– Получается ощутимый выигрыш рабочего времени, – сказал мне руководитель АЦМД Владимир Каменев. – Уже только это дает нам право называть себя автомобилестроителями.
Но основные посетители центра – те, кто уже работает на заводе. Всех, от конструктора до вахтера, приглашают сюда для осмотра каждый год. Не грозит ли человеку заболевание, о котором он еще не подозревает? С помощью ЭВМ врачи быстро и точно оценивают состояние его здоровья.
– Теми, у кого обнаружено заболевание, занимается заводская поликлиника. А здоровых лечит наш центр, – говорит Каменев.
– Я не ослышался? Лечите здоровых?
– Я имею в виду не лекарства. Мы прописываем пациенту активный отдых, дозированные физические нагрузки. С нашими рекомендациями он едет не в аптеку, а на стадион «Запорожец», где сможет распрощаться, например, с лишним весом.
– «На Геракла быть похожим вам поможет „Запорожец“, – невольно переиначиваю я стишки, увиденные в заводской столовой.
– Может, кто-то и станет похож, – улыбается в бороду Владимир. – Но наша цель другая: сделать здоровье человека надежным.
Шестьдесят сотрудников в этом центре. Все молодые, все в белых халатах, и работа у них неразделима. А профессии разные: врачи, электронщики, программисты, медсестры, лаборанты, санитарки, операторы ЭВМ…
Если столько профессий в небольшом коллективе, то сколько же на всем заводе?
– С полтысячи наберется, – сказали в отделе кадров. – Если нужна точная цифра, зайдите завтра.
Зайти за цифрой я не смог. Но ничего, обойдемся. Ведь главное нам известно: автозаводу нужны мастера самых разных профессий.
Вернувшись домой, я решил удивить Страстного Ремонтника и стал называть некоторые из них:
– Машинист тепловоза…
– Шутишь, папа?
– Ни капли. У «Коммунара» несколько своих тепловозов, которые ездят между станцией Запорожье и заводом. Тяжелые грузы они доставляют прямо в цеха.
– А-а-а…
– Инструктор-методист производственной гимнастики.
– Тоже нужная профессия!
– Библиотекарь, выдающий научно-техническую литературу, нужен?
– Конечно.
– А переводчики?
– Они зачем?
– Ну, как же! Завод продает автомобили в другие страны. Надо переводить письма, договоры, техническую документацию…
– А, тогда ясно.
Так мы добрались до педагога-организатора – Татьяны Викторовны. В ее нужности Страстный Ремонтник не усомнился. Спросил только:
– Она тоже автомобилестроитель? – Еще какой! – ответил я.
«НАЙТИ БЫЧКОВУ СЛАВНУЮ ДЕВУШКУ»
КЛЮЧЕВОЕ СЛОВО
Но основные посетители центра – те, кто уже работает на заводе. Всех, от конструктора до вахтера, приглашают сюда для осмотра каждый год. Не грозит ли человеку заболевание, о котором он еще не подозревает? С помощью ЭВМ врачи быстро и точно оценивают состояние его здоровья.
– Теми, у кого обнаружено заболевание, занимается заводская поликлиника. А здоровых лечит наш центр, – говорит Каменев.
– Я не ослышался? Лечите здоровых?
– Я имею в виду не лекарства. Мы прописываем пациенту активный отдых, дозированные физические нагрузки. С нашими рекомендациями он едет не в аптеку, а на стадион «Запорожец», где сможет распрощаться, например, с лишним весом.
– «На Геракла быть похожим вам поможет „Запорожец“, – невольно переиначиваю я стишки, увиденные в заводской столовой.
– Может, кто-то и станет похож, – улыбается в бороду Владимир. – Но наша цель другая: сделать здоровье человека надежным.
Шестьдесят сотрудников в этом центре. Все молодые, все в белых халатах, и работа у них неразделима. А профессии разные: врачи, электронщики, программисты, медсестры, лаборанты, санитарки, операторы ЭВМ…
Если столько профессий в небольшом коллективе, то сколько же на всем заводе?
– С полтысячи наберется, – сказали в отделе кадров. – Если нужна точная цифра, зайдите завтра.
Зайти за цифрой я не смог. Но ничего, обойдемся. Ведь главное нам известно: автозаводу нужны мастера самых разных профессий.
Вернувшись домой, я решил удивить Страстного Ремонтника и стал называть некоторые из них:
– Машинист тепловоза…
– Шутишь, папа?
– Ни капли. У «Коммунара» несколько своих тепловозов, которые ездят между станцией Запорожье и заводом. Тяжелые грузы они доставляют прямо в цеха.
– А-а-а…
– Инструктор-методист производственной гимнастики.
– Тоже нужная профессия!
– Библиотекарь, выдающий научно-техническую литературу, нужен?
– Конечно.
– А переводчики?
– Они зачем?
– Ну, как же! Завод продает автомобили в другие страны. Надо переводить письма, договоры, техническую документацию…
– А, тогда ясно.
Так мы добрались до педагога-организатора – Татьяны Викторовны. В ее нужности Страстный Ремонтник не усомнился. Спросил только:
– Она тоже автомобилестроитель? – Еще какой! – ответил я.
«НАЙТИ БЫЧКОВУ СЛАВНУЮ ДЕВУШКУ»
Больше ста «малолеток» у Татьяны Викторовны. Очень разных. Есть славные ребята, а есть и такие, о которых без вздоха не говорят. О Володе Бычкове (фамилию я изменил) мастер отзывается: «Далеко не сахар», а в тот день выражался крепче: «Вот негодяй!»
Шел Бычков к конвейеру через цех окраски. На ходу нажал красивую кнопку – «просто так» – и отключил какую-то важную систему. Хорошо, что заметили и сразу включили опять. Но в сборочном Володе влетело.
Начальство сказало ему суровые и правильные слова. Припомнило случай, когда он ни с того ни с сего зажег возле конвейера ватку, смоченную бензином. Бычков слушал спокойно.
А Татьяна Викторовна ничего не сказала, только с грустной улыбкой качала головой. И Володя, опустив глаза, стал изучать пол в ее кабинете, как будто искал отверстие, чтобы провалиться…
Я с ним беседовал и узнал, что отец у него парикмахер, а Володя брать ножницы не захотел: «У меня от одеколона эта самая… аллергия». Пошел на «Коммунар», потому что от дома близко. И не очень смотрят на характеристику.
Я спросил:
– Она у тебя неважная? А почему?
– Ну, дрался. Разное было…
Постеснялся Бычков сказать, что пришел на завод с отсрочкой приговора. И что есть у него на ближайшие два года два пути: честно жить и работать или – тюрьма…
На восьмом посту он многое освоил: и подлокотники ставил, и обивку дверей. Сейчас поручили педаль сцепления. Средний заработок – сто девяносто. Но девушка, с которой гуляет, советует уходить: «У тебя, – говорит, – руки в мозолях».
– Ну и что же тут такого? Настоящая мужская рука.
– Ей не нравится.
– Она, случайно, не маникюрщица? Бычков усмехается:
– Поваром она будет.
А кем, каким будет Бычков? Для автомобильной промышленности это мелкий вопрос: не он, так другой установит педаль сцепления на «Запорожец». Но для того и работает в сборочном Татьяна Викторовна, чтобы за педалями не потерять человека.
– Девушку бы ему хорошую, и я была бы спокойна.
– Но не станете же вы, – спрашиваю, – ее искать?
– А почему бы нет? Смогу – найду. С этой Томочкой-поварихой пропадет он…
Телефонный звонок.
– Татьяна Викторовна, меня уволили уже или нет?
– Приходи, поговорим.
– А… ничего?
– Боишься?
– Да не, я так… Сейчас буду…
Это еще один «далеко не сахар» – шестнадцатилетний Олег Романюк. Надоела операция, захотел на новую. Мастер сказал: «Потерпи пару дней. Сейчас некем тебя заменить». Романюк ждать не стал – просто не вышел на работу. Прогулял целую неделю. Из-за него бригада премию потеряла – рублей пятьдесят каждый. Олег это хорошо понимает. Прошмыгнул к Татьяне Викторовне, как заяц, аж запыхался – робеет попасться ребятам на глаза.
Олег, – сказал я, – дома тебя тоже не было всю неделю. Какая причина?
– Вы мою маму еще не знаете, как она бьет…
– Но ведь за дело?
– Вообще-то да, но не такими мерами надо воспитывать…
– Во, грамотный! – восхищается Татьяна Викторовна. – Все понимаешь! Кроме того, что конвейер – не песочница в детском саду: хочу – играю, не хочу – потопал себе… Вот ты футболист. С поля ушел бы без замены?
– Скажете!
– Ас конвейера, выходит, можно… Ты где жил неделю?
– У парня в общежитии.
– Позвони матери.
– Уже звонил.
– А она?
– «Иди, – говорит, – домой».
– А ты?
– «Да? – говорю. – Чтобы мне всыпали по первое число?» – «Иди, – говорит, – ничего не будет».
– Ну и как?
– Не била. Спрашивала, где ночевал, что ел.
– А потом?
– Плакала: «Сколько ты еще меня мучить будешь?» Ну, я обещал ей, что все, конец…
Мать Олега – литейщица, «Коммунар» для нее родной. Выходка сына в ее глазах – предательство, а не просто прогул. Рука у матери крепкая, даже слишком. «Когда появится, не бейте, – просила Татьяна Викторовна. – Так мы с вами ничего не достигнем…»
Знаю педагогов-организаторов, у которых распланирован каждый шаг. И папка с планами всегда под рукой. Придет проверяющий – «вот вам, пожалуйста, воспитательные мероприятия, предусмотренные на первый квартал!» Эти люди – педагоги по должности, а такие, как Татьяна Викторовна, – по призванию. Они не ходят на службу, а живут общей жизнью с ребятами.
«Постараться найти Бычкову славную девушку, чтобы хорошо на него влияла…»
«Убедить маму Романюка, чтобы не колошматила его, когда он вернется…»
Нет, не втискивается такое в официальную бумагу с воспитательными мероприятиями на первый квартал! Там и язык другой, суконный: «Провести беседу с гражданкой Романюк о недопустимости и нецелесообразности применения к сыну мер физического воздействия…»
– Гнать надо таких, как Романюк! Увольнять с завода! Конвейеру нужны люди, но не до такой же степени, чтобы нянчиться со злостным прогульщиком!
– Не спеши записывать его в «злостные». Ему же только шестнадцать лет.
– По-твоему, это мало? Да Гайдар в его возрасте!..
– Знаю, знаю: полком командовал. Но давайте дадим человеку еще один шанс.
Такие вот споры шли на собрании бригады. Решили все-таки Олега не выгонять – может, сдержит свое слово.
…Старейший коммунаровец Иван Федорович Миргородский рассказал мне, как началась его трудовая жизнь:
– Отец вернулся с германской контуженный, к работе непригодный. А я самый старший из пятерых детей – целых четырнадцать стукнуло. Единственный кормилец. Пошел наниматься на завод Копа. Проходная была на том месте, где сейчас наше ПТУ. Вышел хозяин. Спрашивает: «Грамотный?» – «Четыре класса кончил!» – «О, молодец! Ступай к фельдшеру». Тот заставил раздеться, осмотрел, пощупал мышцы – и отправили меня в кузню нагревать заготовки для лобогреек. Работал, как все, по десять часов, кроме воскресенья. Получал шесть копеек в час. Для сравнения: килограмм хлеба стоил в среднем десять копеек. На работу – два часа ходьбы. Опоздал – полтинник Штрафа. За прогул штрафовали на рубль, за второй увольняли. Если заболел – никаких больничных. Через неделю не выздоровел – теряешь работу, а другую попробуй-ка найди…
Хорошо, конечно, что Романюк ничего подобного не испытал. Как говорится, за то боролись. А все же, думается, было бы ему полезно на недельку стать Ваней Миргородским. Очень многое научился бы ценить – от короткого рабочего дня до походов на Хортицу с рыбалкой и ухой, которые устраивает Татьяна Викторовна.
– За что вы любите «малолеток» своих? – задал я вопрос.
Она растерялась:
– Даже не знаю… – И добавила, чуть подумав: – За ихнюю откровенность. За ихний труд. За все…
Здравствуйте, Татьяна Викторовна!
Пишет Вам бывший Ваш «малолетка», а ныне рядовой Советской Армии Ковтун Павел. Получил от Вас открытку с поздравлениями к празднику, за которую большое спасибо. Я вижу, что меня не забыли на заводе, и эту открытку сохраню до дембеля. Служу я в жарком Казахстане. Служба идет нормально, и теперь я понимаю, что это благодаря тому воспитанию, которое я получил на заводе…
Привет из Заполярья!
Здравствуйте, Татьяна Викторовна!!!
С армейским приветом к Вам Григорий. Ваше письмо получил и очень за него благодарен. Служба проходит хорошо, имею поощрения от командования. Недавно по телевизору показывали наш завод. Почему-то взгрустнулось и так захотелось домой. После армии обязательно приду работать на свой четвертый пост…
…Помню, как я пришел на завод совсем теленком и ничего не знал. Мне казалось, что я не потяну этих трудностей. Но, как видите, я сумел проработать два года и их перебороть. А все кому спасибо? Мастеру
моему, бригаде и Вам, Татьяна Викторовна. Я понял одно, что где нету трудностей, там ничего интересного, и легкого счастья в жизни не надо искать.
С уважением – Александр.
Да, между прочим, подсчитали – солдат за время службы проходит расстояние, в полтора раза превышающее диаметр нашей Земли!..
Шел Бычков к конвейеру через цех окраски. На ходу нажал красивую кнопку – «просто так» – и отключил какую-то важную систему. Хорошо, что заметили и сразу включили опять. Но в сборочном Володе влетело.
Начальство сказало ему суровые и правильные слова. Припомнило случай, когда он ни с того ни с сего зажег возле конвейера ватку, смоченную бензином. Бычков слушал спокойно.
А Татьяна Викторовна ничего не сказала, только с грустной улыбкой качала головой. И Володя, опустив глаза, стал изучать пол в ее кабинете, как будто искал отверстие, чтобы провалиться…
Я с ним беседовал и узнал, что отец у него парикмахер, а Володя брать ножницы не захотел: «У меня от одеколона эта самая… аллергия». Пошел на «Коммунар», потому что от дома близко. И не очень смотрят на характеристику.
Я спросил:
– Она у тебя неважная? А почему?
– Ну, дрался. Разное было…
Постеснялся Бычков сказать, что пришел на завод с отсрочкой приговора. И что есть у него на ближайшие два года два пути: честно жить и работать или – тюрьма…
На восьмом посту он многое освоил: и подлокотники ставил, и обивку дверей. Сейчас поручили педаль сцепления. Средний заработок – сто девяносто. Но девушка, с которой гуляет, советует уходить: «У тебя, – говорит, – руки в мозолях».
– Ну и что же тут такого? Настоящая мужская рука.
– Ей не нравится.
– Она, случайно, не маникюрщица? Бычков усмехается:
– Поваром она будет.
А кем, каким будет Бычков? Для автомобильной промышленности это мелкий вопрос: не он, так другой установит педаль сцепления на «Запорожец». Но для того и работает в сборочном Татьяна Викторовна, чтобы за педалями не потерять человека.
– Девушку бы ему хорошую, и я была бы спокойна.
– Но не станете же вы, – спрашиваю, – ее искать?
– А почему бы нет? Смогу – найду. С этой Томочкой-поварихой пропадет он…
Телефонный звонок.
– Татьяна Викторовна, меня уволили уже или нет?
– Приходи, поговорим.
– А… ничего?
– Боишься?
– Да не, я так… Сейчас буду…
Это еще один «далеко не сахар» – шестнадцатилетний Олег Романюк. Надоела операция, захотел на новую. Мастер сказал: «Потерпи пару дней. Сейчас некем тебя заменить». Романюк ждать не стал – просто не вышел на работу. Прогулял целую неделю. Из-за него бригада премию потеряла – рублей пятьдесят каждый. Олег это хорошо понимает. Прошмыгнул к Татьяне Викторовне, как заяц, аж запыхался – робеет попасться ребятам на глаза.
Олег, – сказал я, – дома тебя тоже не было всю неделю. Какая причина?
– Вы мою маму еще не знаете, как она бьет…
– Но ведь за дело?
– Вообще-то да, но не такими мерами надо воспитывать…
– Во, грамотный! – восхищается Татьяна Викторовна. – Все понимаешь! Кроме того, что конвейер – не песочница в детском саду: хочу – играю, не хочу – потопал себе… Вот ты футболист. С поля ушел бы без замены?
– Скажете!
– Ас конвейера, выходит, можно… Ты где жил неделю?
– У парня в общежитии.
– Позвони матери.
– Уже звонил.
– А она?
– «Иди, – говорит, – домой».
– А ты?
– «Да? – говорю. – Чтобы мне всыпали по первое число?» – «Иди, – говорит, – ничего не будет».
– Ну и как?
– Не била. Спрашивала, где ночевал, что ел.
– А потом?
– Плакала: «Сколько ты еще меня мучить будешь?» Ну, я обещал ей, что все, конец…
Мать Олега – литейщица, «Коммунар» для нее родной. Выходка сына в ее глазах – предательство, а не просто прогул. Рука у матери крепкая, даже слишком. «Когда появится, не бейте, – просила Татьяна Викторовна. – Так мы с вами ничего не достигнем…»
Знаю педагогов-организаторов, у которых распланирован каждый шаг. И папка с планами всегда под рукой. Придет проверяющий – «вот вам, пожалуйста, воспитательные мероприятия, предусмотренные на первый квартал!» Эти люди – педагоги по должности, а такие, как Татьяна Викторовна, – по призванию. Они не ходят на службу, а живут общей жизнью с ребятами.
«Постараться найти Бычкову славную девушку, чтобы хорошо на него влияла…»
«Убедить маму Романюка, чтобы не колошматила его, когда он вернется…»
Нет, не втискивается такое в официальную бумагу с воспитательными мероприятиями на первый квартал! Там и язык другой, суконный: «Провести беседу с гражданкой Романюк о недопустимости и нецелесообразности применения к сыну мер физического воздействия…»
– Гнать надо таких, как Романюк! Увольнять с завода! Конвейеру нужны люди, но не до такой же степени, чтобы нянчиться со злостным прогульщиком!
– Не спеши записывать его в «злостные». Ему же только шестнадцать лет.
– По-твоему, это мало? Да Гайдар в его возрасте!..
– Знаю, знаю: полком командовал. Но давайте дадим человеку еще один шанс.
Такие вот споры шли на собрании бригады. Решили все-таки Олега не выгонять – может, сдержит свое слово.
…Старейший коммунаровец Иван Федорович Миргородский рассказал мне, как началась его трудовая жизнь:
– Отец вернулся с германской контуженный, к работе непригодный. А я самый старший из пятерых детей – целых четырнадцать стукнуло. Единственный кормилец. Пошел наниматься на завод Копа. Проходная была на том месте, где сейчас наше ПТУ. Вышел хозяин. Спрашивает: «Грамотный?» – «Четыре класса кончил!» – «О, молодец! Ступай к фельдшеру». Тот заставил раздеться, осмотрел, пощупал мышцы – и отправили меня в кузню нагревать заготовки для лобогреек. Работал, как все, по десять часов, кроме воскресенья. Получал шесть копеек в час. Для сравнения: килограмм хлеба стоил в среднем десять копеек. На работу – два часа ходьбы. Опоздал – полтинник Штрафа. За прогул штрафовали на рубль, за второй увольняли. Если заболел – никаких больничных. Через неделю не выздоровел – теряешь работу, а другую попробуй-ка найди…
Хорошо, конечно, что Романюк ничего подобного не испытал. Как говорится, за то боролись. А все же, думается, было бы ему полезно на недельку стать Ваней Миргородским. Очень многое научился бы ценить – от короткого рабочего дня до походов на Хортицу с рыбалкой и ухой, которые устраивает Татьяна Викторовна.
– За что вы любите «малолеток» своих? – задал я вопрос.
Она растерялась:
– Даже не знаю… – И добавила, чуть подумав: – За ихнюю откровенность. За ихний труд. За все…
Здравствуйте, Татьяна Викторовна!
Пишет Вам бывший Ваш «малолетка», а ныне рядовой Советской Армии Ковтун Павел. Получил от Вас открытку с поздравлениями к празднику, за которую большое спасибо. Я вижу, что меня не забыли на заводе, и эту открытку сохраню до дембеля. Служу я в жарком Казахстане. Служба идет нормально, и теперь я понимаю, что это благодаря тому воспитанию, которое я получил на заводе…
Привет из Заполярья!
Здравствуйте, Татьяна Викторовна!!!
С армейским приветом к Вам Григорий. Ваше письмо получил и очень за него благодарен. Служба проходит хорошо, имею поощрения от командования. Недавно по телевизору показывали наш завод. Почему-то взгрустнулось и так захотелось домой. После армии обязательно приду работать на свой четвертый пост…
…Помню, как я пришел на завод совсем теленком и ничего не знал. Мне казалось, что я не потяну этих трудностей. Но, как видите, я сумел проработать два года и их перебороть. А все кому спасибо? Мастеру
моему, бригаде и Вам, Татьяна Викторовна. Я понял одно, что где нету трудностей, там ничего интересного, и легкого счастья в жизни не надо искать.
С уважением – Александр.
Да, между прочим, подсчитали – солдат за время службы проходит расстояние, в полтора раза превышающее диаметр нашей Земли!..
КЛЮЧЕВОЕ СЛОВО
Я увозил из Запорожья стопку густо исписанных блокнотов с фактами, зарисовками, беседами, отрывками из приказов и писем. Но все казалось, что с кем-то еще не встретился, что не нашел какое-то ключевое слово, которое поможет мне разобраться в ворохе материалов и впечатлений.
Накануне отъезда я зашел к Стешенко. Главный конструктор был в приподнятом настроении. Чувствовалось, ему трудно усидеть на месте: вставал, возбужденно ходил по комнате, говорил громче обычного. Таким я его еще не видел. Впрочем, что тут удивительного: с конвейера вот-вот пойдет машина его жизни, – вот и радуется человек…
Эта машина – ЗАЗ-1102 – уже лет пять оставалась практически неизменной. Для конструкции пять лет большой срок, и я спросил, что бы улучшил в ней главный, если бы имел возможность.
Владимир Петрович ответил вопросом на вопрос:
– Что лучше: тюльпан или роза?
– Слишком разные цветы, чтобы сравнивать.
– То-то и оно! У автомобиля, как у цветка, свое лицо. Он гармоничен. Сделайте тоньше стебель тюльпана – он согнется в дугу. Готовую конструкцию надо изменять целиком, а не что-то отдельное в ней.
– Спрошу тогда иначе: вы довольны машиной своей жизни?
Стешенко развернул миллиметровку с чертежами-набросками и внушительно, с нотками гордости произнес:
– Если б то была машина моей жизни, я не рисовал бы по вечерам вот это.
«Модель будущего!» – понял я. Расспрашивать, конечно же, бесполезно. Но ясно: речь идет о принципиально новом автомобиле, и его конструкция, судя по настроению главного, будет удачной…
На вокзал проводить меня пришел Гена.
– Вот и уезжаешь, – сказал он.
– Уезжаю.
– Это хорошо. Наконец-то завод вздохнет спокойно.
– Как это?!
– Ты же чуть не полгода всем работать мешал – донимал своим любопытством!
– Теперь, если что не так, валите все на меня, – посоветовал я.
– Неплохая идея…
«Скорый поезд семьдесят второй Запорожье – Киев отправляется с первого пути!»
Вокзальные репродукторы грянули марш.
– На, возьми, – протянул мне Гена пухлую папку с тесемками. – Развлечешься в дороге. И для книги твоей пригодится.
Мы неловко обнялись (мешала папка и колючие Ге-нины усы). Поезд повез меня домой, к письменному столу.
В купе я развязал тесемочный бантик. В папке лежали листы плотной бумаги. На верхнем четким конструкторским почерком было написано: «Коллекция занимательных фактов, касающихся автомобиля».
На Кипре есть необычные дорожные знаки: «Осторожно, виноград!»
Чем же это, интересно, он опасен?
…Его кисти падают на асфальт с грузовиков и телег и делают дорогу скользкой. Знаки действуют в период сбора урожая.
Ну и ну! Если бы меня спросили, какое отношение виноград имеет к авариям на дорогах, я бы построил трехзвенную логическую цепочку: виноград – вино – авария. А на Кипре крайние звенья связаны напрямую. Неожиданно, хотя и предельно просто.
«Цепочки взаимосвязей пронизывают весь мир, – думал я, забравшись с папкой на верхнюю полку. – Может ли остановиться главный конвейер „Коммунара“ из-за извержения тропического вулкана? Зимой – вполне. С юга хлынет теплый воздух, вызовет оттепель, гололедицу на дорогах, и двигатели из Мелитополя опоздают. Совсем короткая связь…»
– Сосед, вы случайно не знаете, что такое «вымершая птица, которая не могла летать»? Из трех букв.
– Понятия не имею, – ответил я пожилому пассажиру, решавшему кроссворд.
Исчезновение этой птицы тоже, наверное, на что-то повлияло. Даже наверняка. Все явления взаимосвязаны. Связаны и люди: дружбами, знакомствами, а главное – делами своими. Я сделал автомобиль, доставшийся Андрею, Андрей – телевизор, который купил Борис, Борис пошил мне костюм. Все мы друг другу служим. И вправе ли я обижаться на мешковатые брюки, если сам работаю спустя рукава?
В стране – коренная перестройка. Приняты очень важные законы, совершенствуются производственные отношения. Мы станем лучше жить. Но наивно думать, что кто-то все перестроит без нашего с тобой участия, а нам лишь останется прийти в магазин и купить хорошие вещи. Стране необходим наш честный труд – мой и твой. Уже сегодня. А иначе…
– Сосед, что бы это могло быть: «главное свойство любой работы»?
– Сколько букв?
– Восемь.
– Качество! – сказал я уверенно.
Накануне отъезда я зашел к Стешенко. Главный конструктор был в приподнятом настроении. Чувствовалось, ему трудно усидеть на месте: вставал, возбужденно ходил по комнате, говорил громче обычного. Таким я его еще не видел. Впрочем, что тут удивительного: с конвейера вот-вот пойдет машина его жизни, – вот и радуется человек…
Эта машина – ЗАЗ-1102 – уже лет пять оставалась практически неизменной. Для конструкции пять лет большой срок, и я спросил, что бы улучшил в ней главный, если бы имел возможность.
Владимир Петрович ответил вопросом на вопрос:
– Что лучше: тюльпан или роза?
– Слишком разные цветы, чтобы сравнивать.
– То-то и оно! У автомобиля, как у цветка, свое лицо. Он гармоничен. Сделайте тоньше стебель тюльпана – он согнется в дугу. Готовую конструкцию надо изменять целиком, а не что-то отдельное в ней.
– Спрошу тогда иначе: вы довольны машиной своей жизни?
Стешенко развернул миллиметровку с чертежами-набросками и внушительно, с нотками гордости произнес:
– Если б то была машина моей жизни, я не рисовал бы по вечерам вот это.
«Модель будущего!» – понял я. Расспрашивать, конечно же, бесполезно. Но ясно: речь идет о принципиально новом автомобиле, и его конструкция, судя по настроению главного, будет удачной…
На вокзал проводить меня пришел Гена.
– Вот и уезжаешь, – сказал он.
– Уезжаю.
– Это хорошо. Наконец-то завод вздохнет спокойно.
– Как это?!
– Ты же чуть не полгода всем работать мешал – донимал своим любопытством!
– Теперь, если что не так, валите все на меня, – посоветовал я.
– Неплохая идея…
«Скорый поезд семьдесят второй Запорожье – Киев отправляется с первого пути!»
Вокзальные репродукторы грянули марш.
– На, возьми, – протянул мне Гена пухлую папку с тесемками. – Развлечешься в дороге. И для книги твоей пригодится.
Мы неловко обнялись (мешала папка и колючие Ге-нины усы). Поезд повез меня домой, к письменному столу.
В купе я развязал тесемочный бантик. В папке лежали листы плотной бумаги. На верхнем четким конструкторским почерком было написано: «Коллекция занимательных фактов, касающихся автомобиля».
На Кипре есть необычные дорожные знаки: «Осторожно, виноград!»
Чем же это, интересно, он опасен?
…Его кисти падают на асфальт с грузовиков и телег и делают дорогу скользкой. Знаки действуют в период сбора урожая.
Ну и ну! Если бы меня спросили, какое отношение виноград имеет к авариям на дорогах, я бы построил трехзвенную логическую цепочку: виноград – вино – авария. А на Кипре крайние звенья связаны напрямую. Неожиданно, хотя и предельно просто.
«Цепочки взаимосвязей пронизывают весь мир, – думал я, забравшись с папкой на верхнюю полку. – Может ли остановиться главный конвейер „Коммунара“ из-за извержения тропического вулкана? Зимой – вполне. С юга хлынет теплый воздух, вызовет оттепель, гололедицу на дорогах, и двигатели из Мелитополя опоздают. Совсем короткая связь…»
– Сосед, вы случайно не знаете, что такое «вымершая птица, которая не могла летать»? Из трех букв.
– Понятия не имею, – ответил я пожилому пассажиру, решавшему кроссворд.
Исчезновение этой птицы тоже, наверное, на что-то повлияло. Даже наверняка. Все явления взаимосвязаны. Связаны и люди: дружбами, знакомствами, а главное – делами своими. Я сделал автомобиль, доставшийся Андрею, Андрей – телевизор, который купил Борис, Борис пошил мне костюм. Все мы друг другу служим. И вправе ли я обижаться на мешковатые брюки, если сам работаю спустя рукава?
В стране – коренная перестройка. Приняты очень важные законы, совершенствуются производственные отношения. Мы станем лучше жить. Но наивно думать, что кто-то все перестроит без нашего с тобой участия, а нам лишь останется прийти в магазин и купить хорошие вещи. Стране необходим наш честный труд – мой и твой. Уже сегодня. А иначе…
– Сосед, что бы это могло быть: «главное свойство любой работы»?
– Сколько букв?
– Восемь.
– Качество! – сказал я уверенно.