– Мы заменим ваших милиционеров-охранников на своих людей. Бандитов будет больше. Перестрелки и даже рукопашной схватки избежать не удастся. Без сомнений, будут жертвы. Возможно, и среди нашего состава, поскольку боевики имеют хорошую специальную подготовку. Особенно арабские наемники.
– Но можно же увеличить ваш численный состав… – от себя сказал Кеслер.
– Меченый слишком опытный и осторожный командир, чтобы не обратить внимание на мелочи, которые могут его подвести. Он, несомненно, предварительно проведет разведку и выставит посты наблюдения.
– Но, в таком случае, наша миссия тоже находится под угрозой?
– Едва ли. Сейчас боевики не в той силе, что раньше, и, встретив сильное сопротивление, сразу стараются отступить. Наша задача осложняется тем, что нам необходимо не только обезвредить банду, но и найти ее базу, где спрятаны три заложника, о которых я уже говорил. Поэтому мы вынуждены будем дать им отступить, чтобы иметь возможность преследовать.
– Ничего не понимаю, – сказал пожилой врач. – Вас численно будет меньше, но вы тем не менее собираетесь преследовать противника?
Подполковник избежал пугающего иностранцев слова «спецназ».
– Мы имеем специальную подготовку для проведения подобных мероприятий, – мягко сказал он.
Кеслер посмотрел на часы и поднял обе руки, обращенные ладонями к коллегам, показал, что разговор закончен. И повернулся к Разину:
– Мы предварительно уже все обсудили. Признаюсь, у нас были сомнения, но наличие заложников заставило нас согласиться. Мы желаем помочь вам освободить их. И потому выражаем готовность. Как дело будет обстоять в реальности?
– В реальности… Вы выезжаете точно так, как собирались выехать. Завтра в двенадцать часов. По дороге вам встретится военная машина. Остановитесь. В машину пересядут милиционеры, мы сменим их. Я просил бы вас перенести стоянку на окраину села. Там есть подходящая площадка недалеко от дороги.
– В центре села нам было бы удобнее работать, – возразил пожилой врач.
– Батухану Дзагоеву тоже легче работать в центре села. Там он имеет возможность взять в заложники не вас, а мирных жителей, и уйти, прикрываясь ими.
– Мы поняли, – кивнул Кеслер. – И согласны.
Расставшись с австрийцами, подполковник достал из кармана маленькую пробирку, из пробирки еще более маленькую таблетку и положил себе на язык. Нитроглицерин показал свое традиционное действие. Заложило уши и стало резко распирать голову. Но ощущение прошло через три секунды…
2
ГЛАВА 5
1
2
– Но можно же увеличить ваш численный состав… – от себя сказал Кеслер.
– Меченый слишком опытный и осторожный командир, чтобы не обратить внимание на мелочи, которые могут его подвести. Он, несомненно, предварительно проведет разведку и выставит посты наблюдения.
– Но, в таком случае, наша миссия тоже находится под угрозой?
– Едва ли. Сейчас боевики не в той силе, что раньше, и, встретив сильное сопротивление, сразу стараются отступить. Наша задача осложняется тем, что нам необходимо не только обезвредить банду, но и найти ее базу, где спрятаны три заложника, о которых я уже говорил. Поэтому мы вынуждены будем дать им отступить, чтобы иметь возможность преследовать.
– Ничего не понимаю, – сказал пожилой врач. – Вас численно будет меньше, но вы тем не менее собираетесь преследовать противника?
Подполковник избежал пугающего иностранцев слова «спецназ».
– Мы имеем специальную подготовку для проведения подобных мероприятий, – мягко сказал он.
Кеслер посмотрел на часы и поднял обе руки, обращенные ладонями к коллегам, показал, что разговор закончен. И повернулся к Разину:
– Мы предварительно уже все обсудили. Признаюсь, у нас были сомнения, но наличие заложников заставило нас согласиться. Мы желаем помочь вам освободить их. И потому выражаем готовность. Как дело будет обстоять в реальности?
– В реальности… Вы выезжаете точно так, как собирались выехать. Завтра в двенадцать часов. По дороге вам встретится военная машина. Остановитесь. В машину пересядут милиционеры, мы сменим их. Я просил бы вас перенести стоянку на окраину села. Там есть подходящая площадка недалеко от дороги.
– В центре села нам было бы удобнее работать, – возразил пожилой врач.
– Батухану Дзагоеву тоже легче работать в центре села. Там он имеет возможность взять в заложники не вас, а мирных жителей, и уйти, прикрываясь ими.
– Мы поняли, – кивнул Кеслер. – И согласны.
Расставшись с австрийцами, подполковник достал из кармана маленькую пробирку, из пробирки еще более маленькую таблетку и положил себе на язык. Нитроглицерин показал свое традиционное действие. Заложило уши и стало резко распирать голову. Но ощущение прошло через три секунды…
2
Проводив брата до ворот – тот ушел в сопровождении трех боевиков, занимавших посты во дворе, Шерхан вернулся к маме. Она так и не покинула места за столом, в раздумье потирая поочередно фаланги всех пальцев – такая у нее привычка.
– Ты доволен? – спросила она и подняла светящиеся глаза. И не подумаешь, что они с возрастом стали подслеповатыми. Глаза эти сейчас сияют чуть ли не радостью, несмотря на прощание со старшим сыном. Впрочем, проститься в последний раз им еще представится возможность, когда она вместе с Шерханом поедет в Асамги за деньгами.
– Чем я могу быть доволен? – спросил он ответно. И явственно показал при этом свое удивление. Шерхан давно привык держать свои истинные чувства на замке даже перед близкими людьми. И что бы мама ни говорила сейчас, он должен показать ей именно то, что она должна увидеть.
– Твой брат не только сам покидает страну, он еще и помогает тебе финансово.
Шерхан улыбнулся, словно подчеркнул этим наивность мамы.
– Ты не права, мама… Это я помогаю ему финансово, а вовсе не он мне. Я рискую, вкладывая чужие «черные» деньги в легальное производство. Конечно, риск не такой и большой, потому что никто не спросит меня, откуда такие средства. Кроме того, я буду делать это через подставных лиц, в которых полностью уверен. Тем не менее случайная проверка или чей-то болтливый язык могут поставить меня в неприятное положение. А мне от этого какая выгода? Эти предприятия будут через пять лет принадлежать Арслану. Значит, по просьбе брата я только забочусь о своем племяннике, твоем внуке. Конечно, это благое дело, которым можно гордиться, и взялся я за него с удовольствием. Впрочем, когда я стану занимать пост выше нынешнего, то очень, думаю, неплохо будет иметь поддержку целой отрасли республиканской промышленности. Как ты считаешь?
Хорошо зная своего любимца, мама только улыбнулась. Она лучше других понимает, что младший сын никогда не останется на «черный день» ни с чем. И, проявляя благую заботу о своем племяннике, ее внуке, не забудет и свои интересы. Он всегда умеет хорошо устроиться в жизни. С женской точки зрения, эта черта характера гораздо важнее, чем умение воевать.
Шерхан словно прочитал ее мысли. И постарался перевести разговор в иное русло.
– Конечно, от тебя я не скрою, что и мне кое-что достанется. Когда придет время поднять голову, я не смогу сделать это без посторонней финансовой помощи. А тут помощь будет легальная. Причем я не буду вынужден расплачиваться за нее покровительством кому-то постороннему. Понимаешь, о чем я говорю?
– Понимаю…
Она всегда поддерживала стремление сына сделать карьеру. И верила, что сын сможет добиться гораздо большего, чем нынешний его пост. И стоило Шерхану заговорить о будущем, мама сразу становилась добродушной и мечтательной. И на все была согласна. Шерхан часто пользовался этим. Именно так он и действовал, когда вынудил маму уговорить Батухана покинуть страну навсегда.
– Понимаю, Шер… Ладно, иди отдыхать. Сам говорил, что завтра у тебя тяжелый день… Я тут еще со стола уберу, потом тоже лягу.
Обычай не велел сразу после ухода гостя убирать со стола. Иначе гостю не будет в этот дом дороги. И слова мамы подчеркнули, что она больше не хочет принимать у себя старшего сына.
Она его отправила…
– Не ложилась?
Он сам почувствовал, как звучит его вопрос. Словно извинения просит. Так, конечно, не надо. Так собака виновато хвостом виляет, когда ее бьет хозяин. Но поделать с собой ничего не смог. С женой он всегда разговаривал только так.
– Не ложилась.
Ее голос не предвещает ничего хорошего. Это голос сурового армейского командира, а не жены.
– Не сердись… – Шерхан всегда сам старается сгладить шероховатости в отношениях. Знает, что жена на попятную не пойдет никогда. Может месяц разговаривать сквозь зубы и отворачиваться в постели.
– Надеюсь, твой братец не остался у нас ночевать?
– Он разве оставался хотя бы раз?
– От него всего можно ждать.
– Он уезжает насовсем.
– Куда? – теперь в голосе звучит недоверие и надежда.
– В Турцию. К своей семье.
– Слава Аллаху!
Он добродушно усмехнулся. Шерхан отлично знает, что у Гульчахры нет причин так плохо относиться к Батухану. Тем более что сам Батухан всегда относился к ней хорошо, разве что с некоторой долей равнодушия, пришедшего в ответ на неприятие его Гульчахрой. Но в первое время и она не тяготилась им. До той поры, пока он однажды не стал рассказывать ей, как заботился о нем брат после смерти отца. Как воспитывал его, как защищал и учил быть мужчиной. Она поняла, что Батухан имеет на Шерхана сильное влияние, и это Гульчахре очень не понравилось. Ей не нравится даже то, что властная мама имеет на него влияние. Жена всегда сама старается править. Муж должен принадлежать только ей, и никто больше не смеет управлять им.
Чтобы избегать ссор, Шерхан с женой соглашался, улыбался ее властности, но делал, не переча на словах, по-своему. Так как он находил нужным. Сам он всегда видел, кто и в какой ситуации пытается править им. И давно научился якобы соглашаться со всеми и поступать иначе. Это было еще в детстве с братом и с мамой. Теперь это же происходит с женой. И точно так же, как мама не должна знать, что творится в душе у сына, так и жена не должна знать этого. Они действуют исходя из эмоций, а он всегда опирается на расчеты разума. И оказывается правым.
– Мы еще увидимся с ним перед отъездом…
Шерхан начал раздеваться.
– Опять приедет?
Он выдержал паузу, аккуратно вешая брюки на спинку стула.
– Нет. Мы с мамой съездим в Асамги. Там и встретимся с Бату.
Теперь она выдержала паузу, подыскивая, должно быть, довод против этой поездки. Но довод сразу не пришел, и она сказала просто:
– Тебе это очень надо?
– Очень. Он оставит мне пятьсот тысяч долларов…
С этой фразой он забрался под одеяло, зная, какое беспокойство поселил в душе жены, любительницы считать деньги.
– Мне завтра идти к президенту. Надо как следует выспаться.
Она не ответила. Должно быть, уже начала считать.
Машина с охранником и следующий за ней «уазик» с милиционерами сопровождения подъехали к воротам. Милиционер внутренней охраны открыл калитку, обменялся рукопожатием с приехавшим охранником. Вышел Шерхан. Дверца заднего сиденья «Волги» уже распахнута. Он сел, охранник закрыл дверцу и дернул за ручку, проверяя, как дверца закрыта.
Привычный маршрут, выполняемый в привычное время.
Шерхан думал об утреннем разговоре с женой.
– Полмиллиона долларов… И что ты собираешься с ними делать?
– Это не наши деньги. Бату дает их на пять лет, чтобы я вложил их в строительную промышленность. Через пять лет предприятия перейдут к его сыну.
Гульчахра оторопела.
– Полмиллиона долларов…
У нее с утра слегка припухло лицо. Должно быть, долго не спала и мечтала о домике на Кипре. Это ее старая мечта. Шерхан соглашается, когда-нибудь ей нужен будет этот домик. Но не сейчас. О домике будет известно всем и сразу. И это может повредить карьере и общественному мнению. Конечно, он сыграл с женой злую шутку, не рассказав ей всего вечером. И она очень рассердилась за это.
– Успокойся, – положил Шерхан ей руку на локоть. – Я сумею обернуть эти деньги так, что нам достанется не половина, а несколько миллионов… Но, учти, не сразу…
Она удивленно подняла глаза.
Шерхан ответил мягкой улыбкой. На том и расстались.
Машина миновала район приличных особняков и въехала в городские кварталы.
Министру строительства положено чаще смотреть на разрушенный город. Эти дома с проломленными стенами… Окна без стекол… С него за это спросят. И он готов ответить. Он знает, что является хорошим и знающим свое дело министром. К сожалению, на него взвалили еще и коммунальное хозяйство. Но и с этим Шерхан разберется. До всего руки дойдут. Сейчас главное – приготовиться к зиме. Отремонтировать то, что можно отремонтировать. Что нельзя – снести. Снос уже идет в городе полным ходом. Как, например, жить вот в этой пятиэтажке, если у нее развален взрывом целый угол? Угол – связующее звено всего здания. Это знает каждый строитель. Значит, надо сносить безжалостно…
Шерхан присмотрелся к полуразрушенному дому. Ему показалось, что он увидел в пустом чернеющем окне огонек сигареты. Неужели там кто-то еще живет?
…И в это время раздался треск пробиваемого стекла машины. Из окон здания стреляли два автоматчика.
Шерхан почувствовал боль в плече. Он упал на сиденье, чтобы избежать следующих пуль, и почувствовал, как резко возросла скорость «Волги». Водитель попытался уйти из-под обстрела.
Откуда-то сзади раздались новые автоматные очереди. Милиционеры из машины сопровождения открыли ответный огонь. Шерхан хотел приподняться, чтобы посмотреть сквозь заднее стекло.
– Лежать! – решительно и даже грубо рявкнул охранник, в руках которого появился неизвестно откуда взявшийся пистолет-пулемет «узи».
А вторая рука набирала кнопки на трубке «мобильника».
– Больница! Алло! Больница? Приготовьтесь к приему. Совершено покушение на министра строительства. Министр ранен. Сейчас будем у вас.
Ранен? Только тут Шерхан сообразил, что боль в плече – это ранение. Пуля, должно быть, прошла навылет потому, что он сидел, развернувшись в сторону окна. Если бы он сидел так, как сидит обычно, ему наверняка пробило бы пулей шею или голову…
Он задрал голову и посмотрел на стекло. Оно не разбилось, пропустив пули через себя. Четыре отверстия, вытянутые цепочкой.
Машина приблизилась к больнице. На крыльце стояли два врача, два санитара, поставившие стоя раскладные носилки, и два дежурных милиционера. Автоматы милиционеров смотрели в стороны.
– Ты доволен? – спросила она и подняла светящиеся глаза. И не подумаешь, что они с возрастом стали подслеповатыми. Глаза эти сейчас сияют чуть ли не радостью, несмотря на прощание со старшим сыном. Впрочем, проститься в последний раз им еще представится возможность, когда она вместе с Шерханом поедет в Асамги за деньгами.
– Чем я могу быть доволен? – спросил он ответно. И явственно показал при этом свое удивление. Шерхан давно привык держать свои истинные чувства на замке даже перед близкими людьми. И что бы мама ни говорила сейчас, он должен показать ей именно то, что она должна увидеть.
– Твой брат не только сам покидает страну, он еще и помогает тебе финансово.
Шерхан улыбнулся, словно подчеркнул этим наивность мамы.
– Ты не права, мама… Это я помогаю ему финансово, а вовсе не он мне. Я рискую, вкладывая чужие «черные» деньги в легальное производство. Конечно, риск не такой и большой, потому что никто не спросит меня, откуда такие средства. Кроме того, я буду делать это через подставных лиц, в которых полностью уверен. Тем не менее случайная проверка или чей-то болтливый язык могут поставить меня в неприятное положение. А мне от этого какая выгода? Эти предприятия будут через пять лет принадлежать Арслану. Значит, по просьбе брата я только забочусь о своем племяннике, твоем внуке. Конечно, это благое дело, которым можно гордиться, и взялся я за него с удовольствием. Впрочем, когда я стану занимать пост выше нынешнего, то очень, думаю, неплохо будет иметь поддержку целой отрасли республиканской промышленности. Как ты считаешь?
Хорошо зная своего любимца, мама только улыбнулась. Она лучше других понимает, что младший сын никогда не останется на «черный день» ни с чем. И, проявляя благую заботу о своем племяннике, ее внуке, не забудет и свои интересы. Он всегда умеет хорошо устроиться в жизни. С женской точки зрения, эта черта характера гораздо важнее, чем умение воевать.
Шерхан словно прочитал ее мысли. И постарался перевести разговор в иное русло.
– Конечно, от тебя я не скрою, что и мне кое-что достанется. Когда придет время поднять голову, я не смогу сделать это без посторонней финансовой помощи. А тут помощь будет легальная. Причем я не буду вынужден расплачиваться за нее покровительством кому-то постороннему. Понимаешь, о чем я говорю?
– Понимаю…
Она всегда поддерживала стремление сына сделать карьеру. И верила, что сын сможет добиться гораздо большего, чем нынешний его пост. И стоило Шерхану заговорить о будущем, мама сразу становилась добродушной и мечтательной. И на все была согласна. Шерхан часто пользовался этим. Именно так он и действовал, когда вынудил маму уговорить Батухана покинуть страну навсегда.
– Понимаю, Шер… Ладно, иди отдыхать. Сам говорил, что завтра у тебя тяжелый день… Я тут еще со стола уберу, потом тоже лягу.
Обычай не велел сразу после ухода гостя убирать со стола. Иначе гостю не будет в этот дом дороги. И слова мамы подчеркнули, что она больше не хочет принимать у себя старшего сына.
Она его отправила…
* * *
Шерхан ушел в спальню. И застал Гульчахру сидящей в кресле у окна.– Не ложилась?
Он сам почувствовал, как звучит его вопрос. Словно извинения просит. Так, конечно, не надо. Так собака виновато хвостом виляет, когда ее бьет хозяин. Но поделать с собой ничего не смог. С женой он всегда разговаривал только так.
– Не ложилась.
Ее голос не предвещает ничего хорошего. Это голос сурового армейского командира, а не жены.
– Не сердись… – Шерхан всегда сам старается сгладить шероховатости в отношениях. Знает, что жена на попятную не пойдет никогда. Может месяц разговаривать сквозь зубы и отворачиваться в постели.
– Надеюсь, твой братец не остался у нас ночевать?
– Он разве оставался хотя бы раз?
– От него всего можно ждать.
– Он уезжает насовсем.
– Куда? – теперь в голосе звучит недоверие и надежда.
– В Турцию. К своей семье.
– Слава Аллаху!
Он добродушно усмехнулся. Шерхан отлично знает, что у Гульчахры нет причин так плохо относиться к Батухану. Тем более что сам Батухан всегда относился к ней хорошо, разве что с некоторой долей равнодушия, пришедшего в ответ на неприятие его Гульчахрой. Но в первое время и она не тяготилась им. До той поры, пока он однажды не стал рассказывать ей, как заботился о нем брат после смерти отца. Как воспитывал его, как защищал и учил быть мужчиной. Она поняла, что Батухан имеет на Шерхана сильное влияние, и это Гульчахре очень не понравилось. Ей не нравится даже то, что властная мама имеет на него влияние. Жена всегда сама старается править. Муж должен принадлежать только ей, и никто больше не смеет управлять им.
Чтобы избегать ссор, Шерхан с женой соглашался, улыбался ее властности, но делал, не переча на словах, по-своему. Так как он находил нужным. Сам он всегда видел, кто и в какой ситуации пытается править им. И давно научился якобы соглашаться со всеми и поступать иначе. Это было еще в детстве с братом и с мамой. Теперь это же происходит с женой. И точно так же, как мама не должна знать, что творится в душе у сына, так и жена не должна знать этого. Они действуют исходя из эмоций, а он всегда опирается на расчеты разума. И оказывается правым.
– Мы еще увидимся с ним перед отъездом…
Шерхан начал раздеваться.
– Опять приедет?
Он выдержал паузу, аккуратно вешая брюки на спинку стула.
– Нет. Мы с мамой съездим в Асамги. Там и встретимся с Бату.
Теперь она выдержала паузу, подыскивая, должно быть, довод против этой поездки. Но довод сразу не пришел, и она сказала просто:
– Тебе это очень надо?
– Очень. Он оставит мне пятьсот тысяч долларов…
С этой фразой он забрался под одеяло, зная, какое беспокойство поселил в душе жены, любительницы считать деньги.
– Мне завтра идти к президенту. Надо как следует выспаться.
Она не ответила. Должно быть, уже начала считать.
* * *
Утро нового дня началось обычно.Машина с охранником и следующий за ней «уазик» с милиционерами сопровождения подъехали к воротам. Милиционер внутренней охраны открыл калитку, обменялся рукопожатием с приехавшим охранником. Вышел Шерхан. Дверца заднего сиденья «Волги» уже распахнута. Он сел, охранник закрыл дверцу и дернул за ручку, проверяя, как дверца закрыта.
Привычный маршрут, выполняемый в привычное время.
Шерхан думал об утреннем разговоре с женой.
– Полмиллиона долларов… И что ты собираешься с ними делать?
– Это не наши деньги. Бату дает их на пять лет, чтобы я вложил их в строительную промышленность. Через пять лет предприятия перейдут к его сыну.
Гульчахра оторопела.
– Полмиллиона долларов…
У нее с утра слегка припухло лицо. Должно быть, долго не спала и мечтала о домике на Кипре. Это ее старая мечта. Шерхан соглашается, когда-нибудь ей нужен будет этот домик. Но не сейчас. О домике будет известно всем и сразу. И это может повредить карьере и общественному мнению. Конечно, он сыграл с женой злую шутку, не рассказав ей всего вечером. И она очень рассердилась за это.
– Успокойся, – положил Шерхан ей руку на локоть. – Я сумею обернуть эти деньги так, что нам достанется не половина, а несколько миллионов… Но, учти, не сразу…
Она удивленно подняла глаза.
Шерхан ответил мягкой улыбкой. На том и расстались.
Машина миновала район приличных особняков и въехала в городские кварталы.
Министру строительства положено чаще смотреть на разрушенный город. Эти дома с проломленными стенами… Окна без стекол… С него за это спросят. И он готов ответить. Он знает, что является хорошим и знающим свое дело министром. К сожалению, на него взвалили еще и коммунальное хозяйство. Но и с этим Шерхан разберется. До всего руки дойдут. Сейчас главное – приготовиться к зиме. Отремонтировать то, что можно отремонтировать. Что нельзя – снести. Снос уже идет в городе полным ходом. Как, например, жить вот в этой пятиэтажке, если у нее развален взрывом целый угол? Угол – связующее звено всего здания. Это знает каждый строитель. Значит, надо сносить безжалостно…
Шерхан присмотрелся к полуразрушенному дому. Ему показалось, что он увидел в пустом чернеющем окне огонек сигареты. Неужели там кто-то еще живет?
…И в это время раздался треск пробиваемого стекла машины. Из окон здания стреляли два автоматчика.
Шерхан почувствовал боль в плече. Он упал на сиденье, чтобы избежать следующих пуль, и почувствовал, как резко возросла скорость «Волги». Водитель попытался уйти из-под обстрела.
Откуда-то сзади раздались новые автоматные очереди. Милиционеры из машины сопровождения открыли ответный огонь. Шерхан хотел приподняться, чтобы посмотреть сквозь заднее стекло.
– Лежать! – решительно и даже грубо рявкнул охранник, в руках которого появился неизвестно откуда взявшийся пистолет-пулемет «узи».
А вторая рука набирала кнопки на трубке «мобильника».
– Больница! Алло! Больница? Приготовьтесь к приему. Совершено покушение на министра строительства. Министр ранен. Сейчас будем у вас.
Ранен? Только тут Шерхан сообразил, что боль в плече – это ранение. Пуля, должно быть, прошла навылет потому, что он сидел, развернувшись в сторону окна. Если бы он сидел так, как сидит обычно, ему наверняка пробило бы пулей шею или голову…
Он задрал голову и посмотрел на стекло. Оно не разбилось, пропустив пули через себя. Четыре отверстия, вытянутые цепочкой.
Машина приблизилась к больнице. На крыльце стояли два врача, два санитара, поставившие стоя раскладные носилки, и два дежурных милиционера. Автоматы милиционеров смотрели в стороны.
ГЛАВА 5
1
Возвращаясь от австрийских врачей, Разин сделал небольшой крюк и увидел свет в знакомом окне районного отдела ФСБ. Он не надеялся застать нужного человека так рано.
Дверь была уже открыта. За дверью солдат-часовой, сразу шагнувший навстречу с вопросом в лице, который он произнести еще не успел. Но одновременно такой же шаг с другой стороны сделал и дежурный по отделу, протянул руку для рукопожатия. Солдат отступил.
– Смотрю, у Страхова свет в окне…
– В час ночи приехал. Ночевал здесь, – ответил дежурный. – Пройдите, товарищ подполковник. Если свет горит, значит, уже проснулся.
Разин, скрипя деревянными ступенями, поднялся на второй этаж, дважды стукнул в знакомую дверь.
– Да-да… – раздалось в ответ.
– Ни сна, ни отдыха измученной душе, – сказал подполковник, переступив порог.
Капитан Страхов шагнул навстречу.
– Вы тоже птичка ранняя.
– Дела стараемся делать, чтобы прослыть людьми деловыми в деловом отношении… – скаламбурил Разин и сел на стул у стены. – Николай Николаевич, у тебя какая есть подробная карта района Асамги?
– Топографическая есть. Старая. Со всеми подробностями времен тридцатилетней давности. Есть аэрокосмическая съемка… Чуть помельче масштаб. Но более подробная. Современная. Есть еще…
Разин стукнул ладонями по коленям, жестом показывая бессмысленность дальнейшего перечисления.
– Вот такую именно мне и надо. Космическое око… Сможешь выделить экземпляр для операции?
– Только через полчасика. Когда «секретчик» подойдет. Все карты у него. Чай будете? Только что заварил… Специально, будто гадал, к вашему приходу.
– Буду. Если не жалеешь заварку.
Капитан проявил себя гостеприимным хозяином, только чай налил не в привычную руке подполковника объемную полулитровую тару, а в небольшие чашки. Но на крепкость напитка Разин пожаловаться не смог. Уважили его.
– В Асамги, я слышал, собираются эти придурки из миссии «Врачи без границ»… Неплохо было бы их использовать, товарищ подполковник, но… не согласятся…
– Согласились, – сказал Разин. – Я сейчас как раз от них.
– Сумели договориться?
– Сумел. Им очень хочется почувствовать себя героями и принять участие в освобождении тех итальянцев и француза.
– Осторожнее надо. Батухан кого-то из лекарей завалит, скандал поднимется несусветный.
– Постараемся такого не допустить. Поедем в форме милиции. Охрана. Миссии четыре человека в охрану выделили.
– Я бы порекомендовал настоящих ментов до окончания операции держать в отдельном помещении без средств связи. У нас тут все они повязаны в родственных и прочих отношениях. И не знаешь порой, от кого чего ждать.
– Мы так и предполагаем. Меняться местами будем на дороге, без чужих глаз. Ментов в закрытой машине доставят в наше помещение и оставят там под присмотром часового.
– Разумно. Чтобы скандала не было, я могу оформить это через нашу контору. В связи с оперативной необходимостью… С нами местное МВД пока еще считается.
– Это было бы прекрасно, хотя я сам на скандалы внимания не обращаю. Еще бы чайку, если можно…
Страхов налил еще чашку. Одновременно поинтересовался:
– План операции утвердили?
– Его утверждаю я. А потом даю готовый результат вместе с отчетом. В прошлую командировку было два случая, когда после утверждения плана мы никого не заставали на месте. Теперь я ученый…
– Хорошо вам, когда собственное начальство далеко. Нам так не позволяют. Требуют работать в тесном контакте и с местными властями, и с внутривойсковиками. Чтобы ни одного самостоятельного шага. Посидите пару минут… Я спущусь на первый этаж. Может, «секретчик» уже подошел. Карту брать на ваше имя?
– Вот это нежелательно. Опять могут возникнуть вопросы. У вашего же руководства.
– У нашего возникнут, даже если я возьму на свое имя. Но наше руководство к вашим действиям отнесется лояльно. Если местные власти начнут выступать по поводу вашей операции, наши просто разведут руками – ничего не видели, ничего не знаем…
– Приятно. Но лучше возьми на свое имя. Я возьму у тебя по акту.
Капитана не было около пяти минут. За это время Разин успел полностью опорожнить чайник, не разбавляя заварку кипятком. Карта, которую Страхов сразу развернул на столе, оказалась в самом деле очень подробной.
– Сгодится?
– Даже очень. Это для моих снайперов. Им следует вычислить, где Батухан выставит своих, а потом их обезвредить.
– По карте?
– По карте вычисляют наиболее удобные места. А потом держат эти места под визуальным контролем.
– Когда выезжаете?
– Мы, четверо, за час до австрийцев. Следовательно, завтра в одиннадцать. Пятерых отправлю сегодня после обеда. Снайперов и разведчиков. Придется им в лесу ночевать. Надеюсь, не просквозит…
– Ни пуха им…
– К чертякам!..
– Нога разгибается только в самый последний момент, – проходя мимо и не останавливаясь, подсказал подполковник, – иначе вас сразу за нее поймают и ответят пинком между ног!..
У внутренних войск есть свой хороший спецназ. И держать бы его здесь, в районе постоянных конфликтов на базовой основе. Говорят, скоро так и будет. Несколько лет уже так говорят. А пока без стеснения используется «на полную катушку» прикомандированный, но не подчиненный спецназ ГРУ, и в такие же командировки иногда гоняют своих. Хотя в подобном положении вещей, может быть, и есть свое рациональное зерно. Спецназ ГРУ имеет возможность работать самостоятельно, стоит только дать ему конкретное задание. А спецназ внутренних войск обязан согласовывать свои действия с местным МВД. Это не только постоянный тормоз. Это еще и частое предательство, откровенная подставка и прочие аналогичные неприятности.
Разин прямиком прошел в свою казарму, чувствуя за спиной провожающие взгляды. Он, как и остальные спецназовцы, к этим взглядам привык. На них всегда смотрят, им стараются подражать. Им и помогать полезли бы, долго не раздумывая. Их повседневная работа считается чуть ли не подвигом. А вот отрабатывать каждый удар до двадцати потов сможет не каждый. Но и это не главное. Желающих и умеющих хорошо и даже отлично драться – пруд пруди. А кто из других частей сможет так же, как они, без движения и звука просидеть ночь на морозе, сохраняя полное внимание и готовность в любой момент вступить в бой. А после этой ночи закоченевшими пальцами снять чехол с прицела «винтореза», задержать дыхание, чтобы ствол не шевельнулся, и нажать спусковой крючок в нужный момент так, чтобы пуля попала точно в цель? Для этого нужно особое умение. Умение терпеть. Умение терпеть – это главная и самая сложная часть работы спецназовца ГРУ. И вырабатывается такое качество годами тренировок.
Группа в казарме проверяла «подснежники» – средства связи. Маленький наушник вставляется прямо в ухо, к ушной раковине крепится легкий пластиковый кронштейн-пружина, доводящий до уголка рта миниатюрный микрофон. В работе это удобно. Если только не рукопашный бой. В рукопашке аппарат связи легко сломается от любого случайного удара. Кроме того, он достаточно заметен и непригоден для скрытого ношения. Поэтому четырем «милиционерам» придется обходиться без связи. По крайней мере, до того момента, когда пресекут попытку захвата заложников.
Разин дождался, пока «подснежники» уберут в чехлы-упаковку. В том числе и его прибор, проверенный майором Паутовым. И только после этого из дверей штабной комнаты дал команду:
– Прошу всех к столу. На завтрак у нас продукт аэрокосмической съемки. Карта передана мне под роспись. Поэтому попрошу обращаться аккуратно и грязные пальцы об нее не вытирать.
Группа склонилась над картой, пальцы, похоже, у всех чистые, потому что сразу «загуляли» по тропам и тропинкам. Началось обсуждение.
– Я бы здесь с удовольствием «подсел». С трех сторон кусты закрывают… И бруствер из камней, словно руками, выложен…
– Низко. Обзор маловат. Они же не знают точно, где амбулатория остановится…
– Это-то нам и на руку. Если раньше времени точки займут, ищи их потом… Может, и займут, только не те, которые нужно. Лекари заранее объявили, что встанут посреди села…
– Значит, будут срочно перебазироваться. Нам в это время самая работа…
– А не получится так, что вы себе место облюбуете, а они точно туда и двинутся? У кого-то там, я слышал, вкусы сходятся… То ли у снайперов, то ли еще у кого-то…
– Всякое может быть…
– Мне вообще кажется, что они рассеиваться не захотят. Парой засядут.
– Вам тоже парой надо.
– А если не засядут? Если захотят широкий обхват сделать?
– Конечно, при незнании дислокации требуется как можно более широкий сектор обзора.
– Значит, не парой садитесь!
Пошел обычный рабочий «треп», без которого не может обойтись ни одно обсуждение предстоящей работы. Но этот «треп», несмотря на традиционные подкалывания и подзуживания, всегда позволяет выяснить все возможные и невозможные варианты, которые один человек или даже сработанная пара не в состоянии так быстро просчитать. Сколько людей, столько и характеров. И характер каждого предполагал свое поведение в определенной обстановке. Собственное поведение и поведение противника.
Подполковник послушал, кивнул, сам вставил несколько фраз, давая дополнительное направление для обсуждения, и пошел заказывать машину для первой пятерки – они готовы к автономной работе.
Дверь была уже открыта. За дверью солдат-часовой, сразу шагнувший навстречу с вопросом в лице, который он произнести еще не успел. Но одновременно такой же шаг с другой стороны сделал и дежурный по отделу, протянул руку для рукопожатия. Солдат отступил.
– Смотрю, у Страхова свет в окне…
– В час ночи приехал. Ночевал здесь, – ответил дежурный. – Пройдите, товарищ подполковник. Если свет горит, значит, уже проснулся.
Разин, скрипя деревянными ступенями, поднялся на второй этаж, дважды стукнул в знакомую дверь.
– Да-да… – раздалось в ответ.
– Ни сна, ни отдыха измученной душе, – сказал подполковник, переступив порог.
Капитан Страхов шагнул навстречу.
– Вы тоже птичка ранняя.
– Дела стараемся делать, чтобы прослыть людьми деловыми в деловом отношении… – скаламбурил Разин и сел на стул у стены. – Николай Николаевич, у тебя какая есть подробная карта района Асамги?
– Топографическая есть. Старая. Со всеми подробностями времен тридцатилетней давности. Есть аэрокосмическая съемка… Чуть помельче масштаб. Но более подробная. Современная. Есть еще…
Разин стукнул ладонями по коленям, жестом показывая бессмысленность дальнейшего перечисления.
– Вот такую именно мне и надо. Космическое око… Сможешь выделить экземпляр для операции?
– Только через полчасика. Когда «секретчик» подойдет. Все карты у него. Чай будете? Только что заварил… Специально, будто гадал, к вашему приходу.
– Буду. Если не жалеешь заварку.
Капитан проявил себя гостеприимным хозяином, только чай налил не в привычную руке подполковника объемную полулитровую тару, а в небольшие чашки. Но на крепкость напитка Разин пожаловаться не смог. Уважили его.
– В Асамги, я слышал, собираются эти придурки из миссии «Врачи без границ»… Неплохо было бы их использовать, товарищ подполковник, но… не согласятся…
– Согласились, – сказал Разин. – Я сейчас как раз от них.
– Сумели договориться?
– Сумел. Им очень хочется почувствовать себя героями и принять участие в освобождении тех итальянцев и француза.
– Осторожнее надо. Батухан кого-то из лекарей завалит, скандал поднимется несусветный.
– Постараемся такого не допустить. Поедем в форме милиции. Охрана. Миссии четыре человека в охрану выделили.
– Я бы порекомендовал настоящих ментов до окончания операции держать в отдельном помещении без средств связи. У нас тут все они повязаны в родственных и прочих отношениях. И не знаешь порой, от кого чего ждать.
– Мы так и предполагаем. Меняться местами будем на дороге, без чужих глаз. Ментов в закрытой машине доставят в наше помещение и оставят там под присмотром часового.
– Разумно. Чтобы скандала не было, я могу оформить это через нашу контору. В связи с оперативной необходимостью… С нами местное МВД пока еще считается.
– Это было бы прекрасно, хотя я сам на скандалы внимания не обращаю. Еще бы чайку, если можно…
Страхов налил еще чашку. Одновременно поинтересовался:
– План операции утвердили?
– Его утверждаю я. А потом даю готовый результат вместе с отчетом. В прошлую командировку было два случая, когда после утверждения плана мы никого не заставали на месте. Теперь я ученый…
– Хорошо вам, когда собственное начальство далеко. Нам так не позволяют. Требуют работать в тесном контакте и с местными властями, и с внутривойсковиками. Чтобы ни одного самостоятельного шага. Посидите пару минут… Я спущусь на первый этаж. Может, «секретчик» уже подошел. Карту брать на ваше имя?
– Вот это нежелательно. Опять могут возникнуть вопросы. У вашего же руководства.
– У нашего возникнут, даже если я возьму на свое имя. Но наше руководство к вашим действиям отнесется лояльно. Если местные власти начнут выступать по поводу вашей операции, наши просто разведут руками – ничего не видели, ничего не знаем…
– Приятно. Но лучше возьми на свое имя. Я возьму у тебя по акту.
Капитана не было около пяти минут. За это время Разин успел полностью опорожнить чайник, не разбавляя заварку кипятком. Карта, которую Страхов сразу развернул на столе, оказалась в самом деле очень подробной.
– Сгодится?
– Даже очень. Это для моих снайперов. Им следует вычислить, где Батухан выставит своих, а потом их обезвредить.
– По карте?
– По карте вычисляют наиболее удобные места. А потом держат эти места под визуальным контролем.
– Когда выезжаете?
– Мы, четверо, за час до австрийцев. Следовательно, завтра в одиннадцать. Пятерых отправлю сегодня после обеда. Снайперов и разведчиков. Придется им в лесу ночевать. Надеюсь, не просквозит…
– Ни пуха им…
– К чертякам!..
* * *
Занятия по рукопашному бою всегда проходят еще в темноте. Но болельщиков собирают, хотя это и происходит каждое утро, немало. К приходу подполковника все уже кончилось, спецназовцы вернулись в казарму, а местные внутривойсковики все еще стояли на улице, обсуждая зрелище и показывая друг другу что-то, нелепо размахивая необученными кулаками и ногами. У Разина такой показ вызвал улыбку. Улыбка стала слегка горькой, когда он заметил, что тем же самым, но еще более неумело, занят и начальник боевой подготовки части. Неуклюже показывает «правильное» нанесение удара ногой. Как он может готовить солдат, если сам ничего не умеет.– Нога разгибается только в самый последний момент, – проходя мимо и не останавливаясь, подсказал подполковник, – иначе вас сразу за нее поймают и ответят пинком между ног!..
У внутренних войск есть свой хороший спецназ. И держать бы его здесь, в районе постоянных конфликтов на базовой основе. Говорят, скоро так и будет. Несколько лет уже так говорят. А пока без стеснения используется «на полную катушку» прикомандированный, но не подчиненный спецназ ГРУ, и в такие же командировки иногда гоняют своих. Хотя в подобном положении вещей, может быть, и есть свое рациональное зерно. Спецназ ГРУ имеет возможность работать самостоятельно, стоит только дать ему конкретное задание. А спецназ внутренних войск обязан согласовывать свои действия с местным МВД. Это не только постоянный тормоз. Это еще и частое предательство, откровенная подставка и прочие аналогичные неприятности.
Разин прямиком прошел в свою казарму, чувствуя за спиной провожающие взгляды. Он, как и остальные спецназовцы, к этим взглядам привык. На них всегда смотрят, им стараются подражать. Им и помогать полезли бы, долго не раздумывая. Их повседневная работа считается чуть ли не подвигом. А вот отрабатывать каждый удар до двадцати потов сможет не каждый. Но и это не главное. Желающих и умеющих хорошо и даже отлично драться – пруд пруди. А кто из других частей сможет так же, как они, без движения и звука просидеть ночь на морозе, сохраняя полное внимание и готовность в любой момент вступить в бой. А после этой ночи закоченевшими пальцами снять чехол с прицела «винтореза», задержать дыхание, чтобы ствол не шевельнулся, и нажать спусковой крючок в нужный момент так, чтобы пуля попала точно в цель? Для этого нужно особое умение. Умение терпеть. Умение терпеть – это главная и самая сложная часть работы спецназовца ГРУ. И вырабатывается такое качество годами тренировок.
Группа в казарме проверяла «подснежники» – средства связи. Маленький наушник вставляется прямо в ухо, к ушной раковине крепится легкий пластиковый кронштейн-пружина, доводящий до уголка рта миниатюрный микрофон. В работе это удобно. Если только не рукопашный бой. В рукопашке аппарат связи легко сломается от любого случайного удара. Кроме того, он достаточно заметен и непригоден для скрытого ношения. Поэтому четырем «милиционерам» придется обходиться без связи. По крайней мере, до того момента, когда пресекут попытку захвата заложников.
Разин дождался, пока «подснежники» уберут в чехлы-упаковку. В том числе и его прибор, проверенный майором Паутовым. И только после этого из дверей штабной комнаты дал команду:
– Прошу всех к столу. На завтрак у нас продукт аэрокосмической съемки. Карта передана мне под роспись. Поэтому попрошу обращаться аккуратно и грязные пальцы об нее не вытирать.
Группа склонилась над картой, пальцы, похоже, у всех чистые, потому что сразу «загуляли» по тропам и тропинкам. Началось обсуждение.
– Я бы здесь с удовольствием «подсел». С трех сторон кусты закрывают… И бруствер из камней, словно руками, выложен…
– Низко. Обзор маловат. Они же не знают точно, где амбулатория остановится…
– Это-то нам и на руку. Если раньше времени точки займут, ищи их потом… Может, и займут, только не те, которые нужно. Лекари заранее объявили, что встанут посреди села…
– Значит, будут срочно перебазироваться. Нам в это время самая работа…
– А не получится так, что вы себе место облюбуете, а они точно туда и двинутся? У кого-то там, я слышал, вкусы сходятся… То ли у снайперов, то ли еще у кого-то…
– Всякое может быть…
– Мне вообще кажется, что они рассеиваться не захотят. Парой засядут.
– Вам тоже парой надо.
– А если не засядут? Если захотят широкий обхват сделать?
– Конечно, при незнании дислокации требуется как можно более широкий сектор обзора.
– Значит, не парой садитесь!
Пошел обычный рабочий «треп», без которого не может обойтись ни одно обсуждение предстоящей работы. Но этот «треп», несмотря на традиционные подкалывания и подзуживания, всегда позволяет выяснить все возможные и невозможные варианты, которые один человек или даже сработанная пара не в состоянии так быстро просчитать. Сколько людей, столько и характеров. И характер каждого предполагал свое поведение в определенной обстановке. Собственное поведение и поведение противника.
Подполковник послушал, кивнул, сам вставил несколько фраз, давая дополнительное направление для обсуждения, и пошел заказывать машину для первой пятерки – они готовы к автономной работе.
2
Шерхан сел и потрогал рукой плечо. На пальцах осталась кровь. Стало жалко пальто. Хорошее пальто. Он привез его из Англии, где, как известно, шьют лучшую мужскую одежду. Но боль от ранения оказалась не сильной, хотя чувствовалось жжение во всем плече.
Охранник вышел первым, так и не выпустив из рук «узи». Обежал машину вокруг и услужливо открыл дверцу, протягивая руку, чтобы помочь выйти. Правильно сделал. Соображает. Ранение в правое плечо. Он открыл левую дверцу. Правую руку Шерхан и протянуть бы не смог. И смотрел охранник при этом больше по сторонам, чем на министра. Подбежали санитары. Не слишком торопясь, подошли два врача. Милиционеры на крыльце продолжали осматривать больничный двор – ствол автомата вместо третьего глаза.
Шерхан вполне мог бы обойтись без посторонней помощи. «Но из такого ранения вполне можно сделать себе хорошую рекламу», – быстро пришла мысль. И он решил делать ее, изображая страдающего. Машину покинул с помощью охранника и санитаров. Его тут же попытались уложить на носилки, но какое-то движение за раненым плечом заставило Шерхана обернуться. Придерживаясь свободной рукой за машину, а из второй по-прежнему не выпуская «узи», начал оседать на землю охранник. В сумраке осеннего утра Шерхан увидел, что у парня все плечо и шея в крови. Ему, похоже, досталось больше, чем министру.
– Его… – показал Шерхан на охранника.
Санитары и без подсказки стали укладывать раненого на носилки. Понесли, а сбоку пошел Шерхан, придерживаясь за те же носилки левой рукой. Сбоку его взял за талию врач. Не сильно, просто страхуя и показывая свою услужливость.
В приемном покое оказалось пустынно, остро пахло медикаментами и кровью. Показалось, что этот запах заполнил все помещение. Только пройдя в операционную для осмотра, Шерхан понял, что чувствует в дополнение ко всему и липкий запах собственной крови.
Откуда-то появились две медсестры. Заспанные, ленивые. С него сняли пальто, пиджак, развязали галстук и сняли сорочку. Из соседней операционной вышел врач.
– Через неделю в волейбол можно играть! – с первого взгляда оценил ранение. – Кусок мяса из дельтовидной мышцы вырвало. Это быстро зарастет.
– Почему в волейбол, а не в футбол? – спросил Шерхан, морщась от прикосновений к плечу жестких чужих пальцев и какого-то металлического щупа.
– Потому что в футбол руками не играют, – ответил врач. – А дельтовидная мышца отвечает за возможность поднимать и опускать руку. Как в волейболе. Я сам когда-то в волейбол играл… Мы сейчас зашьем рану, перевяжем и проводим вас в палату…
– Вы говорите, ранение неопасно?
– Пустяк!
– Тогда я поеду на работу. У меня сегодня трудный день. Смогу я работать?
– Да… Небольшие неудобства чувствовать будете, не без этого. Но вашему охраннику досталось больше. Он прикрыл собой водителя. Стреляли первоначально, видимо, именно в водителя. Чтобы машина остановилась. Если бы остановилась, и вас бы изрешетили. Парню четыре пули досталось. Две в плече сидят, две в бронежилете на груди. Бронежилет, конечно, спас, но ребра переломало. Кашлянуть не сможет. С такой работой тяжелый бронежилет носить надо… Тот бы и ребра спас…
Шерхан вообще не знал, что охранник в бронежилете. Следует, пожалуй, и себе такой же приобрести.
Рану защипало. Острый запах йода одновременно ударил в нос. Потом перевязка. Вообще-то это была даже не перевязка. Просто наложили на рану тампон с какой-то мазью, сверху заклеили пластырем.
– Может, бинтом притянуть? – спросил Шерхан.
– Бинт и вам мешать будет, и сам не удержится в этом месте.
С бинтом ранение казалось бы более основательным. Но можно и так обойтись. И впечатление произвести. Только совсем другое. Впечатление мужественного человека. В голове сразу созрел план.
– Спасибо, – вежливо сказал Шерхан.
– Не за что, – ответил врач. – Не скажу: «приходите еще…» Я посоветовал бы вам полежать сегодняшний день. Работа всегда может подождать. Никто вас за это не осудит.
Охранник вышел первым, так и не выпустив из рук «узи». Обежал машину вокруг и услужливо открыл дверцу, протягивая руку, чтобы помочь выйти. Правильно сделал. Соображает. Ранение в правое плечо. Он открыл левую дверцу. Правую руку Шерхан и протянуть бы не смог. И смотрел охранник при этом больше по сторонам, чем на министра. Подбежали санитары. Не слишком торопясь, подошли два врача. Милиционеры на крыльце продолжали осматривать больничный двор – ствол автомата вместо третьего глаза.
Шерхан вполне мог бы обойтись без посторонней помощи. «Но из такого ранения вполне можно сделать себе хорошую рекламу», – быстро пришла мысль. И он решил делать ее, изображая страдающего. Машину покинул с помощью охранника и санитаров. Его тут же попытались уложить на носилки, но какое-то движение за раненым плечом заставило Шерхана обернуться. Придерживаясь свободной рукой за машину, а из второй по-прежнему не выпуская «узи», начал оседать на землю охранник. В сумраке осеннего утра Шерхан увидел, что у парня все плечо и шея в крови. Ему, похоже, досталось больше, чем министру.
– Его… – показал Шерхан на охранника.
Санитары и без подсказки стали укладывать раненого на носилки. Понесли, а сбоку пошел Шерхан, придерживаясь за те же носилки левой рукой. Сбоку его взял за талию врач. Не сильно, просто страхуя и показывая свою услужливость.
В приемном покое оказалось пустынно, остро пахло медикаментами и кровью. Показалось, что этот запах заполнил все помещение. Только пройдя в операционную для осмотра, Шерхан понял, что чувствует в дополнение ко всему и липкий запах собственной крови.
Откуда-то появились две медсестры. Заспанные, ленивые. С него сняли пальто, пиджак, развязали галстук и сняли сорочку. Из соседней операционной вышел врач.
– Через неделю в волейбол можно играть! – с первого взгляда оценил ранение. – Кусок мяса из дельтовидной мышцы вырвало. Это быстро зарастет.
– Почему в волейбол, а не в футбол? – спросил Шерхан, морщась от прикосновений к плечу жестких чужих пальцев и какого-то металлического щупа.
– Потому что в футбол руками не играют, – ответил врач. – А дельтовидная мышца отвечает за возможность поднимать и опускать руку. Как в волейболе. Я сам когда-то в волейбол играл… Мы сейчас зашьем рану, перевяжем и проводим вас в палату…
– Вы говорите, ранение неопасно?
– Пустяк!
– Тогда я поеду на работу. У меня сегодня трудный день. Смогу я работать?
– Да… Небольшие неудобства чувствовать будете, не без этого. Но вашему охраннику досталось больше. Он прикрыл собой водителя. Стреляли первоначально, видимо, именно в водителя. Чтобы машина остановилась. Если бы остановилась, и вас бы изрешетили. Парню четыре пули досталось. Две в плече сидят, две в бронежилете на груди. Бронежилет, конечно, спас, но ребра переломало. Кашлянуть не сможет. С такой работой тяжелый бронежилет носить надо… Тот бы и ребра спас…
Шерхан вообще не знал, что охранник в бронежилете. Следует, пожалуй, и себе такой же приобрести.
Рану защипало. Острый запах йода одновременно ударил в нос. Потом перевязка. Вообще-то это была даже не перевязка. Просто наложили на рану тампон с какой-то мазью, сверху заклеили пластырем.
– Может, бинтом притянуть? – спросил Шерхан.
– Бинт и вам мешать будет, и сам не удержится в этом месте.
С бинтом ранение казалось бы более основательным. Но можно и так обойтись. И впечатление произвести. Только совсем другое. Впечатление мужественного человека. В голове сразу созрел план.
– Спасибо, – вежливо сказал Шерхан.
– Не за что, – ответил врач. – Не скажу: «приходите еще…» Я посоветовал бы вам полежать сегодняшний день. Работа всегда может подождать. Никто вас за это не осудит.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента