Сандему Маргит. Зловещее наследство

   Ему рассказали все, хотя рассказ и был коротким, поскольку они сами не знали, как это произошло.
   Затем он переговорил с тетей Лив и дядей Дагом.
   — Я должен выбрать нового наследника тайного клада Людей Льда, — сказал он, — думаю, что…
   — Т-с-с, — произнесла Лив шепотом, хотя и знала, что все ушли в поле на весенние работы. — Не произноси вслух, кого ты выбрал!
   — Почему? — спросил Тарье, подняв удивленно брови.
   И Лив рассказала ему о роковых словах, произнесенных Таральдом за столом, по получении письма Тарье.
   — Мы все время испытывали ужасное чувство подозрения, что Колгрим был глубоко обижен избранием наследником клада Маттиаса, а не его. Может, в этом и кроется причина исчезновения Маттиаса. Но такие подозрения отвратительны. Нельзя говорить о них громко. Однако сейчас я это сделала.
   Тарье был взволнован.
   — Боже мой, но не можете же вы полагать?.. Да, с моей стороны было большой глупостью написать Таральду. Мне следовало бы помнить, что он здесь не самый умный и надежный человек.
   Тарье было о чем подумать.
   Не потому ли Колгрим так усердно стремился стать его другом, когда он приехал домой? Всюду, где бы Тарье ни появлялся, четырнадцатилетний подросток с блеском в глазах был тут как тут, готовый служить.
   Тарье ужаснулся. Однажды он уже видел, что может сделать проклятие, висящее над Людьми Льда, с тем, кто им заклеймен. Колгрим был вторым, в этом нет сомнения, даже, если он не выказывал признаков обладателя сверхъестественными силами.
   А что же сам Колгрим? О чем думает он?
   Он больше не верит, что обязательно наследует так страстно желаемый клад. Поэтому стремиться сейчас провести Тарье, выпытать у него, где тот спрятан. Он уже видел у Тарье дорожную шкатулку со многими весьма любопытными и интересными предметами — но это не все. Здесь или там, там или здесь, может быть, прямо перед глазами скрыто то, о чем так страстно мечтает Колгрим: то, что даст ему силу, которая, он уверен, должна принадлежать только ему!
   Тарье всю весну оставался дома. Юлиана писала, что мальчик чувствует себя прекрасно, и ему не следует беспокоиться. Лучше отдохнуть. В последние годы он много работал, а то, что он почти одновременно потерял и Корнелию, и мать — сильный удар для него.
   Тарье был согласен с этим, он очень устал и очень скорбел.
   Зима в Гростенсхольме была суровой. Снег толстым слоем лежал на крышах домов и на ветвях елей, ветер выл и стонал под кровлями. Ирья все время терзалась мыслью о том, что где-то под снегом одиноко лежит непогребенное тело маленького мальчика…
   Таральд пытался гнать от себя такие мысли. Но они все равно приходили, и тогда для контроля над собой он вынужден был делать несколько тяжелых вздохов и глубоко дышать.
   В первый день Рождества Ирья зажгла свечу в память о Маттиасе.
   — Сегодня ему исполнилось бы десять лет, — тихо произнесла она.
   Лив и Дагу также было трудно, хотя они и были сильнее, особенно Лив. С беспокойством наблюдала она за тем, как одна из лип засыхала все больше и больше, и Лив очень хорошо знала, чья это липа…
   В усадьбе Линде-аллее все было наполнено тишиной. Аре беспомощно бродил по комнатам, молчал, потеря Меты перевернула и опустошила его жизнь. У Бранда и Матильды дела шли лучше. Радостью для них был восьмилетний Андреас. Маленький пухлый мальчик, спокойный, как отец и дед, свободный от проблем.
   Тарье чувствовал себя беспомощным.
   Единственный, кто производил впечатление человека, удовлетворенного жизнью, был Колгрим. С неутомимым усердием он продолжал поиски спрятанной тайны, и однажды весной 1635 года ему повезло…
   Нет, он не нашел клада. Но обнаружил нечто иное!
   Он рыскал по чердаку в Гростенсхольме. И там в одном из углов обнаружил железную шкатулку. Вскрыл ее и увидел предмет, который поначалу посчитал бесполезным.
   Но затем он стал изучать его…
   Колгрим пробыл на чердаке целый день. На следующий день он снова забрался туда. И когда спустился, рот его был растянут в улыбке, которая Лив показалась зловещей. Своим видом он напоминал кота, проглотившего огромную крысу.
   После этого Колгрим еще настойчивее продолжил поиски клада.
   Прошло уже почти два года с момента исчезновения Маттиаса.
   Сколь часто мысли его родителей возвращались к тому лету, когда он был еще с ними.
   К лету 1633 года…

3

   На берегу Скагерака сидит маленький пастушонок. Овцы мирно щиплют грубую траву, растущую среди скал. Сам он расположился на вершине огромной каменной глыбы, и ему видны овцы и поблескивающее под солнцем море.
   Из коры ивы вырезал он свисток, но звука извлечь не может, раздается одно шипение. Время прошло, и кора уже не снимается легко с древесины, поэтому получилась у него просто безделушка.
   Рядом с ним лежит большая палка, единственное оружие для защиты от диких зверей, если они нападут на овец. Но опасность не велика; здесь, на открытом побережье, относительно безопасно.
   Он уже долго наблюдает за темным предметом, появляющимся то и дело на сверкающей под солнцем поверхности моря.
   С каждым разом предмет становится все больше и больше. Прилив гонит его к берегу.
   Когда пастушонок снова обращает взор на поверхность моря, он видит предмет уже вышедшим из яркой ослепляющей полосы солнечного света. Теперь он ясно различает небольшую лодку, и кажется, что в ней никого нет.
   Спустя мгновение он уже определяет, что это добротная плоскодонка. В этот момент он совершенно забывает об овцах, ничего с ними не случится.
   Плоскодонка, оторвавшаяся от привязи, может быть, заплыла так далеко, что хозяин не найдется?
   Пастушонок, родившийся у моря, все время мечтал о лодке. Но мечты оставались мечтами. Он, беднейший из бедных, не мог и надеяться стать владельцем лодки!
   С огромным удовольствием вытащит он сейчас плоскодонку!
   Но сама она не причалит к берегу, он это видит. Лодка плывет мимо и скоро скроется в морской дали.
   Он бросает быстрый взгляд на овец.
   Никуда не денутся! Может, на время позаимствовать рыбачью лодку крестьянина, живущего поблизости?
   Никто не увидит.
   Спустя мгновение он уже плывет к плоскодонке, энергично работая веслами. Изредка он бросает взгляд через плечо, проверяя, правильно ли он плывет.
   Оглянувшись следующий раз, он вздрагивает, обнаруживая внезапно, что в лодке кто-то есть.
   Сначала его охватывает чувство глубокого разочарования, но затем он начинает понимать, что здесь что-то не так.
   В плоскодонке он видит маленькую фигурку, которая сидит, распрямивши спину и вцепившись руками в борта лодки. Большие глаза смотрят на приближающуюся лодку.
   Пастушонок нигде не видит весел. Он гребет быстрее, вода перед носом забурлила. Почти подплыв к плоскодонке, он перешел на нос лодки, чтобы помешать резкому столкновению.
   В плоскодонке маленький мальчик, моложе его, но не на много. У него красивые медно-рыжие кудри, прекрасный, слегка запачканный костюм. На лице с тонкими чертами следы слез.
   — Хорошо, что ты пришел, — вежливо, но с дрожью в голосе говорит мальчик. — Я хочу пить и проголодался.
   Пастушонок помогает мальчику перебраться в лодку и крепко привязывает плоскодонку к корме.
   — У меня были бутерброды, — говорит мальчик, прекрасно выговаривая каждое слово. — Я долго хранил бутерброд Колгрима, но потом вынужден был съесть и его. А это плохо, так как я знал, что он не мой. — Его глаза наполнились слезами, которые он быстро постарался вытереть. — Прости меня, я немного обеспокоен, — произнес он, застенчиво улыбнувшись. — Колгрима нигде нет. Мы поехали посмотреть на танцующих рыб, понимаешь, и я видел их, а Колгрима там не было. Я заснул в лодке, а когда проснулся, он исчез. Он не появлялся, хотя я звал его. Бедный Колгрим!
   У мальчика затряслась нижняя губа.
   Пастушонок не знал, что думать и говорить.
   Он чувствовать себя таким бедным и необразованным рядом с этим изысканным существом с мягкими глазами!
   — И давно это случилось? — спросил он грубым голосом.
   — Три ночи прошло, как он пропал. Думаешь, он утонул?
   Пастушонок боялся этого, но вслух произнести не решился.
   — Нет, точно сказать невозможно. Может быть, он вышел на берег, а лодка уплыла.
   — Ты думаешь? О, я очень надеюсь на это!
   — Да, ты бы проснулся, если бы он свалился за борт и позвал тебя на помощь.
   — Да, — доверчиво согласился мальчик.
   — Как тебя зовут?
   — Маттиас. Маттиас Мейден. А тебя?
   Пастушонок улыбнулся.
   — Почти также. Мадс.
   — Удивительно, — с улыбкой произнес Маттиас. — Вот мы и на земле.
   Лодка так ударилась о берег, что они оба потеряли равновесие и громко рассмеялись.
   Но когда Маттиас попытался вылезти на берег, оказалось, что он слишком ослаб. После трехсуточного сидения и лежания в лодке без воды, ноги его потеряли силу, стали дряблыми. Он мог бы полностью промокнуть, но дно лодки было почти сухим и его одежда не намокла. А еще ему исключительно повезло с погодой. Ни дождя не было, ни ветра.
   — Можно подумать, что тебя хранили ангелы, — улыбнувшись, сказал Мадс.
   Он помог побледневшему мальчику выбраться на берег, а затем достал свою еду. Она была очень простой: вода из ручья и твердая горбушка хлеба. Но для Маттиаса пища была королевской!
   — Лодку бери себе, — благородно заявил он. — Колгрим нашел ее. Хозяина у нее нет.
   Мадс не поверил своим ушам. Этот мальчик приносит с собой счастье.
   — Но весел нет, — сказал Маттиас.
   — Фу, весла! Я их сделаю из двух бревен ольхи.
   — А сейчас я должен идти домой к маме, — произнес неуверенно Маттиас, оглядываясь по сторонам. — Она беспокоится обо мне и о Колгриме. Надеюсь, он уже дома, я так сильно опасаюсь за его жизнь.
   — Ты где живешь?
   — В Гростенсхольме.
   Этого названия Мадс никогда не слышал.
   — Ты не слышал о Гростенсхольме? — удивился Маттиас. — Я думал, что все знают эту усадьбу.
   — Ты дрейфовал оттуда, — сказал Мадс и рукой показал направление.
   — Да, меня все время несло вдоль берега. Теперь надо идти обратно по берегу моря.
   Это их рассмешило.
   — Я провожу тебя до дороги.
   На полпути им встретился хозяин Мадса, и Маттиас рассказал ему о плоскодонке, которую он подарил Мадсу, потому что тот спас его и его не унесло дальше в открытое море. Пастушонок был искренне благодарен тому, что дар был подтвержден, а то он боялся, что не долго бы был владельцем лодки.
   Крестьянин почесал в затылке. Гростенсхольм? Нет, он не слыхал такого названия.
   Маттиас, услышав, что они разговаривают на ужасном диалекте, вежливо поблагодарил за помощь и двинулся по дороге на север.
   — Чудесный мальчик, — сказал крестьянин. — Иисусе Христе, как легко я чувствую себя сегодня, словно встретился с Божьим ангелом.
   Маттиас не был ангелом, но в его глазах и в улыбке было нечто, благоприятно влиявшее на людей. Именно это и нужно в жизни. Вам как бы возвращалась утерянная вера во все хорошее.
   Но Мадс был уверен в том, что Маттиас ангел. Подумать только, настоящая лодка! Мальчика за трое суток в море не вымочило дождем, не потрепало на волнах.
   То, что плоскодонка угнана, Маттиас знать не мог. Впрочем, владелец лодки недавно умер, и наследники передрались из-за нее. Поэтому воровство никому большого вреда не причинило. Скорее оно разрешило спор о наследстве.
   И после того, как Мадс просмолит ее и разукрасит, никакой прежний владелец не узнает лодки, где бы он ни жил, когда бы ни появился так далеко на юге, где лодка находится сейчас.
   Лодка принадлежит Мадсу, в этом нет сомнения.
   Маленькие ноги Маттиаса устали. Он шел весь день, почти не встретив на пути ни одного дома, питался он только малиной и ежевикой, кусты которой росли вдоль дороги. Он нашел хорошую палку на случай встречи с дикими зверями.
   К вечеру на поляне в лесу он увидел костер. Подошел к нему и вежливо обратился к сидящим у огня пятерым мужчинам с просьбой разрешить ему немного погреться.
   С виду мужчины были далеко не добродушны, но они смеялись и хитрили, выпытывая у Маттиаса, кто он.
   Он вежливо, как его учили, объяснил, что зовут его Маттиас Мейден, что ему восемь лет и сейчас он идет домой в Гростенсхольм.
   Эти люди также не слыхали о такой усадьбе, однако они освободили место для Маттиаса на пне у костра.
   Все они были бородаты, грязны и закутаны в лохмотья. Один из них, одноглазый, подвинулся к Маттиасу и грязными пальцами стал щупать его бархатную курточку. Мужчина тихо присвистнул.
   — Где ты, мальчик, раздобыл одежду?
   — Она моя, — удивился Маттиас. — Отец и мать сшили ее для меня.
   — Во-о как, — недоверчиво произнес мужчина. — Кто же твой отец?
   — Папа? Он никто. Просто владелец Гростенсхольма. А дедушка помощник судьи в Акерсхюсе. Мы бароны, все трое. Мой брат тоже, но он исчез.
   Глаза его снова наполнились слезами, когда он вспомнил о несчастной судьбе Колгрима.
   Мужчина, услышав слова «помощник судьи», тут же отодвинулся от Маттиаса.
   — Вот как! А что ты делаешь здесь, житель Акерсхюса?
   Маттиас ответил доверчиво и благовоспитанно, рассказал всю грустную историю о лодке и рыбах, о трагическом исчезновении Колгрима.
   — А где же лодка?
   — Я отдал ее.
   Мужчины были разочарованы. Один из них с ухмылкой, которая должна была изображать любезность, сказал:
   — Ложись спать, мальчик. Здесь, ближе к костру. Мы присмотрим за тобой.
   Маттиас охотно подчинился, он не хотел показывать, что голоден. Невежливо жаловаться таким добрым дядям.
   Заснул он мгновенно, успокоенный тем, что он уже идет домой к маме и папе. Последнее, что он услышал, был жалобный стон ветра в кронах деревьев…
   Маттиас еще не совсем проснулся, слишком устал. Но в полусне он почувствовал, что кто-то раздевает его.
   Мама, подумал он с улыбкой. Я дома у мамы, и она снимает с меня одежду, я заснул во всем.
   Сейчас она оденет на меня ночную рубашку. Но сегодня она почему-то плохо пахнет. Лучше сесть. Нет, не хватает сил.
   Он услышал голоса. Грубые, звучащие шепотом. Мама забыла закрыть окно. Холодом тянет. Песня, жалобная песня слышится издалека, она звучит словно в церкви. Нет, это не песня, что-то другое, точного названия чему он не может вспомнить.
   — Хо, прикончить его и баста, — слышит он один из голосов. Это не очень любезно, представляется ему. — Он нас видел.
   — Но ведь он еще малыш, — произносит другой на родном для Маттиаса диалекте. Остальные голоса говорят на диалекте Мадса. Мадс? Кто это?
   — Ты же сам слышал, Олавес! Его дед помощник судьи.
   — Выкупа за него нам получить не удастся? — слышен другой голос.
   — Дурак! Не пойдем же мы к помощнику судьи!
   — Поторопитесь, у такого маленького цыпленка шея тонка. Свернуть ее пара пустяков.
   — Нет, подожди, — произносит голос, принадлежащий Олавесу. — Почему бы нам не продать его. Нермаркену? Он хорошо заплатит.
   — Нермаркену? До него несколько миль! Думаешь, мы потащим туда это обессилевшее существо?
   — Ну, хорошо, — произнес голос Олавеса. — Отдайте тогда его мне! Давненько мы не свертывали шей цыплятам. Я потренируюсь.
   Голоса захохотали. Маттиасу все это казалось неприличным сном, и он охотно бы проснулся. Но вместо этого он снова погрузился в глубокий сон…
   Кто-то тряс его.
   — Проснись, — прошептал голос. — Тихо! Идем быстро, пока остальные не встали!
   Маттиас недоуменно, еще окончательно не проснувшись, повиновался. Ночь была темной, костер почти догорел, вокруг лежали спящие люди. Ветер прекратил свою жалобную песню.
   Решительная рука потащила Маттиаса за собой. Они поспешили вниз на дорогу и быстро побежали со всех ног. Они бежали до тех пор, пока мужчина не устал. Тогда он уменьшил скорость, и Маттиас был ему очень благодарен. Он едва волочил ноги.
   — Почему мы бежим? — поинтересовался он.
   — Потому, что они хотели причинить тебе зло.
   Маттиас задумался.
   — Тебя зовут Олавес?
   — Да, как ты узнал?
   — Я слышал ваш разговор ночью. Но думал, что это сон. О-о! Где моя одежда?
   Его закутали в какую-то большую тряпку. От нее исходил тот противный запах, который все время преследовал его. Она кололась и раздражала кожу.
   — Они забрали твои шмотки. Для продажи.
   — Бедняги! Как они бедны! Причинить мне такую боль! Зачем? Я не могу поверить этому.
   — Такой мир, мальчуган. Закон жизни. Убей или тебя убьют.
   — А почему ты мне помог?
   — У тебя, мальчишка, такие славные глаза! Притягивающие. Я не знаю, что случилось со мной. Я ведь не лучший из детей Бога, но мне захотелось сделать тебе добро.
   — Премного благодарен, господин Олавес!