Страница:
Потом майор дверь открыл и крикнул:
– Сережа…
Горничная, к сожалению, так и не успела записать, какого числа мы с ней должны встретиться.
Старшего прапорщика Бобрынин при мне отпустил до обеда.
– А нам с тобой следует голову чистую к обеду иметь… Надо отоспаться… Предупреди свою подружку, чтобы за час до обеда разбудила…
Я побежал предупреждать, и в список свиданий все-таки попал…
Подполковника, однако, наши успехи особо не восхищали.
– До автоматизма все должно быть отточено… До автоматизма, чтобы не думать, а работать, и не тратить время спутника на ваши сомнения…
Вместо настоящего спутника пока была подключена программа-тренажер, установленная на стационарном компьютере, а мы поочередно работали с ноутбука и просматривали участки условной карты так, как нам было необходимо. Труднее всего было управляться с объективом камеры. Попытаешься чуть-чуть камеру подправить, чтобы посмотреть, что за углом дома делается, а она в соседний город улетает – там тоже углов много, и соображай потом, куда ты из космоса залетел. Космос – штука тонкая… Только к вечеру мы научились два раза из десяти попадать туда, куда следует. Самый несообразительный из нас в компьютерных технологиях – майор Бобрынин напоследок попал даже четыре раза…
– Будь моя воля, я засадил бы вас за тренировки до утра, – сказал подполковник Турбин. – С такими результатами забрасывать вас на местность бессмысленно. – Но начальник штаба сказал, что двое из вас только что с учений… Только поэтому только и отпускаю отдыхать до утра… В половине девятого жду здесь же…
– А я могу и до утра потренироваться… – поймал подполковника на слове Костя Луценко. – Я прошлой ночью хорошо спал, много…
У подполковника за очками забегали глаза.
– Вообще-то, я сам прошлой ночью не ложился… – но он решился: – Ладно… Работаем допоздна… Часов до одиннадцати вечера я выдержу…
– И куда мы, товарищ майор, отправимся?
– В Чечню… – ответил Бобрынин однозначно, и ничего больше уточнять не стал.
Мне, впрочем, и этого хватило. Войсковые операции в Чечне уже не проводятся, а если и проводятся изредка, то только силами местных воинских соединений. Но большей частью там работает спецназ. Наш спецназ ВДВ – только изредка, больше спецназ ГРУ или спецназ внутренних войск. Но, значит, есть причины, чтобы и нам что-то перепало…
Я сам точно не мог бы сказать, чего именно я добивался в своей жизни, чего хотелось мне… Подвига? А зачем? Это какой-то внутренний голос спрашивал… Хотелось первым быть? Лучшим? А зачем? Чего ради все эти старания?…
Мне вспомнился товарищ отца, к которому в деревню мы с отцом ездили во время последних каникул в военном училище. Отец тогда предупредил:
– Он человек со странностями… Ты внимания не обращай… У него свой банк был, и своя типография… В трех заводах часть ему принадлежала… Потом бросил все, домишко в деревне купил, и спокойно живет, и ни до кого дела ему нет, и его все забыли. Он стал никому не интересен. В деревню уехал – как в монастырь ушел. От людей… А во всей деревне – три семьи стариков… И он с ними…
– А ты что к нему? – спросил я с усмешкой, потому что таких странностей людских понять не мог, и они мне были не интересны. Мне было интересно закончить училище с отличием, мне было интересно стать лучшим офицером в части, где мне предстоит служить – в этом я смысл жизни видел…
– Обещал… Он от нечего делать позвонил как-то, поговорили, я обещал заехать… Договорились о дне… Раз обещал, надо ехать…
Отец у меня такой. Обещал – сделает. Даже если это против его интересов.
Ехали мы, ориентируясь по карте области. Там только проезжие дороги отмечены, да и то не все. Наша «Тойота Королла» с трудом перебиралась с кочки на кочку и в выбоинах стукалась защитой картера. И это называлось проезжими дорогами!.. Навстречу нам попадались только груженые лесовозы. И каждому дорогу уступай – любят они посредине ездить… До деревни добирались, можно сказать, ползком, частенько по обочине…
Отец с товарищем что-то обсуждали, кого-то вспоминали, потом сидели за столом… Я не пил, потому что в обратную дорогу мне надо было садиться за руль. Отец все никак не мог понять, почему его товарищ «убежал от цивилизации», и спрашивал об этом снова и снова. Тот сначала просто отмахивался, потом все же не выдержал.
– Да у меня впечатление такое, что я только сейчас жить начал… Я не понимаю, для чего я раньше жил, чего добиться хотел, перед кем старался себя показать!.. Я здесь выхожу за ворота, глаза открою, рот открою, уши открою, и дышу всем этим… И глазами, и ртом, и ушами дышу, всей кожей дышу… Это все, что нужно человеку… И не перед кем мне изображать то доброго, то злого человека, то хитрого, то честного… Это не объяснить… К этому самому прийти нужно… Я удовольствие получаю оттого, что мне нужно дров наколоть, за водой сходить… Я колуном взмахиваю – и радуюсь. Я ведро беру в руки – и радуюсь… И все вы теперь, там оставшиеся, мне странными кажетесь… Я не понимаю вас, и жалею…
Тогда ни я, ни отец не поняли сказанного, не поняли, в чем счастье этого человека. Но слова его запали в память и время от времени всплывали вместе с вопросами, ко мне относящимися – а зачем мне все это надо?…
Потом, уже перед самым сном, мысль по-новому выстроилась – а мне нужно быть героем? Зачем?…
– Не терпится? – Бобрынин, казалось, мои мысли прочитал.
– Не терпится, товарищ майор… – сознался я чистосердечно.
– Нас когда в Афган привезли, мы два месяца обустраивались… Помню, как я первого боя ждал… Тоже не терпелось…
В учебном классе, когда мы со старшим прапорщиком Луценко поочередно занимались, майор Бобрынин изучал какие-то документы. Когда я подошел, майор демонстративно папочку закрыл, показывая, что не все документы предназначены для общего пользования, и у некоторых имеется порой гриф секретности.
Когда подошла очередь майора садиться за ноутбук, он папочку положил на стол перед собой, чтобы постоянно была перед глазами. К документам он серьезно относился…
ГЛАВА 2
1. ПОДПОЛКОВНИК АЛЕКСАНДР РАЗИН, СПЕЦНАЗ ГРУ
2. СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ВДВ АЛЕКСАНДР БОБРЫНИН
– Сережа…
Горничная, к сожалению, так и не успела записать, какого числа мы с ней должны встретиться.
Старшего прапорщика Бобрынин при мне отпустил до обеда.
– А нам с тобой следует голову чистую к обеду иметь… Надо отоспаться… Предупреди свою подружку, чтобы за час до обеда разбудила…
Я побежал предупреждать, и в список свиданий все-таки попал…
* * *
Подполковник Турбин, когда снимал очки, начинал говорить косноязычно. В очках у него более складно получалось. Нам в отдельный класс поставили два компьютера, один стационарный, второй – ноутбук для работы в полевых условиях. Интерфейс у программы оказался в общем-то дружелюбный, хотя и отличался слегка от интерфейса стандартных программ. Но привыкнуть было не сложно, и запоминать много не надо, поскольку традиционная клавиша «F-1» сразу давала подсказку на любой вопрос. Мы со старшим прапорщиком Луценко быстро включились в работу, а вот майору Бобрынину компьютер подчинялся с трудом, поскольку у него практики было мало. Но у майора оказалась хорошая память, и он быстро освоился.Подполковника, однако, наши успехи особо не восхищали.
– До автоматизма все должно быть отточено… До автоматизма, чтобы не думать, а работать, и не тратить время спутника на ваши сомнения…
Вместо настоящего спутника пока была подключена программа-тренажер, установленная на стационарном компьютере, а мы поочередно работали с ноутбука и просматривали участки условной карты так, как нам было необходимо. Труднее всего было управляться с объективом камеры. Попытаешься чуть-чуть камеру подправить, чтобы посмотреть, что за углом дома делается, а она в соседний город улетает – там тоже углов много, и соображай потом, куда ты из космоса залетел. Космос – штука тонкая… Только к вечеру мы научились два раза из десяти попадать туда, куда следует. Самый несообразительный из нас в компьютерных технологиях – майор Бобрынин напоследок попал даже четыре раза…
– Будь моя воля, я засадил бы вас за тренировки до утра, – сказал подполковник Турбин. – С такими результатами забрасывать вас на местность бессмысленно. – Но начальник штаба сказал, что двое из вас только что с учений… Только поэтому только и отпускаю отдыхать до утра… В половине девятого жду здесь же…
– А я могу и до утра потренироваться… – поймал подполковника на слове Костя Луценко. – Я прошлой ночью хорошо спал, много…
У подполковника за очками забегали глаза.
– Вообще-то, я сам прошлой ночью не ложился… – но он решился: – Ладно… Работаем допоздна… Часов до одиннадцати вечера я выдержу…
* * *
Бобрынин выпросил у дежурного по штабу машину, чтобы нас по домам отвезли. Его, то есть до дома, а меня, за неимением дома, до офицерского общежития. Выглядел майор усталым и хмурым, и был явно чем-то озабочен. Я все ждал, когда он скажет хоть что-то о предстоящей операции, но майор откровенничать, похоже, не собирался. Однако терпение мое тоже не безгранично, и я спросил:– И куда мы, товарищ майор, отправимся?
– В Чечню… – ответил Бобрынин однозначно, и ничего больше уточнять не стал.
Мне, впрочем, и этого хватило. Войсковые операции в Чечне уже не проводятся, а если и проводятся изредка, то только силами местных воинских соединений. Но большей частью там работает спецназ. Наш спецназ ВДВ – только изредка, больше спецназ ГРУ или спецназ внутренних войск. Но, значит, есть причины, чтобы и нам что-то перепало…
* * *
После бессонной ночи я надеялся уснуть сразу и надолго. Однако, завалившись в постель, я поспал от силы минут пятнадцать – двадцать… Разбудил меня раздавшийся в коридоре голос и последовавший за этим стук в дверь. Я понял, что это сосед-подполковник с третьего этажа – он недавно с женой развелся, оставил ей квартиру, а сам в общежитие переселился, – выпить пришел. Он порой заглядывает с бутылкой. Не любит в одиночестве потреблять… Не услышав ответа, сосед ушел… Я еще немного полежал в полудреме. Потом вроде бы даже и задремал, но все-таки не уснул, потому что мысли в голове бродили пусть и фантастические, но вовсе не похожие на сны… Так всегда бывает, когда о чем-то постоянно думаешь. Мне всегда, с самого детства очень хотелось совершить подвиг. А где его можно совершить, как не в местах, где ведутся боевые действия? И если я отправляюсь в составе группы именно в такие места, то надо не упустить свой шанс…Я сам точно не мог бы сказать, чего именно я добивался в своей жизни, чего хотелось мне… Подвига? А зачем? Это какой-то внутренний голос спрашивал… Хотелось первым быть? Лучшим? А зачем? Чего ради все эти старания?…
Мне вспомнился товарищ отца, к которому в деревню мы с отцом ездили во время последних каникул в военном училище. Отец тогда предупредил:
– Он человек со странностями… Ты внимания не обращай… У него свой банк был, и своя типография… В трех заводах часть ему принадлежала… Потом бросил все, домишко в деревне купил, и спокойно живет, и ни до кого дела ему нет, и его все забыли. Он стал никому не интересен. В деревню уехал – как в монастырь ушел. От людей… А во всей деревне – три семьи стариков… И он с ними…
– А ты что к нему? – спросил я с усмешкой, потому что таких странностей людских понять не мог, и они мне были не интересны. Мне было интересно закончить училище с отличием, мне было интересно стать лучшим офицером в части, где мне предстоит служить – в этом я смысл жизни видел…
– Обещал… Он от нечего делать позвонил как-то, поговорили, я обещал заехать… Договорились о дне… Раз обещал, надо ехать…
Отец у меня такой. Обещал – сделает. Даже если это против его интересов.
Ехали мы, ориентируясь по карте области. Там только проезжие дороги отмечены, да и то не все. Наша «Тойота Королла» с трудом перебиралась с кочки на кочку и в выбоинах стукалась защитой картера. И это называлось проезжими дорогами!.. Навстречу нам попадались только груженые лесовозы. И каждому дорогу уступай – любят они посредине ездить… До деревни добирались, можно сказать, ползком, частенько по обочине…
Отец с товарищем что-то обсуждали, кого-то вспоминали, потом сидели за столом… Я не пил, потому что в обратную дорогу мне надо было садиться за руль. Отец все никак не мог понять, почему его товарищ «убежал от цивилизации», и спрашивал об этом снова и снова. Тот сначала просто отмахивался, потом все же не выдержал.
– Да у меня впечатление такое, что я только сейчас жить начал… Я не понимаю, для чего я раньше жил, чего добиться хотел, перед кем старался себя показать!.. Я здесь выхожу за ворота, глаза открою, рот открою, уши открою, и дышу всем этим… И глазами, и ртом, и ушами дышу, всей кожей дышу… Это все, что нужно человеку… И не перед кем мне изображать то доброго, то злого человека, то хитрого, то честного… Это не объяснить… К этому самому прийти нужно… Я удовольствие получаю оттого, что мне нужно дров наколоть, за водой сходить… Я колуном взмахиваю – и радуюсь. Я ведро беру в руки – и радуюсь… И все вы теперь, там оставшиеся, мне странными кажетесь… Я не понимаю вас, и жалею…
Тогда ни я, ни отец не поняли сказанного, не поняли, в чем счастье этого человека. Но слова его запали в память и время от времени всплывали вместе с вопросами, ко мне относящимися – а зачем мне все это надо?…
Потом, уже перед самым сном, мысль по-новому выстроилась – а мне нужно быть героем? Зачем?…
* * *
Утром все эти дурацкие раздумья забылись. Я встал рано и успел даже за майором Бобрыниным забежать. Правда, до квартиры не добрался – в подъезде его встретил, на лестнице.– Не терпится? – Бобрынин, казалось, мои мысли прочитал.
– Не терпится, товарищ майор… – сознался я чистосердечно.
– Нас когда в Афган привезли, мы два месяца обустраивались… Помню, как я первого боя ждал… Тоже не терпелось…
В учебном классе, когда мы со старшим прапорщиком Луценко поочередно занимались, майор Бобрынин изучал какие-то документы. Когда я подошел, майор демонстративно папочку закрыл, показывая, что не все документы предназначены для общего пользования, и у некоторых имеется порой гриф секретности.
Когда подошла очередь майора садиться за ноутбук, он папочку положил на стол перед собой, чтобы постоянно была перед глазами. К документам он серьезно относился…
ГЛАВА 2
1. ПОДПОЛКОВНИК АЛЕКСАНДР РАЗИН, СПЕЦНАЗ ГРУ
Уже вечерело, и, как всегда бывает в горных районах, темнота подступала стремительно, подобно лавине, сходящей с горы. Пришлось включить на бинокле прибор ночного видения. Благо, только накануне сменил аккумулятор. Бинокль у меня хороший, американский. Я его, вместе с зарядным устройством и запасными аккумуляторами, реквизировал еще в прошлом году, когда частично задержали, частично уничтожили группу хорошо экипированных боевиков, перешедших грузинскую границу. Грузин глупые американцы вооружают, в том числе, и биноклями, а умные грузины продают оружие и снаряжение тому, кто больше заплатит. Чечены хорошо заплатили, их и вооружили. Я в тот раз впервые столкнулся с тем, что у четверых боевиков вместо привычных «калашей» были американские М-16. И больше ни разу не видел. Должно быть, какая-то партия ушла в Россию на испытания, но боевики тоже люди опытные, и соображают, что к чему. Против простого «калаша» ни одна американская автоматическая винтовка не тянет… Потому их в массовом порядке у грузин покупать и не стали. Мне наши старшие офицеры, кто еще Вьетнам застал, рассказывали, что американцы во Вьетнаме предпочитали «калашами» воевать, благо патроны от М-16 подходили к тогдашним АК-47. И, чтобы не допустить идентификации и возможности использования автоматов противником, наши были вынуждены изменить конфигурацию ствола и соответственно патронов. Это где-то в середине шестидесятых было… Нынешняя М-16 мало не намного лучше стала, разве что коллиматорный прицел
[5]приобрела… Но этот прицел можно, кстати, и на «калаш» поставить, и, думаю, конструкторы наши это учтут. Это ведь и на конкурентоспособность отразится…
Бинокли вот американцы делать умеют, с нашими не сравнить. Мне, по крайней мере, достался отличный экземпляр. Не только с ПНВ, но еще и с дальномером. Снайперам бы такие бинокли, а то им приходится отдельно биноклем пользоваться, отдельно дальномером.
Размышляя об этом, я как раз держал бинокль и внимательно рассматривал, – что там за странная машина пришла в село, и стала под разгрузку в интересующем нас дворе. «Уазик» с кузовом. Из кузова что-то выгружали… Со стороны посмотреть, дрова какие-то привезли, что ли… Только дрова не упаковывают в целлофан… Вернее, в целлофан было упаковано то, что среди дров спрятали… И мне очень хотелось бы узнать, что это такое… Вообще, мне хотелось бы узнать многое, только вот кому-то не хочется, чтобы я это узнавал. Я так и не понял толком, почему нам категорически запретили разобраться с ситуацией в этом селе. Там определенно что-то происходит: приезжают закрытые машины, уезжают закрытые машины, прибывают небольшие группы людей, потом покидают село – через неделю, через десять дней… А мы имеем право только наблюдать, ничего не предпринимая… Не нравится мне такая работа…
Или наше командование боится побеспокоить Ачемеза Астамирова, который может пожаловаться своему родственнику и другу Рамазану Кадырову? Да пусть жалуется… Мы свое дело делать все равно должны, даже если все местные правительственные органы вопить на нас начнут и ядовитой слюной брызгать. И если даже нет там никакой школы диверсантов и террористов, как мы сразу предположили, проверку мы провести все равно обязаны. И я уже не один раз пожалел, что поторопился доложить командованию о своих подозрениях. Но доложить я был вынужден, потому что нас уже готовили к «выводу». В итоге нам разрешили провести дополнительную разведку, но, как добавили в срочном сообщении на следующее же утро, – вести ее необходимо исключительно в виде наблюдения, не вступая в несанкционированный контакт. А как это возможно, если мы уже подключили свою агентуру в селе? Уже дано задание и назначена встреча. И как быть, если человек собирает данные, рискует, вдвойне рискует, выходя в горы, чтобы встретиться с нами, а мы на встречу не приходим? Это значит – потерять агента… А как нелегко бывает здесь, среди горцев, завербовать кого-то… Каждая вербовка – это тщательно продуманная, выверенная до мелочей операция. Завербовать можно лишь человека, которому есть что скрывать от односельчан или же от близких людей. Порой приходится создавать такие обстоятельства, что сам потом удивляешься изворотливости и изощренности своего ума. И всегда отношения с такими людьми висят на волоске, приходится быть и осторожным, изворотливым лисом, и ловким, порой двуличным дипломатом, и угрозой действовать, и лестью, и шантажом… И вдруг такой нелепый приказ, после которого мы рискуем агента потерять… Чем, каким местом там, в РОШе [6], думают?…
Я присматривался ко двору долго. И те, кто там грузом занимался, словно бы специально для меня спектакль устраивали. Сначала они слишком долго суетились вокруг носилок. Потом один подошел к ним вплотную, над грузом склонился, стал рассматривать. Отошел поспешно. Что-то другим, кажется, сказал. Что именно – не понять: тепловизор прибора ночного видения плохо передает изображение. А чтобы понимать мимику и язык жестов, следует каждый день за людьми наблюдать. А это не всегда удается.
Но, судя по всему, разговор шел о том, как переносить груз. Внешне груз на носилках выглядел не слишком тяжелым. Но нести его желающих почему-то не находилось. И вообще близко никто старался не подходить, хотя сначала, когда машину разгружали, такого поведения не было. Затем во двор еще один человек вышел. Что-то объяснил. И, наконец, после долгих препирательств, двое все-таки взялись за ручки носилок. Понесли груз, но не в дом, а в сарай. Закрывая его, долго возились с замком.
У меня сразу возник вопрос. Агент из местных сообщил, что в доме содержится пленный старший лейтенант ВДВ, о чем мы сразу и доложили в РОШ. Если груз ядовитый, то носить такой груз, естественно, заставят пленного. Но пленного пока увидеть не удалось. Днем я заметил какого-то человека явно европейской внешности, но за пленного его никто бы не принял, слишком уж свободно он себя вел, даже распоряжения какие-то отдавал…
– Командир… Они идут… Ваха впереди, старик за ним хромает… – сообщил по «подснежнику» [7]мой заместитель майор Паутов.
Ваха – наш осведомитель. Мы его на большом «крючке» держим. Если наша информация о нем станет известна односельчанам, его просто камнями забьют… Потому работает он на нас активно – боится за себя. Да и сволочь он, конечно, первостатейная, я бы сам его расстрелял… Впрочем, время придет – расстреляю…
– Снайперы! – проверил я готовность страховки.
– Я – «Спартак», страхую… – отозвался старший лейтенант Парамонов.
– Я – «Сокол», на месте… – подтвердил готовность лейтенант Сокольников.
– Паша, перейди выше… – подсказал Парамонов собрату по ремеслу. – Здесь камни большие. Можешь потерять обзор.
– Я уже перешел… Пять минут назад…
– «Кречет»!.. Пошел… – скомандовал я Паутову, и сам перевел бинокль на тропу, куда вот-вот должен был выйти майор, чтобы встретиться с осведомителем и с человеком, которого осведомитель обещал привести.
Самих чеченцев мне пока видно не было, но когда Паутов снова попал в поле зрения и по его поведению я понял, что они уже приближаются, я пододвинул к себе ближе автомат. И бинокль сразу перевел в сторону от тропы. Моя задача не за встречей смотреть. Встречу есть кому контролировать – четверо бойцов засели по обе стороны тропы. Я, как и снайперы, должен пользоваться возможностью видеть в темноте и сверху контролировать окружающую местность, чтобы заметить приближение возможного противника. Ночью благодаря тепловизору это сделать даже легче, чем днем, когда полагаешься только на свои глаза…
Встреча благополучно завершилась.
– Я иду… – сообщил майор.
– Понял… Сразу ко мне поднимайся… «Ростов», «Ясень»… – окликнул я капитана Ростовцева и лейтенанта Сосненко, занявших места в конце тропы по обе стороны от нее. – Подстрахуйте агентуру… До огородов проводите, дальше не соваться… Собак поберегитесь…
– Понял, товарищ подполковник… – отозвался лейтенант. – Собак я ужас как боюсь…
– У меня здесь место почти непроходимое… – пожаловался капитан.
– Выйди на тропу им за спины… – разрешил я.
– А там собак нет? – капитан позволил себе быть ехидным.
Я промолчал.
Наличие собак в горном селе – это откровенный и красноречивый признак местного благополучия. Собаки здесь не простые. Не поймешь, то ли это кавказские овчарки такой странной светлой и пятнистой масти, то ли алабаи [8]с хвостами, которые хозяева не стали купировать. Но в любом случае содержание такой собаки – дорогое удовольствие. И позволить себе держать во дворе грозного охранника могут, конечно, не все. А если могут, значит, живут лучше, чем соседи. Это село наполовину состоит из представителей тейпа [9], к которому принадлежит Ачемез Астамиров. А сам Ачемез – один из самых богатых и влиятельных людей в республике. И он свой тейп финансово поддерживает. Потому и собаки во дворах. Потому и подобраться к селу незамеченным трудно.
– Командир, куда спрятался? – спросил Паутов, поднявшись на склон.
Я встал из-за кустов.
– Докладывай!
Паутов смотрит мрачно, и вид у него из-за этого довольно пугающий. Впрочем, он такой от рождения. Но человек он не злой. Однако сейчас заметна его озабоченность.
Майор присел на камень, к другому прислонил автомат. Ладонями потер лицо. Докладывать не спешил, из чего не сложно было сделать вывод, что есть информация для размышления.
– Что там?
– Человек этот – не то чтобы «кровник» Астамирова, но очень его не любит, и всегда готов сделать и самому Астамирову, и всей его родне гадость. Зовут его Тухчар, но мне показалось, что это кличка, а не имя… Характер у него горячий… Начинает говорить спокойно, потом заводится, матерится через слово… Удержаться не может… Верить ему, мне кажется, можно. Но только процентов на семьдесят…
– Им всем больше, чем на пятьдесят, верить нельзя… – возразил я.
– Тут дело в другом… Если бы он хотел обмануть, он сказал бы, что в доме Астамирова содержится пленник… – Паутов говорил так, словно хотел меня в чем-то убедить. – Так он сразу натравливал бы волкодавов на волков… Он же говорит, что старший лейтенант десантных войск – его в селе Искандером [10]зовут – дезертир… Откуда-то из Дагестана…
– В Дагестане стоят десантники… – согласился я. – Надо запросить РОШ по факту пропажи старшего лейтенанта. Это может быть правдой. Но… Если бы во время боевых действий… Я бы еще поверил в дезертирство… Разные люди бывают… Но в мирной или, точнее, почти в мирной обстановке… Какой смысл может быть в дезертирстве?
– Не знаю… Здесь есть, над чем голову поломать… Или шею… Этому старлею… Еще вот что… Этот чечен, Тухчар, говорит, что старлей обучает каких-то людей…
– Это нам и Ваха говорил.
– Я почему Тухчару верю больше, чем Хамзату… Ваха сразу заявил, что это школа террористов. Тухчар, хотя откровенно зовет себя врагом Астамирова, более сдержан в оценке… Он уверяет, что во двор к Астамирову приезжают в основном «кадыровцы», друзья самого Ачемеза… И потому нам спешить не следует…
– Надо все узнать про этого Тухчара. Ваха когда снова появится?
– Завтра, в это же время…
– Порасспроси подробно… «Радуга», ты где?
– Метров на двадцать выше вас, товарищ подполковник, – отозвался лейтенант Юра Стогов, радист нашей ОМОГ [11].
– Сколько до сеанса осталось?
– Сорок семь минут…
– Всем внимание. Отходим выше… Провожатые, на тропе все в порядке?
– Здесь баран чей-то гуляет…
– Какой баран? – не понял я.
– Нормальный… Вкусный, если хорошо приготовить…
– Понятно… Осторожнее, барана искать могут… Отходим… «Багира» остается в наблюдении… – отдал я распоряжение капитану Юрлову. – Через два часа тебя сменит «Бакенщик»… – сразу подготовил для дальнейшего действия и капитана Решетникова.
Группа у нас сработанная, дружная. И напоминать не придется, чтобы сменился наблюдатель на посту, – сами сменятся. Если будет что доложить – доложат, если будет необходимость в принятии оперативного решения – и решение примут…
Связь долго не удавалось установить. Горы здесь нехорошие, со всех сторон обкладывают и экранируют. Пришлось дополнительную антенну растянуть, но все равно старенькая «Северок-М» никак не могла связаться с разведуправлением штаба.
– В телеграфном попробуй… – подсказал радисту майор Паутов.
– Только и осталось… – вздохнул Стогов и защелкал тумблерами.
«Северок-М» – универсальная рация. Позволяет и в телефонном, и в телеграфном режиме работать. Но стучать ключом ни один радист не любит, особенно если есть возможность обходиться наушниками и микрофоном. К тому же, с ними я и сам могу напрямую с начальством общаться. Без них – приходится диктовать текст с ходу. Но в телеграфном режиме можно работать на другой волне, а значит, есть шанс пробиться через помехи. Стогов перестроился, и быстро нашел в эфире узел связи разведуправления РОШа.
– Есть связь… – доложил лейтенант, не отрываясь от ключа. – Запрашивают, какие мероприятия проводим…
– Ответь, что ведем наблюдение и продолжаем контакты с осведомителем из числа местного населения… – Я дождался, когда лейтенант закончит передачу, и продолжил. – Запроси данные из картотеки на человека по кличке или по имени Тухчар… – Снова пауза. – Тухчар… Доложи, что сегодня в интересующий нас двор был доставлен какой-то опасный груз, к которому долго никто не желал прикасаться. Имеем подозрения, что груз особой токсичности и может представлять опасность для окружающих…
Стогов работал быстро и с ходу читал ответы командования:
– Требуют соблюдения крайней осторожности. Завтра в район вылетает группа спецназа ВДВ во главе с майором Бобрыниным. Эта группа будет работать непосредственно по пленному старшему лейтенанту – самостоятельно. Приказ: оказывать группе Бобрынина всемерное содействие… Продолжать наблюдение… Ответ на запрос нам дадут, предположительно во время утреннего сеанса… Во время утреннего сеанса дать координаты посадочной площадки для вертолета группы ВДВ. Вопросы будут?
– Количественный состав десантников…
– Три человека… Еще вопросы…
– Когда прибудут?
– Если погода позволит, завтра к обеду… Еще вопросы…
– Конец связи…
Стогов отстучал условную фразу…
Совсем уж непонятная ситуация. Нам работать по пленному не разрешили. Но запускают группу спецназа ВДВ – всего троих… Это совсем не в стиле десантуры… Десантура любит атаку и много огня, в отличие от спецназа ГРУ. Трое спецназовцев из военной разведки – это было бы нормально… Но на месте девять спецназовцев военной разведки… И посылают еще трех спецназовцев из десантуры… Может быть, потому, что пленный тоже из десантуры? Ладно, прилетят, разберемся…
– Карту разворачивай, – сказал я Паутову, а сам приготовил фонарик. – Где будем вертолет сажать? Чтобы наблюдение не прекращать, и посадку чеченам не выдать…
– Только по ту сторону хребта… Я пару человек возьму, два часа поспим, потом двинем, к утру будем на месте… – майор ткнул пальцем в карту. – Здесь, помнится, под седловиной плато есть… Высоковато для вертолета, но с неполной нагрузкой поднимется…
– Действуй…
– «Волга», я «Багира»… – с наблюдательной площадки доложил капитан Юрлов.
– Что у тебя?
– Они посты вокруг двора выставили… И во дворе часовой… Вчера еще не было…
– Понял… Продолжай наблюдение…
Чечены выставили посты… Этого следовало ожидать… Значит, груз, что сегодня доставили, действительно ценный… Или… Или настолько опасный, что к нему нельзя подпускать случайных людей…
Бинокли вот американцы делать умеют, с нашими не сравнить. Мне, по крайней мере, достался отличный экземпляр. Не только с ПНВ, но еще и с дальномером. Снайперам бы такие бинокли, а то им приходится отдельно биноклем пользоваться, отдельно дальномером.
Размышляя об этом, я как раз держал бинокль и внимательно рассматривал, – что там за странная машина пришла в село, и стала под разгрузку в интересующем нас дворе. «Уазик» с кузовом. Из кузова что-то выгружали… Со стороны посмотреть, дрова какие-то привезли, что ли… Только дрова не упаковывают в целлофан… Вернее, в целлофан было упаковано то, что среди дров спрятали… И мне очень хотелось бы узнать, что это такое… Вообще, мне хотелось бы узнать многое, только вот кому-то не хочется, чтобы я это узнавал. Я так и не понял толком, почему нам категорически запретили разобраться с ситуацией в этом селе. Там определенно что-то происходит: приезжают закрытые машины, уезжают закрытые машины, прибывают небольшие группы людей, потом покидают село – через неделю, через десять дней… А мы имеем право только наблюдать, ничего не предпринимая… Не нравится мне такая работа…
Или наше командование боится побеспокоить Ачемеза Астамирова, который может пожаловаться своему родственнику и другу Рамазану Кадырову? Да пусть жалуется… Мы свое дело делать все равно должны, даже если все местные правительственные органы вопить на нас начнут и ядовитой слюной брызгать. И если даже нет там никакой школы диверсантов и террористов, как мы сразу предположили, проверку мы провести все равно обязаны. И я уже не один раз пожалел, что поторопился доложить командованию о своих подозрениях. Но доложить я был вынужден, потому что нас уже готовили к «выводу». В итоге нам разрешили провести дополнительную разведку, но, как добавили в срочном сообщении на следующее же утро, – вести ее необходимо исключительно в виде наблюдения, не вступая в несанкционированный контакт. А как это возможно, если мы уже подключили свою агентуру в селе? Уже дано задание и назначена встреча. И как быть, если человек собирает данные, рискует, вдвойне рискует, выходя в горы, чтобы встретиться с нами, а мы на встречу не приходим? Это значит – потерять агента… А как нелегко бывает здесь, среди горцев, завербовать кого-то… Каждая вербовка – это тщательно продуманная, выверенная до мелочей операция. Завербовать можно лишь человека, которому есть что скрывать от односельчан или же от близких людей. Порой приходится создавать такие обстоятельства, что сам потом удивляешься изворотливости и изощренности своего ума. И всегда отношения с такими людьми висят на волоске, приходится быть и осторожным, изворотливым лисом, и ловким, порой двуличным дипломатом, и угрозой действовать, и лестью, и шантажом… И вдруг такой нелепый приказ, после которого мы рискуем агента потерять… Чем, каким местом там, в РОШе [6], думают?…
Я присматривался ко двору долго. И те, кто там грузом занимался, словно бы специально для меня спектакль устраивали. Сначала они слишком долго суетились вокруг носилок. Потом один подошел к ним вплотную, над грузом склонился, стал рассматривать. Отошел поспешно. Что-то другим, кажется, сказал. Что именно – не понять: тепловизор прибора ночного видения плохо передает изображение. А чтобы понимать мимику и язык жестов, следует каждый день за людьми наблюдать. А это не всегда удается.
Но, судя по всему, разговор шел о том, как переносить груз. Внешне груз на носилках выглядел не слишком тяжелым. Но нести его желающих почему-то не находилось. И вообще близко никто старался не подходить, хотя сначала, когда машину разгружали, такого поведения не было. Затем во двор еще один человек вышел. Что-то объяснил. И, наконец, после долгих препирательств, двое все-таки взялись за ручки носилок. Понесли груз, но не в дом, а в сарай. Закрывая его, долго возились с замком.
У меня сразу возник вопрос. Агент из местных сообщил, что в доме содержится пленный старший лейтенант ВДВ, о чем мы сразу и доложили в РОШ. Если груз ядовитый, то носить такой груз, естественно, заставят пленного. Но пленного пока увидеть не удалось. Днем я заметил какого-то человека явно европейской внешности, но за пленного его никто бы не принял, слишком уж свободно он себя вел, даже распоряжения какие-то отдавал…
– Командир… Они идут… Ваха впереди, старик за ним хромает… – сообщил по «подснежнику» [7]мой заместитель майор Паутов.
Ваха – наш осведомитель. Мы его на большом «крючке» держим. Если наша информация о нем станет известна односельчанам, его просто камнями забьют… Потому работает он на нас активно – боится за себя. Да и сволочь он, конечно, первостатейная, я бы сам его расстрелял… Впрочем, время придет – расстреляю…
– Снайперы! – проверил я готовность страховки.
– Я – «Спартак», страхую… – отозвался старший лейтенант Парамонов.
– Я – «Сокол», на месте… – подтвердил готовность лейтенант Сокольников.
– Паша, перейди выше… – подсказал Парамонов собрату по ремеслу. – Здесь камни большие. Можешь потерять обзор.
– Я уже перешел… Пять минут назад…
– «Кречет»!.. Пошел… – скомандовал я Паутову, и сам перевел бинокль на тропу, куда вот-вот должен был выйти майор, чтобы встретиться с осведомителем и с человеком, которого осведомитель обещал привести.
Самих чеченцев мне пока видно не было, но когда Паутов снова попал в поле зрения и по его поведению я понял, что они уже приближаются, я пододвинул к себе ближе автомат. И бинокль сразу перевел в сторону от тропы. Моя задача не за встречей смотреть. Встречу есть кому контролировать – четверо бойцов засели по обе стороны тропы. Я, как и снайперы, должен пользоваться возможностью видеть в темноте и сверху контролировать окружающую местность, чтобы заметить приближение возможного противника. Ночью благодаря тепловизору это сделать даже легче, чем днем, когда полагаешься только на свои глаза…
* * *
По одностороннему разговору можно что-то понять, хотя во многом лишь частично. «Подснежник» же имеет слишком слабый микрофон – разобрать, что говорят на встрече чеченцы, было трудно. Отдаленный шум эхом прогуливается, и все… Этот микрофон вообще стоит чуть-чуть сдвинуть, и тебя самого уже слышно не будет. Потому и приходится его постоянно поправлять, чтобы он был возле уголка рта. А когда его поправляешь, он издает в эфире хрустящие звуки. Не слишком приятные для ушей… Паутов несколько раз поправлял. Надеялся, наверное, что мы сможем все-таки чеченцев услышать. Но это не помогло…Встреча благополучно завершилась.
– Я иду… – сообщил майор.
– Понял… Сразу ко мне поднимайся… «Ростов», «Ясень»… – окликнул я капитана Ростовцева и лейтенанта Сосненко, занявших места в конце тропы по обе стороны от нее. – Подстрахуйте агентуру… До огородов проводите, дальше не соваться… Собак поберегитесь…
– Понял, товарищ подполковник… – отозвался лейтенант. – Собак я ужас как боюсь…
– У меня здесь место почти непроходимое… – пожаловался капитан.
– Выйди на тропу им за спины… – разрешил я.
– А там собак нет? – капитан позволил себе быть ехидным.
Я промолчал.
Наличие собак в горном селе – это откровенный и красноречивый признак местного благополучия. Собаки здесь не простые. Не поймешь, то ли это кавказские овчарки такой странной светлой и пятнистой масти, то ли алабаи [8]с хвостами, которые хозяева не стали купировать. Но в любом случае содержание такой собаки – дорогое удовольствие. И позволить себе держать во дворе грозного охранника могут, конечно, не все. А если могут, значит, живут лучше, чем соседи. Это село наполовину состоит из представителей тейпа [9], к которому принадлежит Ачемез Астамиров. А сам Ачемез – один из самых богатых и влиятельных людей в республике. И он свой тейп финансово поддерживает. Потому и собаки во дворах. Потому и подобраться к селу незамеченным трудно.
– Командир, куда спрятался? – спросил Паутов, поднявшись на склон.
Я встал из-за кустов.
– Докладывай!
Паутов смотрит мрачно, и вид у него из-за этого довольно пугающий. Впрочем, он такой от рождения. Но человек он не злой. Однако сейчас заметна его озабоченность.
Майор присел на камень, к другому прислонил автомат. Ладонями потер лицо. Докладывать не спешил, из чего не сложно было сделать вывод, что есть информация для размышления.
– Что там?
– Человек этот – не то чтобы «кровник» Астамирова, но очень его не любит, и всегда готов сделать и самому Астамирову, и всей его родне гадость. Зовут его Тухчар, но мне показалось, что это кличка, а не имя… Характер у него горячий… Начинает говорить спокойно, потом заводится, матерится через слово… Удержаться не может… Верить ему, мне кажется, можно. Но только процентов на семьдесят…
– Им всем больше, чем на пятьдесят, верить нельзя… – возразил я.
– Тут дело в другом… Если бы он хотел обмануть, он сказал бы, что в доме Астамирова содержится пленник… – Паутов говорил так, словно хотел меня в чем-то убедить. – Так он сразу натравливал бы волкодавов на волков… Он же говорит, что старший лейтенант десантных войск – его в селе Искандером [10]зовут – дезертир… Откуда-то из Дагестана…
– В Дагестане стоят десантники… – согласился я. – Надо запросить РОШ по факту пропажи старшего лейтенанта. Это может быть правдой. Но… Если бы во время боевых действий… Я бы еще поверил в дезертирство… Разные люди бывают… Но в мирной или, точнее, почти в мирной обстановке… Какой смысл может быть в дезертирстве?
– Не знаю… Здесь есть, над чем голову поломать… Или шею… Этому старлею… Еще вот что… Этот чечен, Тухчар, говорит, что старлей обучает каких-то людей…
– Это нам и Ваха говорил.
– Я почему Тухчару верю больше, чем Хамзату… Ваха сразу заявил, что это школа террористов. Тухчар, хотя откровенно зовет себя врагом Астамирова, более сдержан в оценке… Он уверяет, что во двор к Астамирову приезжают в основном «кадыровцы», друзья самого Ачемеза… И потому нам спешить не следует…
– Надо все узнать про этого Тухчара. Ваха когда снова появится?
– Завтра, в это же время…
– Порасспроси подробно… «Радуга», ты где?
– Метров на двадцать выше вас, товарищ подполковник, – отозвался лейтенант Юра Стогов, радист нашей ОМОГ [11].
– Сколько до сеанса осталось?
– Сорок семь минут…
– Всем внимание. Отходим выше… Провожатые, на тропе все в порядке?
– Здесь баран чей-то гуляет…
– Какой баран? – не понял я.
– Нормальный… Вкусный, если хорошо приготовить…
– Понятно… Осторожнее, барана искать могут… Отходим… «Багира» остается в наблюдении… – отдал я распоряжение капитану Юрлову. – Через два часа тебя сменит «Бакенщик»… – сразу подготовил для дальнейшего действия и капитана Решетникова.
Группа у нас сработанная, дружная. И напоминать не придется, чтобы сменился наблюдатель на посту, – сами сменятся. Если будет что доложить – доложат, если будет необходимость в принятии оперативного решения – и решение примут…
* * *
– Я – «Радуга», я – «Радуга»… Вызываю «корреспондента 197»… Я – «Радуга», вызываю «корреспондента 197»… – лейтенант Стогов уже устал говорить в микрофон. – Перебросьте антенну вертикально по склону…Связь долго не удавалось установить. Горы здесь нехорошие, со всех сторон обкладывают и экранируют. Пришлось дополнительную антенну растянуть, но все равно старенькая «Северок-М» никак не могла связаться с разведуправлением штаба.
– В телеграфном попробуй… – подсказал радисту майор Паутов.
– Только и осталось… – вздохнул Стогов и защелкал тумблерами.
«Северок-М» – универсальная рация. Позволяет и в телефонном, и в телеграфном режиме работать. Но стучать ключом ни один радист не любит, особенно если есть возможность обходиться наушниками и микрофоном. К тому же, с ними я и сам могу напрямую с начальством общаться. Без них – приходится диктовать текст с ходу. Но в телеграфном режиме можно работать на другой волне, а значит, есть шанс пробиться через помехи. Стогов перестроился, и быстро нашел в эфире узел связи разведуправления РОШа.
– Есть связь… – доложил лейтенант, не отрываясь от ключа. – Запрашивают, какие мероприятия проводим…
– Ответь, что ведем наблюдение и продолжаем контакты с осведомителем из числа местного населения… – Я дождался, когда лейтенант закончит передачу, и продолжил. – Запроси данные из картотеки на человека по кличке или по имени Тухчар… – Снова пауза. – Тухчар… Доложи, что сегодня в интересующий нас двор был доставлен какой-то опасный груз, к которому долго никто не желал прикасаться. Имеем подозрения, что груз особой токсичности и может представлять опасность для окружающих…
Стогов работал быстро и с ходу читал ответы командования:
– Требуют соблюдения крайней осторожности. Завтра в район вылетает группа спецназа ВДВ во главе с майором Бобрыниным. Эта группа будет работать непосредственно по пленному старшему лейтенанту – самостоятельно. Приказ: оказывать группе Бобрынина всемерное содействие… Продолжать наблюдение… Ответ на запрос нам дадут, предположительно во время утреннего сеанса… Во время утреннего сеанса дать координаты посадочной площадки для вертолета группы ВДВ. Вопросы будут?
– Количественный состав десантников…
– Три человека… Еще вопросы…
– Когда прибудут?
– Если погода позволит, завтра к обеду… Еще вопросы…
– Конец связи…
Стогов отстучал условную фразу…
Совсем уж непонятная ситуация. Нам работать по пленному не разрешили. Но запускают группу спецназа ВДВ – всего троих… Это совсем не в стиле десантуры… Десантура любит атаку и много огня, в отличие от спецназа ГРУ. Трое спецназовцев из военной разведки – это было бы нормально… Но на месте девять спецназовцев военной разведки… И посылают еще трех спецназовцев из десантуры… Может быть, потому, что пленный тоже из десантуры? Ладно, прилетят, разберемся…
– Карту разворачивай, – сказал я Паутову, а сам приготовил фонарик. – Где будем вертолет сажать? Чтобы наблюдение не прекращать, и посадку чеченам не выдать…
– Только по ту сторону хребта… Я пару человек возьму, два часа поспим, потом двинем, к утру будем на месте… – майор ткнул пальцем в карту. – Здесь, помнится, под седловиной плато есть… Высоковато для вертолета, но с неполной нагрузкой поднимется…
– Действуй…
– «Волга», я «Багира»… – с наблюдательной площадки доложил капитан Юрлов.
– Что у тебя?
– Они посты вокруг двора выставили… И во дворе часовой… Вчера еще не было…
– Понял… Продолжай наблюдение…
Чечены выставили посты… Этого следовало ожидать… Значит, груз, что сегодня доставили, действительно ценный… Или… Или настолько опасный, что к нему нельзя подпускать случайных людей…
2. СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ВДВ АЛЕКСАНДР БОБРЫНИН
Пожаловаться совершенно некому… Может быть, пожаловался, и легче бы стало, ан нет… А ведь иногда даже сильному мужчине это бывает необходимо… Вот что значит оказаться среди чуждых тебе людей, среди отношений, которые тебе непонятны…