- Ушел, сучонок! - прохрипел Рыдя. Фугас между тем внимательно разглядывал бетонный пол, затем нагнулся, ковырнул что-то пальцем и, посмотрев на свет, показал Сергею.
- Да нет, далеко не уйдет, похоже все-таки его зацепило.
Это была кровь.
- Бери людей, пусть прочешут весь район, а я по следу, - обратился Фугас к Рыде, а потом повернулся к своим людям. - Да, Дима, съезди ко мне домой, привези Лорда.
- Зачем он тебе? - удивился Рыдя. Фугас держал собаку, но сеттера, на луговую птицу. - У тебя же не овчарка.
- Ничего, - усмехнулся Фугас, - подранка и он возьмет. Двое за мной, остальные на машинах рядом.
Дема бежал, скрипя зубами от боли. Пуля попала в ногу, в мякоть икры, когда он уже почти пролез в окно. Как назло этот район считался одним из самых престижных в городе, горели почти все фонари. Приволакивая ногу, он со стоном бежал по дворам, лихорадочно оглядываясь назад. Свернуть и переждать где-нибудь в подъезде он не решался, если подоспеет милиция, то уйти ему будет еще труднее. Оглянувшись, Дема подумал, что оторвался от врагов, но, пройдя еще метров двадцать и остановившись перевести дух в тени большого тополя, он заметил сзади две темные фигуры. Один из преследователей подсвечивал по земле фонариком. Дема попробовал бежать быстрей, но боль заставила его совсем остановиться, а легкое головокружение подсказало, что крови он потерял уже достаточно много.
Метнувшись за угол очередного дома, мотоциклист сам не желая того очутился на конечной остановке рейсового автобуса. Рыжий раздрызганный "скотовоз", мерно позвякивая железками, терпеливо дожидался пассажиров, гостеприимно открыв лишь заднюю дверь. С трудом поднявшись на ступеньки, Дема проковылял по всему салону, расталкивая стоящих в проходе пассажиров.
- Куда прешь? - заорал на него какой-то дед. Толстая тетка, чуть не упавшая от толчка Демы, также начала орать что-то совсем непотребное.
Не обращая на них внимания, Дема добрался до кабины водителя и, открыв окошечко, крикнул шоферу.
- Трогай!
- Чего?! - с гонором обернулся назад молодой парень, неторопливо смоливший сигарету под ритмичный хрип издаваемый перемотанным изолентой кассетником.
Дема, не тратя больше слов, предоставил свой главный аргумент, сунул в кабину руку с пистолетом.
- Поехали, я сказал! - прохрипел он.
Дуло пистолета подействовало на парня успокаивающе. Он машинальным, заученным движением закрыл дверь и, тронув автобус с места, повел его по обычному маршруту, искоса поглядывая на угонщика.
Дороги были пустынные, светофоры подмигивали зеленым или желтым светом, и они быстро достигли следующей остановки. Поняв, что шофер притормаживает, Дема истерическим голосом прикрикнул на него:
- Не останавливайся! Вперед!
Все это время он мучительно пытался понять, что ему нужно делать. Хладнокровный и расчетливый в своей стихии, сейчас он растерялся. И эта растерянность вместе с болью породили страх. Он хотел было приказать везти себя сразу к "конторе", но потом подумал, что приведет за собой и ментов, и начаевцев. Следующей мыслью было направиться к дому одной из подруг, учившейся в мединституте, но все произошло по другому сценарию. Автобус миновал уже и вторую остановку. Народ в салоне, не понимая, что происходит, начал волноваться. Сразу несколько голосов закричали:
- Эй, остановка, что делаешь?!
Какой-то здоровый парень, не разобравшись в ситуации, пробрался из середины салона и, думая, что Дема просто отвлекает шофера разговорами, попытался оттащить его от окна:
- Эй, вы что там, охренели совсем?! Ну-ка, останови сейчас же!
Почувствовал, что его тянут за воротник, Дема выдернул руку из окошка и, сунув пистолет в грудь здоровяку, нажал на курок. Того откинуло назад, но выстрел получился негромким - только ближние пассажиры поняли, в чем дело, и отшатнулись подальше в салон. А затем раздался истерический женский крик. Этот истошный вопль словно хлыстом подстегнул и без того взвинченные нервы парня, и он, уже не сдерживая ярости, дважды пальнул в потолок и заорал:
- Лежать, суки!
Стоящие в проходе попадали на пол, те, кто сидел, пригнулись, стараясь укрыться за спинками сидений. Лишь на задней площадке народ не понимал, что происходит, и старательно тянул головы вверх, пытаясь высмотреть природу такого грохота и паники остальных.
Дема сейчас был страшен, глаза пылали огнем безумия, где-то на бегу он мазнул себя по лицу кровью, да и само херувимское личико передергивалось судорогой бешенства.
Порядок в салоне он навел, но автобус вдруг сбавил ход и завилял по дороге. Обернувшись, Дема увидел, что кабина водителя пуста. Спасая собственную шкуру, тот воспользовался моментом и, сбросив скорость, выскочил на ходу.
- Ах ты сволочь! - застонал Дема, и тут автобус выехал на встречную полосу, затем переехал бордюр и врезался в огромный тополь. От удара всех пассажиров бросило вперед, крики людей слились в общий вой, сопровождавшийся звоном бьющегося стекла. Дема уцепился за поручень и на ногах устоял, но на него свалилась толстая тетка, как раз на рану. Он взвыл от боли и, оттолкнув толстячку, пробрался к двери, в несколько ударов открыл ее и вывалился наружу.
Автобус потерпел аварию на самой окраине Волжска. Оглянувшись по сторонам, Дема пошел к небольшому мостику над ручьем, который служил естественной границей города. Дальше находились огромный массив хорошо освещенных гаражей, и слева, старое городское кладбище. На середине моста он оглянулся и увидел в другом конце улицы, свет нескольких фар, неумолимо приближающихся к нему. И тогда он свернул в темноту.
22.
Возбужденные пассажиры, кто с проклятиями, кто с причитаниями покидавшие автобус, не стали выгораживать попортившего им столько нервов угонщика и охотно показали подъехавшим нечаевцам во главе с Фугасом, направление, куда сбежал террорист. Вскоре за мостом стояло уже три машины, в последней приехали сам Нечай и Рыдя. Братва вывалила из автомобилей. Надо было решать, куда бросить основные силы. "Волчонок" мог уйти в лабиринт гаражей, найти там еще открытый и, приставив пистолет к голове хозяина, заставить вывезти себя из города. Но Фугаса, прирожденного охотника, каким-то верхним чутьем потянуло в сторону кладбища. Подсвечивая фонариком, он искал на земле кровь и нашел ее именно там, где ожидал, ближе к темной громаде заросшего лесом и кустарником кладбища.
Как раз в это время со стороны гаражей подошли два парня слегка навеселе.
- Эй, мужики, - окликнул их Рыдя, - вы тут прихрамывающего парня не видели?
- Нет, нам навстречу никто не попадался.
- Здесь он, - сказал Фугас, кивая в сторону кладбища. Поднявшись с колен, он сразу начал командовать: - Ты остаешься здесь, отправишь ментов в сторону гаражей, остальным вытянуться в цепь и прочесать кладбище от города к пустырю. Все машины туда.
Нечай присутствовал при всем этом, но молчал. Похоже было, что он согласен с распоряжениями своего бригадира. Не сказав ни слова, он уселся в машину, и тут же все автомобили умчались в темноту. У моста остались только двое: Фугас и Рыдя. Они закурили от одной зажигалки, и Фугас сказал:
- Отсюда он уже не уйдет. Слишком много крови потерял.
В этом он не ошибался, недаром оттрубил в Афгане три года. Сзади, около разбитого автобуса, заморгали мигалки патрульных машин.
- А ты чего ждешь? - спросил Рыдя.
- Сейчас увидишь.
Огибая милицейскую машину, вывернулись из-за автобуса огни фар. И через несколько секунд из подъехавшей машины вылез один из боевиков с красавцем сеттером на поводке. Почуяв хозяина, пес радостно завилял широким, как помело, хвостом.
- Лорд, сукин ты сын! - Фугас встал на одно колено и погладил собаку по голове.
Рыдя с любопытством смотрел на эту сцену. Об уме собаки Фугаса и привязанности их друг к другу он слышал много историй, но пса видел первый раз.
- Лордушка, у тебя сейчас будет охота, - при слове "охота" пес взвизгнул, засеменил ногами в нетерпении. А Фугас продолжал: - Необычная охота, такой у тебя еще не было.
Он отвел собаку туда, где заметил на земле кровь, присев, показал на нее и скомандовал:
- След, Лорд, след!
Собака понюхала землю, шерсть ее встала дыбом, и она с явным недоумением на морде оглянулась на хозяина.
- Да не пойдет она на человека, - высказал свое мнение парень, привезший собаку, тоже заядлый охотник. - У меня легавая, я ее раз пробовал натравить на бича, что на мою дачу залез, бесполезно. Это у них в крови сидит. Овчарку надо.
Фугас даже не обернулся на его слова. Он обнял собаку за шею и шепнул ей на ухо:
- Надо, Лорд, возьми его, фас!
И сеттер, резво сорвавшись с места, потащил хозяина за собой. Для Лорда на этой охоте все было необычно. Собака привыкла ходить на птицу без поводка, но Фугас не отпускал ее, зная, что та, найдя подранка, лаять не станет, так и замрет в привычной стойке, а где ее найдешь в кромешной темноте?
Уже скрывшись в темноте кладбища, все трое услышали за спиной вой сирен, скрип тормозов и чей-то взволнованный голос, бубнивший что-то непонятное. Это один из боевиков Фугаса, выполняя его указания, отводил милиционеров от кладбища, отправляя их в лабиринт гаражей.
А Дема, долго пробиравшийся между памятниками и оградками, натыкающийся на буйно разросшиеся кусты и деревья, проваливающийся в осевшие могилы и ямы от сгнивших крестов, к этому времени окончательно выбился из сил. Усевшись на могильный холмик, он отдышался, вытащил из штанов ремень и, перетянув ногу чуть ниже колена, сверху обмотал ее шарфом. После этого он осмотрелся по сторонам. Кладбищенский пейзаж с его воздетыми, словно в отчаянии, крестами мало обрадовал его. Скривившись, Дема поднялся, проковылял еще немного вперед и, зайдя в одну из оградок, забрался в узкую щель сзади памятника между могилой и кустами сирени. Минут через десять он увидел пляшущие огни фонарей облавы. Когда они приблизились, Дема вжался всем телом в землю и невольно затаил дыхание. Лицом он уткнулся в высохшую траву кладбищенского дерна, но краем глаза видел вспышку света, это луч фонаря скользнул по оградке могилы, где он укрылся. Под ногами начаевцев трещали сучья, Дема услышал даже тяжелое дыхание боевика, затем шаги начали удаляться, и он уже поверил, что вывернулся и на этот раз. Дема начал было даже прикидывать, что ему делать дальше, попробовать выбраться с кладбища сейчас или переждать до утра, тем более что весь мир сейчас качался, как штормящий океан, а земля норовила ускользнуть из его объятий и, перевернувшись, сбросить его с себя куда-то в бездну черного неба.
Но все оказалось не так просто. Где-то рядом негромко тявкнула собака, раздался скулеж. Это Лорд наткнулся носом на сучок кустарника. А вскоре снова блеснула вспышка света, послышался тяжелый топот нескольких ног. Дема услышал частое, возбужденное дыхание, что-то холодное ткнулось ему в ухо, и, подняв голову, он увидел в сантиметрах от собственного лица блестевшие в лунном свете глаза собаки.
Это был конец, и осознание безысходности своего положения парализовало силы и волю Демы. Когда сразу три фонаря осветили его лицо, он даже не поднял свой пистолет.
Нечай, сидевший в одной из машин на пустыре за кладбищем, терпеливо ждал окончания облавы. Уже вышли и расселись по своим машинам загонщики, но лишь десять минут спустя появился с собакой на поводке Фугас и, подойдя к машине Нечая, коротко доложил:
- Взяли, спасибо Лорду. Куда его теперь, в Лысовку?
Геннадий, смотревший, как Рыдя и второй боевик выводят из кустов пошатывающегося парня, отрицательно мотнул головой.
- Нет, это долго. Давайте его ко мне домой, а вы заедьте за Сухачевым.
Кортеж из четырех машин быстро проскочил через Волжск и высадился десантом перед большим, красивым двухэтажным зданием из белого кирпича на самой окраине города. Особняк был отделан в псевдорусском стиле, с затейливыми башенками по углам. В лунном свете блестела крутая крыша, даже козырек над крыльцом и грибок над трубой камина были выполнены как луковицы русских храмов. Дом этот Нечай строил давно, но отделка затянулась и внутри царил самый обычный строительный бардак. Дему вытащили из машины и поволокли было на крыльцо, но хозяин коротко скомандовал:
- В подвал его.
Вход в подвальное помещение находился на улице, с торца здания. Нечай открыл плотные двери, и два парня стащили Дему вниз по ступенькам. Бросив добычу на бетонный пол, оба боевика, повинуясь жесту Нечая, удалились на улицу. Дема лежал молча, руки и ноги у него были скованы наручниками. Земля по-прежнему качалась под ним, страх сковывал рот, и единственное, что он мог делать, это, ворочая глазами, следить за расхаживающим по подвалу Нечаем. Иногда они встречались взглядами, и худощавое лицо хозяина города оставалось бесстрастным, только прищур его темных глаз не предвещал хорошего.
Геннадий курил, временами откидывая назад падающую на лоб челку. У него в жизни было немало врагов. И в зоне, где отсидел четыре года, начав с малолеток. Затем здесь, в городе, когда, начав борьбу за власть, убирал одного за другим тех же самых людей, с которыми вчера еще здоровался за руку или даже сидел за одним столом. На его совести были десятки человеческих жизней, его самого не раз и не два пытались убить, порой его спасало чудо, порой точный расчет. Но этот бледный, худосочный парень с явной ненавистью и страхом в глазах представлялся ему опасней многих закоренелых рецидивистов, поклявшихся перед воровским сходняком пришить его, Нечая. Тех он знал, их психологию, их методы, их слабости. Обычно все они исчезали без следа, не успев даже понять, где прокололись. Эти же, "волчата", были из нового поколения. То, как они крошили одного человека за другим, открывая стрельбу при малейшем сопротивлении, пугало Нечая своей непредсказуемостью. Он всегда считал себя превыше всяких законов, государственных и божьих. Но эти пошли дальше его.
И самое главное - возраст этих парней. Слишком много их болтается по городу, вот таких же, как этот, затянутых в кожу, не познавших ни нар, ни честно заработанных денег, но уже презирающих "эту поганую жизнь" и ради своего достатка готовых пойти на любое преступление. Они не ставили чужую жизнь ни в грош, не представляли, что такое годами жрать тюремную баланду и слушать бессонными ночами храпы и стоны душного барака. Нажимая на курок, они не задумывались над тем, что их за это могут поставить к стенке. Им казалось, что с ними подобного не случится, ведь они выше всех остальных, они сверхлюди, или как там, на Западе, говорят, супермены.
Впрочем, раздумья Нечая кончились вместе с выкуренной сигаретой. Как раз подоспели Фугас и Рыдя. Они привели с собой третьего человека, лет пятидесяти пяти, коренастого, седовласого, с окладистой бородой, так же густо посеребренной сединой, с черными круглыми глазами. Увидев его, Дема затрепетал. Про хозяина мясного магазина Сухачева давно ходила дурная слава, якобы он подрабатывает у Нечая мастером по части пыток.
Это и в самом деле было так. Года три назад Нечай нашел и освободил похищенную двумя уголовниками дочь мясника, и когда Геннадий этим летом обратился с удивительной просьбой помочь развязать язык одному упрямому бывшему другу, Сухачев согласился. Прежде, лет двадцать назад, Василий Федорович трудился медиком, на благо продолжения человеческого рода и здоровья прекраснейшей половины человечества. Всего одна неудача при проведении криминального аборта перечеркнула его карьеру, забросила в этот Богом проклятый город и заставила освоить денежную профессию мясника. Именно сочетание медика и мясника в одном лице делало его подход к такому грубому и грязному делу, как пытки, профессиональным и медицински обоснованным.
- Добрый вечер, Василий Федорович, - поприветствовал врача-мясника Нечай, здороваясь с ним за руку. - Извините, что оторвал от семьи и от отдыха, но вот... - Он показал рукой на лежащего Дему. - Очень опасный экземпляр. Слыхали, что в городе творится? Это один из юных убийц.
Сухачев с некоторым удивлением посмотрел на бледного красивого парня, лежащего на полу, затем кивнул головой.
- Хорошо, попробуем.
Он отошел в сторону и вытащил из большого дипломата набор медицинских инструментов. Не найдя, куда их положить, он пристроил свои пыточные приспособления прямо на полу, из другой сумки достал аккумулятор от мотоцикла, паяльную лампу.
Увидев, что Дема, повернув голову, наблюдает за его приготовлениями, Сухачев обратился к нему своим мягким, глубоким баритоном.
- Может, не будем прибегать ко всяким... э... грубым методам? Вы все расскажете, вам же будет легче.
Дема молчал. Ни палач, ни Нечай не могли понять, что скрывается за взглядом его темно-синих глаз. Не дождавшись ответа, Сухачев вздохнул и развел руками:
- Ну что ж, как хотите.
Он разжег паяльную лампу, долго манипулировал с ней, затем склонился к перемотанной шарфом ноге Демы. Тот его попробовал ударить, но Сухачев уклонился, а Фугас резко ткнул пленника ногой по ребрам, и парень коротко и болезненно вскрикнул от боли.
- Это неразумно, очень неразумно, - заметил бывший врач и, повертев по сторонам головой, кивнул Фугасу и Рыде: - Туда вон его, в тот закуток.
Они отволокли Дему в угол, повинуясь командам Сухачева, перецепили наручники на руках и ногах к трубам отопления и отошли в сторону.
А бывший врач снова склонился к ноге раненого, разбинтовал ее, качнул головой и пробормотал:
- Плохо дело.
Взяв скальпель, он быстро разрезал штанину, потуже перетянул ногу повыше раны все тем же ремнем, а затем легко и даже изящно начал с помощью скальпеля освобождать мотоциклиста от его одежды. Чувствуя, как острая сталь легко, как бумагу кромсает плотную ткань джинсов и упругую кожу куртки, Дема заскрежетал зубами и начал поносить всех находящихся в подвале.
- Суки, всех бы перестрелял до одного... - это была самая скромная кара из тех, что Дмитрий придумал для своих врагов.
Вскоре он оказался совсем голым, и это снова замкнуло его уста, только по телу пробегала нервная дрожь, да лоб покрылся испариной. Сухачев знал, что голый человек чувствует себя более незащищенным и теряет большую часть мужества. Тут он как-то замешкался, а поймав удивленный взгляд Нечая, смущенно пояснил:
- Совсем молодой.
Геннадий усмехнулся.
- Этот молоденький час назад одного парня в автобусе просто так, ни за хрен собачий пристрелил.
- Ну что же, тогда начнем, - и вытащив из пламени ревущей паяльной лампы разогретый до малинового цвета железный прут, Сухачев прикоснулся им к ране на ноге Демы. Дикий, истошный крик пленника, казалось, проник сквозь толстые стены и плиты перекрытия. Курившие у своих машин боевики прислушались к нему и переглянулись. Даже их пробрало до печенок.
- Не хотел бы я сейчас быть на его месте, - сказал один из них, кивая в сторону дома.
- Да, мясник свое дело знает, к нему лучше не попадать в клиенты, подтвердил другой.
Несмотря на кажущуюся хрупкость, Дема продержался целых полчаса. Сухачев, сам не на шутку вспотевший, время от времени начинал уговаривать упрямого парня:
- Да расскажи им что надо, сынок, и все кончится. Не стоит это все таких мучений.
Нечай, прислушиваясь к словам мясника, даже удивился. Раньше тот не церемонился со своими клиентами, правда, и контингент был другим: уголовники, да разные барыги от наркоты.
Сидеть в подвале было не на чем, и вся криминальная троица, Нечай, Рыдя и Фугас, поневоле припомнив зону, присели на корточки. Так и смолили сигарету за сигаретой, прислушиваясь к монологам мясника и крикам жертвы. Наконец Дема сломался и в голос стал звать мамочку.
Вскоре Суханов отложив свои инструменты подошел к Нечаю и компании и, вытирая пот со лба, заявил:
- Можете спрашивать. Теперь он скажет все.
Нечай подошел к Деме, глянул на него сверху вниз, и уже не увидел в этих почти обезумевших глазах ни упрямства, ни ненависти. В них была только боль. Через пятнадцать минут они знали о "волчатах" все.
- Надо крутить сейчас, быстро, пока ребятки не смылись из города, сказал Нечай Фугасу и Рыде, отходя от пленника. Затем он обернулся к Сухачеву и чуть кивнул в сторону пацана.
- Потом скажите моим парням, они о нем позаботятся. А вас отвезут домой.
Нечай направился было к выходу, его подручные уже во дворе разбирались, кто за кем и на какой машине поедет, но потом Геннадий что-то еще вспомнил и обернулся к бывшему врачу:
- Да, Василий Федорович, я слыхал у вас трудности в торговле?
- Признаться, да, - сознался Сухачев. - Эти окорочка продают на каждом шагу, и народ почему-то неохотно берет отечественную говядину.
- Подойдите к Шишкину, поговорите о ссуде. Я ему скажу, - и, пожав руку Сухачеву, Нечай вышел из подвала.
Уже на улице он обернулся к своим подручным и сказал:
- Сдает старик. Опять поди запьет на неделю.
Через пятнадцать минут четыре машины рванулись в разные концы города. Гончие вышли на след.
23.
А Глеб так и не узнал, что разминулся с другом Демой совсем ненамного. Приехав в "контору", он застал там только Маркела, Чиру, и Моню. Были видны некоторые перемены. Койку Поньки вынесли в дальний угол, сам он лежал на ней, закрытый с головой одеялом. Чира примостился на своей кровати вниз лицом, левая рука свешивалась до пола, но по напряженной фигуре Глеб понял, что он не спит.
- Дема не приезжал? - спросил Москвин, уже догадываясь об ответе.
- Нет, - отозвался на его вопрос Маркел. Он лежал какой-то нахохлившийся, мрачный. Глеб покосился на телевизор. Судя по картинке там шли "Звездные войны", но не похоже было, что Маркел видит космические баталии.
- Ты чего такой мрачный? - Глеб присел на соседнюю кровать.
- Да Чира вон воет как собака целыми часами. Сунешь ему косячок с планом, вроде заглохнет, чуть отойдет, снова начинает. Мне в город надо... - начал было Маркел, но Глеб не дал развить тему и сразу его прервал:
- Ты что, какой город! Кругом зажимают. Сегодня, может быть, уходить придется.
Он помолчал немного, затем добавил:
- Надо подождать Дему и Зубатика. У них слишком большой куш. Жди здесь.
Глеб поднялся, покосился сначала на Чиру, потом на притулившегося в противоположном углу какого-то странного, словно побитого Моню и вышел на улицу.
Маркел проводил его взглядом, вздохнул и снова уставился в экран телевизора. Тут с кровати пошатываясь поднялся Чира, но причитать и плакать не стал, а подойдя к вешалке, стал долго и упорно что-то искать, шаря по карманам своей куртки. То, что он вытащил на белый свет, оказалось черным грифелем, найденным им еще летом на одной из дач. Точно таким любил рисовать его отец. И вот уже два месяца Чира таскал грифель с собой. Последние несколько лет его неудержимо тянуло рисовать, но он тщательно подавлял в себе это желание, искренне веря, что талант не приносит человеку счастья. Лишь иногда по заказу друзей он набрасывал что-то простенькое: несущийся под парусом корабль или атакующего орла, растопырившего над оскалившимся волком когтистые лапы. Но сейчас, под воздействием горя и наркотиков, ему захотелось высказать все. И подойдя к центральной стене, Чира чуть замедленными, но точными движениями начал рисовать на белой известке.
Сначала перед изумленными взглядами Мони и Маркела возникли белые стены и купола Тадж-Махала. Первый раз увидев в пятом классе фотографию этого индийского чуда, Чира был потрясен гармонией форм и пропорций. С тех пор индийская гробница навсегда осталась для него эталоном красоты.
Закончив усыпальницу, Чира начал рисовать рядом море, идущий по нему красавец лайнер, изломанные крылья чаек над волнами, восходящее солнце над горизонтом. И над морем нависший каменный утес, а на нем две человеческие фигуры. Один из них, помощней, обнимал за плечи другого. По каким-то неуловимым признакам Маркел понял, что это сам Чира с братом.
А тот все рисовал. В нижнем углу появилась пальма, а рядом красотка в откровенном купальнике и с ананасом в руке. Места для рисунков не хватало, и он перешел к другой стене, поменьше. Теперь это была Африка, баобаб, раскинувший свои корявые ветви над землей, далекие силуэты жирафов и несущийся вперед на зрителя косматый повелитель зверей - лев. А на переднем плане дожидался его с ружьем в руках охотник в тропическом шлеме и шортах. Еще мгновение, и он спустит курок.
"Вот она, мечта Суслика!" - понял Маркел.
Закончив свой шедевр, художник отошел к другому простенку между окнами, и вскоре на белой известке появился несущийся под ветром парусник и над ним лицо смеющейся женщины, очень красивой, с аккуратной короткой прической крупными волнами. Маркел не знал, кто она, думал, что это просто плод фантазии Чиры, но на самом деле тот воскресил в рисунке убитую им женщину из саратовского джипа. Она получилась действительно как живая, он заставил ее смеяться, дышать. Фотографическая память, доставшаяся ему в наследство от отца, запомнила даже небольшую родинку на левой щеке и замысловатую форму многоярусных сережек.
Закончив этот портрет, Чира отошел к своей кровати и, упав лицом в подушку, замер. Маркел же наоборот встал, долго ходил от стены к стене, смотрел на его работы. Потом молча оделся и вышел на улицу.
- Да нет, далеко не уйдет, похоже все-таки его зацепило.
Это была кровь.
- Бери людей, пусть прочешут весь район, а я по следу, - обратился Фугас к Рыде, а потом повернулся к своим людям. - Да, Дима, съезди ко мне домой, привези Лорда.
- Зачем он тебе? - удивился Рыдя. Фугас держал собаку, но сеттера, на луговую птицу. - У тебя же не овчарка.
- Ничего, - усмехнулся Фугас, - подранка и он возьмет. Двое за мной, остальные на машинах рядом.
Дема бежал, скрипя зубами от боли. Пуля попала в ногу, в мякоть икры, когда он уже почти пролез в окно. Как назло этот район считался одним из самых престижных в городе, горели почти все фонари. Приволакивая ногу, он со стоном бежал по дворам, лихорадочно оглядываясь назад. Свернуть и переждать где-нибудь в подъезде он не решался, если подоспеет милиция, то уйти ему будет еще труднее. Оглянувшись, Дема подумал, что оторвался от врагов, но, пройдя еще метров двадцать и остановившись перевести дух в тени большого тополя, он заметил сзади две темные фигуры. Один из преследователей подсвечивал по земле фонариком. Дема попробовал бежать быстрей, но боль заставила его совсем остановиться, а легкое головокружение подсказало, что крови он потерял уже достаточно много.
Метнувшись за угол очередного дома, мотоциклист сам не желая того очутился на конечной остановке рейсового автобуса. Рыжий раздрызганный "скотовоз", мерно позвякивая железками, терпеливо дожидался пассажиров, гостеприимно открыв лишь заднюю дверь. С трудом поднявшись на ступеньки, Дема проковылял по всему салону, расталкивая стоящих в проходе пассажиров.
- Куда прешь? - заорал на него какой-то дед. Толстая тетка, чуть не упавшая от толчка Демы, также начала орать что-то совсем непотребное.
Не обращая на них внимания, Дема добрался до кабины водителя и, открыв окошечко, крикнул шоферу.
- Трогай!
- Чего?! - с гонором обернулся назад молодой парень, неторопливо смоливший сигарету под ритмичный хрип издаваемый перемотанным изолентой кассетником.
Дема, не тратя больше слов, предоставил свой главный аргумент, сунул в кабину руку с пистолетом.
- Поехали, я сказал! - прохрипел он.
Дуло пистолета подействовало на парня успокаивающе. Он машинальным, заученным движением закрыл дверь и, тронув автобус с места, повел его по обычному маршруту, искоса поглядывая на угонщика.
Дороги были пустынные, светофоры подмигивали зеленым или желтым светом, и они быстро достигли следующей остановки. Поняв, что шофер притормаживает, Дема истерическим голосом прикрикнул на него:
- Не останавливайся! Вперед!
Все это время он мучительно пытался понять, что ему нужно делать. Хладнокровный и расчетливый в своей стихии, сейчас он растерялся. И эта растерянность вместе с болью породили страх. Он хотел было приказать везти себя сразу к "конторе", но потом подумал, что приведет за собой и ментов, и начаевцев. Следующей мыслью было направиться к дому одной из подруг, учившейся в мединституте, но все произошло по другому сценарию. Автобус миновал уже и вторую остановку. Народ в салоне, не понимая, что происходит, начал волноваться. Сразу несколько голосов закричали:
- Эй, остановка, что делаешь?!
Какой-то здоровый парень, не разобравшись в ситуации, пробрался из середины салона и, думая, что Дема просто отвлекает шофера разговорами, попытался оттащить его от окна:
- Эй, вы что там, охренели совсем?! Ну-ка, останови сейчас же!
Почувствовал, что его тянут за воротник, Дема выдернул руку из окошка и, сунув пистолет в грудь здоровяку, нажал на курок. Того откинуло назад, но выстрел получился негромким - только ближние пассажиры поняли, в чем дело, и отшатнулись подальше в салон. А затем раздался истерический женский крик. Этот истошный вопль словно хлыстом подстегнул и без того взвинченные нервы парня, и он, уже не сдерживая ярости, дважды пальнул в потолок и заорал:
- Лежать, суки!
Стоящие в проходе попадали на пол, те, кто сидел, пригнулись, стараясь укрыться за спинками сидений. Лишь на задней площадке народ не понимал, что происходит, и старательно тянул головы вверх, пытаясь высмотреть природу такого грохота и паники остальных.
Дема сейчас был страшен, глаза пылали огнем безумия, где-то на бегу он мазнул себя по лицу кровью, да и само херувимское личико передергивалось судорогой бешенства.
Порядок в салоне он навел, но автобус вдруг сбавил ход и завилял по дороге. Обернувшись, Дема увидел, что кабина водителя пуста. Спасая собственную шкуру, тот воспользовался моментом и, сбросив скорость, выскочил на ходу.
- Ах ты сволочь! - застонал Дема, и тут автобус выехал на встречную полосу, затем переехал бордюр и врезался в огромный тополь. От удара всех пассажиров бросило вперед, крики людей слились в общий вой, сопровождавшийся звоном бьющегося стекла. Дема уцепился за поручень и на ногах устоял, но на него свалилась толстая тетка, как раз на рану. Он взвыл от боли и, оттолкнув толстячку, пробрался к двери, в несколько ударов открыл ее и вывалился наружу.
Автобус потерпел аварию на самой окраине Волжска. Оглянувшись по сторонам, Дема пошел к небольшому мостику над ручьем, который служил естественной границей города. Дальше находились огромный массив хорошо освещенных гаражей, и слева, старое городское кладбище. На середине моста он оглянулся и увидел в другом конце улицы, свет нескольких фар, неумолимо приближающихся к нему. И тогда он свернул в темноту.
22.
Возбужденные пассажиры, кто с проклятиями, кто с причитаниями покидавшие автобус, не стали выгораживать попортившего им столько нервов угонщика и охотно показали подъехавшим нечаевцам во главе с Фугасом, направление, куда сбежал террорист. Вскоре за мостом стояло уже три машины, в последней приехали сам Нечай и Рыдя. Братва вывалила из автомобилей. Надо было решать, куда бросить основные силы. "Волчонок" мог уйти в лабиринт гаражей, найти там еще открытый и, приставив пистолет к голове хозяина, заставить вывезти себя из города. Но Фугаса, прирожденного охотника, каким-то верхним чутьем потянуло в сторону кладбища. Подсвечивая фонариком, он искал на земле кровь и нашел ее именно там, где ожидал, ближе к темной громаде заросшего лесом и кустарником кладбища.
Как раз в это время со стороны гаражей подошли два парня слегка навеселе.
- Эй, мужики, - окликнул их Рыдя, - вы тут прихрамывающего парня не видели?
- Нет, нам навстречу никто не попадался.
- Здесь он, - сказал Фугас, кивая в сторону кладбища. Поднявшись с колен, он сразу начал командовать: - Ты остаешься здесь, отправишь ментов в сторону гаражей, остальным вытянуться в цепь и прочесать кладбище от города к пустырю. Все машины туда.
Нечай присутствовал при всем этом, но молчал. Похоже было, что он согласен с распоряжениями своего бригадира. Не сказав ни слова, он уселся в машину, и тут же все автомобили умчались в темноту. У моста остались только двое: Фугас и Рыдя. Они закурили от одной зажигалки, и Фугас сказал:
- Отсюда он уже не уйдет. Слишком много крови потерял.
В этом он не ошибался, недаром оттрубил в Афгане три года. Сзади, около разбитого автобуса, заморгали мигалки патрульных машин.
- А ты чего ждешь? - спросил Рыдя.
- Сейчас увидишь.
Огибая милицейскую машину, вывернулись из-за автобуса огни фар. И через несколько секунд из подъехавшей машины вылез один из боевиков с красавцем сеттером на поводке. Почуяв хозяина, пес радостно завилял широким, как помело, хвостом.
- Лорд, сукин ты сын! - Фугас встал на одно колено и погладил собаку по голове.
Рыдя с любопытством смотрел на эту сцену. Об уме собаки Фугаса и привязанности их друг к другу он слышал много историй, но пса видел первый раз.
- Лордушка, у тебя сейчас будет охота, - при слове "охота" пес взвизгнул, засеменил ногами в нетерпении. А Фугас продолжал: - Необычная охота, такой у тебя еще не было.
Он отвел собаку туда, где заметил на земле кровь, присев, показал на нее и скомандовал:
- След, Лорд, след!
Собака понюхала землю, шерсть ее встала дыбом, и она с явным недоумением на морде оглянулась на хозяина.
- Да не пойдет она на человека, - высказал свое мнение парень, привезший собаку, тоже заядлый охотник. - У меня легавая, я ее раз пробовал натравить на бича, что на мою дачу залез, бесполезно. Это у них в крови сидит. Овчарку надо.
Фугас даже не обернулся на его слова. Он обнял собаку за шею и шепнул ей на ухо:
- Надо, Лорд, возьми его, фас!
И сеттер, резво сорвавшись с места, потащил хозяина за собой. Для Лорда на этой охоте все было необычно. Собака привыкла ходить на птицу без поводка, но Фугас не отпускал ее, зная, что та, найдя подранка, лаять не станет, так и замрет в привычной стойке, а где ее найдешь в кромешной темноте?
Уже скрывшись в темноте кладбища, все трое услышали за спиной вой сирен, скрип тормозов и чей-то взволнованный голос, бубнивший что-то непонятное. Это один из боевиков Фугаса, выполняя его указания, отводил милиционеров от кладбища, отправляя их в лабиринт гаражей.
А Дема, долго пробиравшийся между памятниками и оградками, натыкающийся на буйно разросшиеся кусты и деревья, проваливающийся в осевшие могилы и ямы от сгнивших крестов, к этому времени окончательно выбился из сил. Усевшись на могильный холмик, он отдышался, вытащил из штанов ремень и, перетянув ногу чуть ниже колена, сверху обмотал ее шарфом. После этого он осмотрелся по сторонам. Кладбищенский пейзаж с его воздетыми, словно в отчаянии, крестами мало обрадовал его. Скривившись, Дема поднялся, проковылял еще немного вперед и, зайдя в одну из оградок, забрался в узкую щель сзади памятника между могилой и кустами сирени. Минут через десять он увидел пляшущие огни фонарей облавы. Когда они приблизились, Дема вжался всем телом в землю и невольно затаил дыхание. Лицом он уткнулся в высохшую траву кладбищенского дерна, но краем глаза видел вспышку света, это луч фонаря скользнул по оградке могилы, где он укрылся. Под ногами начаевцев трещали сучья, Дема услышал даже тяжелое дыхание боевика, затем шаги начали удаляться, и он уже поверил, что вывернулся и на этот раз. Дема начал было даже прикидывать, что ему делать дальше, попробовать выбраться с кладбища сейчас или переждать до утра, тем более что весь мир сейчас качался, как штормящий океан, а земля норовила ускользнуть из его объятий и, перевернувшись, сбросить его с себя куда-то в бездну черного неба.
Но все оказалось не так просто. Где-то рядом негромко тявкнула собака, раздался скулеж. Это Лорд наткнулся носом на сучок кустарника. А вскоре снова блеснула вспышка света, послышался тяжелый топот нескольких ног. Дема услышал частое, возбужденное дыхание, что-то холодное ткнулось ему в ухо, и, подняв голову, он увидел в сантиметрах от собственного лица блестевшие в лунном свете глаза собаки.
Это был конец, и осознание безысходности своего положения парализовало силы и волю Демы. Когда сразу три фонаря осветили его лицо, он даже не поднял свой пистолет.
Нечай, сидевший в одной из машин на пустыре за кладбищем, терпеливо ждал окончания облавы. Уже вышли и расселись по своим машинам загонщики, но лишь десять минут спустя появился с собакой на поводке Фугас и, подойдя к машине Нечая, коротко доложил:
- Взяли, спасибо Лорду. Куда его теперь, в Лысовку?
Геннадий, смотревший, как Рыдя и второй боевик выводят из кустов пошатывающегося парня, отрицательно мотнул головой.
- Нет, это долго. Давайте его ко мне домой, а вы заедьте за Сухачевым.
Кортеж из четырех машин быстро проскочил через Волжск и высадился десантом перед большим, красивым двухэтажным зданием из белого кирпича на самой окраине города. Особняк был отделан в псевдорусском стиле, с затейливыми башенками по углам. В лунном свете блестела крутая крыша, даже козырек над крыльцом и грибок над трубой камина были выполнены как луковицы русских храмов. Дом этот Нечай строил давно, но отделка затянулась и внутри царил самый обычный строительный бардак. Дему вытащили из машины и поволокли было на крыльцо, но хозяин коротко скомандовал:
- В подвал его.
Вход в подвальное помещение находился на улице, с торца здания. Нечай открыл плотные двери, и два парня стащили Дему вниз по ступенькам. Бросив добычу на бетонный пол, оба боевика, повинуясь жесту Нечая, удалились на улицу. Дема лежал молча, руки и ноги у него были скованы наручниками. Земля по-прежнему качалась под ним, страх сковывал рот, и единственное, что он мог делать, это, ворочая глазами, следить за расхаживающим по подвалу Нечаем. Иногда они встречались взглядами, и худощавое лицо хозяина города оставалось бесстрастным, только прищур его темных глаз не предвещал хорошего.
Геннадий курил, временами откидывая назад падающую на лоб челку. У него в жизни было немало врагов. И в зоне, где отсидел четыре года, начав с малолеток. Затем здесь, в городе, когда, начав борьбу за власть, убирал одного за другим тех же самых людей, с которыми вчера еще здоровался за руку или даже сидел за одним столом. На его совести были десятки человеческих жизней, его самого не раз и не два пытались убить, порой его спасало чудо, порой точный расчет. Но этот бледный, худосочный парень с явной ненавистью и страхом в глазах представлялся ему опасней многих закоренелых рецидивистов, поклявшихся перед воровским сходняком пришить его, Нечая. Тех он знал, их психологию, их методы, их слабости. Обычно все они исчезали без следа, не успев даже понять, где прокололись. Эти же, "волчата", были из нового поколения. То, как они крошили одного человека за другим, открывая стрельбу при малейшем сопротивлении, пугало Нечая своей непредсказуемостью. Он всегда считал себя превыше всяких законов, государственных и божьих. Но эти пошли дальше его.
И самое главное - возраст этих парней. Слишком много их болтается по городу, вот таких же, как этот, затянутых в кожу, не познавших ни нар, ни честно заработанных денег, но уже презирающих "эту поганую жизнь" и ради своего достатка готовых пойти на любое преступление. Они не ставили чужую жизнь ни в грош, не представляли, что такое годами жрать тюремную баланду и слушать бессонными ночами храпы и стоны душного барака. Нажимая на курок, они не задумывались над тем, что их за это могут поставить к стенке. Им казалось, что с ними подобного не случится, ведь они выше всех остальных, они сверхлюди, или как там, на Западе, говорят, супермены.
Впрочем, раздумья Нечая кончились вместе с выкуренной сигаретой. Как раз подоспели Фугас и Рыдя. Они привели с собой третьего человека, лет пятидесяти пяти, коренастого, седовласого, с окладистой бородой, так же густо посеребренной сединой, с черными круглыми глазами. Увидев его, Дема затрепетал. Про хозяина мясного магазина Сухачева давно ходила дурная слава, якобы он подрабатывает у Нечая мастером по части пыток.
Это и в самом деле было так. Года три назад Нечай нашел и освободил похищенную двумя уголовниками дочь мясника, и когда Геннадий этим летом обратился с удивительной просьбой помочь развязать язык одному упрямому бывшему другу, Сухачев согласился. Прежде, лет двадцать назад, Василий Федорович трудился медиком, на благо продолжения человеческого рода и здоровья прекраснейшей половины человечества. Всего одна неудача при проведении криминального аборта перечеркнула его карьеру, забросила в этот Богом проклятый город и заставила освоить денежную профессию мясника. Именно сочетание медика и мясника в одном лице делало его подход к такому грубому и грязному делу, как пытки, профессиональным и медицински обоснованным.
- Добрый вечер, Василий Федорович, - поприветствовал врача-мясника Нечай, здороваясь с ним за руку. - Извините, что оторвал от семьи и от отдыха, но вот... - Он показал рукой на лежащего Дему. - Очень опасный экземпляр. Слыхали, что в городе творится? Это один из юных убийц.
Сухачев с некоторым удивлением посмотрел на бледного красивого парня, лежащего на полу, затем кивнул головой.
- Хорошо, попробуем.
Он отошел в сторону и вытащил из большого дипломата набор медицинских инструментов. Не найдя, куда их положить, он пристроил свои пыточные приспособления прямо на полу, из другой сумки достал аккумулятор от мотоцикла, паяльную лампу.
Увидев, что Дема, повернув голову, наблюдает за его приготовлениями, Сухачев обратился к нему своим мягким, глубоким баритоном.
- Может, не будем прибегать ко всяким... э... грубым методам? Вы все расскажете, вам же будет легче.
Дема молчал. Ни палач, ни Нечай не могли понять, что скрывается за взглядом его темно-синих глаз. Не дождавшись ответа, Сухачев вздохнул и развел руками:
- Ну что ж, как хотите.
Он разжег паяльную лампу, долго манипулировал с ней, затем склонился к перемотанной шарфом ноге Демы. Тот его попробовал ударить, но Сухачев уклонился, а Фугас резко ткнул пленника ногой по ребрам, и парень коротко и болезненно вскрикнул от боли.
- Это неразумно, очень неразумно, - заметил бывший врач и, повертев по сторонам головой, кивнул Фугасу и Рыде: - Туда вон его, в тот закуток.
Они отволокли Дему в угол, повинуясь командам Сухачева, перецепили наручники на руках и ногах к трубам отопления и отошли в сторону.
А бывший врач снова склонился к ноге раненого, разбинтовал ее, качнул головой и пробормотал:
- Плохо дело.
Взяв скальпель, он быстро разрезал штанину, потуже перетянул ногу повыше раны все тем же ремнем, а затем легко и даже изящно начал с помощью скальпеля освобождать мотоциклиста от его одежды. Чувствуя, как острая сталь легко, как бумагу кромсает плотную ткань джинсов и упругую кожу куртки, Дема заскрежетал зубами и начал поносить всех находящихся в подвале.
- Суки, всех бы перестрелял до одного... - это была самая скромная кара из тех, что Дмитрий придумал для своих врагов.
Вскоре он оказался совсем голым, и это снова замкнуло его уста, только по телу пробегала нервная дрожь, да лоб покрылся испариной. Сухачев знал, что голый человек чувствует себя более незащищенным и теряет большую часть мужества. Тут он как-то замешкался, а поймав удивленный взгляд Нечая, смущенно пояснил:
- Совсем молодой.
Геннадий усмехнулся.
- Этот молоденький час назад одного парня в автобусе просто так, ни за хрен собачий пристрелил.
- Ну что же, тогда начнем, - и вытащив из пламени ревущей паяльной лампы разогретый до малинового цвета железный прут, Сухачев прикоснулся им к ране на ноге Демы. Дикий, истошный крик пленника, казалось, проник сквозь толстые стены и плиты перекрытия. Курившие у своих машин боевики прислушались к нему и переглянулись. Даже их пробрало до печенок.
- Не хотел бы я сейчас быть на его месте, - сказал один из них, кивая в сторону дома.
- Да, мясник свое дело знает, к нему лучше не попадать в клиенты, подтвердил другой.
Несмотря на кажущуюся хрупкость, Дема продержался целых полчаса. Сухачев, сам не на шутку вспотевший, время от времени начинал уговаривать упрямого парня:
- Да расскажи им что надо, сынок, и все кончится. Не стоит это все таких мучений.
Нечай, прислушиваясь к словам мясника, даже удивился. Раньше тот не церемонился со своими клиентами, правда, и контингент был другим: уголовники, да разные барыги от наркоты.
Сидеть в подвале было не на чем, и вся криминальная троица, Нечай, Рыдя и Фугас, поневоле припомнив зону, присели на корточки. Так и смолили сигарету за сигаретой, прислушиваясь к монологам мясника и крикам жертвы. Наконец Дема сломался и в голос стал звать мамочку.
Вскоре Суханов отложив свои инструменты подошел к Нечаю и компании и, вытирая пот со лба, заявил:
- Можете спрашивать. Теперь он скажет все.
Нечай подошел к Деме, глянул на него сверху вниз, и уже не увидел в этих почти обезумевших глазах ни упрямства, ни ненависти. В них была только боль. Через пятнадцать минут они знали о "волчатах" все.
- Надо крутить сейчас, быстро, пока ребятки не смылись из города, сказал Нечай Фугасу и Рыде, отходя от пленника. Затем он обернулся к Сухачеву и чуть кивнул в сторону пацана.
- Потом скажите моим парням, они о нем позаботятся. А вас отвезут домой.
Нечай направился было к выходу, его подручные уже во дворе разбирались, кто за кем и на какой машине поедет, но потом Геннадий что-то еще вспомнил и обернулся к бывшему врачу:
- Да, Василий Федорович, я слыхал у вас трудности в торговле?
- Признаться, да, - сознался Сухачев. - Эти окорочка продают на каждом шагу, и народ почему-то неохотно берет отечественную говядину.
- Подойдите к Шишкину, поговорите о ссуде. Я ему скажу, - и, пожав руку Сухачеву, Нечай вышел из подвала.
Уже на улице он обернулся к своим подручным и сказал:
- Сдает старик. Опять поди запьет на неделю.
Через пятнадцать минут четыре машины рванулись в разные концы города. Гончие вышли на след.
23.
А Глеб так и не узнал, что разминулся с другом Демой совсем ненамного. Приехав в "контору", он застал там только Маркела, Чиру, и Моню. Были видны некоторые перемены. Койку Поньки вынесли в дальний угол, сам он лежал на ней, закрытый с головой одеялом. Чира примостился на своей кровати вниз лицом, левая рука свешивалась до пола, но по напряженной фигуре Глеб понял, что он не спит.
- Дема не приезжал? - спросил Москвин, уже догадываясь об ответе.
- Нет, - отозвался на его вопрос Маркел. Он лежал какой-то нахохлившийся, мрачный. Глеб покосился на телевизор. Судя по картинке там шли "Звездные войны", но не похоже было, что Маркел видит космические баталии.
- Ты чего такой мрачный? - Глеб присел на соседнюю кровать.
- Да Чира вон воет как собака целыми часами. Сунешь ему косячок с планом, вроде заглохнет, чуть отойдет, снова начинает. Мне в город надо... - начал было Маркел, но Глеб не дал развить тему и сразу его прервал:
- Ты что, какой город! Кругом зажимают. Сегодня, может быть, уходить придется.
Он помолчал немного, затем добавил:
- Надо подождать Дему и Зубатика. У них слишком большой куш. Жди здесь.
Глеб поднялся, покосился сначала на Чиру, потом на притулившегося в противоположном углу какого-то странного, словно побитого Моню и вышел на улицу.
Маркел проводил его взглядом, вздохнул и снова уставился в экран телевизора. Тут с кровати пошатываясь поднялся Чира, но причитать и плакать не стал, а подойдя к вешалке, стал долго и упорно что-то искать, шаря по карманам своей куртки. То, что он вытащил на белый свет, оказалось черным грифелем, найденным им еще летом на одной из дач. Точно таким любил рисовать его отец. И вот уже два месяца Чира таскал грифель с собой. Последние несколько лет его неудержимо тянуло рисовать, но он тщательно подавлял в себе это желание, искренне веря, что талант не приносит человеку счастья. Лишь иногда по заказу друзей он набрасывал что-то простенькое: несущийся под парусом корабль или атакующего орла, растопырившего над оскалившимся волком когтистые лапы. Но сейчас, под воздействием горя и наркотиков, ему захотелось высказать все. И подойдя к центральной стене, Чира чуть замедленными, но точными движениями начал рисовать на белой известке.
Сначала перед изумленными взглядами Мони и Маркела возникли белые стены и купола Тадж-Махала. Первый раз увидев в пятом классе фотографию этого индийского чуда, Чира был потрясен гармонией форм и пропорций. С тех пор индийская гробница навсегда осталась для него эталоном красоты.
Закончив усыпальницу, Чира начал рисовать рядом море, идущий по нему красавец лайнер, изломанные крылья чаек над волнами, восходящее солнце над горизонтом. И над морем нависший каменный утес, а на нем две человеческие фигуры. Один из них, помощней, обнимал за плечи другого. По каким-то неуловимым признакам Маркел понял, что это сам Чира с братом.
А тот все рисовал. В нижнем углу появилась пальма, а рядом красотка в откровенном купальнике и с ананасом в руке. Места для рисунков не хватало, и он перешел к другой стене, поменьше. Теперь это была Африка, баобаб, раскинувший свои корявые ветви над землей, далекие силуэты жирафов и несущийся вперед на зрителя косматый повелитель зверей - лев. А на переднем плане дожидался его с ружьем в руках охотник в тропическом шлеме и шортах. Еще мгновение, и он спустит курок.
"Вот она, мечта Суслика!" - понял Маркел.
Закончив свой шедевр, художник отошел к другому простенку между окнами, и вскоре на белой известке появился несущийся под ветром парусник и над ним лицо смеющейся женщины, очень красивой, с аккуратной короткой прической крупными волнами. Маркел не знал, кто она, думал, что это просто плод фантазии Чиры, но на самом деле тот воскресил в рисунке убитую им женщину из саратовского джипа. Она получилась действительно как живая, он заставил ее смеяться, дышать. Фотографическая память, доставшаяся ему в наследство от отца, запомнила даже небольшую родинку на левой щеке и замысловатую форму многоярусных сережек.
Закончив этот портрет, Чира отошел к своей кровати и, упав лицом в подушку, замер. Маркел же наоборот встал, долго ходил от стены к стене, смотрел на его работы. Потом молча оделся и вышел на улицу.