имел случай оказать услугу неведомому для него молодому воину стиэнгу, подвергшемуся нападению пантеры. Хищник был смертельно ранен сильным ударом меча Роберто и добит нерастерявшимся стиэнгом, но последний носил на своих плечах следы когтей пантеры, целые кровавые борозды, и доктор, как умел и мог, облегчил страдания раненого. Вместе они отправились по направлению к пагоде, но по дороге были окружены целым отрядом кайанов и спаслись от них положительно чудом, пройдя через пещеру или, скорее, щель в толще скалы, где беглецы едва не подверглись нападению законного обладателя этого логовища, колоссальной величины питона или удава.