Страница:
Сапарин Виктор
Пыль приключений
Виктор Сапарин
Пыль приключений
1
Планета жила своей жизнью. Люди работали, писали стихи, забивали голы на футбольном поле, слушали музыку, ходили и ездили в гости, воздушные лайнеры переносили тысячи пассажиров через океаны и материки. Казалось, ничто не изменилось, но в сознании каждого, где бы он ни находился, в самой глубине билось ощущение необычайного. И разговор, на какую бы тему ни зашел, невольно касался того, что всех интересовало.
Пассажиры одного из трансокеанских лайнеров узнали о начале события по табло в салоне: голубая линия маршрута, радовавшая глаз геометрической прямизной, вдруг изогнулась, и звездочка, обозначающая местоположение корабля, поползла по кривой.
В окнах виднелась все та же высотная, почти черная синь. Только солнце, задернутое невидимым фильтром, желтое и плоско-круглое, словно блин, передвинулось и торчало теперь не сбоку, а сзади. Земля внизу была затянута облаками.
- Теперь уж ни одна душа не проникнет в зону, - произнес седовласый пассажир. Он ни к кому прямо не обращался. - Только автоматы увидят, как это выглядит.
- Мы с вами тоже, - быстро откликнулся молодой человек с открытым взглядом, сидевший напротив. - Если захотим!
- Да, конечно, - согласился седовласый, искоса взглянув на собеседника. Что-то в лице юноши заинтересовало его. Пассажир решил продолжить разговор. - Это верно: мы можем видеть, что происходит на Венере, или на дне Тихого океана, или в кратере вулкана, не вставая с кресла. Наши глаза разбросаны по всей солнечной системе. Но вам не кажется, что одно дело смотреть почти осязаемое, объемное, в натуральных красках изображение, представлять себя среди стада разъяренных слонов, слышать их дыхание и шелест ветра от их движения и совсем другое дело - подвергаться настоящей опасности, рисковать быть раздавленным или поддетым клыком, вдыхать пыль, поднимаемую стадом, пыль приключения? Ведь вулкан, на вид самый настоящий, мечущий пылающие бомбы, совершенно безопасен. Метеориты, нацеленные в вашу голову, когда вы будто бы стоите под открытым небом на Луне, бесплотны. Сознайтесь: вам хотелось бы самому побывать хоть раз на месте действительного происшествия?
- Один раз со мной это случилось. - Юноша вдруг посерьезнел. Он не замечал легкой иронии собеседника. - И, знаете, без этого приключения мне чего-то очень недоставало бы. Вы правы: настоящее приключение, хотя бы одно, должно быть в жизни каждого. Я даже думаю, что характер людей прошлого века - я имею в виду тех, кто создавал общество, в котором мы все теперь живем, - складывался таким волевым и напористым именно потому, что на пути к осознанной цели их подстерегали многие приключения. Ведь даже прокладка дороги в тайге требовала в ту пору подчас самого настоящего героизма.
- А в наше время? - лукаво прищурил глаз его собеседник.
- Сами знаете, - вздохнул юноша. - Контроль безопасности трясется за благополучие каждого из нас от рождения и до глубокой старости. Приключения теперь...
- Исключены? Или почти исключены? А вам не кажется, что приключение сейчас происходит с целой планетой? И все население нашей Земли переживает его, потому что оно касается всех. Что-то я не слыхал, чтобы раньше бывали происшествия такого масштаба!
- О, конечно! Но я имел в виду приключения, так сказать, личного плана.
- Личного? - собеседник юноши задумался. - Ну, так вот, представьте себе, я переживаю сейчас, да, да, в этот самый момент, сильнейшее приключение моей жизни. А в ней, знаете, многое бывало.
Юноша невольно обвел взглядом салон. Люди спокойно сидели в креслах: кто читал, кто смотрел в экран блок-универсала, кто поглядывал в окно.
Собеседник чуть насмешливо поглядел на юношу.
- Я - один из авторов математической завесы. Не понимаете? Ну, той самой, что заставила только что свернуть с курса наш лайнер.
- Математической?..
- Ну да, состоящей из цифр. Попросту говоря, наши счетно-решающие машины сообщают штурманам-автоматам цифры, поправки к курсу, - пассажир говорил сейчас деловито, - и самолеты обходят запретный район кратчайшими удобными путями. Весь сложный транспортный механизм планеты продолжает бесперебойно действовать. Это гораздо выгоднее магнитной завесы или электрической, которые предлагались для этой цели. Те ведь просто образуют непроницаемый забор для самолетов, воздействуя на их приборы управления.
- А если... - юноша замялся. Он не знал, как лучше спросить. - Если какой-нибудь... Если какая-нибудь цифра...
Седовласый пассажир понимающе кивнул.
- Наш институт дал слово Контролю безопасности, что система абсолютно надежная. А я руководитель института. Значит, мое слово и моя совесть подвергаются сейчас такому испытанию, что стой я на поверхности Луны и сыпься на меня самые настоящие метеориты, мне было бы гораздо легче. Вот почему я называю это приключением. Ведь что главное в настоящем приключении? Не погоня за острыми ощущениями, а испытание духа прежде всего. И это остается самым существенным и в тех случаях, когда человек подвергается особой опасности и когда от него требуются и сила, и выносливость, и физическая закалка. В ваши годы я не представлял себе так отчетливо этой общности.
Юноше показалось, что лицо его собеседника вдруг изменилось. Подбородок очертился тверже, западины щек стали заметнее, точно на них упала тень, все черты выглядели жестче.
- Идем на посадку, - объявил автомат, - на запасный аэродром "Новая Зеландия Третья". По новому, временному расписанию отсюда можно проехать...
2
Как всегда в последнее время, Костя и Оля встретились на берегу моря.
Мальчишки, игравшие на пляже, подняли страшный крик. Одни бегали по гальке в игрушечных скафандрах, другие, голые, бросались в воду и лихо плыли, держа в руках дротики, - видимо охотясь на воображаемого зверя.
- Играют в экспедицию на Венере, - сказала Оля. - Вон тот, загорелый, наверное, Лоо. А этот, в голубом скафандре, конечно, изображает Нгарробу.
- Чего ж ты хочешь! Следующие поколения мальчишек будут играть в перемещение планет, или в поворот земного шара, или...
Оля взглянула на Костю. Каменная беседка, в которой они сидели, напоминала о прочности, незыблемости и даже вечности.
- Все-таки это очень рискованно, - сказала она. - Опыт с целой планетой! С человечеством в конце концов.
- Ты и права и не права, - возразил Костя. - Опыт действительно грандиозный, - он положил руку на теплый от солнечных лучей парапет. Климат Земли зависит от многих факторов. От характера ее поверхности - тут человек кое-что изменил, сместив горы, соединив материки, оросив пустыни. От морских течений и воздушных потоков - и тут человек вмешался и внес свои коррективы. Есть и такой существенный фактор - наклон земной оси к орбите. Раньше он считался неизменным и как бы выбрасывался из расчетов. Но вот оказывается, что теперь и это нам под силу. Ты же знаешь главное: по заданию Планового бюро сотни научных учреждений разработали комплексный план создания благоприятных природных условий на всей Земле. Зона, особо благоприятная для жизни, будет постепенно расширяться, пока она не охватит всю планету. План будет осуществляться в течение десятков лет. В него включается и изменение наклона земной оси.
- Но ведь если растают льды, - покачала головой Оля, - произойдет тысяча катастроф.
- Ничего не произойдет. Вот тут-то ты и ошибаешься. Нынешнюю сенсацию заметят только астрономы и вообще ученые, а не мы с тобой. - Костя рассмеялся. - Речь идет сегодня о смещении земной оси на ничтожную величину. Только тончайшие приборы уловят разницу. Ведь это все лишь опыт. Хотя и с целой планетой.
- Мне не совсем ясно одно, - сказала девушка. - Почему именно сейчас поставлен опыт? Есть в этом какая-нибудь особая необходимость?
- Когда-нибудь же надо начинать. Не начинать - значит никогда не свершить. Человечество созрело для таких задач. Если хочешь знать, добавил он, - нынешний опыт нужен для развития науки. Теоретическая мысль человечества в этой области подошла уже к такой ступени, что требуется конкретный опыт, иначе она не может развиваться дальше. Теория и практика человеческая здесь сошлись. Таковы масштабы деятельности человека сегодня - вот и все.
Они помолчали с минуту. Потом перешли к своим личным делам.
- Ну, а как твоя картина? - спросила она другим тоном.
- Это оказалось труднее, чем я думал. Знаешь, чего мне не хватало до сих пор? Зрелости. Обыкновенной человеческой зрелости. Я почему-то думал, что личный героизм присущ лишь прошлой эпохе, когда боролись за то, чем мы сейчас обладаем. Сегодня, когда я летел к тебе, я встретил одного человека, просто попутчика... И вот в случайном разговоре нечаянно он раскрыл передо мной целый мир приключений, присущих современному человеку в его повседневной жизни. Не только в космосе, но и на Земле тоже силы человеческие - нравственные и физические - проходят большие испытания. И я понял, что в моей картине недоставало главного. Раньше мне все представлялось очень ясно. Даже, пожалуй, слишком. Спокойная, как солнечный восход, картина: тайга, трасса, прорубленная среди заросших соснами сопок, уставшая машина и полный-еще не растраченных сил молодой тракторист. Простой парнишка, протянувший руки к струе воды, которую льет из кувшина девушка... Получалось простое счастье двоих, извечно существующее и никогда не умирающее, чистое, как солнечный луч. Но ведь мои герои не просто он и она, и их время не равнозначно всяким другим временам. В юноше и девушке там, в тайге, заключено будущее человечества. Значит, наше сегодня. Более того, и наше завтра тоже. Именно это-то и делает простого юношу и простую девушку, рядовых людей своей эпохи, героями! Но вот этой нити к нам, к нашим сегодняшним делам я и не сумел показать.
Он даже поник головой.
- Так хочется изобразить то легендарное время, ту героическую эпоху, когда день за днем строилось коммунистическое общество, - продолжал он тихо.
- Ты очень разбрасываешься, - с суровой заботой произнесла девушка. Вместо того чтобы заняться чем-нибудь устремленно, меняешь профессию за профессией! Восемь месяцев работал в группе по проектированию планетного двигателя, а сейчас, когда начался эксперимент, разъезжаешь по всей планете. Наверняка ищешь новое "интересное занятие".
- То мое дело уже завершено. Теперь я должен на некоторое время отойти в сторону. Разъезжаю же я не зря. Хочется посмотреть еще раз на планету, окинуть взглядом объект, над которым проделывается такой опыт. В некотором роде с моим, пусть и маленьким, участием. И, конечно, я ищу нового приложения своих сил. Тут ты права. Академик Нестеров говорит, что настоящим художником может стать только человек, перепробовавший своими руками всяких человеческих дел, много испытавший в жизни. Чтобы отдать людям, надо иметь, - говорит он.
- А что еще говорит академик Нестеров?
Костя откинулся на спинку скамьи.
- Он говорит, что прописную истину наших дней - "каждый может стать Ломоносовым или Леонардо да Винчи" - нужно понимать глубоко, в историческом развитии. Что он имеет в виду? Гениальные одиночки, одновременно ученые и художники, люди многих направлений творческой мысли, долгое время служили исполинскими маяками в развитии науки и культуры. Потом люди решили, что время Ломоносовых прошло. Наука, одна какая-нибудь отрасль ее требовала всей жизни человека, и этого было еще мало. Науки стали дробиться, и все равно человеческой жизни не хватало: ученый уходил, не свершив много из того, на что был способен. Ему просто недоставало времени: часов в сутках и самих суток. В то же время нарождались новые науки, они быстро развивались, и требовалось охватить их взглядом не только глубоким, но и достаточно широким. Некоторые склонны были видеть в этом противоречии кризис человеческого ума. Но ум человека разрешил это противоречие. - Костя остановился, оглядел горы на берегу, башню в форме километровой иглы на самой высокой вершине, окруженной снегом, станцию релейной связи, перевел взгляд на мальчишек на берегу и в раздумье продолжал: - Человек придумал машины, которые так же в несчетное число раз усиливают возможности человеческого мышления, как электронные микроскопы и радиотелескопы обостряют наше зрение. Работоспособность человека неизмеримо увеличилась. А ведь работоспособность - это девяносто девять процентов гениальности, так по крайней мере всегда утверждали сами гении, - засмеялся он. - Конечно, тот один, сотый, процент играет огромную роль. Но ведь в распоряжении любого исследователя сегодня вся наука человечества в доступной и удобной для пользования форме и все лучшие умы, гении современности, которые либо придут ему быстро на помощь, либо разовьют его идеи на самом высоком уровне, если он сам не в состоянии это сделать. Ты понимаешь, что коллективная мысль, организация совместного творчества людей в масштабе целой планеты и полный простор для творчества всех людей в самых разных областях и делают каждого из нас подобным Ломоносову или Леонардо да Винчи. Мы как бы часть коллективного гения, все - и самые великие и самые скромные. Каждый может, а значит, и обязан развивать все свои способности! И у нас на все хватает времени. Извини за эту маленькую лекцию. Я, наверное, слишком долго думал над этим последнее время. И должен был высказаться. Вот почему, - добавил он, - у многих не одна профессия, не говоря уже о смежных специальностях. Даже тот, кто почти целиком отдается одной большой страсти, обыкновенно хоть крохотную частицу души оставляет еще какому-нибудь маленькому увлечению. И я вовсе не мечусь, я пробую себя. Пробую во всех областях, к которым у меня появляется интерес. В прошлом случалось, что люди обнаруживали у себя таланты на склоне лет. Сейчас, как ты знаешь, это рассматривается как серьезная вина самого человека.
- Ты так увлечен прошлым...
- Это помогает мне лучше понять настоящее.
Девушка помолчала.
- У Леонардо да Винчи, помнится, были и другие увлечения, - сказала она вдруг.
- Да, он увлекался очень многим. Воздухоплаванием, например. Потом... что ты смеешься?
- Ничего.
Теперь она смотрела на Костю лукаво, совсем как та девушка на эскизе его картины, что помогала умываться трактористу, и как та, что столько веков улыбалась на картине самого Леонардо.
Костя посмотрел на Олю.
- Я дурак! - произнес он убежденно. - Конечно, выражаясь языком прошлого, - добавил он, пытаясь еще шутить.
В его глазах отразилось чувство глубокого страха: несколько мгновений он смотрел на девушку, словно боялся, что ее сейчас отнимут у него. Губы его шевелились, но он не мог вымолвить ни слова.
- Нет, просто мальчишка, - возразила Оля. Она была проницательнее, чем он, хотя он и больше знал.
Она провела рукой по его волосам.
- Ты даже такой же растрепанный, как те мальчишки, что играют в экспедицию на Венере.
Эти слова вдруг напомнили им о другой, более близкой планете, той, на которой они жили.
- А вдруг что-нибудь произойдет не так? Смотри! - Девушка схватила Костю за руку. - Вода прежде доходила только до того камня, а сейчас он мокрый. Море перемещается...
Юноша внимательно посмотрел на камень. Интерес, удивление, потом легкое сожаление промелькнули на его лице. Он рассмеялся.
- Это прилив. Не волнуйся - там все рассчитали.
3
- Внимание, - сказал голос. На командном пункте стало тихо.
Легкий балкон, на котором сидели люди, опоясывал зал - пол его представлял собой экран объемного изображения. Казалось, они парят в воздухе над страной лилипутов. Впрочем, населения здесь не было. Человеческая нога не ступала да и не могла ступить на эти вершины и скользкие склоны. Горную страну выкопали из-под слоя льда толщиной в два, а где и в три километра, прорубив в нем каньон с отвесными стенами. На дне каньона длиной в добрую полусотню километров сверкали, выглядывая из тени, пики, а пониже темнели хребты, похожие на черных гусениц. В следующий момент создалось впечатление, что балкон поплыл: присутствующие как бы пронеслись над ледяным каньоном к тому месту, где он начинался. Здесь во льду был вырублен круг, в центре его располагалась широкая, похожая на заклепку, загнанную глубоко в тело планеты, рыжая, словно ржавая, гора. На склоне горы темнело овальное пятно.
Пятно вдруг засветилось. Казалось, там, внутри горы, кто-то раздувает пламя. Крупные искры вылетали из отверстия и проскакивали на несколько километров по ледяному ущелью, расширяющемуся к противоположному концу.
- Скальные обломки, - сказал кто-то.
Послышался легкий шум - грохот, приглушенный в тысячу раз. Потом гора вздрогнула. На худом лице Манташева заиграл желвак. Вот он, миг, которого так ждали! Архимед тысячелетия назад сказал: "Дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю". Человечество нашло, наконец, силу, способную сделать это, опираясь на самое планету. Реактивный двигатель, встроенный в тело материка около полюса, сдвинет земную ось.
Гора словно выстрелила. Из жерла на ее склоне выметнулся длинный огненный язык. Он занял почти половину каньона, потом стал вытягиваться. Словно желая избавить наблюдателей от жара бушующего пламени, ущелье отодвинулось и стало теперь видно во всю свою длину. Огненный язык все вытягивался и вышел за пределы ущелья. Его конец лизал воздух уже над поверхностью земли.
- Ну что ж, форсунка заработала, - с удовлетворением произнес Забелин. - С точностью до секунды.
- Что скажет Земля? - возразил Манташев. Желвак на его щеке продолжал шевелиться, как бы в такт каким-то невысказанным мыслям.
- Сто раз прикидывали!
- На счетных машинах. И на модели. А на планете ни разу.
- В конце концов опыт может быть приостановлен. Достаточно произнести слово "стоп". Контроль безопасности не дал бы согласия на производство эксперимента, если бы все не было сто раз подстраховано.
Ледяная броня возле ущелья таяла. Потоки воды хлынули в каньон. Клубы пара закрыли картину: в глубине волнующейся белой завесы лишь изредка появлялись и исчезали розовые пятна.
Забелин включил инфракрасный экран. Язык пламени стоял ровно, почти не шевелясь.
- Процесс идет нормально, - сказал он.
Все умолкли.
Стрелки на циферблатах, кривые на экранах осциллографов докладывали, что все идет как надо. Никто не смотрел на них; они фиксировали данные для истории. Если бы что-нибудь отклонилось от нормы, - автоматический контролер немедленно доложил бы.
Вынужденное бездействие казалось невыносимо томительным. Столько напряженной работы в течение многих лет было вложено в подготовку этого момента - и вот они сидят и смотрят картину на экране на положении простых зрителей.
- Да, - сказал Забелин, чтобы нарушить молчание. - Когда-то наш предок грелся у костра, поворачиваясь к огню стынущим боком. А сегодня мы беремся за земную ось и собираемся повернуть матушку Землю к Солнцу той ее стороной, которая, по нашему мнению, больше нуждается в тепле.
Манташев молчал. Конечно, замысел грандиозен. Ответственность, которую взяли на себя авторы проекта, и смелость человечества стоили одна другой.
Шли минуты и часы...
- Ну, вот и все, - почти разочарованно произнес один из собравшихся, откидываясь в кресле. - Вот так и будем сидеть пять суток.
Но тут один из приборов неожиданно произнес, отчетливо выговаривая каждое слово:
- Материк сдвинулся с места!
Можно было и не глядеть на другие приборы, на разные голоса подавшие сигналы тревоги. Даже простой глаз видел, что гора, изрыгающая пламенный язык, медленно уходит вместе с каньоном и ледяным плато из поля зрения.
- Верните ее! - крикнул кто-то, не выдержав.
Манташев тронул рукоятку. Гора остановилась. Потом двинулась назад и заняла прежнее место.
- Нет, не на экране, а в действительности, - потребовал тот же голос. В нем прозвучали нервические нотки.
- Мы можем только выключить двигатель, - спокойно сказал Забелин.
Манташев взглянул на красный зрачок на пульте.
- Доложите обстановку, - потребовал он, склонившись к микрофону под зрачком.
Особый сверхприбор, наблюдающий за работой всех прочих приборов, обобщающий их показания и делающий логические выводы, тотчас же сообщил:
- Оторвался кусок материка и движется под влиянием силы отдачи двигателя.
- Решение?
- Нет данных. Нужны измерения оторвавшейся части.
- Выключить двигатель мы можем, - все еще спокойно сказал Забелин. - Но вопрос: стоит ли?
- Ответ мы должны получить быстро, - озабоченно произнес Манташев. Иначе... - он умолк.
4
Зрелищу нельзя было отказать в красоте. Чуть подсвеченная изнутри модель планеты с нежно-голубыми океанами и золотистыми материками вращалась в такт с ходом суток. Вокруг макушки Земли ползали жуки - то зеленые, то красные, меняя цвет при подходе к черте. Многие жуки, даже не приближаясь к запретной линии, заранее изменяли курс.
- Вы, собственно, зачем сюда явились? - спросил Свиридов. - Ваша математическая завеса действует как надо.
Седовласый человек с нервным лицом выглядел смущенным.
- А если какой-нибудь тупой автомат? - озабоченно произнес он.
- В тупости автоматов их сила, - возразил Свиридов. - Они не знают неповиновения.
- Но какая-нибудь отказавшая деталь...
- В аварийных устройствах все детали повышенной надежности. Наиболее ответственные дублируются. Вы позабыли азы Контроля безопасности? Я не узнаю вас. Что с вами?
Чернов вздохнул.
- Сам не знаю. Мне все кажется, что может произойти какой-нибудь нелепый случай. Один самолет с неисправной антенной, и...
- Самолеты с неисправными антеннами не выпускаются в рейс. У них не запускаются моторы. Вы же знаете. Если в оборудовании хоть малейшая неисправность, стартовый автомат не срабатывает.
- Неисправности могут появиться в полете!
- Тогда срабатывает посадочный автомат. И это вы тоже знаете.
- А если...
- Хватит ваших "если", - рассердился Свиридов. - Для чего, по-вашему, мы сидим здесь? Чтобы обезопасить эти "если" и чтобы вы были спокойны. Вы и Контроль безопасности.
- Но один случай всегда может выпасть... Я должен допустить его просто как математик...
- Теория вероятностей на вашей стороне. На нашей стороне - техника, Свиридов кивнул на стеклянную стену, за которой стояли две аварийные машины в полной готовности к вылету. - Восемь аварийно-спасательных станций подкарауливают этот ваш математический случай. Вы успокоились, дорогой друг? Вам нужно просто отдохнуть...
- Можно я посижу с вами? Сам не знаю, что со мной. Всего несколько часов назад я был совершенно спокоен. А сейчас...
- Ладно, - Свиридов повернулся во вращающемся кресле. - Устраивайтесь на диване. В конце концов мы с вами обеспечиваем вспомогательные операции. На главном направлении наступаем не мы. Вы ведь слышали, опыт идет совсем не так, как ожидали.
- Да, Антарктида сдвинулась. - Чернов уселся на диване. Глаза его машинально следили за цветными жуками на табло.
- Совет заседает непрерывно, - сказал Свиридов. - Собственно, сейчас нельзя даже просто прекратить эксперимент. Раньше считалось, что его могут приостановить в любой момент, а оказалось, что нет.
- А как же расчеты?
- Риск есть в любом опыте. Иначе это не опыт. До каких-то явлений наши цифры еще не дошли. Все считали, что Антарктида выдержит. Какую-то слабину в глубине недоглядели - примесь в породе, изменение в расположении кристаллов, мало ли что. Какой-то брак в работе природы. Ведь материк вовсе не монолитный, а сила приложена к Земле истинно космическая. Материк треснул, и кусок его там, где находится двигатель, пришел в движение. Теперь трудно сказать, что лучше: оставить оторвавшийся кусок Антарктиды там, где он есть, остановив опыт, или перегнать в такое место, где его влияние на размещение массы Земли будет наименьшим. Вы знаете, сейчас планету взвешивают очень скрупулезно - приборы могут заметить чуть ли не ваши шаги по Земле. Представляете, какую приборы подняли панику! Счетные машины пересчитывают все заново. Но им нужны точные сведения об оторвавшемся куске материка.
- Роботы их дадут.
- Готовых автоматов для такой именно работы нет.
- Их надо изготовить.
- Боюсь, что просто не успеть.
Резкий звонок прервал разговор.
Свиридов поднял глаза к табло.
Два рубиновых жука пересекали красную линию.
Звонок умолк и тут же затрещал снова.
Еще два жука в другом месте словно шилом проткнули красную нить.
Звонок зазвенел в третий раз. Еще одна пара жуков решительно и прямо нацелилась на линию обороны.
Чернов приподнялся с места.
- Станция "Шесть"? - послышался голос начальника спасательной службы.
- Машины на старте! - откликнулся Свиридов. - Готовность к вылету одна секунда.
- Обождите, - сказал Ван Гульден. - Это машины "Скорой помощи" пошли на задание. Что случилось? Ничего. Вернее, слишком многое... В общем через семь минут и к вам прибудут ученые, отдайте им машины. Ничего не поделаешь; только машины "Скорой помощи" снабжены устройством, позволяющим проникать за математическую завесу. Ученые полетят к месту действия. Да, им необходимо там побывать. Самим. Продолжайте нести дежурство, - добавил он. - Получите запасную машину со станции "Восемь".
- Ну, - воскликнул Свиридов, поворачиваясь в кресле. - Вот случай, которого даже вы не сумели придумать! Кажется, сегодня работы хватит!
5
Машина шла на высоте двенадцати километров. Три слоя облаков отделяли наблюдателей от Земли.
- Видишь, меньше, чем на командном пункте, - пожаловался Манташев.
Действительно, после эффектного ощущения полета над Южным полюсом, которое создавали видеоустройства командного пункта, когда людям казалось, что они парят в воздухе и могут переноситься в мгновение-ока в любое место, реальный полет выглядел скучным. За окнами пустота. Табло в кабине самолета напоминало картину в рамке, повешенную на стенку.
Пыль приключений
1
Планета жила своей жизнью. Люди работали, писали стихи, забивали голы на футбольном поле, слушали музыку, ходили и ездили в гости, воздушные лайнеры переносили тысячи пассажиров через океаны и материки. Казалось, ничто не изменилось, но в сознании каждого, где бы он ни находился, в самой глубине билось ощущение необычайного. И разговор, на какую бы тему ни зашел, невольно касался того, что всех интересовало.
Пассажиры одного из трансокеанских лайнеров узнали о начале события по табло в салоне: голубая линия маршрута, радовавшая глаз геометрической прямизной, вдруг изогнулась, и звездочка, обозначающая местоположение корабля, поползла по кривой.
В окнах виднелась все та же высотная, почти черная синь. Только солнце, задернутое невидимым фильтром, желтое и плоско-круглое, словно блин, передвинулось и торчало теперь не сбоку, а сзади. Земля внизу была затянута облаками.
- Теперь уж ни одна душа не проникнет в зону, - произнес седовласый пассажир. Он ни к кому прямо не обращался. - Только автоматы увидят, как это выглядит.
- Мы с вами тоже, - быстро откликнулся молодой человек с открытым взглядом, сидевший напротив. - Если захотим!
- Да, конечно, - согласился седовласый, искоса взглянув на собеседника. Что-то в лице юноши заинтересовало его. Пассажир решил продолжить разговор. - Это верно: мы можем видеть, что происходит на Венере, или на дне Тихого океана, или в кратере вулкана, не вставая с кресла. Наши глаза разбросаны по всей солнечной системе. Но вам не кажется, что одно дело смотреть почти осязаемое, объемное, в натуральных красках изображение, представлять себя среди стада разъяренных слонов, слышать их дыхание и шелест ветра от их движения и совсем другое дело - подвергаться настоящей опасности, рисковать быть раздавленным или поддетым клыком, вдыхать пыль, поднимаемую стадом, пыль приключения? Ведь вулкан, на вид самый настоящий, мечущий пылающие бомбы, совершенно безопасен. Метеориты, нацеленные в вашу голову, когда вы будто бы стоите под открытым небом на Луне, бесплотны. Сознайтесь: вам хотелось бы самому побывать хоть раз на месте действительного происшествия?
- Один раз со мной это случилось. - Юноша вдруг посерьезнел. Он не замечал легкой иронии собеседника. - И, знаете, без этого приключения мне чего-то очень недоставало бы. Вы правы: настоящее приключение, хотя бы одно, должно быть в жизни каждого. Я даже думаю, что характер людей прошлого века - я имею в виду тех, кто создавал общество, в котором мы все теперь живем, - складывался таким волевым и напористым именно потому, что на пути к осознанной цели их подстерегали многие приключения. Ведь даже прокладка дороги в тайге требовала в ту пору подчас самого настоящего героизма.
- А в наше время? - лукаво прищурил глаз его собеседник.
- Сами знаете, - вздохнул юноша. - Контроль безопасности трясется за благополучие каждого из нас от рождения и до глубокой старости. Приключения теперь...
- Исключены? Или почти исключены? А вам не кажется, что приключение сейчас происходит с целой планетой? И все население нашей Земли переживает его, потому что оно касается всех. Что-то я не слыхал, чтобы раньше бывали происшествия такого масштаба!
- О, конечно! Но я имел в виду приключения, так сказать, личного плана.
- Личного? - собеседник юноши задумался. - Ну, так вот, представьте себе, я переживаю сейчас, да, да, в этот самый момент, сильнейшее приключение моей жизни. А в ней, знаете, многое бывало.
Юноша невольно обвел взглядом салон. Люди спокойно сидели в креслах: кто читал, кто смотрел в экран блок-универсала, кто поглядывал в окно.
Собеседник чуть насмешливо поглядел на юношу.
- Я - один из авторов математической завесы. Не понимаете? Ну, той самой, что заставила только что свернуть с курса наш лайнер.
- Математической?..
- Ну да, состоящей из цифр. Попросту говоря, наши счетно-решающие машины сообщают штурманам-автоматам цифры, поправки к курсу, - пассажир говорил сейчас деловито, - и самолеты обходят запретный район кратчайшими удобными путями. Весь сложный транспортный механизм планеты продолжает бесперебойно действовать. Это гораздо выгоднее магнитной завесы или электрической, которые предлагались для этой цели. Те ведь просто образуют непроницаемый забор для самолетов, воздействуя на их приборы управления.
- А если... - юноша замялся. Он не знал, как лучше спросить. - Если какой-нибудь... Если какая-нибудь цифра...
Седовласый пассажир понимающе кивнул.
- Наш институт дал слово Контролю безопасности, что система абсолютно надежная. А я руководитель института. Значит, мое слово и моя совесть подвергаются сейчас такому испытанию, что стой я на поверхности Луны и сыпься на меня самые настоящие метеориты, мне было бы гораздо легче. Вот почему я называю это приключением. Ведь что главное в настоящем приключении? Не погоня за острыми ощущениями, а испытание духа прежде всего. И это остается самым существенным и в тех случаях, когда человек подвергается особой опасности и когда от него требуются и сила, и выносливость, и физическая закалка. В ваши годы я не представлял себе так отчетливо этой общности.
Юноше показалось, что лицо его собеседника вдруг изменилось. Подбородок очертился тверже, западины щек стали заметнее, точно на них упала тень, все черты выглядели жестче.
- Идем на посадку, - объявил автомат, - на запасный аэродром "Новая Зеландия Третья". По новому, временному расписанию отсюда можно проехать...
2
Как всегда в последнее время, Костя и Оля встретились на берегу моря.
Мальчишки, игравшие на пляже, подняли страшный крик. Одни бегали по гальке в игрушечных скафандрах, другие, голые, бросались в воду и лихо плыли, держа в руках дротики, - видимо охотясь на воображаемого зверя.
- Играют в экспедицию на Венере, - сказала Оля. - Вон тот, загорелый, наверное, Лоо. А этот, в голубом скафандре, конечно, изображает Нгарробу.
- Чего ж ты хочешь! Следующие поколения мальчишек будут играть в перемещение планет, или в поворот земного шара, или...
Оля взглянула на Костю. Каменная беседка, в которой они сидели, напоминала о прочности, незыблемости и даже вечности.
- Все-таки это очень рискованно, - сказала она. - Опыт с целой планетой! С человечеством в конце концов.
- Ты и права и не права, - возразил Костя. - Опыт действительно грандиозный, - он положил руку на теплый от солнечных лучей парапет. Климат Земли зависит от многих факторов. От характера ее поверхности - тут человек кое-что изменил, сместив горы, соединив материки, оросив пустыни. От морских течений и воздушных потоков - и тут человек вмешался и внес свои коррективы. Есть и такой существенный фактор - наклон земной оси к орбите. Раньше он считался неизменным и как бы выбрасывался из расчетов. Но вот оказывается, что теперь и это нам под силу. Ты же знаешь главное: по заданию Планового бюро сотни научных учреждений разработали комплексный план создания благоприятных природных условий на всей Земле. Зона, особо благоприятная для жизни, будет постепенно расширяться, пока она не охватит всю планету. План будет осуществляться в течение десятков лет. В него включается и изменение наклона земной оси.
- Но ведь если растают льды, - покачала головой Оля, - произойдет тысяча катастроф.
- Ничего не произойдет. Вот тут-то ты и ошибаешься. Нынешнюю сенсацию заметят только астрономы и вообще ученые, а не мы с тобой. - Костя рассмеялся. - Речь идет сегодня о смещении земной оси на ничтожную величину. Только тончайшие приборы уловят разницу. Ведь это все лишь опыт. Хотя и с целой планетой.
- Мне не совсем ясно одно, - сказала девушка. - Почему именно сейчас поставлен опыт? Есть в этом какая-нибудь особая необходимость?
- Когда-нибудь же надо начинать. Не начинать - значит никогда не свершить. Человечество созрело для таких задач. Если хочешь знать, добавил он, - нынешний опыт нужен для развития науки. Теоретическая мысль человечества в этой области подошла уже к такой ступени, что требуется конкретный опыт, иначе она не может развиваться дальше. Теория и практика человеческая здесь сошлись. Таковы масштабы деятельности человека сегодня - вот и все.
Они помолчали с минуту. Потом перешли к своим личным делам.
- Ну, а как твоя картина? - спросила она другим тоном.
- Это оказалось труднее, чем я думал. Знаешь, чего мне не хватало до сих пор? Зрелости. Обыкновенной человеческой зрелости. Я почему-то думал, что личный героизм присущ лишь прошлой эпохе, когда боролись за то, чем мы сейчас обладаем. Сегодня, когда я летел к тебе, я встретил одного человека, просто попутчика... И вот в случайном разговоре нечаянно он раскрыл передо мной целый мир приключений, присущих современному человеку в его повседневной жизни. Не только в космосе, но и на Земле тоже силы человеческие - нравственные и физические - проходят большие испытания. И я понял, что в моей картине недоставало главного. Раньше мне все представлялось очень ясно. Даже, пожалуй, слишком. Спокойная, как солнечный восход, картина: тайга, трасса, прорубленная среди заросших соснами сопок, уставшая машина и полный-еще не растраченных сил молодой тракторист. Простой парнишка, протянувший руки к струе воды, которую льет из кувшина девушка... Получалось простое счастье двоих, извечно существующее и никогда не умирающее, чистое, как солнечный луч. Но ведь мои герои не просто он и она, и их время не равнозначно всяким другим временам. В юноше и девушке там, в тайге, заключено будущее человечества. Значит, наше сегодня. Более того, и наше завтра тоже. Именно это-то и делает простого юношу и простую девушку, рядовых людей своей эпохи, героями! Но вот этой нити к нам, к нашим сегодняшним делам я и не сумел показать.
Он даже поник головой.
- Так хочется изобразить то легендарное время, ту героическую эпоху, когда день за днем строилось коммунистическое общество, - продолжал он тихо.
- Ты очень разбрасываешься, - с суровой заботой произнесла девушка. Вместо того чтобы заняться чем-нибудь устремленно, меняешь профессию за профессией! Восемь месяцев работал в группе по проектированию планетного двигателя, а сейчас, когда начался эксперимент, разъезжаешь по всей планете. Наверняка ищешь новое "интересное занятие".
- То мое дело уже завершено. Теперь я должен на некоторое время отойти в сторону. Разъезжаю же я не зря. Хочется посмотреть еще раз на планету, окинуть взглядом объект, над которым проделывается такой опыт. В некотором роде с моим, пусть и маленьким, участием. И, конечно, я ищу нового приложения своих сил. Тут ты права. Академик Нестеров говорит, что настоящим художником может стать только человек, перепробовавший своими руками всяких человеческих дел, много испытавший в жизни. Чтобы отдать людям, надо иметь, - говорит он.
- А что еще говорит академик Нестеров?
Костя откинулся на спинку скамьи.
- Он говорит, что прописную истину наших дней - "каждый может стать Ломоносовым или Леонардо да Винчи" - нужно понимать глубоко, в историческом развитии. Что он имеет в виду? Гениальные одиночки, одновременно ученые и художники, люди многих направлений творческой мысли, долгое время служили исполинскими маяками в развитии науки и культуры. Потом люди решили, что время Ломоносовых прошло. Наука, одна какая-нибудь отрасль ее требовала всей жизни человека, и этого было еще мало. Науки стали дробиться, и все равно человеческой жизни не хватало: ученый уходил, не свершив много из того, на что был способен. Ему просто недоставало времени: часов в сутках и самих суток. В то же время нарождались новые науки, они быстро развивались, и требовалось охватить их взглядом не только глубоким, но и достаточно широким. Некоторые склонны были видеть в этом противоречии кризис человеческого ума. Но ум человека разрешил это противоречие. - Костя остановился, оглядел горы на берегу, башню в форме километровой иглы на самой высокой вершине, окруженной снегом, станцию релейной связи, перевел взгляд на мальчишек на берегу и в раздумье продолжал: - Человек придумал машины, которые так же в несчетное число раз усиливают возможности человеческого мышления, как электронные микроскопы и радиотелескопы обостряют наше зрение. Работоспособность человека неизмеримо увеличилась. А ведь работоспособность - это девяносто девять процентов гениальности, так по крайней мере всегда утверждали сами гении, - засмеялся он. - Конечно, тот один, сотый, процент играет огромную роль. Но ведь в распоряжении любого исследователя сегодня вся наука человечества в доступной и удобной для пользования форме и все лучшие умы, гении современности, которые либо придут ему быстро на помощь, либо разовьют его идеи на самом высоком уровне, если он сам не в состоянии это сделать. Ты понимаешь, что коллективная мысль, организация совместного творчества людей в масштабе целой планеты и полный простор для творчества всех людей в самых разных областях и делают каждого из нас подобным Ломоносову или Леонардо да Винчи. Мы как бы часть коллективного гения, все - и самые великие и самые скромные. Каждый может, а значит, и обязан развивать все свои способности! И у нас на все хватает времени. Извини за эту маленькую лекцию. Я, наверное, слишком долго думал над этим последнее время. И должен был высказаться. Вот почему, - добавил он, - у многих не одна профессия, не говоря уже о смежных специальностях. Даже тот, кто почти целиком отдается одной большой страсти, обыкновенно хоть крохотную частицу души оставляет еще какому-нибудь маленькому увлечению. И я вовсе не мечусь, я пробую себя. Пробую во всех областях, к которым у меня появляется интерес. В прошлом случалось, что люди обнаруживали у себя таланты на склоне лет. Сейчас, как ты знаешь, это рассматривается как серьезная вина самого человека.
- Ты так увлечен прошлым...
- Это помогает мне лучше понять настоящее.
Девушка помолчала.
- У Леонардо да Винчи, помнится, были и другие увлечения, - сказала она вдруг.
- Да, он увлекался очень многим. Воздухоплаванием, например. Потом... что ты смеешься?
- Ничего.
Теперь она смотрела на Костю лукаво, совсем как та девушка на эскизе его картины, что помогала умываться трактористу, и как та, что столько веков улыбалась на картине самого Леонардо.
Костя посмотрел на Олю.
- Я дурак! - произнес он убежденно. - Конечно, выражаясь языком прошлого, - добавил он, пытаясь еще шутить.
В его глазах отразилось чувство глубокого страха: несколько мгновений он смотрел на девушку, словно боялся, что ее сейчас отнимут у него. Губы его шевелились, но он не мог вымолвить ни слова.
- Нет, просто мальчишка, - возразила Оля. Она была проницательнее, чем он, хотя он и больше знал.
Она провела рукой по его волосам.
- Ты даже такой же растрепанный, как те мальчишки, что играют в экспедицию на Венере.
Эти слова вдруг напомнили им о другой, более близкой планете, той, на которой они жили.
- А вдруг что-нибудь произойдет не так? Смотри! - Девушка схватила Костю за руку. - Вода прежде доходила только до того камня, а сейчас он мокрый. Море перемещается...
Юноша внимательно посмотрел на камень. Интерес, удивление, потом легкое сожаление промелькнули на его лице. Он рассмеялся.
- Это прилив. Не волнуйся - там все рассчитали.
3
- Внимание, - сказал голос. На командном пункте стало тихо.
Легкий балкон, на котором сидели люди, опоясывал зал - пол его представлял собой экран объемного изображения. Казалось, они парят в воздухе над страной лилипутов. Впрочем, населения здесь не было. Человеческая нога не ступала да и не могла ступить на эти вершины и скользкие склоны. Горную страну выкопали из-под слоя льда толщиной в два, а где и в три километра, прорубив в нем каньон с отвесными стенами. На дне каньона длиной в добрую полусотню километров сверкали, выглядывая из тени, пики, а пониже темнели хребты, похожие на черных гусениц. В следующий момент создалось впечатление, что балкон поплыл: присутствующие как бы пронеслись над ледяным каньоном к тому месту, где он начинался. Здесь во льду был вырублен круг, в центре его располагалась широкая, похожая на заклепку, загнанную глубоко в тело планеты, рыжая, словно ржавая, гора. На склоне горы темнело овальное пятно.
Пятно вдруг засветилось. Казалось, там, внутри горы, кто-то раздувает пламя. Крупные искры вылетали из отверстия и проскакивали на несколько километров по ледяному ущелью, расширяющемуся к противоположному концу.
- Скальные обломки, - сказал кто-то.
Послышался легкий шум - грохот, приглушенный в тысячу раз. Потом гора вздрогнула. На худом лице Манташева заиграл желвак. Вот он, миг, которого так ждали! Архимед тысячелетия назад сказал: "Дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю". Человечество нашло, наконец, силу, способную сделать это, опираясь на самое планету. Реактивный двигатель, встроенный в тело материка около полюса, сдвинет земную ось.
Гора словно выстрелила. Из жерла на ее склоне выметнулся длинный огненный язык. Он занял почти половину каньона, потом стал вытягиваться. Словно желая избавить наблюдателей от жара бушующего пламени, ущелье отодвинулось и стало теперь видно во всю свою длину. Огненный язык все вытягивался и вышел за пределы ущелья. Его конец лизал воздух уже над поверхностью земли.
- Ну что ж, форсунка заработала, - с удовлетворением произнес Забелин. - С точностью до секунды.
- Что скажет Земля? - возразил Манташев. Желвак на его щеке продолжал шевелиться, как бы в такт каким-то невысказанным мыслям.
- Сто раз прикидывали!
- На счетных машинах. И на модели. А на планете ни разу.
- В конце концов опыт может быть приостановлен. Достаточно произнести слово "стоп". Контроль безопасности не дал бы согласия на производство эксперимента, если бы все не было сто раз подстраховано.
Ледяная броня возле ущелья таяла. Потоки воды хлынули в каньон. Клубы пара закрыли картину: в глубине волнующейся белой завесы лишь изредка появлялись и исчезали розовые пятна.
Забелин включил инфракрасный экран. Язык пламени стоял ровно, почти не шевелясь.
- Процесс идет нормально, - сказал он.
Все умолкли.
Стрелки на циферблатах, кривые на экранах осциллографов докладывали, что все идет как надо. Никто не смотрел на них; они фиксировали данные для истории. Если бы что-нибудь отклонилось от нормы, - автоматический контролер немедленно доложил бы.
Вынужденное бездействие казалось невыносимо томительным. Столько напряженной работы в течение многих лет было вложено в подготовку этого момента - и вот они сидят и смотрят картину на экране на положении простых зрителей.
- Да, - сказал Забелин, чтобы нарушить молчание. - Когда-то наш предок грелся у костра, поворачиваясь к огню стынущим боком. А сегодня мы беремся за земную ось и собираемся повернуть матушку Землю к Солнцу той ее стороной, которая, по нашему мнению, больше нуждается в тепле.
Манташев молчал. Конечно, замысел грандиозен. Ответственность, которую взяли на себя авторы проекта, и смелость человечества стоили одна другой.
Шли минуты и часы...
- Ну, вот и все, - почти разочарованно произнес один из собравшихся, откидываясь в кресле. - Вот так и будем сидеть пять суток.
Но тут один из приборов неожиданно произнес, отчетливо выговаривая каждое слово:
- Материк сдвинулся с места!
Можно было и не глядеть на другие приборы, на разные голоса подавшие сигналы тревоги. Даже простой глаз видел, что гора, изрыгающая пламенный язык, медленно уходит вместе с каньоном и ледяным плато из поля зрения.
- Верните ее! - крикнул кто-то, не выдержав.
Манташев тронул рукоятку. Гора остановилась. Потом двинулась назад и заняла прежнее место.
- Нет, не на экране, а в действительности, - потребовал тот же голос. В нем прозвучали нервические нотки.
- Мы можем только выключить двигатель, - спокойно сказал Забелин.
Манташев взглянул на красный зрачок на пульте.
- Доложите обстановку, - потребовал он, склонившись к микрофону под зрачком.
Особый сверхприбор, наблюдающий за работой всех прочих приборов, обобщающий их показания и делающий логические выводы, тотчас же сообщил:
- Оторвался кусок материка и движется под влиянием силы отдачи двигателя.
- Решение?
- Нет данных. Нужны измерения оторвавшейся части.
- Выключить двигатель мы можем, - все еще спокойно сказал Забелин. - Но вопрос: стоит ли?
- Ответ мы должны получить быстро, - озабоченно произнес Манташев. Иначе... - он умолк.
4
Зрелищу нельзя было отказать в красоте. Чуть подсвеченная изнутри модель планеты с нежно-голубыми океанами и золотистыми материками вращалась в такт с ходом суток. Вокруг макушки Земли ползали жуки - то зеленые, то красные, меняя цвет при подходе к черте. Многие жуки, даже не приближаясь к запретной линии, заранее изменяли курс.
- Вы, собственно, зачем сюда явились? - спросил Свиридов. - Ваша математическая завеса действует как надо.
Седовласый человек с нервным лицом выглядел смущенным.
- А если какой-нибудь тупой автомат? - озабоченно произнес он.
- В тупости автоматов их сила, - возразил Свиридов. - Они не знают неповиновения.
- Но какая-нибудь отказавшая деталь...
- В аварийных устройствах все детали повышенной надежности. Наиболее ответственные дублируются. Вы позабыли азы Контроля безопасности? Я не узнаю вас. Что с вами?
Чернов вздохнул.
- Сам не знаю. Мне все кажется, что может произойти какой-нибудь нелепый случай. Один самолет с неисправной антенной, и...
- Самолеты с неисправными антеннами не выпускаются в рейс. У них не запускаются моторы. Вы же знаете. Если в оборудовании хоть малейшая неисправность, стартовый автомат не срабатывает.
- Неисправности могут появиться в полете!
- Тогда срабатывает посадочный автомат. И это вы тоже знаете.
- А если...
- Хватит ваших "если", - рассердился Свиридов. - Для чего, по-вашему, мы сидим здесь? Чтобы обезопасить эти "если" и чтобы вы были спокойны. Вы и Контроль безопасности.
- Но один случай всегда может выпасть... Я должен допустить его просто как математик...
- Теория вероятностей на вашей стороне. На нашей стороне - техника, Свиридов кивнул на стеклянную стену, за которой стояли две аварийные машины в полной готовности к вылету. - Восемь аварийно-спасательных станций подкарауливают этот ваш математический случай. Вы успокоились, дорогой друг? Вам нужно просто отдохнуть...
- Можно я посижу с вами? Сам не знаю, что со мной. Всего несколько часов назад я был совершенно спокоен. А сейчас...
- Ладно, - Свиридов повернулся во вращающемся кресле. - Устраивайтесь на диване. В конце концов мы с вами обеспечиваем вспомогательные операции. На главном направлении наступаем не мы. Вы ведь слышали, опыт идет совсем не так, как ожидали.
- Да, Антарктида сдвинулась. - Чернов уселся на диване. Глаза его машинально следили за цветными жуками на табло.
- Совет заседает непрерывно, - сказал Свиридов. - Собственно, сейчас нельзя даже просто прекратить эксперимент. Раньше считалось, что его могут приостановить в любой момент, а оказалось, что нет.
- А как же расчеты?
- Риск есть в любом опыте. Иначе это не опыт. До каких-то явлений наши цифры еще не дошли. Все считали, что Антарктида выдержит. Какую-то слабину в глубине недоглядели - примесь в породе, изменение в расположении кристаллов, мало ли что. Какой-то брак в работе природы. Ведь материк вовсе не монолитный, а сила приложена к Земле истинно космическая. Материк треснул, и кусок его там, где находится двигатель, пришел в движение. Теперь трудно сказать, что лучше: оставить оторвавшийся кусок Антарктиды там, где он есть, остановив опыт, или перегнать в такое место, где его влияние на размещение массы Земли будет наименьшим. Вы знаете, сейчас планету взвешивают очень скрупулезно - приборы могут заметить чуть ли не ваши шаги по Земле. Представляете, какую приборы подняли панику! Счетные машины пересчитывают все заново. Но им нужны точные сведения об оторвавшемся куске материка.
- Роботы их дадут.
- Готовых автоматов для такой именно работы нет.
- Их надо изготовить.
- Боюсь, что просто не успеть.
Резкий звонок прервал разговор.
Свиридов поднял глаза к табло.
Два рубиновых жука пересекали красную линию.
Звонок умолк и тут же затрещал снова.
Еще два жука в другом месте словно шилом проткнули красную нить.
Звонок зазвенел в третий раз. Еще одна пара жуков решительно и прямо нацелилась на линию обороны.
Чернов приподнялся с места.
- Станция "Шесть"? - послышался голос начальника спасательной службы.
- Машины на старте! - откликнулся Свиридов. - Готовность к вылету одна секунда.
- Обождите, - сказал Ван Гульден. - Это машины "Скорой помощи" пошли на задание. Что случилось? Ничего. Вернее, слишком многое... В общем через семь минут и к вам прибудут ученые, отдайте им машины. Ничего не поделаешь; только машины "Скорой помощи" снабжены устройством, позволяющим проникать за математическую завесу. Ученые полетят к месту действия. Да, им необходимо там побывать. Самим. Продолжайте нести дежурство, - добавил он. - Получите запасную машину со станции "Восемь".
- Ну, - воскликнул Свиридов, поворачиваясь в кресле. - Вот случай, которого даже вы не сумели придумать! Кажется, сегодня работы хватит!
5
Машина шла на высоте двенадцати километров. Три слоя облаков отделяли наблюдателей от Земли.
- Видишь, меньше, чем на командном пункте, - пожаловался Манташев.
Действительно, после эффектного ощущения полета над Южным полюсом, которое создавали видеоустройства командного пункта, когда людям казалось, что они парят в воздухе и могут переноситься в мгновение-ока в любое место, реальный полет выглядел скучным. За окнами пустота. Табло в кабине самолета напоминало картину в рамке, повешенную на стенку.