– Спасибо за сравнение! – громко рассмеялся он.
   – Извините… – Я виновато развела руками. – Сорвалось!
   – Ничего! Я тоже не считаю, что я хуже старухи!
   – Вы что, правда тоже Воронов?
   – Могу паспорт показать!
   – Не нужно, верю на слово! Хотя вы, несомненно, и не мой муж.
   – Разумеется! Но то, что мы летели рядом, еще больше укрепило всех в этой мысли.
   – Могли подумать, что я ваша сестра, например…
   Он развел руками и указал на наше с ним отражение в большом зеркале возле входной двери. Сходства действительно не наблюдалось.
   – Мы могли быть сводными! – Честно говоря, я сама не знала, зачем углубляюсь в бесперспективную тему. – Мой отец русский, белий-белий!
   – Зато я – Воронов по матери!
   – Ваши родители развелись?
   – Нет, – погрустнел он. – Считайте, что у меня никогда не было отца. Во всяком случае, я лично именно так и считаю.
   Я развалилась на своей кровати, подрегулировав кнопками положение матраса. Признаться, кроме легкого головокружения, я не чувствовала никаких признаков сотрясения мозга. Шишка на темени была небольшая и несильно болела, только если ее трогать. Тошнило меня только после того, как я приобщилась к деликатесной норвежской кухне. Единственное, что мне мешало, – тот самый дурацкий ошейник: он жал, натирал и упирался в подбородок. Я твердо решила, что если до завтра мне его не снимут, то я сдеру эту гадость сама.
   – А я по матери – тигре! – зачем-то сказала я.
   – Знаю.
   – Откуда?
   – Пока вы приходили в себя, я познакомился с вашим отцом.
   – Он мне ничего не сказал о вашем знакомстве.
   – Он очень волновался о том, как вы встретитесь с ним. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить.
   – Спасибо, что вы оказались тем кем-нибудь.
   – Не за что. Я узнал много интересного. В том числе и о вас.
   – И что же вы обо мне узнали?
   – Все, что знал ваш отец, я думаю…
   – О! Тогда вы узнали совсем немного, Александр!
   Он развел руками.
   – Во-первых, давайте просто Саша. А во-вторых, если вы пожелаете рассказать о себе что-то еще, буду очень благодарен и с удовольствием послушаю.
   – О’кей! – кивнула я. – Вы Саша! Я Эва! Но пока я хотела бы узнать кое-что про вас. Все-таки муж, как-никак!
   На мою иронию он отреагировал с чрезвычайно серьезной миной:
   – Считаю для себя честью таковым называться!
   – Ну-ну! Тогда скажите, кем и где вы работаете?
   Выдержав паузу, Саша ответил.
   – В Московском метрополитене. Помощник машиниста.
   – Издеваетесь?
   – Почему?
   – Не похожи как-то…
   – У вас, Эва, много знакомых работают помощниками машиниста в метро?
   – Вроде нет…
   – А тогда откуда вы знаете, что я не похож?
   – Видела, в головном вагоне каждого состава.
   – По внешности судить нельзя.
   – Согласна. Тем более что внешне как раз вы вполне сойдете… Только вот не думаю, что эти ребята так и снуют в Нью-Йорк бизнес-классом!
   – Сновать не снуем, конечно! Но так, иногда, по обмену опытом, почему бы и нет?
   Я начала раздражаться.
   – А что вы говорили про обезвреживание и про захват какой-то?
   – Когда?
   – Когда я тут, в этой койке, после их проклятого успокоительного в себя пыталась прийти, вы явились мне сквозь муть и кошмары…
   – Это вам показалось, Эва! Если я и сказал что-то лишнее, то сам был после наркоза! – Саша, поморщившись, помахал в воздухе больной рукой. – Я простой пассажир. Такой же, как и вы. Случайно оказался в нужное время в нужном месте. Или, наоборот, в ненужном месте в ненужное время… Это как посмотреть.
   – Зачем вы врете, Саша?
   – Женам всегда врут!
   Я почти взбесилась:
   – Если бы не ваша больная рука, муженек, я бы уже давно показала вам кузькину мать!
   – Не сомневаюсь! И все-таки…
   – Что?
   – Не хотите, чтобы вам врали?
   – Не хочу!
   – Тогда не задавайте вопросов, на которые заведомо не получите честных ответов.
   К тому моменту я окончательно уверилась, что передо мной фээсбэшник, напустивший на себя туман таинственности.
   – А могу еще один вопрос задать? Только прошу либо ответить мне на него без вранья, либо сказать, что ответить не можете. Я не знаю, знаете ли, к какой группе вопросов его отнести.
   – Задавайте.
   – Этот парень, у которого вы в жопе ковырялись, – он жив? И если да, то куда его дели?
   – Здесь все просто: я этого сам не знаю! Честно! А в жопе, как вы выразились, у него взрывчатка была. Типа тампакса у его подруги. Этот прокол был их прокол – у него при ходьбе зад так и вихлялся.
   – Спецкурс по распознаванию наличия тротила в заднице вам тоже при обучении на машиниста давали? – не удержалась я. – Хотя в метро, увы, тоже теракты бывают, так что с этим моментом все в порядке.
   – Там был не тротил. Но хорошо, что вы, Эва, оценили хотя бы то, что я этому казаху в зад не ради собственного удовольствия полез.
   – Понимаю, искренне понимаю, что вы не играли в детскую игру «на приеме у проктолога», а делали все ради моей безопасности.
   – И ради безопасности других пассажиров.
   – Таких же простых пассажиров, как и вы сами.
   – Правильно.
   – Ладно! Хватит! – Я слезла с кровати и направилась к двери. – Вам чаю принести?
   – Кофе, если можно. С молоком, но без сахара.
   – Хорошо! А потом расскажешь мне про свою тайную работу. Тоже мне, «крепкий орешек», Рэмбо, блин!
   Возле сестринского поста всегда стоял термос с горячей водой, чай, кофе, молоко и довольно приятные на вкус солоноватые крекеры. Турчанка уже ушла, и ее сменила неприятная сухопарая тетка с брезгливым выражением лица. Неодобрительно глядя на мои манипуляции с чашками, она сердито отчитывала кого-то по телефону. Насколько я могла понять, говорила она по-польски, а отчитываемым был ее собственный муж.
   Чтобы принести две чашки кофе и блюдце с печеньем, мне пришлось сделать две ходки. Взгляд медсестры неприкрыто говорил о том, что больничный кофе – это ее личная кровь, а крекеры – плоть! Что же касается меня, то я страшный зверь, собравшийся сожрать эту плоть и запить кровью. Разговор с мужем закончился, и тетка решила, что самое время переключиться на меня:
   – А вам было разрешение брать самой кофе и бисквит? Наверное, начально нужно спрашивать!
   Она говорила по-русски лучше, чем турчанка, но все равно акцент был устрашающим. Эта дама не осознавала, насколько мне было на нее плевать!
   – Пани, если вам некому поставить клизму, то поставьте ее себе!
   С этими словами я захлопнула за собой дверь в нашу ставшую двухместной палату. Вслед мне что-то вякнули, но я не вслушивалась.
   – Ну, главные супружеские обязанности выполнены, – сказала я, поставив кофе на Сашину прикроватную тумбочку.
   – Мама родила меня в восемнадцать лет, – заговорил Саша. – В двадцать три она снова вышла замуж. Весьма удачно, кстати. У меня есть еще сестра и брат.
   – А у вас, Александр, с маминым мужем все нормально сложилось?
   Я почему-то вдруг представила, что я буду чувствовать, если окажется, что мой папа женат на ком-то… и просто не решился мне об этом сказать…
   – Может быть, все-таки «Саша» и на «ты»?
   Я кивнула.
   – С отчимом мы не особо близки, – продолжил он. – Но это не его вина. Дед с бабушкой настолько боялись, что мое постоянное присутствие может помешать маминой новой жизни, что я почти всегда находился у них. К тому же дед совсем на мне повернулся, и я его воспринимал, как многие и отцов не воспринимают. Мечтал, как и он, поваром стать…
   – Не вышло?
   Мой собеседник пожал плечами и очень приятно улыбнулся. В этот момент зазвонил его мобильник. Саша извинился и взял трубку. Я воспользовалась моментом, чтобы на минутку забежать в уборную. Когда я вернулась, мой сосед выглядел чрезвычайно обескураженным.
   – Что случилось? – спросила я.
   – Теперь, может быть, выйдет!
   – Что выйдет?
   – Пойти в повара! Мне только что сообщили, что мой контракт не продлен.
   – То есть вы…
   – Ты!
   – Прости, ты. Ты больше не работаешь на своей сверхсекретной работе?
   – А она теперь больше не сверхсекретная, – развел Саша руками. – И, собственно, работа закончилась. Теперь у меня секретов нет. Выхожу из шкафа! Я работал в службе безопасности авиакомпании. На каждом рейсе любого авиаперевозчика под видом одного из пассажиров обязательно летит специально обученный агент спецслужб – на случай террористической атаки.
   – То есть вы, то есть ты, не машинист подземки, а агент спецслужб. Я правильно догадалась?
   Он отрицательно покачал головой:
   – Нет, неправильно! Это не я. Я, как и все пассажиры, не знаю, кто он, этот агент – он как раз посажен государством и представляет столь вожделенные вами…
   – Тобой!
   – Хорошо, тобой вожделенные спецслужбы! Дело в том, что некоторые авиакомпании, считающие себя престижными, сажают на рейсы еще одного-двух специально обученных людей, но из частного агентства, а то и из своей внутренней охранной структуры. На этом полете таким человеком был я. Честно говоря, я вначале подумал, что ты тоже «наша». Особенно после того, как ты дверь одним ударом разнесла. Но потом навел справки и понял, что…
   – Что понял?
   – Ну, что ты не «наша»… Но все равно очень классная!
   Что же мне так приятно-то стало от этих слов? Никогда не думала, что падка на комплименты!
   – Я на самом деле страшно перепугался, когда на тебя рухнул потолок. Всех бросило, конечно, но ты как-то особенно неудачно стояла… Думал, что все, прилетели! Кранты девушке!
   – Не дождетесь! – отрезала я.
   – Надеюсь!
   – А за что же вас, то есть прости опять, за что тебя выгнали? Ты же все классно сделал, Саша! Как заправский проктолог, можно сказать!
   – Зато рожу засветил.
   – То есть…
   – Теперь есть люди, которые понимают, кто я есть на самом деле. Ты, например. А это недопустимо! Действительно, они же могут еще куда-нибудь полететь и со мной пересечься… Тогда все… Теперь только в повара!
   – И что, тебе даже никакого выходного пособия не заплатят?
   – Заплатят, конечно, но не так чтобы много. Главное, нужно теперь что-то новое искать.
   – Такого, как ты, везде возьмут! Сами за тобой бегать будут! – Я говорила совершенно искренне, но он только усмехнулся.
   – Расскажи про себя.
   – Так ты же с моим отцом разговаривал.
   – А кто мне говорил, что он про тебя почти ничего толком не знает?
   – Да, я, честно говоря, не понимаю, о чем мне говорить?..
   – Это не столь важно, Эва. В любом случае мне нравится звук твоего голоса. Он меня не напрягает.
   – Ах ты, хам!..
   Сама не знаю, пришла ли я в бешенство или только изобразила его. Он посмел заявить, что ему вообще безразлично, что я говорю! Ему, видите ли, звук голоса моего нравится! В долю секунды я оказалась возле молодого человека и… не знала, что дальше делать. Даже шутя стукнуть Сашу с его покалеченной рукой я не могла. Я встала как вкопанная. Точнее, как дура. Осознав, что происходит, мой сосед рассмеялся, сам взял здоровой рукой мою ладонь и поцеловал.
   – Извини, я пошутил! То есть мне действительно очень нравится твой голос… и не только голос… Но при этом мне очень интересно тебя послушать.
   Я резко выдернула руку. Мне было очень приятно, но я впервые в жизни застеснялась, что у меня нет маникюра, застеснялась своих ороговевших мозолей и деформированных косточек. Раньше я только гордилась своими руками, понимая, что, только взглянув на них, любой вменяемый насильник и хулиган поймет, что от меня стоит держаться как можно дальше. Но этот малознакомый Саша Воронов невольно вызвал у меня такие чувства, что я даже испугалась. Я не только ощущала, что он мне приятен, мне казалось, что он сильнее меня. Мне, тигре, тоже иногда хотелось, чтобы рядом со мной оказался мужчина, за которым я почувствую себя как за каменной стеной. Чтобы был как Батый, но только мой.
   – Ладно! – сказала я. – Прощаю. Но следующая порция кофе и крекеров – на тебе. Я не хочу больше общаться с дежурной сестрой. Не знаю, откуда они взяли такую стерву?
   – Боюсь, у них негусто с выбором, – ответил Саша. – Но единственное, что я могу тебе предложить, – это пойти на пост вместе. Я смогу нести только одну чашку и только одно блюдце с печеньем! – Он покачал забинтованной рукой.
   – Какая же я дура! – воскликнула я. – Я забыла, что мне в супруги достался инвалид. Раньше предполагала, что мой муж будет исключительно сильным и здоровым.
   – Так и будет скоро! – ответил Саша.
   – Ну-ну!
   Мы направились на пост за горячим питьем и печеньем.
   Полька встретила нас еще более злобно, чем полчаса назад меня одну.
   – С вашего позволения, мы нальем себе что-нибудь, – чрезвычайно вежливо обратился к ней по-английски Саша.
   Медсестра ничего не ответила. На секунду подняв глаза, она метнула на нас взгляд, полный раздражения.
   Мы уже уходили с добычей, когда она выкрикнула нам вслед по-русски:
   – То, что вас селили вместе, не значает, что вам разрешенные супружливые сношения! Врач дал указание: «Больным нельзя делать никакого секса!»
   – Никакого?!
   Я почувствовала, как к лицу прилила кровь. Господи! Как повезло этой идиотке, что мы с ней в этот момент оказались не вдвоем!
   Саша понял, что сейчас может произойти, и буквально втолкнул меня в палату. Я смотрела на него, и мне было совершенно непонятно, что я могу рассказать о себе. Жизнь разделилась в моем сознании на две части – совсем незначительное или слишком личное. Наверное, то, что я рассказывала Саше в тот вечер, было слишком путано, сбивчиво и невнятно. Трудно рассказывать о собственной жизни, не впадая в патетику. Разумеется, жизнь человека, не достигшего двадцатилетия, представляется окружающим еще очень короткой. Но не стоит забывать, что из-за того, что мы не помним дня своего появления на свет, уже прошедшая часть жизни бесконечна и для десятилетней девочки, и для восьмидесятилетней старухи. Зато оставшийся кусок конечен для них обеих, а потому до животной тоски мал!
   Настал отбой. Мы поняли это по тому, что выключили основное освещение, как всегда в десять вечера. Свет, исходивший от индивидуальных светильников на стенах, был, в отличие от потолочных плафонов, не бело-голубым, а теплым, желтоватым. Прикатили Сашину кровать, над его изголовьем не оказалось лампочки. Я увидела, что у него с собой есть несколько книжек, и предложила подкатить койку поближе к моей, чтобы ему тоже достался свет от моего ночника… И, вообще, мне захотелось, чтобы Саша оказался поближе.
   Саше было неудобно нагибаться, и, главное, ему мешала скованность и боль в левой руке. Поэтому я сама нагнулась и сняла колеса его кровати со стопора. После этого подкатить койку куда надо не составило никакого труда. Выполнив эту нехитрую работу, я пошла в душ. Разделась и, немного подумав, отстегнула ошейник. Хватит! Хотелось помыться по-человечески. С непривычки собственная шея показалась мне слабой и какой-то уж чересчур длинной. Зато она почти не болела. Я встала под распылитель и включила воду. Какое счастье! Легко выдавив немного шампуня из укрепленной на кронштейне большой тубы, я с наслаждением намылила голову. По-видимому, я слишком сильно надавила на пластиковую емкость, и шампунь стек на кафельный пол. Я сама не поняла, в какой момент сделала неосторожное движение, но обе мои ступни внезапно скользнули по намыленному кафелю. Все из-за той же самой непослушной шеи я не сумела сохранить равновесие и со всего маху опрокинулась на пол, на раковину и на унитаз. Честно говоря, я не думаю, что произвела большой шум. Но Саша все равно услышал, что я рухнула, и уже через секунду влетел в душ. Думаю, что мало кто хотел бы предстать перед кем бы то ни было в таком виде. Абсолютно голая, я лежала спиной на унитазе, судорожно сжимая одной рукой край раковины. Другой рукой я пыталась прикрыться от Саши, прибежавшего меня спасать. Голова завалилась назад, а шейные мышцы не желали меня слушаться, из-за чего я вообще не могла вернуться в нормальное положение. Было немного больно и очень, очень обидно!
   Оценив ситуацию, Саша моментально подхватил мою голову, а затем, действуя одной только правой рукой, подхватил меня, перевернул и положил себе на плечо. Я не успела опомниться, как оказалась в палате на кровати.
   – Что ушибла, сломала? Где болит?
   – Все ерунда! – ответила я.
   Ушиблась я, конечно, всем, чем только можно, но ни о каких переломах речи не шло.
   – Пусти! Я вернусь в душ и смою шампунь!
   – Лежать! Не шевелиться!
   Он самым настоящим образом прижал меня к кровати и не дал подняться.
   – Сейчас мы тебя оботрем.
   Я решила не сопротивляться. Кости целы, мозг не задет – это главное. А если он хочет благородно поухаживать за «падшей» в душе голой девицей, то на здоровье. Я даже перестала прикрываться – что мне, собственно, прикрывать!
   Саша примчался с двумя полотенцами. Одно из них было влажным, а другое – сухим. Первым он стер с кожи всю мыльную пену, а вторым вытер насухо. Было приятно, но главного Саша не учел.
   – А голова?
   Действительно, пены в моих волосах уже не было, но они были совершенно мыльные. Саша сопроводил меня к раковине и поддерживал, пока я промывала голову душем. Всякое стеснение у меня окончательно прошло. И вообще, мне было приятно, как он меня держит и прижимает к себе. Настолько приятно, что ушибы вообще перестали ощущаться. Я прошлась по мокрым волосам полотенцем. При этом Саша бережно поддерживал мою шею. Потом мы двинулись назад в палату. Я уткнулась лбом ему в плечо и целенаправленно прижалась к здоровой руке грудью. Я помнила, как это в свое время подействовало на Костю. Сашина кровать была ближе, и я уже ее намочила, когда он затащил меня на нее после падения. Так что теперь кровать будет моей.
   Вскарабкавшись, я перевела взгляд с Сашиного лица на куда более низкий уровень. И сразу же отметила, что даже в экстремальной ситуации я ему небезразлична.
   – Ну, как ты теперь? – спросил он меня заботливо.
   – Ничего! Все в порядке! Спасибо! Извини за беспокойство! – выпалила я и откинулась на подушки.
   – Больше так не делай.
   – Ага. Ты ж понимаешь: я это специально. Это у меня ежедневный моцион перед сном.
   Он засмеялся.
   Я осторожно потрогала его забинтованную руку.
   – Тебе это не помешает?
   Он удивился вопросу.
   – Не помешает чему?
   – Как то есть чему?! – с деланым возмущением воскликнула я. – Разумеется, выполнению супружеского долга!
   – Не понял…
   – Чего ты еще не понял? Ты что, не слышал, как эта стерва запретила нам с тобой заниматься сексом? – Я махнула рукой в направлении коридора. – Я не буду тигре, если послушаюсь подобных указаний. А ну, иди сюда!
   Слава богу, что он не сопротивлялся. И даже наоборот! А то я бы окончательно уже решила, что мне на роду написано доминировать над мужиками.
   Саша мне действительно очень, очень нравился. Хотя о том, что у нас получилось, а точнее, не получилось в тот вечер, можно снимать порнокомедию о половой жизни инвалидов. То есть все, что касается той части мероприятия, которая в популярной литературе слащаво называется «прелюдией», или, что еще мерзее, «предварительными ласками», получилось отлично. Я блаженно возлежала на высокой больничной кровати, пока мой сосед-супруг-однофамилец ласкал меня здоровой рукой и нежно целовал мое ушибленное о твердую сантехнику тело. Шею и прикрепленную к ней голову я настолько удачно разместила между двух поролоновых подушек, что неизбежные при подобных обстоятельствах шевеления проходили почти безболезненно. Но через некоторое время мне уже захотелось большего, и я недвусмысленно позвала его к себе.
   Честное слово, я много бы отдала, чтобы увидеть со стороны то, что произошло дальше! Правда, в тот момент я ужасно перепугалась, когда Саша попытался элегантно запрыгнуть ко мне, лишь слегка опершись на никелированный поручень, расположенный в ногах. Перекатив незадолго до этого больничную койку, я забыла поставить колеса на стопор. Поэтому Саша не смог удержать равновесие и, вместо того чтобы оказаться в моих жарких объятиях, грохнулся на пол, а я, голая и жаждущая продолжения банкета, быстро покатилась в противоположную сторону.
   Ни я, ни Саша не успели до конца сообразить, что происходит. Двери палаты распахнулись от полученного толчка, и я вылетела в коридор. Противная медсестра клевала носом на своем рабочем месте. Пробудил ее сильнейший удар – мое спально-транспортное средство врезалось в стойку поста. Деревянная конструкция накренилась, и на голову надменной даме посыпались медицинские карты, коробочки с таблетками и одноразовые стаканчики. От боли в шее у меня из глаз посыпались искры. Но когда обезумевшая спросонья полька подскочила на своем месте и завопила: «Кур-р-р-в-а-а-а!», я чуть не кончила, захлебываясь собственным диким смехом! Интересно, все ли тигре склонны так смеяться при подобных обстоятельствах?!

Забытая встреча

   На следующий день Сашу выписывали. Он улетал оперироваться в Германию. Незадолго перед отъездом его пригласили в административное крыло на какую-то конфиденциальную беседу. Вернувшись в палату, он никаких подробностей не рассказал, ограничившись обобщающим замечанием: «Чушь все это!»
   Нам с моим невольным «мужем» и несостоявшимся любовником осталось только десять-пятнадцать минут на то, чтобы выпить по чашке кофе и попрощаться. Несмотря на вчерашний позор, а возможно, и благодаря ему нам обоим не хотелось прощаться навсегда. Я первая оставила свой телефон и адреса – почтовый и электронный. Наверное, девушке нескромно проявлять инициативу, но мне на подобные правила плевать. Я знаю, чего и кого я хочу, и готова выбирать сама. Я – тигре!
   Разумеется, Саша тоже написал мне, как его найти. Визитки у него, как и у меня, не было, поэтому я записала телефоны и адреса в память своего мобильника.
   Возникла странная пауза. Мы смотрели друг на друга и не знали, о чем говорить. Лепетать друг другу о внезапно нахлынувших чувствах? Нет, Это не про меня, да и не про него тоже. Вспоминать о том, как я ночью голая каталась по коридору? Пусть лучше об этом вспоминает медсестра и те, кто подглядывал за мной через приоткрытые двери палат.
   И вдруг я вспомнила! Во всей самолетной истории было нечто, о чем я забыла, что просто вылетело из моей бедной ушибленной головы. И именно сейчас я осознала, что должна поделиться важной информацией.
   – Саша! – Я поставила на тумбочку свой прощальный кофе и твердо посмотрела в зеленоватые глаза. – Я должна сказать тебе нечто очень важное.
   Он просиял, подошел ко мне, приподнял здоровой рукой мой подбородок и поцеловал меня в губы.
   – Говори! Но я все-таки скажу тебе первым, что люблю тебя.
   Это было настолько неожиданно, что я, погруженная в новые мысли, отреагировала не совсем адекватным и наверняка не самым приятным для своего «псевдосупруга» образом.
   – Да-да! Очень хорошо, что ты сказал это. Я тоже, разумеется, тебя очень… Но я другое хотела сказать…
   – Романтичная ты!
   Он отшатнулся и повалился в свое кресло. Я поняла, что не права, и попыталась обратить все в шутку:
   – Не обижайся! Я никак не отойду после нашей с тобой страстной ночи!
   При этих словах я демонстративно покрутила головой на несколько окрепшей, но все еще побаливающей шее. Мы оба засмеялись.
   – Ну, давай, – вздохнул Саша. – Я повесил свои уши на гвоздь внимания.
   – Я забыла сказать и тебе, и вообще всем, что знаю этого казаха.
   – Что?!
   – Ну, то есть не знаю, конечно, но видела один раз.
   – Где?
   Интересная штука – человеческое лицо! Вроде бы тот же самый Саша полминуты назад трепетно целовал меня в губы и весь светился нежностью, а теперь просто дознаватель какой-то. Глаза в щелочку, ноздри раздулись! Сыскной пес! Видел бы он себя и тогда, и сейчас! Вот я, как мне кажется, всегда одна и та же. Даже кончая не забываю, что я – тигре.
   Я рассказала про свою поездку на подмосковный аэродром и про то, какое странное впечатление на меня произвел изуродованный восточный парень. Разумеется, я перекачала в Сашин мобильник и номер телефона своего инструктора, и все данные аэроклуба.
   – И вот еще что!
   – Да?
   – Мне кажется, точнее, я уверена, что тот мерзкий тип, что был за рулем «Мерседеса» там, на аэродроме, также сидел в одном с нами бизнес-зале в Москве. Я не видела, чтобы они общались между собой… и мне это показалось странным…
   За Сашей уже приехала машина. Водитель поднялся в отделение, чтобы помочь ему нести вещи. Вещей набралось неполная спортивная сумка, и Саша попросил водителя подождать две минуты внизу. Коренастый турок-таксист постучал ногтем по циферблату своих наручных часов и оставил нас одних.
   Теперь уже я сама подошла к Саше и поцеловала его:
   – И я тебя люблю… по-моему… – выдавила я несколько виновато.
   – Постарайся в ближайшее время уточнить.
   Мне не понравился его ответ. Похоже, он вышел из палаты, ощущая себя победителем. Ну и пусть, главное, чтобы я не была при этом побежденной. А этому не бывать!
   Не рассчитывая на то, что Воронов обернется, я все же вышла в коридор, заполненный возвращавшимися с обеда больными. Миновав пост, Саша все же обернулся. И тогда я, еще раз вспомнив про наше ночное фиаско, распахнула ворот халата и повела плечами так, чтобы мои груди покачались на прощание. В шутливом смущении Саша прикрыл глаза и выбежал из отделения. Я смеялась вслед, пока в мою левую грудь не воткнулся своим длинным носом старичок в толстенных очках, заляпанных картофельным пюре. Сосредоточенно вытирая рот бумажной салфеточкой, подслеповатый дедок просто не видел, куда он бредет. А может, и видел…