Страница:
«Котовцы» ограбили в Одессе владельца магазина готового платья Когана на три тысячи рублей, банкира Финкельштейна – на пять тысяч рублей… На проезжей дороге у Кишинева «котовцы» ограбили четырех евреев на сумму 1070 рублей.
Сам Котовский определенно добивался популярности своими «широкими жестами». Несмотря на то что его подручные выходили на «дело» в масках, Котовский маску не надевал, а иногда даже представлялся своей жертве. Интересно, если жертва просила Котовского «не забирать все» или «оставить что-то на хлеб», «атаман Ада» охотно оставлял жертве некоторую сумму. Так, ограбленному Гольштейну оставили 300 рублей, гувернантке Финкельштейна были возвращены дешевые серьги. Слезные просьбы жены ограбленного Черкеса тронули душу атамана, который оставляет женщине большую часть драгоценностей. Самому Черкесу были возвращены забранные во время налета бумаги, после того как грабители поняли их «бесценность».
2 января 1916 года «котовцы» напали на квартиру купца Якова Блюмберга. Под угрозой револьверов пять человек в черных масках предложили тому «дать на революцию 20 тысяч рублей». Воспользовавшись тем, что бандиты были заняты обыском, жена купца разбила окно вазой и начала звать на помощь. В панике «котовцы» открыли стрельбу, ранив жену и дочь купца, шальная пуля прострелила и правую руку бандита Байстрюка. Грабители бежали, ограничившись сорванными с женщин кольцом с бриллиантом и золотой брошью.
Следующий грабеж, 13 января, у одесского врача Бродовского подробно смакуется газетой «Одесская почта». Этот налет принес бандитам только 40 рублей и золотые часы. Убедившись, что наводчики дали ложную информацию, Котовский успокоил пострадавшего: «Нам дали неверные сведения. Кто это сделал – поплатится жизнью. Я лично убью того, кто навел нас на трудящегося доктора! Мы стараемся не трогать людей, живущих своим трудом. Тем более что вы будете нас лечить». Но в то же время «котовцы» забрали у бедной фельдшерицы три рубля «трудовых денег». Больше «трофеев» давали разбойные нападения на купцов и богатых крестьян на бессарабских дорогах.
20 января в Балте банда ограбила содержателя ссудной кассы Акивисона (около 200 рублей и на 2000 рублей драгоценностей). В конце февраля 1916 года Котовский перенес свою «деятельность» в Винницу. Всего в начале 1916 года «котовцы» захватили трофеев на общую сумму в 1030 рублей.
«Котовцы» совершили нападение на арестантский вагон, что стоял на запасных путях станции Бендеры. В вагоне ждали своей отправки в Одесскую тюрьму разнообразные уголовные заключенные: «долгосрочники», «вечники» и «смертники». Вагон этот должен быть прицеплен к утреннему поезду Унгены – Одесса. До прихода поезда оставалось около часа, когда к арестантскому вагону подошел железнодорожник, передавший начальнику караула приказ коменданта станции явиться к нему. После того как начальник караула ушел на станцию, к вагону подошел конвой с новой партией арестованных. Конвой возглавлял Котовский в форме офицера. Он потребовал принять арестованных, но, как только открылась дверь вагона, туда ворвались «котовцы», игравшие роль и конвойных, и арестованных. Караул был разоружен, а около 60 уголовников получили свободу. Всех арестованных развезли на подводах по тайным «малинам». Несколько освобожденных остались в банде Котовского.
Став управляющим имения, Котовский принял на работу в имение шесть своих подельников, кого рабочим, кого конюхом или кучером.
В своей биографии Григорий Иванович напишет о жизни в 1916 году: «Веду агитаторскую и пропагандистскую работу среди рабочих, которые состояли из пленных австро-венгерцев, солдат русской старой армии больших возрастов и деревенской бедноты окружающих сел, которых работает в этом имении свыше трех тысяч человек, а также между частями саперов, рывших окопы на территории имения». Это уже полный бред. Какая агитаторская и пропагандистская работа? Котовский не был членом ни одной из партий, да и солдаты-саперы, рывшие окопы в 200 километрах от линии фронта, также внушают сомнения.
Газетные полосы запестрели сообщениями о новых налетах Котовского. «Голос Кишинева» писал, что «после долгого перерыва атаман разбойничьей шайки Григорий Котовский снова появился у нас и принялся за вооруженные грабежи». 28 мая 1916 года на большой дороге у Кишинева в Бардарском лесу Котовский напал на двух еврейских купцов – Левита и Кимельфельда и обобрал их до нитки. Последний грабеж состоялся 17 июня того же года – когда были ограблены богатые купцы Гершенгольд и Ницканер на Ганчештской дороге.
Кишиневский полицмейстер С. Славинский разослал предупреждения, что лица, скрывающие Котовского, как соучастники его преступной деятельности будут немедленно переданы военно-полевому суду. Тому же, кто поможет задержать Котовского, полицмейстер обещал щедрую награду – 2000 рублей. 23 июня сообщение о вознаграждении за поимку Котовского и его фотографию поместила и газета «Голос Кишинева».
Глава 4
* * *
1916 год – пик «воровской популярности» Григория Ивановича. Газета «Одесская почта» помещает статью под названием «Легендарный разбойник». Котовского называют «бессарабским Зелем-Ханом» (Зелем-Хан – легендарный абрек – разбойник Северного Кавказа начала ХХ века), «новым Пугачевым или Карлом Моором», «бандитом-романтиком». Он становится героем «желтой» прессы, «лубочным разбойником», народным Дубровским, о приключениях которого он мечтал в детстве. Причем героем «справедливым», избегающем убивать своих жертв во время налетов, грабившим только богатых. В то же время Григорий Иванович, возможно, чтил традиции «воровского мира», которые запрещали пролитие крови.Сам Котовский определенно добивался популярности своими «широкими жестами». Несмотря на то что его подручные выходили на «дело» в масках, Котовский маску не надевал, а иногда даже представлялся своей жертве. Интересно, если жертва просила Котовского «не забирать все» или «оставить что-то на хлеб», «атаман Ада» охотно оставлял жертве некоторую сумму. Так, ограбленному Гольштейну оставили 300 рублей, гувернантке Финкельштейна были возвращены дешевые серьги. Слезные просьбы жены ограбленного Черкеса тронули душу атамана, который оставляет женщине большую часть драгоценностей. Самому Черкесу были возвращены забранные во время налета бумаги, после того как грабители поняли их «бесценность».
2 января 1916 года «котовцы» напали на квартиру купца Якова Блюмберга. Под угрозой револьверов пять человек в черных масках предложили тому «дать на революцию 20 тысяч рублей». Воспользовавшись тем, что бандиты были заняты обыском, жена купца разбила окно вазой и начала звать на помощь. В панике «котовцы» открыли стрельбу, ранив жену и дочь купца, шальная пуля прострелила и правую руку бандита Байстрюка. Грабители бежали, ограничившись сорванными с женщин кольцом с бриллиантом и золотой брошью.
Следующий грабеж, 13 января, у одесского врача Бродовского подробно смакуется газетой «Одесская почта». Этот налет принес бандитам только 40 рублей и золотые часы. Убедившись, что наводчики дали ложную информацию, Котовский успокоил пострадавшего: «Нам дали неверные сведения. Кто это сделал – поплатится жизнью. Я лично убью того, кто навел нас на трудящегося доктора! Мы стараемся не трогать людей, живущих своим трудом. Тем более что вы будете нас лечить». Но в то же время «котовцы» забрали у бедной фельдшерицы три рубля «трудовых денег». Больше «трофеев» давали разбойные нападения на купцов и богатых крестьян на бессарабских дорогах.
20 января в Балте банда ограбила содержателя ссудной кассы Акивисона (около 200 рублей и на 2000 рублей драгоценностей). В конце февраля 1916 года Котовский перенес свою «деятельность» в Винницу. Всего в начале 1916 года «котовцы» захватили трофеев на общую сумму в 1030 рублей.
«Котовцы» совершили нападение на арестантский вагон, что стоял на запасных путях станции Бендеры. В вагоне ждали своей отправки в Одесскую тюрьму разнообразные уголовные заключенные: «долгосрочники», «вечники» и «смертники». Вагон этот должен быть прицеплен к утреннему поезду Унгены – Одесса. До прихода поезда оставалось около часа, когда к арестантскому вагону подошел железнодорожник, передавший начальнику караула приказ коменданта станции явиться к нему. После того как начальник караула ушел на станцию, к вагону подошел конвой с новой партией арестованных. Конвой возглавлял Котовский в форме офицера. Он потребовал принять арестованных, но, как только открылась дверь вагона, туда ворвались «котовцы», игравшие роль и конвойных, и арестованных. Караул был разоружен, а около 60 уголовников получили свободу. Всех арестованных развезли на подводах по тайным «малинам». Несколько освобожденных остались в банде Котовского.
* * *
После ареста в Одессе «котовца» Арона Кициса атаману стало ясно, что «одесский филиал» его банды провален. Котовский решает легализовать большую часть банды: снабдить «белыми билетами», новыми паспортами, заставить найти работу. Сам он, покинув Одессу, в начале июня 1916 года устраивается помощником управляющего (надсмотрщиком над сельскохозяйственными работниками) на хуторе Кайнары. Он устраивается к помещику Стаматову в Бендерский уезд, имея при себе паспорт на имя мещанина Ивана Ромашкана (Рошкована) – белобилетника, что не подлежал призыву в войска по причине хромоты. В справке указывалось, что правая нога Рошкована короче левой на пять сантиметров. Так что Котовскому нужно было учиться хромать и подкладывать бумагу в сапоги.Став управляющим имения, Котовский принял на работу в имение шесть своих подельников, кого рабочим, кого конюхом или кучером.
В своей биографии Григорий Иванович напишет о жизни в 1916 году: «Веду агитаторскую и пропагандистскую работу среди рабочих, которые состояли из пленных австро-венгерцев, солдат русской старой армии больших возрастов и деревенской бедноты окружающих сел, которых работает в этом имении свыше трех тысяч человек, а также между частями саперов, рывших окопы на территории имения». Это уже полный бред. Какая агитаторская и пропагандистская работа? Котовский не был членом ни одной из партий, да и солдаты-саперы, рывшие окопы в 200 километрах от линии фронта, также внушают сомнения.
Газетные полосы запестрели сообщениями о новых налетах Котовского. «Голос Кишинева» писал, что «после долгого перерыва атаман разбойничьей шайки Григорий Котовский снова появился у нас и принялся за вооруженные грабежи». 28 мая 1916 года на большой дороге у Кишинева в Бардарском лесу Котовский напал на двух еврейских купцов – Левита и Кимельфельда и обобрал их до нитки. Последний грабеж состоялся 17 июня того же года – когда были ограблены богатые купцы Гершенгольд и Ницканер на Ганчештской дороге.
Кишиневский полицмейстер С. Славинский разослал предупреждения, что лица, скрывающие Котовского, как соучастники его преступной деятельности будут немедленно переданы военно-полевому суду. Тому же, кто поможет задержать Котовского, полицмейстер обещал щедрую награду – 2000 рублей. 23 июня сообщение о вознаграждении за поимку Котовского и его фотографию поместила и газета «Голос Кишинева».
Глава 4
Кандальный звон
Генерал-губернатор Херсонской губернии бросил на поимку «котовцев» крупные силы полиции. Ведь продолжалась мировая война, рядом проходил Румынский фронт, а «разбойничьи шайки» подрывали надежность тыла. Снова во всех населенных пунктах появились листовки с предложением награды в 2000 рублей за указание места, где скрывается Котовский. С февраля 1916 года начались «провалы» членов банды. Первыми были арестованы Ивченко, Афанасьев и известный лидер преступного мира Исаак Рутгайзер. При выезде из Тирасполя повозку, в которой ехали эти преступники, нагнала полиция, завязалась перестрелка, и бандиты были захвачены. Помощник начальника одесского сыска полковник Дон-Донцов задержал 12 «котовцев», но сам атаман смог скрыться…
В Кишиневское полицейское управление поступил донос о том, кто скрывается под личиной управляющего поместьем Ивана Николаевича Ромашкана, проживающего в Бендерском уезде на хуторе имения «Кайнары». Котовский утверждал, что был «продан властям за 10 тысяч рублей» провокатором, но провокатор получил только тысячу рублей.
У Бессарабского вице-губернатора Арсеньева было получено разрешение на арест Котовского.
25 июня сформированный отряд полицейских во главе с кишиневским полицмейстером Зайцевым (иногда ошибочно указывают фамилию Славинский), приставом 3-го участка Гембарским и исправником Хаджи-Коли (который уже три раза арестовывал знаменитого главаря банды, отстраненный от должности в связи с делом Зильберга в 1908 году и избежавший суда лишь благодаря шурину, товарищу министра юстиции Люце, был восстановлен в полиции на должности уездного исправника) на машине тайно выехал в Бендерский уезд. О готовящемся аресте осведомлены были очень немногие в полиции, остальным же участникам операции сказали о цели столь спешной поездки лишь тогда, когда отряд прибыл в имение помещика Недова, соседа Стаматова. Эти предосторожности указывают на то, что у Котовского, по-видимому, оставалась агентура в полицейском управлении.
Хутор был окружен тридцатью полицейскими и жандармами. Полицейские, переодетые в крестьян, устроили засаду на Котовского в экономии. Но Котовский почувствовал, что под личиной крестьян прячутся полицейские, и галопом пытался ускакать на коне из экономии. На своем пути он наткнулся на конный отряд полицейских. Преследователи гнались за Котовским 12 верст… Поняв, что он окружен, а конь под ним обессилен, Котовский пытался спрятаться в высоких ячменных полях. Но полицейские решили прочесать поле. Когда они уже были близко, Котовский встал с поднятыми руками. Но по безоружному атаману они сделали два выстрела. Стрелял Зайцев из нагана. Котовский упал, обливаясь кровью, но рана в грудь оказалась несмертельной. На Котовского надели наручники и кандалы, а уж после этого перебинтовали.
Выяснялось, что за полгода до своего ареста Котовский, чтобы легализоваться, нанялся надсмотрщиком в имение, но часто отлучался с хутора на несколько недель. В эти «отпуска» он и руководил налетами своей банды. При обыске комнаты в имении, где проживал Котовский, был найден «браунинг» с единственным патроном в стволе, рядом лежала записка: «Сия пуля при трудном положении принадлежала для меня лично. Людей я не стрелял и стрелять не буду. Гр. Котовский».
В аресте Котовского принимал участие его товарищ по учебе, ставший помощником пристава, Петр Чеманский. Интересно, что через двадцать четыре года, когда войска Красной Армии вошли в Бессарабию, старика Чеманского судил Военный трибунал и приговорил к расстрелу за участие в аресте Котовского.
Сопровождали арестованного Котовского до Кишинева полицмейстер, Хаджи-Коли, Чеманский, пристав 3-го участка титулярный советник Гембарский и околоточный надзиратель Садовский.
«Одесские новости» в статье «Задержание Котовского» уверяли: «Чем дальше, тем больше выясняется своеобразная личность этого человека. Приходится признать, что название «легендарный» им вполне заслужено. Котовский как бы бравировал своей беззаветной удалью, своей изумительной неустрашимостью… В то время как его имя было на устах местной полиции, Котовский, живя по подложному паспорту, разгуливал по Кишиневу, просиживал часами на веранде местного кафе «Рабина», занимал номера в самой фешенебельной гостинице, посещал театры и увеселительные заведения, часто сталкивался как раз с теми чинами полиции, которые его знали, но не узнавали».
9 июля 1916 года Григория Котовского, закованного в специально сделанные для него кандалы, вместе с группой заключенных перевели из кишиневской тюрьмы в одесскую. Первым делом Котовский написал письма знакомым адвокатам с достаточно громкими именами – В. Шишко и В. Лузгину – с просьбой взять на себя его защиту на предстоящем суде. На эту просьбу откликнулся только Лузгин, дав официальное согласие защищать Котовского.
В октябре 1916 года начался суд над «атаманом Ада». Зная, что ему неминуемо грозит казнь, Котовский полностью раскаялся в своей пространной «исповеди» на суде. В свое оправдание он заявил, что часть захваченных денег он отдавал бедным и в Красный Крест, на помощь раненным на войне. Никаких доказательств этих благородных деяний не предъявил.
Котовский оправдывался тем, что он не только не убивал людей, но и никогда из оружия не стрелял, а носил его ради форса, потому что «уважал человека, его человеческое достоинство… не совершая никаких физических насилий потому, что всегда с любовью относился к человеческой жизни». Просил Григорий отправить его «штрафником» на фронт, где он «с радостью погибнет за царя»…
Суду и следствию нужны были не факты, детали нападений, а фамилии тех бандитов, которые еще не арестованы, адреса, куда передавались деньги и ценности. Котовский утверждал, что деньги направлялись в Красный Крест для помощи раненым, раздавались беднякам. Что сказал Котовский на следствии, мы никогда не узнаем. Но ни молчание, ни сотрудничество со следствием ему уже не могли помочь. Советские историки уверяли, что Котовский даже в камере «смертника» готовил новый побег. Но он был невозможен, да и сам Котовский принял тактику полного раскаяния.
В середине октября 1916 года Котовский был приговорен к повешению Одесским военно-окружным судом: «…подсудимого Григория Котовского, уже лишенного всех прав состояния, подвергнуть смертной казни через повешение…»
Но власти почему-то не спешили исполнить приговор. Сорок пять суток Григорий Котовский просидел в камере «смертников», ожидая повешения. А тем временем он забросал царскую канцелярию прошениями о помиловании и одновременно отослал в местную администрацию просьбу заменить повешение расстрелом.
Преступникам чрезвычайно везло в Российской империи. Еще один «благородный разбойник» – Камо – Тер-Петросян – четыре раза был приговорен к смертной казни через повешение и жив остался! По амнистии в связи с празднованием в империи 300-летия царствования дома Романовых смертную казнь Камо заменили двадцатилетней каторгой (1913), которая через четыре года закончилась освобождением и лаврами героя революции.
Любопытно, что за разбойника Григория Котовского хлопотали популярный тогда командующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов* (который по долгу службы должен был утверждать смертные приговоры) и его жена Надежда Брусилова-Желиховская. Котовский, зная, что мадам Брусилова занимается благотворительностью и опекает осужденных, пишет ей письмо, умоляя спасти его. «Письмо длинное, подробное и очень хорошо написанное, – вспоминала Н.В. Брусилова. – На рассвете он должен был быть повешен. Письмо было написано за несколько дней ранее, но никак не могло быть передано… Читая это письмо, первый раз в жизни я отдала себе отчет, что от меня зависят жизнь и смерть человека».
Письмо во многом повторяло «Исповедь» Котовского. Он раскаивался, перекладывал вину на обстоятельства и плохую компанию, сожалел, умолял… Теперь он осознал гибельность разбоя и революции, теперь он за царя и хочет смыть позор кровью… Вот строчки из этого письма: «…поставленный своими преступлениями перед лицом позорной смерти, потрясенный сознанием, что, уходя из этой жизни, оставляю после себя такой ужасный нравственный багаж, такую позорную память, и испытывая страстную, жгучую потребность и жажду исправить и загладить содеянное зло… чувствуя в себе силы, которые помогут мне снова возродиться и стать снова в полном и абсолютном смысле честным человеком и полезным для своего Великого Отечества, которое я так всегда горячо, страстно и беззаветно любил, я осмеливаюсь обратиться к Вашему Превосходительству и коленопреклоненно умоляю заступиться за меня и спасти мне жизнь».
В письме он так именует себя: «…не злодей, не прирожденный опасный преступник, а случайно павший человек». Письмо к Брусиловой спасло жизнь обреченному. Госпожа Брусилова была очень впечатлительна и сердобольна. Мадам Брусилова позвонила командующему Одесским военным округом генералу М. Эбелову (будет расстрелян большевиками в июле 1919 года), прокурору Одессы и попросила их отложить казнь Котовского, чтобы иметь время написать мужу. По настоянию жены генерал Брусилов (герой Брусиловского прорыва) сначала просил губернатора и прокурора отложить казнь, а впоследствии своим приказом заменил казнь пожизненной каторгой. Как только Февральская революция позволила Котовскому покинуть тюрьму, он нанес визит Н. Брусиловой и поблагодарил за свое «чудесное» спасение, заявив, что теперь «будет жить для других».
В начале декабря 1916 года Котовскому объявили о милости и сохранении ему жизни, перевели в камеру «вечников». В тюрьме он встретил своих подельников из отряда: Стригунова, Афанасьев, братьев Гефтман, Ивченко, Кициса.
Но Котовского новая революционная власть Временного правительства не выпускала на волю. Причем первое решение новой власти касательно судьбы мнимого «революционера» и пересмотра приговора было довольно суровым. Вместо пожизненной каторги он «получал» 12 лет каторги с запрещением заниматься общественно-политической деятельностью.
Никаких доказательств длительного участия Котовского в революционных организациях не было обнаружено, как не нашлось и доказательств «благотворительной» деятельности разбойника и раздач «молока», «хлеба» или денег беднякам. Революционные власти продолжали считать его только банальным разбойником, хотя часть одесских газет всячески расхваливала «подвиги» Котовского и требовала его освобождения.
В хор радетелей за Котовского включился и местный одесский писатель Александр Федоров, который лично просил министра юстиции освободить арестанта «с перегоревшей в раскаянии душой». «Если Вы, господин Министр, – писал Федоров, – склонны верить некоторой зоркости писателя, двадцать пять лет изучавшего человеческие сердца, вы не ошибетесь, если в это благословенное время даруете Котовскому просимую милость». Ошибся Федоров и в своем герое, и в благословенном времени…
8 марта 1917 года в одесской тюрьме вспыхнул бунт заключенных. Во время бунта неожиданно отличился заключенный Котовский, призывавший уголовников прекратить бунт. Он надеялся, что такой поступок ему зачтется. Уголовники попытались, используя революционный момент, бежать, но, как только они перелезали через стену, их тут же хватали казаки и снова водворяли за решетку. Котовский объяснил заключенным тщетность их попыток.
Григорий Иванович предложил охранять ворота силами самих заключенных из бывших солдат, снять со всех кандалы, двери камер днем держать открытыми, разрешая свободное передвижение в пределах тюрьмы, контроль за поступлением продуктов и их использованием по назначению возложить на заключенных, разрешить свидания заключенных с родственниками, все камеры обеспечить матрацами и одеялами, наладить отопление всех камер… Переговоры с начальником тюрьмы поручили группе каторжан во главе с Котовским.
Результатом этого бунта стали новые тюремные «революционные» порядки. Газеты тогда сообщали: «Все камеры открыты. Внутри ограды нет ни одного надзирателя. Введено полное самоуправление заключенных. Во главе тюрьмы – Котовский и помощник присяжного поверенного Звонкин. (В действительности Котовский был членом тюремного комитета. – Прим. авт.) Котовский любезно водит по тюрьме экскурсии».
Так возникла «тюремная республика» во главе с Котовским. Шумиха, поднятая в одесских газетах, привлекла внимание одесситов к тюрьме. К ней потянулись любопытные, и Котовский охотно стал водить их как экскурсионные группы по тюремным корпусам. Показывал темные крохотные карцеры, перевоспитание уголовных преступников. Прокурору Желуднику, выступившему против «тюремной республики», Григорий Иванович дает отповедь в письме, которое было опубликовано в одесской газете «Власть народа».
В конце марта 1917 года газеты сообщали, что Котовский был на время отпущен из тюрьмы и явился к начальнику Одесского военного округа генералу Марксу с предложением о своем освобождении. Котовский убеждал генерала, что может принести большую пользу «новому режиму» как организатор «революционной милиции» (!). Он заявил, что знает всех преступников Одессы и может помочь в их аресте или перевоспитании. Таким образом, Котовский признавал себя частью «преступной среды» и уголовным авторитетом.
В одесской прессе появлялись сообщения о том, что Котовский успел оказать некоторые услуги Секции общественной безопасности в поимке провокаторов и уголовных. В частности, он ходил вместе с милицией на обыски и аресты, будучи при этом заключенным… Невероятная изворотливость и способность жертвовать… своими друзьями!
Предложение Котовского о его персональном освобождении «за революционные заслуги» рассматривали городские одесские власти и решили отказать ему, оставив его на нарах.
Но Котовский не унимался… Он отправил телеграмму министру юстиции Александру Керенскому, которому сообщил об «издевательствах над старым революционером» и просил помиловать его и отправить на фронт…
Эту просьбу начальник штаба округа «революционный» генерал Николай Маркс снабдил своей резолюцией: «Горячо верю в искренность просителя и прошу об исполнении просьбы». Исполком Румчерода* поставил перед Одесским военно-окружным судом вопрос о немедленном пересмотре дела Котовского. Александр Керенский, не решаясь сам освободить разбойника, вернул прошение «на усмотрение местных властей».
Пользуясь огромным авторитетом в одесской тюрьме, Котовский под честное слово на несколько дней отлучался из тюрьмы для своих демаршей по условному освобождению. Он также шантажировал одесские власти, угрожая им восстанием заключенных в тюрьме, в случае если он не будет освобожден до 1 мая 1917 года.
В марте 1917-го в кафе «Саратов» 40 уголовных «авторитетов» Одессы и округа провели свою конференцию. Котовский тогда вещал: «Мы из тюремного замка посланы призвать всех объединиться для поддержки нового строя. Нам надо подняться, получить доверие и освободиться. Никому от этого опасности нет, мы хотим бросить свое ремесло и вернуться к мирному труду. Объединим всех в борьбе с преступностью. В Одессе возможна полная безопасность без полиции». Это была программа, схожая с заявлениями современных «бригадных», берущих под «крыши» богатых коммерсантов. Котовский говорил от имени воров и расписывался за воров… От имени воров он обращался к одесским властям с просьбой отправить всех уголовников на фронт «защищать революционное Отечество». Но власти тогда проявили мудрость.
«Блатная» конференция приняла резолюцию, в которой инициативная группа от имени уголовных преступников Одессы, как находящихся на свободе, так и заключенных в одесской тюрьме, заявила о полной готовности содействовать поддержанию и сохранению порядка и безопасности в возрожденной Одессе, особенно если уголовникам будет дана возможность ознакомить все общественные организации с их положением и нуждами, если будет возвращена свобода всем узникам одесской тюрьмы и если им разрешат открыто собраться и обсудить способы устройства честной жизни и ликвидации позорного прошлого. Собрание поручило Г. Котовскому, А. Кицису, Поляку, И. Иванову и М. Медведеву в ближайшее время созвать общее собрание уголовных преступников Одессы.
В конце марта 1917 года в одной из одесских газет было опубликовано сообщение о том, что Котовский якобы бежал из тюрьмы. Представители секции Общественной безопасности исполнительного комитета Одесского Совета рабочих депутатов были вынуждены выступить с опровержением этого заявления. Они заявили, что Котовский не только не скрывался от властей, но и выполнял специальное задание секции Общественной безопасности.
В апреле Котовский пишет письмо от имени заключенных начальнику тюрьмы и городским властям. В этом письме он предлагает преобразовать тюремную систему и выпустить большинство уголовных на волю «для строительства коммунизма!». Котовский решает начать сбор средств на перевоспитание уголовных. Он добивается разрешения 19 апреля провести в тюрьме благотворительный концерт. Сбор от концерта должен был поступить для организации Комитета содействия перерождающимся преступникам. Газеты Одессы пестрели сообщениями о блатном концерте, но концерт не состоялся.
Котовский использует свое назначение членом комитета самоуправления тюрьмы для давления на власти. Он добился отставки надзирателей, улучшения быта заключенных и открытия дверей камер «для полноценного общения заключенных». 30 апреля 1917 года Котовский отослал прокурору новую просьбу – амнистировать его как политического и отправить на фронт.
В Кишиневское полицейское управление поступил донос о том, кто скрывается под личиной управляющего поместьем Ивана Николаевича Ромашкана, проживающего в Бендерском уезде на хуторе имения «Кайнары». Котовский утверждал, что был «продан властям за 10 тысяч рублей» провокатором, но провокатор получил только тысячу рублей.
У Бессарабского вице-губернатора Арсеньева было получено разрешение на арест Котовского.
25 июня сформированный отряд полицейских во главе с кишиневским полицмейстером Зайцевым (иногда ошибочно указывают фамилию Славинский), приставом 3-го участка Гембарским и исправником Хаджи-Коли (который уже три раза арестовывал знаменитого главаря банды, отстраненный от должности в связи с делом Зильберга в 1908 году и избежавший суда лишь благодаря шурину, товарищу министра юстиции Люце, был восстановлен в полиции на должности уездного исправника) на машине тайно выехал в Бендерский уезд. О готовящемся аресте осведомлены были очень немногие в полиции, остальным же участникам операции сказали о цели столь спешной поездки лишь тогда, когда отряд прибыл в имение помещика Недова, соседа Стаматова. Эти предосторожности указывают на то, что у Котовского, по-видимому, оставалась агентура в полицейском управлении.
Хутор был окружен тридцатью полицейскими и жандармами. Полицейские, переодетые в крестьян, устроили засаду на Котовского в экономии. Но Котовский почувствовал, что под личиной крестьян прячутся полицейские, и галопом пытался ускакать на коне из экономии. На своем пути он наткнулся на конный отряд полицейских. Преследователи гнались за Котовским 12 верст… Поняв, что он окружен, а конь под ним обессилен, Котовский пытался спрятаться в высоких ячменных полях. Но полицейские решили прочесать поле. Когда они уже были близко, Котовский встал с поднятыми руками. Но по безоружному атаману они сделали два выстрела. Стрелял Зайцев из нагана. Котовский упал, обливаясь кровью, но рана в грудь оказалась несмертельной. На Котовского надели наручники и кандалы, а уж после этого перебинтовали.
Выяснялось, что за полгода до своего ареста Котовский, чтобы легализоваться, нанялся надсмотрщиком в имение, но часто отлучался с хутора на несколько недель. В эти «отпуска» он и руководил налетами своей банды. При обыске комнаты в имении, где проживал Котовский, был найден «браунинг» с единственным патроном в стволе, рядом лежала записка: «Сия пуля при трудном положении принадлежала для меня лично. Людей я не стрелял и стрелять не буду. Гр. Котовский».
В аресте Котовского принимал участие его товарищ по учебе, ставший помощником пристава, Петр Чеманский. Интересно, что через двадцать четыре года, когда войска Красной Армии вошли в Бессарабию, старика Чеманского судил Военный трибунал и приговорил к расстрелу за участие в аресте Котовского.
Сопровождали арестованного Котовского до Кишинева полицмейстер, Хаджи-Коли, Чеманский, пристав 3-го участка титулярный советник Гембарский и околоточный надзиратель Садовский.
«Одесские новости» в статье «Задержание Котовского» уверяли: «Чем дальше, тем больше выясняется своеобразная личность этого человека. Приходится признать, что название «легендарный» им вполне заслужено. Котовский как бы бравировал своей беззаветной удалью, своей изумительной неустрашимостью… В то время как его имя было на устах местной полиции, Котовский, живя по подложному паспорту, разгуливал по Кишиневу, просиживал часами на веранде местного кафе «Рабина», занимал номера в самой фешенебельной гостинице, посещал театры и увеселительные заведения, часто сталкивался как раз с теми чинами полиции, которые его знали, но не узнавали».
9 июля 1916 года Григория Котовского, закованного в специально сделанные для него кандалы, вместе с группой заключенных перевели из кишиневской тюрьмы в одесскую. Первым делом Котовский написал письма знакомым адвокатам с достаточно громкими именами – В. Шишко и В. Лузгину – с просьбой взять на себя его защиту на предстоящем суде. На эту просьбу откликнулся только Лузгин, дав официальное согласие защищать Котовского.
В октябре 1916 года начался суд над «атаманом Ада». Зная, что ему неминуемо грозит казнь, Котовский полностью раскаялся в своей пространной «исповеди» на суде. В свое оправдание он заявил, что часть захваченных денег он отдавал бедным и в Красный Крест, на помощь раненным на войне. Никаких доказательств этих благородных деяний не предъявил.
Котовский оправдывался тем, что он не только не убивал людей, но и никогда из оружия не стрелял, а носил его ради форса, потому что «уважал человека, его человеческое достоинство… не совершая никаких физических насилий потому, что всегда с любовью относился к человеческой жизни». Просил Григорий отправить его «штрафником» на фронт, где он «с радостью погибнет за царя»…
Суду и следствию нужны были не факты, детали нападений, а фамилии тех бандитов, которые еще не арестованы, адреса, куда передавались деньги и ценности. Котовский утверждал, что деньги направлялись в Красный Крест для помощи раненым, раздавались беднякам. Что сказал Котовский на следствии, мы никогда не узнаем. Но ни молчание, ни сотрудничество со следствием ему уже не могли помочь. Советские историки уверяли, что Котовский даже в камере «смертника» готовил новый побег. Но он был невозможен, да и сам Котовский принял тактику полного раскаяния.
В середине октября 1916 года Котовский был приговорен к повешению Одесским военно-окружным судом: «…подсудимого Григория Котовского, уже лишенного всех прав состояния, подвергнуть смертной казни через повешение…»
Но власти почему-то не спешили исполнить приговор. Сорок пять суток Григорий Котовский просидел в камере «смертников», ожидая повешения. А тем временем он забросал царскую канцелярию прошениями о помиловании и одновременно отослал в местную администрацию просьбу заменить повешение расстрелом.
Преступникам чрезвычайно везло в Российской империи. Еще один «благородный разбойник» – Камо – Тер-Петросян – четыре раза был приговорен к смертной казни через повешение и жив остался! По амнистии в связи с празднованием в империи 300-летия царствования дома Романовых смертную казнь Камо заменили двадцатилетней каторгой (1913), которая через четыре года закончилась освобождением и лаврами героя революции.
Любопытно, что за разбойника Григория Котовского хлопотали популярный тогда командующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов* (который по долгу службы должен был утверждать смертные приговоры) и его жена Надежда Брусилова-Желиховская. Котовский, зная, что мадам Брусилова занимается благотворительностью и опекает осужденных, пишет ей письмо, умоляя спасти его. «Письмо длинное, подробное и очень хорошо написанное, – вспоминала Н.В. Брусилова. – На рассвете он должен был быть повешен. Письмо было написано за несколько дней ранее, но никак не могло быть передано… Читая это письмо, первый раз в жизни я отдала себе отчет, что от меня зависят жизнь и смерть человека».
Письмо во многом повторяло «Исповедь» Котовского. Он раскаивался, перекладывал вину на обстоятельства и плохую компанию, сожалел, умолял… Теперь он осознал гибельность разбоя и революции, теперь он за царя и хочет смыть позор кровью… Вот строчки из этого письма: «…поставленный своими преступлениями перед лицом позорной смерти, потрясенный сознанием, что, уходя из этой жизни, оставляю после себя такой ужасный нравственный багаж, такую позорную память, и испытывая страстную, жгучую потребность и жажду исправить и загладить содеянное зло… чувствуя в себе силы, которые помогут мне снова возродиться и стать снова в полном и абсолютном смысле честным человеком и полезным для своего Великого Отечества, которое я так всегда горячо, страстно и беззаветно любил, я осмеливаюсь обратиться к Вашему Превосходительству и коленопреклоненно умоляю заступиться за меня и спасти мне жизнь».
В письме он так именует себя: «…не злодей, не прирожденный опасный преступник, а случайно павший человек». Письмо к Брусиловой спасло жизнь обреченному. Госпожа Брусилова была очень впечатлительна и сердобольна. Мадам Брусилова позвонила командующему Одесским военным округом генералу М. Эбелову (будет расстрелян большевиками в июле 1919 года), прокурору Одессы и попросила их отложить казнь Котовского, чтобы иметь время написать мужу. По настоянию жены генерал Брусилов (герой Брусиловского прорыва) сначала просил губернатора и прокурора отложить казнь, а впоследствии своим приказом заменил казнь пожизненной каторгой. Как только Февральская революция позволила Котовскому покинуть тюрьму, он нанес визит Н. Брусиловой и поблагодарил за свое «чудесное» спасение, заявив, что теперь «будет жить для других».
В начале декабря 1916 года Котовскому объявили о милости и сохранении ему жизни, перевели в камеру «вечников». В тюрьме он встретил своих подельников из отряда: Стригунова, Афанасьев, братьев Гефтман, Ивченко, Кициса.
* * *
Грянула Февральская революция 1917 года. Ворота тюрем распахнулись для идейных революционеров. Даже анархисты-террористы и бомбисты-эсеры были выпущены на свободу и встречались народом как «буревестники революции». Каторжанин Нестор Махно, несмотря на статью терроризм и вымогательство, обрел свободу и вернулся на Родину как герой.Но Котовского новая революционная власть Временного правительства не выпускала на волю. Причем первое решение новой власти касательно судьбы мнимого «революционера» и пересмотра приговора было довольно суровым. Вместо пожизненной каторги он «получал» 12 лет каторги с запрещением заниматься общественно-политической деятельностью.
Никаких доказательств длительного участия Котовского в революционных организациях не было обнаружено, как не нашлось и доказательств «благотворительной» деятельности разбойника и раздач «молока», «хлеба» или денег беднякам. Революционные власти продолжали считать его только банальным разбойником, хотя часть одесских газет всячески расхваливала «подвиги» Котовского и требовала его освобождения.
В хор радетелей за Котовского включился и местный одесский писатель Александр Федоров, который лично просил министра юстиции освободить арестанта «с перегоревшей в раскаянии душой». «Если Вы, господин Министр, – писал Федоров, – склонны верить некоторой зоркости писателя, двадцать пять лет изучавшего человеческие сердца, вы не ошибетесь, если в это благословенное время даруете Котовскому просимую милость». Ошибся Федоров и в своем герое, и в благословенном времени…
8 марта 1917 года в одесской тюрьме вспыхнул бунт заключенных. Во время бунта неожиданно отличился заключенный Котовский, призывавший уголовников прекратить бунт. Он надеялся, что такой поступок ему зачтется. Уголовники попытались, используя революционный момент, бежать, но, как только они перелезали через стену, их тут же хватали казаки и снова водворяли за решетку. Котовский объяснил заключенным тщетность их попыток.
Григорий Иванович предложил охранять ворота силами самих заключенных из бывших солдат, снять со всех кандалы, двери камер днем держать открытыми, разрешая свободное передвижение в пределах тюрьмы, контроль за поступлением продуктов и их использованием по назначению возложить на заключенных, разрешить свидания заключенных с родственниками, все камеры обеспечить матрацами и одеялами, наладить отопление всех камер… Переговоры с начальником тюрьмы поручили группе каторжан во главе с Котовским.
Результатом этого бунта стали новые тюремные «революционные» порядки. Газеты тогда сообщали: «Все камеры открыты. Внутри ограды нет ни одного надзирателя. Введено полное самоуправление заключенных. Во главе тюрьмы – Котовский и помощник присяжного поверенного Звонкин. (В действительности Котовский был членом тюремного комитета. – Прим. авт.) Котовский любезно водит по тюрьме экскурсии».
Так возникла «тюремная республика» во главе с Котовским. Шумиха, поднятая в одесских газетах, привлекла внимание одесситов к тюрьме. К ней потянулись любопытные, и Котовский охотно стал водить их как экскурсионные группы по тюремным корпусам. Показывал темные крохотные карцеры, перевоспитание уголовных преступников. Прокурору Желуднику, выступившему против «тюремной республики», Григорий Иванович дает отповедь в письме, которое было опубликовано в одесской газете «Власть народа».
В конце марта 1917 года газеты сообщали, что Котовский был на время отпущен из тюрьмы и явился к начальнику Одесского военного округа генералу Марксу с предложением о своем освобождении. Котовский убеждал генерала, что может принести большую пользу «новому режиму» как организатор «революционной милиции» (!). Он заявил, что знает всех преступников Одессы и может помочь в их аресте или перевоспитании. Таким образом, Котовский признавал себя частью «преступной среды» и уголовным авторитетом.
В одесской прессе появлялись сообщения о том, что Котовский успел оказать некоторые услуги Секции общественной безопасности в поимке провокаторов и уголовных. В частности, он ходил вместе с милицией на обыски и аресты, будучи при этом заключенным… Невероятная изворотливость и способность жертвовать… своими друзьями!
Предложение Котовского о его персональном освобождении «за революционные заслуги» рассматривали городские одесские власти и решили отказать ему, оставив его на нарах.
Но Котовский не унимался… Он отправил телеграмму министру юстиции Александру Керенскому, которому сообщил об «издевательствах над старым революционером» и просил помиловать его и отправить на фронт…
Эту просьбу начальник штаба округа «революционный» генерал Николай Маркс снабдил своей резолюцией: «Горячо верю в искренность просителя и прошу об исполнении просьбы». Исполком Румчерода* поставил перед Одесским военно-окружным судом вопрос о немедленном пересмотре дела Котовского. Александр Керенский, не решаясь сам освободить разбойника, вернул прошение «на усмотрение местных властей».
Пользуясь огромным авторитетом в одесской тюрьме, Котовский под честное слово на несколько дней отлучался из тюрьмы для своих демаршей по условному освобождению. Он также шантажировал одесские власти, угрожая им восстанием заключенных в тюрьме, в случае если он не будет освобожден до 1 мая 1917 года.
В марте 1917-го в кафе «Саратов» 40 уголовных «авторитетов» Одессы и округа провели свою конференцию. Котовский тогда вещал: «Мы из тюремного замка посланы призвать всех объединиться для поддержки нового строя. Нам надо подняться, получить доверие и освободиться. Никому от этого опасности нет, мы хотим бросить свое ремесло и вернуться к мирному труду. Объединим всех в борьбе с преступностью. В Одессе возможна полная безопасность без полиции». Это была программа, схожая с заявлениями современных «бригадных», берущих под «крыши» богатых коммерсантов. Котовский говорил от имени воров и расписывался за воров… От имени воров он обращался к одесским властям с просьбой отправить всех уголовников на фронт «защищать революционное Отечество». Но власти тогда проявили мудрость.
«Блатная» конференция приняла резолюцию, в которой инициативная группа от имени уголовных преступников Одессы, как находящихся на свободе, так и заключенных в одесской тюрьме, заявила о полной готовности содействовать поддержанию и сохранению порядка и безопасности в возрожденной Одессе, особенно если уголовникам будет дана возможность ознакомить все общественные организации с их положением и нуждами, если будет возвращена свобода всем узникам одесской тюрьмы и если им разрешат открыто собраться и обсудить способы устройства честной жизни и ликвидации позорного прошлого. Собрание поручило Г. Котовскому, А. Кицису, Поляку, И. Иванову и М. Медведеву в ближайшее время созвать общее собрание уголовных преступников Одессы.
В конце марта 1917 года в одной из одесских газет было опубликовано сообщение о том, что Котовский якобы бежал из тюрьмы. Представители секции Общественной безопасности исполнительного комитета Одесского Совета рабочих депутатов были вынуждены выступить с опровержением этого заявления. Они заявили, что Котовский не только не скрывался от властей, но и выполнял специальное задание секции Общественной безопасности.
В апреле Котовский пишет письмо от имени заключенных начальнику тюрьмы и городским властям. В этом письме он предлагает преобразовать тюремную систему и выпустить большинство уголовных на волю «для строительства коммунизма!». Котовский решает начать сбор средств на перевоспитание уголовных. Он добивается разрешения 19 апреля провести в тюрьме благотворительный концерт. Сбор от концерта должен был поступить для организации Комитета содействия перерождающимся преступникам. Газеты Одессы пестрели сообщениями о блатном концерте, но концерт не состоялся.
Котовский использует свое назначение членом комитета самоуправления тюрьмы для давления на власти. Он добился отставки надзирателей, улучшения быта заключенных и открытия дверей камер «для полноценного общения заключенных». 30 апреля 1917 года Котовский отослал прокурору новую просьбу – амнистировать его как политического и отправить на фронт.