Сандему Маргит. Цветок виселицы

   Бессознательно он положил руку на пистолет.
   И решительно поехал вперед. Выбора не было, всадник в другом конце ложбины занял наиболее выгодную позицию.
   Но почему он поджидал Дана так открыто? Не лучше ли было устроить засаду?
   Разбойник был невысок ростом, но весь его облик выражал непоколебимую решимость.
   Ничего особенно грозного в нем не было, и между тем Дана терзала необъяснимая тревога.
   Доехав до конца ложбины, он чуть не вскрикнул от удивления. Всадник оказался женщиной!
   Наверное, она была напугана и не хотела ехать одна через видневшийся впереди лес. Дан снова придержал лошадь. Сюрпризы сыпались на него один за другим.
   Там, на гребне холма, его ждала Ингрид!
   Обуздав гнев, он пришпорил лошадь.
   Впрочем, какой там гнев! Даже себе он ни за что не признался бы, что рад ее появлению. Рад, растроган, но и встревожен. Он не знал, что ему делать.
   Его первые слова не могли быть другими:
   — Ты с ума сошла? Зачем ты здесь?
   Ингрид сияла, как солнце.
   — Решила поехать с тобой и помочь тебе собирать цветы и растения, — ответила она лучезарно.
   — Но это невозможно! Что скажут твои родители? Немедленно возвращайся домой!
   — Слишком далеко, — беспечно ответила она. — Я не успею добраться до дому засветло.
   Она была права. Возмущенный и раздосадованный, Дан все-таки не мог отвести взгляд от ее рыжих волос и дерзких глаз. Мужчине, ценящему женскую красоту, к тому же не состоящему с ней в родстве, она должна была казаться неотразимой.
   — Тогда придется мне проводить тебя домой, — со злостью сказал он.
   — Хотела бы я посмотреть, как это у тебя получится!
   Она пришпорила лошадь и понеслась по дороге на север. Дану ничего не оставалось, как последовать за ней, но догнать ее со своим тяжелым снаряжением он все равно не мог.
   — Остановись! Твоя взяла! — крикнул он наконец, понимая, что погоню продолжать бесполезно.
   Сказочно прекрасная, сидела Ингрид в седле, поджидая, пока он подъедет к ней. Ее огненные волосы горели в лучах вечернего солнца, желтые глаза сверкали, как начищенная медь, на пунцовых губах играла улыбка, поблескивали белоснежные зубы.
   Прекраснее быть просто невозможно, подумал Дан.
   Но в тот день в облике Ингрид появилось что-то новое. Какая-то особая стать и гордость. Дан вдруг подумал, что так должна выглядеть женщина, сумевшая завоевать того, кого любит.
   Только какое отношение это имеет к Ингрид? Разве ей нужно прилагать усилия для того, чтобы завоевывать мужчин? Им достаточно одного ее взгляда, и они сами упадут к ее ногам.
   — Чему ты радуешься? — мрачно спросил он.
   — Есть причины, — с дерзкой улыбкой ответила Ингрид. — Теперь я сильна! Непобедима! Бессмертна!
   Потом торжествующее выражение на ее лице сменилось растерянностью.
   — Почти, — тихо добавила она.
   — Чего же тебе не хватает? — насмешливо спросил он.
   Сияющие глаза Ингрид словно подернулись дымкой.
   — Не знаю, — задумчиво проговорила она и вдруг, спохватившись, сказала: — Я поеду с тобой!
   — Не поедешь!
   — Я нужна тебе!
   Дан, развернув лошадь, встал поперек дороги.
   — Что это у тебя там приторочено к седлу? Ты поглаживаешь свою поклажу, словно это сокровище.
   — Так и есть!
   — Что же это?
   — Тебя не касается! Уступи мне дорогу или я превращу тебя в лягушку, которая влюбилась в корову и страдает оттого, что ей до нее не дотянуться.
   Дан невольно улыбнулся.
   — Не выйдет.
   — Хочешь убедиться? — Глаза Ингрид превратились в две узкие щелки.
   — Хватит меня запугивать! Марш домой к матери!
   Некоторое время они еще препирались, горячась все больше.
   И все-таки поехали дальше. На север…
   — Я слышала, ты собираешься жениться? — спросила Ингрид вкрадчивым голосом женщины, одержавшей победу.
   — Да, когда вернусь. — Голос Дана звучал мрачно.
   — Она хорошенькая?
   — Не знаю. Меня устраивает. — Маделейн вдруг представилась ему бледной, невзрачной барышней, а ведь раньше он считал ее вполне привлекательной.
   — Разве ты не влюблен в нее?
   — Влюблен? Нет… — Дан поморщился. — Даже не знаю, что это значит. Игра для незрелых людей, которые выставляют себя на посмешище.
   Ингрид удовлетворенно хмыкнула.
   — Я тоже так думаю. Мужчины и впрямь очень смешны, когда распускают хвосты, словно павлины.
   — Перед тобой, небось, многие распускали хвосты?
   — Бывало, не скрою.
   — Говорят, ты тоже выходишь замуж?
   Ингрид пожала плечами.
   — Выйду, когда захочу.
   — Вот как? И как же зовут твоего жениха?
   — Тур Эгиль Фредерик Севед Франке.
   — Господи, что за имя! Кто он? Крестьянин?
   — Нет. Офицер и младший сын помещика. Ему не светит получить усадьбу, вот он и решил жениться на мне ради Гростенсхольма.
   — Так я и поверил, что только ради Гростенсхольма!
   — А ты милый! — Ингрид кокетливо посмотрела на него.
   — Глупая!
   Ингрид рассмеялась.
   Они остановились на ночлег в еловом лесу и долго сидели на своих попонах, пока Дан по обыкновению читал Ингрид очередную лекцию. Ему было приятно объяснять ей, чем он занимается, он был горд ее вниманием и говорил с увлечением.
   Ночь была теплая и нетемная, их окружали ели и запах леса, влажный и терпкий.
   — А ты знаешь, что моего учителя Улофа Рюдбека надоумил собрать коллекцию горных растений один мальчик…
   — Не может быть!
   — Да, ему всего восемь или десять лет. Он интересуется только растениями и животными. Его зовут Карл Линней. У его родителей хватило ума научить своего сына всему, что они сами знали о растениях. У них в Смоланде сказочный сад, это мне сказал Улоф Рюдбек, и маленькому Карлу выделили в саду отдельный участок. Но сейчас беднягу отдали в школу в Векше, где он страдает от глупости учителей, которые заставляют детей зубрить ненужные латинские названия и каждую неделю порют их за провинности, всех подряд, на всякий случай.
   — Все взрослые — тупицы! — пробормотала Ингрид, вспомнив пастора, который отказался учить ее. — И как же этот мальчик надоумил твоего Рюдбека собрать коллекцию растений?
   Дан не показал виду, что ее слова задели его за живое. Подумать только, назвать его идола, глубокоуважаемого профессора и ученого просто Рюдбеком!
   — Мой учитель получил письмо от отца мальчика. Карл решил записывать в тетрадь все растения, зарисовывать их и давать им названия. Конечно, это было детской игрой. Но моему учителю эта мысль понравилась, он вовсе не собирался заимствовать ее у мальчика — у него созрел далеко идущий план. Он не сомневается, что когда Карл Линней вырастет, из него получится выдающийся ботаник. Поэтому он поручил мне собрать коллекцию горных растений. Чтобы мальчик мог изучить их.
   — Замечательно, — Ингрид торжественно кивнула головой. — Я помогу тебе собирать редкие растения.
   — Спасибо, но не надо повторять ошибок всех новичков, которые берут только те растения, которые им понравились. Они срывают лишь самые диковинные растения и не обращают внимания на те, что растут у них под ногами. Люди многое знают о редком камышовом луне и красном коршуне, но почти ничего — о заурядном скворце.
   Ингрид улыбнулась, однако была уязвлена. Она как раз не хотела собирать одуванчики или репей.
   Оба помолчали, потом Дан спросил:
   — А ты влюблена в этого… с именами?..
   Ингрид фыркнула, не выразив ни малейшего почтения к своему жениху.
   — Зачем же ты собираешься выйти за него замуж?
   Она пожала плечами.
   — Как тебе сказать… за кого-то все равно надо выйти, хотя бы ради родителей. К тому же я единственная наследница Гростенсхольма и Линде-аллее. Долг обязывает меня выйти замуж.
   — Вот уж не думал, что у тебя есть чувство долга.
   — Ты не ошибся, — серьезно сказала Ингрид. — Но ради своих родителей я готова на все.
   — Молодец! — Глаза Дана потеплели.
   — Не болтай! — Ингрид была смущена его похвалой. — Хочешь, чтобы я отплатила тебе той же монетой? Пожалуйста! Ты так умен, Дан, так сильно преуспел в жизни! Сам профессор Улоф поручил тебе столь ответственное дело!
   Дан улыбнулся:
   — Признаюсь, слушать это не особенно приятно. Тем более, что это не вся правда.
   — А в чем же вся правда?
   — Я сам упросил профессора послать меня в Норвегию. Он считал, что я еще слишком молод для научного путешествия.
   — Ты не опасался лишиться его дружбы?
   — Конечно, опасался. Но разговоры с бабушкой Виллему и книга прадедушки Микаела произвели на меня неизгладимое впечатление. Мне неудержимо хотелось увидеть Долину Людей Льда.
   — Ага! — торжествующе воскликнула Ингрид. — И ты такой же! Ты ничем не отличаешься от нас!
   Дан слабо возразил ей:
   — У меня есть своя теория о могиле Тенгеля Злого. Я уверен, что она существует, и предполагаю, где именно. Конечно, мне больше нравится собирать растения. Единственное, что я сделал, — настоял на том, чтобы поехать в Норвегию.
   Ингрид вдруг встрепенулась:
   — Тс-с-с! Слышишь?
   — Нет, что там?
   — Тихо, не шуми!
   Дан вслушивался до звона в ушах и, наконец, услыхал приближающийся конский топот.
   Вскоре внизу на дороге показался всадник. Высокий, широкоплечий, он несся вперед, как демон.
   Ингрид схватила короб, который был приторочен к ее седлу и который она все время придерживала руками, и заползла с ним под ели.
   — Меня тут нет, — прошептала она Дану.
   Дан не успел даже удивиться, все его внимание было поглощено всадником. Он тоже уже догадался, кто это. Таким грозным и страшным мог быть только один человек.
   Ульвхедин, как и ожидалось, проехал мимо. Дан уже собирался позвать Ингрид из ее укрытия, но не успел.
   Грозный всадник остановил коня. Дан хорошо видел его при свете луны. Неподвижная, застывшая тень как будто подстерегала добычу.
   Потом Ульвхедин повернул коня и поехал к тому месту, где притаился Дан. Вид Ульвхедина не предвещал добра.
   Только теперь Дан понял, почему он так хорошо разглядел Ульвхедина. Того окружала едва видимая синеватая аура. Аура гнева? Или решимости? Этого Дан не знал.
   Ульвхедин не мог видеть их убежища! Лошади были спрятаны в елях, да и самого Дана невозможно было разглядеть среди веток. Должно быть, Ульвхедин учуял добычу своим звериным чутьем.
   В Гростенсхольме Дан не боялся его, несмотря на его свирепый облик. Но здесь Дан вдруг ослабел от страха.
   Он встал.
   — Это ты, Ульвхедин? Ты напугал меня.
   — Где Ингрид?
   Голос звучал резко, хрипло, нетерпеливо.
   — Ингрид?
   — Не притворяйся. Этим ты ничего не выиграешь.
   Ульвхедин спрыгнул с лошади и подошел к Дану, который пытался скрыть свою робость. Таким он Ульвхедина еще не видел. Желтые глаза превратились в узкие щелки, однако они пылали огнем, зубы, оскаленные, как у рыси, поблескивали в темноте.
   — Зачем тебе Ингрид?
   — Она взяла то, что принадлежит мне!
   Короб! Тот. который она так ласково поглаживала всю дорогу.
   — Ингрид украла?.. Но тогда…
   Дан хотел было сказать, что тогда он не обязан защищать ее, но не успел.
   Из укрытия Ингрид не доносилось ни звука, но Ульвхедин зорко посмотрел в ту сторону, где она притаилась, и хищно метнулся под ели.
   Ингрид вскрикнула и вскочила. Она летела, точно стрела, Ульвхедин гнался за ней по пятам.
   — Стойте! — закричал Дан, но они не слышали его. Испуганный их горячностью, он бросился за ними. Несмотря ни на что, в их жилах текла одна кровь. Люди Льда не должны были сражаться друг с другом!
   Ульвхедин догнал Ингрид уже на открытом месте. Она обернулась и ударила его коробом.
   — Ты взяла то, что принадлежит мне, — прошипел он, точно змея, пытаясь схватить ее.
   — Но нашла его я! — крикнула Ингрид. — Мне дала его Суль!
   Суль? Дан похолодел от страха. Неужели Ингрид сошла с ума?
   Ульвхедин тоже замер, но его рука железной хваткой сжимала запястье Ингрид.
   — Суль? Лжешь!
   — Не лгу! Я попросила ее помочь мне, и она показала мне дорогу.
   — Как это?
   — Она явилась и пошла впереди меня к Линде-аллее.
   — И ты ее видела?
   — Да, но не вблизи. Она скользила впереди меня. Потом показала, где тайник, и исчезла.
   Ингрид еще не отдышалась после схватки с Ульвхедином.
   — Ты лжешь, — повторил он. — Дом в Линде-аллее всегда заперт.
   — Я знала, где висит ключ.
   Ульвхедин снова ощутил приступ гнева.
   — Что бы ты ни говорила, а сокровище принадлежит мне! Ты не имела права…
   — Отпусти меня! Оно мне нужно самой!
   Сокровище? По спине у Дана побежали мурашки.
   — Прекратите сейчас же, оба! — взревел он. Они повернулись к нему.
   — Не вмешивайся, ты сам заварил эту кашу! А сейчас мы ведем с Ингрид свой спор, тебя он уже не касается! — рявкнул на него Ульвхедин.
   — Я заварил кашу? — обиженно проговорил Дан, но они не слушали его.
   Ульвхедин пытался вырвать у Ингрид короб, она сопротивлялась, яростно, как кошка, царапалась и кусалась. Оба покатились по земле.
   Перевес был на стороне Ульвхедина, в этом можно было не сомневаться. Ингрид затихла и пробормотала несколько слов.
   Ульвхедин вскрикнул, съежился от боли и отпустил Ингрид. Она тут же вскочила и бросилась наутек.
   — Ты еще не забыла свои фокусы, чертовка? — закричал Ульвхедин. — Ну так получай!
   Он встал, но не двинулся с места. И тут Дан увидел, на что способен Ульвхедин. У него на глазах Ульвхедин превратился в огромный ледяной столп, от которого валил морозный пар. Ульвхедин наклонил голову и произнес какое-то заклинание.
   Ингрид остановилась. Она обернулась и, словно околдованная, смотрела на Ульвхедина. Он и в самом деле околдовал ее. Дан видел, как она в ту же минуту стала превращаться в лед, беспомощная, обезумевшая от страха. Ульвхедин умолк и снова сделался самим собой. Он подошел к Ингрид и хотел поднять выроненный ею короб, но его остановил окрик Дана.