Страница:
16 февраля 1999 Вторнёк.
Я рос у папы на багажнике.
Выпали глазки
– Пап, а есть не настоящее, а образное выражение выпали глазки?– А что это означает?
– Это когда не знаешь, что делать. А когда знаешь, что делать, они не будут выпадать.
– Выпали глаза… Гм…Это немножко похоже на выражение разбежались глаза.
– Друг от друга? Они ж далеко друг от друга живут!
– Нет, недалече. Всего-то лишь за горкой носа.
Крылья
Ужастик
Учитель хотел побить этого мальчика, как вдруг у него выросли крылья, и он вылетел через окно.
А его родители сказали быстро:
– Осторожней, Петя! Расшибёшься!!!
– Да нет! У меня крылья!!! – крикнул Петя.
– Что? Что?! Крылья??!! Зачем они тебе?
– Ух! Для того чтобы в любую секунду вылететь через окно любого класса и улететь от драки, от пристающих. А ещё чтобы не спускаться по ступенькам и не ходить по всей школе, а просто открыть окно…
– Знаю, знаю! – в испуге закричала мама. – Но ты можешь разбиться!!!
…– и спуститься на крыльях, – договорил Петя.
Он снова взлетел на крыльях к третьему этажу, и крылья у него отпали.
Учитель настегал его ремнём, и урок начался хорошо и удачливо.
Расстрой
– Пап, я сегодня схлопотал три пятёрки. Но когда придёт мама, ты скажи ей как убитый:«Вот… дожили… до светлого праздничка… Наш сегодня в поту добыл ко-ол по поведению. Еле-еле донёс. Ко-о-о-о-л!!!»
«За что?» – обязательно спросит мама.
А ты не спеши отвечать. Дай ей поглубже войти в расстрой. Вздохни и добавь:
«Это ещё не все его громкие успехи. Он ещё две двойки припёр. По мать-и-мачехе и по русскому. Причина одна. Не сделал домашнее задание».
Папа и скажи, как я научил.
– Всё вместе – пять! Отлично!
С видом на Волгу, или рука без подружки
Мои первые летние каникулы!Уже на второй день лета я с мамой и папой приехал электричкой в Конаково. Потом ещё немножко прокатились на автобусе.
До Карачарова.
И влетели в санаторий «Мать и дитя».
Тётя в регистратуре сказала:
– Вам номер с видом на лес или на Волгу?
– С видом на Волгу! – быстрей всех крикнул я, и Волга осталась за нами.
Мы быстро занесли вещи в свою комнату, и ещё быстрей втолпились все на балкон. Смотреть свой вид на Волгу.
В просветах между ветками тяжёлых сосен далеко сверкала вода.
Я первый раз видел Волгу.
Она была широкая и длинная.
Мы умылись, немножко посидели и засобирались провожать папу. Раз папа был у нас ни то ни сё – ни мать ни дитя, – то ни под каким видом ему нельзя было дольше здесь и оставаться. Привёз своих и учаливай!
Мы пошли провожать его до автобуса.
Было тихо, тепло.
Вдруг папа погрустнел.
Погрустнела за ним и мама.
Я посмотрел, куда они смотрели, и тоже заогорчился.
За канавкой с водой бугорок окашивал дедушка. Он был старенький. В такой же старенькой одежде. И по лицу ручьился пот.
У дедушки была всего одна рука. Как он косил одной рукой? Наверно, подумал я, одной руке трудно и невесело без подружки, без второй руки?
Второй руки у дедушки не было.
Так прямо сказать нельзя было. Была. Только испорченная. Без кисти. На запястье блестел короткий кожаный грязный чехол.
Этим огрызком руки он ловко припинал к сердцу рогульку посреди косы и косил очень сноровко. Травы только охали и падали.
Автобус увёз папу. Взамен него оставил нам посреди земли лишь шаткий комок пыли.
Поднялся ветер.
Сердито зашумели на нас деревья.
Стало холодно.
Я с мамой побежали в свой двести четырнадцатый номер. Молчали.
И вид на нарядную, в белых парусниках, речку нас уже не трогал.
Я с мамой выпросились в номер напротив. В двести седьмой.
С видом на лес.
2 июня 1999. Среда. Карачарово, Тверская область.
У Полли
Сегодня мама привела меня на качели.Катаюсь я, катаюсь себе, прикупаю радости и вдруг вижу: совсем напротив, среди деревьев возбегается ввысь настоящая каменная гора с орлом на вершине.
Со всей скоростью я побежал к этой горе.
В боку горы, у самой земли, пряталась и грелась на солнышке мраморная узкая лестничка. Раньше, с качелей, я её не видел за острыми зубцами.
Я быстро взлетел по тёплым ступенькам к верху горы. К орлу.
Я обнял орла, выпрямился – и стал выше орла!
Высоко летает гордый орёл. Но неисправность вознесла меня выше! Аж дух чуть подломило.
И я потихоньку спустился по лесенке на противоположную сторону горы.
И тут я увидел. От горы отходила мраморная полоска. На полоске розовел камень с гладким одним боком. Со старыми французскими буквами:
Полли бультерьер. (Собак я люблю. Особенно таксочек.)Полли
1904–1913
Преданность ее была беспредельна
Когда Полли умерла, её похоронили вот тут. На берегу Волги. Рядом с тем местом, где она спасла девочку. Та девочка тонула.
Говорят, Полли положили в могилу лицом к Волге.
И добрые, знаменитые карачаровские хозяева Гагарины поставили ей этот памятник.
Все любят сниматься у Полли. Мы с мамой тоже снялись.
На память.
4 июня 1999. Пятница. Карачарово, Тверская область.
Зачем ты учишься?
– Вик, зачем ты идёшь в школу во второй класс? Недостаточно одного?– Тебе, Гриш, может, и сверхдостаточно. Но мне маловато одного класса. Я иду учиться. Чтоб умной быть!
– Ой-ой-ой!
– Да! Чтоб хорошо работать!
– Пр-равильно! Работать да ещё хор-рошо!
– Конечно! Надо очень хорошо поработать, чтоб много денюшек дали!
– А зачем тебе деньги?
– Ты что, с Луны бултыхнулся? На деньги можно покупать вещи! А без вещей чего носить будешь тогда?
– Котёнка! Он всегда тёплый… Теплячок… Согреет…
– Ага!.. Не голыми же нам оставаться!
– Ви-ичка!.. Какая ты уже сейчас вся умная. Ты уже сейчас знаешь всё, всё, всё! Куда тебе ещё учиться? Это уже просто сверхлишнее.
1 сентября 1999. По пути в школу.
Первая пятёрка
На уроке математики Лариса Соломоновна сказала:– Ты достоин только кошки!
– Нет, мне собаку!!!
– Ну, где ты видишь тут собаку? – показала она свои наклейки.
– А вот это что?
– Это медведь.
– Хоть что это… Пускай кому медведь, а мне собака. Красивая! Ни у кого нет такой!.. И давайте, пожалуйста, мне оценки только собаками!..
У медведя была вытянутая мордочка, как у шелти. Глаза умные, как у дратхаара. Ну чем этот медведь не собака?!
Мы с папой шли из школы домой.
На улице везде проявлялось солнце.
Нам на пути встретилась таксочка Рамина. Такая сладость! Она с бабушкой пришла встречать моего одноклассника Арсения Фролова.
– Моя хорошенькая… Моя миленькая… Раминочка… Р-ряв! Р-р-ряв!!
Посмотрела на меня Рамина внимательно и вежливо промолчала.
– Раминочка, – сказала бабушка, – поздоровайся с Гришей.
Бабушка наставила на Рамину строгий палец. Твёрдо сказала:
– Рамина, голос! Голос!
Рамина трижды нежно гавкнула.
Бабушка сказала мне:
– Погладь Рамину. Она не кусается.
Я тихонько погладил её по спинке, потом за ушиками и взвизгнул от счастья! Смех во мне сам завёлся. После каникул я первый раз гладил собачку!
На всё это папа смотрел как-то неприручённо. Его понять можно. Его дважды кусали собаки. Даже в больнице лежал.
Как обычно, по пути мы заходим за молоком. На ступеньках магазина я и спроси:
– Пап, у меня над глазами нет жёлтых пятен?
Папа испуганно уставился на меня.
– Да ты не бойся, – сказал я. – Эти пятна я видел у Рамины.
– Нет! Ничего я у тебя не вижу! – почти прокричал папа обрадованно.
А я огорчился.
2 сентября 1000 + 999 = 1999. Четверг
Удивил!
Ну каким секретом удивить мне папу?Думал я, думал, думал и придумал.
Вернулись мы с папой из школы.
Поели, что он там приготовил, и пошли в мою, в собачью (я ж собака!) комнату. Одомашниваться. Делать вместе мои домашние задания.
Раскрыл папа дневник, и глаза у него побежали вверх. Добежали почти до потолка.
– Это что ещё за морзянка? Ты почему не записал нормально задание по русскому? Куда проще! Пиши обычными цифрами номера страницы и упражнения. Так нет. На точки его повело! Ну что это за пунктирная карусель?
Я обрадовался.
Наконец-то хоть разик запутал папу!
Но уже через минутку я поскучнел. Целую половину секрета моего папа разгадал!
– Ну… Страница четырнадцатая. Докопался. Тэ-экс… А номер упражнения? Двадцать девятый? Ну-ка, уточни.
Я уставился на свои точки, и теперь пришла уже моя очередь удивляться.
Точно помню, что писал и двойку, и девятку.
Но куда они провалились?
Двойка уже как и не двойка. А вся тройка. И девятка уже почему-то покруглела, как нуль. Вылитый.
Выбилась в ноли!
Не мог я век гадать на глазах у папы. Не мог и с лёта соглашаться с его догадкой. И смело выкрикнул:
– Тридцатый!
Под наблюдением папы сделал я это тридцатое упражнение.
Тут он снова сунулся в мой дневник. Хотел узнать, что задали уже по математике. Но ничего не узнал. Так я его и тут запутал.
Всё б ничего, да сильней папы я запутал себя. Сам ничего не мог разобрать в своих же секретах.
Папа рассердился.
Позвонил сам домой моей одноклашке Рите Серёгиной. Я с ней за одним столиком в классе сижу.
Оказалось, надо было делать именно то упражнение, про которое говорил папа.
Своими секретами я наказал самого себя.
Пришлось выполнять и второе упражнение. Двадцать девятое.
Удивил!
Но за одним удивлением прибежало другое.
За каждое упражнение я получил по пятёрке!
То б была одна пятёрка. А то целых две! Всё-таки две больше.
В один день! По одному предмету! В одни руки!
И я тихонько засмеялся на уроке, когда впервые раскрыл тетрадку с двумя новенькими пятёрочками.Первая публикация рассказа «Удивил!» в «Пионерской правде» 12 ноября 1999 года. Конечно, всё то, что круто наворочено вокруг текста, – наши с папой прикольчики.
Я не хотел смеяться.
Мой смех сам высказался…
Хоть бы раз наоборот…
– Ну, сынку, отучился ты во втором полсентября. Какие успехи?– А разве, пап, ты сам не знаешь? Еду пока без троек… Пятёрки… Прошмыгивают четвёрки… Да…
– Что так кисло вздыхаешь?
– Сладко не выходит. Я всем учителям говорю Вы. В ответ все учителя говорят мне ты. Или они сговорились?.. Я всех их без разбору слушаюсь. А они меня нет. Разве я маленький? Хоть бы разок… хоть бы понарошку сделали наоборот-наобормот…
Плач
Мы проходили согласные.Антоняк спросил учительницу-чернильницу:
– А почему, когда люди плачут, они забывают про согласные и тянут только гласные звуки?
И Лариса Соломоновна ответила:
– При плаче ты ж не будешь, как паровоз, п-п-п-п-п-п-п-п-пых-пых-пыхтеть?!
На учениях
– Гриш, я тренируюсь учительские ставить оценки.– Как это, Вик?
– Просто. Допустим, учитель ляпнул мне в дневник двойку. А я резинкой стираю или лезвием и культурно сажаю на том месте четвёрку. И мамочке покой обеспечен. А то она у меня постоянно переживает. Потому что у меня каждую минуту чэпэ случается. Вот только что я чуть в ванне не утонула. Мама вынула меня оттуда шваброй.
Падежики
Падежи озоровать хороши.У меня была самая расстроенная неделя, когда я впервые встретился с падежами.
Они подняли меня на смех. Баловались, толкались, перебегали с места на место, и я никак не мог запомнить, кто же за кем должен идти.
И тогда я придумал стишок. Каждое слово начиналось с той буквы, что и очередной падеж.
И падежики послушно выстроились в порядок.
Илья рисует Дашу.
Вика тихонько пляшет.
И совсем позабыли, как скакать с места на место.
Фантазия «Падуны»
Однажды я возбежал на гору.А на горе на меня напал ветер.
Ветер сдул меня, и я покатился кубарем к столбу. Прямо в этот столб упал.
Столб подумал и тоже упал.
Я немножко отдохнул и покатился дальше.
Вниз.
Гроза
Мне было неприятно, когда сверкает молния и гремит гром. Я боялся, что молния войдёт в меня и стукнет.
Я прятался от неё и на улице, и дома.
За двухконфорочную газовую плиту зайду, закрою глаза крепко-крепко и жду, пока гром не умрёт совсем.
Однажды в грозу ко мне подошёл папа.
Положил руку мне на плечо, легонько тряхнул:
– Ну, молодой человек, почём у нас нынче дрожжи?
Я молчал.
Я боялся поднять голову и увидеть окно, за которым страшно ругались между собой гром и молния.
– Дрожишь? Значит, греешься?
– Я не замёрз, – буркнул я.
– Уже прогресс. А что дрожишь, так это всё нормально. Всем в грозу жутковато. Это только дурак ничего не боится. Так на то он и дурак. А ты бойся себе на здоровье и тихонько говори сам себе: всё равно не боюсь! всё равно не боюсь!! да всё равно ж не боюсь!!!
В грозу я часто прятался за папу, сильно сжимал глаза и шептал про себя:
– …н-н-н-н-н-н-н… б-б-б-б-б-б-б… н-н-н-не-е-е… б-б-б-бо-о-оюсь…
Постепенно я всё меньше боялся грозы.
А сейчас и совсем не боюсь. Даже хихикаю, когда шумят-склочничают гром и молния.
Не боюсь!!!
Первая публикация рассказов десятилетнего Григория Санжаровского в «Клубе 12 стульев» «Литературной газеты» 22 мая 2002 года.
Не разлей вода
У меня есть маленький щеночек.Далматин.
Он хорошенький, белый в крапинку.
Я дал ему кличку Рекс.
Есть у меня и кот Пушок.
Вместо будильника меня будит по утрам своим лаем Рекс.
Рекс и Пушок любопытные.
Всегда подсматривают, как я делаю уроки, и тоже учатся.
Как я сделаю в тетради ошибку, Рекс гавкает, а Пушок мяукает. Переживают за меня, предупреждают. Они больше меня боятся моих ошибок. Потому что у меня по русскому ух и строгиня учиха. Без единой ошибульки сделай задание, но хоть одно слово напиши не так красиво или подчеркни случайно что там не карандашом, а ручкой, – всё, отдыхай! Можешь не волноваться. Два! И рядышком крас-ное указание «Старайся!»
Как поделаем уроки, все втроём идём во двор гулять.
Рекс добрый, никого не кусает. Ему это даже неинтересно!
Рекс с Пушком бегают по двору. Щиплют травку. Никогда не ссорятся. Играют.
И меня в игру зовут.
Но я и без зова вот он вот. В игре.
По вечерам мы втроём смотрим из темноты застеклённой лоджии на проезжающие мимо машины, на весёлые ясеневские огонёшки.
Смотрим и вздыхаем.
Нам неохота расставаться даже и на время сна.
Мама
Моя мама красивая, добрая, хорошая. Она стройнее всех.Она ласковая.
Мама любит, когда мы с папой приезжаем неожиданно к ней на работу.
На работе мама готовит нам кофе с бутербродами.
Я с нею играю, работаю на компьютере. Смотрю с нею, как собака-акробатка прыгает, бывает в разных весёлых позах. Собака ж механическая!
При прыжке собака переворачивается в воздухе и опускается то на ноги, то на бок, то на нос, то на спину.
Поиграю с мамой, поработаю на компьютере, и мы отправляемся все вместе в Измайловский парк (это совсем рядом), где я с мамой катаюсь по кругу на паровозе, на качелях.
Мне с мамой всегда хорошо.
Я даже сплю с нею в ночи под выходные и праздничные дни.
Забывчивая
– Мам, а как я залез к тебе в животик?– Я, сынок, уже и не помню…
– Какая ты забывчивая! Если я понапихаю в карманы к себе какие железяки, я всегда помню, откуда они взялись.
Мы просто обнялись любвя
После болезни пришёл я в свой второй бэ и сразу нарвался на приключение.Увиделись с Димой Черкасом. Мы просто обнялись. Он меня не так крепко обнял, как я его. Целую ж неделю не виделись!
Я просто обнял Димкулю любвя!
А Лариса Соломоновна ничего не поняла.
Она вообще никогда ничего не понимает! Стала нас растаскивать. Боялась, будто мы собирались задраться. Хотела раскидать друг от дружки на части. И не смогла растащить.
Какая она слабу-улька-булка… эта наша Ба! Шилова!
Ручка
– Сын, я же просил тебя в новом дневнике не писать что попало. Это что за кривуляка?– Я её не писал. Это ручка нахулиганила. Сама упала на дневник и тут же дневник превратился в грязник. Вот доем твой красный борщ, ух изобью её! Писать ею не буду! Пока хорошенечко не попросит!
Реформатор
– Пап, почему ты не стал учителем? А я хочу!– А кто ещё вчера горел стать водителем?
– Ну и что? Я и сейчас хочу стать водителем. Один день учителем буду работать. Один день водителем. У меня в школе ребята будут в два раза меньше получать двоек. Потому что через день будут учиться. И отдыхать через каждый день!
Откуда берутся подарки?
– Вик, я сегодня не спал до четырёх часов. Родители уложили меня, ушли. А я потихошку встал у себя в комнате, включил одну синюю слепую лампочку и написал письмо Деду-Морозу. Ты не писала?– Не тупи! Что я, с головки съехала? Я со старичьём не переписываюсь. Я старчикам записочки не шлю!
– А я написал. Знай, Дедко-Мороз, что именно мне дарить! Я так и настрогал в блокнотике Микки-Мауса: «Дедушка Мороз! Подарите, пожалуйста, пёсика, кошечку, книгу „Змея вытянутая“, настоящую железную дорогу, гирлянду в 399 огней, лифт игрушечный, этажерку в шесть этажей, дом в восемь этажей, 15 журналов». Приставил нарядное послание к ёлке на столике. Лежу жду. Я хотел подглядеть, как Дед-Мороз принесёт мне подарки. А Дедоня всё не нёс, не нёс… Я и засни. А просыпаюсь – под моей ёлкой в моей комнате на столике ксилофон, альбом-календарь про далматинчиков моих любимых… А рядом на стуле че-ты-ре книжищи Акимушкина «В мире животных»! Там и про змей, вытянутых и скрюченных, там и про червей!.. Про что и не хочешь! Столик не выдержал бы этих животных и упал. Потому книжки положили рядом на стул.
Я просил совсемушки мало! Потому что всё у меня есть. Собак-кошек книжных, конечно, у меня полный угол. И гирлянды по всей моей комнате, по кухне. И железная дорога с гудящим паровозом есть. А новую я попросил так, про запас… Да и не про запас. А просто так. Писал, что на ум набежало, и побольше. Чтоб я смог располучше рассмотреть Мороза, пока он будет читать. А напиши мало – быстро уйдёт! Накрутил с вагон – всё равно не увидал даже! Деда-Мороза я не видел. А откуда тогда подарки свалились? С неба?
– С Меркурия!
– С созвездия Гончих Псов!
– С Солнца!
– С Солнца сгорят!
– А может, с Марса?
– Гриш! А ты не пробовал очутиться на Марсе? А я была на Марсе! В бочку напихала бенгальских огней, хлопушек там разных. Всё подожгла и меня вместе с бенгальскими огнями подбросило на Марс! А ты не пробовал туда попасть? Хоть с этим приплюснутым Санта-Клаусом?
– Да что мне твой сом! Я не пойму, как подарки попали ко мне!
– Мне кажется, подарки свалились с девятого этажа. Там в полу образовалась дырка, и в ту дырку подарки слились к тебе.
– А дырка большая?
– Не помню…
– Я говорил маме: «Прикинься спящей с двадцати трёх сорока пяти до нуля часов двух минут. Не забывкивай. Как Дед-Мороз отдаст подарки, так и открывай глаза!» Не успела прикинуться. Осталась без подарка. Только папа ей утром подарил несчастную, худую пилочку для ногтей. Но разве это подарок?
Я лёг за три минуты до полуночи, можно было и позжей лечь. Пока Дед обнесёт весь наш дом… Пока докувылькает до нашего четырнадцатого подъезда, можно два раза выспаться! Но я до всех четырёх часов не заснул. Дедоня так и не пришёл.
Вчера дедушка президент Ельцин сам отставился, и папа сказал, что Дед-Мороз мог к нему поехать уговаривать его дальше работать. И чтоб задобрить, может, повёз ему подарки… Дед-Мороз у меня не был. А подарунчики проявились. Как это произошло? Не знаю… Я прямо смущаюсь…
1 января 2000. Суббота.
Новый век? Старый век!
С вечно расстёгнутым настежь ртом Антонелли спросил в школе учительницу:– Что такое календарь?
– Календарь – это то, где указаны годы, месяцы, дни недели, праздники.
– А-а-а… А я не знал…
– А сейчас особый праздник. Новый век! Новое тысячелетие! Третье! Сегодня мы учимся первый день в новом веке!!! – торжественно доложила Лариса Соломоновна. – Первый урок в третьем тысячелетии!!!
– Неправильно! – сказал я. – Разве бывает десяток без головы? Разве десяток из девяти состоит? Девять ещё не десять! Сейчас ещё старенький век. А новый начнётся в две тысячи первом году. Через триста пятьдесят шесть дней!
– Да ладно… – кисло вздохнула наша Ба! Шилова! – Отдыхай…
10 января 2000. Понедельник.
Как залетел ко мне в дневник чужой гусь
Россия– родина слонов в посудной лавке.Когда я добываю двойку, у папы начинается очередной самый последний конец света.
Николай Журавлёв
Злость его аж до потолка подкидывает. Важно хоть немножко кинуть соломки на то место, где он опустится. Жалко всё-таки. Папа как-никак.
Сегодня я начал издалека.
– Пап, что больше? Восемь или один?
– Конечно, один.
– А если хорошенько подумать?
– Ну… пока восемь…
– Уже хорошо… За вчера и сегодня я честно вытрудил восемь красивых пятёрок-тетёрок и одну-единственную худющую раскоряку двойку…
Когда папа вернулся с неба на кафель школьного вестибюля, я сказал:
– Этого гусика я обожаю! – и поцеловал двойку в раскрытом дневнике. – Я хочу, чтоб каждая четверть начиналась и кончалась двойкой. Прямо меч… меч – та-аю! Чтоб композиция такая кольцевая была!..
Разбушёванный папа схватил меня за руку и потащил по всем этажам. Искать Ларису Соломоновну. Какой любопытный! Хочет знать, откуда взялся гусь!
– Не твоя композиция, а вот эта, – тычет папа в двойку и напротив её в чумные буквы «Д/з», – откуда эта композиция прилетела? Д/з – домашнее задание. Ты ж вчера мне стишок молотил я тебе дам! И два? Ты ж мне его сто раз наизусть оттарабанил!
– И в сто первый Ларисе Соломоновне! Ну… Рассказал я ей стишок, а она мне злобно, сквозь зубки: «Он мне не нужен!» – и отмахнулась. Как тигрюха лапой.
Я промолчал.
Она раскрыла дневник, подняла ручку и, представляешь, задумалась. Сигнал, что я выстарал себе плохую отметку.
Ну… Думает она год, думает два.
Я спрашиваю:
«Что вы так длинно думаете?»
«Я думаю, какую тебе двойку поставить. Большую или маленькую!»
Г-г-г-г-гос-с-с-с-поди! Мне б её заботушки!
Отоварился я и пошёл к себе за столик сел.
– Пап, она ж пишет ужасно. Ни один дурак её не поймёт! За её двойку, как она написала, я б сам спокойно поставил ей двойку! А она мне её переадресовала. Ручка её – старый адрес. А мой дневник – новый адрес…
– Что ты тут мне байки…
– Когда она что задаёт – пишет на доске только номер страницы. Она написала 13. На тринадцатой странице сказка «Никита-Кожемяка». Её троечка оказалась вылитой двоечкой. Я за двойку и прими. То есть, тринадцатую страницу я принял за двенадцатую. А на двенадцатой уже стих «Сказка» Берестова. Так кто виноват? Так кому гуся под-носить?
Папа засмеялся:
– Не горюй. Зажуём эту горю!
– Ну ошибся я. Не с той страницы выучил. А с соседской. Что там «Сказка», что там сказка. Только одна «Сказка» в стихах. А другая в простых словах. Ну какая разница? Я ж все равно учил?! Учи-ил!!! Так чего ж тогда кидаться гусями? Лучше б себе оставила к столу. На старый Новый год!
– Вот именно! – весело сказал папа.
12 января 2000. Среда.
Что ты хочешь от моей линейки?
В понедельник, двадцать четвёртого января двухтысячного года, упала со стола на пол моя линейка.И Ксюша кинулась её поднять.
Я спросил Ксюшу:
– Что ты хочешь от моей линейки?
– Я от неё ничего не хочу. Я просто хочу её всю себе забрать!
– Что, тебе своей не хватает?
– Конечно, не хватает!
– Ну и моей не хватит! И подавно!
И я наступил на линейку. Чтоб Ксюня не цапнула.
Но уже к этому моменту под линейкой нежданно устроилась рука Ксюши. И я невольно наступил на линейку с рукой.
До линейки оставалось во-от столько, сантиметров тридцать, и тут Ксюша подпихни руку под линейку, и я уже не мог остановиться. Нога уже сама неостановимо вниз пошла.
Так случилась эта чертовщина.
Я извинился перед Ксюшей.
Но руке её от этого извинения не стало легче.
Раскипелся папа. За эту историю мне выговор закатил.
Но и от этого Ксюшиной руке не стало легче.
– Почему ты мне это сам сразу не рассказал? – спросил папа. – Я ж тебя каждый день спрашиваю, какое было чэпэ!
– Ты неправильно сегодня спросил. Ты спросил вообще. Но ты обязан был у-точ-нить! Именно про ксюшину спросить руку!
– Но разве я могу наперёд знать все твои выбрыки?
– А не знаешь… Я-то тут при чём? Спрашивай точно, и я б тебе точ-нень-ко рассказал!
Будто ксюшиной от этого руке стало б легче…
Муки таракана
– Мам, я в коридоре сегодня видел огромного больного таракана!– А чем он болеет?
– Корью и скарлатиной!
Ну и что?
Народ – это сила в борьбе друг с другом.Сегодня у нас была контрольная по математике.
Геннадий Малкин
– Крысёнок Пи! Иди возьми свою тетрадь да не забудь дневник.
С дневником я подошёл к учительскому столу.
Лариса Соломоновна сказала:
– Сейчас я тебе поставлю…
Она спихнула мне в дневник замарашку синюшную троечку, а себе в журнал водрузила целую раскормленную пятёрищу!
– Поставьте мне и в дневник пятёрку…
– Нет. Пусть будет тройка.
– Но я же получил пять! – сказал я вырывающе.
– Ну и что? Ха-а-ха-а-ха-а!!! – проговорила она по сло-гам. И поддразнила: – Будешь троечником.
Обидно.
Вот так из пятёрочника я превратился в троечника. Что я папе скажу?
16 февраля 2000. Среда.
Урок немецкого в желудке акулы
Фантастический ужастик
Идеи побеждают разум.Кончилась большая, родненькая, переменка.
Геннадий Малкин
Учительница Олеся Александровна Бойченко начала говорить немецкий урок.
Кто-то из ребят по моей команде выключил свет. Свет потерялся – стало почти темно.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента