Саломатов Андрей. Посторонние

Андрей Саломатов
ПОСТОРОННИЕ

1.

   И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали.

«Апокалипсис».

 
   На три дня город словно сошел с ума. Толпы разряженных, подвыпивших людей заполонили все центральные площади, улицы и переулки. Ночь мало чем отличалась от светлого времени суток. Дневное светило не успевало завалиться за горизонт, как его сменяли миллионы уличных фонарей, тысячи бесконечных гирлянд самых разных расцветок, ярко освещенные витрины ресторанов, кафе и баров. Огромные голографические изображения кинозвезд возникали прямо над головами горожан, посылали им воздушные поцелуи и распадались на фонтаны разноцветных брызг. Сотни мощных прожекторов чертили в ультрамариновом небе замысловатые фигуры и надписи. Бегущие строки возвещали, кто из гостей кинофестиваля прибыл, где остановился и даже какого цвета у него лимузин. И весь этот праздничный тарарам сопровождался музыкой, треском фейерверков, разрывами петард и восторженными воплями толпы.
   Сверху все это напоминало гигантского спрута: от ярко освещенного центра города иллюминация расползалась по улицам. По мере удаления щупальца ее резко истончались и к окраинам почти сходили на нет.
   Все питейные заведения города были переполнены посетителями. Жаждущих выпить было так много, что столиков на всех не хватало, и те, кому не повезло, располагались где попало: одни плотно, в два ряда лепились к стойке, другие сидели на подоконниках, третьи с полными стаканами отплясывали между столами, и никто не обижался на тесноту. Наоборот, горожане братались, пили на брудершафт с первым, кто подойдет, угощали друг друга и оставались счастливы.
   Тише и спокойнее было в дорогих ресторанах, где собралась респектабельная публика: высокопоставленные горожане и участники кинофестиваля. Плотность посетителей на один квадратный метр здесь была значительно ниже, хотя гости также бродили от столика к столику, стояли небольшими кучками, танцевали, но чуть менее раскованно, чем в обычных кафе. Сюда не допускались ряженые и просто любопытные, пожелавшие поближе рассмотреть любимую кинозвезду и, если повезет, получить автограф. Чопорный швейцар с золотыми галунами и лампасами чувствовал себя героем дня. Сердито, а иногда и презрительно он отмахивался от наиболее назойливых горожан, которые пытались проникнуть в ресторан в обычных джинсах или даже шортах, потому что здесь все строго следовали этикету. Мужчины были одеты исключительно во фраки и безукоризненные смокинги, женщины красовались в вечерних платьях от лучших кутюрье мира и драгоценностях от известнейших ювелирных фирм. Тихая музыка здесь не глушила излишними децибелами, воздух в зале был чист и прозрачен, хотя многие курили. А бриллиантовый блеск придавал сборищу тот самый великосветский лоск, который является сильнейшим стимулом для молодых и не очень молодых, но ужасно амбициозных служителей искусства.
   Дмитрий Самолетов добирался от тихой загородной гостиницы до ресторана «Астория» на красном лакированном «ланкастере», который он привез из Москвы. Еще днем на открытии кинофестиваля он выпил несколько бокалов шампанского, а в гостинице раз пять прикладывался к бутылке коньяка, но чувствовал себя достаточно бодрым, хотя и раздраженным. Рядом сидела его молодая жена Анна, еще не такая известная, как он, актриса, но уже заявившая о себе в двух нашумевших сериалах, где она блестяще сыграла диккенсовскую героиню - очень трогательную, благородную простушку, вознагражденную за добродетель богатым интеллигентным мужем.
   До центра города Дмитрий с Анной добирались вдоль живописного берега моря и ориентировались на полыхающее зарево огней. Почти всю дорогу ехали молча, каждый по-своему переживал встречу с мировым кинобомондом, и разница в предвкушении была лишь в степени пресыщенности. Для Дмитрия это был восьмой по счету кинофестиваль, четыре из которых принесли ему первые премии за лучшую мужскую роль. Анна же играла в сериалах, впервые ехала на фестиваль как актриса и не могла рассчитывать на то, что ее работу отметят на таком престижном форуме.
   Анна придирчиво рассматривала себя в зеркале, проверяя прическу и макияж. При этом иногда она чуть обиженно поглядывала на мужа.
   – А почему мы не поехали в «Палас»? - наконец спросила она.
   – Потому что там все эти устроители и старичье, а я от них устал, - несколько капризно, с ленцой ответил Дмитрий. - Я хочу просто выпить и поболтать. Там будет Березняков. Мы еще утром договорились.
   – Ты сам говорил, что мне полезно побольше вертеться перед глазами у продюсеров и фестивального начальства, - пояснила она свое недовольство выбором мужа.
   – Завтра будешь вертеться весь день. А сегодня отдохнем.
   – Завтра все будут вертеться, - убирая зеркальце, ответила Анна.
   – Не беспокойся, не все. - Дмитрий мельком взглянул на жену и серьезно добавил: - Да успокойся, получишь ты свою роль.
   – Только много не пей, - после небольшой паузы попросила Анна.
   – А ты не хватай меня за рукав, - раздраженно ответил Дмитрий. - И не надо делать вот это вот… глазами. Ты выглядишь дурой.
   – А ты много не пей.
   До «Астории» Дмитрий с женой добрались лишь к полуночи, впрочем, время здесь не играло никакой роли. Когда они вышли из новенького «ланкастера», со ступенек ресторана к ним бросилась толпа телевизионщиков и окружила звездную пару плотным кольцом. Это спасло Дмитрия и Анну Самолетовых от куда более серьезной опасности. Вслед за вездесущими тележурналистами и операторами с разных сторон набежали ошалевшие от близости к своим идолам поклонницы с портретами актеров, блокнотами и просто клочками бумаги для автографов. Они кричали: «Самолетов!», «Это Самолетов!», «Дайте автограф!». Дмитрий отметил, что среди кричавших попадались очень даже симпатичные молодые девицы, хотя все они выглядели примерно одинаково - провинциалки. Тем не менее их восторженные вопли, горящие глаза и энергия, с которой они пытались прорваться к своему кумиру, грели душу, и Самолетов осознавал это. Его заводила страсть молоденьких горожанок, и сладостное ощущение славы приятно щекотало нервы.
   Другое дело Анна - ей не кричали восторженные приветствия и не совали через головы журналистов портреты с ее изображением. При искусственном освещении восходящую звезду не признали еще и потому, что в сериале она играла скромную простушку, а здесь, в роскошном туалете с бриллиантовым колье, она тянула не менее чем на царицу Савскую.
   Выкрики и настойчивость, с которой девицы осаждали Дмитрия, вызывали в Анне почти ярость. Она по-настоящему ревновала и всех этих соискательниц счастливого случая считала если и не реальными соперницами, то потенциальными любовницами мужа. Впрочем, Анна даже не подозревала, что Самолетову достаточно того эффекта, который он производил на окружающих, и вполне хватало ее - обаятельной и молодой восходящей звезды.
   Но Дмитрия и Анну мучили не долго. Четыре дюжих служителя ресторана мгновенно пробились к вновь прибывшим гостям и оттеснили как назойливых журналистов, так и поклонниц. Они взяли пару в каре, довели их до самой двери и, когда Дмитрий с Анной вошли в ресторан, не без труда просочились за ними. Оставаться на улице в ожидании следующих звезд было невозможно. Обиженные и разгоряченные обожательницы не очень церемонились с охраной. Они оскорбляли служащих, провоцировали на скандал и иногда швыряли в них всякую дрянь. В общем, хамили.
   В ресторанных дверях лица четы Самолетовых заметно преобразились. Анна совершенно искренне радовалась возможности посидеть в дорогом ресторане, познакомиться и поболтать с мировыми знаменитостями и продемонстрировать свой необычный туалет, искусно вышитый мелкими сапфирами всех мыслимых оттенков. Дмитрий же весь вечер маялся без нормального партнера по выпивке и мечтал поскорее сменить свою постоянную спутницу на собеседника.
   Как только Самолетовы оказались в ярко освещенном зале, для удобства пересервированном под фуршет, Дмитрий с Анной получили то, что желали, и именно так, как желали. По просьбе именитых фестивальных гостей журналисты с телекамерами в ресторан не допускались, зато знакомых лиц здесь оказалось более чем достаточно.
   Едва Дмитрий с Анной вошли в зал, как тут же на всех площадях города бегущей строкой объявили о прибытии еще одной звездной пары. Над толпами людей в воздухе образовались две огромные голографические фигуры с обворожительными улыбками, и под восторженные вопли виртуальная чета Самолетовых поприветствовала праздничную толпу.
   Дмитрий с Анной немного задержались в дверях, затем не спеша осмотрелись, и Самолетов поднял в приветствии руку. Несмотря на то, что Дмитрий не был новичком на подобных празднествах, роскошный интерьер богатого ресторана, фрачная элегантность мужчин и красота женщин захлестнули его, и Дмитрий вдруг с ужасом подумал, что уже никогда не сможет обходиться без всего этого. Что всемирное признание и тем более все, что оно дает, необходимы ему, как вода или воздух. И если когда-нибудь судьба сыграет с ним злую шутку, и он лишится своего положения, то не сможет смириться с прозябанием в обыденной жизни и наверняка наложит на себя руки.
   Примерно такое же чувство испытала и Анна, но лишь на мгновение. Уже через несколько секунд ее закружило в водовороте праздничных событий, и она обо всем забыла.
   Заметив вошедших, навстречу Дмитрию и Анне двинулись сразу несколько человек, и Анна лишь успела сказать мужу:
   – Учти, я за тобой слежу.
   – За собой последи, - с лучезарной улыбкой, предназначенной поспешавшим к ним друзьям, тихо ответил Дмитрий. И тут же кто-то из организаторов подал знак оркестру, и те на несколько секунд перестали играть. Затем в честь четы Самолетовых громко и весело грянула «Заздравная», и известный баритон с оплывшим апоплексическим лицом запел:
   – Бокалы наливаются, в них отблеск янтаря, и лица разгораются, как вешняя заря. Нам в дружбе нет различия, живя семьей одной…
   Откуда-то сбоку к Дмитрию с Анной заскользил официант с подносом, и бокалы с шампанским оказались у них в руках, как раз когда баритон запел:
   – К нам приехал наш любимый, Дмитрий Александрович да-ра-гой!
   Самолетовых обступили со всех сторон, и десятка два актеров и режиссеров хором затянули:
   – Митя, Митя, Митя…
   Этот дружелюбный и такой русский застольный ритуал так тронул Дмитрия, что в горле у него образовался комок и повлажнели глаза. Чтобы справиться с собой, он одним махом опорожнил бокал шампанского, лихо шваркнул его об пол и, раскрыв объятия, пошел обниматься и целоваться со всеми, кто вышел ему навстречу. Он уже не замечал ни Анны, которая занималась тем же самым, по очереди прикладываясь своей персиковой щечкой к таким же розовым от возбуждения щекам знакомых дам, ни сияющего, как яйцо Фаберже, роскошного банкетного зала. В ушах у него все еще звучало: «К нам приехал наш любимый…», а сумбурное кратковременное ликование в душе сменилось тихой радостью и благодарностью ко всем этим замечательным, симпатичным людям - его друзьям.
   Изъявление признательности затянулось надолго. Самолетов переходил из рук в руки, от одной компании к другой, приветствовал старых и знакомился с новыми коллегами, с каждым непременно выпивал фужер шампанского, рюмку коньяку или водки и болтал, болтал, болтал. Он рассказывал анекдоты, удачно острил, направо и налево.
   сыпал замысловатыми комплиментами… В общем, блистал. Но фонтанировал Дмитрий лишь до тех пор, пока не ощутил, что больше не в состоянии ни пить, ни говорить. Более того, Дмитрий давно заметил, но все никак не мог сконцентрироваться на этой мысли, что его давно никто не слушает. При встрече Самолетова фамильярно хлопали по спине, вежливо улыбались и, сказав какую-нибудь дежурную фразу, отходили. Некоторые удалялись заранее, лишь угадав его намерение подойти. Другие быстро отводили взгляд или отворачивались. И Дмитрий наконец понял, что опять здорово набрался.
   После этого неприятного открытия Самолетов вдруг почувствовал, что смертельно устал. Сияние зала померкло, люди сделались ему неинтересны, как, впрочем, и все, что здесь происходило. Ему захотелось вернуться в гостиницу и забраться в постель.
   Дмитрий поискал глазами жену, но не нашел. Перед глазами все двоилось, троилось и четверилось, словно мир распадался на простые составляющие. То, что он видел - совершенно посторонние кучкующиеся люди, - вызывало в нем непреодолимую скуку и желание закрыть глаза.
   Самолетов качнулся было к выходу, но именно в этот момент к нему подошел Березняков, который сильно опоздал на празднество. Директор, он же генеральный продюсер крупнейшей в стране кинокомпании, поздоровался, похлопал Дмитрия по спине и насмешливо произнес:
   – Я никогда не видел памятника Вене Ерофееву, но, по-моему, он выглядит именно так. Что ж ты так нажрался?
   – Вожжи выронил, - мрачно ответил Самолетов.
   – Не пей больше, - осматриваясь по сторонам, сказал Березняков. - Завтра вручение. У тебя очень большие шансы.
   – Больше не буду, - покорно проговорил Дмитрий. - Поеду в гостиницу. Ты Анюту не видел?
   – Я только вошел, - ответил Березняков. - Кстати, я договорился, Анюте дадут одну из главных ролей в «Дневнике вора» по Жану Жанэ. У Козлова уже готов сценарий. Так что ей повезло, Козлов снимает только стильное кино. А с тобой мы еще завтра поговорим. Есть очень интересное предложение.
   – Спасибо, - равнодушно поблагодарил Самолетов.
   – Из спасиба платья не сошьешь, - рассмеялся Березняков.
   – Из моего можно, и не одно. Извини, я в сортир хочу. Где он здесь?
   – Выйдешь из зала, направо, - ответил Березняков и добавил: - Не пей больше. Анюту я сейчас найду и пришлю сюда.
   – Присылай, - сказал Дмитрий и, не удержавшись, рыгнул.
   – Фу! - махнул рукой Березняков и поморщился. - Ну, ты и скотина. Прямо мне в лицо. Не пей больше.
   Березняков медленно удалился, а Самолетов выбрался из зала и некоторое время пытался сориентироваться, в какой стороне находится туалет. Затем свернул направо, подошел к двери и взялся за ручку. Только после этого он поднял глаза и посмотрел на надпись. На двери висела табличка: «Посторонним вход воспрещен».
   Надпись почему-то возмутила его.
   – Это кто здесь посторонний? - набычившись, пробормотал Дмитрий, но ломиться в дверь не стал. Здравый смысл, остатки которого едва теплились в нем, подсказывал, что этого делать не стоит. Он лишь пнул дверь ногой и пошел дальше.
   На обратном пути Самолетов снова набрел на злосчастную дверь с табличкой, отшатнулся от нее и выругался.
   Когда Дмитрий вернулся в зал, Анна уже ждала его у дверей. Она выглядела утомленной, но вполне счастливой и еще поэтому не стала читать ему мораль. К тому же Самолетов был настолько пьян, что упрекать его было совершенно бесполезно.
   – Машину поведу я, - сказала Анна.
   – Не возражаю, - с трудом выговорил Дмитрий. На прощанье, не глядя, он помахал рукой в пространство, и они отправились к выходу.
   Всю дорогу до гостиницы Самолетов спал, уронив отяжелевшую голову на грудь. Сон его был темным и душным, как и сама субтропическая ночь. Иногда Дмитрий тихонько стонал во сне, и тогда Анна поворачивала к нему свою красиво слепленную головку и смотрела на него странным отрешенным взглядом, в котором не было ни осуждения, ни досады, ни хоть какого-нибудь признака чувств. Она смотрела на него, как на предмет, чем он, собственно, сейчас и являлся.
   У гостиницы Анна позвала на помощь служителя, и тот помог ей вытащить Самолетова из машины. Пока Анна получала у портье ключ, дюжий парень довел мировую знаменитость до лифта, и только когда открылись двери, Дмитрий проснулся. Он отпихнул от себя помощника, зашел в лифт и, не оборачиваясь, проговорил:
   – Я сам.
   Они с Анной поднялись на третий этаж.
   Номер Самолетовых находился метрах в десяти от лифта. Дмитрий довольно крепко держался на ногах, и Анна немного обогнала его, чтобы открыть дверь. По дороге она уронила пластиковый ключ, затем приложила его к замку не той стороной. В общем, замешкалась. Дмитрий же, держась за стенку, медленно брел по коридору. В какой-то момент рука его соскользнула в дверной проем, и он взялся за ручку. Подняв глаза, Самолетов увидел табличку «Посторонним вход воспрещен». Неизвестно, что больше возмутило Дмитрия, то, что его, всенародного любимца, считали здесь посторонним, или сам запрет входить в эту обыкновенную, ничем не примечательную дверь.
   Анна не успела ему помешать. Она бросилась к мужу, но Самолетов уже повернул ручку и настежь распахнул запретную дверь. То, что Дмитрий увидел, вначале озадачило его. В небольшой комнатке, нашпигованной всевозможной аппаратурой, в двух рядом стоящих креслах полулежали мужчина и женщина с поразительно знакомыми чертами лица. Самолетов не сразу догадался, что это они с Анной. А когда понял, стал стремительно трезветь. Головы у обоих были облеплены металлическими пластинами из тусклого металла. Глаза у двойников были закрыты, словно бы они спали. Выражение лица близнеца Самолетова было напряженным и каким-то туповатым. У двойника Анны на лице внезапно отразилось отчаяние. Последнее, что Дмитрий услышал у себя за спиной, это слова жены:
   – Что ты наделал?!
   После этого свет в его глазах померк, и Самолетов провалился в темноту.

2.

   После того как Дмитрий с Анной очнулись в лаборатории Института мозга, испуганная немолодая лаборантка позвонила руководителю проекта, доценту кафедры виртуального взаимодействия полов, и сообщила, что испытуемые пришли в себя. Вместо южного солнца за окном все так же моросил холодный осенний дождь, который не прекращался вот уже несколько месяцев. На обоих Самолетовых были голубые комбинезоны с бахилами, и те восемь с небольшим лет звездной жизни, что они за каких-нибудь две недели пережили в состоянии гипнотического сна, сохранились в памяти лишь в виде необыкновенно яркого, пронзительного воспоминания.
   И Дмитрий, и Анна восприняли пробуждение чрезвычайно болезненно, хотя физически чувствовали себя прекрасно. В первые минуты их состояние можно было сравнить с рождением, когда ребенка, помимо его воли, неведомая сила выталкивает из утробы матери на свет, хотя и Божий, но такой холодный и враждебный, что хочется кричать. Когда же Самолетовы освоились, вспомнили, кто они и что здесь делают, оба ощутили огромной силы разочарование и горькую обиду.
   В лабораторию резко вошел руководитель проекта профессор Парамонов и, не глядя на Самолетовых, обратился к лаборантке:
   – Вы получили уайтспирит?
   – Да, - кротко ответила женщина.
   – Смешайте один к одному со спиртом, - распорядился Парамонов и только после этого кивнул Дмитрию и Анне на дверь. - Идите за мной.
   В кабинете руководитель проекта даже не предложил Самолетовым присесть. Тем не менее они устроились на диванчике и застыли в ожидании неприятного разговора. О том, что разбирательство будет крайне неприятным, легко было догадаться по выражению лица Парамонова - оно было злым и даже каким-то брезгливым. Ученый муж едва сдерживался, чтобы не сорваться и не наговорить этой парочке гадостей.
   Плюхнувшись в кресло, профессор открыл сейф, достал бумаги и швырнул на письменный стол. Это демонстративное проявление недовольства произвело и на Дмитрия, и на Анну сильное впечатление. Оба почувствовали, что стоит кому-нибудь из них произнести хотя бы одно слово, и руководитель проекта взорвется, как атомная бомба. Поэтому они молчали и покорно ждали.
   Наконец Парамонов поднял глаза и, едва сдерживая себя, спросил:
   – Почему вы скрыли свою генетическую предрасположенность к алкоголизму?
   – Ничего я не скрывал, - удивился Самолетов. - Я не алкоголик.
   – Я не говорю, что вы алкоголик, - сделав ударение на «вы», сказал руководитель проекта. - Перед началом эксперимента во время собеседования вас спрашивали, были ли у вас в роду алкоголики, со стороны матери или отца - неважно. Вы ответили «нет».
   – У меня не было в роду алкоголиков, - начиная нервничать, проговорил Дмитрий. - Я знаю точно. Мой отец…
   – Не надо мне рассказывать свою родословную, - раздраженно перебил его Парамонов. Затем он сделал над собой усилие и монотонно продолжил: - Меня это уже не интересует. Вы сорвали нам дорогой эксперимент. В самом начале вы нарушили пункты договора 2.2 и 2.7. Первый - о кодовых фразах, второй - об употреблении спиртных напитков. Фразами мы блокировали ваши воспоминания о том, кто вы есть на самом деле. Надеюсь, что такое пьянство, говорить не надо? - Голос профессора набирал силу, и каждый произнесенный слог он четко отстукивал карандашом, словно читал лекцию по теории стихосложения. - Вас предупреждали, что если что-то запрещено, - значит, это запрещено. Вы читали договор и подписали его. А затем наплевали на него. Так что все, голубчик. Вы не выполнили условия договора, значит, никаких денег не получите. И скажите спасибо, что мы не требуем от вас компенсации за срыв эксперимента. Хотя, насколько я знаю, взять с вас нечего. Так что можете переодеваться в свое и отправляться домой. - Он швырнул бумаги назад в сейф и добавил: - Свой экземпляр договора можете засунуть… можете порвать.
   – А я? - не свойственным ей фальцетом воскликнула Анна.
   – Что вы? - не понял руководитель проекта.
   – Я же ничего не нарушала, - подавшись вперед, с трагизмом в голосе произнесла она.
   – Это не важно, - с досадой проговорил Парамонов. - Одна вы мне не нужны. Кроме того, что мы изучаем влияние виртуального времени на старение организма в реальной жизни, мы еще наблюдаем взаимодействие полов. Да что вы мне морочите голову? Вы тоже вошли в комнату.
   – Что ж мне теперь делать? Я из-за вашего эксперимента уволилась с работы, - тихо сказала Анна, попутно пытаясь вспомнить, так ли это.
   – Это не мое дело, найдете другую, - еще больше разнервничавшись, проговорил руководитель проекта и встал. Вместе с ним поднялся и Дмитрий. - Обратитесь по месту жительства в отдел социальной защиты. В бюро по найму, наконец. Я не занимаюсь трудоустройством. Жили же вы как-то две недели назад до начала эксперимента.
   – Это было не две недели, а восемь с лишним лет назад, - едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться, поправила его Анна.
   – Для вас, - всем своим видом показывая, что разговор закончен, ответил Парамонов. - А для всех остальных две недели. Все, я больше вас не задерживаю. - Он подошел к двери, раскрыл ее и в ожидании, когда они покинут кабинет, закатил глаза к потолку.
   – Две недели, - изумленно проговорил Дмитрий и пошел к выходу. - Неужели прошло всего две недели?
   – Да, голубчик, - напоследок сказал профессор. - Так что вы немного потеряли.
   После долгой нудной процедуры получения вещей из камеры хранения и молчаливого переодевания Дмитрий и Анна вышли из здания института и остановились под козырьком подъезда. Старая одежда, от которой они успели отвыкнуть, казалась им неопрятной и чужой, словно они вынуждены были надеть обноски с чужого плеча. Оба выглядели подавленными, и осенний дождь лишь усугублял отвратительное настроение. Дмитрий взглянул на жену и вдруг поймал себя на мысли, что не такая уж она молодая и красивая. Он вспомнил ту молодую красавицу Анну, встретился с женой взглядом и с досадой подумал, что после стольких лет пребывания в несуществующем мире, обживание этого будет нелегким.
   Улица, где находился институт, была совершенно пустынна, порывистый ветер срывал с деревьев последние желтые листья, и те, прочертив в воздухе замысловатую кривую, шлепались на мокрый асфальт.
   Подняв воротники плащей, Дмитрий с Анной молча разглядывали этот тихий печальный уголок реального мира, куда они неожиданно вернулись, и думали примерно об одном и том же.
   – Не верится, что мы здесь пробыли всего две недели, - наконец произнесла Анна. - Я даже забыла, куда нам ехать.
   – Да, - мрачно согласился Дмитрий. - Возвращеньице не из приятных. - Он нащупал в кармане ключи от квартиры, погремел мелочью и, обращаясь к самому себе, спросил: - Надеюсь, деньги остались те же?
   – Две недели, - удивленно посмотрев на мужа, напомнила Анна.
   – Две недели, две недели, - раздраженно повторил Дмитрий. - Нет, не две недели, а восемь с лишним лет! И все эти годы я просыпался каждое утро и чувствовал, что существую. По-настоящему живу. Я помню каждую прожитую секунду, потому что не воображал, что живу, как считает этот идиот профессор, а работал, работал, работал…
   – Во сне, - вставила Анна.
   – Не знаю, - сразу потеряв интерес к разговору, проговорил Самолетов и шагнул под дождь. - Может, это тоже сон, и из этого мира есть такой же выход через какую-нибудь дверь с дурацкой надписью.
   Эта часть города, где находился институт, разительно отличалась от тех мест, откуда они вернулись каких-нибудь сорок минут назад. Дмитрий вдруг осознал, что давно привык передвигаться на собственных автомобилях и машинально крутит головой в поисках новенького лакированного «ланкастера». Он давно позабыл, как отвратительно выглядит бесконечный железобетонный забор с глупыми надписями вроде «Kiss-kiss» или «Бротва очистим город от коней». Идти пешком под холодным дождем вдоль такого ограждения было почти невыносимо. Внутри у Дмитрия клубился гнев, но виновником возвращения был он, и изливать злость на ни в чем не повинную Анну было просто неуместно и несправедливо. И тем не менее, когда Самолетов наступил дырявым ботинком в глубокую лужу, он сорвался.