Самаров Сергей. За нейтральной полосой

   Телохранитель осматривает окрестности и возвращается к «девятке». В это время из-за угла дома выходит человек в драной гражданской одежде, слегка приволакивает ногу, активно демонстрируя хромоту. Разин боится, что делается это чрезмерно. Слишком человек усердствует. Рядом с ним тяжело вышагивает мощная кавказская овчарка — на боку на шерсть налеплены сухие прошлогодние репьи. Это милиционер Гази со своим псом... Предварительно потребовалось еще и милиционера искать, имеющего пса, неотличимого от псов, живущих в местных селах... А потом перевозить собаку в вертолете... Появление человека — по внешнему виду местного жителя, да еще идущего по улице с собакой, — моментально поднимает напряжение, но тут же и сбрасывает его. Достаточно наглядно показывает, что развалины домов начинают заселяться. Это как бы намек на то, что произойдет потом...
   Телохранитель останавливается около «девятки».
   Пулемет уже не на плече. Ствол провожает Гази... Собака и милиционер обращают внимание на машины — как же не обратить... Гази прикладывает руку к глазам, чтобы лучше рассмотреть, и тут же ускоряет шаг, как сделал бы на его месте каждый мирный житель, а собака дважды коротко и басовито лает, но, услышав команду, спешит за хозяином. Они довольно быстро скрываются за углом.
   В «девятке» открывается задняя дверца. Кто-то задает телохранителю вопрос. Тот плечами пожимает, отвечает что-то. Сам в недоумении. Но село большое, всех местных жителей боевики не знают. Особенно тех, что жили здесь раньше и имеют право вернуться.
   И уже возвращаются время от времени.
   После короткой паузы, все еще поглядывая на угол ближайшего дома, телохранитель садится в машину.
   Едут дальше, а «Нива» так и замирает перед перекрестком.
   Подполковник прячется. По идее, он не должен быть замечен, но знает, что такое случалось. Осенью был инцидент, когда прекрасно замаскированный в стогу сена спецназовец пропускал идущих мимо боевиков. И только на мгновение открыл глаза, как встретился взглядом с вооруженным человеком. Пришлось тогда раньше времени открывать стрельбу и скомкать хорошо продуманную операцию. В результате два бойца получили ранения... Нет... Лучше уж спрятаться до поры... Тем более ждать недолго... Обычно Абу Бакар не задерживается у Али Бакирова больше десяти-пятнадцати минут.
   «Девятка» проезжает, и только ей вслед подполковник посмотреть может без опасения.

* * *

   — Я Волга. Внимание всем! Готовность номер один... Передать сигнал к перекрытию!
   Теперь начинается самое главное. Абу Бакара запустили в село... С другой стороны деревни пути отхода ему закроют омоновцы, покидающие укрытия по команде Разина. Но они тоже не входят в село открыто. Они пока не должны спугнуть полевого командира.
   Просто перекроют въезд и выезд. С этой стороны не даст египтянину уйти спецназ ГРУ. Мышеловка готова захлопнуться... Но захлопнуться она должна так, чтобы египтянин не имел времени осознать ситуацию.
   Его следует обязательно взять живым. Обязательно...
   Подполковник Разин, повернувшись с биноклем в сторону жилой части села, напряженно ожидает появления из-за угла красной «девятки». Подкручивать окуляры не надо — бинокль давно настроен под глаза подполковника, тем не менее он подкручивает, сбивает резкость и восстанавливает, пытается добиться наибольшей четкости. Это нервное. Ожидание всегда бывает нервным. Зато потом, в момент, когда действуешь сам, приходит хладнокровие. Сегодня оно не придет, потому что Разину выпала должность координатора общих действий. Значит, нервничать будет до тех пор, пока все не завершится. Главное — не упустить момент. Все рассчитано до секунд...
   Вот он — момент... Красная «девятка» возвращается!
   — Я Волга. «Нива» — вперед...
   Он еще не видит свою «Ниву», за рулем которой сидит милиционер в гражданском, но уже слышит звук двигателя на соседней боковой улице. Еще несколько секунд... Зеленая «Нива» выворачивает из-за угла и направляется навстречу «Ниве» с бандитами, что дожидается Абу Бакара рядом с перекрестком. Красная «девятка» едет в двадцати метрах позади зеленой «Нивы»...
   Пока график выдерживается секунда в секунду...
   Небывалое оживление в необитаемой части села может показаться подозрительным. Именно для того и пустили Гази с кавказской овчаркой — давали привыкнуть к мысли, что жизнь здесь меняется.
   Разин смотрит за секундной стрелкой часов. Некоторое время выжидает.
   — Я Волга. "Запорожец — вперед...
   Теперь где-то там, тоже невидимый для Разина, набирает скорость «Запорожец» с двумя милиционерами. Эти тоже в гражданском. Старенькая, побитая во многих местах машина движется наперерез «Ниве» и «девятке».
   — Я Волга. Всем! Внимание! Действие по плану, корректировка по обстановке...
   Подполковник снова меняет позицию, чтобы не попасть под случайный взгляд. Видит, как мимо него проезжает зеленая «Нива», а следом за ней, теперь уже на дистанции метров в тридцать, красная «девятка». Значит, Абу Бакар в сомнении. Он не останавливается, продолжает движение в том же направлении, но, из осторожности, приказывает притормозить, ждет, когда зеленая «Нива» минует белую «Ниву». Это естественная мера, но все просчитано, предусмотрено планом.
   — Я Волга. Всем «червям» пора выползать...
   Четыре угловых дома на перекрестке. Огорожены заборами. Один забор проломлен снарядом. Но пролом высоко. Он привлекает внимание, и на него обязательно будут смотреть. Поэтому спецназовцы не поленились. Под заборами не ставят глубоких фундаментов. Прокопали лазы — чтобы легко было проползти и занять позицию в заснеженных кустах прямо рядом с дорогой. Трудно долбили. Всю нынешнюю ночь потратили. Еле уложились. Земля мерзлая. Да еще долбили канаву, в которой можно спрятаться, чтобы в нужный момент, только перепрыгнув кусты, оказаться рядом с машинами. Канаву накрывали со стороны дороги сеткой, сетку присыпали снегом, принесенным из ближних огородов. Много было сделано. И сделано качественно.
   Зеленая «Нива» все ближе и ближе к перекрестку.
   Сбоку приближается «Запорожец». Только птице, парящей высоко в воздухе, и видно, что происходит.
   И спецназовцы об этом знают, хотя они и не птицы.
   Хотя на эмблеме у них только летучая мышь...
   Началось...
   «Нива» въезжает на перекресток. Одновременно туда же вылетает и «Запорожец», таранит «Ниву» в район багажника, чуть позади заднего колеса, как и положено таранить^[8], и почти полностью разворачивает. Сам проезжает чуть дальше, перекрывая дорогу.
   Филигранно сделано! Молодцы менты! Бьют друг друга, как снайперы...
   Обе машины останавливаются на перекрестке.
   Объехать их можно только через соседнюю улицу, но там лежит поперек дороги жестоко срубленное снарядом дерево, к тому же сама улица засыпана снегом — никто рядом не живет, никто улицу не чистит, — только узкая тропинка тянется через сугробы, но и та почти засыпана снегом. Из зеленой «Нивы» выскакивает взбешенный человек. Из «Запорожца» — еще двое. Кричат друг на друга. Ругаются, размахивают руками, показывают что-то, тыча один другого пальцами в грудь и в металл кузова машины...
   Разин наблюдает все это в бинокль, хотя расстояние такое, что ему даже крики хорошо слышны и без бинокля все прекрасно видно.
   Красная «девятка» совсем сбрасывает скорость и останавливается в пяти метрах от места аварии. Сначала реакции не последовало. Выжидают, осматриваются, осторожничают. Потом выходит телохранитель.
   Поводит ручным пулеметом вправо и влево. Ничего подозрительного не видит. Только после этого выходит водитель. Вдвоем идут к перегородившим проезд машинам. Что-то говорят с насмешкой. Их никто не слушает. Водитель с охранником удивленно переглядываются. Открываются обе дверцы в белой «Ниве».
   Оттуда еще трое направляются к перекрестку. Слушают, тоже переглядываются удивленно.
   — Я Волга! Работать...
   Разин знает, в чем заминка, — боевики не могут понять, на каком языке разговаривают участники аварии. Не сомневаются, что это какой-то кавказский язык, потому что улавливают отдельные слова. Это тоже было тонко рассчитано. Разговор участников аварии вызывает у боевиков замешательство. Милиционеры подбирались специально. Водитель зеленой «Нивы» говорит на лакском, двое из «Запорожца» на осетинском.
   В красной «девятке» распахиваются задние дверцы. Абу Бакар решает ускорить процесс выяснения отношений и выходит вместе со вторым телохранителем. Медленно идут к перекрестку. Телохранитель стреляет взглядом по сторонам и нервно перебирает пальцами цевье автомата. В руках Абу Бакара костяные четки — вместо обычных шариков на нити миниатюрные, искусно вырезанные человеческие черепа.
   На плече небольшая спортивная сумка. Странно, почему он не оставил сумку в машине?.. Что в ней?..
   Абу Бакар на месте...
   Теперь — пора...
   — Я Волга! Огонь...
   Выстрелы «винторезов» звучат так буднично, что Разину их не слышно за руганью участников аварии.
   Сразу падают оба телохранителя, вслед за ними два человека из белой «Нивы». Из канавы выскакивают спецназовцы. Сам Абу Бакар только еще пытается вытащить пистолет, когда получает такой удар ногой в пах, что зажимается и со стоном садится. Не церемонятся и с остальными. На всякий случай «разносят» резину обоих колес белой «Нивы» — неизвестно, остался ли кто в машине. Но теперь уже не уедет... Два бойца подскакивают к «Ниве» сбоку. В красной «девятке» распахнуты все дверцы. Видно, что там никого нет.
   — Я Волга! Приказ ОМОНу. Приступайте к «зачистке»... Начинайте прямо с дома одноногого Али Бакирова...

* * *

   Одноногий Али Бакиров испуган гораздо больше, чем Абу Бакар, тоже приведенный в его дом. Египтянин уже слегка ожил после унизительного удара и, хотя ноги старается держать «циркулем», все же держится с достоинством и даже руки в наручниках несет перед собой так, словно это его любимая поза И в глазах величавое спокойствие.
   Разин ставит на стол сумку Абу Бакара, внимательно контролируя глазами реакцию, и видит, как бледнеет одноногий инвалид. Костыль из-под его руки готов вывалиться. Значит, все правильно. Что-то в сумке есть... Разин вываливает содержимое на стол. А содержимого совсем немного. Только целлофановый пакетик весом граммов в сто пятьдесят...
   — Что это? — спрашивает подполковник, подбрасывая пакетик на руке.
   У Али Бакирова начинает подрагивать нижняя челюсть. Напуган... Видит это и сам египтянин. И потому отвечает с легкой насмешкой, произнося русские слова с забавным акцентом, словно с каким-то удивлением вопрос задает:
   — Не видишь, да?.. Героин... Очень хороший героин... Очень чистый...
   — Откуда он?
   — Друзья передали... Случайно попался им, и передали мне. Ты, говорят, наверное, лучше распорядишься... Ты это любишь... Да?..
   Разин прогуливается по не слишком опрятной комнате. Выглядывает в окно, смотрит, как омоновец пинками отгоняет маленькую собачку одноногого. Но та злая, неуступчивая, верткая. Не позволяет омоновцу даже отвернуться. Другие омоновцы смеются над ситуацией. Но в собачку не стреляют. Понимают, что такая мелкая животина даже укусить не может, только надоедает...
   — Сам потребляешь или отправляешь дальше? — вопрос полевому командиру.
   — Зачем дальше? Да?.. Самому, видишь, мало...
   Разин развязывает пакет, заглядывает в него:
   — Прямо так вот, все на себя и тратишь?
   1 — Хочешь, с тобой поделюсь...
   — Не потребляю...
   — А ты попробуй... Маленькая доза... На кончике ножа... Хорошо усталость снимает...
   Подполковник вытаскивает нож, подцепляет на его кончик немного белого порошка и подносит к лицу...
   Рассматривает в раздумье... Бросает взгляд на испуганного инвалида, на полевого командира... Те заинтересованно ждут превращения командира группы спецназа в наркомана...
   Но ближе к лицу рука не поднимается.
   — Не хочешь сам — дай мне... Как у вас, у русских...
   — С горя, — вспоминая русские народные привычки, говорит Абу Бакар. — Водку мне Аллах пить запрещает, так дай хоть порошок...
   Открывается дверь, входит майор Паутов.
   — Что? — спрашивает Разин.
   — Допрашивали... Пора ехать...
   Разин поднимает брови, спрашивая взглядом — куда ехать?
   Паутов моргает глазами. Понятно, что сообщение не для всех предназначено.
   — Дай... Дай хоть с ножа лизнуть...
   — Абу Бакар настаивает, почти умоляет, глаза его лихорадочно и почти истерично горят...
   «Не терпится...» — понимает Разин.

3

   В это время в другие районы Чечни, в горную часть республики, предвесенняя сырость еще не забралась. Здесь по ночам морозы основательнее, а при ветре это чувствуется особо. Тем не менее отдельная мобильная группа полковника Согрина, состоящая всего-то из трех человек — самого полковника и двух майоров, Сохно и Афанасьева, по прозвищу Кордебалет, — трое суток проводит на свежем воздухе.
   Спецназовцы отслеживают небольшую банду из двенадцати человек, прячущуюся в каменной пещере на каком-то склоне, но постоянно совершающую рейды в сторону горного селения. Регулярные рейды...
   Именно из-за этой регулярности и появилась возможность основательного слежения. Каждый день трое членов банды обязательно уходят около обеда и возвращаются в то же время на следующий день.
   И тут же уходит другая троица. Словно сменяют друг друга на посту. Такое челночное продвижение однажды заинтересовало постороннего наблюдателя, который оказался осведомителем районной милиции.
   Данные были переданы для оперативной разработки в штаб северо-кавказской группировки, потому что менты не в состоянии собственными силами произвести анализ странных действий боевиков. Нет у них для этого подготовленных специалистов.
   В штабе группировки тоже не сразу бросили силы на уничтожение бандитов. Подобные времена канули в прошлое. Научились присматриваться, чтобы выполнить дело качественнее и, по возможности, локальную операцию развернуть в операцию масштабную, широкую, с охватом всех связей. Там тоже показалось несколько странным такое регулярное передвижение. Передали дело для проработки в спецназ ГРУ.
   Разведчики опять же проявили осторожность. Первоначально стали наводить справки... И выяснилось, к общему удивлению, что эту банду и бандой назвать трудно, потому что эти странные, необщительные люди, появившись в горных местах в начале осени, ни разу не участвовали в какой-либо боевой операции, хотя ходят вооруженными и носят камуфлированные костюмы. Через селение как-то раз прошел большой отряд настоящих боевиков, матерых волков — уходил на зимовку подальше от обжитых мест и дорог. Вел с собой двенадцать пленников, которых, по мнению осведомителя, собирался обменять в Грузии. Все пленники — молодые ребята. С ними поговорить осведомителю не удалось — в селении отряд задержался ненадолго. Он углублялся в горы и не встретиться с первым отрядом никак не мог, потому что пользовался общей тропой. Должно быть, и встретился. Боевики приняли их за своих. Разошлись миром, хотя не все свои всегда миром расходятся.
   Сведения слишком странные, чтобы на них не обратить внимание. Группе Согрина поставили задачу провести разведку минимальными силами и, если есть к тому основание, вызвать подкрепление для проведения войсковой операции.
   Пошла обычная для разведчиков работа...

* * *

   — У меня нос мерзнет, когда на них смотрю... — с мрачной улыбкой ворчит майор Сохно, наблюдая, как три боевика возвращаются в горы, к своей пещере.
   Идут цепочкой. У каждого на груди автомат, за плечами рюкзак. Маски «ночь» на лицах, словно боятся, что их сфотографируют. Но маски — это разведчикам понятно, хорошо защищают от встречного ветра, который стремится обжечь кожу не хуже твоего кипятка...
   — Это у тебя оттого, что ты из-под снега свой нос слишком далеко высовываешь?.. — смеется Кордебалет. — Смотри, отморозишь самый кончик, он у тебя как светофор станет... Тогда уж сразу обнаружат...
   Придется тебя на пенсию списывать... А комиссия, сам знаешь, начнет придираться, не поверит в слова, посчитает красный нос последствием излишнего увлечения... Потрепят тебе нервы и без пенсии оставят...
   — Нам пока на мороз грех жаловаться... — говорит Согрин вполне серьезно и довольно.
   За эти дни, проведенные в горах, они, в самом деле, во множестве строят себе самые теплые убежища, из тех, что можно наспех построить в таких условиях. Пользуются возможностью — нынешняя зима на Кавказе выдалась снежная, склоны местами покрыты толстым настом, а в любой расщелине очень легко вырыть в снег у пещерку, защищающую от ветра и ночного мороза. Таких пещерок вырыто уже несколько. Все по ходу передвижения троек боевиков.
   Согрин решил отследить весь их путь частями. Куда ходят и зачем? Почему ровно на сутки? Первоначальное предположение, что боевики навещают селение, не подтвердилось. Группа потеряла день, поджидая их там, и не дождалась. Но отправляются именно в этом направлении. Значит, где-то сворачивают в сторону. И делают это где-то неподалеку от селения, иначе их не увидел бы местный житель-осведомитель. Координаты самого осведомителя менты, как случается часто, не дали. Не захотели «светить» того контактами с федералами. Понимают, что это может осведомителю дорого обойтись. Односельчане не любят русских, а боевиков всех мастей традиционно поддерживают. Горные районы населены не мирными чеченцами, а воинственными ичкерийцами^[9].
   — Вам не кажется, что вид у них усталый? — спрашивает полковник, не отрываясь от бинокля.
   Майоры поднимают свои бинокли. Смотрят долго.
   — Ты хочешь сказать, что они ходят каким-то маршрутом целые сутки?
   — Я не хочу этого сказать... — отвечает Согрин. — Я говорю только то, что они не на отдых ходили... Ночь наверняка не спали... Зевают все трое, сколько их наблюдаю... Видно, как маски натягиваются... Это может быть только от зевоты...
   Тропа извивается между уступами и большими камнями-валунами, похожими на скалы. Тройка боевиков скрывается за поворотом.
   — На склон... — командует полковник. — Против вчерашнего на два километра вперед... Пожалуй, сегодня этого должно хватить...
   Их передвижение стремительно. И скрытно. Разведчикам следует идти такими местами, где трудно увидеть со стороны тропы оставленные следы. А это возможно только на более высоком склоне, где ветер сдувает снег с камней. Поднимаются туда среди кустарника. Среди кустарника снег, конечно, лежит — застрял, но тоже не заметишь его издали. А дальше — камни. По ним — короткий и стремительный марш-бросок на опережение группы, которая вскоре выйдет на смену первой. И занять место впереди предыдущего, подготовить его для наблюдения. То есть найти расщелину, засыпанную снегом, и вырыть там пещерку.
   И все так, чтобы не попасть на глаза случайному постороннему человеку. Казалось бы, откуда взяться в этих необжитых горах постороннему человеку, что ему здесь делать. Но ведь точно так думали и боевики.
   Однако попали на глаза ментовскому осведомителю... И потому спецназовцы сами внимательно следят за окрестностями, чтобы не попасть на глаза осведомителю боевиков. Если кто-то случайный покажется, они обязаны обнаружить его раньше, чем он обнаружит их.

* * *

   — Плывут мои кораблики... — усмехается майор Сохно. — Где их пристань? Пристань где? Доложить попрошу...
   Боевики идут раскачиваясь, словно у всех походка одинаковая Ветер дует им в спину, раздувает одежду, вытягивает вперед капюшоны, как бушпритные паруса, в подступающих сумерках делая самих боевиков похожими на призраки экзотических кораблей.
   Сменная группа даже не доходит до нового места наблюдения, как отмечают разведчики, рассматривающие боевиков издали, с противоположного склона.
   — Где-то, похоже, рядом... — полковник Согрин отвечает на вопрос Сохно.
   Так и должно уже быть, потому что до селения осталось только три километра тропы. Каменный язык извиваясь спускается по склону. Прямо с тропы боевики перебираются на этот язык и уже по камням забираются вверх.
   И вдруг пропадают из поля зрения... Не сворачивают в сторону, а просто пропадают... Причем замыкающий еще успевает оглядеть окрестности, потом шагает за камень и из-за него не выходит.
   — Пещера... — говорит Сохно.
   Полковник разворачивает карту, насколько можно ее развернуть в тесноте маленького убежища, и наносит на нее значок.
   Они выжидают еще час. На всякий случай. Наблюдают по одному. Двое в это время отдыхают. Наконец Согрин смотрит на часы:
   — Пора...
   Теперь обратная дорога, тот же путь в противоположную сторону, только удлиненный на пару километров. До нужного места они добираются уже в темноте и торопливо, хотя с ответственностью и качеством, вырывают новое убежище. Здесь отдых до середины следующего дня. Один опять — на случай — дежурит, двое спят. Смена через два часа.
   — Продуктов осталось на двое суток, — констатирует Кордебалет.
   — Как раз успеем...

* * *

   Примерное время приближения очередной троицы боевиков спецназовцы знают. И потому встречают их с биноклями в руках. Все происходит точно так же, как накануне, исключая маленькую особенность. Теперь в поле зрения попадают не шестеро, а сразу девять по-походному одетых боевиков. Возвращающуюся троицу встречают две тройки, которые тащат двое саней с грузом. Это уже что-то новое.
   — Интересно... — сам себе говорит Сохно.
   Сани самодельные, больше похожи на волокуши, с той только разницей, что имеют хоть низкие, но полозья, сделанные из толстых гнутых веток. Несомненно, среди этой шестерки командир. Видно, как держится он с другими и как другие держатся с ним.
   — Разделились пополам... Сам бог велит наказать их за неосторожность. Куда идут шестеро — мы знаем... Куда пойдут трое — узнаем... — прикидывает Сохно.
   — Шестеро с двумя санями... — осторожничает Кордебалет. — Это нонсенс... Они могут пойти в другую сторону... И мы их потеряем... Если следить за ними, потеряем возвращающихся... Времени у нас в обрез. Питание на два дня плюс три дня без питания... Больше при такой погоде не протянуть, А если они за это время не вернутся?
   — Пятьдесят на пятьдесят... — полковник все еще сомневается. Но он привык обсуждать в своей маленькой группе все вопросы сообща.
   — Пятьдесят на пятьдесят? Едва ли... — не соглашается Сохно. — График они не нарушали. Почему должны нарушать его сейчас? Трое обязательно должны пойти в первую пещеру. Допускаю, что трое могут пойти в сторону. Но тогда у них были бы только одни сани. Для троих тащить двое саней по такой тропе сложно. Скорее... Восемьдесят на двадцать. И даже в этом случае стоит рискнуть...
   — Стоит, — теперь уже решительно соглашается Согрин. — Эти обязательно вернутся... В любом случае первую пещеру мы знаем, сегодня обязательно должны узнать вторую...
   — И нет смысла вызывать подкрепление... — уточняет Сохно. — Они разделились...
   Кордебалет плечами пожимает. Он не решил окончательно. Но и решает здесь не он. Поэтому невозражение принимается командиром за согласие.
   Боевики расстаются. Шестеро продолжают тащить сани. Трое усталой походкой, раскачиваясь, как накануне вечером, бредут дальше. Спецназовцы пропускают их мимо себя и выбираются из своей пещерки. Камуфлированные костюмы боевиков на чистом снегу видны хорошо. Разведчики — в белых маскхалатах. Их заметить труднее. Потому они и покидают убежище так смело, но на противоположный склон пока переходить не спешат. Ведут преследование издалека; Передвигаются, стараясь перебегать от камня к камню, но не забывают и по сторонам посматривать.
   И держат дистанцию строго. Чтобы и самим не высунуться, и бандитов не потерять. Такое преследование всегда утомительна. Благо идти приходится недалеко...
   — Часовой... — говорит Сохно и падает лицом в снег.
   Еще не видя часового бандитов, полковник с майором повторяют действия ведущего. Без движений лежат около минуты.
   — Не видит... — сообщает наконец Сохно. — Дальше собственного носа не видит...
   Только тогда поднимаются головы и бинокли подносятся к глазам.
   Часовой встречает прибывших рядом с большим камнем. Подпрыгивает, перебирает ногами — замерз. Значит, стоит давно, скоро его должны менять.
   Еще достаточно светло, чтобы рассмотреть даже в бинокль — площадка перед камнем основательно утоптана. Значит, здесь постоянный пост. И пещера, следовательно, где-то рядом.
   Так и вышло. Обменявшись с часовым коротким разговором, троица сворачивает за камень и исчезает из глаз разведчиков. Значит, вход близко. Это оплошность. Часового следует выставлять дальше от пещеры. Но у боевиков нет настоящей школы. Они учатся на опыте, если выживают. Сейчас спецназовцы как раз готовы преподнести им урок.
   — Шурик... «Винторез»... — коротко командует Согрин.