Сальваторе Роберт. Темное зеркало

   Трое оставшихся огров понеслись на меня, не обращая внимания друг на друга — каждая битва со столь сильными, но глупыми чудовищами становится для меня напоминанием о том, насколько могучей силой они бы могли быть, если бы cмогли превозмочь свою врожденную хаотичность.
   Эта атака была их ошибкой. Бегущий впереди огр был слишком далеко от своих товарищей, и я приблизился к нему быстрее, чем рассчитывало чудовище. Мерцающий врезался в его коленную чашечку, второй клинок нанес глубокую рану в бедро, и я проскользнул меж огромных ножищ, перекувырнувшись головой вперед. Огр резко попытался остановиться — слишком резко — и, заскользив, прекратил свой путь на гладких, отполированных камнях.
   Он осел наземь, как раз когда я поднялся на ноги позади него. Немногие могут похвастаться, что им выпала возможность для такого чистого удара по голове огра, и я использовал эту возможность сполна, тяжело ударив Мерцающим по черепу чудовища и разрубив его ухо на две почти равные части.
   Удар не убил, а лишь оглушил громадину. Прежде чем огр успел оправиться, я вскочил ему на плечо и, оттолкнувшись от него, прыгнул, оказавшись прямо перед лицом следующего огра. Этот маневр застал его врасплох — его грозная дубина была опущена для защиты снизу, и он бы просто не успел поднять тяжелое оружие, чтобы блокировать мои клинки.
   Мерцающий вскользь ударил по толстой шее огра, в то время как другой клинок впился ему в щеку, срывая кожу, так что черные зубы чудовища блеснули под звездным светом. Ни одна из ран, впрочем, не была смертельной, и я подумал, что попал в серьезное положение, когда монстр завел свою свободную ручищу мне за спину и тесно прижал меня к своей могучей груди. К счастью, моя правая рука находилась под таким углом, что мне удалось вытащить Мерцающий и направить в цель острие сабли. Я вогнал ее со всей силы, зная, что должен убить быстро ради себя и ради беспомощных пленников.
   Магический клинок легко прошел сквозь плоть огра, срезая ребро, которое, должно быть, было толщиной с приличный ствол дерева, и проник глубже. Я ощутил пульс, когда Мерцающий добрался до сердца огра, мощный удар которого едва не вырвал рукоять оружия из моей хватки.
   Мне нужно было убить быстро, и я это сделал. Огр испустил вздох, и мы оба повалились на землю. Я мгновенно отскочил в сторону и удар дубины умирающего огра, что предназначался мне, пришелся по его оставшемуся сородичу.
   Впрочем, битва была далека от завершения. Последний стоящий на ногах огр пригнулся, готовый нападать. Что еще хуже, чудовище, которое я подстрелил, и то, чье ухо я рассек, не были мертвы. Оба упрямо пытались подняться и вернуться к битве.
   Мне стало немного легче, когда рядом вновь появилась Гвенвивар и пронеслась между мной и моим последним противником. Я подумал было, что кошка собралась прикончить одного из раненых огров, но Гвенвивар пробежала мимо борющихся чудовищ и совершила прыжок над головами перепуганных, сбившихся в кучу пленников. Я понял, почему она это сделала, услышав звук спущенных тетив — явились орки-часовые с запада. Затем до меня донесся громоподобный рык, за которым вполне предсказуемо последовали вопли ужаса.
   Потребовалось бы нечто большее, чем несколько орчьих стрел, чтобы остановить могучую Гвенвивар.
   Глянув в сторону, я заметил, что гоблин-пленник успел вскочить и убежать, спасаясь в ночи. Я не обратил на него особого внимания, еще не зная, какой глубокий след этот гоблин оставит в моей жизни.
   Все мысли о трусливых гоблинах исчезли из моей головы, как только невредимый огр начал теснить меня. Он сделал первый взмах — вернее, первые два или три. Я держал защиту, осторожно стараясь не открываться. Как я и ожидал, гнев огра возрастал с каждым промахом. Его атаки становились все более яростными, более открытыми для ответных ударов. Я четырежды ударил эту тварь, сделав болезненные — если не слишком серьезные — раны в его шкуре, когда увидел, что огр с рассеченным ухом поднимается с земли.
   Мой противник бил дубиной все снова и снова, мне приходилось уворачиваться. Я атаковал, обрушив на него быстрый и яростный шквал жалящих ударов, заставив его попятиться, переступая гигантскими ножищами. Затем я повернулся и бросился к нетвердо стоящему на ногах огру. Монстр с трудом поднял свою огромную дубину — к нему еще не вернулось достаточно сил, чтобы удерживать оружие. Он взмахнул ей, но медленно и неуклюже, и я ушел от удара, просто отступив назад на шаг. Я последовал за завершающей движение дубиной, яростно замахиваясь обеими саблями. Не знаю, сколько кровавых линий они прочертили на морде этого огра. В одно мгновение все черты твари исчезли, смявшись в одну багровую массу.
   Когда труп гиганта рухнул, я осмотрелся вокруг и приободрился, увидев, что огр со стрелой в груди уже не будет сражаться — да и делать что-то другое тоже. Он валялся лицом вниз, настолько неподвижный, что я не стал сомневаться в его смерти.
   Это значило, что остался только один, легко раненный. Я знал, что могу победить любого огра в поединке, что, если полностью сосредоточусь на битве, огр и близко не подойдет, чтобы нанести мне удар. Всегда готовый сражаться против этих мерзких существ, я ощутил мимолетное разочарование, когда я повернулся и понял, что огр сбежал и скрылся в ночи.
   Впрочем, легкое сожаление исчезло, когда я вспомнил о пленниках. К моему облегчению, пятеро фермеров одолели орков на юге лагеря, и из всех ранен был только один, самый молодой. Рико самодовольно улыбался, и мне очень хотелось стереть эту ухмылку с лица хвастуна.
   Немногим позже Гвенвивар, крадучись, вернулась в лагерь, проверив область на западе. У пантеры была пара небольших ран от орчьих стрел, но ничего серьезного. Битва закончилась, три огра и восемь орков были мертвы, а другой огр и с полдюжины орков спаслись бегством. Полная победа, и никто из нас не был убит.
   Все же я не мог не признать, что в этой битве не было нужды. Впрочем, мысли о том, чтобы выбранить Рико, быстро улетучились из моей головы, когда я увидел, как приветствуют друг друга Тармен и его семья, а другой фермер снова встречает пропавшего брата.
   — Где Нойхайм? — требовательно спросил Рико. Его грубый тон удивил меня. Если он потерял родича, ребенка или брата, я ожидал бы скорби. Но я не слышал скорби в его вопросе, только бездумный гнев, как если бы его оскорбили
   Фермеры смущенно переглянулись, и в конце концов все взгляды обратились на меня.
   — Кто такой Нойхайм? — спросил я.
   — Гоблин, — объяснил Тармен.
   — Среди пленников был гоблин, — сказал я им. — Он сбежал во время сражения в сторону северо-запада.
   — Тогда мы пойдем за ним, — без колебаний заявил Рико, нисколько не задумываясь об освобожденных людях. Я счел его слова абсурдными: разве мог одинокий гоблин стоить страданий этих мужчины, женщины и мальчика, которые прошли через такие испытания?
   — Ночь продлится еще долго, — сказал я ему, и тон мой был далек от его собственного. — Разожгите огонь заново и позаботьтесь о раненом. Я пойду за беглецом.
   — Я хочу вернуть его! — прорычал Рико. Должно быть, он правильно истолковал выражение моего лица, так как внезапно успокоился и попытался все объяснить.
   — Нойхайм вел группу гоблинов, которые напали на Пенгаллен несколько недель назад. — сказал он и бросил взгляд на остальных. — Гоблин — лидер, и наверняка вернется с союзниками. Мы держали его для суда, когда явились другие налетчики.
   У меня не было причины не верить словам Рико, кроме того, что мне казалось странным, что фермеры из маленькой деревни, столь часто осаждаемой монстрами из диких земель, пойдут на такие хлопоты, как судебный процесс в отношении какого-то гоблина. Нерешительность — или это было опасение? — на лицах других фермеров, особенно Тармена, также заставили меня помедлить, но я счел это страхом перед тем, что Нойхайм вернется с большими силами и опустошит их легко уязвимую деревню.
   — Я не очень спешу в Сильверимун, — заверил их я. — Я поймаю Нойхайма и верну его в Пенгаллен следующим же утром, — я собрался было уходить, но Рико схватил меня за плечо и развернул к себе лицом.
   — Живым, — прорычал он. Мне не понравилось, как это прозвучало. Я ничего не имел против справедливых и суровых мер, применяемых к гоблинам, но злобный тон Рико говорил о жажде мести. Все же у меня не было причин не верить этому фермеру, равно как и причин для спора о справедливости законов, принятых в Пенгаллене. Вскоре мы с Гвенвивар уже направлялись на северо-запад, отслеживая путь беглеца.
   Преследование, против моих ожиданий, затянулось. Мы нашли следы нескольких сбежавших орков, пересекающие следы Нойхайма, и я счел более важным предотвратить их возвращение в логово, где они могли бы найти подкрепление. Вскоре мы нашли орков, их оказалось трое. При помощи чудесного лука я прикончил этих тварей издали всего в три коротких выстрела.
   Затем мы вернулись к следам Нойхайма и снова отправились в преследование во тьме ночи. Нойхайм оказался умным соперником, чем вполне оправдывал заявление Рико о том, что гоблин был лидером среди своих подлых сородичей. Он постоянно петлял и перебирался по раскидистым ветвям с дерева на дерево, спускаясь наземь в отдалении от первоначального пути и меняя направление. Наконец, он направился к реке, единственной преграде, которая могла остановить погоню.
   Понадобилось все мое мастерство следопыта и помощь звериного чутья Гвенвивар, чтобы мы смогли подобраться к гоблину, прежде чем он оказался бы в безопасности по ту сторону реки. Со всей честностью я признался себе, что, не будь Нойхайм так измучен в плену у безжалостных налетчиков, он мог бы обвести вокруг пальца нас обоих.
   Когда мы, наконец, достигли берега, я воспользовался своей врожденной, обычной для жителей Подземья, способностью видеть вещи по излучаемому ими теплу, а не по отражаемому ими свету. Вскоре я заметил теплое свечение — кто-то медленно перебирался по каменистому броду, тщательно подбирая каждый шаг. Не доверяя ограниченному инфразрению, размывающему формы и представляющему детали как тепловые пятна, я поднял Тулмарил и выпустил светящуюся стрелу. Она скользнула по камню и ударилась о воду в нескольких футах перед гоблином, отчего он поскользнулся, и одна его нога по бедро ушла в ледяной поток. Подобная молнии вспышка серебряного света не оставила сомнений в том, что это был тот самый беглец. Я бросился к броду.
   Гвенвивар пролетела мимо, обгоняя меня. Я был в полпути от цепочки камней, двигаясь так быстро, как мог, когда услышал рык пантеры из темноты впереди, а следом — вопль боли.
   — Держать, Гвенвивар! — крикнул я, не желая, чтоб пантера растерзала его на куски.
   Тощий, желтокожий Нойхайм лежал на земле, прижатый к ней огромными лапами, когда я добрался до них. Я приказал Гвенвивар отойти, и, едва пантера сдвинулась с места, Нойхайм подкатился ко мне и схватился за мой сапог длинными, тонкими, как веретено, руками, на которых еще были видны следы разорванных кожаных пут.
   Я хотел было оглушить его рукоятью сабли, но, прежде чем я успел отреагировать, Нойхайм принялся осыпать слюнявыми поцелуями мои сапоги.
   — Пожалуйста, мой добрый хозяин, — заныл он противным визгливым голосом, столь обычным среди гоблинов. — Пожалуйста, пожалуйста! Нойхайм не cбежит. Нойхайм боится, боится больших, уродливых огров с большими дубинами. Нойхайму страшно.
   Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Затем я поднял гоблина на ноги и приказал ему молчать.
   Стоя здесь, глядя вниз, на уродливое плоское лицо и скошенный лоб Нойхайма, его светящиеся желтые глаза и сплющенный нос, я призывал всю свою выдержку, чтобы не применить оружие. Я — следопыт, защитник добрых народов от многочисленных злых рас Фаэруна, и среди этих злых рас гоблины — самые ненавистные мне враги.
   — Пожалуйста, — жалобно повторил он.
   Я медленно убрал оружие, и широкий рот Нойхайма растянулся в вымученной улыбке, демонстрируя множество маленьких, но острых зубов.
   К тому времени уже светало, и я хотел немедленно отправляться в Пенгаллен, но Нойхайм почти замерз из-за падения в реку. По его неловкой походке было видно, что промокшая нога почти или полностью онемела.
   Как я уже говорил, я не питаю любви к гоблинам и обычно не милосерден к ним. Если бы Нойхайм напал на мое собственное жилище, я выпустил бы вторую стрелу еще до того, как он достал бы свою ногу из реки, и покончил бы с этим делом. Но сейчас я был связан клятвой, которую дал фермерам, и потому развел огонь, чтобы гоблин смог отогреть онемевшую конечность.
   То, как вел себя Нойхайм, когда я его поймал, продолжало занимать мой ум и возбуждать недоумение. Следующим утром, отпустив Гвенвивар отдыхать в Астральном плане, я попытался задать ему несколько вопросов, но гоблин ничего не отвечал. С покорным выражением лица он отводил от меня взгляд всякий раз, когда я обращался к нему. Пусть будет так, сказал я себе. Это не мое дело.
   Глубоко за полдень мы прибыли в Пенгаллен — то была кучка домов числом примерно в дюжину, расположенная в середине ровного, очищенного от деревьев поля и окруженная высоким частоколом. Фермеры вернулись несколькими часами раньше, и Рико, видимо, предупредил двух часовых, что разместились у стены, о моем грядущем прибытии. Они не позволили мне войти сразу, хотя были далеки от негостеприимства, и я ждал. В считанные минуты появился Рико. Очевидно, он велел послать за ним, когда я появлюсь.
   Выражение лица здоровяка изрядно изменилось по сравнению с той ночью. Его квадратная челюсть больше не была сведена гримасой, что показывало, как он рад повороту событий. Даже его широко расставленные голубые глаза, казалось, улыбались при виде меня и моего пленника, и все черты на его красном лице подтянулись кверху.
   — Ты был щедр, предложив свою помощь, — сказал он мне, накидывая петлю на шею Нойхайма наподобие того, как в тесных деревнях привязывают собак. — Я знаю, что у тебя дела в Сильверимуне, так что прими мои заверения в том, что в Пенгаллене снова все спокойно.
   Я ощутил ясное чувство, что меня попросту отсылают за ненужностью.
   — Пожалуйста, поужинай в нашей таверне, — быстро добавил Рико, жестом приглашая меня пройти в открывшиеся ворота. — Поешь, выпей, — весело добавил он. Неужели мое смятение было так очевидно? — Скажешь хозяину, Аганису, что я заплачу.
   Я намеревался доставить пленника и тут же отправиться в путь к Сильверимуну, взяв хороший старт. Я с нетерпением ждал, когда увижу чудесный город на реке Ровин, когда буду свободно, с благословлением леди-правительницы, бродить по его прекрасным изгибающимся проспектам, навещая его многочисленные музеи и не имеющую себе равных библиотеку. Но мои инстинкты велели мне принять угощение. Что-то во всем этом деле шло не так.
   Аганис, похожий на бочонок улыбчивый человек с густой бородой, был, разумеется, изумлен видом темного эльфа, вошедшего в его заведение — большое двухэтажное здание у середины деревенского частокола. Это место служило как таверна, торговый пост, и несло множество других функций. Как только он преодолел свои первые чувства — думаю, что единственно возможно описать его вид словами «объятый ужасом» — он принялся суетиться, стараясь угодить мне — по крайней мере, так я мог судить по порциям, которые он накладывал мне, куда большим, чем у фермера, сидевшего недалеко от конца стойки.
   Я не стал высказываться по поводу этого явного подхалимства. Ночь была долгой, и я проголодался.
   — Так ты Дриззит До’Урден? — спросил фермер с конца барной стойки. Это был пожилой человек с редеющими седыми волосами и морщинистым лицом, которое повидало множество дней под солнцем.
   Аганис побледнел от этого вопроса. Возможно, он думал, что я оскорблюсь и разнесу его заведение на куски.
   — Дриззт, — поправил я, глядя на старика.
   — Джак Тимберлайн, — представился он. Он протянул руку, затем убрал и вытер о рубашку, прежде чем снова предложить ее мне. — Я слыхал о тебе, Дриззт, — произнес он имя с особой тщательностью, и, должен признаться, мне это польстило. — Говорят, ты следопыт.
   Я твердо пожал его руку и широко улыбнулся.
   — Я тебе прямо скажу, Дриззт, — и снова он напрягся на этом слове, — мне все равно, какого цвета кожа у парня. Я слышал о тебе, и слышал хорошие вещи о том, что ты и твои друзья сделали в Митрил Халле.
   Его похвала была немного снисходительной, и бедняга Аганис вновь побледнел. Впрочем, я не обиделся, понимая, что неловкость Джака связана с его неискушенностью. Его приветствие было вполне тактичным по сравнению с множеством других, которыми меня встречали с тех пор, когда я явился в наземный мир, со встречами на длине обнаженного оружия.
   — Хорошо, что дварфы вернули себе митриловые залы, — согласился я.
   — И хорошо, что ты повстречался отряду Рико, — добавил Джак.
   — Тармен так радовался утром, — нервно вставил хозяин таверны.
   Все это казалось мне столь обычным — вы, наверное, понимаете, что в своих взаимоотношениях с народами наземного мира я привык ко всему, кроме таких вот простых разговоров.
   — Ты вернул Рико его раба? — вдруг прямо спросил Джак.
   Кусочек еды внезапно отказался пройти вниз по моему горлу.
   — Нойхайма, — пояснил Джак. — Гоблина.
   Я видел рабство во всей его жестокости в Мензоберранзане, где я родился. Темные эльфы держат многих рабов из множества рас, заставляя их работать, пока они не перестанут быть полезны, а затем безжалостно пытая и убивая их, калеча их тела так же, как искалечили дух. Я всегда чувствовал, что порабощение стоит среди самых отвратительных поступков, даже когда обращено против так называемых неисправимо злых рас, таких, как гоблины и орки.
   Я кивнул Джаку в ответ, но гримаса, внезапно исказившая мое лицо, оттолкнула его. Аганис, нервничая, протер одну и ту же тарелку несколько раз, уставившись на меня и то и дело поднимая полотенце, чтоб вытереть вспотевший лоб.
   Я закончил есть, не продолжая разговоров, разве что выяснил мимоходом, какой из фермерских домов принадлежит Рико. Мне не нужны были ответы этих двоих. Я хотел сам увидеть, что сделал.
   К закату я был у изгороди, окружавшей двор Рико. Его дом был простым сооружением из досок и бревен с щелями, забитыми грязью от ветра и крышей, скошенной, чтоб удерживать зимние снега. Нойхайм ходил по двору, выполняя свои работы — как я заметил, на нем не было оков, — но больше никого не было видно. Я видел, как занавесь на единственном окне несколько раз сдвинулась. Рико или кто-то из его семьи наверняка приглядывал за гоблином.
   Закончив уход за козой, привязанной недалеко от дома, Нойхайм посмотрел на темнеющее небо и ушел в небольшой амбар, немногим больше, чем сарай, располагавшийся в небольшом отдалении от дома. Через множество щелей в этом грубом сооружении я увидел свет огня, зажегшийся мгновением позже.
   Что все это значило? Я ничего не мог понять. Если Нойхайм пришел в Пенгаллен во главе разбойничьей банды, то почему ему предоставили такую свободу? Он мог бы взять уголь из огня, который развел в сарае, и поджечь сам дом.
   Я решил не задавать вопросов Рико — решил так потому, что в глубине души знал, что здесь происходит, что я не получу от него честного ответа.
   Нойхайм снова бросился целовать мне сапоги, едва я вошел в тени скудно освещенного сарая.
   — Пожалуйста, о, пожалуйста, — затянул он скрипучим голосом, шлепая толстым языком по губам.
   Я оттолкнул его, и гнев мой, должно быть, был хорошо заметен, так как гоблин неожиданно замолк и сел у костра, уставившись в оранжево-желтое пламя.
   — Почему ты не сказал мне?
   Он бросил на меня странный взгляд. Лицо его выражало абсолютное смирение.
   — Ты нападал на Пенгаллен? — надавил я.
   Он снова уставился в огонь, и лицо его исказилось, давая понять, что этому вопросу не стоит даже давать оправдания ответом. И я поверил ему.
   — Тогда почему? — спросил я, наклоняясь, чтобы взять его за плечо и заставить посмотреть себе в глаза. — Почему ты не сказал мне, зачем Рико хочет вернуть тебя?
   — Сказать тебе? — Нойхайм уклонился. Его гоблинский акцент внезапно пропал. — Гоблин, говорящий Дриззту До'Урдену о своей беде? Гоблин, просящий сострадания у следопыта?
   — Ты знаешь мое имя?
   О боги, он даже правильно его произносил.
   — Я слышал истории о Дриззте До'Урдене, и о Бреноре Боевом Молоте и отвоевании Митрил Халла, — ответил он, и снова я поразился, как точны была его интонация и произношение. — Об этом часто говорят фермеры из нижних долин, все они надеются, что новый король дварфов щедро распорядится своим огромным богатством.
   Я сел в стороне от него. Он просто продолжал невидяще глядеть в пламя, опустив глаза. Не знаю, сколько времени минуло в тишине. Не знаю даже, о чем я тогда думал.
   Нойхайм был проницателен. Он знал это.
   — Я принимаю свою судьбу, — ответил он на мой невысказанный вопрос, хотя в его голосе было немного убеждения.
   — Ты — не обычный гоблин.
   Нойхайм плюнул в огонь.
   — Я не знаю, гоблин ли я вообще, — проговорил он. Если бы в тот момент я ел, то наверняка бы в моем горле вновь встал ком.
   — Я не похож ни на одного гоблина, которого когда-либо встречал, — пояснил он с безнадежным смешком. Я подумал, что его вечное смирение столь типично для беспомощного, безвыходного положения. — Даже моя мать… Она убила отца и мою младшую сестру. — Он насмешливо прищелкнул пальцами, чтобы усилить сарказм своих следующих слов. — По гоблинским меркам, они заслужили это: не поделились с ней ужином.
   Нойхайм затих и покачал головой. Физически он вне всякого сомнения являлся гоблином, но по искренности его слов я уже мог сказать, что по духу он был очень далек от своих злобных сородичей. Эта мысль пробрала меня дрожью. За те годы, что я был следопытом, я никогда не подвергал сомнению, как должен вести себя с гоблинами, никогда не останавливал свои сабли на время, достаточное, чтоб определить, не отличается ли кто-то из них своим поведением от обычных, известных мне злых существ.
   — Ты должен был сказать мне, что ты — раб, — снова проговорил я.
   — Я не горжусь этим фактом.
   — Почему ты сидишь здесь? — спросил я, хотя и так знал ответ. Я также был когда-то рабом, пленником жестоких живодеров разума, одних из самых злых обитателей Подземья. Нет более калечащей и смиряющей пытки, чем рабство. Однажды на своей родине я видел сотню орков, которую удерживали под полным контролем всего шесть солдат-дроу. Если бы они набрались храбрости, то вне всякого сомнения уничтожили бы своих охранников. Но даже если отвага — не первая вещь, которой лишают раба, то наверняка одна из первых.
   — Ты не заслуживаешь такой судьбы, — сказал я более мягко.
   — Что ты знаешь об этом? — возразил Нойхайм.
   — Я знаю, что это неправильно, — ответил я. — Я знаю, что что-то должно быть сделано.
   — А я знаю, что меня повесят, если я попытаюсь освободиться, — резко сказал он. — Я никогда не причинял вреда какому-нибудь человеку или даже вещи. И я не хочу никому навредить. Но мне выпала такая судьба.
   — Мы не связаны принадлежностью к расе, — сказал я ему, найдя наконец слова убеждения в воспоминаниях о своем собственном долгом пути из тьмы Мензоберранзана. — Ты говорил, что слышал рассказы обо мне. Разве они — то, чего можно ожидать от темного эльфа?
   — Ты дроу, а не гоблин, — сказал он так, словно этот факт все объяснял.
   — Твоими же словами, ты не более родственен гоблинам, чем я — темным эльфам, — напомнил я ему.
   — Кто может сказать? — ответил он, пожав плечами, и этот беспомощный жест наполнил меня глубокой болью. — Мне сказать Рико, что я не гоблин душой и поступками, а просто жертва безжалостной судьбы? Ты думаешь, он поверит мне? Думаешь, что такой род понимания доступен этому простому фермеру?
   — Ты боишься попытаться? — спросил я.
   — Да!
   Я поразился силе этих слов.
   — Я не первый раб Рико, — проговорил он. — Он держал у себя гоблинов, орков, однажды даже багбира. Ему нравится принуждать других делать его собственную работу, понимаешь? Но много ли других рабов ты видел на дворе Рико, Дриззт До’Урден?
   Он знал, что я не видел ни одного раба, и я не был удивлен его объяснением. Я почувствовал, что начинаю ненавидеть Рико Пенгаллена.
   — Рико покончил с ними, — продолжал Нойхайм. — Они потеряли способность выживать. Они потеряли свою полезность. Ты заметил высокий столб с поперечиной за воротами?
   Я содрогнулся, представив, для чего мог служить этот столб.
   — Я жив, и я останусь живым, — объявил Нойхайм. В первый раз решительный гоблин позволил своей защите ослабеть, и мрачное выражение его лица выдало неистинность этих слов.
   — Ты хотел бы, чтоб огры-налетчики убили тебя, — сказал я, и он не ответил.
   Некоторое время мы сидели в тишине, тишине, которая тяжко давила на каждого из нас. Я знал, что не должен оставлять такую несправедливость безнаказанной, не могу повернуться спиной — пусть даже к гоблину — ни к кому, нуждающемуся в помощи. Я обдумал все пути, доступные мне, и пришел к выводу, что для настоящей победы над этой несправедливостью я должен использовать все влияние, какое смогу. Как большинство фермерских деревень в этом регионе, Пенгаллен не был независимым поселением. Люди здесь были под защитой и, следовательно, под надзором и законом крупных городов поблизости. Я мог обратиться к Аластриэли, правящей Сильверимуном, и Бренору Боевому Молоту, королю ближайших земель и моему лучшему другу.