Сандему Маргит. Околдованная (Люди Льда - 1)

   Было немного досадно, что сейчас, когда она сидела напротив такого мужчины, она чувствовала смертельную усталость, и глаза закрывались против ее воли. Она была такая изнуренная и окоченевшая от холода, что не могла даже заснуть, а сидела в каком-то полуобморочном состоянии. Как-то она пробудилась из этого оцепенения. Ей показалось, что экипаж стоит, что она слышит голоса, и будто ей кладут что-то в руки. Потом все опять исчезло.
   Следующее, что она почувствовала, это то, что кучер стоит рядом и трясет ее за плечо.
   - Где мы? - спросила Силье, с трудом выдавив из себя эти слова, настолько она промерзла.
   - Мы приехали. Я разговаривал с господином Бенедиктом. Вы можете жить на его хуторе.
   Она заметила какие-то фигуры, кто-то взял детей. Луны не было видно, из чего она заключила, что время было предутреннее. Маленькая девочка плакала и звала свою мать. Кучер помог Силье сойти вниз. Она не могла стоять на ногах, и ему пришлось ее поддержать.
   - Кто такой Бенедикт?
   - Он - церковный художник и чудак. Но он предлагает вам кров.
   - И детям тоже?
   - И детям.
   Они немного постояли у экипажа.
   - А где вышел молодой человек? - спросила Силье.
   - Хемминг? Он слез полчаса тому назад. Ему надо в другое место.
   Хемминг... Хемминг Фогдеубийца? Значит, это был все-таки он! Силье охватило глубокое чувство стыда при мысли, что она помогла убийце. Но он был таким молодым и красивым...
   - Наверное, немало хороших норвежцев... которые борются за независимость страны? - быстро спросила она.
   - Безусловно, барышня Силье.
   - Значит, он, наверное, принадлежит к ним.
   - Сейчас вы спрашиваете больше, чем нужно.
   Значит, так оно и есть. Она почувствовала облегчение. Драться за свою страну простительно. Как вежливо обращался к ней кучер! Барышня Силье! Причиной этого был, наверное, бархатный плащ.
   - А другой... Он был тоже такой?
   - Кто это?
   - Тот, кто разговаривал с вами. Просил вас отвезти меня с детьми к этому Бенедикту.
   Кучер нагнулся, поправил что-то в повозке.
   - Больше никого там не было, барышня Силье. Только молодой Хемминг. Я получил поручение от него.
   Силье почувствовала, как в ней растет упрямство, но она вспомнила слова Хемминга.
   - Да, я ошиблась, - сказала она с облегчением. - Я, видно, совсем, забыла то, что произошло ночью.
   - Так, наверное, лучше, барышня Силье.
   Силье вошла в дом.
   Смоляная лучина освещала небольшую комнату, работник разжигал огонь в печи, Силье услышала приветливые голоса, обращавшиеся к маленьким детям. Две пожилые женщины возились с ними, раздевали, кормили девочку горячей пищей.
   - Она такая прелестная, - сказала одна из женщин. Как ее зовут?
   - Я не знаю, - ответила Силье. - Я называю ее Суль. Но как там грудной ребенок? Я так боялась. Он жив?
   - О, да. С ним ничего не случилось, хотя у него не удалена пуповина.
   - Значит, это мальчик! Ах, это могло кончиться плохо. Раньше я говорила, что ребенка зовут Лив. Я назвала его так, чтобы спасти от смерти. Здесь пусть он получит другое имя: Даг. Он раньше не хотел есть и...
   - Это не имеет значения, он же новорожденный и живет все еще за счет того, что получил с собой при появлении на свет. Мы обмоем его, обрежем, перевяжем пуповину и туго спеленаем. Не беспокойся, мы сделаем все, чтобы ничего дурного с ним не случилось, хотя он и появился на свет таким безбожным образом. Воду для омовения мы благословим пылающими углями. Мы уже положили в его постель сталь. Мы благословим его хлебом, он получит взаймы мое наследственное серебро, чтобы носить на груди. Однако, маленькая девочка выглядит уставшей, мы хотим отнести ее к нам и положить спать. Вот немного супа, хочешь?
   Силье не возражала. Девочка, которую она назвала Суль, забралась в постель и сразу уснула. Тепло очага создавало в комнате ощущение уюта, которого Силье была лишена уже давно. Она взяла миску с супом и выпила его, у нее не было времени есть его ложкой. Это была жидкая похлебка с маленькими кусочками свинины, она была очень вкусной. Она почувствовала, как тепло расходится по ее телу.
   Прежде чем женщины вышли из комнаты, она упала в постель и заснула. Она чувствовала, что женщины раздели ее и укрыли одеялом, но она была слишком усталой, чтобы открыть глаза. Ее тело, казалось, было налито свинцом. Потом дверь закрылась, и Силье заснула, как мертвая.
   3
   Силье заснула перед рассветом. Когда она проснулась, был вечер. Она никогда не видела света этого дня. Или все-таки видела?
   Вечер... Скорее, сумерки. Она посмотрела вверх, на низкий потолок. Темные стены из крупных бревен, окно. Подумать только, окно. Силье привыкла к отверстиям в стене, которые открывают и закрывают деревянной палочкой.
   Стекло в окне было зеленого цвета, но оно пропускало в комнату последний вечерний свет.
   Дети? Она повернула голову. В другой постели девочки не было. Но когда Силье хорошенько прислушалась, то услышала детский смех. Видимо, кто-то играл с девочкой. Еще дальше слышался плач грудного ребенка. Затем там стало тихо. Может быть, ребенку дали еду? В комнате было очень тепло. В очаге еще горел огонь. Значит, кто-то... Силье почувствовала, как краска залила ее лицо. В голове стало проясняться. Она была один раз разбужена. Она проснулась и потянула к себе шкуру, которой ее накрыли.
   - Так, так, - произнес голос. - Не бойся, девочка. Мы старые люди, соки юности давно нас покинули.
   Она испуганно открыла глаза. Два пожилых человека стояли, склонившись над ней. Силье с облегчением заметила, что на ней была какая-то одежда.
   - Это - приходский и цирюльник, - сказал высокий мужчина с седой козлиной бородкой и длинными редкими седыми волосами. На нем был броский наряд ярких тонов. - Он хорошо разбирается в медицине, а я Бенедикт, художник.
   Он произнес эти слова так, что она почувствовала необходимость встать и поклониться. Цирюльник, который также ухаживал за больными, был маленький круглый человек с приветливыми глазами.
   - Как давно у тебя такие ноги, девочка? - спросил он.
   - С самого рождения, я полагаю, - громко захохотал Бенедикт.
   Силье, не снимавшая с себя башмаков несколько недель, подняла голову и с ужасом посмотрела на свои ступни. Она их не узнавала, так они отекли, покрылись водяными пузырями и кровоподтеками. Они были очень грязные, но это было легко поправимо. Хуже было с кожей.
   - Мы сделаем теплые компрессы, - успокаивал цирюльник. - Я не буду ставить тебе банки, потому что у тебя сейчас явно не так много крови. Твои кисти не намного лучше, чем ступни, но я видел обморожения и похуже, так что у тебя все заживет. У меня лучшие рекомендации от высокопоставленных особ, например, от барона...
   И он скороговоркой выпалил целую тираду с прекрасными именами, чтобы произвести впечатление. Бенедикт помахал рукой, словно для того, чтобы развеять все это бахвальство. Потом он уселся на край постели. Силье быстро натянула на себя шкуру.
   - Теперь послушай меня, - сказал он отеческим тоном. - Что ты за птица? Я узнал, что ты спасла двух детей и немыслимого Хемминга и что ты заслуживаешь хорошей заботы. Однако твое платье свидетельствует об ужасной бедности.
   - Оно не мое, - тихо сказала Силье. - Свою одежду я отдала той, которая в ней больше нуждалась. Старой женщине, которая осталась в усадьбе. На ней была лишь тонкая рубашка.
   - А это? - спросил он, приподняв двумя пальцами меховые лохмотья. Затем он быстро выпустил их.
   - Я сделала это из вещей, которые нашла в амбаре.
   Художник безнадежно покачал головой.
   - Никогда не слышал ничего подобного! Отдать единственное платье, которое у тебя было! Впрочем, у тебя красивая речь! Кто ты, собственно?
   Силье смутилась.
   - Ничего особенного. Неисправимое дитя кузнеца, Силье Арнгримсдаттер. Мне пришлось покинуть усадьбу после того, как все мои родственники умерли. Моя грамотная речь объясняется другими причинами.
   - Я утверждаю, что ты необыкновенная девушка, - сказал художник с живыми, приветливыми глазами. - У тебя доброе сердце, а это редкость в такое волчье время, когда каждый думает, в основном, о себе. И то, что ты находишься под таким покровительством, тоже что-то означает.
   Цирюльник все это время занимался ее ногами, он варил в миске что-то, издававшее терпкий запах. Силье хотела спросить у Бенедикта, что он имел в виду, говоря о "таком покровительстве", но по опыту она знала, что из этого ничего не выйдет. Они могли бы назвать молодого Хемминга, но о том, кто стоял за... Ни слова.
   - Ты сама называешь себя неисправимой. Расскажи мне о твоей жизни в усадьбе. О том, чем ты там занималась.
   Она смотрела в сторону, смущенно улыбаясь.
   - Боюсь, что я ввела вас в заблуждение. Конечно, я выполняла ту работу, которую меня заставляли делать - в поле, в большом доме, но я была еще маленькая... Что еще сказать? Я часто мечтала. И тратила массу времени, чтобы что-то украсить.
   В глазах Бенедикта загорелся огонек.
   - Ты слышал, цирюльник? Возможно, это тот, кто сумеет оценить мое искусство! Таких, действительно, не так уж много. Утром, Силье, ты должна пойти со мной в церковь. Там ты посмотришь украшения!
   Она просияла.
   - Спасибо, пойду с удовольствием.
   - Не на таких ногах, - тихо проворчал цирюльник.
   - Могу я сейчас вставать? - спросила Силье.
   - Нет, - сказал лекарь и, обмакнув компресс в котел, наложил его на ее ступни. Компресс был таким горячим, что почти жег кожу. Пахло целебными травами. - Теперь ты должна лежать несколько часов. Я полагаю, ты можешь поспать еще побольше, не так ли?
   - Да, я тоже так думаю, - улыбнулась она. - А дети?
   - Мои служанки позаботятся о них, - сказал Бенедикт. - Тебе не нужно об этом беспокоиться.
   Они ушли, и Силье заснула опять, согретая и со спокойной душой.
   Опять настал вечер. Она поняла это, увидев закат. Она села в постели и попыталась осторожно встать на ноги. Было больно, но не больнее, чем в последние дни ее безысходных странствий. Дай Бог, чтобы это теперь закончилось! Дай Бог, чтобы она с детьми могли остаться здесь, у этих приветливых людей! А она даже не поблагодарила их как следует! Что мог подумать о ней художник?
   Ее платье исчезло. Вместо него рядом лежали блуза из грубой неокрашенной ткани, темная юбка с плотно облегающим лифом и пара толстых носков, достаточно просторных, чтобы сунуть туда забинтованные ноги. Силье быстро оделась и причесала волосы костяным гребнем. Ее руки не были перевязаны, но смазаны мазью, пахнувшей мятой. Она страстно мечтала о том, чтобы окунуть все тело в теплую душистую ванну. И голову тоже... Я становлюсь слишком требовательной, подумала она с улыбкой. Быстро становишься избалованной. А ведь только что я была благодарна за заплесневелую корку хлеба!
   Одежда пришлась ей в пору. Правда, немного широка, но стоило только потуже зашнуровать пояс. Она не стала заплетать косы, оставив волосы распущенными. Здесь лежали также облегающая куртка, рукава с пуфами, с жестким воротником и короткая юбка. Вероятно, эти вещи принадлежали служанке.
   Прихрамывая, Силье подошла к двери. Широкие деревянные половицы поскрипывали. Подумать только, у них был деревянный пол. Дома она привыкла к земляному или каменному полу. Она прошла через высокий дверной проем и ступила на каменный порожек у входа. Она щурилась на солнце, которое было теперь уже у самого горизонта. Сейчас она могла рассмотреть двор, покрытый тонким слоем белого снега. Вокруг дворовой площадки расположились темные дома: большой главный, стоявший рядом, и нарядно разукрашенное здание с крытой галереей и красивой резьбой - на другой стороне. На улице не видно было ни души. После комнатного тепла ей стало немного зябко. Оглядевшись вокруг, она подняла глаза, и кровь отхлынула от ее лица.
   - О Боже правый, только не это! - простонала она. Она ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. Потом опять осторожно посмотрела наверх.
   Они возвышались над крышами домов, самые высокие. За домами громоздились горы, ужасающе близко. Она узнавала каждую вершину, каждую долину и пропасть.
   "Страна теней", "Вечерняя страна"... Теперь она стала гораздо ближе к тому, чего боялась с детства, к местам обитания ужасных, таинственных Людей Льда. Она оказалась совсем рядом с горами, только пустошь отделяла ее от них. А уже по ту сторону пустоши высилась горная стена, отвесная и неприступная, уходившая, казалось, прямо в небо, словно насмешка над самим Господом Богом.
   "Я должна отсюда бежать", - была ее первая мысль. Но потом она одумалась. Она уже не ребенок. Все ее фантазии о демонах, летающих по воздуху, были только детскими фантазиями. Это она сама их вызывала, они не существовали в действительности. Что же касается разговоров о страшных Людях Льда, то это делалось, видно, для того, чтобы удержать Силье подальше от гор. Ведь сейчас никто не принуждал ее ехать сюда, совсем нет. Неужели она действительно задумала покинуть единственный приют, который нашла во время своих скитаний, покинуть из-за каких-то детских страхов.
   Из главного дома вышла одна из пожилых женщин и знаками позвала ее. Не глядя больше на сине-черные, покрытые снегом горы, Силье прошла, хромая, через двор и вошла в дом.
   - Входи, - приветливо сказала женщина. - Мы сидим в кухне и едим. Бедная малышка, ты, верно, голодна?
   - Спасибо, но я хотела бы сначала умыться и привести себя в порядок.
   Покончив с этим, она вошла в большую уютную кухню с огромным очагом и длинным столом, где все обитатели усадьбы сидели и ели. Она застенчиво поздоровалась со всеми и вежливо присела перед каждым. Их было немного. Видно, чума свирепствовала и здесь, подумала Силье. Во главе стола сидел сам Бенедикт, за ним две женщины и работник. Женщины были, видимо, сестры, так как они походили друг на друга. Они были одеты в черные платья и постоянно улыбались. Было заметно, что они очень старались, чтобы всем было хорошо. Силье почувствовала, что они ей очень понравятся.
   К своей радости она увидела, что младенец Даг начал есть. Он сосал кусочки хлеба, которые макали в молоко. Маленькая Суль радостно ей улыбнулась и снова повернулась к работнику, который играл с ней, так что она смеялась взахлеб.
   - Входи, моя дорогая девочка, - приветливо сказал Бенедикт. - Садись сюда, рядом со мной!
   Она еще раз поклонилась и, сотворив молитву, села. Похоже было, художник привык к простой пище - ужин состоял всего из трех блюд: мяса, соления и капусты. На столе стояли бочонки с пивом. Обычно в те времена трапеза простых людей состояла минимум из шести блюд, а у богатых число блюд доходило до четырнадцати. Выпить в день шесть кварт пива считалось нормой для взрослого человека, но и удвоенное количество не было чем-то необычным.
   Но для Силье и эта скромная трапеза была сейчас как откровение. За едой она посматривала на детей.
   - Я впервые вижу их при дневном свете, - сказала она смущенно. - Они оба красивы, не правда ли? Но такие непохожие!
   - Девочка - настоящая сорвиголова, - сказала одна из женщин. - Что за темперамент! То она сияет от счастья, то, если что-то ей мешает, начинает рвать и метать от ярости.
   - Я это заметила еще вчера вечером, - кивнула Силье.
   - Она, пожалуй, станет пользоваться вниманием парней, когда подрастет, - пробормотал Бенедикт. - С такими зелеными глазами и черными кудрями!
   "Если она выживет, - печально подумала Силье. - В ближайшие дни это выяснится". Она снова увидела перед собой мертвую мать девочки.
   - Мне кажется, у мальчика необычайно приятные для новорожденного черты лица, не правда ли? - Пытаясь отогнать от себя мрачные мысли, она посмотрела на маленькое личико и светлый пух на голове ребенка.
   - Да, - согласился Бенедикт. - Любопытно, кто он? Ты, наверное, обратила внимание на покрывала, в которые он был завернут?
   - Да, я видела их. Это странно.
   - Скандалы случаются и в знатном обществе, - пробормотал он.
   - Меня попросили сохранить покрывала, - сказала Силье.
   Бенедикт кивнул. Его морщинистое лицо было серьезным.
   - Тебе следует это сделать. Но неужели молодой Хемминг оказался таким предусмотрительным?
   Ах, неужели при одном упоминании имени Хемминга у нее всегда будет учащенно биться сердце и выступать румянец? Но ей, действительно, очень хотелось опять увидеть его привлекательное лицо.
   - Нет, это был другой, - ответила она растерянно. - Странный тип... почти человекозверь. Но я очень благодарна ему. Это он направил меня к вам, и поскольку об этом зашла речь, я бы хотела поблагодарить вас за гостеприимство. Подумать только, вы приняли меня с детьми без всяких возражений. И так приветливо!
   - Таким просьбам идут навстречу, - пробормотал художник.
   Что-то в его поведении подсказало Силье, что он не желает дальнейших расспросов. К тому же он сам быстро задал ей новый вопрос:
   - Я так и думал, что это не Хемминг. Но что мы придумаем для тебя, Силье? Как видишь сама, нас здесь осталось немного. И нам могли бы пригодиться чьи-то руки. Можешь ли ты довольствоваться едой и кровом?
   - Да, большое спасибо, - ответила она, глядя в тарелку. - Я попытаюсь заняться работой.
   - И не мечтать? - рассмеялся Бенедикт. - Нам, людям, необходимо мечтать, Силье. И таким, как ты и я, больше, чем другим. Ты понимаешь, все, кто жил в этом доме, умерли. Мой брат и вся его семья. Прошу тебя не задавать больше никаких вопросов - это слишком большое горе для нас. Ведь мы, оставшиеся в живых, должны продолжать жить.
   Она кивнула:
   - Совсем недавно я пережила то же самое, так что я вас понимаю. Мы все потеряли кого-то из близких.
   Прислуга закивала ей.
   - Сам я живу в украшенном резьбой доме рядом, - продолжал Бенедикт, - и не участвую в работе по хозяйству. - Казалось, он очень гордится своим занятием. - Однако ты так мало пьешь, - сказал он. - Пива у нас достаточно. Если захочешь выпить семь кварт вместо шести, то нет ничего проще.
   - О нет, большое спасибо, я едва выпиваю три в день.
   - Что ты за трусиха! Ты пьешь пиво, как птичка. Но я солидарен с тобой. Сам я, как видишь, пью только вино. Напиток, достойный художника.
   Силье сидела лицом к окну. Все это время она старалась не выглядывать наружу, но, наконец, ободренная дружеским тоном художника, набралась духу:
   - Там горы... Я страшно испугалась, когда увидела, что они так близко.
   Она чувствовала, что мужество не покинуло ее, и начала рассказывать о том, как она боялась гор, будучи ребенком, что, хотя и жила далеко от них на северо-востоке, видела и пугалась их. Она лишь намекнула в рассказе на летающих чудовищ, сказав, что горы вызывали у нее пугающие видения.
   Бенедикт кивнул.
   - Меня это не удивляет. Я и сам их боюсь. Они нависают над тобой, словно постоянная угроза. А все эти страшные истории о Людях Льда! Тебя, наверное, щедро ими пичкали, не так ли?
   - Да, это так. А что это за Люди Льда? - спросила она с бьющимся сердцем. То, что они могли просто так сидеть и беседовать друг с другом хозяин и прислуга, было, фактически, неслыханным. Но времена изменились. В это страшное время эпидемий тянулись люди, потеряв близких, друг к другу, несмотря на сословные различия. Кроме того, Бенедикт не был обычным человеком, он был высоко чтимым художником и поступал по своему усмотрению. Ему нравилась Силье, в этом не было сомнений. Она тоже чувствовала в нем родственную душу.
   - Люди Льда... - произнес он медленно, в то время как остальные напряженно слушали. Все уже поели, но продолжали сидеть, словно цеплялись за человеческое общение.
   - Люди Льда - это легенда. Рассказывают, что у них были способности к колдовству. Эти люди - порождение зла. Я полагаю, что ты слышала о Тенгеле, злом духе Людей Льда.
   - Но, господин Бенедикт! - прервала его одна из женщин, в то время как другая осенила себя крестом. Работник поднялся и воткнул свой нож в стену над дверью.
   - Предрассудок, - пробормотал художник. - Ну, Силье, ты слышала об этом?
   - Только таинственные намеки, - ответила она. Никто ничего не хотел мне рассказывать.
   - Ну, так ты услышишь об этом сейчас. Потому что я не боюсь ни черта, ни троллей. Молодой Тенгель отправился в горы три или четыре столетия назад. Он вместе со многими крестьянами был изгнан с земли и из дома каким-то королем и его новыми указами. И Тенгель поклялся отомстить! Он продался Сатане и стал предводителем Людей Льда. "Тенгель" означает "предводитель", ты этого не знала? А Люди Льда... получили такое название, потому что, как говорят, было невозможно добраться до их жилищ. Нужно было пробираться подо льдом, через туннель вдоль реки, чтобы туда попасть.
   - Тенгель был знаком с колдовством, когда он туда попал?
   - Этого мы не знаем. Говорят, что он был обыкновенный человек... Но союз с Дьяволом дал ему необычайную силу, и, как гласит многовековая молва, порожденные им дети имели такую же силу. И... - тут Бенедикт понизил голос. - Говорят, что у Тенгеля нет могилы!
   Глаза у Силье округлились. Невольно она взглянула на темный закоулок в кухне, откуда дверь вела в таинственную темноту.
   - Вы хотите сказать... Дьявол взял его?
   Художник опустил глаза.
   - Я этого не говорил. Я этого не говорил. - Он снова поднял голову. Но все это просто болтовня, Силье. Глупые предрассудки!
   - Но они, Люди Льда, существуют? - спросила она.
   - Я никогда их не видел. Я прожил здесь всю жизнь. Но должен честно признаться, что добровольно я не пойду в горы. Но это уже по другой причине, меня пугают сами эти ужасные горы, - быстро добавил он.
   Женщина, державшая маленькую Суль на коленях, закрыла ей уши руками:
   - Господин Бенедикт, вам следовало бы быть осторожнее с тем, что вы говорите, - сказала она суховато. - Не разговаривают... о тех там.
   Работник был смелее.