Сандему Маргит. Демон и дева

   — Почему нет. Это корень мандрагоры. — Хейке развязывал шнурок на рубашке. — Ты наверняка слышала про него.
   — Да-а-а-а, — дрожащим голосом согласилась Винга. — И он у тебя? А все думают, что он пропал навсегда.
   В неярком свете весенней ночи девочка восхищенно рассматривала талисман. Рассказы о нем она слышала с самого детства, но думала, что все это сказки. Какой же он большой и какой… живой! Ну не по-настоящему живой, конечно, но создавалось такое впечатление, что он может в любой момент зашевелиться.
   Слегка поколебавшись, она все же дотронулась до корня. Хейке почувствовал, что корень не против. Винга взяла корень и погладила указательным пальцем. Все это она проделала молча, не говоря ни единого слова.
   Тут она заметила, что ее руки касаются груди Хейке, ощутила тепло его тела, щекотание волос. И рывком убрала руку.
   Он вопросительно посмотрел на нее, но она не отвечала. Она не могла рассказать о том тайной огне, что пробежал по телу при прикосновении к нему. Она ничего не понимала, но интуитивно чувствовала, что об этом не говорят.
   То, что она пережила, было очень приятно и в то же время ужасно!
   Она оставила свои чувства при себе.
   Хейке снова зашнуровал ворот рубашки, и они двинулись дальше. Небо на востоке посветлело; скоро встанет солнце. К восходу солнца им надо быть далеко отсюда.
   — Совсем как тролли, — громко засмеялась девушка.
   — Что ты имеешь в виду?
   Она объяснила. И он тоже засмеялся.
   Винга снова взглянула на парня. Ей в голову пришла дикая мысль: а что, если он и действительно горный король? Тогда ему надо прятаться от солнца. Пора торопиться в гору?
   Потом она подумала о другом: она бы последовала за ним. В гору. Без колебаний!
   В голове пролетели воспоминания о детских сказках. В детстве она не раз задавалась вопросом: почему у всех, уведенных в гору, всегда рождалось так много детей? Откуда они брались?
   Теперь она уже взрослая. И ей совсем не хотелось ломать голову над этой загадкой.
   Хейке помог ей выбрать и упаковать необходимые вещи. Старая тележка была в целости и сохранности. Оставалось только навьючить на козу все имущество. Скарб был не тяжел.
   Можно пускаться в путь.
   Винга в последний раз огляделась.
   — Вряд ли я буду скучать по этому месту, — тихонечко пробормотала она.
   — У меня не укладывается в голове, как ты смогла прожить здесь совсем одна, — сказал Хейке. — И обустроить это жилье. Я бы вряд ли стал двигать эти балки. Ведь все могло рухнуть тебе на голову. Пошли, нельзя терять времени. Сюда вот-вот придут!
   — А как ты думаешь получить Гростенсхольм назад?
   — Хорошо, что ты спросила только про Гростенсхольм. Сначала наши усилия надо будет сосредоточить на этой усадьбе. Не потому, что она моя, я не такой эгоист. Просто у них было мало причин конфисковывать ее. Я думал найти какого-нибудь честного чиновника — если такие есть, конечно.
   — Помощника судьи?
   — Это было бы лучше всего. Раньше один из наших предков, Даг Мейден, занимал подобную должность. Но это было в незапамятные времена. Так что мы не можем сослаться на него. Да и вряд ли о нем кто сегодня помнит. Но самое досадное в том, что герр Снивель сам занимает высокий пост. И очень влиятелен. Так, во всяком случае, говорит Эйрик. Так что нам будет непросто.
   — Да уж, не так все весело, — констатировала Винга.
   — Нельзя терять надежды. Мы еще не приступали к делу.
   Винге очень нравилось, что Хейке все время говорил «мы». Он считался с ней.
   Для того кто, подобно ей, так долго прожил вдали от человечества, это особенно приятно.
   По дороге, вдоль опушки леса, шли две женщины. Увидев их, Винга инстинктивно бросилась прочь и спряталась в кустах.
   Хейке поднял ее и, улыбаясь, заметил:
   — Они не могут видеть нас. Ведь мы в лесу. Забудь, что ты когда-то была зверем. Теперь ты снова человек.
   — Я в безопасности только тогда, когда ты рядом, — отвечала она.
   — Потому что я сам как зверь?
   — Может, и так. И это не в обиду тебе сказано, скорее наоборот!
   — Да ты меня и не обидела вовсе. Они пошли дальше.
   — Но сначала нам надо узнать некоторые подробности. Ты знаешь, например, сколько времени герр Снивель прожил в Гростенсхольме?
   Она задумалась:
   — Точно не помню. Но прошло не так уж много недель с тех пор, как я впервые увидела, как в усадьбе кто-то поселился.
   Хейке кивнул:
   — Тогда у нас есть шанс.
   — О чем ты?
   — О сокровище. Мы должны унести оттуда сокровище, прежде чем он обнаружит его и все уничтожит.
   — А ты знаешь, где оно?
   — Да. Тетя Ингрид мне рассказала. — Он улыбнулся. — О, Ингрид все знает. И ей очень хочется, чтобы мы нашли его!
   — Она тебе сама об этом сказала? — боязливо осведомилась Винга.
   — Нет, она ни словом не обмолвилась. Я сам чувствую.
   — А все-таки, наверно, интересно быть меченым? — наивно спросила Винга. Он сразу посерьезнел:
   — В этом есть, конечно, свои преимущества. Но я бы отдал все на свете, чтобы только стать обычным смертным.
   — Ты хочешь сказать, быть красивым?
   — Ты слишком бесхитростна, — сухо сказал он. — Да, именно это я и имел в виду.
   Винга попыталась сгладить ту боль, что причинила ему своим вопросом:
   — Но ведь все равно интересно. Не обязательно же быть красивым.
   — Да, конечно. Оба замолчали.
   — А как ты собираешься забрать сокровище? — безнадежным голосом спросила она. Ни за что на свете она не хотела обидеть своего нового друга, но так получилось.
   Он ответил приветливо, как всегда:
   — Я хотел пробраться в усадьбу ночью. И тогда…
   — Мы вместе проникнем туда!
   — Не говори глупости. Тебе туда нельзя.
   — Кто лучше меня может спрятаться от людских глаз?
   — Винга, я… Знаешь что, давай не будем обсуждать этот вопрос! Во всяком случае, я планировал пробраться на усадьбу через подвал.
   — Так сокровище в подвале?
   — Нет. Ты ведь знаешь, у нас в роду было много врачей. Целая комната отведена под… ну как сказать… лабораторию. Там много шкафов. Если открыть дверцы одного из них, найдешь потайную дверь. Там-то и лежит священное сокровище. Там же находится бутылка Ширы и все остальное. Если Снивель решит переделать дом, убрать все шкафы, то он может его найти. А этого, Винга, случиться не должно!
   — Странно, почему Люди Льда не перепрятали сокровище после смерти Ингрид!
   — Людьми Льда, девочка моя, были, между прочим, и твои родители, что жили в Элистранде. Они, вероятно, решили, что вскоре кто-нибудь из нашего рода приедет из Швеции и возьмет Гростенсхольм себе. Кто мог знать, что их поразит смерть! А потом осталась только ты.
   — Да, — жалобно ответила она. — Я была тогда совсем ребенком. В душе. И я все еще играла в детские игры. И ничего не понимала!
   — От тебя тогда никто ничего и не требовал. У тебя своих проблем хватало. Такая ужасная потеря, заботы об Элистранде.
   Она задумчиво кивнула, глядя себе под ноги.
   — А как ты думаешь забраться в подвал?
   — Еще не знаю, — откровенно признался он. Винга задумалась. Предложить или не предложить?
   — Хейке… может, я все же смогла бы тебе помочь?
   — Что ты хочешь сказать?
   — Когда я была маленькой, то часто приходила к тете Ингрид в Гростенсхольм. Однажды я получила хороший нагоняй, потому что могла свернуть себе шею.
   — Что же ты сделала?
   Она остановилась. За деревьями, на холме, виднелись потемневшие стены Гростенсхольма.
   — Видишь вон ту башенку? Я решила удивить тетю Ингрид. Зашла я в обычную дверь, а спустилась с башни по лестнице.
   Хейке остановился и взглянул на нее вопросительно. Коза рассеянно жевала свисавшую с телеги одежду.
   Винга повернулась:
   — Я просто взяла да и забралась на башню снаружи.
   Хейке посмотрел сначала на Гростенсхольм, потом на Вингу:
   — А что, там есть лестница?
   — Нет. Я сначала взобралась на каменную стену, ставя ноги меж камнями. А затем ставила ноги на торчащие бревна.
   Гростенсхольмский дом представлял собой сруб в лапу. И все равно! Хейке не мог представить себе, как Винга смогла забраться наверх. Дом был высок!
   — И голова у тебя не закружилась?
   — Кружилась. Но я просто не смотрела вниз. А по крыше ползти было уже проще.
   Ему стало нехорошо уже от одной мысли об этом.
   — Покажешь мне этот путь.
   — Я хочу пойти сама.
   — Не будь дурочкой!
   — Но я не могу так, на пальцах, объяснить тебе дорогу.
   Хейке надолго задумался. Затем кивнул:
   — Хорошо. Ты победила. Пойдем вдвоем.
   Вряд ли когда ему приходилось видеть такое сияющее лицо!
   Но когда он упомянул про небольшой домик, снятый у Эйрика с сыном, она вдруг заартачилась.
   — Разве он не находится совсем рядом с их усадьбой?
   — Они совсем не опасны. Они ненавидят герра Снивеля. А нас, Людей Льда, любят. Кроме, пожалуй, Торы. Впрочем, она была не из рода Людей Льда. Они часто и тепло вспоминают тебя, переживают, беспокоятся — жива ли ты еще. Их тебе нечего бояться.
   — Ладно, — Винга тихонечко освободила руку. — Тебя я признала. Ты как я. Но никого другого я видеть не хочу. Я могу жить в лесу.
   — Нет, не можешь! Но, с другой стороны, со мной ты тоже не можешь жить. Я поговорю с Эйриком. Ты сможешь жить вместе с его внучкой.
   — Нет! — уперлась Винга. — Я не могу, я не буду! — Хейке пришлось тащить ее за собой.
   — Хватит ребячиться! — нетерпеливо бросил он.
   Вскоре Хейке успокоился. Он вспомнил о том, что пришлось пережить Винге, как жизнь в одиночестве повлияла на ее развитие, как изменилась для нее жизнь.
   Парень тяжело вздохнул:
   — Сегодня переночуешь у меня. Но только один раз. Не будем давать почву слухам.
   А про себя подумал: «Когда она ближе познакомиться с семьей Эйрика, с каждым из них, начнет им доверять, все станет проще». Он не мог оставить ее у себя. Слишком Винга стала взрослая. Люди любят посплетничать.
   Как только Хейке успокоился, Винга тоже повеселела. Она следовала за Хейке словно послушный ягненок. Смиреннее, чем коза. Та пыталась бодаться, когда у нее отнимали такую вкусную зимнюю одежду.
   — Вот тут я и живу, — вдруг сказал Хейке. Винга резко остановилась:
   — Но это же старый дом Симена! Ты не можешь здесь жить!