Сандему Маргит. Дочь палача (Люди Льда - 8)

   Она очнулась от своих воспоминаний. В прошлую ночь что-то происходило на просеке возле Липовой аллеи. Сбежалось столько людей! Похоже, они что-то там нашли. Они всю ночь жгли там костер.
   Но ей не полагалось спускаться туда. Она стояла в отдалении.
   Когда мать была жива, она общалась с людьми, разговаривала с ними. Теперь же она не может себе этого позволить. Теперь она потеряла дар речи. Она больше не разговаривала с отцом, не сомневаясь в своем предназначении жить ради него. Она с ним больше не спорила. Был он ворчлив или зол, - а это бывало чаще всего, - она молчала.
   Хильда понимала, что тупеет, теряет себя, но что она могла поделать? Лишь кот и другие животные слышали ее голос - они слышали, сколько в нем любви, несмотря на ворчливость, продиктованную недостатком воспитания и нежеланием привязываться к кому-либо.
   Андреас не знал, насколько серьезно был ранен помощник палача: в нем еще теплилась жизнь. Время от времени от повозки слышался жалобный стон. Въехав на небольшой двор, расположенный посреди лесной поляны, он удивился, увидев, как там все чисто и благоустроено. Бедность? Да, но все было в таком порядке! Нигде не валялось ни досок, ни палок, в крошечном палисаднике росли цветы, на дверном косяке сидел кот, придавая дому ухоженный вид.
   Он постучал.
   Никто не ответил. Внутри была мертвая тишина.
   Немного подождав, Андреас крикнул:
   - Я - Андреас Линд из рода Людей Льда, из Линде-аллее. Я привез Юля Ночного человека, он тяжело ранен.
   И тут же послышались неуклюжие шаги по полу, дверь рывком открылась - и снова послышались неуклюжие шаги.
   Он осторожно приподнял раненого, который при этом громко закричал, снял его с повозки, внес в маленькую, темную комнату и положил на кровать.
   Он слышал, как кто-то испуганно дышал в темноте.
   Андреас огляделся по сторонам. Вокруг была чистота и порядок. На деревянных гвоздях висела женская одежда - и тут он понял, что положил его на ее постель.
   - Хильда дочь Юля, - сказал он. - Вы не против того, что я положил вашего отца в эту комнату?
   Дверь медленно отворилась. Хильда стояла в проеме, прижав к лицу косынку, так что видны были только ее глаза.
   Он никогда не видел вблизи дочери палача и растерялся. Она была выше, чем он думал, ростом с Маттиаса, как ему показалось. Ее лицо - та его часть, которая была видна, - и одежда были очень привлекательны. От нее пахло чистотой. А волосы! Они стояли пушистым облаком вокруг головы и были заплетены в косу, свисающую ниже спины. Он никогда не видел таких длинных и густых волос.
   Удивление Андреаса росло. Она жила здесь и творила вокруг себя красоту - и никто этого не видел. Сюда не заглядывал никто уже целых пятнадцать лет, если не считать ее малоприятного отца, общество которого вряд ли могло доставить удовольствие.
   "В этой женщине, несмотря на ее мрачность, таится удивительная сила!" подумал он.
   - Помоги мне перенести его, - сказал он как можно более дружелюбно, видя ее смущение и замешательство.
   Без единого слова она взяла отца за ноги, и они вдвоем внесли его в маленькую комнату, в которой невозможно было повернуться.
   Хильда украдкой посматривала на Андреаса.
   Однажды она взобралась на вершину холма, это было много лет назад. Она стояла и смотрела вниз, перед ней расстилался вид до самого фьорда: равнины и холмы, покрытие голубоватой дымкой. И она почувствовала внутри сосущую пустоту, стремление к сему-то недостижимому. Теперь она испытывала то же самое. "Помоги мне перенести его!" - сказал он. Сказал ей! А нет ли в этих словах отвращения или презрения? "Помоги мне перенести его".
   Он заговорил с ней!
   Андреас был первым привлекательным мужчиной, которого она увидела. Воспитанный, с мягким голосом и приятными манерами. При ее неразвитом вкусе он казался ей каким-то чудом. Впрочем, Андреас Линд из рода Людей Льда был недурен собой, хотя во внешности его не было ничего особенного. Он был крепок, как отец и дед, высок, широк в плечах, с мужественным, добродушным лицом. Волосы и брови у него были темные, улыбка открытая и располагающая.
   Хильда хорошо понимала, кто она такая.
   Он что-то сказал ей о неровно лежащем одеяле, и она торопливо нагнулась к раненому.
   И тут вошел Маттиас.
   Хильда остолбенела, в панике глядя на них обоих. Косынка снова закрыла ее лицо.
   - Это доктор, - пояснил Андреас. - Маттиас Мейден. Я послал за ним, он мой родственник.
   В полном замешательстве она опустила голову. Лицо ее, спрятанное от посторонних глаз, было красиво. Не слишком юное, но с правильными, почти классическими чертами. Она была совершенно непохожа на отца.
   Маттиас поздоровался с ней так любезно, что она, не раздумывая, сделала реверанс, а затем склонился над Юлем Ночным человеком. Хильда тем временем принесла миску с теплой водой и принялась протирать лицо отца чистым лоскутком.
   Время от времени она бросала на обоих испуганные взгляды, словно ожидая, что вот-вот на нее прольется холодный душ бранных слов.
   Маттиас дружелюбно улыбался ей - и ни у кого не было такой успокаивающей улыбки, как у него. Оба они видели, как постепенно расслабляются ее плечи, как исчезают настороженность и напряженность.
   Палач пришел в сознание и со стоном, перекосив рот и сквозь зубы, произнес:
   - Перестань царапать мне лицо, чертова девка!
   И снова потерял сознание.
   Она прикусила губу, глядя на страшное, искаженное болью лицо отца.
   - Он выживет, - сказал Маттиас. Хильда вопросительно взглянула на него.
   - Вряд ли он виновен, - сказал Андреас, глядя на раненого. - Могу представить себе, что он вытерпел! Все сваливают вину за трупы на него.
   Она посмотрела в окно, откуда был виден распаханный участок.
   - Да, это там, - сказал Маттиас. - Ты знаешь об этом?
   Она покачала головой.
   - Разве твои друзья не рассказывали тебе? Четыре мертвых женщины.
   - Друзья? - произнесла она без всякого выражения.
   Андреас и Маттиас переглянулись. У дочери палача не было друзей.
   - Четыре женщины? - удивленно спросила она, уже заметно успокоившись, видя, что ее не оскорбляют. Но она, судя по напряженному взгляду, по-прежнему была настороже, словно улитка, готовая при первой же опасности спрятаться в свою раковину.
   Она чувствовала, что голос ее словно заржавел, непривычный к разговору, и нервничала.
   - Да, четыре женщины, - повторил Андреас. - Они убиты. Ты ничего не знаешь об этом? Ты ничего не слышала, ничего не видела весной или прошлой осенью?
   Она задумалась, и, ожидая ответа, они смогли получше рассмотреть ее. У нее были красивые, немного печальные, мечтательные глаза. Это произвело на них неожиданно сильное впечатление. Весь ее облик был таким привлекательным: аккуратная, красивая, статная.
   - Не-е-ет, - неуверенно произнесла она.
   - Если ты что-нибудь узнаешь, сообщи нам, - сказал Маттиас.
   Она кивнула, снова вспомнив о своем собственном положении, и покраснела. И опять стала молчаливой, словно извиняясь за то, что осмелилась с ними заговорить.
   Маттиас сделал для Юля Ночного человека все, что было в его силах.
   - Лучше всего будет, если мы скажем, что твой отец при смерти, - сказал Маттиас. - Люди сейчас возбуждены, им нужен козел отпущения. Но эта весть отрезвит их. Те, кто напал на него, будут испытывать угрызения совести. Но на всякий случай держи дверь на запоре в ближайшие дни! И... - он замялся, тебе не следует выходить из дома в темноте!
   Увидев, что они собираются уходить, она испуганно взглянула на них и тихо, почти шепотом, произнесла:
   - Вы не должны гнушаться угощеньем... у меня есть печенье и медовый квас. Я сейчас...
   Они заметили, что говорит она складно. А она уже сновала, как челнок, между кухней и кладовкой.
   Они переглянулись. Оба были достаточно понятливы, чтобы принять угощение, хотя им нужно было торопиться.
   А Хильда так суетилась, так старалась! Но в глазах ее застыла настороженность и нерешительность. Она достала чашку, принесла деревянное блюдо, полное искусно сделанных печений.
   "Боже мой! - подумал Маттиас. - Это предназначалось для Рождества! Как сделано! И никто не съел их! Никто этого даже не видел!"
   Она пригласила их сесть на пеньки, служившие в доме стульями. Сама же она стала сзади, озабоченно соображая, все ли принесла. Она не могла спокойно устоять на месте: то и дело уходила и ставила что-то на стол, поближе пододвигала блюдо, принесла вазу с цветами...
   Печенья были твердыми, как камень. Но они тактично опускали их в медовый квас и расхваливали. Хильда отворачивала лицо, но они видели ее сияющие радостью глаза. Впихнув в себя пару твердокаменных печений, они поблагодарили ее.
   - Мы придем завтра утром, - пообещал Маттиас. - Посмотрим, как чувствует себя твой отец.
   Они кивнула, вытащила тощий кошелек, чтобы заплатить доктору, но он, улыбаясь, покачал головой.
   - Об этом мы поговорим потом, нам придется много раз приходить сюда, прежде чем твой отец выздоровеет. Прощай, Хильда дочь Юля, спасибо за угощение!
   Оба молча спускались с холма, погруженные в свои мысли. И если бы кто-то из них оглянулся, то увидел бы, что Хильда стоит на крыльце, глядя им вслед.
   - Как мало мы знаем о своих ближайших соседях, - сказал Андреас.
   - Да, - ответил Маттиас. - Весьма тактично с твоей стороны, что ты не намекнул на оборотня...
   Когда они исчезли из виду, Хильда снова вернулась в дом. Она удивленно осматривалась по сторонам. Ей казалось, что в доме появилось что-то новое. Вот здесь они сидели. Теперь это место будет иметь для нее особый смысл. Она прикоснулась рукой к балкам, подпиравшим стену, которых касались их плечи. Они прикасались руками к этому блюду - на дереве еще осталось тепло их рук. А здесь он стоял, склонившись над ее отцом. Он сказал, что подвернулось одеяло, и они вместе расправили его. Он видел эти цветы на столе. Жаль, что цветов так мало... К утру она должна... Утром они придут! Или придет один доктор? Тот, у кого ласковые глаза. Возможно, другого завтра не будет - у крестьянина ведь нет времени на такие прогулки.
   Хильда посмотрела на отца, который по-прежнему спал или был без сознания. Потом она снова вышла из дома и стала смотреть на Липовую аллею.
   По дороге домой Андреас и Маттиас встретили Бранда.
   - Отец собрал всю родню, - сказал он. - Он хочет поговорить с нами. Так что тебе придется пойти в Линде-аллее, Маттиас.
   Вся норвежская родня собралась в гостиной Бранда и Матильды. Матильда напекла ячменных лепешек и подала их со сливками. Оба молодых человека со вздохом переглянулись: рождественские печенья Хильды комом лежали в животе.
   Аре глубоко вздохнул - седобородый, патриархальный, властный - и начал:
   - Найденные трупы поставили нас в трудное положение. Мне хотелось бы обсудить это с вами, пока за нас не взялся судья. Вам хорошо известно, как все мы уязвимы, когда дело касается колдовства. Поэтому мы хорошо должны представлять себе, из чего нам следует исходить и кто из нас абсолютно вне подозрений.
   - Но, отец, - запротестовал Бранд, - ты ведь никого из нас не подозреваешь? Ты ведь не веришь в оборотня?
   - Конечно, нет! Но над всеми нами навис топор, и мы должны защищаться. Тому же, на кого в первую очередь могут пасть подозрения, мы все должны оказать поддержку. Сейчас и в дальнейшем. Эта ведьмовская веревка очень тревожит меня.
   Все согласились. Эли, живая и подвижная шестнадцатилетняя девушка, вопросительно посмотрела на свою приемную мать Габриэллу, желая узнать, не хочет ли она еще ячменных лепешек. Габриэлла рассеянно кивнула. Калеб же строго посмотрел на Эли, которая была чересчур прыткой, но выговаривать ей не стал. И он, и Эли стояли вне подозрений, так же как Ирья и Матильда. Но все четверо были солидарны со своими близкими.
   - Мы должны перебрать всех Людей Льда, - решительно заявил Аре, одного за другим. Прежде всего мы должны исключить Сесилию, Танкреда и его маленькую дочь Лене, не так ли?
   - Да, - сказала Габриэлла. - А также Микаела сына Тарье.
   - Само собой разумеется, - ответил Аре, у которого всегда затуманивался взор, когда речь шла о Микаеле. - На мой взгляд, речь может идти только обо мне, Бранде и Андреасе. Впрочем, Андреас исключается, поскольку он сам нашел убитых и был совершенно потрясен этим. Лично я никогда не видел его таким взволнованным.
   - Да, - согласились все, - его следует исключить.
   - Хорошо. Со стороны Лив это будет сама Лив, Таральд, Маттиас и Габриэлла. Никого не забыли?
   Нет, никого не забыли. Потомки Тенгеля и Силье были наперечет, один к одному.
   - Но что же это может быть за колдовство? - спросил Калеб. - Девять переплетенных веревок - что это означает?
   Аре улыбнулся.
   - Да, нам не мешало бы теперь посоветоваться с кем-нибудь из "меченых". Но "меченых" среди нас нет. Единственно, у кого были какие-то сверхъестественные способности, так это у Сесилии - она могла передавать на расстояние мысли. Но она теперь в Дании и вряд ли плетет там ведьмовские веревки. Да и Маттиас, владеющий колдовскими снадобьями Людей Льда, вряд ли он будет этим заниматься, не так ли?
   - Конечно, нет, - ответил Маттиас. - Я делаю только то, что требуется в медицине. Веревки мне ни к чему.
   - Думаю, ты забыл кое-кого, дорогой брат, - мягко заметила Лив. Она была еще статной и моложавой, несмотря на семьдесят один год. - Ты забываешь о том, что я кое-что умею, хотя я постоянно подавляла в себе всякое злое начало.
   - Ты? - удивленно спросил Аре.
   - Не следует забывать, что я видела семь поколений несчастных "меченых" из рода Людей Льда, - печально произнесла она.
   - Семь? Не может быть! - воскликнул Маттиас.
   - Но это так. Я помню ведьму Ханну. Правда, мне было тогда всего три года, но я помню ее. О, Господи, как хорошо я помню ее! Кто видел ее хоть раз, тот никогда этого не забудет! В долине Людей Льда жила другая ведьма из того же поколения, что и Ханна, - как видите в одном поколении может рождаться несколько "меченых". Я никогда не встречала ее, но ее знала моя мать Силье. Я знала Гримара, телохранителя Ханны, принадлежащего к следующему поколению. Это уже двое. Затем мой любимый отец Тенгель Добрый. В моем собственном поколении "меченой" была моя кузина Суль, которая была для меня больше, чем сестрой. Я считала Тронда жизнерадостным и открытым юношей, не подозревая о том, что он "меченый", как это выяснилось потом, - голос Лив был печален, - а Колгрима мы все знали. В трагические истории рода Людей Льда никто не вызывает у меня такой горечи, как Колгрим. Мы с Аре были единственными, кто видел маленькую "меченую" дочь Габриэллы...
   После некоторой паузы она продолжала:
   - Я училась тайком. У своего отца. Но больше - у своей любимой сестры Суль. Она была необузданной и несчастной, но радость жизни переполняла ее. И она любила демонстрировать то, на что была способна. Так что я многое узнала о ведьмовском искусстве, хотя мне никогда не приходилось заниматься этим на практике.
   - Так что же означают эти веревки? - тихо спросила Ирья.
   - Ах, да, - улыбнулась Лив. - Они не имеют отношения к смерти или насилию. Их свивают так, когда хотят, чтобы у соседской коровы пропало молоко. Лично я считаю такого рода ведьмовство совершенно бессмысленным. Суль никогда не одобряла этого.
   - Тогда почему на руке мертвой женщины оказалась эта веревка? - спросил Таральд.
   - Не знаю. Возможно, это должно было стать доказательством того, что женщина ведьма или, во всяком случае, имеет склонность к этому. А у других мертвецов ничего такого не было?
   - Судья обнаружил кое-что у той, на которую Андреас наткнулся в первый раз. У той, что лежала почти на поверхности, - сказал Аре. - Возле нее лежала белая косынка, в которую была завязана горсть земли.
   Лив улыбнулась:
   - Возможно, кладбищенской земли. Это еще более невинное колдовское средство. Его кладут в постель к любимому и ложатся, естественно, сами рядом - и тогда любовь не знает границ.
   - Суль верила в это? - спросила Габриэлла.
   - Она делала это ради потехи, ложась с кем-нибудь в постель. Но верила ли она в это?.. Об этом она никогда не говорила. Нет, все, что касается ведьмовства, целиком зависит от личности самих ведьм. Если бы я попробовала сделать что-нибудь в этом роде, у меня ничего бы не получилось. Но то, что могла проделывать Суль, не зависело от внешних параметров. У нее были врожденные способности к этому. Одним волевым усилием она могла делать невероятные вещи, мы с Аре сами видели это.
   - У всех "меченых" из рода Людей Льда тоже были такие способности? спросил Калеб.
   - В той или иной степени. Иногда наследственность проявлялась только в злых поступках, иногда бывала скрыта, как у Тронда... Ханна и Суль, напротив, обладали грозной сверхъестественной силой. Возможно, мой отец тоже, только он не хотел этим пользоваться.
   - Подождите-ка, - сказала Габриэлла. - Бабушка сказала, что все это может быть скрыто...
   Лив кивнула, и Аре продолжил ее мысль:
   - Вот именно, ты как раз попала в точку. Этого я как раз и боюсь: что среди нас может быть кто-то, обладающий злой силой, о существовании которой никто не знает.
   - А я так не думаю! - вырвалось у Ирьи.
   - Да, это слишком невероятно! Вот поэтому я и собрал всех, чтобы рассмотреть возможные варианты.
   - Во-первых, это немыслимо, чтобы мама и дядя Аре прожили семьдесят лет и никто ничего не заметил! - возмущенно произнес Таральд.
   Все согласились с ним.
   - Благодарю вас, - улыбнулся Аре. - Тогда остаются Бранд, Таральд, Маттиас и Габриэлла.
   - В таком случае я прошу исключить Габриэллу, - сказал Калеб. - Она с утра до вечера занята в нашем детском приюте, а ночью просто валится с ног от усталости. Насколько мне известно, она в течение последнего года вообще не выходила из дома.
   - Даже не выбиралась в Линде-аллее и в Гростенсхольм?
   - Кто, Габриэлла? Никто в мире так не боится темноты, как она! Мне иногда приходится сопровождать ее в уборную.
   - А я знаю одного, кто каждый вечер засыпает, сидя на стуле, - сказала Ирья. - Так что мне приходится чуть ли не трубить в рог, чтобы разбудить его и отправить в постель.
   Все улыбнулись. Всем было известно, что с Таральдом разыгрывается каждый вечер настоящая драма, хотя он сам и не пьяница. Из всех Людей Льда Таральд был самого слабого сложения. И если большинство Людей Льда были сильными личностями - в плохом или хорошем смысле, - то у него характер был слабым и посредственным, что позволяло Ирье командовать им. Никто не мог отрицать, что он милый и доброжелательный, хороший семьянин, но в жизни он не мог принимать ответственных решений, страдал непостоянством и имел склонность выбирать самый легкий путь, не заботясь о последствиях.
   Лив озабоченно посмотрел на сына. Если кого в родне и можно было подозревать в совершении этих мерзких убийств, так это Таральда. Но за его спиной стояла Ирья, а она была справедливой, как никто, - и если бы она подозревала своего мужа, она помогла бы ему, но другим способом: заставила бы его осознать зло, которое он совершил, объяснить причины этого, ответить за содеянное. И только после этого она боролась бы, как зверь, за его оправдание. Но даже учитывая бесхарактерность Таральда, Лив не могла себе представить его убийцей этих женщин. Нет, она не могла себе это представить! И она была уверена в том, что остальные тоже не подозревают его. Одно только то, что Ирья хорошо к нему относилась, оправдывало его. А если Таральд оборотень? Еще менее вероятно!
   Она часто изучала обоих своих детей. Сесилия - с сильным характером, настоящий потомок Людей Льда. Таральд же, в чем она нередко убеждалась, пошел в своего деда, в бесталанного Йеппе Марсвина, соблазнившего молодую Шарлотту Мейден и бросившего ее.
   - Я могу поручиться за Бранда, - со смущенной улыбкой произнесла Матильда. - Я ведь их тех, кто постоянно хочет быть в курсе дела относительно своих близких. Так что я не могу представить себе, как он уходит из дому и убивает женщин...
   - Да, в особенности с тех пор, как он впервые познакомился с ними, вставил Андреас. - Мне кажется, что четыре женщины оказались в этом месте не случайно.
   - Если только они не ведьмы, - заметил Калеб, - которые имеют обыкновение собираться в таких местах.
   - Нет, вы только посмотрите, что получается, - сказал Маттиас. - Вы оправдываете одного за другим. Кто же остается? Разумеется, я! Это что, заговор?
   Все засмеялись.
   Маттиас в роли злодея? Нет, это было просто немыслимо! Таких милых, дружелюбных и безобидных оборотней не бывает!
   Вошла служанка.
   - Пришел судья, - сказала она, испуганно глядя на собравшихся.
   Его пригласили войти.
   - Весь клан в сборе, я вижу. Прекрасно, мне не придется ходить за каждым в отдельности.
   - Что нового? - спросил Аре.
   - Ясно лишь то, что все это связано с колдовством.
   - Сомневаюсь, - сказала Лив.
   - Зачем же тогда у них были эти веревки?
   - Вот и я себя спрашиваю: зачем? Для этого нет никаких причин. Если бы они действительно были ведьмами, у них к волосам была бы привязана веревка, сплетенная из трех частей. Ведьмы используют именно такую веревку. Они утверждают, что это сам Сатана привязывает их во время посещения ими Блоксберга.
   Судья уставился на нее. Потом выдал на одном дыхании:
   - Именно такие веревки и были у них! У всех до одной! Словно все они следовали определенной моде!
   Затаив дыхание, Лив сказала:
   - Значит, это были ведьмы? Тогда дело принимает совершенно иной оборот.
   Все поняли, что она имеет в виду: в этом случае в деле мог быть замешан кто-то из потомков Людей Льда. Ведь ни один "меченый" не мог противостоять соблазну сближения с ведьмами. Разве что Тенгель Добрый, но это был единственный случай...
   Лив посмотрела на сидевших рядом. Аре? Нет! Ничто не было ему так чуждо, как сверхъестественное. Кто-нибудь из посторонних, вступивших с ними в брак? Эли? Этот брошенный всеми ребенок, нашедший пристанище у Габриэллы и Калеба? Да она боялась собственной тени!
   Ирья? О, нет, Лив знала свою невестку как самую себя. Матильду она не знала так хорошо, но эта упитанная крестьянская жена была настолько земной, что даже ее мужу Бранду временами было до нее далеко.
   Судья строго посмотрел на них.
   - Всем известно, что среди вашей родни всегда встречались странные наклонности. Так что в глубине души у меня нет сомнений: за всем этим стоит кто-то из вас! И я должен найти, кто именно!
   Лив встала.
   - Нет, - сказала она, - нет, нет и еще раз нет! До того, как вы пришли, господин судья, мы как раз обсуждали это, хорошо зная, что в нашей родне встречаются наклонности, которых нет у других людей. Но ни у кого из присутствующих их нет. И, что более важно: никто из нас не мог этого сделать, ни у кого не было такой возможности. Вы можете расспрашивать нас столько, сколько сочтете нужным, и вы скоро убедитесь в том, что каждый из нас постоянно на виду у остальных. Ведь речь идет не о том, чтобы сбегать куда-то в лес и пристукнуть первую попавшуюся женщину. Там, наверху, не проходит ни одной дороги. Так что нужно сначала познакомиться с этими женщинами. И человек - это вовсе не оборотень, безжалостно убивающий всех подряд при полной луне. Все разговоры про оборотня - это просто детские суеверия. И кто-нибудь из нас водил какие-нибудь знакомства с женщинами, как вы думаете?
   - В этом мы еще разберемся, баронесса, - свирепо произнес судья.
   - Разбирайтесь, - сказала Лив, садясь на свое место.
   Маттиас многозначительно кашлянул.
   - Извините, - произнес он, устремив свой ангельский взор на судью. Как врачу, мне пришлось более подробно осмотреть умерших. Можно мне сказать, как они были убиты?
   - Нашел время, нечего сказать! - фыркнул судья. - Это же были ведьмы! Таких нужно сжигать как можно скорее. И это уже сделано!
   - О, святая простота! - простонал Андреас, и судья бросил на него свирепый взгляд.
   - Это и так известно, что они умерли не своей смертью, - проворчал он. - У них большие порезы на теле, разорвана одежда. Какой-то колдун или призрак лишил их жизни, так что нечего об этом говорить!
   Бранд был в ярости.
   - Прежде чем утверждать, что это сделал кто-то из нас, вам не мешало бы присмотреться к другим!
   В семье знали характер Бранда, знали его вспыльчивость. Судья выводил его из себя, он не мог больше выносить этого человека. Судья поднимал руку на близких Бранда, а это невозможно было стерпеть.
   - Я никого не забыл, - начальственным тоном произнес судья, - в том числе и Юля Ночного человека, и Йеспера. Сын Клауса находится у меня под наблюдением.
   - Юля Ночного человека убили прошлой ночью, на него напала толпа, пояснил Маттиас. - Так что вам придется расследовать еще одно убийство.
   Судья невнятно пробормотал что-то и начал перекрестный допрос.
   Через полчаса он в ярости покинул усадьбу. Он так и не смог усмотреть ни одного изъяна в доказательстве их невиновности.
   Когда он ушел, все пришли к единому мнению о том, что он идиот.
   - Ну и вопросы он задавал нам! - сказал Андреас. - Даже я сделал бы это лучше!
   - Да, - ответил Аре, - я так и думал: этот человек не имеет ни малейшего понятия о том, о чем говорит. Если бы он явился со всей своей свирепостью к Юлю Ночному человеку или к Йесперу, вряд ли он унес бы ноги! Но стоит нам немного потрепать этого лоботряса, как мы тут же окажемся на виселице - все вместе! А ну-ка попробуй, Андреас, ты достаточно умен для этого!
   - Спасибо, - улыбнулся Андреас. - Ты льстишь мне. Я начну прямо сейчас. Где ты был, дедушка, когда убили этих женщин?