Самаров Сергей. Элитный спецы

Сергей Самаров
Элитные спецы

ПРОЛОГ

1

   В центре «Банановой авеню», ^[1]расположенной в юго-восточных, неспокойных кварталах курортного Майами, улицы, где ветер всегда дует с моря и ворошит горы неубранного мусора, первый этаж двухэтажного дома занимает небольшой и даже в самый солнечный день полутемный и прохладный бар «Торнадо-Кри». «Торнадо-Кри», точно так же, как и сам хозяин заведения, пользуется дурной славой. Только за последний год здесь трижды стреляли, и каждый раз в результате перестрелки полиция увозила по паре трупов, которые никто, естественно, не мог опознать. Раненые, как обычно бывает в таких заведениях – а без раненых вообще не обходится ни одна перестрелка, куда-то загадочно исчезали и к официальным врачам не обращались. Хозяин только сердито разводил руками и жаловался полиции, что бандитов в районе развелось слишком много. Но завсегдатаи знали, что сам он держит под стойкой пистолет-пулемет и во всех трех заварушках выступал чуть ли не инициатором. Но жить хочется всем, и такие сведения ни один из завсегдатаев бара сообщить полиции не желает. Давно известно, что на каждого доносчика найдется куча других, которые донесут уже не в полицию, а это гораздо страшнее…
   Аугусто Барерра, хозяин заведения, в прошлом профессиональный боксер, не снискавший славы на ринге, слывет человеком решительным и не любящим компромиссов. Более того, поговаривают, что он постоянно идет на конфликты, не считаясь ни с чем, – пороховая бочка, одним словом, а не хозяин бара, и спиртное, которое он потребляет в неестественных количествах, внешне оставаясь трезвым, основательно помогает воспламенению его души. Но мало ли что говорят о человеке, когда его не очень любят и побаиваются…
   Осенним утром, когда бар только открылся и хозяин еще не успел протереть, как обычно, все стаканы, но уже занял место за стойкой, чтобы приступить к этому занятию, в «Торнадо-Кри» заходят трое посетителей. Барерре сразу не нравится, что это не привычные в здешних местах «латиносы», то есть выходцы из латиноязычных стран Центральной и Южной Америки и даже не негры, которых везде полно, а в Майами особенно. Он даже затрудняется сразу сообразить, что за посетители, разговаривая между собой на неизвестном языке, занимают места на высоких табуретах. Нехорошая, по мнению Барерры, примета – первые посетители – из чужих, тем более неприятно трезвых. Это обещает не менее неприятные новости в течение дня, а хозяин бара, как всякий «латинос», суеверен. И потому спрашивает недовольным, хриплым с утра, после традиционного вечернего возлияния, голосом:
   – Что будете пить?
   Они сначала молча рассматривают его. Невежливо молчать, когда тебя спрашивают, и Барерре это тоже не нравится. Он начинает слегка «закипать».
   – Сеньор Барерра? – наконец спрашивает старший из посетителей и снимает шляпу, чтобы положить ее на соседний свободный табурет и продемонстрировать свою идеально выбритую лысину. Лысина светится даже в полумраке бара, словно настоятельно просит, чтобы на нее сначала плюнули, а потом накрыли сверху плевок не шляпой, а бутылкой. Но посетитель сидит на высоком табурете, а Барерра не слишком высок, чтобы дотянуться и плюнуть точно в цель. И только по этой причине он сдерживается, хотя руку на бутылку все-таки кладет.
   – Чего пить будете, спрашиваю… – рявкает он повторно, слегка наклоняет голову и приподнимает брови – привычка боксера смотреть исподлобья.
   – Нам нужен сеньор Аугусто Барерра… – миролюбиво говорит лысый. – А пить… Апельсиновый сок со льдом, если можно…
   Здесь не принято разговаривать так вежливо – это раздражает.
   – Нельзя! – оттого-то и злится Барерра, уже принимая решение устроить взбучку этим плюгавым интеллигентам, если только они совершат еще хотя бы один шаг навстречу его настроению. – Сок таким скотам только на улице продают… Я – Барерра… Я – здесь хозяин… Мотайте отсюда… И не морочьте мне с утра голову…
   – Я же говорил, что он хам и отъявленный негодяй… – говорит крайний справа посетитель, самый молодой. На хорошем английском говорит, чтобы и Барерра понял, а вовсе не на том странном языке, на котором все они вначале разговаривали между собой.
   С Бареррой никто в его баре так себя не ведет, считая это просто опасным. На него, конечно, тоже могут иногда повысить голос, когда основательно подопьют, но не раньше. А это – прямой вызов. Вызов хозяин «Торнадо-Кри» всегда принимает с охотой…
   Рука боксера-профессионала начинает работать раньше, чем Барерра соображает, как ему себя вести и что такое сказать, чтобы это выглядело по-настоящему красиво – все «латиносы» любят красиво и цветисто выражаться. Кулак резко летит через стойку, чтобы в последней, самой опасной фазе траектории своего движения сжаться и столкнуться с челюстью посетителя. Классический прямой удар… Но вместо челюсти кулак натыкается на раскрытую ладонь, выдвинутую вперед. И основание ладони бьет по средним суставам еще не сжатых пальцев. Барерра буквально ревет от боли по-бычьи. Он лучше других понимает, что у него в результате столкновения уже разорваны связки на четырех пальцах правой руки. Когда-то в молодости такое уже с ним бывало. И тогда рука оставалась нерабочей в течение трех месяцев. Но сейчас Барерру беспокоит не это. Он выдает в мир длиннющую и цветистую тираду ругательств, а вторую, пока еще целую руку, сует под стойку, чтобы достать пистолет-пулемет «узи». Одновременно поднимает глаза и вдруг видит, что в голову ему смотрят черными безжалостными отверстиями три пистолета с глушителями – один в лоб, два – чуть ниже, на случай, если он успеет присесть перед выстрелом. И все это синхронно, быстро, четко, без суеты и лишних слов, столь милых латиноамериканской сущности Барерры.
   Три поднятых ствола – аргумент достаточно веский, чтобы выпустить не поднятое еще оружие из уже обхвативших рукоять непослушных пальцев.
   Но стволом его напугать трудно. Барерра усмехается:
   – Ваша пока взяла… Но запомните, я не из тех, кто постесняется выстрелить в спину… И потому – берегитесь…
   – Мы побережемся… – отвечает лысый. – Мы люди осторожные, и свою жизнь бережем во славу Аллаха…
   – Что вам надо?
   – Нам нужна Марихуана Андреевна… – лысый с трудом произносит это имя. Впрочем, Барерра сам это имя произносит с трудом, но ему нравится его произносить.
   – Шлюха?.. Можно было бы просто спросить… И не ломать людям пальцы…
   Барерра трет пальцами левой руки пальцы правой и морщится – больно. И долго еще будет больно, знает он…
   – Где она?
   – В это время она еще спит…
   Барерра держит у себя трех шлюх, обслуживающих его клиентов, и сдает им комнаты. Он не считает себя профессиональным сутенером… Нет, он им тоже дает возможность немного заработать, в отличие от уличных сутенеров, обирающих своих шлюх полностью. Но состояние они и здесь себе не сколотят…
   – Где она? – голос посетителя звучит настойчивее, с легкой угрозой.
   – Второй этаж, по коридору налево… Предпоследняя дверь… – рявкает Барерра и оборачивается на темный угол зала, где расположены три двери.
   Двое из троих ранних посетителей идут к лестнице. Правильно идут, знают, за какой дверью лестница – это Барерра отмечает сразу. Значит, кто-то их навел. Но не из самого близкого окружения, потому что иначе они не спрашивали бы, как найти комнату этой русской лярвы. Третий, молодой, задерживается, не убирая пистолет, и с укором качает головой.
   – Не надо вам было хамить уважаемым людям… И спасибо за предупреждение… Я самый осторожный из нас троих, очень осторожный, и потому поберегусь…
   Барерра не слышит выстрела, он только по глазам понимает, что молодой посетитель нажимает спусковой крючок. Пуля пробивает голову Барерры навылет и разбивает бутылки в стойке и зеркало…
   – Это к несчастью… – говорит молодой посетитель, прячет пистолет под полу пиджака, но не убирает в подмышечную кобуру. Он и в самом деле осторожный…

* * *

   Коридор короткий и грязный, с оборванными обоями, висящими клочьями.
   Лысый, так и не забравший свою шляпу с табурета, мимоходом обрывает со стены один лоскут обоев, нюхает и брезгливо протирает после этого пальцы, словно раздавил клопа.
   Найти нужную дверь легко. Посетители останавливаются перед ней, и спутник лысого толкает ее, убеждается, что дверь закрыта, отступает к противоположной стене и с короткого шага бьет каблуком в замок. Хлипкая дверь сухо трещит, ломаясь, и распахивается.
   Комнатенка маленькая, тесная. В ней только шкаф, кровать, стол и умывальник с раковиной. Даже нет стула. Рядом с кроватью – пустая пузатая бутылка из-под рома. И острые очертания тощего тела под грязной простыней. Попутчик лысого сдергивает простыню, и первое, что они видят, – это испуганные глаза.
   Проститутка не спит. Она смотрит, словно ждет беды.
   – Здравствуй, Марихуана Андреевна… – говорит лысый.
   – Не брала я его деньги… Не брала… – отвечает женщина. По голосу чувствуется, что она не совсем трезвая. – Он их сам вечером в баре потерял…
   И смотрит за спину.
   Спутник лысого оборачивается. В дверях стоит человек – обыкновенный малорослый «латинос». И закручивает зажатое в руке мокрое полотенце – вместо дубинки. Видимо, вышел на шум из соседней комнаты.
   – Это кто? Защитнички? – спрашивает «латинос» на плохом английском. Проститутку спрашивает. И в его голосе слышна издевка человека, привыкшего приказывать. Он совсем не боится, чувствуя себя в этом квартале хозяином, таким же, каким чувствовал себя Барерра за стойкой бара.
   Лысый наклоняется и трогает плечо женщины. На плече свежий кровоподтек. Пожалуй, мокрое полотенце бьет посильнее полицейской дубинки…
   «Латинос» поднимает руку и делает шаг вперед. Последний шаг… Потому что спутник лысого стреляет из-под полы своего светлого пиджака. Стреляет точно, сразу в голову. Тело падает неестественно громко, чуть ли не громче, чем выстрел. Проститутка пугается еще больше и пытается отодвинуться в угол.
   – Марина Ивановна Андреева? – вдруг по-русски спрашивает лысый. Он хорошо говорит по-русски, только с легким кавказским акцентом.
   – Да… Я… – хрипло шепчет женщина.
   – Скажи-ка мне, Марина Ивановна, откуда ты родом?
   – Я… Я… Из Столбова…
   – Тогда мы к тебе…
   – Что… Что вам надо?
   – Жениться я на тебе хочу… – добрым и проникновенным голосом говорит лысый. – И домой увезти… В Столбов…
   – Охренел совсем… – хрипло выдыхает Марина Ивановна. Похоже, подобная перспектива пугает ее больше, чем побои…
   Но в испуганных нетрезвых глазах ее появляется какой-то интерес, по крайней мере она с любопытством рассматривает идеальную лысину…

2

   Легкое касание тормозов, совсем незначительное, но машину все равно слегка заносит на повороте. Хотя скорость небольшая и дорожное полотно ровное, правда, чуть идущее под уклон.
   – Кто меня уверял, что в Южной Италии не бывает зимы? – Длиннобородый араб в светлых восточных одеждах и темных очках смотрит на человека, устроившегося рядом с ним на заднем сиденье. Стекла салона сильно тонированы, и оттого здесь царит полумрак. Да еще плюс темные очки – что можно увидеть… Но араб, похоже, видит в темноте, как кошка…
   Второй пассажир посмеивается.
   – Я слышал, что вчера снег выпал даже в Израиле, радуя ваших братьев-палестинцев… Пустяк, конечно, но приятно, что хоть несколько человек поскользнутся и сломают себе ноги… Именно так мне вчера сказал в Риме один знакомый палестинец… Сам он ноги не ломает – уже несколько лет ездит в инвалидной коляске…
   – Слава Аллаху, снегопад не в Эр-Рияде… – араб тоже посмеивается. Он поддерживает и одобряет действия палестинцев, но относится к методам борьбы ООП ^[2]чуть свысока, с точки зрения своего собственного размаха и значимости…
   Путь от аэропорта до Сан-Джованни-ин-Фьоре по местным меркам считается длинным. А если учесть, что неожиданный обильный снегопад принес неразбериху на южноитальянские дороги, и заставляет машины еле-еле ползти на горных поворотах, то становится понятным, насколько растягивается этот путь.
   – Вы когда планируете вылететь обратно, эмир?
   – Я думал заглянуть на пару дней в Рим – просто развеяться, но если и Рим завалило снегом, мне там нечего делать…
   – Вчера в Риме целый день лил дождь…
   Араб поднимает ладони перед лицом, словно обращается к Аллаху:
   – Что делается в старой Европе! В дождь я тоже не хочу… Наверное, вечером вылечу домой, поближе к солнцу… Надо будет не забыть позвонить и предупредить пилота… Мы с вами успеем до вечера обсудить все проблемы?
   – Проблема, эмир, в настоящее время одна, и решение ее зависит полностью от вас – финансирование… Это слегка тормозит действие…
   – А специалисты?
   – Специалисты готовы… Уже проработали отдельные детали до тонкостей, часть действия уже начата и готова принести в будущем дивиденды. Подготовительная работа, одним словом… Ждем команды для начала первого этапа…
   – Наверное, можно профинансировать для начала только первый этап… Мы даже не знаем, насколько он будет удачным… А потом уже браться за второй. На втором этапе, как я понимаю, будут работать другие люди?
   – Нет, эмир… Помощники будут другие – только помощники, исполнители… Но общее руководство в целом не меняется. Неразумно при такой операции распылять силы. И в США, и в России, и в Великобритании службы безопасности тоже не спят. И чем больше людей будут знать о наших намерениях, тем более вероятен провал или хотя бы непредвиденные осложнения. Потому специалисты требуют сразу полного финансирования… Они слишком многим рискуют, но рисковать соглашаются только за основательное вознаграждение.
   – Сколько продлится первый этап?
   – На первом этапе нам необходимо внушить помощнику американского президента по национальной безопасности мысль о проведении совместных учений антитеррористических сил США и России. И даже не просто мысль, а почти готовый план… У нас имеется такая возможность… Чуть позже наши люди в Великобритании позаботятся, чтобы «томми» ^[3]тоже присоединились… А суть такова… Есть в России такой город – Столбов. Там расположен ядерный центр. Не военный объект, но очень опасный, как все эти «чернобыли»… В Столбове и должны развернуться основные действия… Впрочем, главный исполнитель программы все объяснит вам сам… Мы уже подъезжаем…
   Эмир согласно кивает.
   – Кто он такой?
   – Интересный и ценный для нас человек. Его зовут Казбек Ачилович Ачилов. Мы платили ему уже несколько лет для использования в перспективе. Вот и настал момент. Он чеченец… В звании подполковника командовал полком внутренних войск еще в советские времена… Этот полк охранял когда-то стратегический объект… Тот самый ядерный центр в Столбове… Некоторое время, после окончания службы, Ачилов воевал дома с русскими… Там лавров не снискал, поскольку его тейп ^[4]не слишком уважаем в республике, и вообще прорусски настроен… Родственные связи, как вы знаете, в Чечне, слава Аллаху, еще значат очень много… Потом Казбек Ачилович перебрался на Запад… За него ухватилось ЦРУ, и он, с нашего, естественно, согласия, с удовольствием пошел на контакт… Тем более, американцы неплохо платят… Меньше, чем мы, но достаточно… Таким образом мы имеем постоянный канал для дезинформации Ленгли ^[5]и для выявления некоторых сфер их интересов. Работу на нас, как вы сами понимаете, Ачилов не афиширует. Уже несколько лет контакты Ачилова с организацией ограничивались перечислением денег на его счет. Предельно осторожен, сдержан. Обещает, в отличие от большинства своих соплеменников, только то, что в состоянии выполнить. Хорошо знает Столбов. И этим бесценен… Мы вместе пообедаем, заодно и составите мнение о главном исполнителе… Кстати, с ним будет и еще один исполнитель – Ширвани Андреев… Тоже личность колоритная… Побольше бы нам таких решительных людей…
   – Хорошо… Я доволен вашей работой, сеньор Аль-Сантос… Кто разрабатывал общий план?
   – Как обычно, я сам… Трехходовая комбинация, способная отвлечь все силы противника от основного направления действия и дать «зеленую улицу»…
   – Вы свою оплату получите сразу за все время сотрудничества… А с финансированием операции… Я хотел бы услышать все в деталях и только потом смогу решить…

* * *

   Казбек Ачилович Ачилов – среднего роста круглолицый человек неопределенного возраста с ежиком густых седых волос. Взгляд вопрошающий и слегка обиженный. Он встает при входе гостей и приветственно прижимает руку к сердцу. Сохраняет чувство собственного достоинства, которым, заметно, очень дорожит. Точно так же ведет себя и второй человек, находящийся здесь же, – высокий, бритоголовый, с властным умным лицом и чуть насмешливым решительным взглядом.
   Но эмир сразу определяет, кто из них Ачилов, кто Андреев, хотя оба выглядят типичными восточными людьми и принять их, скажем, за славян невозможно. Аль-Сантос, как человек, знакомый всем, представляет гостя чеченцам.
   – У вас русская фамилия… – эмир с дружеской улыбкой обращается к Андрееву. – Вы, должно быть, имеете примесь русской крови?
   И, внимательно заглядывая в глаза, сам оставаясь в темных очках, ждет ответа.
   – Нет, – Ширвани насмешливо поглаживает свою лысину. – И дети мои тоже чистые ичкерийцы. Но моя последняя жена, если можно так сказать, русская…
   – «Если можно так сказать…» – вы, я вижу, любите разговаривать загадками? – эмир поднимает тонкие брови.
   – Это оперативная необходимость… Тактическая разработка с прицелом на запланированное будущее… Уважаемый Казбек Ачилович, пользуясь своими связями, устроил так, что я без проблем могу жить там, где мне нужно. Жена – это женщина родом из Столбова, где мы планируем проведение акции. И при заключении брака я на всякий случай решил взять ее фамилию… Тем более брак был зарегистрирован в США по поддельным документам… Свою настоящую фамилию я ничем не запятнал… Чуть позже, чтобы убрать американские следы, мы перерегистрируемся уже в России…
   – Что это за женщина?
   – Последний год она промышляла проституцией в Майами. Одной из самых дешевых и постоянно избиваемых… К тому же она – мелкая воровка… Лазила по карманам клиентов… И за это ей тоже постоянно перепадало…
   – Даже так? И вы решились довериться женщине с такой репутацией?..
   – В Столбове у Марины остались родители… Уважаемые люди, на которых она побоится бросить пятно… Отец сейчас на пенсии, но он был крупным ученым – физик-ядерщик… Занимал в свое время пост главного инженера ядерного центра… Круг общения… Просто приятельские отношения… Даже простые вопросы трудоустройства на нужную должность… Все это будет открыто для меня… По документам я теперь нагайбак, ^[6]отставной офицер милиции, и никакого отношения к чеченским войнам не имею…
   – Кто такие нагайбаки?
   – В России много разных народов… Никто, кроме ученых и статистиков, не знает точно – сколько… Но звучит непонятно, и живут нагайбаки очень далеко от Чечни… Но я выясню кое-что про свою родословную, чтобы не путаться при случайном вопросе…
   – Обязательно выясните… Проваливаются в основном на пустяках… Кстати, имя у вас чеченское?
   – Имя мусульманское…
   – Не лучше ли было бы сменить и имя?
   – А если в ненужный момент встретится на улице старый знакомый и окликнет меня по имени?.. Да и привычнее со своим именем. В России каких только имен не встретишь… Это не опасно…
   – Пусть будет по-вашему… Итак, я слушаю… Меня интересует ваш план в деталях…
   – Извините, эмир, но сначала мы хотим пригласить вас к столу. Нехорошо нарушать традиции и вести разговоры с гостем, предварительно не угостив его…
   Эмиру нравится соблюдение восточных традиций, и он согласно кивает.
   – Вы придумали название для своей операции?
   – Да. По прогнозам нынешнее лето обещает быть жарким… Мы добавим еще жары… Помните, был такой американский фильм со Шварценеггером в главной роли. Назывался «Красная жара»… Мы решили назвать свою операцию «Зеленая жара»… Такая жара многим придется не по нутру… Не находите?
   – Я не возражаю…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НАЧАЛО ЗИМЫ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

   Первыми в диверсионном управлении ГРУ по вызову полковника Мочилова появляются полковник Согрин и подполковник Афанасьев по прозвищу Кордебалет. Их отозвали из отпуска – Согрина из Самары, где он улаживал какие-то затянувшиеся семейные конфликты с бывшей женой и сыном, Кордебалета с Урала, где он просто отдыхал в военном санатории «Кисегач». Общение с хвойным бором и прекрасным озером, пусть и покрытым льдом, прекрасно восстанавливает и физические силы, и психические. Встретились полковник с подполковником, как и договорились заранее по телефону, в Самаре на вокзале, когда Согрин подсел в Кордебалету в вагон, правда, в другое купе. Девять месяцев беспрерывных рейдов по Чечне – из поиска в поиск, из боя в бой, потом всего недельный отпуск – и вызов… Естественно, радости от такого неожиданного вызова, ломающего все личные планы, они не испытали, и начальству за глаза досталось немало «теплых» слов. Третьего члена самой маленькой в управлении отдельной мобильной офицерской группы спецназа ГРУ – подполковника Сохно – оперативно найти не удалось – сотовый телефон упорно отвечал, что аппарат абонента или выключен, или находится вне зоны досягаемости. Пришлось отправить телеграмму-вызов на контрольный адрес, оставленный Сохно, согласно отпускному предписанию.
   Большое здание на Хорошевке встречает их привычной холодностью требующих основательного ремонта длинных коридоров. Подполковник с полковником стучат в дверь и заходят в кабинет, не дожидаясь приглашения, как делают только свои. Мочилов с улыбкой поднимается им навстречу и пожимает руки. Они расстались полторы недели назад, когда завершили в Чечне очередную операцию, и надеялись, что увидятся по меньшей мере через месяц, но обстоятельства и чья-то воля заставили их сойтись вместе гораздо раньше.
   – Сохно так и не объявился? – со вздохом интересуется Юрий Петрович, заранее зная ответ, потому что, подай Сохно весть, он появился бы вместе со своими товарищами.
   – У нас еще восемь минут в запасе… – вздыхает и Согрин. – Толя эффекты любит. Если появится, то минута в минуту. Сначала, как обычно, в дверь зайдет, потом, уже изнутри, постучит…
   Он, кажется, пытается убедить себя, что все так и произойдет, хотя на подобный исход, видно, не надеется.
   – Зачем мы понадобились? – словно бы между делом интересуется Кордебалет, хотя понимает, что полковник Мочилов отозвал их из отпуска вовсе не для того, чтобы расспросить о настроении.
   – Подождем восемь минут… – усмехается Мочилов, который тоже в пунктуальность Сохно верит мало, но Юрию Петровичу необходимо закончить шифротелеграмму, которую он писал до прихода офицеров, и он выделяет себе на это оставшееся время. – Я пока завершу работу…
   Ручка продолжает бегать по бланку, как бегала до прихода вызванных спецназовцев, а полковник с подполковником тем временем рассматривают карту, разложенную на столе. Это, естественно, карта Чечни. И они не сомневаются, что их собираются снова отправить туда, откуда вытащили только неделю назад, заменив другой группой. Надеются, что карта сможет подсказать им суть нового задания. Но карта не подсказывает ничего, потому что на ней отмечены красным карандашом районы, где, как они знают, работают другие отдельные мобильные группы.
   Полковник Мочилов как раз укладывается в восемь минут, подписывается, заполняет «шапку» бланка и смотрит на часы, вставая.
   – Время вышло…
   Дверь тут же с легким скрипом открывается, и все поднимаются звуку навстречу – подполковник Анатолий Сохно шагает за порог, уже изнутри стучит и улыбается:
   – Здравия желаю… Я не опоздал?
   Мочилов только разводит руками:
   – Сколько за дверью стоял?
   – Пять секунд. Одежду поправлял…
   – Явился на две секунды раньше срока… – Мочилов еще раз смотрит на часы.
   – Добавьте к своим часам два камня – снизу и сверху… Я прибыл вовремя… – Сохно категоричен и доволен собой. Он в самом деле любит эффекты и доволен, когда они удаются. – Я свои часы синхронизирую по Интернету с Гринвичем… Последний раз сверял только три дня назад – идут точно… А фирма-изготовитель в Швейцарии дала мне гарантию сбоя в пределах плюс-минус шести секунд в течение года…
   – Я на минутку отлучусь… – Мочилов помахивает бланком шифротелеграммы, засовывает ее в папочку и выходит.
   – Какого лешего им надо, командир? – спрашивает Сохно, поочередно пожимая руки товарищам. Он сияет, поскольку знает, что произвел эффект и на своих друзей.
   – Какого-то лешего надо… – сетует Согрин. – И нам придется, похоже, этого лешего ловить…

* * *

   Полковник Мочилов, хотя и ходил в шифровальный отдел, а это совсем на другом этаже, словно бы слышал фразу, произнесенную полковником Согриным. Так всем показалось, потому что именно с продолжения ее он и начинает разговор:
   – Сидите, наверное, и думаете, какого лешего вам в этот раз придется ловить…
   – Именно так и думаем… – за всех соглашается Сохно. – И именно касательно лешего…