Страница:
Шум лагеря, ритмичный бой барабанов и пение доносились сюда, приглушенные тяжелыми кожаными полотнищами, прикрывавшими входное отверстие. Я улегся на мягких мехах. Руки друга осторожно подсунули под мою голову легкую подушку. Прикрыв глаза, я почувствовал, как уходит усталость из моих напряженных мышц.
– Моего брата напугал танец снимания скальпов? – тихо проговорил Крученый Волос. – Пусть мой брат позволит рассказать легенду о происхождении этого танца.
– Я слушаю тебя, брат мой. Расскажи.
– Однажды во время схватки воин по имени Плотный Ветер ударом дротика рассек лицо Витому Волосу – По-И-Ля. Рана долго не заживала, загноилась и изуродовала лицо раненого. Не было у По-И-Ля ни своего типи, ни одежды из дорогих шкур, ни запасов сушеного мяса, он был беден, этот По-И-Ля, и жил вместе с сестрой на краю деревни.
Возвращаясь как-то с охоты, увидел он дочь вождя, сидящую перед типи своего отца и вышивающую мокасины. Девушка была так прекрасна, что По-И-Ля решил взять ее в жены. С каждым днем любовь возрастала в его сердце все больше, и наконец, не вытерпев, он через несколько солнц послал свою сестру к прекрасной девушке, чтобы спросить, не захочет ли она занять место у его очага.
Дочь вождя была возмущена. Как смеет такой бедный и изуродованный человек просить ее руки? Она с насмешкой ответила свахе:
– Скажи своему брату, что я выйду за него только тогда, когда его лицо станет таким гладким, как поверхность озера, защищенного от ветра.
Выслушав ответ красавицы и не почувствовав насмешки, По-И-Ля побежал к чародею.
– Нет у меня такой силы, чтобы сделать твое лицо красивым, – признался тот, – только Солнце, которое всесильно, может тебе помочь.
– Хорошо. Пойду искать Солнце, – решил По-И-Ля, любовь которого разгоралась все больше. Взял он свое ружье, запасся пеммиканом и пошел в том направлении, где светило дня укладывается спать. Прошел он через край плоскогорий, переплыл не одну реку, чтобы в одиночестве совершить религиозный пост – просить Духа о помощи. Когда провел он так четверть месяца, увидел как-то вечером открывающиеся двери жилища Солнца, чей ослепляющий луч падал прямо ему в лицо. «Туда и надо идти», – решил воин.
Долог был его путь. Наконец ему стали встречаться люди, кожа на лицах которых была совершенно черной.
– Не ходи дальше, – говорили они, – видишь, что сделало с нами Солнце.
Но По-И-Ля затыкал уши, чтобы не слышали они таких речей, и шел дальше. Однажды увидел он лежащий на дороге прекрасной работы белый лук. «Разве взять, – подумал, – мой-то совсем старый». Но тут же отогнал эти мысли от себя. «Тот, кто потерял, тот должен и поднять».
Не прошел По-И-Ля и пролета стрелы, как ему встретился прекрасный юноша:
– Не повстречался ли тебе, воин, белый лук? Это подарок моей матери. Я потерял его, и горе не оставляет меня.
По-И-Ля проводил юношу до того места, где повстречался ему лук, и с этого часа не было на свете людей ближе, чем эти два молодых человека.
– Меня зовут, – сказал прекрасный юноша, – Апицира – Утренняя Звезда.
По-И-Ля назвал себя и рассказал о своем желании повидать Солнце.
– Это мой отец. Берегись его, он не любит чужих. От одного его взгляда кожа на лицах людей сгорает. Впрочем, – добавил, подумав, – я попрошу свою матушку Луну, чтобы она за тебя заступилась.
Так он и сделал.
Луна была доброй женщиной и согласилась помочь изуродованному По-И-Ля.
– Но прежде твоего друга надо спрятать, иначе отец убьет его одним своим взглядом.
Окутав По-И-Ля облаком, она указала ему место под ветвями туи.
– Уф! – произнес вошедший в это время отец Утренней Звезды, – чувствую запах чужого. Ты спрятала кого-нибудь в нашем типи?
– Здесь находится юноша, которого наш сын встретил в пути и подружился. Ему надо помочь. Когда ты увидишь его, сам сжалишься над ним.
– А ну, брось связку травы в огонь, чтобы я через дым посмотрел на него, не причиняя ему вреда.
Когда пелена дыма была уже достаточно плотной, По-И-Ля вышел из своего убежища.
– Можешь оставаться здесь, – сказал отец Утренней Звезды, увидев его изуродованное лицо, – можешь охотиться с моим сыном, только никогда не ходите на берег озера, которое находится на севере. Там живут птицы, которые могут причинить вред Утренней Звезде.
Прошло какое-то время. Однажды, когда По-И-Ля отправился с сыном Солнца на охоту, тот настоял на своем желании побывать на Северном Озере. Не успели они дойти до маленького лесочка, как семь огромных журавлей набросились на Утреннюю Звезду, и, если бы подбежавший к ним По-И-Ля не развернул перед ними свою старую бизонью шкуру, его другу пришлось бы худо. Пока птицы разрывали клювами шкуру, По-И-Ля ударами томагавка поубивал одну за другой.
Возвратясь домой, Утренняя Звезда, а он был человеком правдивым, все рассказал отцу, не позабыв упомянуть, что сам уговорил По-И-Ля идти на север.
– Говоришь, их было семь и он убил одну за другой? – не поверил отец. – Если так, то пусть он принесет мне головы убитых.
И По-И-Ля снова отправился в путь. Он принес Солнцу все семь голов убитых птиц.
– Чего ты хочешь? – спросил довольный отец Утренней Звезды.
– Хочу, чтобы шрамы исчезли с моего лица и чтобы дочь вождя стала моей женой.
– Лицо твое поправить легко, а вот о дочери вождя поговорим потом.
С этими словами отец Утренней Звезды велел приготовить помещение. Наполнив его паром, он бросил в него кончик своей ресницы и ввел По-И-Ля. Белое облако окутало юношу. Через минуту Солнце подвел его к своему сыну.
– Угадай, – обратился он к Луне, – который из них твой сын?
Молодые люди были похожи друг на друга как две капли воды. На следующий день Солнце вместе с двумя юношами отправился на охоту. Шли они долго. То густыми темными облаками, то розоватыми, освещенными самим Солнцем.
– Скоро мы будем есть? – спросил По-И-Ля, которому голод разрывал желудок.
– Если хочешь – можешь сейчас, – с этими словами Солнце дунул на Тучу, и По-И-Ля увидел свою родную деревеньку. Молодые люди его племени играли в военные игры, бросали копья в цель. Их окружала толпа зрителей. Всматриваясь, По-И-Ля искал дочь вождя.
– Не ищи ее, – сказал отец Утренней Звезды, – она недостойна тебя. Требуя красоты лица, она не оценила красоты твоего сердца. Ты же, когда вернешься вниз, покажешь своим братьям танцы и песни, которым я тебя научил, – о твоей борьбе с птицами. Я дам тебе легины, отмеченные семью черными полосами в память об убитых тобой семи журавлях. Получишь ты и шапку из шкуры оленя Вапити, которую наденешь на голову не лукавой красавицы, а верной подруги, и она станет твоей скво.
– Но каким образом я окажусь среди своих? Я позабыл дорогу, по которой пришел к тебе.
– Ты возвратишься более короткой дорогой. Видишь те маленькие огоньки, прижавшиеся друг к другу, которые создают мост между верхним светом и нижним? Это дорога, по которой стремятся птицы во время своих перелетов с севера на юг и с юга на север. Этой дорогой возвратишься и ты. Если же захочешь снова увидеть моего сына, по ней же вернешься к нему…
Когда смолкли слова Крученого Волоса, – продолжал Сагамор, – я, подумав, спросил:
– Если верить легенде о головах убитых По-И-Ля птиц – выходит, что скальпирование рождено индейцами, а я знаю, что пришло оно к ним от белых.
– Пусть мысли не путаются в голове моего брата. Его уши слышали только о том, как индейцы языком поэзии выражают рождение танца скальпирования. О тех, кто первым вложил в наши руки нож, мы не слагаем песен, они недостойны нашей музыки, – твердо ответил Крученый Волос и вышел. Я остался один.
Жилище, в котором я лежал в полной тишине, казалось, ничем не отличалось от сотни таких же других, выделанных из звериных шкур, невосприимчивых к дождю и не твердевших на морозе. Так же как и в других, они были растянуты на длинных кольях, которые, перекрещиваясь, образовывали вверху отверстие для дыма от очага, в ненастье прикрываемое пластинками кожи, прикрепленными к двум кольям внутри жилища. Все это было уже хорошо мне знакомо, и все-таки я почувствовал в этом типи что-то такое, что заставило меня насторожиться.
Но что?
До боли в глазах всматриваюсь в темноту, и вдруг – не видение ли это? – передо мной, выпрямившись во весь рост, стоит Цветок Прерий. Вспыхнувший в это время свет очага осветил ее лицо, полные грусти глаза, змеями спускавшиеся вдоль тела черные волосы.
– В холодные ночи, – услышал я ее голос, – Цветок Прерий была рядом с Белой Пумой. Она укрывала его тело от сырости, во время битвы была его щитом. Разве Белая Пума не чувствовал этого?
В первые минуты я потерял дар речи. Возможно ли это? Не сон ли я вижу? Но нет, это была она, моя Богиня Охоты.
– Темное небо всегда освещалось для меня светом твоих глаз, – ответил я, – солнечные лучи были твоими руками. Они убаюкивали меня перед сном, пробуждали по утрам. Цветок Прерий уже давно вошла в сердце Белой Пумы, навсегда изгнав из него печаль и грусть.
– Твои слова – это журчание ручейка, бегущего по камешкам, – ответила девушка, – глаза мои видят счастье, а радость объяла мое сердце.
– Как путник, который, страдая от жажды, увидев воду, боится – не ошиблись ли его глаза, так и я боюсь – не чудесное ли это видение… Цветок Прерий дотронулась до сердца, в котором живет великое чувство – белые называют его любовью…
– Хо! – прервала меня девушка. – Мой брат должен глубже заглянуть в свое сердце, и, если он вправду найдет в нем это чувство, пусть пойдет после первого полнолуния к моему отцу и скажет: «Цветок Прерий хочет, чтобы вигвам Белой Пумы стал ее вигвамом».
Не проронив больше ни слова, даже не взглянув на меня, девушка вышла из типи…
Старый вождь выждал паузу. Возможно, она нужна ему была, чтобы внимательнее всмотреться в расщелины своей памяти, а может, просто чтобы собраться с силами. Впрочем, нет. Если в предыдущие вечера он к концу рассказа и выглядел утомленным, то сегодня был как-то по-особенному бодр. Трудно сказать, что именно было тому причиной? Сознание ли того, что жизнь его подходит к своему закату и он, готовясь встретить его как мужчина и воин, не хочет показать слабости? А может, это воспоминания, подогревая своим теплом, укрепляют его угасающую душу?..
– После разгрома Длинных Ножей на реке Смелой Выдры, – продолжал Сагамор, – чироки перебрались ближе к Миссисипи. Территория эта еще совсем не знала белого человека. Только временами появлялся здесь то одинокий охотник, то торговец мехами. Но и они старались как можно скорей оставить эти места, боясь как огня встречи с нашими воинами и воинами племени Поу-Поу,[28] живущими на противоположном берегу реки. Мы жили с этим племенем в дружбе, которая еще больше укрепилась после того, как однажды спасли их охотников от белых из-за Миссисипи. Между нашими племенами хоть и было заключено братство, но каждое из племен продолжало жить своей жизнью. И часто мы, переходя реку, бывали друг у друга в гостях.
Однажды, перейдя реку, которая была как бы границей между нашими землями, Черная Туча приказал разбить лагерь. К исходу дня, когда запылали костры и старейшины с воинами собрались на Площадь Совета, вперед вышел Черная Туча в сопровождении Вискиски племени Поу-Поу по имени Седой Ворон и нескольких Сахемов – вождей родов.
По всему было видно, что готовится какое-то важное торжество. Но вот Седой Ворон поднял руку, и с его уст полилась песня – приветствие народу чироков.
При последних словах песни Седой Ворон подошел к костру и бросил в него щепоть порошка из копыта бизона и горсть медвежьей шерсти, чтобы племя никогда не знало голода Раздался звук трещоток, тихий и нежный, как если бы это сыпался песок у склона горы.
Черная Туча поднял руку.
– Сыны мои, – начал он неторопливо, – глаза мои видели много зим, много весен. Был и я молодым, как многие из вас. Тогда мне не было известно, что существуют бледнолицые, которые ненавидят нас Но пришло время, и мои глаза увидели их. Я сражался с ними, и мои руки не знали усталости. Но белых прибывало все больше. Их стало столько, сколько песку на берегу этой реки Их каменные типи вырастали там, где были могилы наших отцов… Теперь я уже стар, глаза мои застилает мгла, и они плохо стали видеть врага. Солнце моей жизни спускается все ниже Думаю, что я не дождусь уже нового снега и душа моя улетит осенним ветром, чтобы на небе Севера танцевать Танец Умерших.
Вы знаете, сыны мои, что темная мгла заслонила солнце и скрыла светлую дорогу, по которой некогда шел наш народ. Но Добрый Дух, продолжая покровительствовать нам, послал к нашим племенам доблестного мужа, которого я, ослепленный, хотел убить и который стал защитником нашего народа. Теперь он поведет вас по новой дороге жизни.
Все посмотрели на меня.
– Когда я допустил тебя к посвящению, – Черная Туча посмотрел мне прямо в глаза, – и когда ты получил имя, ты стал одним из нас. Помни об этом, сын мой. Ты хорошо знаешь белых, знаешь наш народ, и тебе легче будет, чем было мне. Я отдаю власть в твои руки.
Черная Туча подошел ко мне, положил ладони на мои плечи. Потом снял с головы свой великолепный, спадающий до земли султан и надел его мне на голову.
Раздались продолжительные крики радости и восторга, зазвучали барабаны. Чироки приветствовали меня как своего вождя. Черная Туча поднял руку. Крики и барабаны умолкли.
– Цветок Прерий говорила мне о твоих намерениях. После перехода Отца Вод устроим свадебное торжество. Хау!
В эту ночь никто в лагере не спал. Я сидел на черном мустанге в парадном наряде Верховного Вождя, а вокруг меня воины, окрашенные в цвета племени, исполняли танец победы и радости. И конечно, больше всех радовался за меня мой духовный брат Крученый Волос.
Когда солнце, выглянув наполовину, осветило землю, я поднял оперенное копье в знак того, что с восходящим днем новый вождь берет слово. Танцы замерли, барабаны умолкли. Вся деревня вместе с женщинами, детьми и старцами встала передо мной.
Я начал говорить:
– Мужи племени чироков. Белая Пума стал вашим братом, чтобы помешать уничтожению вашего племени. Мое сердце – это ваше сердце. Мои душа и тело – ваши душа и тело. Я стремлюсь к тому, чтобы народ, который меня приютил, не знал голода, страха перед белыми, не погибал от численно превосходящего его врага. Мы пойдем в далекие прерии и леса, куда не достигнет рука бледнолицых. Мои братья должны верить мне так же, как я верю им.
– Хо! – отозвалась толпа.
– Скоро, очень скоро сюда, на Миссисипи, придет много белых. Они хотят или уничтожить нас, или поместить в свои резервации, как это сделали на востоке с народами абнаков, могавков, онеидов и пеннакооков. Обманутые обещаниями люди терпят в резервациях голод, умирают от страшных болезней, полученных ими от белых. По первому своему желанию белые, развлекаясь, заставляют их петь и танцевать. Так же как радует их зрелище запертых в клетки зверей, потешаются они над людьми, загнанными в неволю. Лишив индейцев свободы, они заставляют их верить в бога белых, которого индейцы никогда не знали и не хотят знать. Они не позволяют людям разных племен встречаться друг с другом потому, что страшатся пальцев, собранных в кулак. Постоянные гости в резервации – голод и болезни, а избавление – смерть. Теперь пусть мои братья решат: тяжелая дорога, куда я поведу их, или в недалеком будущем – неволя?
– Уходим! Уходим! – раздались крики. – Не хотим смотреть на смерть наших отцов и детей!
– Мы пойдем далеко от белых, где будем жить по своим обычаям, где сохраним свои традиции. Дорога эта дальняя. Мы будем проходить места, занятые другими племенами. Но не зло, а мир и дружба должны быть в наших сердцах. Знаю, чироки горды. Но покорность, с которой вы вступите на их земли, не должна вызывать досады, потому что идти она должна не от страха, а от доблести. А о ней говорят шрамы на ваших телах. Поход мы должны начать завтра, вместе с новым солнцем. Хау!
Вперед выступил Длинная Коса, старик, белый, как ствол березы. Его поддерживали два молодых чирока.
– Говорю от имени народа. Пойдем за тобой, Белая Пума. Ты хочешь добра нашему народу. Глаза твои видят далеко, а сердце у тебя мужественное. Хау!
– Тогда собирайтесь в дорогу!
Цветок Прерий, как дочь вождя, первая из женщин согласно давнему обычаю дала знак к свертыванию шатров.
Открепленные от шестов полотнища шкур затрепетали на ветру, как крылья орла, выпущенного на свободу. О, как часто за последнее время слышали наши уши этот трепет, как часто приходилось нам, уходя от бледнолицых, поспешно свертывать свои типи.
Юноши и девушки, проворные, словно дикие кошки, влезали по жердям, образующим скелет шатра, быстро развязывали ремни, вытаскивали деревянные чеки. Умелые руки, не менее проворно перекрещивая на загривках коней колья палаток, погружали на другие их концы, волочившиеся по земле, скарб семей. Когда лагерь был свернут, воины оседлали мустангов, а женщины разместились на вьючных животных. Молодых матерей с детьми, сидевшими за их спинами в деревянных люльках со шкурами и мехами, устроили на самые удобные места.
Во главе племени ехали Черная Туча, я и Крученый Волос, который и тут не отступил от меня ни на шаг. В самый полдень переправились на другую сторону Миссисипи. Дальше нам предстояло пересечь земли, занятые племенами дакота, черные стопы, арикара и айова.
К вечеру, после целого дня похода, решили остановиться. Тут и должна была состояться торжественная церемония моего бракосочетания.
Специальные гонцы, словно выпущенные стрелы, поскакали на отличнейших конях к соседним племенам со связками цветных перьев, уведомляющих о моей женитьбе на Цветке Прерий.
Новый лагерь мы разбили в форме огромного кольца, посредине которого образовалась площадь, окруженная, словно венком, цветными шатрами.
С самого раннего утра все охотники отправились на охоту. Лагерь казался вымершим. И только к полудню следующего дня, когда стали съезжаться воины, обвешанные убитым зверьем и птицей, все ожило. Крики радости людей смешались с громким лаем собак, ржанием коней и еще какими-то звуками, которым не сразу найдешь название и которыми так богаты прерии.
Женщины взволнованно метались между вигвамами и кострами, на которых, подвешенные к деревянным вертелам, жарились целые туши мяса. Вся деревня была окутана дымом, поднимавшимся вверх большим плотным облаком. Стаи птиц с тревогой облетали нас стороной. Но вот на горизонте показался отряд из тридцати воинов, обнаженных до пояса. Руки их были украшены браслетами, шеи – подвесками из мощных клыков серого медведя. Головы воинов по обеим сторонам были выбриты, а посередине ото лба к затылку бежала щетка волос, выкрашенных на концах в красный цвет. В них были свободно вплетены по два-три пера грифа. Это были квавпы.
Наши воины, издав пронзительные крики приветствий, помчались навстречу прибывающим. Скачка была бешеная. Вверх летели копья и томагавки, тут же подхватываемые сильными руками. Наиболее ловкие воины выпускали из луков стрелы, чтобы тут же, в галопе, изловчившись, вырвать их из земли за перистый хвост. Воин держится при этом головой вниз, и ловкость должна быть необыкновенная.
Что касается меня, то я встречал гостей перед типи в полном наряде Верховного Вождя. Следуя обычаю, мне нельзя было двигаться с места, иначе авторитет мой был бы подорван. Цветок Прерий не выходила из типи своего отца в ожидании начала пиршества. Наконец между типи застучали копыта коней, и передо мной остановил коня высокий, костистый квавп, у которого в волосах были знаки отличия вождя – пук орлиных перьев и султан из красных лисьих хвостов, спадающих на плечи.
Едва конь успел припасть на передние ноги, как прибывший ловко соскочил на землю и подошел ко мне.
– Хо! – произнес он, поднимая ладонь.
– Хо! – ответил я, приветствуя доблестного брата, Красного Лиса, великого вождя воинственного племени квавпов.
– Мой брат сказал правду, – ответил вождь, – мой народ могуч и воинствен. Бледнолицые дрожат перед его военным кличем, как осенний лист на ветру. Красный Лис всегда будет братом Белой Пумы.
Тем временем вокруг меня собрались все старейшины обоих племен, и мы, сохраняя иерархию, уселись перед моим типи. С правой стороны от меня – Красный Лис, с левой – Черная Туча, напротив шаман и Крученый Волос. Круг замыкали вожди обоих племен.
Шаман подал мне зажженную трубку мира, я, как полагается по обычаю, принес в жертву дым из священной трубки шести божественным силам – небу, земле и четырем ветрам, а потом передал ее Красному Лису. Все это в полной тишине. Если бы кто-нибудь обмолвился в это время хоть одним словом, церемония была бы сорвана. Вождь квавпов передал трубку Черной Туче. Старик встал, так же торжественно принес в жертву дым тем же шести божествам. Переходя от одного к другому, трубка мира обошла круг и вернулась в руки шамана. И только теперь зазвучали барабаны и флейты. К костру приблизилась Цветок Прерий. Длинное белое платье из шкуры оленя свободными складками свисало с ее плеч до пят. Рукава и подол платья были украшены длинной бахромой. На узком поясе висели вышитые карманы, а ноги украшали мокасины из белой кожи, покрытые узором племени.
Цветок Прерий в полном молчании расставила чаши из березовой коры на разостланные перед вождями узорные покрывала, наполнила их костным мозгом бизона. Старая скво, стоявшая все время рядом с девушкой, подала новую груду мисок, которые Цветок Прерий заполнила кусками вкусно пахнущего жаркого из мяса антилопы. Перед каждым гостем она положила кожаный кисет с табаком и незаметно исчезла за спинами вождей.
Сушеное мясо – пеммикан, стертое в порошок с ягодами рябины, зажаренные ребра бизона разносились женщинами в огромном количестве. Каждый из гостей пользовался собственным ножом, а приправой служил бизоний костный мозг, поданный в начале пиршества.
Сами хозяева торжества по обычаям племени к пище не притрагивались – только следили, чтобы гости ни в чем не нуждались. Под конец было подано самое лакомое блюдо – сырая печень и сердце. Когда с угощением было покончено, те из гостей, кто хотел покурить, взялись за кожаные мешочки с табаком и разожгли свои собственные трубки. Теперь все уселись поудобнее, вытянув ноги в сторону костра. Когда женщины собрали посуду, мужчины приступили к беседе, главной темой которой была, конечно, охота.
Никто из гостей не позволил себе ни единым словом напомнить о причинах торжества. Это посчиталось бы большой бестактностью. О женитьбе можно было начать говорить только в том случае, если я сам захотел бы о ней напомнить. Однако я молчал. Чироки рассказывали друг другу о схватках с белыми, о Дороге Слез, о последней победе над Длинными Ножами.
– Счастливы мои глаза, – сказал Красный Лис, – что видят мужественных воинов чироков под водительством нового молодого вождя.
– Мы тоже очень рады, что можем принимать у себя мужественных братьев квавпов, – ответил я вежливо. – Сегодня счастливейший день – красивейшая из девушек войдет в мой типи, чтобы стать моей скво.
Начало было положено.
– Много раз пересекал я цветущие прерии, – первым заговорил о моей женитьбе Красный Лис, – много раз удивлялся красоте и прелести цветов, но красота дочери Черной Тучи затмила все краски природы. Ее красота известна так далеко, как могут проникнуть только лучи солнца. Желаю тебе, Белая Пума, чтобы вигвам твой быстро наполнился сыновьями.
Дивные звуки донеслись из типи шамана, и появилась фигура, закутанная в белое покрывало. Она медленно приблизилась ко мне. Вскоре их стало уже несколько, этих фигур. Под глухие звуки барабанов они танцевали и кружились вокруг меня. Делалось это в таком темпе, что мне казалось, вот-вот кто-нибудь из них вонзит в меня нож. Но мои опасения были напрасны. Фигуры пропали так же быстро, как и появились.
«Это началась свадебная церемония, – понял я, – от меня отгоняли Злых Духов»
И тут все, кто был в типи, поспешили на окраину деревни, где, словно зеленый океан, простиралась зеленая равнина. Там должны были начаться состязания молодежи племени в ловкости и силе. Только достиг я вместе со всеми границы деревни, как ко мне приблизились два странных воина, с лицами, раскрашенными желтой краской, с огромными султанами и с привязанными к ногам конскими хвостами.
Черная Туча и Красный Лис, которые все время шли рядом, вдруг отодвинулись от меня, и не успел я оглянуться, как был окружен целой группой нагих воинов с маленькими барабанчиками и со скальпами бизонов на головах, которые, кружась, начали стягивать с меня праздничные одежды, пока не оставили только в набедренной повязке, а потом, схватив за руки и за ноги, подняли меня, словно колоду, и через мгновение поставили лицом к шаману.
Громче забили барабаны, затрещали трещотки. Шаман обмакнул пальцы в торбу с красками – желтой и белой – и нарисовал на моем лице узоры, охраняющие меня от нечистой силы. Воины усадили меня на мустанга и подвели к отцу Цветка Прерий.
– Моего брата напугал танец снимания скальпов? – тихо проговорил Крученый Волос. – Пусть мой брат позволит рассказать легенду о происхождении этого танца.
– Я слушаю тебя, брат мой. Расскажи.
– Однажды во время схватки воин по имени Плотный Ветер ударом дротика рассек лицо Витому Волосу – По-И-Ля. Рана долго не заживала, загноилась и изуродовала лицо раненого. Не было у По-И-Ля ни своего типи, ни одежды из дорогих шкур, ни запасов сушеного мяса, он был беден, этот По-И-Ля, и жил вместе с сестрой на краю деревни.
Возвращаясь как-то с охоты, увидел он дочь вождя, сидящую перед типи своего отца и вышивающую мокасины. Девушка была так прекрасна, что По-И-Ля решил взять ее в жены. С каждым днем любовь возрастала в его сердце все больше, и наконец, не вытерпев, он через несколько солнц послал свою сестру к прекрасной девушке, чтобы спросить, не захочет ли она занять место у его очага.
Дочь вождя была возмущена. Как смеет такой бедный и изуродованный человек просить ее руки? Она с насмешкой ответила свахе:
– Скажи своему брату, что я выйду за него только тогда, когда его лицо станет таким гладким, как поверхность озера, защищенного от ветра.
Выслушав ответ красавицы и не почувствовав насмешки, По-И-Ля побежал к чародею.
– Нет у меня такой силы, чтобы сделать твое лицо красивым, – признался тот, – только Солнце, которое всесильно, может тебе помочь.
– Хорошо. Пойду искать Солнце, – решил По-И-Ля, любовь которого разгоралась все больше. Взял он свое ружье, запасся пеммиканом и пошел в том направлении, где светило дня укладывается спать. Прошел он через край плоскогорий, переплыл не одну реку, чтобы в одиночестве совершить религиозный пост – просить Духа о помощи. Когда провел он так четверть месяца, увидел как-то вечером открывающиеся двери жилища Солнца, чей ослепляющий луч падал прямо ему в лицо. «Туда и надо идти», – решил воин.
Долог был его путь. Наконец ему стали встречаться люди, кожа на лицах которых была совершенно черной.
– Не ходи дальше, – говорили они, – видишь, что сделало с нами Солнце.
Но По-И-Ля затыкал уши, чтобы не слышали они таких речей, и шел дальше. Однажды увидел он лежащий на дороге прекрасной работы белый лук. «Разве взять, – подумал, – мой-то совсем старый». Но тут же отогнал эти мысли от себя. «Тот, кто потерял, тот должен и поднять».
Не прошел По-И-Ля и пролета стрелы, как ему встретился прекрасный юноша:
– Не повстречался ли тебе, воин, белый лук? Это подарок моей матери. Я потерял его, и горе не оставляет меня.
По-И-Ля проводил юношу до того места, где повстречался ему лук, и с этого часа не было на свете людей ближе, чем эти два молодых человека.
– Меня зовут, – сказал прекрасный юноша, – Апицира – Утренняя Звезда.
По-И-Ля назвал себя и рассказал о своем желании повидать Солнце.
– Это мой отец. Берегись его, он не любит чужих. От одного его взгляда кожа на лицах людей сгорает. Впрочем, – добавил, подумав, – я попрошу свою матушку Луну, чтобы она за тебя заступилась.
Так он и сделал.
Луна была доброй женщиной и согласилась помочь изуродованному По-И-Ля.
– Но прежде твоего друга надо спрятать, иначе отец убьет его одним своим взглядом.
Окутав По-И-Ля облаком, она указала ему место под ветвями туи.
– Уф! – произнес вошедший в это время отец Утренней Звезды, – чувствую запах чужого. Ты спрятала кого-нибудь в нашем типи?
– Здесь находится юноша, которого наш сын встретил в пути и подружился. Ему надо помочь. Когда ты увидишь его, сам сжалишься над ним.
– А ну, брось связку травы в огонь, чтобы я через дым посмотрел на него, не причиняя ему вреда.
Когда пелена дыма была уже достаточно плотной, По-И-Ля вышел из своего убежища.
– Можешь оставаться здесь, – сказал отец Утренней Звезды, увидев его изуродованное лицо, – можешь охотиться с моим сыном, только никогда не ходите на берег озера, которое находится на севере. Там живут птицы, которые могут причинить вред Утренней Звезде.
Прошло какое-то время. Однажды, когда По-И-Ля отправился с сыном Солнца на охоту, тот настоял на своем желании побывать на Северном Озере. Не успели они дойти до маленького лесочка, как семь огромных журавлей набросились на Утреннюю Звезду, и, если бы подбежавший к ним По-И-Ля не развернул перед ними свою старую бизонью шкуру, его другу пришлось бы худо. Пока птицы разрывали клювами шкуру, По-И-Ля ударами томагавка поубивал одну за другой.
Возвратясь домой, Утренняя Звезда, а он был человеком правдивым, все рассказал отцу, не позабыв упомянуть, что сам уговорил По-И-Ля идти на север.
– Говоришь, их было семь и он убил одну за другой? – не поверил отец. – Если так, то пусть он принесет мне головы убитых.
И По-И-Ля снова отправился в путь. Он принес Солнцу все семь голов убитых птиц.
– Чего ты хочешь? – спросил довольный отец Утренней Звезды.
– Хочу, чтобы шрамы исчезли с моего лица и чтобы дочь вождя стала моей женой.
– Лицо твое поправить легко, а вот о дочери вождя поговорим потом.
С этими словами отец Утренней Звезды велел приготовить помещение. Наполнив его паром, он бросил в него кончик своей ресницы и ввел По-И-Ля. Белое облако окутало юношу. Через минуту Солнце подвел его к своему сыну.
– Угадай, – обратился он к Луне, – который из них твой сын?
Молодые люди были похожи друг на друга как две капли воды. На следующий день Солнце вместе с двумя юношами отправился на охоту. Шли они долго. То густыми темными облаками, то розоватыми, освещенными самим Солнцем.
– Скоро мы будем есть? – спросил По-И-Ля, которому голод разрывал желудок.
– Если хочешь – можешь сейчас, – с этими словами Солнце дунул на Тучу, и По-И-Ля увидел свою родную деревеньку. Молодые люди его племени играли в военные игры, бросали копья в цель. Их окружала толпа зрителей. Всматриваясь, По-И-Ля искал дочь вождя.
– Не ищи ее, – сказал отец Утренней Звезды, – она недостойна тебя. Требуя красоты лица, она не оценила красоты твоего сердца. Ты же, когда вернешься вниз, покажешь своим братьям танцы и песни, которым я тебя научил, – о твоей борьбе с птицами. Я дам тебе легины, отмеченные семью черными полосами в память об убитых тобой семи журавлях. Получишь ты и шапку из шкуры оленя Вапити, которую наденешь на голову не лукавой красавицы, а верной подруги, и она станет твоей скво.
– Но каким образом я окажусь среди своих? Я позабыл дорогу, по которой пришел к тебе.
– Ты возвратишься более короткой дорогой. Видишь те маленькие огоньки, прижавшиеся друг к другу, которые создают мост между верхним светом и нижним? Это дорога, по которой стремятся птицы во время своих перелетов с севера на юг и с юга на север. Этой дорогой возвратишься и ты. Если же захочешь снова увидеть моего сына, по ней же вернешься к нему…
Когда смолкли слова Крученого Волоса, – продолжал Сагамор, – я, подумав, спросил:
– Если верить легенде о головах убитых По-И-Ля птиц – выходит, что скальпирование рождено индейцами, а я знаю, что пришло оно к ним от белых.
– Пусть мысли не путаются в голове моего брата. Его уши слышали только о том, как индейцы языком поэзии выражают рождение танца скальпирования. О тех, кто первым вложил в наши руки нож, мы не слагаем песен, они недостойны нашей музыки, – твердо ответил Крученый Волос и вышел. Я остался один.
Жилище, в котором я лежал в полной тишине, казалось, ничем не отличалось от сотни таких же других, выделанных из звериных шкур, невосприимчивых к дождю и не твердевших на морозе. Так же как и в других, они были растянуты на длинных кольях, которые, перекрещиваясь, образовывали вверху отверстие для дыма от очага, в ненастье прикрываемое пластинками кожи, прикрепленными к двум кольям внутри жилища. Все это было уже хорошо мне знакомо, и все-таки я почувствовал в этом типи что-то такое, что заставило меня насторожиться.
Но что?
До боли в глазах всматриваюсь в темноту, и вдруг – не видение ли это? – передо мной, выпрямившись во весь рост, стоит Цветок Прерий. Вспыхнувший в это время свет очага осветил ее лицо, полные грусти глаза, змеями спускавшиеся вдоль тела черные волосы.
– В холодные ночи, – услышал я ее голос, – Цветок Прерий была рядом с Белой Пумой. Она укрывала его тело от сырости, во время битвы была его щитом. Разве Белая Пума не чувствовал этого?
В первые минуты я потерял дар речи. Возможно ли это? Не сон ли я вижу? Но нет, это была она, моя Богиня Охоты.
– Темное небо всегда освещалось для меня светом твоих глаз, – ответил я, – солнечные лучи были твоими руками. Они убаюкивали меня перед сном, пробуждали по утрам. Цветок Прерий уже давно вошла в сердце Белой Пумы, навсегда изгнав из него печаль и грусть.
– Твои слова – это журчание ручейка, бегущего по камешкам, – ответила девушка, – глаза мои видят счастье, а радость объяла мое сердце.
– Как путник, который, страдая от жажды, увидев воду, боится – не ошиблись ли его глаза, так и я боюсь – не чудесное ли это видение… Цветок Прерий дотронулась до сердца, в котором живет великое чувство – белые называют его любовью…
– Хо! – прервала меня девушка. – Мой брат должен глубже заглянуть в свое сердце, и, если он вправду найдет в нем это чувство, пусть пойдет после первого полнолуния к моему отцу и скажет: «Цветок Прерий хочет, чтобы вигвам Белой Пумы стал ее вигвамом».
Не проронив больше ни слова, даже не взглянув на меня, девушка вышла из типи…
Старый вождь выждал паузу. Возможно, она нужна ему была, чтобы внимательнее всмотреться в расщелины своей памяти, а может, просто чтобы собраться с силами. Впрочем, нет. Если в предыдущие вечера он к концу рассказа и выглядел утомленным, то сегодня был как-то по-особенному бодр. Трудно сказать, что именно было тому причиной? Сознание ли того, что жизнь его подходит к своему закату и он, готовясь встретить его как мужчина и воин, не хочет показать слабости? А может, это воспоминания, подогревая своим теплом, укрепляют его угасающую душу?..
– После разгрома Длинных Ножей на реке Смелой Выдры, – продолжал Сагамор, – чироки перебрались ближе к Миссисипи. Территория эта еще совсем не знала белого человека. Только временами появлялся здесь то одинокий охотник, то торговец мехами. Но и они старались как можно скорей оставить эти места, боясь как огня встречи с нашими воинами и воинами племени Поу-Поу,[28] живущими на противоположном берегу реки. Мы жили с этим племенем в дружбе, которая еще больше укрепилась после того, как однажды спасли их охотников от белых из-за Миссисипи. Между нашими племенами хоть и было заключено братство, но каждое из племен продолжало жить своей жизнью. И часто мы, переходя реку, бывали друг у друга в гостях.
Однажды, перейдя реку, которая была как бы границей между нашими землями, Черная Туча приказал разбить лагерь. К исходу дня, когда запылали костры и старейшины с воинами собрались на Площадь Совета, вперед вышел Черная Туча в сопровождении Вискиски племени Поу-Поу по имени Седой Ворон и нескольких Сахемов – вождей родов.
По всему было видно, что готовится какое-то важное торжество. Но вот Седой Ворон поднял руку, и с его уст полилась песня – приветствие народу чироков.
При последних словах песни Седой Ворон подошел к костру и бросил в него щепоть порошка из копыта бизона и горсть медвежьей шерсти, чтобы племя никогда не знало голода Раздался звук трещоток, тихий и нежный, как если бы это сыпался песок у склона горы.
Черная Туча поднял руку.
– Сыны мои, – начал он неторопливо, – глаза мои видели много зим, много весен. Был и я молодым, как многие из вас. Тогда мне не было известно, что существуют бледнолицые, которые ненавидят нас Но пришло время, и мои глаза увидели их. Я сражался с ними, и мои руки не знали усталости. Но белых прибывало все больше. Их стало столько, сколько песку на берегу этой реки Их каменные типи вырастали там, где были могилы наших отцов… Теперь я уже стар, глаза мои застилает мгла, и они плохо стали видеть врага. Солнце моей жизни спускается все ниже Думаю, что я не дождусь уже нового снега и душа моя улетит осенним ветром, чтобы на небе Севера танцевать Танец Умерших.
Вы знаете, сыны мои, что темная мгла заслонила солнце и скрыла светлую дорогу, по которой некогда шел наш народ. Но Добрый Дух, продолжая покровительствовать нам, послал к нашим племенам доблестного мужа, которого я, ослепленный, хотел убить и который стал защитником нашего народа. Теперь он поведет вас по новой дороге жизни.
Все посмотрели на меня.
– Когда я допустил тебя к посвящению, – Черная Туча посмотрел мне прямо в глаза, – и когда ты получил имя, ты стал одним из нас. Помни об этом, сын мой. Ты хорошо знаешь белых, знаешь наш народ, и тебе легче будет, чем было мне. Я отдаю власть в твои руки.
Черная Туча подошел ко мне, положил ладони на мои плечи. Потом снял с головы свой великолепный, спадающий до земли султан и надел его мне на голову.
Раздались продолжительные крики радости и восторга, зазвучали барабаны. Чироки приветствовали меня как своего вождя. Черная Туча поднял руку. Крики и барабаны умолкли.
– Цветок Прерий говорила мне о твоих намерениях. После перехода Отца Вод устроим свадебное торжество. Хау!
В эту ночь никто в лагере не спал. Я сидел на черном мустанге в парадном наряде Верховного Вождя, а вокруг меня воины, окрашенные в цвета племени, исполняли танец победы и радости. И конечно, больше всех радовался за меня мой духовный брат Крученый Волос.
Когда солнце, выглянув наполовину, осветило землю, я поднял оперенное копье в знак того, что с восходящим днем новый вождь берет слово. Танцы замерли, барабаны умолкли. Вся деревня вместе с женщинами, детьми и старцами встала передо мной.
Я начал говорить:
– Мужи племени чироков. Белая Пума стал вашим братом, чтобы помешать уничтожению вашего племени. Мое сердце – это ваше сердце. Мои душа и тело – ваши душа и тело. Я стремлюсь к тому, чтобы народ, который меня приютил, не знал голода, страха перед белыми, не погибал от численно превосходящего его врага. Мы пойдем в далекие прерии и леса, куда не достигнет рука бледнолицых. Мои братья должны верить мне так же, как я верю им.
– Хо! – отозвалась толпа.
– Скоро, очень скоро сюда, на Миссисипи, придет много белых. Они хотят или уничтожить нас, или поместить в свои резервации, как это сделали на востоке с народами абнаков, могавков, онеидов и пеннакооков. Обманутые обещаниями люди терпят в резервациях голод, умирают от страшных болезней, полученных ими от белых. По первому своему желанию белые, развлекаясь, заставляют их петь и танцевать. Так же как радует их зрелище запертых в клетки зверей, потешаются они над людьми, загнанными в неволю. Лишив индейцев свободы, они заставляют их верить в бога белых, которого индейцы никогда не знали и не хотят знать. Они не позволяют людям разных племен встречаться друг с другом потому, что страшатся пальцев, собранных в кулак. Постоянные гости в резервации – голод и болезни, а избавление – смерть. Теперь пусть мои братья решат: тяжелая дорога, куда я поведу их, или в недалеком будущем – неволя?
– Уходим! Уходим! – раздались крики. – Не хотим смотреть на смерть наших отцов и детей!
– Мы пойдем далеко от белых, где будем жить по своим обычаям, где сохраним свои традиции. Дорога эта дальняя. Мы будем проходить места, занятые другими племенами. Но не зло, а мир и дружба должны быть в наших сердцах. Знаю, чироки горды. Но покорность, с которой вы вступите на их земли, не должна вызывать досады, потому что идти она должна не от страха, а от доблести. А о ней говорят шрамы на ваших телах. Поход мы должны начать завтра, вместе с новым солнцем. Хау!
Вперед выступил Длинная Коса, старик, белый, как ствол березы. Его поддерживали два молодых чирока.
– Говорю от имени народа. Пойдем за тобой, Белая Пума. Ты хочешь добра нашему народу. Глаза твои видят далеко, а сердце у тебя мужественное. Хау!
– Тогда собирайтесь в дорогу!
Цветок Прерий, как дочь вождя, первая из женщин согласно давнему обычаю дала знак к свертыванию шатров.
Открепленные от шестов полотнища шкур затрепетали на ветру, как крылья орла, выпущенного на свободу. О, как часто за последнее время слышали наши уши этот трепет, как часто приходилось нам, уходя от бледнолицых, поспешно свертывать свои типи.
Юноши и девушки, проворные, словно дикие кошки, влезали по жердям, образующим скелет шатра, быстро развязывали ремни, вытаскивали деревянные чеки. Умелые руки, не менее проворно перекрещивая на загривках коней колья палаток, погружали на другие их концы, волочившиеся по земле, скарб семей. Когда лагерь был свернут, воины оседлали мустангов, а женщины разместились на вьючных животных. Молодых матерей с детьми, сидевшими за их спинами в деревянных люльках со шкурами и мехами, устроили на самые удобные места.
Во главе племени ехали Черная Туча, я и Крученый Волос, который и тут не отступил от меня ни на шаг. В самый полдень переправились на другую сторону Миссисипи. Дальше нам предстояло пересечь земли, занятые племенами дакота, черные стопы, арикара и айова.
К вечеру, после целого дня похода, решили остановиться. Тут и должна была состояться торжественная церемония моего бракосочетания.
Специальные гонцы, словно выпущенные стрелы, поскакали на отличнейших конях к соседним племенам со связками цветных перьев, уведомляющих о моей женитьбе на Цветке Прерий.
Новый лагерь мы разбили в форме огромного кольца, посредине которого образовалась площадь, окруженная, словно венком, цветными шатрами.
С самого раннего утра все охотники отправились на охоту. Лагерь казался вымершим. И только к полудню следующего дня, когда стали съезжаться воины, обвешанные убитым зверьем и птицей, все ожило. Крики радости людей смешались с громким лаем собак, ржанием коней и еще какими-то звуками, которым не сразу найдешь название и которыми так богаты прерии.
Женщины взволнованно метались между вигвамами и кострами, на которых, подвешенные к деревянным вертелам, жарились целые туши мяса. Вся деревня была окутана дымом, поднимавшимся вверх большим плотным облаком. Стаи птиц с тревогой облетали нас стороной. Но вот на горизонте показался отряд из тридцати воинов, обнаженных до пояса. Руки их были украшены браслетами, шеи – подвесками из мощных клыков серого медведя. Головы воинов по обеим сторонам были выбриты, а посередине ото лба к затылку бежала щетка волос, выкрашенных на концах в красный цвет. В них были свободно вплетены по два-три пера грифа. Это были квавпы.
Наши воины, издав пронзительные крики приветствий, помчались навстречу прибывающим. Скачка была бешеная. Вверх летели копья и томагавки, тут же подхватываемые сильными руками. Наиболее ловкие воины выпускали из луков стрелы, чтобы тут же, в галопе, изловчившись, вырвать их из земли за перистый хвост. Воин держится при этом головой вниз, и ловкость должна быть необыкновенная.
Что касается меня, то я встречал гостей перед типи в полном наряде Верховного Вождя. Следуя обычаю, мне нельзя было двигаться с места, иначе авторитет мой был бы подорван. Цветок Прерий не выходила из типи своего отца в ожидании начала пиршества. Наконец между типи застучали копыта коней, и передо мной остановил коня высокий, костистый квавп, у которого в волосах были знаки отличия вождя – пук орлиных перьев и султан из красных лисьих хвостов, спадающих на плечи.
Едва конь успел припасть на передние ноги, как прибывший ловко соскочил на землю и подошел ко мне.
– Хо! – произнес он, поднимая ладонь.
– Хо! – ответил я, приветствуя доблестного брата, Красного Лиса, великого вождя воинственного племени квавпов.
– Мой брат сказал правду, – ответил вождь, – мой народ могуч и воинствен. Бледнолицые дрожат перед его военным кличем, как осенний лист на ветру. Красный Лис всегда будет братом Белой Пумы.
Тем временем вокруг меня собрались все старейшины обоих племен, и мы, сохраняя иерархию, уселись перед моим типи. С правой стороны от меня – Красный Лис, с левой – Черная Туча, напротив шаман и Крученый Волос. Круг замыкали вожди обоих племен.
Шаман подал мне зажженную трубку мира, я, как полагается по обычаю, принес в жертву дым из священной трубки шести божественным силам – небу, земле и четырем ветрам, а потом передал ее Красному Лису. Все это в полной тишине. Если бы кто-нибудь обмолвился в это время хоть одним словом, церемония была бы сорвана. Вождь квавпов передал трубку Черной Туче. Старик встал, так же торжественно принес в жертву дым тем же шести божествам. Переходя от одного к другому, трубка мира обошла круг и вернулась в руки шамана. И только теперь зазвучали барабаны и флейты. К костру приблизилась Цветок Прерий. Длинное белое платье из шкуры оленя свободными складками свисало с ее плеч до пят. Рукава и подол платья были украшены длинной бахромой. На узком поясе висели вышитые карманы, а ноги украшали мокасины из белой кожи, покрытые узором племени.
Цветок Прерий в полном молчании расставила чаши из березовой коры на разостланные перед вождями узорные покрывала, наполнила их костным мозгом бизона. Старая скво, стоявшая все время рядом с девушкой, подала новую груду мисок, которые Цветок Прерий заполнила кусками вкусно пахнущего жаркого из мяса антилопы. Перед каждым гостем она положила кожаный кисет с табаком и незаметно исчезла за спинами вождей.
Сушеное мясо – пеммикан, стертое в порошок с ягодами рябины, зажаренные ребра бизона разносились женщинами в огромном количестве. Каждый из гостей пользовался собственным ножом, а приправой служил бизоний костный мозг, поданный в начале пиршества.
Сами хозяева торжества по обычаям племени к пище не притрагивались – только следили, чтобы гости ни в чем не нуждались. Под конец было подано самое лакомое блюдо – сырая печень и сердце. Когда с угощением было покончено, те из гостей, кто хотел покурить, взялись за кожаные мешочки с табаком и разожгли свои собственные трубки. Теперь все уселись поудобнее, вытянув ноги в сторону костра. Когда женщины собрали посуду, мужчины приступили к беседе, главной темой которой была, конечно, охота.
Никто из гостей не позволил себе ни единым словом напомнить о причинах торжества. Это посчиталось бы большой бестактностью. О женитьбе можно было начать говорить только в том случае, если я сам захотел бы о ней напомнить. Однако я молчал. Чироки рассказывали друг другу о схватках с белыми, о Дороге Слез, о последней победе над Длинными Ножами.
– Счастливы мои глаза, – сказал Красный Лис, – что видят мужественных воинов чироков под водительством нового молодого вождя.
– Мы тоже очень рады, что можем принимать у себя мужественных братьев квавпов, – ответил я вежливо. – Сегодня счастливейший день – красивейшая из девушек войдет в мой типи, чтобы стать моей скво.
Начало было положено.
– Много раз пересекал я цветущие прерии, – первым заговорил о моей женитьбе Красный Лис, – много раз удивлялся красоте и прелести цветов, но красота дочери Черной Тучи затмила все краски природы. Ее красота известна так далеко, как могут проникнуть только лучи солнца. Желаю тебе, Белая Пума, чтобы вигвам твой быстро наполнился сыновьями.
Дивные звуки донеслись из типи шамана, и появилась фигура, закутанная в белое покрывало. Она медленно приблизилась ко мне. Вскоре их стало уже несколько, этих фигур. Под глухие звуки барабанов они танцевали и кружились вокруг меня. Делалось это в таком темпе, что мне казалось, вот-вот кто-нибудь из них вонзит в меня нож. Но мои опасения были напрасны. Фигуры пропали так же быстро, как и появились.
«Это началась свадебная церемония, – понял я, – от меня отгоняли Злых Духов»
И тут все, кто был в типи, поспешили на окраину деревни, где, словно зеленый океан, простиралась зеленая равнина. Там должны были начаться состязания молодежи племени в ловкости и силе. Только достиг я вместе со всеми границы деревни, как ко мне приблизились два странных воина, с лицами, раскрашенными желтой краской, с огромными султанами и с привязанными к ногам конскими хвостами.
Черная Туча и Красный Лис, которые все время шли рядом, вдруг отодвинулись от меня, и не успел я оглянуться, как был окружен целой группой нагих воинов с маленькими барабанчиками и со скальпами бизонов на головах, которые, кружась, начали стягивать с меня праздничные одежды, пока не оставили только в набедренной повязке, а потом, схватив за руки и за ноги, подняли меня, словно колоду, и через мгновение поставили лицом к шаману.
Громче забили барабаны, затрещали трещотки. Шаман обмакнул пальцы в торбу с красками – желтой и белой – и нарисовал на моем лице узоры, охраняющие меня от нечистой силы. Воины усадили меня на мустанга и подвели к отцу Цветка Прерий.