Страница:
Оба мерили друг друга взглядами. Глаза одного спрашивали: «Знает что-нибудь Менгам или не знает?» Глаза другого говорили: «Опасен мне этот парень или не опасен?»
Прошло несколько секунд. Луарн первый отвел глаза в сторону и проворчал:
— Порсал так Порсал! Я не возражаю против ваших приказаний.
— Это очень любезно с твоей стороны, — усмехнулся довольный Менгам.
Луарн круто повернулся на каблуках и вышел.
Трое оставшихся переглянулись между собой. Менгам подозвал меня и положил мне руку на плечо:
— Ты поедешь с Луарном…
— Да, — подтвердил Прижан. — Из Порсала ты можешь пройти к твоим двоюродным братьям, в Гэнсон… Это развлечет тебя… Но ты, кажется, недоволен?
Крестный пристально посмотрел на меня. Я стоял бледный, опустив глаза и не смея признаться, что я боюсь, смертельно боюсь остаться на одном судне с Луарном…
Признаться в этом не позволяла гордость. С другой же стороны, одно слово «Порсал» уже было для меня магнитом.
Наступила ночь. В окнах домов Ламполя зажглись огоньки. Менгам со своими спутниками сошел на сушу, и весь экипаж, кроме меня и Луарна, последовал их примеру. Едва «Бешеный» опустел, как на пристани появилась Мария Наур. Луарн тихонько свистнул. Она прыгнула в лодку и стала грести в нашем направлении.
Я нарочно отошел подальше, не желая попадаться ей на глаза.
Сидя на корме, я слышал, как голос Луарна окликнул ее, когда ее лодка поравнялась с бортом «Бешеного». Она поднялась на палубу.
После этого все стихло, но минут через десять я услышал полусдавленный крик, топот ног, и мимо меня пробежала черная фигура Марии.
Она убегала от настигавшего ее Луарна и злобно бросала ему в лицо:
— Убийца! Убийца!
Он схватил ее за руку и пригнул к полу… Доски заскрипели и застонали, послышался стон, шум борьбы, падение тела и горький плач Марии. Потом наступила снова тишина, и вдруг прозвучал голос Луарна:
— Меня посылают в Порсал. Ты понимаешь, что это значит?
Ответа Марии я не слышал. Мимо проплыл баркас с несколькими матросами, которые громко пели и разговаривали, но за шумом их голосов я все же уловил слова:
— Менгам наготове. Надо предупредить остальных…
Мария покинула «Бешеный» поздно ночью… Огоньки фонарей в порту плясали на черных водах. Ламполь крепко спал.
На следующее утро Менгам, Корсен и мой крестный отправились в Брест. Все трое принарядились, как на праздник, причем у Корсена и у моего крестного были совершенно одинаковые костюмы и одинаковые фуражки с золотыми пуговицами.
На берегу за ними побежала было толпа любопытных мальчишек, но они быстро отделались от них, взойдя на маленький пароходик, отвозивший пассажиров «на континент». Среди этих пассажиров была и Мария Наур.
Ровно в одиннадцать часов вечера «Бешеный» снялся с якоря. Луарн за все время перед нашим отплытием не сказал мне ни единого слова, и я инстинктивно чувствовал, что он догадывается о моей ненависти к нему и избегает меня.
Знал ли он о том, что я видел, как он убил слепого? Знал ли он, что я видел, как он сверлил каучуковую трубку?.. На это я не мог ответить, но мне было совершенно ясно одно: Луарн замышляет что-то, У Луарна есть сообщники, и Мария Наур недаром отправилась в Брест.
По прибытии в Порсал я, перед тем как сойти на берег, предупредил Луарна, что пробуду несколько дней у своих двоюродных братьев. Он промолчал.
Я отправился в путь в полдень, рассчитывая добраться до места к ночи. Но солнце уже садилось, а идти было еще далеко.
Я решил переночевать в первой же гостинице, которая попадется мне по дороге. В сумерки я набрел на небольшое здание у перекрестка дорог. Над дверьми висела ветка омелы. Я вошел во двор и попросил разрешения переночевать. Пожилая женщина приветливо пригласила меня войти в комнату.
В маленьком зальце было несколько человек, гревшихся у камина. На столе стопка тарелок, опорожненные стаканы и остатки холодного мяса, сыра и ветчины. Хозяйка ласково предложила мне закусить.
Едва я уселся за столик, как в комнату вошли два господина в охотничьих костюмах и в сопровождении двух борзых. Они поставили свои ружья у стены и расположились поближе к огню, с наслаждением покуривая трубки.
Из их отрывистых разговоров я узнал, что с некоторых пор в этом краю стало неспокойно. Появилась какая-то шайка, известная под кличкой «морская банда», которая грабит дома, разоряет фермы, угоняет скот и наводит панику на все окрестные селения.
Один из охотников сказал:
— Кажется, вчера вечером эта банда уже похозяйничала в Лан-ар-Кэ…
На это один из только что вошедших крестьян заметил;
— Нет ничего удивительного, если разбойники явятся не сегодня завтра к Дрэфу отбирать у него его «сокровища». Я слышал, что с ними Ян, брат Антуана.
Я услышал знакомое имя «Дрэф» и навострил уши.
Крестьянин продолжал:
— Сказать по правде, если они отберут у Антуана Дрэфа даже все его золото, то им хватит этого всего лишь на один зуб.
Но вокруг шумно запротестовали:
— Как бы не так. Антуан лазал на дно океана за своим золотом уже давно, но кто ему мешает слазить еще один раз? Ведь море не отдало ему сразу все свои миллионы.
Хозяйка гостиницы вмешалась в разговор:
— По-моему, не нужно далеко и лазить… Золото-то тут, под боком.
Один из охотников откликнулся с оживлением:
— Золото тут? Да где же именно?
— Возле самых скал. Тут разбилось столько кораблей, что их не пересчитать. Не правда ли, господин Персо, — обратилась она к другому охотнику, — ведь эта старая лисица доверху набила золотом свои мешки?
— Вы говорите об Антуане Дрэфе?
— Ну да, о рыбаке из Кергралля.
Охотник ничего не ответил.
Все примолкли… Каждый как будто лелеял в своей душе мечту об этом золоте, которое лежит вот здесь, совсем близко, стоит только протянуть к нему руку.
И среди тишины прозвучал чей-то голос:
— Странно, что Менгам еще не пожаловал сюда. Тут ему была бы пожива.
— Менгам, — перебил человек в длинной рабочей блузе, повозка которого только что остановилась у гостиницы, — да ведь я два часа назад видел в порту судно Менгама «Бешеный».
Все закричали наперебой:
— Менгам? Менгам тут? Не может быть!
Сам не знаю, как это случилось, но я вдруг преодолел свою застенчивость и довольно громко заявил, что Менгам в Бресте, а в порту стоит только его судно. «Бешеный» вышел лишь вчера вечером из Уэссана, и я сам был на борту.
Это заявление вызвало живейшее любопытство. Меня окружили со всех сторон, рассматривали, расспрашивали, как будто человек, побывавший на «Бешеном», являлся каким-то феноменом.
Глава VII
Глава VIII
Глава IX
Прошло несколько секунд. Луарн первый отвел глаза в сторону и проворчал:
— Порсал так Порсал! Я не возражаю против ваших приказаний.
— Это очень любезно с твоей стороны, — усмехнулся довольный Менгам.
Луарн круто повернулся на каблуках и вышел.
Трое оставшихся переглянулись между собой. Менгам подозвал меня и положил мне руку на плечо:
— Ты поедешь с Луарном…
— Да, — подтвердил Прижан. — Из Порсала ты можешь пройти к твоим двоюродным братьям, в Гэнсон… Это развлечет тебя… Но ты, кажется, недоволен?
Крестный пристально посмотрел на меня. Я стоял бледный, опустив глаза и не смея признаться, что я боюсь, смертельно боюсь остаться на одном судне с Луарном…
Признаться в этом не позволяла гордость. С другой же стороны, одно слово «Порсал» уже было для меня магнитом.
Наступила ночь. В окнах домов Ламполя зажглись огоньки. Менгам со своими спутниками сошел на сушу, и весь экипаж, кроме меня и Луарна, последовал их примеру. Едва «Бешеный» опустел, как на пристани появилась Мария Наур. Луарн тихонько свистнул. Она прыгнула в лодку и стала грести в нашем направлении.
Я нарочно отошел подальше, не желая попадаться ей на глаза.
Сидя на корме, я слышал, как голос Луарна окликнул ее, когда ее лодка поравнялась с бортом «Бешеного». Она поднялась на палубу.
После этого все стихло, но минут через десять я услышал полусдавленный крик, топот ног, и мимо меня пробежала черная фигура Марии.
Она убегала от настигавшего ее Луарна и злобно бросала ему в лицо:
— Убийца! Убийца!
Он схватил ее за руку и пригнул к полу… Доски заскрипели и застонали, послышался стон, шум борьбы, падение тела и горький плач Марии. Потом наступила снова тишина, и вдруг прозвучал голос Луарна:
— Меня посылают в Порсал. Ты понимаешь, что это значит?
Ответа Марии я не слышал. Мимо проплыл баркас с несколькими матросами, которые громко пели и разговаривали, но за шумом их голосов я все же уловил слова:
— Менгам наготове. Надо предупредить остальных…
Мария покинула «Бешеный» поздно ночью… Огоньки фонарей в порту плясали на черных водах. Ламполь крепко спал.
На следующее утро Менгам, Корсен и мой крестный отправились в Брест. Все трое принарядились, как на праздник, причем у Корсена и у моего крестного были совершенно одинаковые костюмы и одинаковые фуражки с золотыми пуговицами.
На берегу за ними побежала было толпа любопытных мальчишек, но они быстро отделались от них, взойдя на маленький пароходик, отвозивший пассажиров «на континент». Среди этих пассажиров была и Мария Наур.
Ровно в одиннадцать часов вечера «Бешеный» снялся с якоря. Луарн за все время перед нашим отплытием не сказал мне ни единого слова, и я инстинктивно чувствовал, что он догадывается о моей ненависти к нему и избегает меня.
Знал ли он о том, что я видел, как он убил слепого? Знал ли он, что я видел, как он сверлил каучуковую трубку?.. На это я не мог ответить, но мне было совершенно ясно одно: Луарн замышляет что-то, У Луарна есть сообщники, и Мария Наур недаром отправилась в Брест.
По прибытии в Порсал я, перед тем как сойти на берег, предупредил Луарна, что пробуду несколько дней у своих двоюродных братьев. Он промолчал.
Я отправился в путь в полдень, рассчитывая добраться до места к ночи. Но солнце уже садилось, а идти было еще далеко.
Я решил переночевать в первой же гостинице, которая попадется мне по дороге. В сумерки я набрел на небольшое здание у перекрестка дорог. Над дверьми висела ветка омелы. Я вошел во двор и попросил разрешения переночевать. Пожилая женщина приветливо пригласила меня войти в комнату.
В маленьком зальце было несколько человек, гревшихся у камина. На столе стопка тарелок, опорожненные стаканы и остатки холодного мяса, сыра и ветчины. Хозяйка ласково предложила мне закусить.
Едва я уселся за столик, как в комнату вошли два господина в охотничьих костюмах и в сопровождении двух борзых. Они поставили свои ружья у стены и расположились поближе к огню, с наслаждением покуривая трубки.
Из их отрывистых разговоров я узнал, что с некоторых пор в этом краю стало неспокойно. Появилась какая-то шайка, известная под кличкой «морская банда», которая грабит дома, разоряет фермы, угоняет скот и наводит панику на все окрестные селения.
Один из охотников сказал:
— Кажется, вчера вечером эта банда уже похозяйничала в Лан-ар-Кэ…
На это один из только что вошедших крестьян заметил;
— Нет ничего удивительного, если разбойники явятся не сегодня завтра к Дрэфу отбирать у него его «сокровища». Я слышал, что с ними Ян, брат Антуана.
Я услышал знакомое имя «Дрэф» и навострил уши.
Крестьянин продолжал:
— Сказать по правде, если они отберут у Антуана Дрэфа даже все его золото, то им хватит этого всего лишь на один зуб.
Но вокруг шумно запротестовали:
— Как бы не так. Антуан лазал на дно океана за своим золотом уже давно, но кто ему мешает слазить еще один раз? Ведь море не отдало ему сразу все свои миллионы.
Хозяйка гостиницы вмешалась в разговор:
— По-моему, не нужно далеко и лазить… Золото-то тут, под боком.
Один из охотников откликнулся с оживлением:
— Золото тут? Да где же именно?
— Возле самых скал. Тут разбилось столько кораблей, что их не пересчитать. Не правда ли, господин Персо, — обратилась она к другому охотнику, — ведь эта старая лисица доверху набила золотом свои мешки?
— Вы говорите об Антуане Дрэфе?
— Ну да, о рыбаке из Кергралля.
Охотник ничего не ответил.
Все примолкли… Каждый как будто лелеял в своей душе мечту об этом золоте, которое лежит вот здесь, совсем близко, стоит только протянуть к нему руку.
И среди тишины прозвучал чей-то голос:
— Странно, что Менгам еще не пожаловал сюда. Тут ему была бы пожива.
— Менгам, — перебил человек в длинной рабочей блузе, повозка которого только что остановилась у гостиницы, — да ведь я два часа назад видел в порту судно Менгама «Бешеный».
Все закричали наперебой:
— Менгам? Менгам тут? Не может быть!
Сам не знаю, как это случилось, но я вдруг преодолел свою застенчивость и довольно громко заявил, что Менгам в Бресте, а в порту стоит только его судно. «Бешеный» вышел лишь вчера вечером из Уэссана, и я сам был на борту.
Это заявление вызвало живейшее любопытство. Меня окружили со всех сторон, рассматривали, расспрашивали, как будто человек, побывавший на «Бешеном», являлся каким-то феноменом.
Глава VII
Рука, кинжал, тройка, девятка
Покинув радушный кров гостиницы, я наутро добрался до своих двоюродных братьев и провел у них три дня.
На рассвете четвертого дня я отправился обратно, избрав тот же самый путь.
Снова спустились сумерки на землю, и в сумерках лес, вдоль которого шла дорога, показался мне жутким и зловещим. Оголенные ветки деревьев торчали как вздернутые кверху руки, и корни выпирали из земли, точно нарочно, чтобы человек споткнулся о них. Я старался прибавить шагу и уже не шел, а почти бежал, как вдруг на повороте перед самым моим носом вынырнула какая-то старуха в платке. Рядом с ней стояла убогая повозка, а возле повозки овечка щипала пожелтевшую траву.
Старуха окликнула меня:
— Добрый вечер. Поздненько ты вышел на прогулку!
У нее был грубый, хриплый, низкий голос, почти бас…
Я ответил ей:
— Добрый вечер, — и хотел уже было пройти мимо, но она остановила меня:
— Подожди-ка, паренек.
Я ускорил шаги, но она пошла следом за мной:
— Черт возьми, ты не хочешь остановиться? Может быть, ты боишься? Боишься бедной, дряхлой старушонки? Вот дурачок.
Я вообще не боялся дряхлых старушонок, но эта старушка, в черном платке, в какой-то странной серой крылатке, в больших сапогах, с низким, грубым голосом и щетинистым подбородком, не внушала мне никакого доверия, и мне хотелось только поскорее отделаться от нее.
— Дай-ка мне руку, — попросила она, и в тот же миг моя рука очутилась точно в железных тисках.
— Куда ты ид ешь?
— В Порсал, — ответил я.
При этих словах она обернулась и сделала какой-то знак. Из-за ближайших деревьев вынырнуло человек пять-шесть мужчин. Вид у них был самый подозрительный, и они совсем не производили впечатления странников.
Они вступили со старухой в разговор, ведя его вполголоса, старуха же, забывая свой дряхлый возраст, выпрямилась, и из-под юбки выглянул краешек брюк. Я понял, что передо мной мужчина. Один из мужчин обратился ко мне:
— Скажите-ка, «барышня», вы действительно не боитесь нас?
Я не обратил внимания на насмешливую кличку «барышня» и ответил:
— Нет, не боюсь.
— Вот это хорошо. Но в таком случае разрешите нам дать «барышне» маленькое поручение: вы возвращаетесь сегодня вечером в Порсал, к мамаше?
— Да, — ответил я сердито.
— Чудесно. Так пусть же «барышня» завтра утром прогуляется в порт и посмотрит, пришел ли «Бешеный» — это название судна, понимаешь? И если он пришел, то «барышня» вежливенько разыщет на «Бешеном» матроса Луарна — именно Луарна, а не кого другого — и скажет ему: «Кто-то прибыл и кто-то ждет». Понятно?
Я кивнул головой.
— Луарн… Его зовут Луарн… Не забудь имя. Повтори, что ты скажешь ему?
Подумав немного, я добавил:
— А если он спросит меня, кто прибыл и кто послал меня?
Человек нерешительно потоптался на месте и пошел советоваться с товарищами.
Вернувшись ко мне, он протянул монету в два су и сказал:
— Возьми эту монетку и отдай ее Луарну… Отдавая, скажи: «Кто-то прибыл и кто-то ждет». Луарн толковый парень. Он не спросит тебя ни «кто», ни «где», ни «когда»… Но только помни: болтать об этом ты не должен никому, иначе…
Он погрозил мне кулаком, но на него со всех сторон зашипели:
— Ну, ну, полегче… Не пугай «барышню».
Я сунул монету в жилетный карман и уже хотел было улизнуть, как меня снова остановили:
— Подожди. Ты идешь не туда.
— Да ведь это дорога в Порсал.
— Ты глуп, паренек. Следуй за мной.
Один из мужчин взял меня за шиворот и повел перед собой. Встретившуюся по пути канаву он перепрыгнул одним махом и перекинул меня через нее, как котенка.
— Мы пойдем по другой дороге, тут гораздо ближе, — сказал он, увлекая меня на тропинку, обсаженную ивами…
Я чувствовал, что меня обманывают и указывают мне кружной путь.
Но я чувствовал также, что протестовать было бы бесполезно, так как, очевидно, в расчеты шайки входило заставить меня прийти в Порсал как можно позже и оставить себе время скрыться и замести следы.
Мы прошли около ста метров. Я осторожно повернул голову и увидел, что ни повозки, ни старухи и никого из ее компании уже не было на прежнем месте.
Мой спутник довел меня до какой-то невысокой ограды и коротко приказал:
— Прыгай.
Я перепрыгнул.
Когда я стоял уже по ту сторону, он сказал мне:
— Иди лесом и не бойся… Скоро ты выйдешь на широкую дорогу… Первая же дорожка налево приведет тебя в Порсал.
— Сколько километров? — спросил я.
— Двадцать. Лучше, если бы ты переночевал где-нибудь, а завтра утром пойдешь дальше. Смотри только, не попадись на глаза лесным сторожам. Прощай. И не забудь, что тебе велели передать Луарну.
Он ушел, и я вздохнул от радости, что наконец-то остался один.
Указанную мне дорогу я нашел скоро, но дождь, накрапывавший еще тогда, когда я шел с моим спутником, перешел в настоящий ливень. Я промок до костей и тщетно старался спрятаться под деревьями… У меня было прескверное чувство человека, забравшегося ночью в чужие владения и боявшегося, что его каждую минуту могут настигнуть и поймать.
Было уже почти совсем темно, когда я вдруг наткнулся на тех двух охотников, которых встретил в гостинице при дороге.
Один из них, господин Персо, сразу же узнал меня, едва только чиркнул спичкой и осветил мое лицо.
— Мы с тобой знакомы, малыш. — И прибавил с удивлением: — Скажи мне, пожалуйста, каким образом ты забрался в мой парк?
— Мне указали неверную дорогу, — объяснил я. — Мне надо попасть в Порсал.
— Да ведь ты идешь в обратную сторону от Порсала.
— Мне сказали, что первая же дорожка налево приведет меня в Порсал.
— Верно, но ты сделаешь, таким образом, крюк в четыре или пять лье.
Он посмотрел на мое смущенное и растерянное лицо и сказал:
— Ты промок до костей. Пойдем-ка с нами.
Я с радостью согласился. Дождь лил потоком. Когда мы вошли в дом господина Персо, то с нас текло как с утопленников. Персо подвел меня к печке в кухне и сказал:
— Сними-ка свою курточку и высуши ее.
Я снял куртку и жилет и хотел повесить их на спинку стула. При этом из кармана жилета выпала монетка, которую я должен был передать Луарну, и покатилась под ноги хозяину дома.
— Ты теряешь свое богатство, малыш, — засмеялся господин Персо, поднимая монету и рассматривая ее.
— Что за странная штука? В первый раз вижу такую. Монета с изображением руки, кинжала и двух цифр. Тройки и девятки. Чеканка, правда, немножко грубовата.
Я, в свою очередь, принялся рассматривать монету, на которую раньше не обратил никакого внимания.
Рука, кинжал, тройка и девятка.
Что это означает?
И в тот же миг я вспомнил слова Луарна, сказанные Марии Наур:
— Надо предупредить остальных.
Я в нескольких словах рассказал о моей встрече в лесу. Господин Персо, сильно заинтригованный, вертел монетку между пальцами и говорил:
— Я уверен, что это какой-то секретный знак. И мне кажется, что тут замешана «морская шайка».
На рассвете четвертого дня я отправился обратно, избрав тот же самый путь.
Снова спустились сумерки на землю, и в сумерках лес, вдоль которого шла дорога, показался мне жутким и зловещим. Оголенные ветки деревьев торчали как вздернутые кверху руки, и корни выпирали из земли, точно нарочно, чтобы человек споткнулся о них. Я старался прибавить шагу и уже не шел, а почти бежал, как вдруг на повороте перед самым моим носом вынырнула какая-то старуха в платке. Рядом с ней стояла убогая повозка, а возле повозки овечка щипала пожелтевшую траву.
Старуха окликнула меня:
— Добрый вечер. Поздненько ты вышел на прогулку!
У нее был грубый, хриплый, низкий голос, почти бас…
Я ответил ей:
— Добрый вечер, — и хотел уже было пройти мимо, но она остановила меня:
— Подожди-ка, паренек.
Я ускорил шаги, но она пошла следом за мной:
— Черт возьми, ты не хочешь остановиться? Может быть, ты боишься? Боишься бедной, дряхлой старушонки? Вот дурачок.
Я вообще не боялся дряхлых старушонок, но эта старушка, в черном платке, в какой-то странной серой крылатке, в больших сапогах, с низким, грубым голосом и щетинистым подбородком, не внушала мне никакого доверия, и мне хотелось только поскорее отделаться от нее.
— Дай-ка мне руку, — попросила она, и в тот же миг моя рука очутилась точно в железных тисках.
— Куда ты ид ешь?
— В Порсал, — ответил я.
При этих словах она обернулась и сделала какой-то знак. Из-за ближайших деревьев вынырнуло человек пять-шесть мужчин. Вид у них был самый подозрительный, и они совсем не производили впечатления странников.
Они вступили со старухой в разговор, ведя его вполголоса, старуха же, забывая свой дряхлый возраст, выпрямилась, и из-под юбки выглянул краешек брюк. Я понял, что передо мной мужчина. Один из мужчин обратился ко мне:
— Скажите-ка, «барышня», вы действительно не боитесь нас?
Я не обратил внимания на насмешливую кличку «барышня» и ответил:
— Нет, не боюсь.
— Вот это хорошо. Но в таком случае разрешите нам дать «барышне» маленькое поручение: вы возвращаетесь сегодня вечером в Порсал, к мамаше?
— Да, — ответил я сердито.
— Чудесно. Так пусть же «барышня» завтра утром прогуляется в порт и посмотрит, пришел ли «Бешеный» — это название судна, понимаешь? И если он пришел, то «барышня» вежливенько разыщет на «Бешеном» матроса Луарна — именно Луарна, а не кого другого — и скажет ему: «Кто-то прибыл и кто-то ждет». Понятно?
Я кивнул головой.
— Луарн… Его зовут Луарн… Не забудь имя. Повтори, что ты скажешь ему?
Подумав немного, я добавил:
— А если он спросит меня, кто прибыл и кто послал меня?
Человек нерешительно потоптался на месте и пошел советоваться с товарищами.
Вернувшись ко мне, он протянул монету в два су и сказал:
— Возьми эту монетку и отдай ее Луарну… Отдавая, скажи: «Кто-то прибыл и кто-то ждет». Луарн толковый парень. Он не спросит тебя ни «кто», ни «где», ни «когда»… Но только помни: болтать об этом ты не должен никому, иначе…
Он погрозил мне кулаком, но на него со всех сторон зашипели:
— Ну, ну, полегче… Не пугай «барышню».
Я сунул монету в жилетный карман и уже хотел было улизнуть, как меня снова остановили:
— Подожди. Ты идешь не туда.
— Да ведь это дорога в Порсал.
— Ты глуп, паренек. Следуй за мной.
Один из мужчин взял меня за шиворот и повел перед собой. Встретившуюся по пути канаву он перепрыгнул одним махом и перекинул меня через нее, как котенка.
— Мы пойдем по другой дороге, тут гораздо ближе, — сказал он, увлекая меня на тропинку, обсаженную ивами…
Я чувствовал, что меня обманывают и указывают мне кружной путь.
Но я чувствовал также, что протестовать было бы бесполезно, так как, очевидно, в расчеты шайки входило заставить меня прийти в Порсал как можно позже и оставить себе время скрыться и замести следы.
Мы прошли около ста метров. Я осторожно повернул голову и увидел, что ни повозки, ни старухи и никого из ее компании уже не было на прежнем месте.
Мой спутник довел меня до какой-то невысокой ограды и коротко приказал:
— Прыгай.
Я перепрыгнул.
Когда я стоял уже по ту сторону, он сказал мне:
— Иди лесом и не бойся… Скоро ты выйдешь на широкую дорогу… Первая же дорожка налево приведет тебя в Порсал.
— Сколько километров? — спросил я.
— Двадцать. Лучше, если бы ты переночевал где-нибудь, а завтра утром пойдешь дальше. Смотри только, не попадись на глаза лесным сторожам. Прощай. И не забудь, что тебе велели передать Луарну.
Он ушел, и я вздохнул от радости, что наконец-то остался один.
Указанную мне дорогу я нашел скоро, но дождь, накрапывавший еще тогда, когда я шел с моим спутником, перешел в настоящий ливень. Я промок до костей и тщетно старался спрятаться под деревьями… У меня было прескверное чувство человека, забравшегося ночью в чужие владения и боявшегося, что его каждую минуту могут настигнуть и поймать.
Было уже почти совсем темно, когда я вдруг наткнулся на тех двух охотников, которых встретил в гостинице при дороге.
Один из них, господин Персо, сразу же узнал меня, едва только чиркнул спичкой и осветил мое лицо.
— Мы с тобой знакомы, малыш. — И прибавил с удивлением: — Скажи мне, пожалуйста, каким образом ты забрался в мой парк?
— Мне указали неверную дорогу, — объяснил я. — Мне надо попасть в Порсал.
— Да ведь ты идешь в обратную сторону от Порсала.
— Мне сказали, что первая же дорожка налево приведет меня в Порсал.
— Верно, но ты сделаешь, таким образом, крюк в четыре или пять лье.
Он посмотрел на мое смущенное и растерянное лицо и сказал:
— Ты промок до костей. Пойдем-ка с нами.
Я с радостью согласился. Дождь лил потоком. Когда мы вошли в дом господина Персо, то с нас текло как с утопленников. Персо подвел меня к печке в кухне и сказал:
— Сними-ка свою курточку и высуши ее.
Я снял куртку и жилет и хотел повесить их на спинку стула. При этом из кармана жилета выпала монетка, которую я должен был передать Луарну, и покатилась под ноги хозяину дома.
— Ты теряешь свое богатство, малыш, — засмеялся господин Персо, поднимая монету и рассматривая ее.
— Что за странная штука? В первый раз вижу такую. Монета с изображением руки, кинжала и двух цифр. Тройки и девятки. Чеканка, правда, немножко грубовата.
Я, в свою очередь, принялся рассматривать монету, на которую раньше не обратил никакого внимания.
Рука, кинжал, тройка и девятка.
Что это означает?
И в тот же миг я вспомнил слова Луарна, сказанные Марии Наур:
— Надо предупредить остальных.
Я в нескольких словах рассказал о моей встрече в лесу. Господин Персо, сильно заинтригованный, вертел монетку между пальцами и говорил:
— Я уверен, что это какой-то секретный знак. И мне кажется, что тут замешана «морская шайка».
Глава VIII
Тайна рыбака
После ужина, когда старая служанка, убрав со стола, пожелала нам доброй ночи, господин Персо наполнил наши рюмки и приступил к рассказу. Я запомнил все от слова до слова, хотя мне и в голову не приходило тогда, что скоро я сам столкнусь со всеми этими людьми и буду участвовать в их приключениях.
— Обратили ли вы внимание, — так начал господин Персо, — на одно странное совпадение: судно Менгама появилось в Порсале как раз в то время, когда «морская банда» снова зашевелилась в наших краях. Не доказывает ли это, что акулы почуяли где-то поблизости богатую добычу? Ведь недаром же ходит легенда, что у наших берегов скрыто под водой баснословное сокровище.
Многие утверждают, что все это сказки. Пусть так! Но я немало наслышался об этом кладе еще в детстве и, помнится, тогда уже мечтал о том, чтобы добраться до него.
Никто, насколько мне известно, никогда не пытался проверить эти слухи, пока такой смельчак не выискался наконец лет двадцать тому назад. Он произвел розыски между Порсалом и северо-западным побережьем Уэссана, но туман застиг предприимчивого малого среди скал, его судно — «Дерзкий» — разбилось в щепы, и сам он пошел ко дну вместе со всей своей командой. Таким образом, подтвердилось старинное поверье — гибель ждет всякого, кто попытается извлечь клад со дна морского.
Мрачная тайна, окружавшая похороненное сокровище, как будто сгустилась еще больше, и с тех пор никто уже не пробовал нарушать его могильный покой. Но вот один рыбак из Порсала, по имени Антуан Дрэф, наткнулся как-то на корпус затонувшего корабля. Он стал хвастаться, что скоро разбогатеет — больше того, он забросил свои сети. Но так как малый он был не глупый, то о месте своей находки он не проронил ни слова.
Антуан Дрэф занимался своим скромным промыслом вместе со своим братом Яном, который был немного моложе его, и оба рыбака, замкнутые и нелюдимые, очень подходили друг к другу по характеру. Они жили в маленькой хижине, прилепившейся к скале, точно морская раковина, и вели суровую, полную лишений, жизнь, ничего не ожидая в будущем, ни на что не надеясь.
Однако счастливая находка сразу точно переродила Антуана. В этот день он отправился в море один, так как брату его понадобилось зачем-то в город.
Вернувшись домой, Ян нашел их жалкую хижину запертой, лодка же, как всегда после ловли, вытащена на песок. Ян решил, что брат отправился продавать рыбу. Но время шло, а его все не было. Рыбак забеспокоился и отправился на поиски брата.
Долго он бродил по окрестным местам — Антуана не было нигде. Наконец, добравшись до деревни, Ян заглянул на всякий случай в трактир, куда они обычно продавали рыбу. Антуан был там. Этот молчаливый, угрюмый малый почувствовал вдруг непреодолимую потребность увидеть людей, похвастаться перед ними своей удачей.
Я сам был при этом и видел все, вот как вижу сейчас вас обоих. Перед кабачком на площади, в сгущающихся сумерках, возбужденно жужжали кучки людей. Деревенские кумушки, работая локтями и кулаками, старались протиснуться поближе к двери, из которой вместе с запахами сидра и еды доносился неясный гул голосов. Ян с трудом пробрался к крыльцу.
Кто-то крикнул ему:
— Слышь, братец-то твой сокровище нашел!
— Что-о?
Рыбак ничего не понял и принялся еще энергичнее проталкиваться вперед.
Антуана окружала целая толпа, одни орали что было мочи, стараясь перекричать друг друга, другие смеялись, третьи глубокомысленно покачивали головами. А кто-то изо всех сил колотил по столу, и дребезжанье посуды, сливаясь с общим гулом, придавало ему какую-то тревожную нотку»
Увидев брата, Антуан умолк — хотя до этой минуты он говорил без умолку. Он сидел, втянув голову в плечи, напряженно глядя перед собой.
— Ну? — спросил его Ян. — Рассказывай, чего ты там подцепил?
Но тот уткнулся в свой стакан и ничего не ответил.
Кто-то счел своим долгом объяснить:
— Да вот говорит, будто на клад набрел, на Порсальский.
Ян весь встрепенулся:
— Антуан, да что же ты?..
Но Антуан как в рот воды набрал. Другим он мог рассказывать о своей удаче, их он не боялся. Ведь они все равно не сумеют ничего открыть. Но как солгать брату, как скрыть от него то, во что Антуан не хотел никого посвящать. Да, один только Ян был опасен ему, Ян, с которым он никогда не разлучался, который умел читать в его душе как в своей собственной. Одно движение, один взгляд — и Ян поймет все.
Младший брат отошел в сторону, так ничего и не добившись, а Антуан, точно одержимый, начал шуметь и носиться по заведению. Право, можно было подумать, что в него бес вселился. А когда глаза его встречались с глазами брата, он злобно хихикал и гримасничал.
Наконец наступила ночь, хозяин выставил засидевшихся гостей на улицу, последние сплетники волей-неволей разбрелись по домам, пошли и братья Дрэф.
Только тут Ян, шедший позади, заметил, что Антуан нетверд на ногах.
— Да ты, брат, здорово нализался, — крикнул он ему, смеясь, — прямо сказать, напился как свинья.
Но Антуан по-прежнему молчал.
Два-три человека, в том числе и я, из любопытства пошли следом за ними. Мы думали, что они сейчас спустятся к берегу, где лепилась их хижина — «Отрубленная Рука». Но Антуан, миновав тропинку, пошел дальше, а Ян безмолвно последовал за ним, как тень.
Вдруг Антуан остановился, как бы забыв о присутствии брата. Широко раскрытые глаза его были устремлены на море, ноздри раздувались, точно у лошади — вот-вот заржет. В темном небе теплился перламутром молодой месяц, горизонт тонул во мгле, внизу тускло поблескивало море.
Встревоженный Ян положил руку на плечо брата:
— Антуан! Да что с тобой?
Тот свирепо высвободился.
Простая душа Яна не знала до сих пор искушений, и блеск золота не волновал ее. Нужда и суровый труд приучили его к смирению, и даже весть о найденном сокровище не пробудила в нем алчности. Но тут он почувствовал себя вдруг глубоко обиженным, и где-то в самых тайниках его существа впервые зашевелилась зависть.
Право, можно было лопнуть от досады, видя, как Антуан шатается целыми днями без дела и при этом всегда сыт и пьян. Где он брал деньги? Ян то и дело замечал у брата какую-нибудь обновку — то кожаный кошелек, то трубку, и однажды фетровую шляпу, как у настоящего богача. Вот эти мелочи больше всего и разжигали в нем нехорошее чувство к Антуану. Иногда, подчиняясь искушению, он украдкой поглаживал фетр и даже примерял шляпу.
На этих мелочах Ян впервые почувствовал разницу между своим и чужим и дал себе клятву, что разыщет клад, чего бы это ему ни стоило.
Он стал следить за братом. Когда тот уходил в море, он взбирался на утес и не выпускал лодки из виду, пока голубая даль не поглощала ее без следа. А ночью он объезжал в челноке места, где днем побывал Антуан. Но все было напрасно.
По округе между тем ходили самые разнообразные слухи и толки. Одни утверждали, что Антуан уже порядком набил карман, извлекая сокровища по частям, другие, напротив, думали, что он не притрагивается к кладу, боясь, как бы брат его, «прощелыга и бездельник», не прикарманил бы золота. Но хитрый рыбак продолжал молчать как рыба, он ничего не утверждал, ничего не отрицал.
Признаюсь вам, что и я пытался однажды выведать у Антуана его тайну. Приняв как можно более независимый вид, я направился к хижине, где он живет и по сей день.
Мы повстречались с ним у самого спуска, Антуан шел куда-то своим медленным шагом, волоча ноги.
— Ну, Дрэф, — сказал я без дальних предисловий, — поговаривают, что вы скоро станете, а может быть, уже стали, самым богатым человеком в наших краях.
Я впился в него глазами, стараясь уловить, какое впечатление произведут мои слова, но лицо рыбака оставалось непроницаемым, ни одна черточка в нем не дрогнула. Мне даже показалось, что он не понял меня. Вдруг в глазах его вспыхнул огонек:
— А-а! — насмешливо протянул он.
Не скажу вам, чтобы вид его внушил мне большую симпатию. Жесткий, недоверчивый взгляд и странная смесь простоты и лукавства не вызывали доверия. Я вгляделся в него внимательнее. Это был уже старик, конченый человек, дрожащий, изглоданный алкоголем.
— Признайтесь, Антуан, здорово вы удивились, когда наткнулись на клад… Как это вышло? Случайно или вы долго искали его? Ну-ка, расскажите…
Уж, конечно, он не за мухами охотился в этот день. Выехал, как всегда, в море, только на этот раз один, потому что Ян отправился в Сен-Ренан за парусиной.
Я слушал его с напряженным вниманием, стараясь уловить в его рассказе хоть одну фальшивую нотку, но старый рыбак и не пробовал ввести меня в заблуждение, назвав какое-нибудь вымышленное место. Он только подмигнул слегка, как бы давая мне понять, что не откроет тайны. Он ловил рыбу. Вдруг удочка его зацепилась за что-то под водой. Он посмотрел. В зеленоватой полумгле ясно вырисовывались очертания корабля.
Он рассказал мне об этом очень подробно, но не дал ни одного существенного указания. Все было по-прежнему туманно и неопределенно, хотя и казалось вполне правдоподобным.
Под нами, сверкая серебряной чешуей, расстилалось море, сотни утесов и скал теснились у его края, точно сбившееся стадо овец, вдали едва белел парусник. Антуан по дороге то и дело называл мне подводные рифы, заводи, фарватеры, точно желая внушить мне мысль, что вот тут, совсем близко, лежит огромное богатство… и что стоит ему только протянуть руку, и я узнаю, где оно находится. Я старался не слушать его, чтобы отделаться от соблазна, но старик, задыхаясь от ходьбы и указывая неопределенным жестом на море, упрямо твердил:
— Там он, там!.. вот чтобы мне провалиться на этом месте, если вру!
Он — клад… Но ничего более определенного я добиться не мог. Туманные намеки и сознательные противоречия начали раздражать меня, и, чтобы переменить тему, я спросил:
— А брат ваш?.. А Ян?
Он нахмурился и проворчал:
— Шалопай… скотина! Сущая скотина! Шиш он у меня увидит, вот что!
Больше мне не удалось вытянуть из него ни слова. Но я понял, что причиной этого упорного нелепого молчания был попросту безграничный эгоизм.
Жадность и страх заставляли его отказаться от посторонней помощи. Сам он не умел, конечно, извлечь из-под воды ни одного гроша, но мысль о дележе, все равно с кем, хотя бы с братом, была невыносима ему: все или ничего!
— Я уверен, — закончил господин Персо, — что никто так никогда и не узнает этой тайны. С годами старик забудет точное местонахождение клада, и в этот день сокровище погибнет для мира во второй раз. Эти опасения, увы, недавно подтвердились. Мне передавали, что Антуан совсем выжил из ума, и алкоголь быстро заканчивает свою разрушительную работу.
— Ну а Ян? — спросил господин Маркуль. — Быть может, он знает что-нибудь?
— Ян исчез, — ответил наш хозяин. — Однажды, поссорившись с Антуаном, он связал свой узелок и ушел. Мне рассказывали, что Антуан долго смотрел ему вслед холодным, жестким взглядом. Он хотел убедиться, что брат действительно уходит.
Ян медленно удалялся, опустив голову, и мешок за его спиной качался на ходу, точно нырял в волнах колосящейся ржи.
Проводив брата взглядом, старый Дрэф, успокоенный, вернулся в хижину.
— Обратили ли вы внимание, — так начал господин Персо, — на одно странное совпадение: судно Менгама появилось в Порсале как раз в то время, когда «морская банда» снова зашевелилась в наших краях. Не доказывает ли это, что акулы почуяли где-то поблизости богатую добычу? Ведь недаром же ходит легенда, что у наших берегов скрыто под водой баснословное сокровище.
Многие утверждают, что все это сказки. Пусть так! Но я немало наслышался об этом кладе еще в детстве и, помнится, тогда уже мечтал о том, чтобы добраться до него.
Никто, насколько мне известно, никогда не пытался проверить эти слухи, пока такой смельчак не выискался наконец лет двадцать тому назад. Он произвел розыски между Порсалом и северо-западным побережьем Уэссана, но туман застиг предприимчивого малого среди скал, его судно — «Дерзкий» — разбилось в щепы, и сам он пошел ко дну вместе со всей своей командой. Таким образом, подтвердилось старинное поверье — гибель ждет всякого, кто попытается извлечь клад со дна морского.
Мрачная тайна, окружавшая похороненное сокровище, как будто сгустилась еще больше, и с тех пор никто уже не пробовал нарушать его могильный покой. Но вот один рыбак из Порсала, по имени Антуан Дрэф, наткнулся как-то на корпус затонувшего корабля. Он стал хвастаться, что скоро разбогатеет — больше того, он забросил свои сети. Но так как малый он был не глупый, то о месте своей находки он не проронил ни слова.
Антуан Дрэф занимался своим скромным промыслом вместе со своим братом Яном, который был немного моложе его, и оба рыбака, замкнутые и нелюдимые, очень подходили друг к другу по характеру. Они жили в маленькой хижине, прилепившейся к скале, точно морская раковина, и вели суровую, полную лишений, жизнь, ничего не ожидая в будущем, ни на что не надеясь.
Однако счастливая находка сразу точно переродила Антуана. В этот день он отправился в море один, так как брату его понадобилось зачем-то в город.
Вернувшись домой, Ян нашел их жалкую хижину запертой, лодка же, как всегда после ловли, вытащена на песок. Ян решил, что брат отправился продавать рыбу. Но время шло, а его все не было. Рыбак забеспокоился и отправился на поиски брата.
Долго он бродил по окрестным местам — Антуана не было нигде. Наконец, добравшись до деревни, Ян заглянул на всякий случай в трактир, куда они обычно продавали рыбу. Антуан был там. Этот молчаливый, угрюмый малый почувствовал вдруг непреодолимую потребность увидеть людей, похвастаться перед ними своей удачей.
Я сам был при этом и видел все, вот как вижу сейчас вас обоих. Перед кабачком на площади, в сгущающихся сумерках, возбужденно жужжали кучки людей. Деревенские кумушки, работая локтями и кулаками, старались протиснуться поближе к двери, из которой вместе с запахами сидра и еды доносился неясный гул голосов. Ян с трудом пробрался к крыльцу.
Кто-то крикнул ему:
— Слышь, братец-то твой сокровище нашел!
— Что-о?
Рыбак ничего не понял и принялся еще энергичнее проталкиваться вперед.
Антуана окружала целая толпа, одни орали что было мочи, стараясь перекричать друг друга, другие смеялись, третьи глубокомысленно покачивали головами. А кто-то изо всех сил колотил по столу, и дребезжанье посуды, сливаясь с общим гулом, придавало ему какую-то тревожную нотку»
Увидев брата, Антуан умолк — хотя до этой минуты он говорил без умолку. Он сидел, втянув голову в плечи, напряженно глядя перед собой.
— Ну? — спросил его Ян. — Рассказывай, чего ты там подцепил?
Но тот уткнулся в свой стакан и ничего не ответил.
Кто-то счел своим долгом объяснить:
— Да вот говорит, будто на клад набрел, на Порсальский.
Ян весь встрепенулся:
— Антуан, да что же ты?..
Но Антуан как в рот воды набрал. Другим он мог рассказывать о своей удаче, их он не боялся. Ведь они все равно не сумеют ничего открыть. Но как солгать брату, как скрыть от него то, во что Антуан не хотел никого посвящать. Да, один только Ян был опасен ему, Ян, с которым он никогда не разлучался, который умел читать в его душе как в своей собственной. Одно движение, один взгляд — и Ян поймет все.
Младший брат отошел в сторону, так ничего и не добившись, а Антуан, точно одержимый, начал шуметь и носиться по заведению. Право, можно было подумать, что в него бес вселился. А когда глаза его встречались с глазами брата, он злобно хихикал и гримасничал.
Наконец наступила ночь, хозяин выставил засидевшихся гостей на улицу, последние сплетники волей-неволей разбрелись по домам, пошли и братья Дрэф.
Только тут Ян, шедший позади, заметил, что Антуан нетверд на ногах.
— Да ты, брат, здорово нализался, — крикнул он ему, смеясь, — прямо сказать, напился как свинья.
Но Антуан по-прежнему молчал.
Два-три человека, в том числе и я, из любопытства пошли следом за ними. Мы думали, что они сейчас спустятся к берегу, где лепилась их хижина — «Отрубленная Рука». Но Антуан, миновав тропинку, пошел дальше, а Ян безмолвно последовал за ним, как тень.
Вдруг Антуан остановился, как бы забыв о присутствии брата. Широко раскрытые глаза его были устремлены на море, ноздри раздувались, точно у лошади — вот-вот заржет. В темном небе теплился перламутром молодой месяц, горизонт тонул во мгле, внизу тускло поблескивало море.
Встревоженный Ян положил руку на плечо брата:
— Антуан! Да что с тобой?
Тот свирепо высвободился.
Простая душа Яна не знала до сих пор искушений, и блеск золота не волновал ее. Нужда и суровый труд приучили его к смирению, и даже весть о найденном сокровище не пробудила в нем алчности. Но тут он почувствовал себя вдруг глубоко обиженным, и где-то в самых тайниках его существа впервые зашевелилась зависть.
Право, можно было лопнуть от досады, видя, как Антуан шатается целыми днями без дела и при этом всегда сыт и пьян. Где он брал деньги? Ян то и дело замечал у брата какую-нибудь обновку — то кожаный кошелек, то трубку, и однажды фетровую шляпу, как у настоящего богача. Вот эти мелочи больше всего и разжигали в нем нехорошее чувство к Антуану. Иногда, подчиняясь искушению, он украдкой поглаживал фетр и даже примерял шляпу.
На этих мелочах Ян впервые почувствовал разницу между своим и чужим и дал себе клятву, что разыщет клад, чего бы это ему ни стоило.
Он стал следить за братом. Когда тот уходил в море, он взбирался на утес и не выпускал лодки из виду, пока голубая даль не поглощала ее без следа. А ночью он объезжал в челноке места, где днем побывал Антуан. Но все было напрасно.
По округе между тем ходили самые разнообразные слухи и толки. Одни утверждали, что Антуан уже порядком набил карман, извлекая сокровища по частям, другие, напротив, думали, что он не притрагивается к кладу, боясь, как бы брат его, «прощелыга и бездельник», не прикарманил бы золота. Но хитрый рыбак продолжал молчать как рыба, он ничего не утверждал, ничего не отрицал.
Признаюсь вам, что и я пытался однажды выведать у Антуана его тайну. Приняв как можно более независимый вид, я направился к хижине, где он живет и по сей день.
Мы повстречались с ним у самого спуска, Антуан шел куда-то своим медленным шагом, волоча ноги.
— Ну, Дрэф, — сказал я без дальних предисловий, — поговаривают, что вы скоро станете, а может быть, уже стали, самым богатым человеком в наших краях.
Я впился в него глазами, стараясь уловить, какое впечатление произведут мои слова, но лицо рыбака оставалось непроницаемым, ни одна черточка в нем не дрогнула. Мне даже показалось, что он не понял меня. Вдруг в глазах его вспыхнул огонек:
— А-а! — насмешливо протянул он.
Не скажу вам, чтобы вид его внушил мне большую симпатию. Жесткий, недоверчивый взгляд и странная смесь простоты и лукавства не вызывали доверия. Я вгляделся в него внимательнее. Это был уже старик, конченый человек, дрожащий, изглоданный алкоголем.
— Признайтесь, Антуан, здорово вы удивились, когда наткнулись на клад… Как это вышло? Случайно или вы долго искали его? Ну-ка, расскажите…
Уж, конечно, он не за мухами охотился в этот день. Выехал, как всегда, в море, только на этот раз один, потому что Ян отправился в Сен-Ренан за парусиной.
Я слушал его с напряженным вниманием, стараясь уловить в его рассказе хоть одну фальшивую нотку, но старый рыбак и не пробовал ввести меня в заблуждение, назвав какое-нибудь вымышленное место. Он только подмигнул слегка, как бы давая мне понять, что не откроет тайны. Он ловил рыбу. Вдруг удочка его зацепилась за что-то под водой. Он посмотрел. В зеленоватой полумгле ясно вырисовывались очертания корабля.
Он рассказал мне об этом очень подробно, но не дал ни одного существенного указания. Все было по-прежнему туманно и неопределенно, хотя и казалось вполне правдоподобным.
Под нами, сверкая серебряной чешуей, расстилалось море, сотни утесов и скал теснились у его края, точно сбившееся стадо овец, вдали едва белел парусник. Антуан по дороге то и дело называл мне подводные рифы, заводи, фарватеры, точно желая внушить мне мысль, что вот тут, совсем близко, лежит огромное богатство… и что стоит ему только протянуть руку, и я узнаю, где оно находится. Я старался не слушать его, чтобы отделаться от соблазна, но старик, задыхаясь от ходьбы и указывая неопределенным жестом на море, упрямо твердил:
— Там он, там!.. вот чтобы мне провалиться на этом месте, если вру!
Он — клад… Но ничего более определенного я добиться не мог. Туманные намеки и сознательные противоречия начали раздражать меня, и, чтобы переменить тему, я спросил:
— А брат ваш?.. А Ян?
Он нахмурился и проворчал:
— Шалопай… скотина! Сущая скотина! Шиш он у меня увидит, вот что!
Больше мне не удалось вытянуть из него ни слова. Но я понял, что причиной этого упорного нелепого молчания был попросту безграничный эгоизм.
Жадность и страх заставляли его отказаться от посторонней помощи. Сам он не умел, конечно, извлечь из-под воды ни одного гроша, но мысль о дележе, все равно с кем, хотя бы с братом, была невыносима ему: все или ничего!
— Я уверен, — закончил господин Персо, — что никто так никогда и не узнает этой тайны. С годами старик забудет точное местонахождение клада, и в этот день сокровище погибнет для мира во второй раз. Эти опасения, увы, недавно подтвердились. Мне передавали, что Антуан совсем выжил из ума, и алкоголь быстро заканчивает свою разрушительную работу.
— Ну а Ян? — спросил господин Маркуль. — Быть может, он знает что-нибудь?
— Ян исчез, — ответил наш хозяин. — Однажды, поссорившись с Антуаном, он связал свой узелок и ушел. Мне рассказывали, что Антуан долго смотрел ему вслед холодным, жестким взглядом. Он хотел убедиться, что брат действительно уходит.
Ян медленно удалялся, опустив голову, и мешок за его спиной качался на ходу, точно нырял в волнах колосящейся ржи.
Проводив брата взглядом, старый Дрэф, успокоенный, вернулся в хижину.
Глава IX
Страшная ночь
Добравшись наконец до Порсала, я убедился, что «Бешеный» стоит еще на якоре. Однако мне показалось, что работы его как будто уже закончены, и юнга, которого я встретил на набережной, подтвердил мне, что все готово к отплытию — ждут только капитана с папашей Менгамом и Корсеном. Они должны приехать завтра.
Услыхав это, я несколько изменил свои планы. Мне совсем не улыбалось встретиться с Луарном, так как в душе я твердо решил ничего не передавать ему. Я мало потеряю, думал я, если увижу «лисью морду» немного позже, а там крестный и папаша Менгам сумеют защитить меня от его мести, если он пронюхает, что я не исполнил поручения. Поэтому я попросил юнгу не упоминать о нашей встрече и поспешно убрался из порта.
Услыхав это, я несколько изменил свои планы. Мне совсем не улыбалось встретиться с Луарном, так как в душе я твердо решил ничего не передавать ему. Я мало потеряю, думал я, если увижу «лисью морду» немного позже, а там крестный и папаша Менгам сумеют защитить меня от его мести, если он пронюхает, что я не исполнил поручения. Поэтому я попросил юнгу не упоминать о нашей встрече и поспешно убрался из порта.