Страница:
Второй решительно полез под мышку за пистолетом. Артем в два движения сумел бы отправить его на отдых, как и первого. Но он опять улыбнулся. Еще милее, чем гость. Даже почти виновато.
— Я же просил... Сами понимаете, особенность... нервное заболевание... Природа...
Собеседник теперь уже сумел оценивать ситуацию и понял, что рядом с внешней интеллигентностью в Тарханове присутствует и качественная профессиональная подготовка.
— Вениамин, успокойся... — сказал он и мягким жестом остановил доставшего наконец-то пистолет из кобуры второго «быка», готового ринуться на противника. И тот замер на месте, сверля Артема близко посаженными крохотными глазами, но пистолет не убрал.
— Так что? — сказал он. — Продолжим разговор?
— Продолжим, — мягко согласился пришедший. — Только для начала я хотел бы познакомиться с вами. Представьтесь, если у вас, естественно, нет причин скрывать свое происхождение.
— Согласен, — кивнул Тарханов. — Но по законам этикета пришедший последним представляется первым.
Гость хмыкнул.
— Хорошо. Только мое имя едва ли много вам скажет. Обычно меня называют Афиногеном. Но это не имя. Можете звать меня Валентином.
— Хорошо. Меня зовут Артем Петрович. — Тарханов хотел сначала добавить свое звание и сообщить о принадлежности к спецназу ГРУ, но вовремя сдержался. Лучше, когда не знают, чего от тебя можно ожидать. — Я служу начальником охраны в банке.
— Бывший мент, я полагаю... — скривил губы Валентин и показал свое презрительное отношение к соответствующим органам. — Или скорее всего комитетчик... — Вторые вызывали у него несколько большее уважение, потому он уже не так сильно кривился. — Я угадал?
— Нет. Армейский офицер. Пенсионер.
— Десантник, вероятно...
— Да. — Артем с внутренней улыбкой вспомнил, что спецназ ГРУ некомпетентные всегда считали десантниками, потому что они носили десантную форму, хотя командованию ВДВ никогда не подчинялись.
Более того, все операции, проводимые в Афганистане спецназом ГРУ, автоматически записывались на баланс десанта. Не совсем справедливо, зато спокойнее. Тогда, до власти демократов, режим государственной секретности был в фаворе и никто не дарил пьяной рукой американцам тайны своей страны. — Итак, я готов выслушать вас.
— Нет, это мы желаем выслушать. Только не вас, а Яну Юрьевну.
Яна встала.
— Я буду говорить только тогда, когда мне скажут, что случилось с Русланом. Где он?
Валентин развел руками.
— Это тоже наш вопрос. Из тех, которые мы желали бы задать вам. Мы желали бы знать, где он в настоящее время находится. Я полагаю, что где-то на Кипре, хотя, возможно, в Майами или в Буэнос-Айресе... По крайней мере, в Чечне его нет. Это мы выяснили. А по всем остальным адресам его ищут. Но на вашу помощь мы все же надеемся. Почему-то, — он опять улыбнулся, — не верится, что вы этого не знаете.
Яна не вытерпела и вышла из-за стола. Тарханов подумал, что она сейчас схватит Валентина за грудки и встряхнет неслабыми своими руками.
— Кто его ищет? — спросила, подойдя вплотную и возвышаясь над сравнительно невысоким гостем вавилонской башней.
— Мы ищем. Его самого и кое-какие из его вещей — бумаги и магнитофонную кассету, которые он с собой не захватил при бегстве.
— Простите, — Тарханову надоела роль статиста. — А кто такие — «мы»?
— Люди, заинтересованные в том, чтобы эти бумаги и эта кассета оказались в наших руках. Извините, большего я вам сообщить не могу. Так что, Яна Юрьевна, как человек в достаточной степени мягкий, я предлагаю вам добровольно отдать мне эти бумаги.
Там всего четыре листа, скрепленных степлером. Для вас они не составляют интереса. Просто колонки непонятных цифр. И кассета с диктофонной записью некоторых разговоров. Для нас же они представляют некоторую угрозу. И потому нам очень хотелось бы этими бумагами владеть.
— У меня нет никаких бумаг. И никаких кассет... — Яна говорила твердо. — И вообще, пока не увижу Руслана или хотя бы не услышу его голос, пока не поговорю с ним, беседовать с вами я не намерена.
«А девочка характером покрепче папаши... — подумал Артем. — Юра уже раскололся бы и нюни распустил...»
— В таком случае, — улыбка медленно сошла с лица гостя, и в голосе появились осколки льда, — мы вынуждены будем провести обыск у вас в магазине, как делали это в квартире.
Яна посмотрела на Артема. Посмотрела, давая взглядом команду. Требуя немедленно выполнения обязательств.
— Вы уверены, что это у вас получится? — спросил Тарханов, но, помня древнюю конфуцианскую мудрость — не давай врагу знать, кто ты такой, и ты уже наполовину победил, — спросил почти вяло.
И тут он почувствовал за спиной опасность. Сначала промелькнула было мысль, что это неслышно поднялся тот «бык», которого он свалил. Но быстро сообразил, что «бык» сначала должен был бы пошевелиться, приходя в сознание, а он был неподвижен.
И в этот же момент изменилось выражение лица Валентина. Он смотрел за спину Артема — в окно, с ужасом.
Выстрел не прогремел. Просто полетели осколки стекла. А на груди Валентина, чуть выше и левее золотой заколки галстука, появилась черная точка, которая быстро покраснела. Второй выстрел, по звуку более слабый, чем выстрел из пневматического пистолета, послал пулю в голову Яны, которая сразу упала. Одновременно с ней упал и сам Тарханов. Не просто упал, а резко спрыгнул со стула вбок, под защиту стены. Дееспособный «бык», пистолет у которого был наготове, среагировал поздно. Ему пуля попала точно в переносицу.
Действовать спецназовцев учат раньше, чем голова начнет думать. И потому еще в падении Артем успел достать пистолет и, не поднимаясь, закинув руку за подоконник, дважды выстрелил в окно, добивая остатки стекла.
Но там уже, похоже, никого не было...
Глава 5
Глава 6
— Я же просил... Сами понимаете, особенность... нервное заболевание... Природа...
Собеседник теперь уже сумел оценивать ситуацию и понял, что рядом с внешней интеллигентностью в Тарханове присутствует и качественная профессиональная подготовка.
— Вениамин, успокойся... — сказал он и мягким жестом остановил доставшего наконец-то пистолет из кобуры второго «быка», готового ринуться на противника. И тот замер на месте, сверля Артема близко посаженными крохотными глазами, но пистолет не убрал.
— Так что? — сказал он. — Продолжим разговор?
— Продолжим, — мягко согласился пришедший. — Только для начала я хотел бы познакомиться с вами. Представьтесь, если у вас, естественно, нет причин скрывать свое происхождение.
— Согласен, — кивнул Тарханов. — Но по законам этикета пришедший последним представляется первым.
Гость хмыкнул.
— Хорошо. Только мое имя едва ли много вам скажет. Обычно меня называют Афиногеном. Но это не имя. Можете звать меня Валентином.
— Хорошо. Меня зовут Артем Петрович. — Тарханов хотел сначала добавить свое звание и сообщить о принадлежности к спецназу ГРУ, но вовремя сдержался. Лучше, когда не знают, чего от тебя можно ожидать. — Я служу начальником охраны в банке.
— Бывший мент, я полагаю... — скривил губы Валентин и показал свое презрительное отношение к соответствующим органам. — Или скорее всего комитетчик... — Вторые вызывали у него несколько большее уважение, потому он уже не так сильно кривился. — Я угадал?
— Нет. Армейский офицер. Пенсионер.
— Десантник, вероятно...
— Да. — Артем с внутренней улыбкой вспомнил, что спецназ ГРУ некомпетентные всегда считали десантниками, потому что они носили десантную форму, хотя командованию ВДВ никогда не подчинялись.
Более того, все операции, проводимые в Афганистане спецназом ГРУ, автоматически записывались на баланс десанта. Не совсем справедливо, зато спокойнее. Тогда, до власти демократов, режим государственной секретности был в фаворе и никто не дарил пьяной рукой американцам тайны своей страны. — Итак, я готов выслушать вас.
— Нет, это мы желаем выслушать. Только не вас, а Яну Юрьевну.
Яна встала.
— Я буду говорить только тогда, когда мне скажут, что случилось с Русланом. Где он?
Валентин развел руками.
— Это тоже наш вопрос. Из тех, которые мы желали бы задать вам. Мы желали бы знать, где он в настоящее время находится. Я полагаю, что где-то на Кипре, хотя, возможно, в Майами или в Буэнос-Айресе... По крайней мере, в Чечне его нет. Это мы выяснили. А по всем остальным адресам его ищут. Но на вашу помощь мы все же надеемся. Почему-то, — он опять улыбнулся, — не верится, что вы этого не знаете.
Яна не вытерпела и вышла из-за стола. Тарханов подумал, что она сейчас схватит Валентина за грудки и встряхнет неслабыми своими руками.
— Кто его ищет? — спросила, подойдя вплотную и возвышаясь над сравнительно невысоким гостем вавилонской башней.
— Мы ищем. Его самого и кое-какие из его вещей — бумаги и магнитофонную кассету, которые он с собой не захватил при бегстве.
— Простите, — Тарханову надоела роль статиста. — А кто такие — «мы»?
— Люди, заинтересованные в том, чтобы эти бумаги и эта кассета оказались в наших руках. Извините, большего я вам сообщить не могу. Так что, Яна Юрьевна, как человек в достаточной степени мягкий, я предлагаю вам добровольно отдать мне эти бумаги.
Там всего четыре листа, скрепленных степлером. Для вас они не составляют интереса. Просто колонки непонятных цифр. И кассета с диктофонной записью некоторых разговоров. Для нас же они представляют некоторую угрозу. И потому нам очень хотелось бы этими бумагами владеть.
— У меня нет никаких бумаг. И никаких кассет... — Яна говорила твердо. — И вообще, пока не увижу Руслана или хотя бы не услышу его голос, пока не поговорю с ним, беседовать с вами я не намерена.
«А девочка характером покрепче папаши... — подумал Артем. — Юра уже раскололся бы и нюни распустил...»
— В таком случае, — улыбка медленно сошла с лица гостя, и в голосе появились осколки льда, — мы вынуждены будем провести обыск у вас в магазине, как делали это в квартире.
Яна посмотрела на Артема. Посмотрела, давая взглядом команду. Требуя немедленно выполнения обязательств.
— Вы уверены, что это у вас получится? — спросил Тарханов, но, помня древнюю конфуцианскую мудрость — не давай врагу знать, кто ты такой, и ты уже наполовину победил, — спросил почти вяло.
И тут он почувствовал за спиной опасность. Сначала промелькнула было мысль, что это неслышно поднялся тот «бык», которого он свалил. Но быстро сообразил, что «бык» сначала должен был бы пошевелиться, приходя в сознание, а он был неподвижен.
И в этот же момент изменилось выражение лица Валентина. Он смотрел за спину Артема — в окно, с ужасом.
Выстрел не прогремел. Просто полетели осколки стекла. А на груди Валентина, чуть выше и левее золотой заколки галстука, появилась черная точка, которая быстро покраснела. Второй выстрел, по звуку более слабый, чем выстрел из пневматического пистолета, послал пулю в голову Яны, которая сразу упала. Одновременно с ней упал и сам Тарханов. Не просто упал, а резко спрыгнул со стула вбок, под защиту стены. Дееспособный «бык», пистолет у которого был наготове, среагировал поздно. Ему пуля попала точно в переносицу.
Действовать спецназовцев учат раньше, чем голова начнет думать. И потому еще в падении Артем успел достать пистолет и, не поднимаясь, закинув руку за подоконник, дважды выстрелил в окно, добивая остатки стекла.
Но там уже, похоже, никого не было...
Глава 5
Иващенко.
Семейные сцены
Домой Иван приехал с опозданием. Он напрасно торопил сержанта, водителя «КамАЗа», но тот и так ехал на возможном пределе скорости по довольно скользкой дороге. Не хватало еще в аварию угодить или доставить неприятности сержанту после встречи с машиной военной автоинспекции. Эти, хоть и свои, еще хуже гаишников, эти вообще долго не разговаривают. Все потому, что командир бригады не слишком считается с комендантом города. А лишение прав, когда до демобилизации парню осталось два месяца, грозит еще и тем, что он на гражданке останется без работы.
Жена уже ушла, часть только что связанных вещей отсутствовала, стало быть, направилась она на базар.
Иван выглянул в окно. Машина уже ушла. Придется добираться трамваем.
Он быстро переоделся в гражданское и поспешил на остановку. До базара добрался быстро. Но пройти на противоположный его конец между бесчисленных толп народа, которому деньги не платят, но который покупает несравненно больше, чем мог бы купить, когда деньги платили, оказалось в субботний день не так просто. Бесконечные ряды торговцев из всех республик, отдельно выделенный китайский базар с удивительно низкими ценами и таким же удивительно низким качеством товара. Люди, люди, люди...
Наконец он протиснулся сквозь лабиринт киосков и прилавков к месту, где жена обычно стояла. Осмотрелся. Светланы видно не было. На всякий случай он прошел несколько раз вдоль бесконечных рядов торговцев, держащих свой товар на руках, поставивших его перед собой на коробки или прямо на землю. Не нашел. Иван уже не знал, что предположить, когда к нему подошла женщина. Он узнал ее, неделю назад она рядом со Светланой стояла.
— Здравствуйте, — сказала женщина. — А где сегодня Света?
— Ее не было? — в свою очередь спросил Иван.
— Нет, я с утра здесь. Не приходила.
Иван начал беспокоиться.
— А эти, азеры, приходили?
— Нет. Вы здорово их проучили. Сегодня не появлялись. Хорошо бы, чтобы вообще больше не появились. Нашлись бы люди, как вы, навели бы тут порядок.
Домой Иван ехал, раздумывая, куда бы могла Светлана уйти с вещами. В городе еще несколько рынков.
Но не поехала же она в другой район. Там тоже есть свои азербайджанцы или чеченцы, да и местная шваль ничуть не лучше.
Открыв дверь и увидев, что жена еще не вернулась, Иван остался ждать. Беспокойство нарастало.
Уже пришел из школы младший сын, часом позже и старший заявился, и только немного погодя Иван услышал поворот ключа в замке. Пришла.
Светлана устала. Тяжелая сумка с вещами набита полностью. Ничего, значит, не продала. И настроение, понятно, соответственное.
— Куда ты ходила... Просил же подождать... — с укоризной сказал он.
Она не ответила, только посмотрела на него раздраженно, как на не понимающего простых вещей.
Он взял сумку и занес в комнату. Если Светлана не хочет разговаривать, то лучше к ней не приставать.
И он ушел в спальню, стал перебирать вытащенные из шифоньера вещи — к командировке следует хорошенько подготовиться. И лучше сделать это заранее.
Иван слышал, как Светлана гремит на кухне посудой, готовя обед сыновьям. Вот устало позвала их.
Обычно по субботам они обедали все вместе в большой комнате. Сегодня же она кормила пацанов на кухне. А Ивана не позвала.
Он закончил отбор вещей, которые следовало привести в порядок, когда она вошла в тесную и темную по причине низких потолков и густых деревьев за окном спальню. Села в кресло и вытянула ноги.
— Нам сегодня есть нечего. Уж не обессудь...
— Куда ты ходила? — спросил он.
— По городу моталась. По магазинам. Продавщицам предлагала. Только морды воротят. Сытые стоят. А у меня после этой сумки руки отваливаются.
И унижение еще какое... — Она чуть не плакала.
Иван достал из кармана деньги, которые выдал ему подполковник. Протянул жене.
Она взяла, не понимая.
— Откуда? — наконец дошло.
— Выдали.
— Сегодня же суббота. Финчасть не работает.
— Начшатаба выдал. Лично.
Только тут она увидела, чем он занимается.
— Ты куда-то собираешься? — удивилась или обрадовалась она, Иван так и не понял.
— Командировка...
Светлана минуту молчала, соображая.
— Какая командировка?
— Обыкновенная командировка. Как у всех людей.
— Куда?
— В Москву.
— Генералами командовать?.. Кому ты в Москве нужен. Куда все-таки?
— Сначала в Москву. А потом еще куда-нибудь отправят. Земля большая.
— Чечня? — спросила она, и по голосу было слышно — вот-вот расплачется.
— Дурочка. В Чечне все кончилось. С меня там четырех месяцев хватило.
Оттуда он привез крест на грудь, крест на могилу товарища, жившего в соседнем доме, и две пули — в бедре правой ноги и в плече.
Она задумалась. Помолчала.
— Ты почему-то считаешь, что меня только воевать могут отправить. Командировки-то бывают разные. Может, предложат куда-нибудь военным атташе поехать. Или хотя бы помощником военного атташе.
Зря, что ли, учился. Вон — Женька Рахманкулов — сейчас заместитель министра иностранных дел Узбекистана...
Его товарищ и сослуживец, который закончил военно-дипломатическую академию, уехал на родину и начал большую карьеру. И Светлана не раз вспоминала Рахманкулова: вот у кого безбедное, наверное, и беспроблемное житье. Иван отвечал на это, что он не узбек, а кубанский казак, казаки же еще до революции считались войсками специального назначения.
Потому и видит он себя только в российском спецназе. Другого он просто не хочет и не умеет...
До Светланы наконец дошло. Телевизор она тоже иногда смотрит и радио слушает.
— В Югославию?
— Откуда я могу знать. Это же армия. Приказано явиться в Службу. Вот и все. А там уже сообщат подробности. Даже начштаба ничего не знает.
— В Югославии война вот-вот начнется. Ты же там уже работал. Только туда могут.
Он, конечно, понимал, что со знанием македонского языка его именно туда и должны сейчас направить, хотя Македония и выделилась в самостоятельное государство, хотя она и не конфликтует со странами НАТО, и, кажется, даже наоборот, в НАТО вступить желает. Но говорить жене, что его отправляют туда, где рядом должны скоро воевать, он не хотел.
— Конечно туда, — сказала она, подумав. — Нет, не пущу. Просто на замок посажу и не пущу.
Иван засмеялся:
— Прекрати. Ты жена военного, и этим все сказано. Моя профессия такая — воевать. И ты это знала, когда замуж за меня выходила.
— Когда я замуж за тебя выходила, я знала, что ты и зарплату получать будешь, и пенсию, когда до нее дослужишься. Я знала, что у меня дети голодными не будут. А сейчас они голодные. Случись что с тобой, о них и обо мне сразу забудут. Как нам тогда жить? На панель мне идти? Стара уже, никому не нужна.
— Прекрати...
— Не пущу...
Он встал и подошел к ней. Зажал между ладонями ее лицо, поднял кверху, чтобы в глаза посмотреть.
Взгляд у Светланы тупо-затравленный, молящий о пощаде.
— Не пущу... — упрямо повторила она и протянула ему деньги — Иди отдай... Верни им. Не надо мне этих денег. Как-нибудь проживем...
— Прекрати, — сказал он наконец жестко, чтобы не было уже у нее сомнений в том, что он все равно поедет. — Я военный человек, а не школьник.
Светлана заплакала.
Приоткрылась дверь, и в щель просунулась голова младшего сына. Старший — недавно дверь хлопнула, слышал Иван — убежал гулять.
— Пап, мам... — без вопроса спросил он.
Иван посмотрел спокойно и даже ласково.
— Иди, сынок, на улицу...
Сын посмотрел на отца, на мать, словно просил взглядом не ругаться, не ссориться.
Дверь закрылась.
И Иван очень твердо заявил:
— Я еду, это решено. А сейчас в порядок себя приведи и пойдем в магазин сходим. Сегодня мы можем позволить себе праздничный ужин.
Жена уже ушла, часть только что связанных вещей отсутствовала, стало быть, направилась она на базар.
Иван выглянул в окно. Машина уже ушла. Придется добираться трамваем.
Он быстро переоделся в гражданское и поспешил на остановку. До базара добрался быстро. Но пройти на противоположный его конец между бесчисленных толп народа, которому деньги не платят, но который покупает несравненно больше, чем мог бы купить, когда деньги платили, оказалось в субботний день не так просто. Бесконечные ряды торговцев из всех республик, отдельно выделенный китайский базар с удивительно низкими ценами и таким же удивительно низким качеством товара. Люди, люди, люди...
Наконец он протиснулся сквозь лабиринт киосков и прилавков к месту, где жена обычно стояла. Осмотрелся. Светланы видно не было. На всякий случай он прошел несколько раз вдоль бесконечных рядов торговцев, держащих свой товар на руках, поставивших его перед собой на коробки или прямо на землю. Не нашел. Иван уже не знал, что предположить, когда к нему подошла женщина. Он узнал ее, неделю назад она рядом со Светланой стояла.
— Здравствуйте, — сказала женщина. — А где сегодня Света?
— Ее не было? — в свою очередь спросил Иван.
— Нет, я с утра здесь. Не приходила.
Иван начал беспокоиться.
— А эти, азеры, приходили?
— Нет. Вы здорово их проучили. Сегодня не появлялись. Хорошо бы, чтобы вообще больше не появились. Нашлись бы люди, как вы, навели бы тут порядок.
Домой Иван ехал, раздумывая, куда бы могла Светлана уйти с вещами. В городе еще несколько рынков.
Но не поехала же она в другой район. Там тоже есть свои азербайджанцы или чеченцы, да и местная шваль ничуть не лучше.
Открыв дверь и увидев, что жена еще не вернулась, Иван остался ждать. Беспокойство нарастало.
Уже пришел из школы младший сын, часом позже и старший заявился, и только немного погодя Иван услышал поворот ключа в замке. Пришла.
Светлана устала. Тяжелая сумка с вещами набита полностью. Ничего, значит, не продала. И настроение, понятно, соответственное.
— Куда ты ходила... Просил же подождать... — с укоризной сказал он.
Она не ответила, только посмотрела на него раздраженно, как на не понимающего простых вещей.
Он взял сумку и занес в комнату. Если Светлана не хочет разговаривать, то лучше к ней не приставать.
И он ушел в спальню, стал перебирать вытащенные из шифоньера вещи — к командировке следует хорошенько подготовиться. И лучше сделать это заранее.
Иван слышал, как Светлана гремит на кухне посудой, готовя обед сыновьям. Вот устало позвала их.
Обычно по субботам они обедали все вместе в большой комнате. Сегодня же она кормила пацанов на кухне. А Ивана не позвала.
Он закончил отбор вещей, которые следовало привести в порядок, когда она вошла в тесную и темную по причине низких потолков и густых деревьев за окном спальню. Села в кресло и вытянула ноги.
— Нам сегодня есть нечего. Уж не обессудь...
— Куда ты ходила? — спросил он.
— По городу моталась. По магазинам. Продавщицам предлагала. Только морды воротят. Сытые стоят. А у меня после этой сумки руки отваливаются.
И унижение еще какое... — Она чуть не плакала.
Иван достал из кармана деньги, которые выдал ему подполковник. Протянул жене.
Она взяла, не понимая.
— Откуда? — наконец дошло.
— Выдали.
— Сегодня же суббота. Финчасть не работает.
— Начшатаба выдал. Лично.
Только тут она увидела, чем он занимается.
— Ты куда-то собираешься? — удивилась или обрадовалась она, Иван так и не понял.
— Командировка...
Светлана минуту молчала, соображая.
— Какая командировка?
— Обыкновенная командировка. Как у всех людей.
— Куда?
— В Москву.
— Генералами командовать?.. Кому ты в Москве нужен. Куда все-таки?
— Сначала в Москву. А потом еще куда-нибудь отправят. Земля большая.
— Чечня? — спросила она, и по голосу было слышно — вот-вот расплачется.
— Дурочка. В Чечне все кончилось. С меня там четырех месяцев хватило.
Оттуда он привез крест на грудь, крест на могилу товарища, жившего в соседнем доме, и две пули — в бедре правой ноги и в плече.
Она задумалась. Помолчала.
— Ты почему-то считаешь, что меня только воевать могут отправить. Командировки-то бывают разные. Может, предложат куда-нибудь военным атташе поехать. Или хотя бы помощником военного атташе.
Зря, что ли, учился. Вон — Женька Рахманкулов — сейчас заместитель министра иностранных дел Узбекистана...
Его товарищ и сослуживец, который закончил военно-дипломатическую академию, уехал на родину и начал большую карьеру. И Светлана не раз вспоминала Рахманкулова: вот у кого безбедное, наверное, и беспроблемное житье. Иван отвечал на это, что он не узбек, а кубанский казак, казаки же еще до революции считались войсками специального назначения.
Потому и видит он себя только в российском спецназе. Другого он просто не хочет и не умеет...
До Светланы наконец дошло. Телевизор она тоже иногда смотрит и радио слушает.
— В Югославию?
— Откуда я могу знать. Это же армия. Приказано явиться в Службу. Вот и все. А там уже сообщат подробности. Даже начштаба ничего не знает.
— В Югославии война вот-вот начнется. Ты же там уже работал. Только туда могут.
Он, конечно, понимал, что со знанием македонского языка его именно туда и должны сейчас направить, хотя Македония и выделилась в самостоятельное государство, хотя она и не конфликтует со странами НАТО, и, кажется, даже наоборот, в НАТО вступить желает. Но говорить жене, что его отправляют туда, где рядом должны скоро воевать, он не хотел.
— Конечно туда, — сказала она, подумав. — Нет, не пущу. Просто на замок посажу и не пущу.
Иван засмеялся:
— Прекрати. Ты жена военного, и этим все сказано. Моя профессия такая — воевать. И ты это знала, когда замуж за меня выходила.
— Когда я замуж за тебя выходила, я знала, что ты и зарплату получать будешь, и пенсию, когда до нее дослужишься. Я знала, что у меня дети голодными не будут. А сейчас они голодные. Случись что с тобой, о них и обо мне сразу забудут. Как нам тогда жить? На панель мне идти? Стара уже, никому не нужна.
— Прекрати...
— Не пущу...
Он встал и подошел к ней. Зажал между ладонями ее лицо, поднял кверху, чтобы в глаза посмотреть.
Взгляд у Светланы тупо-затравленный, молящий о пощаде.
— Не пущу... — упрямо повторила она и протянула ему деньги — Иди отдай... Верни им. Не надо мне этих денег. Как-нибудь проживем...
— Прекрати, — сказал он наконец жестко, чтобы не было уже у нее сомнений в том, что он все равно поедет. — Я военный человек, а не школьник.
Светлана заплакала.
Приоткрылась дверь, и в щель просунулась голова младшего сына. Старший — недавно дверь хлопнула, слышал Иван — убежал гулять.
— Пап, мам... — без вопроса спросил он.
Иван посмотрел спокойно и даже ласково.
— Иди, сынок, на улицу...
Сын посмотрел на отца, на мать, словно просил взглядом не ругаться, не ссориться.
Дверь закрылась.
И Иван очень твердо заявил:
— Я еду, это решено. А сейчас в порядок себя приведи и пойдем в магазин сходим. Сегодня мы можем позволить себе праздничный ужин.
Глава 6
Яблочкин.
Вести из дома
Дребезжа всем своим разбитым корпусом, подкатил джип. Ван дер Хилл вернулся из штаба.
Через полчаса через вестового позвал меня к себе в палатку Весь наш отряд располагался в деревенских хижинах. Только командир да я жили в своих палатках, чтобы не слишком раскармливать местных блох, которые в этих хижинах готовы были друг друга поедом поесть. А африканские блохи куда голоднее российских и кусаются гораздо больнее. В палатке спокойнее Наклонившись, я вошел. Командир отложил в сторону книжку. Кубинское издание «Партизанской войны» Эрнесто Че Гевары. Трофей Он забрал книгу из кармана убитого кубинского диверсанта.
— Колонна идет... — сказал Ван дер Хилл. — С оружием. Через наш район.
— Данные откуда?
— Разведка донесла. Агентура из Луанды...
— Будем брать? — поинтересовался я.
— Много мелких деталей. Обсудить надо.
По тону Ван дер Хилла я понял, что ожидаются какие-то осложнения. Более того, во взгляде его читалось, что осложнения эти напрямую касаются меня.
Я погладил по ушастой голове вертлявого щенка деревенской собаки — командир подкормил его и оставил у себя в палатке. Других собак в деревне, не спрашивая разрешения хозяев, наши солдаты съели.
Этого тронуть не решались, зная, что командир на руку крут.
— Рассказывай...
— Колонна с российским оружием.
— Уверен?
— Конечно. Не в первый раз. И сопровождают ее ваши спецы. Такие же, как ты.
— Спецы или наемники?
Здесь разница существенная. Спецы — военные советники — были на обеих воюющих сторонах. То есть официально не воюющих — перемирие все-таки заключено еще в девяносто втором году, когда страна готовилась к выборам под контролем ООН Выборы прошли, претензии к результатам были большие, и УНИТА с результатами не согласилась. После этого официально война не возобновилась, но время от времени локальные боевые действия велись. Иногда даже достаточно крупные. Более крупные, чем во времена официальной войны. Естественно, что наши советники принимали в них участие. Точно так же, как и наемники. Но согласно Женевской конвенции 1948 года наемники являются военными преступниками.
Доктор Савимби ссориться с Россией не желает.
В очень сложной ситуации он вооружается как раз за счет России, как раньше вооружался за счет Советского Союза. Здесь весьма сложная и деликатная ситуация Советский Союз гнал и гнал вооружение в Анголу — рекой, потоком. Гнал бесплатно, от щедрости своей, хотя ангольцы готовы были платить.
Даже кубинцы за присутствие своих войск вывозили из Анголы тонны древесины ценных пород — красное и черное дерево. А уж об алмазах и говорить не приходится.
И ангольцев такими поставками наши соотечественники разбаловали до предела. Ни технику, ни оружие они совершенно не жалели — сказывалась вообще свойственная ангольцам беспечность. Идет отряд в рейд, берет запас патронов — чуть не на год. Возвращается назад — нести тяжело. Патроны выбрасывает. А иногда и автоматы. На базе новый дадут. Уж такого-то добра у них...
Так и жили. И подставляли без зазрения совести свои колонны с вооружением под удары УНИТА. Как правило, колонны сопровождались русскими спецами. Спецов унитовцы никогда не трогали. Даже извинения приносили за беспокойство.
Но с девяносто второго года официально Россия оружие поставлять Анголе перестала. Советники остались, правда, в меньшем количестве, и в большем появились в УНИТА. Но оружие продолжало поступать.
— Так спецы там или наемники? — повторил я вопрос.
— Не знаю, — честно признался Ван дер Хилл. — Но с этим мы разберемся. Я сам, по сути дела, наемник... С ними ничего не случится. Если сами на рожон не полезут... Дело в другом...
— Говори...
— В Кибале сидит военный наблюдатель ООН.
— Я слышал... Норвежец.
— Там новый месяц назад приехал. Русский...
— Интересно...
— С ним беседовал Каутотай.
Каутотай — бригадный генерал, которому мы непосредственно подчиняемся.
— О чем?
— О поставках оружия. Каутотай предлагал и нефть, и алмазы за оружие...
— Нашел кому предлагать... ООН должна следить, чтобы этих поставок не было.
Командир кивнул.
— Но поставки идут.
— По моим данным, Россия оружие Луанде не поставляет. Я специально интересовался этим вопросом.
Ван дер Хилл усмехнулся и закурил крепчайшую сигарету. Настолько крепкую, что мне, некурящему, дым ударил по носу, как хороший каратист пяткой.
— В том-то и дело, что не поставляет. И представитель ООН то же самое говорит. А оружие идет. Вот и нынешняя колонна...
— Хорошо, что от меня надо? — спросил я наконец напрямик.
— Генерал Каутотай просит тебя поговорить с русским ооновцем. Нам надо доказать, что оружие Луанде идет. И тогда мы сможем нажать на ваше «Росвооружение», чтобы и нам поставляли. Платить мы способны...
— Интересно... — задумался я. — Только как это будет выглядеть со стороны? Ты не задумывался? Получится, что я, российский офицер, работаю против своей же страны, меня сюда пославшей.
— Подумай сам! У каждой палки есть два конца.
Можно как-то иначе дело провернуть.
— Хорошо, я подумаю.
— И еще... Генерал сказал, что оплата тебе, в случае удачного завершения переговоров, пойдет наличными здесь же — сто тысяч.
— Недурно. Похоже, вашим очень нужно наше оружие. Сильно нравится?
— Сильно. И дешево.
— У нас говорят — дешево и сердито.
Капитан улыбнулся.
— Колоритный у вас язык! Так ты подумай...
Мы разговаривали по-португальски. А португальский язык с русским плохо совместим. Португальцам не дано понять даже в лучшем переводе, что представляет из себя Пушкин или Есенин. Нам никогда не смогут доставить истинного удовольствия классики литературы с берегов Тахо. И тем не менее Ван дер Хилл меня понял. Он вообще парень понятливый.
Я ушел подумать к себе в палатку.
Я здесь не наемник, я здесь в длительной и ответственной командировке. От того, как я покажу себя, будет зависеть подписание контракта для многих наших специалистов, до этого времени работающих в большинстве своем с противоположной стороны.
И представляю я здесь официально Российскую Армию — «краснознаменную и легендарную». Правда, армия и «Росвооружение» — две почти не соприкасающиеся конторы, хотя одному правительству и подчинены. И, выполняя здесь свои функциональные обязанности военного советника, имею ли я право участвовать в чем-то, что, возможно, не укладывается в интересы такой мощной структуры, как «Росвооружение»? Более мощной, наверное, чем даже наше ГРУ, потому что имеет такие финансовые возможности, которые разведчикам и не снились.
Официально — я здесь для того, чтобы обучать диверсантов из отрядов УНИТА премудростям своей профессии. Мне платят семь с половиной тысяч долларов в месяц. На руки я получаю две тысячи, остальное перечисляется в Россию на какой-то определенный счет. Значительная часть этих денег уйдет на нужды пославшей меня сюда организации. Естественно, с наемниками в финансовом обеспечении я сравниться не сумею. Но им бы было и все равно — российское вооружение поставляется или нет, российские специалисты следуют с караваном или шаманы из племени мумбу-юмбу. Им гораздо проще.
И при этом платят больше. Может быть, мне тоже следует слегка самому подзаработать, если возможность представляется и если эта возможность никак не вредит интересам моей армии и моей страны. На интересы «Росвооружения» мне с большой колокольни — а они в Африке тоже встречаются — начихать...
Почему же нам не поставлять вооружение и сюда, если поставляем туда? Я лично не вижу большой разницы между президентом Анголы — верным марксистом-ленинцем Эдуардас Душ Сантосом и последователем идей «великого кормчего» доктором Савимби. За что они борются — нам никогда не понять.
Но если негласно поддерживаем одних и дружески относимся к другим, то почему бы не помогать и той, и другой стороне?
Вечером, во время занятий по скрытому передвижению в условиях пересеченной местности, Ван дер Хилл подошел ко мне, вопрошая взглядом. Я в это время втолковывал своим неграм:
— Вы же, застранцы, от природы охотники и следопыты, вы незаметнее тени должны быть. А вот ты, Алехсандэр, ползешь к противнику, спрятав голову почти под землю, сам ничего не видишь, а зад у тебя на полметра над землей выделяется.
— Это у меня зад такой... — с гордостью говорит боец. — Хорошо кормят...
— Ну, — соглашаюсь я, — тогда и лови им пули по собственному желанию... Любому в такой зад выстрелить захочется... Свинцовый понос себе обеспечишь...
Над ним смеются. Он и сам смеется.
— Ну как ты, — спросил капитан, — подумал?
— Уговорил ты меня, пожиратель леопардов...
Поехали к твоему ооновцу. Только я представляться не буду. Буду по-португальски с ним разговаривать.
Чтобы сразу не сообразил. А потом посмотрим. Могу я сойти за излишне бледного португальца?
— Сойдешь. Акцент он не поймет.
Ван дер Хилл, похоже, связался вечером по радиотелефону с генералом. В пять утра я проснулся от звука двигателя. Родную «бээмпешку» я по «походке» узнаю. Сначала даже думал, что это во сне что-то приблазнилось. Выглянул — стоит посреди деревни БМП-2, ствол, как слон хобот, опустив почему-то книзу.
Капитан уже болтал с механиком-водителем. Он, похоже, вообще не знает, что такое сон. Иногда просто закроет глаза и сидит у костра. Со стороны думаешь, что он спит, но подходишь и не успеваешь окликнуть, как он глаза тут же открывает и соображает при этом все.
— Я с тобой поеду. Может, чем помогу... — Ван дер Хилл забросил за плечо автомат. — Будем надеяться, что наши парни ни в какую историю без нас не влипнут...
Его заместитель, лейтенант-анголец, к двенадцати часам обычно бывал уже слегка пьян, и надежды на него особо возлагать нельзя. Поэтому капитан собрал сержантов и дал указания им.
Дорога предстояла дальняя — полдня мотать траву на гусеницы по территории, которую неизвестно кто сегодня контролирует, и потому капитан решил взять с собой восьмерых самых сообразительных солдат-наемников.
Мы долго тряслись, продвигаясь напрямик, без дороги, по саванне, ломая кусты и пугая диких животных своей веселящей душу скоростью и ревом двигателя. Машина самозабвенно дребезжала, как битая консервная банка, привязанная к хвосту собаки. И я только диву давался, каким образом водитель умудряется не потерять направление. При своей опытности я напрасно пытался сориентироваться.
И когда мы без лишних приключений прибыли к пункту назначения, я уже окончательно убедился, что попали мы туда абсолютно случайно. С таким же успехом мы могли бы и в саму Луанду въехать, и на Луне оказаться...
Дом наблюдателя ООН нашли быстро. Двухэтажное здание из необожженного кирпича, побеленное известкой, — чисто португальский колониальный стиль. Внутренняя охрана — тоже ооновская, но почему-то без традиционных голубых касок. И через дорогу в саманной хибаре — пост солдат УНИТА. Эти вышли посмотреть на нас и о чем-то поговорили с Ван дер Хиллом на одном из местных наречий. Я не понял ни слова. Капитан угостил их сигаретами, пока мы дожидались доклада.
Сам наблюдатель вышел к нам через две минуты.
Чуть постарше меня, спокойный парень. Приятно оказалось увидеть абсолютно русское лицо среди саванны.
Сначала он представился — капитан Ставров, потом спросил о цели нашего визита. Я не стал открывать перед ним карты и ответил по-португальски, с ярко окрашенным южно-ангольским, чуть жестковатым акцентом:
Через полчаса через вестового позвал меня к себе в палатку Весь наш отряд располагался в деревенских хижинах. Только командир да я жили в своих палатках, чтобы не слишком раскармливать местных блох, которые в этих хижинах готовы были друг друга поедом поесть. А африканские блохи куда голоднее российских и кусаются гораздо больнее. В палатке спокойнее Наклонившись, я вошел. Командир отложил в сторону книжку. Кубинское издание «Партизанской войны» Эрнесто Че Гевары. Трофей Он забрал книгу из кармана убитого кубинского диверсанта.
— Колонна идет... — сказал Ван дер Хилл. — С оружием. Через наш район.
— Данные откуда?
— Разведка донесла. Агентура из Луанды...
— Будем брать? — поинтересовался я.
— Много мелких деталей. Обсудить надо.
По тону Ван дер Хилла я понял, что ожидаются какие-то осложнения. Более того, во взгляде его читалось, что осложнения эти напрямую касаются меня.
Я погладил по ушастой голове вертлявого щенка деревенской собаки — командир подкормил его и оставил у себя в палатке. Других собак в деревне, не спрашивая разрешения хозяев, наши солдаты съели.
Этого тронуть не решались, зная, что командир на руку крут.
— Рассказывай...
— Колонна с российским оружием.
— Уверен?
— Конечно. Не в первый раз. И сопровождают ее ваши спецы. Такие же, как ты.
— Спецы или наемники?
Здесь разница существенная. Спецы — военные советники — были на обеих воюющих сторонах. То есть официально не воюющих — перемирие все-таки заключено еще в девяносто втором году, когда страна готовилась к выборам под контролем ООН Выборы прошли, претензии к результатам были большие, и УНИТА с результатами не согласилась. После этого официально война не возобновилась, но время от времени локальные боевые действия велись. Иногда даже достаточно крупные. Более крупные, чем во времена официальной войны. Естественно, что наши советники принимали в них участие. Точно так же, как и наемники. Но согласно Женевской конвенции 1948 года наемники являются военными преступниками.
Доктор Савимби ссориться с Россией не желает.
В очень сложной ситуации он вооружается как раз за счет России, как раньше вооружался за счет Советского Союза. Здесь весьма сложная и деликатная ситуация Советский Союз гнал и гнал вооружение в Анголу — рекой, потоком. Гнал бесплатно, от щедрости своей, хотя ангольцы готовы были платить.
Даже кубинцы за присутствие своих войск вывозили из Анголы тонны древесины ценных пород — красное и черное дерево. А уж об алмазах и говорить не приходится.
И ангольцев такими поставками наши соотечественники разбаловали до предела. Ни технику, ни оружие они совершенно не жалели — сказывалась вообще свойственная ангольцам беспечность. Идет отряд в рейд, берет запас патронов — чуть не на год. Возвращается назад — нести тяжело. Патроны выбрасывает. А иногда и автоматы. На базе новый дадут. Уж такого-то добра у них...
Так и жили. И подставляли без зазрения совести свои колонны с вооружением под удары УНИТА. Как правило, колонны сопровождались русскими спецами. Спецов унитовцы никогда не трогали. Даже извинения приносили за беспокойство.
Но с девяносто второго года официально Россия оружие поставлять Анголе перестала. Советники остались, правда, в меньшем количестве, и в большем появились в УНИТА. Но оружие продолжало поступать.
— Так спецы там или наемники? — повторил я вопрос.
— Не знаю, — честно признался Ван дер Хилл. — Но с этим мы разберемся. Я сам, по сути дела, наемник... С ними ничего не случится. Если сами на рожон не полезут... Дело в другом...
— Говори...
— В Кибале сидит военный наблюдатель ООН.
— Я слышал... Норвежец.
— Там новый месяц назад приехал. Русский...
— Интересно...
— С ним беседовал Каутотай.
Каутотай — бригадный генерал, которому мы непосредственно подчиняемся.
— О чем?
— О поставках оружия. Каутотай предлагал и нефть, и алмазы за оружие...
— Нашел кому предлагать... ООН должна следить, чтобы этих поставок не было.
Командир кивнул.
— Но поставки идут.
— По моим данным, Россия оружие Луанде не поставляет. Я специально интересовался этим вопросом.
Ван дер Хилл усмехнулся и закурил крепчайшую сигарету. Настолько крепкую, что мне, некурящему, дым ударил по носу, как хороший каратист пяткой.
— В том-то и дело, что не поставляет. И представитель ООН то же самое говорит. А оружие идет. Вот и нынешняя колонна...
— Хорошо, что от меня надо? — спросил я наконец напрямик.
— Генерал Каутотай просит тебя поговорить с русским ооновцем. Нам надо доказать, что оружие Луанде идет. И тогда мы сможем нажать на ваше «Росвооружение», чтобы и нам поставляли. Платить мы способны...
— Интересно... — задумался я. — Только как это будет выглядеть со стороны? Ты не задумывался? Получится, что я, российский офицер, работаю против своей же страны, меня сюда пославшей.
— Подумай сам! У каждой палки есть два конца.
Можно как-то иначе дело провернуть.
— Хорошо, я подумаю.
— И еще... Генерал сказал, что оплата тебе, в случае удачного завершения переговоров, пойдет наличными здесь же — сто тысяч.
— Недурно. Похоже, вашим очень нужно наше оружие. Сильно нравится?
— Сильно. И дешево.
— У нас говорят — дешево и сердито.
Капитан улыбнулся.
— Колоритный у вас язык! Так ты подумай...
Мы разговаривали по-португальски. А португальский язык с русским плохо совместим. Португальцам не дано понять даже в лучшем переводе, что представляет из себя Пушкин или Есенин. Нам никогда не смогут доставить истинного удовольствия классики литературы с берегов Тахо. И тем не менее Ван дер Хилл меня понял. Он вообще парень понятливый.
Я ушел подумать к себе в палатку.
Я здесь не наемник, я здесь в длительной и ответственной командировке. От того, как я покажу себя, будет зависеть подписание контракта для многих наших специалистов, до этого времени работающих в большинстве своем с противоположной стороны.
И представляю я здесь официально Российскую Армию — «краснознаменную и легендарную». Правда, армия и «Росвооружение» — две почти не соприкасающиеся конторы, хотя одному правительству и подчинены. И, выполняя здесь свои функциональные обязанности военного советника, имею ли я право участвовать в чем-то, что, возможно, не укладывается в интересы такой мощной структуры, как «Росвооружение»? Более мощной, наверное, чем даже наше ГРУ, потому что имеет такие финансовые возможности, которые разведчикам и не снились.
Официально — я здесь для того, чтобы обучать диверсантов из отрядов УНИТА премудростям своей профессии. Мне платят семь с половиной тысяч долларов в месяц. На руки я получаю две тысячи, остальное перечисляется в Россию на какой-то определенный счет. Значительная часть этих денег уйдет на нужды пославшей меня сюда организации. Естественно, с наемниками в финансовом обеспечении я сравниться не сумею. Но им бы было и все равно — российское вооружение поставляется или нет, российские специалисты следуют с караваном или шаманы из племени мумбу-юмбу. Им гораздо проще.
И при этом платят больше. Может быть, мне тоже следует слегка самому подзаработать, если возможность представляется и если эта возможность никак не вредит интересам моей армии и моей страны. На интересы «Росвооружения» мне с большой колокольни — а они в Африке тоже встречаются — начихать...
Почему же нам не поставлять вооружение и сюда, если поставляем туда? Я лично не вижу большой разницы между президентом Анголы — верным марксистом-ленинцем Эдуардас Душ Сантосом и последователем идей «великого кормчего» доктором Савимби. За что они борются — нам никогда не понять.
Но если негласно поддерживаем одних и дружески относимся к другим, то почему бы не помогать и той, и другой стороне?
Вечером, во время занятий по скрытому передвижению в условиях пересеченной местности, Ван дер Хилл подошел ко мне, вопрошая взглядом. Я в это время втолковывал своим неграм:
— Вы же, застранцы, от природы охотники и следопыты, вы незаметнее тени должны быть. А вот ты, Алехсандэр, ползешь к противнику, спрятав голову почти под землю, сам ничего не видишь, а зад у тебя на полметра над землей выделяется.
— Это у меня зад такой... — с гордостью говорит боец. — Хорошо кормят...
— Ну, — соглашаюсь я, — тогда и лови им пули по собственному желанию... Любому в такой зад выстрелить захочется... Свинцовый понос себе обеспечишь...
Над ним смеются. Он и сам смеется.
— Ну как ты, — спросил капитан, — подумал?
— Уговорил ты меня, пожиратель леопардов...
Поехали к твоему ооновцу. Только я представляться не буду. Буду по-португальски с ним разговаривать.
Чтобы сразу не сообразил. А потом посмотрим. Могу я сойти за излишне бледного португальца?
— Сойдешь. Акцент он не поймет.
Ван дер Хилл, похоже, связался вечером по радиотелефону с генералом. В пять утра я проснулся от звука двигателя. Родную «бээмпешку» я по «походке» узнаю. Сначала даже думал, что это во сне что-то приблазнилось. Выглянул — стоит посреди деревни БМП-2, ствол, как слон хобот, опустив почему-то книзу.
Капитан уже болтал с механиком-водителем. Он, похоже, вообще не знает, что такое сон. Иногда просто закроет глаза и сидит у костра. Со стороны думаешь, что он спит, но подходишь и не успеваешь окликнуть, как он глаза тут же открывает и соображает при этом все.
— Я с тобой поеду. Может, чем помогу... — Ван дер Хилл забросил за плечо автомат. — Будем надеяться, что наши парни ни в какую историю без нас не влипнут...
Его заместитель, лейтенант-анголец, к двенадцати часам обычно бывал уже слегка пьян, и надежды на него особо возлагать нельзя. Поэтому капитан собрал сержантов и дал указания им.
Дорога предстояла дальняя — полдня мотать траву на гусеницы по территории, которую неизвестно кто сегодня контролирует, и потому капитан решил взять с собой восьмерых самых сообразительных солдат-наемников.
Мы долго тряслись, продвигаясь напрямик, без дороги, по саванне, ломая кусты и пугая диких животных своей веселящей душу скоростью и ревом двигателя. Машина самозабвенно дребезжала, как битая консервная банка, привязанная к хвосту собаки. И я только диву давался, каким образом водитель умудряется не потерять направление. При своей опытности я напрасно пытался сориентироваться.
И когда мы без лишних приключений прибыли к пункту назначения, я уже окончательно убедился, что попали мы туда абсолютно случайно. С таким же успехом мы могли бы и в саму Луанду въехать, и на Луне оказаться...
Дом наблюдателя ООН нашли быстро. Двухэтажное здание из необожженного кирпича, побеленное известкой, — чисто португальский колониальный стиль. Внутренняя охрана — тоже ооновская, но почему-то без традиционных голубых касок. И через дорогу в саманной хибаре — пост солдат УНИТА. Эти вышли посмотреть на нас и о чем-то поговорили с Ван дер Хиллом на одном из местных наречий. Я не понял ни слова. Капитан угостил их сигаретами, пока мы дожидались доклада.
Сам наблюдатель вышел к нам через две минуты.
Чуть постарше меня, спокойный парень. Приятно оказалось увидеть абсолютно русское лицо среди саванны.
Сначала он представился — капитан Ставров, потом спросил о цели нашего визита. Я не стал открывать перед ним карты и ответил по-португальски, с ярко окрашенным южно-ангольским, чуть жестковатым акцентом: