Страница:
Тамлин сам дал ей ответ на этот вопрос.
Однажды, когда они были вечером одни дома, она задала ему именно этот вопрос.
Сидя перед ней на письменном столе, он фыркнул.
— Это дерьмовые демоны, — презрительно произнес он. — Демоны Людей Льда — просто дерьмо!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я знаю, кто я.
— Откуда ты можешь знать это? В первый раз, когда я увидела тебя, ты был маленьким серым комочком, сидящим на подушечке! Ты был величиной с куриное яйцо.
— Но я вовсе не цыпленок, — прошипел он своим хриплым голосом. — Я знаю о себе все, потому что кто-то внушил мне эти знания.
— Очень может быть. Тогда кто же ты?
— Ночной демон.
Ванья задумалась. Было ясно, что он ждет ее похвалы.
И она сказала:
— Приятно слышать об этом. Но я не знаю, что это означает.
— Ночные демоны невидимы, они обретают зримые черты лишь в кошмарных снах. А моя мать — одна из самых знатных ночных демонов.
— А твой отец?
— Мой отец — демон бури. Но кто может увидеть ветер?
Его голос, казалось, исходил из пустой бочки, словно органы речи были у него устроены не так, как у людей. Ему стоило большого напряжения говорить с ней.
Ванья была удивительной девочкой и нередко выражалась как взрослая.
— Значит, демоны Людей Льда — самые обычные? — придирчиво произнесла она.
— Самые что ни на есть обычные. Таких, как они — миллионы.
— Ты преувеличиваешь.
— Да, но ты задаешь такие глупые вопросы.
— А ты слишком много ругаешься! Его глаза злобно сверкнули.
— Ты сама научила меня этому.
— Да, ты прав. Почему ты оказался в моей комнате?
— В твоем доме, — поправило ее маленькое существо. — Комната была выбрана совершенно случайно, просто здесь стоял такой удобный шкаф. Никто не ожидал, что ты сможешь увидеть меня. Собственно говоря, кто ты такая, черт возьми?
— Не скажу. Почему ты оказался в этом доме?
— Не скажу. Если ты держишь при себе тайну, то и я буду держать.
— Может быть, нам обменяться тайнами? Тамлин пристально посмотрел на нее.
— Нет. Я не имею права ничего говорить. Но ты можешь рассказать о себе.
— Покорно благодарю, я не такая дура. Почему ты не имеешь права ничего говорить?
Он в ярости приблизил к ее лицу свое злобное личико.
— Потому что у меня есть одно поручение, проклятая старая приставуха!
— Я никак не могу быть старой, потому что мне нет еще и двенадцати лет!
Они посмотрели друг другу запальчиво в глаза. И поскольку Ванья понимала, что должна уступить, она сдалась.
Встав со стула, она отошла в сторону. Ей было все это не безразлично, она была так привязана к своему товарищу по комнате, что он уже не казался ей уродливым. На голове у него начали расти волосы — жесткие, зеленоватого цвета, которые ей вскоре пришлось подстричь. Он постоянно проказничал, но определенным образом давал ей понять, что принимает ее общество. Он видел в ней союзника, товарища по играм, которого можно дразнить и обижать.
Она следила за тем, чтобы ее семья ни о чем не узнала, потому что она по-прежнему боялась, что кто-то может отнять его у нее. Он не должен был интересоваться другими членами семьи, он был ее собственным тролльченком, с которым она любила возиться, стелить ему постельку, стирать штанишки, причесывать, давать зеркало, чтобы он полюбовался собой, что он охотно делал. И в то же время он злился на нее за то, что она постоянно крутилась вокруг него, швырял в нее щеткой или кусал ее так, что прокусывал на руке кожу. Он никогда не бывал послушным; даже когда он позволял ей приводить себя в порядок, у нее было такое чувство, что этот детеныш задумал какую-то дьявольщину, или же он позволяет ей делать это лишь потому, что ему доставляло это удовольствие. Конечно, он злоупотреблял ее добротой, но Ванья шла на это сознательно, ей нравилось укрощать его. Он любил болтать с ней. Вернее, дразнить ее, выясняя, как далеко он может зайти в своем бесстыдстве. И когда ему удавалось заставить ее плакать, он бывал в приподнятом настроении.
Они составляли в высшей степени странную пару. Она была преисполнена доброты, он — злобы. Но каким-то непостижимым образом они ладили друг с другом, поскольку оба хотели этого; и каждый из них оставался самим собой.
Семья Ваньи радовалась ее занятости. Большую часть времени она проводила теперь дома и не стремилась так много играть с остальными детьми, как раньше.
— Ты можешь понять, что происходит с девочкой? — с улыбкой сказала однажды Агнета, когда Ванья отправилась к себе, держа под мышкой книгу. — Она вдруг так стала интересоваться демонами! Она читает все, что может достать…
— Демоны! — фыркнул Хеннинг. — Слишком рано ей знать еще историю Людей Льда! Впрочем, в нашем роду дети впитывают это с молоком матери.
— Она так заинтересовалась, что читает все сама. Ей хочется побольше узнать о демонах Тулы, насколько я понимаю.
— Да, странная девочка! Она не такая, какой кажется. Не хрупкая фарфоровая куколка. Может, нам отпраздновать твой день рождения? Придут Вольдены.
— Все уже готово, и я сама готова принимать подарки, — улыбнулась ему Агнета.
У Хеннинга с его второй женой Агнетой сложились добрые отношения. К нему она обратилась за помощью, когда ждала Ванью. Вернее, он попросил ее, чтобы она позволила ему заботиться о себе. Она поблагодарила, согласилась и никогда потом не жалела об этом. Любовь может вырасти из дружбы и преданности.
Когда все уже сидели за столом в гостиной в ожидании жаркого, Хеннинг, глядя через открытую дверь столовой на празднично накрытый стол, сказал:
— Сегодня ночью я видел страшный сон.
— Тебе обычно не снятся кошмары, — с ласковой улыбкой сказала Агнета. — Этот сон ничего не значит.
— Нет, — задумчиво произнес Хеннинг. — На этот раз все… не так.
— В каком смысле?
— Мне приснился Тенгель Злой.
— Вот это да! Но это вполне естественно! Разве Людям Льда не может сниться то, чего они больше всего боятся?
— Он был здесь, — продолжал все так же задумчиво Хеннинг. — И все-таки не здесь…
— Ты хочешь сказать, что его дух был здесь? — спросил Вильяр.
— Не-е-ет… — неуверенно произнес его сын. — Это был не его дух. И все-таки я почувствовал, что за мной… наблюдают.
— Знаешь, отец, — сказала Бенедикта, держа на руках маленького Андре. — Последнее время у меня тоже такое чувство.
Хеннинг быстро повернулся к ней.
— И у тебя тоже? Это важно, ведь ты меченая, а значит, более чувствительна, чем мы все. Расскажи!
— Нет, рассказывать мне нечего. Мне снился какой-то туманный, неприятный сон, какой-то хриплый голос, задающий вопросы, но я не запомнила содержание этого сна. Думаю только… думаю, что нам следует быть… осторожными.
— Да, — сказала Малин. — Я могу сказать то же самое: временами я просыпаюсь в страхе, потому что мне снится, что за мной наблюдают.
— И тебе тоже это снится? — удивленно спросил Хеннинг. — Но ты же не живешь в этом доме!
— Это не имеет значения. Кристоффер тоже жалуется на то, что ему снятся кошмары. А ведь он совершенно здоровый мальчик!
— Да, — сказал Кристоффер. — Мне показалось, что я кого-то вижу во сне и отвечаю на вопросы. Кто-то хочет знать, чем я занимаюсь, что я думаю о том-то и о том-то. Это само по себе не так уж страшно, но все-таки!
— То, о чем вы все говорите… — задумчиво произнес Вильяр. — Это не Тенгель Злой! Это нечто более… мелкое.
Все согласились с ним.
— Но все-таки мне кажется, что за всем этим стоит Тенгель Злой, — сказал Хеннинг.
— Похоже, только вы, представители рода Людей Льда, видите эти кошмары, — сказала Агнета.
— Надеюсь, хотя Андре спит спокойно, — с дрожью произнесла Бенедикта, крепче прижимая к себе сына.
— Он всегда спит крепко. Но как обстоят дела с Ваньей?
— Да, а где она, кстати? — старческим голосом произнесла Белинда, сидящая в уголке дивана, словно осколок давно ушедших времен.
— Ванья? Думаю, она в своей комнате, — ответил Хеннинг. — Она проводит там большую часть времени. Учит уроки.
— Она снова начала играть в куклы, — с улыбкой сказала Агнета. — Я никогда раньше не видела, чтобы в ее кукольных вещах был такой порядок, как теперь.
Она стирает и отбеливает постельное белье, словно настоящая маленькая хозяйка.
— Да, она чудит так уже давно, — усмехнулась Бенедикта.
— Уже несколько месяцев. Может быть, это потому, что она так одинока?
— Не думаю, — ответила Агнета. — У нее много подружек в школе, с которыми она возвращается домой и играет, если они заходят за ней. Но я согласна с вами — она действительно любит сидеть в своей комнате, читать или играть в куклы. И она никогда не приглашает домой своих подружек.
Бенедикта встала и сказала:
— Пойду позову ее, она должна быть вместе с нами.
— Да, ужин уже готов, пора садиться за стол! — сказала Агнета.
— Она наверняка читает какую-нибудь книгу о демонах, — весело крикнул Хеннинг вслед Бенедикте. — И зачем все это ребенку?
Вскоре Бенедикта вернулась обратно.
— Ванья сейчас придет, — сообщила она. — Она действительно сидела за письменным столом и читала вслух. Когда я вошла, она подскочила на стуле. Я тоже думаю, как и ты, отец: зачем все это ей?
— Школьные уроки, куклы и демоны! Вот так мешанина! — засмеялся Пер Вольден, муж Малин.
— Думаю, урокам здесь отводится меньшая часть времени, — сказала Агнета. — Если судить по результатам.
— Да, ее успеваемость заметно снизилась за последний год, — сказал Хеннинг. Все сели за стол.
— Но Ванья очень умна, — заметил Пер. — Ребячлива и одновременно черезвычайно рассудительна.
— Она очень умна, — сказал Хеннинг.
— И она на редкость милая девочка, — убежденно сказал Пер.
И тут в столовую вошла Ванья с задумчивым, мечтательным взглядом. Поразительно красивый ребенок с медно-рыжими волосами, кожей, напоминающей цветок персика, и несколько пикантными веснушками на маленьком носике. Черты лица — как у эльфа, летящая походка, стройная фигурка, разумеется, еще плоская спереди, потому что она еще ребенок, но обещающая многое. Все ее существо давало окружающим радость: грациозные движения, трепещущая на губах улыбка, звонкий, как колокольчик, голос, какая-то трогательная беззащитность.
Но Ванья была вовсе не беззащитной. Она была одной из самых сложных натур из немеченых Людей Льда, и никто не знал, что она таит в себе. Она изумляла окружающих своим умом и душевной силой, которые проявлялись всегда неожиданно. Внешне она казалась застенчивой, милой, пустой курочкой. Но это совершенно не соответствовало действительности. Ванья была необычайно дальновидной, хотя, надо сказать, это проявлялось у нее не всегда, и бесстрашной. Она знала, что вызывает у окружающих желание защитить ее, и часто играла на этом, когда хотела добиться своего. В остальном же она была такой доброй, каким может быть только человек из рода Людей Льда. Она давно уже поняла, что она натура сложная, и объясняла это своим, мягко говоря, смешанным происхождением. Мать — дочь священника, отец — жуткий меченый из рода Людей Льда, дед — Люцифер собственной персоной, черный ангел, бабушка — удивительная женщина по имени Сага, избранная из рода Людей Льда.
И дело не становилось проще оттого, что ее приемный отец Хеннинг был добрейшим и добропорядочным крестьянином.
Все эти люди оказали на Ванью влияние. Возможно, меньше всего в ней было от отца, Ульвара. В Ванье не было никакого зла. От него ей досталась, пожалуй, лишь тяга к мистическому и запретному, например, к миру демонов.
И на это были свои причины…
Она села вместе с остальными за стол, и праздничный ужин начался.
Но во время еды Кристоффер ни с того ни с сего брякнул:
— И ты тоже видишь по ночам кошмары, Ванья? Она сразу встрепенулась.
— Что? Что такое?
Всем остальным не очень-то хотелось снова приниматься за обсуждение этого вопроса, но Кристоффер, которому тогда уже исполнился двадцать один год, оказался нечувствительным к молчаливым намекам остальных в виде мимики и жестов.
— Кошмары! — повторил он. — Мы все, сидящие здесь, видим по ночам неприятные сны. Нам всем снится, что кто-то наблюдает за нами.
— Не надо, Кристоффер, — произнесла Малин, его мать.
Ванья низко наклонила голову над тарелкой.
— Нет, я не вижу во сне ничего такого…
— Слава Богу, — сказал Хеннинг. — Всем остальным снится один и тот же сон. Я имею в виду, всем представителям рода Людей Льда.
— Всем?.. — вырвалось у нее.
Ей явно не хотелось оставаться в стороне.
— Но тогда я знаю, о чем вы говорите! Да, когда вы сказали об этом, я… дайте подумать… Да, прошлой ночью что-то было…
— А не поговорить ли нам о чем-нибудь более приятном? — сказала Белинда. — Все-таки сегодня у Агнеты день рождения.
Ванья вздохнула с облегчением. Хотя оставалась нервозной весь ужин. Когда Хеннинг произнес тост в честь своей жены, она с радостью выслушала его и была очень тронута.
Принесли десерт, и все стали восхищаться прекрасным пирогом. Его испекла Малин и теперь с гордостью принимала похвалы.
Настроение у всех было радостным и веселым, пока Ванья вдруг не уставилась на изящный абажур и не вскрикнула:
— ТАМЛИН!!!
Все отложили ложки и бокалы и изумленно уставились на нее. Она же отвела взгляд от потолка и сказала с дурашливой улыбкой:
— Я только что видела его. Его зовут Тамлин, это эльф из шотландских лесов, не так ли?
— Да, — ответила ее мать. — Но тебе вовсе не следовало бы так пугать нас!
— И что же ты знаешь о Тамлине? — с игривым блеском в глазах спросил Кристоффер. — Ведь эта история вовсе не для одиннадцатилетних!
— Мне скоро исполнится двенадцать, — поправила его Ванья. — И что же плохого в этой истории?
— Я рассказала ей упрощенную версию, — пробормотала Агнета. — Кому-нибудь положить еще пирога?
Ванья не сдавалась.
— Разве Тамлин не был добр со всеми теми девушками, бедняжками, которые блуждали по его лесу? Кристоффер прыснул со смеха.
— Добр? Да, возможно, им так казалось!
— Ну, хватит об этом, — строго сказал Пер Вольден.
Когда все занялись пирогом, взгляд Ваньи снова устремился к потолку. Глаза ее смотрели строго, на лице появилась предупредительная гримаса. Потом она встала.
— Ах, я забыла закрыть печную заслонку в комнате, — торопливо произнесла она. — Сейчас вернусь.
Она быстро вышла из комнаты, сделав перед этим осторожное движение рукой, словно поманив кого-то. Но этого никто не заметил.
— Она в самом деле очень мила, — сказала Малин. — Но слишком уж рассеяна!
— Она живет в мире сказок, — кивнула Агнета. — Иногда кажется, что ей бывает трудно вернуться в наш повседневный мир. Не пора ли нам встать из-за стола и выпить чашечку кофе в гостиной?
Ванья спешила в самую старую часть дома, где находилась ее комната. В прихожей висели написанные Силье портреты четверых детей: Суль, Дага, Лив и Аре, ныне реставрированные, но по-прежнему ценимые потомками. Витраж, сделанный художником Бенедиктом, светился всеми цветами радуги. Проходя мимо них, она раздраженно шептала:
— Как ты осмелился показаться в столовой, когда там все собрались? Под самой лампой! И при этом спустить штаны! Что ты такое надумал?
Он бежал вприпрыжку рядом с ней и злобно ухмылялся.
— Я слушал. Слушал их глупую, пустую болтовню. Это было забавно.
Открыв дверь своей комнаты, она впустила его туда.
Она была просто в гневе.
— И зачем ты посещаешь их сны?
— Выуживаю из них тайны. Ты же знаешь, я ночной демон. Наше пристанище — кошмарные сны.
— Зачем тебе знать их тайны? Тамлин понял, что проболтался, и непринужденно заметил:
— Мне просто любопытно.
— Почему же ты не посещаешь мои сны? Мне пришлось им врать, а это не очень-то приятно.
Сидя перед ней на письменном столе, он опять бесстыдно усмехнулся.
— Зачем мне нужны твои сны? У тебя нет от меня никаких тайн. И, кстати, я никому не сказал о том, что ты видишь меня. Так что у тебя нет причин ругаться.
Ванья остолбенела.
— Не сказал? Но кому ты мог сказать? Прищурив свои желтые глаза, он хитро посмотрел на нее.
— Всего-навсего другим ночным демонам.
— Ты встречаешься с ними?
— Конечно, нет! — огрызнулся он. — Мы обмениваемся мыслями в снах.
Она не знала, что подумать.
— На тебя нельзя положиться, — сказала она. — Ты действуешь у меня за спиной.
— Само собой, — с гордой усмешкой ответил он. — И это меня очень забавляет, дьявольская старуха!
— Не смей называть меня так, я уже говорила тебе!
— А почему нет? Ты же намного старше меня! Она пристально посмотрела на него.
— Я уже не так уверена в тебе, — сказала она. — В самом деле, я не уверена в тебе…
Он заметно подрос. Она уже имела дело не с милым малышом. Лицо начало обретать свои формы: широкие скулы, узкий подбородок, заостренный книзу, сверкающие желтые глаза, в которых теперь таилось что-то враждебное, длинные руки, острые когти на пальцах, волосы, падающие на лоб и на затылок…
Это был уже не ребенок, но и не взрослый, а скорее подросток. Она подумала, что он примерно одного с ней возраста. Хотя, пожалуй, нет, ему было, в пересчете на ее годы, лет восемь-десять, хотя ростом он был с двухгодовалого ребенка.
Как ему удавалось расти так быстро? Ведь с тех пор, как он был размером с белку, прошло не больше года.
Это был для нее удивительный, фантастический год — год заботы о маленьком тролльчонке. Но теперь она стала задумываться над происходящим.
Он почесал когтями спину.
— Что там у тебя? Блохи?
— Нет, черт возьми! Почеши-ка меня! Он повернулся к ней спиной, и она принялась скрести его ногтями в том месте, куда он показал.
— Но что это у тебя такое, Тамлин? Две какие-то шишки под кожей!
— Это крылья, глупая фея! Ты когда-нибудь видела демонов без крыльев?
— Значит, они у тебя вырастут?
— Конечно! Точно так же как твои подростковые пупырышки, которые ты стараешься чем-то прикрыть!
Его слова смутили ее. Но потом она начала тихонько смеяться.
— Нечего смеяться! — прошипел он и дал ей оплеуху.
— Ой! Если ты не будешь вести себя прилично, убирайся отсюда на мороз!
Его белые, острые зубы обнажились в дьявольской усмешке.
— И ты думаешь, что сможешь выгнать меня? Тогда я приду в твои сны, и это будет вовсе не забавно!
— Ах, ты… Я должна вернуться к остальным, а то они уже наверняка беспокоятся, где я. А ты оставайся здесь! И никаких выкрутасов!
— Как бы не так! — стал дразнить ее Тамлин. — Я тут такого натворю! Ты не узнаешь свою комнату, когда вернешься. — Гневно посмотрев на него, Ванья выбежала из комнаты, и он не успел выскользнуть за ней.
Магдалена Бакман, последняя представительница рода Людей Льда в Швеции, вдова Кристера, умерла. Ванье досталось в наследство все имущество Саги, а также капитал Саги, колоссально выросший за долгие годы.
К деньгам она не имела права прикасаться. Но ей разрешили взять в свою комнату кое-какие добротные вещи Саги — и она от души радовалась полученному наследству. Ей достался изящный письменный столик в стиле рококо — не столь удобный, как старый, по словам Тамлина, скорчившего недовольную гримасу, — стул в том же стиле и прелестная тумбочка. Ей досталось также множество безделушек, книг, меховых изделий и украшений, но все это не вызывало у нее особого интереса — все это она положила в банковский сейф для предполагаемых наследников, которых это больше заинтересует.
— Как тебе это нравится, Тамлин? — спросила она однажды, надев парчовое платье, которое носила в юности Сага. Ванья всегда переодевалась в гардеробе, не желая показываться полуодетой или совсем раздетой своему маленькому товарищу по комнате. Теперь она сделала себе прическу и с удовольствием посмотрела на себя в зеркало. Тамлин сидел на столе и недовольно фыркал. Потом презрительно отвернулся и сказал:
— Ты выглядишь смехотворно.
— Вовсе нет, сопляк, — запальчиво ответила она и замахнулась на него. Он тут же схватил ее за руку и оставил на ее коже глубокие следы когтей; во взгляде его была ненависть, почти жажда убийства.
— Не забывай, кто здесь хозяин, — с угрозой произнес он.
— Это мы еще посмотрим, кто здесь хозяин, — ответила она. — Это пока что моя комната, и я отношусь к тебе лучше, чем ты того заслуживаешь. Но если ты будешь продолжать в том же духе, нашей дружбе придет конец.
— Дружбе? Я использую тебя только потому, что это мне удобно. Ну, ладно, тебе идет это платье, — добавил он, указывая рукой на ее обнову, — и она улыбнулась в ответ.
Два месяца спустя — когда ей уже исполнилось двенадцать лет — она обнаружила то, что давно уже должна была увидеть: Тамлин так вырос, что ноги его уже свешивались с детской кроватки, хотя она была достаточно большой.
— Да, как видишь, — пожаловался он. — Ты должна подыскать мне подходящую кровать.
— Я не думала, что демоны спят в кроватях, — ядовито заметила она.
— И в штанах они тоже не ходят, — раздраженно ответил он и вытянулся на постели. — А мне нравится лежать так. Я стал декадентским демоном.
Уставившись на него, она сказала:
— Я никогда не произносила в твоем присутствии такое изысканное слово, как декадент! Никогда! Нисколько не смутившись, он ответил:
— Я где-то подцепил это словечко.
— Ты бывал среди людей! — воскликнула она. — Ты не имел права… Но как ты вышел отсюда? Ты дотянулся до замка? Но ведь я же запираю дверь снаружи, когда ухожу!
— О, святая простота, — устало произнес он, используя часто произносимое ею самой выражение. — Что для меня двери!
— Да, как ты проходишь через них?
— Послушай, дьявольская старуха, по-твоему, что такое демон? Просто парень?
Он встал и подошел к двери. И в следующий миг он уже исчез, а потом вернулся назад с торжествующей улыбкой. Когда он смеялся, рот его растягивался до ушей на узком лице. Губы были тонкими и, казалось, могли растянуться до бесконечности. Маленький нос был единственной сносной частью этого жуткого лица.
— Симсалабим, — беспечно произнес он.
— А я-то старалась присматривать за тобой! — удрученно произнесла она. — Почему же тогда ты остался в моей комнате?
— Мне тут хорошо, — с той же непринужденностью ответил он. — И потом, мне нужно кого-то дразнить. А ты невероятно глупа!
— Благодарю! Спасибо за комплимент! А теперь можешь отправляться на Блоксберг, чудовище! Я не потерплю издевательств!
Тамлин усмехнулся.
— Раздобудь для меня другую кровать! — сказал он.
— И ты думаешь, я это сделаю? Ты можешь спать и на полу!
— Значит, ты просто будешь терпеть меня?
— У меня нет другого выбора. Если не можешь спать на полу, отправляйся куда-нибудь в другое место. Он снова лег на свою постель.
— Благодарю, — сказал он. — На полу можешь спать сама!
Она повернулась к нему спиной. Но слышала, как он стаскивает на пол постельное белье.
Ванья почти уже спала, когда что-то заставило ее проснуться. Кто-то осторожно улегся за ее спиной.
— На полу неудобно, — хрипло прошептал он ей в ухо.
— Но не можешь же ты…
Свернувшись калачиком за ее спиной, он сказал:
— Я прекрасно здесь устроился.
Он был совсем холодным. Одну руку он положил ей на грудь, его худые колени упирались ей в спину.
В некотором смысле она сочувствовала этому одинокому созданию, которому негде было даже спать. Повернувшись к нему, Ванья подложила руку ему под голову. Он тут же прижался к ней, уткнувшись носом в ее шею. «В точности, как ребенок», — подумала она.
— Но во что ты одет? — прошептала она. — На тебе нет кукольных штанишек! Он негромко хохотнул.
— Они стали мне малы, — сказал он. — Стали жать в том самом месте…
— Хватит, я не желаю слышать грубых слов! Но ты прав, штаны тебе уже малы. Что же ты надел вместо них?
— Твою прекрасную белую косынку. Из нее получилась великолепная набедренная повязка. Это гораздо больше подходит демону, чем какие-то смехотворные штанишки!
Ванья тяжело вздохнула.
— Это моя лучшая косынка! — сказала она.
— Можешь сказать спасибо самой себе, я с удовольствием ходил бы и без нее. Но поскольку ты такая жеманная старая дева, которая не выносит вида хорошо сложенного…
— Тамлин! — прошипела она, но это не помешало ему договорить до конца. — Ты просто чудовище! Что мне делать с тобой?
— Тебе будет хорошо со мной, — самодовольно произнес он. — Не попробовать ли нам поспать так, рядышком?
— Я сомневаюсь, что ты вообще когда-нибудь спишь, — угрюмо пробормотала она.
— Тебя это не касается, — грубо ответил он. — А теперь спи дуреха!
А вообще-то было чудесно чувствовать рядом с собой другое существо. Подобное чувство было у нее, когда она клала к себе в постель маленького Андре. Она ощущала какой-то трогательный покой и защищенность. Прижимая к себе Тамлина, она погладила его по жестким волосам. И заметила, что он издевательски захихикал.
Посреди ночи она проснулась от странного, никогда не возникавшего у нее ранее чувства. Что-то гладкое и мягкое щекотало ее между ног. Ванья лежала, не шелохнувшись, думая, что к ней в постель попала змея.
И тут она вспомнила про Тамлина. Он лежал рядом с ней, судя по всему, в глубоком сне.
Его хвост! Это он пробрался в ее потайное место и двигался туда-сюда между ее ног. И вдруг маленький, имеющий форму сердечка, кончик хвоста просунулся в щель и защекотал, словно змеиный язычок, самое чувствительное ее место, о существовании которого она даже не подозревала.